-- Что будете пить? -- спросил клерк.
-- Спасибо, ничего. Наш закон запрещает нам пить, -- ответил Азиз. Ему,
конечно, не раз и не два приходилось нарушать этот закон шариата, но сейчас
был слишком ответственный момент, чтобы позволить себе расслабиться.
Клерк равнодушно пожал плечами и убрал бар.

Поездка продолжалась не меньше часа. Даже если бы Азиз хорошо знал
Нью-Йорк, он мало что сумел бы рассмотреть через полупрозрачную переднюю
перегородку. Сначала ехали по городу, потом пересекли один длинный мост и
другой покороче, шоссе некоторое время шло среди холмов, потом свернуло на
побережье. За всю дорогу клерк не произнес ни слова. Лишь когда лимузин
остановился у ворот какой-то усадьбы, окруженной огромными дубами,
проговорил:
-- Сейчас вас примет мистер Тернер. Вы изложите ему свое дело. Никаких
вопросов не задавать. На его вопросы отвечать кратко и точно. Все
необходимые дополнительные вопросы буду задавать я. А теперь давайте мне ваш
паспорт и вылезайте.
В сопровождении клерка и охранника Азиз прошел по дорожке, проложенной
посреди хорошо ухоженного газона, поднялся на высокий первый этаж особняка и
оказался в просторном холле перед высокой дубовой дверью. Старый слуга или
секретарь в сером сюртуке молча открыл дверь. За ней был просторный
сумрачный кабинет с горящим камином и массивным письменным столом в углу. За
столом сидел сухощавый, с плешью до затылка, человек лет пятидесяти,
возможно, чуть больше, сильно загорелый, с молодыми карими глазами, в
несколько легкомысленном для его возраста и положения белом полотняном
костюме и с шелковым красным фуляром на шее. Письменный стол перед ним был
совершенно пуст.
Клерк принес дубовый стул и поставил его поодаль от письменного стола
-- так, как ставят стул при допросах, молча кивнул: садитесь. Азиз сел.
Клерк отошел в сторону и устроился в одном из кресел.
Человек за столом некоторое время молча рассматривал Азиза, а потом
приказал:
-- Рассказывайте.
Клерк подсказал:
-- Представьтесь. И сразу переходите к делу.
Азиз произнес заранее приготовленные фразы:
-- Мое имя Азиз Садыков. Я являюсь советником командующего армией
освобождения Ичкерии полковника Султана Рузаева. Я приехал к вам, мистер
Тернер, чтобы изложить план, разработанный известным вам человеком по имени
Пилигрим и одобренный полковником Рузаевым...
Через полтора часа, когда беседа закончилась, Азиза препроводили в тот
же лимузин, на котором он сюда приехал, и отвезли в двухкомнатный номер
пригородной гостиницы. Там ему было приказано ждать решения. В передней
комнате расположился охранник в серой униформе, из чего Азиз заключил, что
он находится во временной изоляции. Он ничего не имел против. Он прекрасно
понимал, что мистеру Тернеру нужно время, чтобы обдумать и обсудить со
своими консультантами это крайне необычное предложение.

