Страница:
миллионы, чтобы превратить базу в приличное место. И на это способна только
одна идиотка. Это я. Передайте своим боссам, что я готова заплатить за базу
двести пятьдесят тысяч, и ни цента больше.
-- Но речь шла о трехстах пятидесяти тысячах, -- напомнил представитель
фирмы.
-- Генрих, что можно оставить от гостиницы? -- обратилась Люси к своему
шеф-менеджеру.
-- Только стены, мадам. И некоторые перекрытия.
-- Что можно оставить от подъемника? -- спросила она Дока.
-- Только несущие фермы. Все остальное требует замены, -- ответил Док.
-- Вы можете что-нибудь добавить, Ковбой? -- обратилась она ко мне,
почему-то переведя мою фамилию на американский лад.
-- Ничего, мадам, -- ответил я. -- Практически все здесь нужно начинать
с нуля. Плюс дороги. Плюс вертолетная площадка или аэропорт для
гидросамолетов. Туристы будут прилетать в Мурманск. Не тащиться же им сюда
три часа на поезде. Я считаю, что вам не следует ввязываться в это дело. Оно
требует слишком много капитальных вложений.
-- Слышали, что сказал мой эксперт? -- обратилась Люси к представителю
Мурманской турфирмы.
-- Я должен обсудить ситуацию со своим руководством, -- заявил
мурманчанин.
-- Но не затягивайте это дело, -- посоветовал Генрих.
Этой же ночью, в номере Генриха, мы внимательно изучили все данные
аэрофотосъемки. "Аэрофотосъемки" -- это я сказал по привычке. Никаких
фотопленок и близко не было. Кассеты из камер вставлялись в мини-компьютер,
который привез с собой Генрих, и он лишь выплевывал из лазерного принтера
листы распечаток, на которых каждое дерево и каждый озерный или речной изгиб
выделялись так, будто были нарисованы тушью старательным китайским
художником.
Северная АЭС -- два действующих энергоблока на берегу озера и один
строящийся -- располагалась километрах в шести от города и километрах в двух
в сторону от дороги, которая соединяла Полярные Зори с "Лапландией". От
города к проходной станции ходили полуразбитые рейсовые автобусы. В
пересменки, которые происходили три раза в сутки, они были обвешаны
пассажирами и двигались чуть ли не боком. По субботам и воскресеньям народу
было намного меньше -- строители и ремонтники отдыхали, на станции
оставались только дежурные смены.
Станция была обнесена по всему периметру пятиметровым забором из
металлической сетки с изоляторами и какими-то проводами сверху. Но вряд ли
сетка была под напряжением. Во-первых, дежурившие у главных ворот охранники
пропускали грузовики с металлом и бетоном, отводя створки ворот голыми
руками. А во-вторых, часть сетки со стороны подстанции уходила в воду, тут
напряжениz не подашь. Поверх сетки крепились мощные осветительные галогены.
Но и в темноте они не рисовали контур ограды -- горели то там, то тут.
Понятное дело: перегорали, а новые где возьмешь, их же покупать нужно.
На планах четко просматривалась и система наружной охраны: трое у
главных ворот, трое у задних, через которые, вероятно, вывозились на ближний
обвалованный склад отработанные ядерные материалы. У входов в оба
действующих блока тоже темнели фигурки охранников. Можно было даже
разглядеть "калаши", висевшие у них на груди.
Всего в наружной охране мы насчитали восемнадцать человек. Внутри тоже
наверняка была охрана. Возле главного щита управления, при входе в
реакторные залы. В общем, человек тридцать. На смену и со смены их возила
крытая брезентом вахтовка, чтобы не давились в автобусных очередях и не
опаздывали на пересменку. Пару раз, выйдя утром из гостиницы подышать свежим
воздухом и отовариться в местных лавчонках какой-нибудь бесхитростной и
безопасной едой (в буфете еда относилась безусловно к опасной, одни котлеты
чего стоили), я внимательно разглядел ребят, грузившихся в вахтовку. Это был
типичная вохра из местных парней, отслуживших срочную. Вряд ли они вели
слишком праведный образ жизни: не раз заскакивали в палатки и возвращались к
машине, ловко придерживая засунутые за пазуху бутылки. Командиры отделений
или смен были постарше и посерьезней -- из бывших прапоров или офицеров,
вероятно. Сами они бутылок по утрам не таскали, но после смены обязательно
отоваривались. И эту водяру, были у меня такие подозрения, они использовали
не для растирания натруженных за день ног или еще чего. Они принимали ее
внутрь. А по утрам не бежали похмеляться, только чтобы не уронить себя в
глазах подчиненных. Впрочем, не исключено, что подчиненные похмеляли их уже
прямо в кузове вахтовки.
Так что уровень охраны Северной АЭС, как и предполагали аналитики
Каспийского трубопроводного консорциума, оставлял желать лучшего. Неужели и
другие АЭС охраняются так же?