Азиз был бы потрясен, если бы смог видеть то, что происходило в
особняке после его отъезда. Едва посланник Рузаева вышел из дома, в кабинет
с камином из смежной комнаты вошел очень старый человек с седыми до
голубизны волосами и иссеченным тонкой сеткой морщин лицом.
-- Нет слов, полковник, -- слегка скрипучим голосом сказал он. -- В вас
пропал незаурядный актер. Даже по монитору я чувствовал холодность и
злобность, исходящую от вас. Я всего раз в жизни, мельком, имел сомнительное
удовольствие видеть мистера Тернера, но это ощущение злобного скунса
сохранилось у меня навсегда. Не думаю, что с годами он изменился.
-- Спасибо, сэр, что вы согласились нам помочь, -- ответил его
собеседник, уступая старику кресло за письменным столом. -- Без этого нам
пришлось бы трудно. Слишком мало было времени, чтобы подыскать подходящую
виллу и все подготовить.
Старик усмехнулся:
-- Это вам спасибо, мистер Блюмберг. Вы помогаете мне забыть о
старости. Но давайте послушаем, что скажет Джеф.
Заместитель начальника информационно-аналитического директората ЦРУ
командор Джеффри Коллинз появился в кабинете сэра Генри Уэлша через минуту с
видеокассетой в руках.
-- Все о'кей, -- сказал он, привычным жестом поправляя на носу свои
старообразные очки. -- Запись отличная. Мы хоть сейчас можем предъявить ее
генеральному прокурору. И получим санкции на глобальный контроль над
мистером Тернером.
Сэр Генри Уэлш только покачал головой:
-- Вы не получите санкций, Джеф. Вы получите вызов в комиссию
конгресса. И вам будет очень непросто ответить на многие вопросы уважаемых
конгрессменов. Один из них будет примерно такой: "Не объясните ли вы нам,
командор, каким образом вы получили запись, которую только что
продемонстрировали нам?"
-- Вам часто приходилось отчитываться перед комиссиями конгресса? --
поинтересовался Коллинз.
-- Случалось.
-- Это мешало вам делать то, что вы считали необходимым?
-- Не слишком.
-- Я ваш ученик, сэр.
Старик усмехнулся:
-- Это я уже понял. Что теперь вы намерены предпринять?
-- Это естественно, сэр Генри, -- ответил вместо Коллинза Блюмберг. --
Я немедленно отправляюсь к мистеру Тернеру. На этот раз -- под видом мистера
Азиза Садыкова. И с паспортом на его имя, который выглядит как настоящий. Я
не очень похож на чеченца, но кто не знает, что бывший Советский Союз, а
ныне Россия -- страна многонациональная? И почему бы среди чеченцев не
затесаться еврею? Полагаю, что Азиз Садыков и мистер Тернер в обозримом
будущем не увидят друг друга. А если увидятся позже -- у них будет о чем
поговорить. Во время этого разговора я не хотел бы стоять между ними.
Учитывая привычку охранников Тернера сначала стрелять, а потом думать. А
сейчас нам с мистером Тернером необходимо решить, каким образом будет
финансироваться операция по захвату Северной АЭС. Надеюсь, вы согласны со
мной. Адмирал?
-- Вы авантюрист, полковник. Просто авантюрист.
-- Возможно, -- согласился Блюмберг. -- Но разве идея захвата и взрыва
Северной АЭС не авантюра?
-- Это не авантюра, -- возразил сэр Генри Уэлш. -- Это безумие всего
нашего мира. И расплата. Не знаю за что. За все.

V

    "ШИФРОГРАММА


Доктор -- Туристу.

Все проблемы финансирования операции "Капкан" решены. Эмиссар объекта
Р. Азиз Садыков получил подробные инструкции и вылетел в Грозный. Первый
транш в два миллиона долларов будет переведен на счет фонда "Ичкерия" через
расчетную систему банка "Босфор". Операции документируются. Жду информации о
ситуации у вас".

    "ШИФРОГРАММА


Турист -- Доктору.

14 апреля с.г. объект П. в сопровождении Люси Жермен и пяти
сопутствующих лиц из известной Вам команды выехал в Хибины. В гостинице
города Полярные Зори для них заказаны номера "люкс", "полулюкс" и пять
одноместных номеров.
Легенда: Люси Жермен намерена купить или взять в долгосрочную аренду
турбазу "Лапландия", чтобы превратить ее в международный горнолыжный курорт.
Объект П. выполняет при ней роль шеф-менеджера, остальные являются охраной и
экспертами по оборудованию..."

Глава седьмая МАДАМ

I

Не знаю, чем Люси Жермен занималась в Париже и еще раньше, когда была
просто Люськой из Балашихи, но с первых минут нашего появления в городке
энергетиков Полярные Зори она повела себя так, что мы просто офонарели.
Выступать она начала, как только мы сошли с поезда "Мурманск -- Москва"
на станции Зашеек, сохранившей свое название с тех времен, когда никакими
Полярными Зорями и атомными электростанциями тут и не пахло. Все окрестности
были покрыты снежным настом, ослепительно сверкавшим на солнце. Со всех
сторон возвышались сопки, тоже заснеженные, с черными куртинами ельников у
подножий. После полутора суток в душном вагоне оказаться на свежем воздухе
было настоящим удовольствием.
Но только не для Люси. Она ехала одна в прокуренном ее любимыми
сигаретами "Мо" двухместном купе СВ. Люси вышла на дощатый перрон, потянула
носом и заявила:
-- Воняет псиной.
-- Это просто свежий воздух, -- успокоил ее Генрих.
Ехать на черной двадцать четвертой "Волге", на которой ее встречал
представитель Мурманской туристической фирмы (ей принадлежала "Лапландия"),
она наотрез отказалась. В "Волге", видите ли, тоже воняло -- на этот раз
бензином. Про "рафик", который выделили для нас, и разговора не могло быть.
После получасовых перезваниваний где-то достали довольно приличный
"мицубиси-паджеро". Люси снизошла. Но перед этим провела батистовым
платочком по коже сиденья и внимательно осмотрела платок, нет ли на нем
грязи.
В аккуратной трехэтажной гостинице энергетиков для нее был выделен
двухкомнатный "люкс" (его называли тут министерским и держали лишь для
самого большого начальства или для представителей МАГАТЭ, иногда посещавших
ядерную станцию в инспекционных целях). Что происходило в момент первого
появления Люси в этом "люксе", я не видел, так как вместе с ребятами таскал
из машины штативы, ящики с геодезическими приборами и прочее оборудование во
временно выделенную нам под камеру хранения полуподвальную комнату. Но
что-то наверняка случилось, потому что уже через минуту по всей гостинице
забегали люди, потащили на второй этаж новую мебель со склада, а кастелянши
и горничные сметали с ног тех, кто оказывался на их пути, стопами новых
матрацев и постельного белья.
Не знаю, приезжал ли когда-нибудь на Северную АЭС министр, но то, что
его приезд не вызвал бы такого переполоха, уверен. И если бы я совершенно
точно не знал, что весь этот проект с покупкой или арендой турбазы
"Лапландия" -- полная туфтяра, просто прикрытие, я бы поверил, что эта
дорогая французская блядь (а Люси выглядела и вела себя именно как дорогая
французская блядь) действительно намерена превратить "Лапландию" в
международный горнолыжный курорт.
Уже на другой день все в городке знали ее и называли мадам. Ее
ознакомительная прогулка по короткому центральному проспекту превратилась
едва ли не в демонстрацию.
Проспект, как и везде в нынешней России, был забит кафе, ресторанами,
магазинами и лавчонками с пышными названиями с местным колоритом: "Снежана",
"Приют четырех", "Зимовка", "Лапландский чум".
Вокруг Люси, царственно запахнутой в соболью шубку" суетились чиновники
из местной администрации во главе с мэром. Представителя мурманской фирмы
оттерли в сторону как фигуру третьестепенную. Изумленные местные жители
сопровождали группку, держась поодаль.
Шествие продолжалось недолго, потому что в городке нечего было
смотреть. В магазины Люси заходить не стала, на растрескавшуюся дверь
краеведческого музея посмотрела с большим сомнением и прошла мимо. Только в
конце проспекта, где посреди круглого газончика на площади был установлен
памятный камень в честь тех, кто осваивал эти края, задержалась и выслушала
подробные объяснения. Из них следовало, что промышленное освоение этих мест
началось еще в 30-е годы и велось, как всегда в те времена, силами
заключенных.
Люси подняла руку и слегка пошевелила пальцами, унизанными кольцами.
Лишь Генрих сразу понял смысл этого жеста. С непривычной для него
проворностью он выбрался из толпы, купил у цветочницы на углу огромный букет
белых калл и вручил его Люси. Даже не взглянув на Генриха, она возложила
цветы к основанию памятного камня.
В толпе зааплодировали.
-- Вот сучка! -- почему-то пробормотал сквозь зубы глава местной
администрации, но тоже заулыбался и присоединился к аплодисментам.