Я был не прав: эту станцию мы могли бы захватить без единого выстрела.
И никакой проверочной тревоги не понадобилось бы. Но когда я после разговора
с Генрихом Струде рассказал о своей идее полковнику Голубкову, он сразу и
очень горячо ее одобрил. Она давала какие-то дополнительные возможности.
Какие -- он не стал объяснять. Только несколько раз повторил, что мы должны
стоять на своем и не отступать даже в самой малости.
Генрих тоже успел разглядеть охрану и высказал мне свое убеждение в
том, что мой план лишь усложняет дело. Но я был тверд. Даже если хоть один
охранник сдуру или спьяну окажется изувеченным, не говорю уж -- убитым, что?
Слово сказано? Сказано. О чем еще говорить? Я даже слегка блефанул: вас не
устраивает этот вариант -- нет проблем, мы возвращаем ваш аванс за вычетом
текущих расходов и суточных и забываем о нашей встрече.
В этом блефе был только один момент, который я назвал бы не опасным, а
сомнительным. Поздним вечером, когда Генрих вновь собрал всех нас у меня в
Затопине и каждому вручил по сто штук "зеленых", а также раздал нам билеты
на поезд "Москва -- Мурманск", у меня в доме неожиданно появился полковник
Голубков на своей задрипанной неприметной "Волге". С ним был какой-то
человек в штатском. И по повадкам он был штатским, кем-то вроде бухгалтера.
Он попросил нас выложить на стол пакеты с баксами, которые передал нам
Генрих, распотрошил их так, что стали видны номера и серии каждой банкноты,
и долго фотографировал их аппаратом со вспышкой. Потом попросил каждого из
нас написать заявление с указанием, когда, от кого и для какой цели мы
получили эти деньги. В конце каждого заявления перечислялись серии и номера
банкнот, так что заявления получились довольно объемистыми. Больше всего мне
не понравилось то, что заявления были на имя Генерального прокурора России.
Только этого нам и не хватало.
Но полковник Голубков сидел молча, очевидно одобряя действия своего
спутника, и мы не решились выражать недоумение, а уж тем более и протесты.
После того как эта довольно затяжная процедура закончилась, бухгалтер
собрал все наши баксы в инкассаторский мешок, а нам выдал другие -- такие же
новые, стольниками. И ровно по сотне тысяч. Так что, если бы Генрих
согласился на мое предложение, он получил бы обратно не совсем те деньги,
которые нам заплатил.
Но у него, судя по всему, и в мыслях не было давать задний ход. Он был
устремлен вперед, только вперед. А впереди было посещение Северной АЭС. Люси
пригласил на эту экскурсию главный инженер станции во время пьянки на
загородной базе, а потом не поленился прислать пропуска для всей нашей
группы. Мы и не преминули воспользоваться этим приглашением.
III
Осмотр станции принес всем нам много приятных неожиданностей.
Принципиально разных по своей сути. Люси, например, восхитило то, что все на
станции работают в белом -- не в белых халатах, как внешний обслуживающий
персонал, а в белых штанах и куртках с застежками по самое горло. На лицах
многих из них были белые повязки, что-то вроде марлевых респираторов. Эти
операторы работали в реакторной зоне -- "грязной", как ее называли. После
трех часов работы полагался часовой отдых, для этого была выделена
специальная комната с лежанками, фикусами и телевизором "Рекорд" с тусклым
экраном. Когда смена кончалась, операторы подвергались тщательному
дозиметрическому контролю, а вся их одежда отправлялась либо на
дезактивацию, либо уничтожалась.
Главный инженер Юрий Борисович, сопровождавший нас, настойчиво
советовал Люси не лезть в активную зону. Но не на ту напал. Как это?
Побывать на атомной станции и не взглянуть на реактор! А по-моему, ей просто
хотелось пощеголять в белом балахоне, с дозиметром в кармашке. А если бы еще
без штанов да в присутствии фотокорреспондента какого-нибудь "Пентхауза" или
"Плейбоя" -- так больше и мечтать не о чем, сенсационная серия! Насчет
фотокорреспондента у нее, разумеется, обломилось. Но по тому, как она
облазила все перекрытия и останавливалась рядом с операторами у главного
щита или у системы контроля за охлаждением реакторов, я понял, что идея
суперсерии "Люси Жермен демонстрирует коллекцию на русской АЭС" накрепко
запала в ее голову.
Генрих с дозиметристами взяли лодку и обогнули станцию по воде, отбирая
пробы в разных местах и тщательно записывая показания датчиков в блокнот.
Муху мы оставили снаружи -- приглядеться, что там к чему, а мы с Доком
пристроились к Юрию Борисовичу и Люси. И уже минут через сорок весь план
предстал передо мной, как на бумаге. Но, понятное дело, я держал его пока
при себе.