На обратном пути Люси вновь остановилась возле входа в краеведческий
музей. Оттуда вышел маленький седой старичок, назвался заведующим музеем и
пригласил госпожу внутрь.
-- У нас есть уникальные экспонаты, просто уникальные! -- заверил он.
-- Какие? -- спросила Люси. И хотя глава администрации делал старикану
явно запрещающие знаки, тот объяснил:
-- Полный набор для пыток. Ручные, ножные и совмещенные кандалы.
Женские и даже детские. Щипцы для вырывания ногтей. Установки для
электрошока. А карцер-отстойник! Мы перенесли его нетронутым из лагеря 3/16.
Жаль только, что большинство экспонатов находятся в запасниках. У нас не
хватает выставочных площадей. А этого не должно быть. Нет, не должно! Эта
экспозиция должна быть открыта для всех. Заходите, мадам. Поверьте, такого
вы не увидите нигде в мире!
Люси вынула из рукава шубейки руку с кольцами и вновь требовательно
шевельнула пальцами. И снова лишь Генрих сразу понял ее жест. Он извлек из
кармана чековую книжку и золотое стило.
-- Пятьдесят, -- бросила через плечо Люси. Она небрежно подписала чек и
протянула его старикану. -- Пятьдесят тысяч долларов. Это немного, но на
первое время вам хватит. Расширьте экспозицию. Со временем мы превратим ваш
музей в одну из главных достопримечательностей города.
И она двинулась своей царственной походкой дальше, даже не оглянувшись
на ошалевшего старика.
-- Кстати, -- неожиданно обратилась она к мэру, -- в городе есть
детский дом?
-- Да, мадам.
-- Не спрашиваю, в каком он состоянии. Нет, не спрашиваю. Сто тысяч, --
кивнула она Генриху. Но, подписав чек, она лишь показала его мэру и тут же
вернула Генриху: -- Позаботьтесь, чтобы все было потрачено по назначению.
Все до единого цента.
-- Не сучка, нет, -- снова пробормотал мэр. -- Настоящая сука!
И тут же рассыпался в благодарностях и в самых изысканных выражениях
пригласил мадам Жермен на ужин, который город намерен дать в ее честь. Люси
немного подумала и милостиво кивнула в знак согласия.
Мы, конечно, про себя похихикивали, но свои роли исполняли с полной
серьезностью. Боцман, Артист и Муха, одетые в приличные костюмы и длинные
серые плащи, отсекали от нашей патронессы местную пьянь, довольно, нужно
признаться, застенчивую. И преграждали путь лицам кавказской национальности,
ошалевшим от бюста, копны белокурых волос и манер Люси Жермен и пытавшихся
прорваться к ней с пудовыми букетами красных и белых роз и пригласить в
ресторан немножечко покушать и немножечко потанцевать. Почему нет, да? Их не
останавливало даже то, что среди сопровождающих Люси лиц были начальник
местной милиции, пожилой капитан в форме, начальник местного ФСБ в штатском
и еще пара скромных молодых людей явно из ФСБ. Да разве может что-нибудь
остановить настоящего джигита? Такая женщина, такая женщина, вах-вах!
Я с Доком держался в сторонке, на вторых ролях, как это и положено
экспертам по оборудованию. Но лучше всего, пожалуй, свою роль исполнял
Генрих. Никакой не нувориш, никакой не спортсмен -- обычный опытный
бухгалтер или администратор при богатой бизнес-вумен. Скромно, но без
перебора, одетый, собранный, немногословный, точный и краткий в ответах на
вопросы, с которыми к нему обращались начальствующие лица, быстро
сообразившие, что именно этот человек держит в своих руках нити всего дела.
-- Мы не готовы к детальному обсуждению. Мы даже еще не видели саму
турбазу. Верней, я видел ее раньше, но в каком состоянии находится она
сейчас, не знаю.
Таким чаще всего был его ответ.
Среди публики, крутившейся вокруг Люси, я заметил еще двух крепких
молодых людей, которые изображали из себя бизнесменов, приехавших сюда по
каким-то торговым делам. В их распоряжении была синяя "Нива" и
"Жигули"-"шестерка" цвета темный беж. Уже через день эти тачки так
намозолили мне глаза, что на очередном сеансе связи, который проходил из
специально переоборудованной аппаратной местного телецентра, я прямо спросил
полковника Голубкова, кто эти люди. Если это наша "наружка", то ее нужно
немедленно убрать, пока на нее не обратил внимания Генрих. Функции "наружки"
можем выполнять и мы сами. Если же нет, нужно срочно выяснить, кто они. В
нашем деле и без них было слишком много вопросов.
Голубков не сказал мне ни да, ни нет, но уже утром "Нивы" и "шестерки"
в городе не было.

Странная все-таки вещь -- человеческая психология. Если бы с идеей
купить или арендовать базу "Лапландия" выступил любой обычный бизнесмен, тот
же Генрих хотя бы, все дело так и покатилось бы по деловым рельсам,
привлекая внимание лишь тех, кто был бы к нему причастен. Но стоило
появиться мадам Люси Жермен, как вокруг этого дела начался настоящий бум.
Все оказались вдруг в курсе, местное телевидение выдало сюжет о
пожертвованиях приезжей дамы на музей и детский дом, даже бабки на скамейках
возле стандартных блочных домов горячо обсуждали намерения Люси. Почему-то
они были восприняты как радостная новость для всего городишки. Потому,
наверное, что раньше ничего здесь не происходило, а тут вдруг сразу начало
происходить.
Как, собственно, могло повлиять на жизнь горожан, в большинстве
работающих на АЭС и на обслуживающих ее предприятиях, то, что в двадцати
километрах в люксовых отелях будут обитать и кататься на горных лыжах
богатые иностранцы? Да никак. Крохи налогов в городскую казну прибавятся?
Так они как прибавятся, так и исчезнут совершенно бесследно, это уже все
давно понимали. Но настроение у всех все равно было приподнятое.
Правда, чуть позже Люси объяснила, что ее программа гораздо шире, чем
кажется на первый взгляд. Это произошло на приеме, который устроили в ее
честь местные начальники. Прием проходил на базе отдыха АЭС, расположенной
на берегу озера Имандра, километрах в пятнадцати от города. Здесь все было
оборудовано по высшему классу. Баня с теплым бассейном и с выходом в
открытое озеро. Огромный зал в стиле рюс с резными лавками, старинными
самоварами и лыковыми лаптями на стенах. Ну, и с соответствующей кухней и
холодильником, набитым под завязку всевозможными деликатесами.
На осторожное предложение мэра испробовать настоящую русскую северную
баню Люси к полной неожиданности для всех не стала отнекиваться. Она мигом
смахнула с себя все причиндалы, начиная с соболей и кончая всем остальным, и
на глазах изумленной публики прошествовала в парную. Через полминуты
высунулась:
-- А кто, черт возьми, будет меня парить? Эй, вы что, педики? Или
забыли, что такое русская баня?
Тут хозяева местной жизни и вовсе прибалдели. Первым решился мэр, за
ним -- главный инженер АЭС, исполняющий за отсутствием директора его
обязанности. Потом рискнули и их приближенные.
Я вопросительно взглянул на Генриха. Тот лишь улыбнулся:
-- Все в порядке, Серж. Люси всегда знает, что делает.
Не меньше часа красные распаренные тела снарядами вырывались из бани и
с визгами и воплями плюхались в хрустально-чистые воды озера Имандры, на
берегах которого еще сохранился ледяной припай. И среди них лишь по белой
копне волос можно было узнать Люси. Ну, и еще кое по чему.
-- Блондинка-то крашеная, -- поделился со мной своими впечатлениями
мэр, перекуривая на берегу перед началом банкета. -- Но все равно хороша.
Хороша, сучара!
Он ее будто бы все время повышал в звании. Сучка, сука, сучара. А что
следующее? Очень меня это интересовало, но я постеснялся спросить.
На банкете Люси выдала свою программную речь:
-- Вам, мужики, не совсем понятно, почему я торчу в вашем вшивом
городишке, а не еду на турбазу. Я поеду, конечно. Возможно, завтра. Но
турбаза, как я себе все это представляю, не самый главный элемент в моем
проекте. Важный, основной. Но все же не главный. Вы представьте себе
богатого немца или американца, которому уже обрыдли все Альпы и Швейцарии. А
там уж трассы и отели не чета тем, что будут здесь, можете мне поверить. Чем
его можно привлечь сюда? Ну, номера "евролюкс", хорошая трасса, длинный
снег, подъемники, рестораны и бары на базе. Это само собой. Но что он будет
делать после пары-другой спусков? Устроить ему ночное шоу со стриптизом? Так
этими стриптизами он уже по горло сыт. Что же ему остается? Сидеть в баре и
нагружаться пивом и виски? Нет, господа, так мы сразу провалим дело. В
"Лапландии" должна быть изюминка. И она есть. Это -- культурная программа.
Кстати, мэр, эта вот ваша загородная резиденция в нее войдет. Ля рюс. А
натюрель. Я у вас ее арендую.
-- Эта база отдыха принадлежит станции, -- поправил мэр.
-- Значит, я арендую ее у станции. Но этого мало. Вокруг -- нетронутые
места. Значит, есть охота? На что?
-- Да на что хотите, -- ответил мэр. -- Хоть на медведя.
-- Шарман! Сафари на медведя, а? Рыбалка для любителей тоже наверняка
есть?
-- И еще какая! Таймень, сиг, щуки по полтора метра! А охота из
скрадков на перелетных гусей? -- подсказал начальник милиции, сам страстный
рыбак и охотник.
-- Прекрасно, -- одобрила Люси. -- Но главное все-таки другое. В свое
время здесь были сталинские лагеря, не так ли? Какой-нибудь из них можно
восстановить?
-- А чего их восстанавливать? -- ответил начальник местного ФСБ. --
Многие пожгли, а многие сохранились. Ну, колючка повалилась, конечно, вышки
покренились, но бараки целые. Из лиственницы делались, на века.
-- Это еще лучше. Городской музей ГУЛАГа -- неплохо. Но только как
вступление в тему. Мы пойдем дальше. Мы приведем один из лагерей в порядок.
И будем привозить туда наших туристов. Не только показывать. Нет -- селить.
И чтобы все было, как тогда: охрана, овчарки, баланда. Спецура с номерами.
"Два дня в ГУЛАГе" -- вот как будет это называться. И оплата -- как в
"Хилтоне". И ничуть не меньше!
-- Да кто же на это согласится? -- не поверил мэр.
-- Кто? Ха! -- парировала Люси. -- Будут записываться в очередь! Для
западников такое -- впечатление на всю жизнь! Только одна просьба, мужики.
Все это пока должно оставаться между нами. Это мое ноу-хау. Я не слишком
боюсь конкуренции, но не стоит раньше времени разглашать свои планы. Меня
только одно останавливает -- ваша АЭС. Не лучшее соседство. Ее нельзя
закрыть? Или хотя бы сдвинуть километров на сто в сторону?
-- Как?! -- изумился главный инженер.
-- Ну, понимаю, понимаю, нельзя, -- успокоила его Люси. -- Но она хотя
бы безопасна?
-- Вы можете прислать экспертов с самыми совершенными дозиметрами, --
обиделся главный инженер. -- У нас одна из самых безопасных станций в
России. И даже в Европе! Да, мадам! Даже в Европе!
-- Обязательно пришлем, -- пообещала Люси. -- И проверим. После этого и
подпишем контракт. Станция, кстати, тоже может войти в ознакомительную
программу. Вполне могут найтись любители. А почему нет? А теперь выпейте
водки, мужики, а то у вас челюсти отвалятся!
Мужики дружно последовали ее призыву и после этого долго закусывали,
обдумывая ее предложение.
-- А что, твою мать! -- сказал наконец мэр. -- Может, и получится!
-- Вполне, -- подтвердил начальник милиции. -- Если это дело по-умному
раскрутить, даже наши потянутся.
-- На станцию? -- недоверчиво переспросил начальник ФСБ.
-- Да нет, в лагерь! Точно говорю. Из новых. А что? Вот он хапнул куш и
сидит ночью, не может уснуть. Представляет, как попадет на нары и все такое.
А тут и представлять не надо -- плати и садись. А когда выйдешь --
счастья-то сколько, а? Не дура баба. Нет, не дура.
-- Не дура, -- подумав, согласился мэр. -- Но сволочь.
-- Не улавливаю системы в ваших иерархических ценностях, -- счел я
возможным вмешаться в беседу начальствующих лиц. -- Сучка. Сука. Сучара. Это
понятно. Вроде как лейтенант, капитан, майор. А что значит сволочь?
Полковник? Или сразу генерал-майор?
-- Сволочь -- это и значит сволочь, -- неохотно ответил мэр. -- У меня
в этих лагерях отец погиб. А она хочет превратить их в ревю.
-- Вы не совсем правы, -- возразил я. -- Напомнить ожиревшему Западу,
что совсем недавно существовали и такие формы жизни, -- дело нелишнее. Да и
нашим освежить память -- тоже не помешает.
-- Занимался бы ты, парень, своим делом, а? -- посоветовал мне капитан.
-- А с этим мы и без тебя разберемся.
-- Извините. Просто к слову пришлось, -- повинился я. -- Я и намерен
заниматься только своим делом.
Знал бы ты, капитан, какое у меня дело!

II

На следующий день мы отправились на турбазу "Лапландия". О том, чтобы
Люси ехала двадцать с лишним километров по разбитой дороге на машине, и речи
не было. Она потребовала вертолет. И ей немедленно предоставили "Ми-1".
Вместе с ней вылетели Генрих и мурманский деятель. На другом вертолете,
"Ми-8", полетели мы. Вертолеты были заранее арендованы Генрихом то ли в
мурманском, то ли в каком-то другом аэропорту. И с экипажами были проведены,
видимо, какие-то предварительные переговоры. Не знаю какие, но никто даже не
обратил внимания, как мы устанавливаем в люках съемочную аппаратуру.
Соответственно мы и подлетели к посадочной площадке "Лапландии" не в
лоб, а долго делали круги по окрестностям.
Места были лесные и озерные, большая часть озер уже вскрылась, снег
лежал лишь в проталинах и на склонах сопок. Иногда чистую лесотундру
уродовали отвалы каких-то рудников, однажды в стороне мы заметили словно бы
зарницы. Штурман объяснил, что там металлургический комбинат "Североникель"
и идет спуск руды или выброс шлака.
Мы с Доком, честно сказать, плохо представляли себе, как нам придется
исполнять обязанности экспертов по оборудованию. Тем более спортивных
комплексов, с которыми ни он, ни я никогда не имели дела. Но Генрих только
отмахнулся: справитесь, там и не нужны специалисты. Он оказался прав. И сама
гостиница турбазы "Лапландия", и все подсобные сооружения были в таком
состоянии, что особых затруднений оценка не представляла.
Ее сделала сама Люси Жермен, обойдя туркомплекс, заглянув в пару
номеров, в столовую и на кухню базы.
-- И вы хотите сказать, что эта помойка стоит триста пятьдесят тысяч
долларов? -- обратилась она к мурманчанину. -- Вы можете объявлять сто
тендеров, но больше двухсот тысяч вам никто не даст. Сюда нужно вкладывать