На третий, строящийся, блок мы заходить не стали. "Там шумно", --
сказала Люси. И в самом деле, из-за высокой сетки, отгораживавшей
действующую станцию от стройки, доносился истошный вой наждаков, которыми
зачищали сварные швы, грохот железных балок и огромных металлических листов,
натужный вой тяжелых грузовиков, буксующих в непролазной грязи. Да мне это
было и не нужно. Стройка выпадала из зоны нашего действия. А это был один из
главных выводов.
На выходе из активной зоны Юрий Борисович не без гордости показал Люси
показания дозиметров и объяснил, что радиация внутри станции всего на
тысячные доли нормы превышает фон. Люси заглянула в комнату отдыха, где
операторы, среди которых была половина женщин, смотрели по тусклому ящику
какую-то мыльную оперу, и искренне возмутилась.
-- Юрочка! И это называется заботой о людях, еб твою мать? -- не
приглушая голоса, спросила она главного инженера. -- Где Генрих? Позвать
сюда Генриха!
Появился Генрих. Люси показала ему на "Рекорд":
-- Завтра здесь должен стоять "Тринитрон". Нет? -- спросила она,
заметив легкий протест в глазах своего шеф-менеджера. -- Тогда можешь искать
себе другую работу!
В кабинете главного инженера, на очищенном от бумаг длинном столе был
устроен легкий фуршет. Но Люси даже не взглянула на бутылки и бутерброды с
семгой. Она подошла к письменному столу и уставилась на компьютер.
-- Это что? -- спросила она так, как спрашивают о какой-то диковине.
-- Ай Би Эм Пи Си, -- ответил главный инженер.
-- Неужели двести восемьдесят шестой? -- поразилась Люси.
-- Ну почему? -- обиделся Юрий Борисович. -- Триста восемьдесят шестой.
И очень даже прилично работает.
Люси вновь решительно повернулась к Генриху:
-- Интел. Последней модели. Со всеми примочками. Интернет и все прочее.
Подключить кабелем к сети телецентра, у них есть канал. Не нужно меня
благодарить, Юрочка, -- обратилась она к главному инженеру. -- Я надеюсь, ты
разрешишь мне и моим сотрудникам время от времени им пользоваться. Пока мы
не найдем подходящего помещения для своей компьютерной базы. Мне придется
связываться с турагентствами всего мира. И как прикажешь? По вашему
междугородному телефону? Так проще докричаться! Наливай, Генрих. И не делай
из своей морды козу. Мы приехали сюда не на один год. И если мы хотим здесь
успешно работать, нужно, чтобы нас полюбили. Ты меня уже любишь, Юрочка?
-- Я никогда не видел таких женщин, -- искренне признался главный
инженер.
-- И больше не увидишь, -- милостиво приняла комплимент Люси. -- Но
сайт дома моделей "Шарм" есть в Интернете, так что долгими полярными ночами
ты не будешь по мне скучать.
Я не очень понял, на кой черт Люси понадобилось дарить станции такие
дорогостоящие игрушки, как японский телевизор "Тринитрон", а тем более
современный компьютер. Этого не понял, по-моему, и Генрих. Но он спорить не
стал. А я тем более. Не мое это было дело.
Мое дело было другое. К тому времени, когда мы закончили со всеми
фуршетами и вернулись в гостиницу, в моей голове уже созрел точный план
операции. Мне не хватало лишь информации дозиметристов. И Генрих мне ее
предоставил.
Как я и предполагал, вода со стороны реакторов порядочно превышала фон.
Поэтому проникать на станцию, подныривая под сетку, ни у кого из нас особого
желания не было. У нас с Боцманом были дети: моя Настена и его Санька, а у
остальных ребят -- вообще никого. И рисковать будущим потомством никому не
улыбалось.
Следующая порция анализов, которые выдал нам Генрих, была куда
приятнее. В озеро, на берегу которого стояла АЭС, с севера вливалась
довольно широкая протока. Речушка не речушка, тут все озера соединялись
проливами и протоками. Главное, что она текла сверху, и была, как и вся
территория станции, перекрыта уходящей в воду стальной сеткой. Стрелки
дозиметров здесь едва дотягивали до фона. Расход воды в этой протоке, по
прикидкам Генриха и сопровождавшего его гидрогеолога, был достаточно
большой, чтобы считать северную часть озера, уже внутри станции, совершенно
безопасной для наших мужских достоинств.
Но главным являлись зоны охраны, на которые была разбита территория
объекта. Две трети ВОХРы, человек восемнадцать, дежурили у ворот и вдоль
сетки. Еще по трое -- у входа в действующие корпуса. Двое -- на входе в зал
основного щита управления. Еще по двое -- на входе и выходе в активные зоны.
При этом первый и второй действующий корпуса были разделены прочной
пятиметровой бетонной стеной, и когда кому-нибудь из инженеров нужно было
пройти в соседний корпус, он двигался в обход, через центральную проходную.
Могу только представить, что он при этом думал. Или даже говорил вслух.
А ведь нам же не всю станцию нужно было захватить, а лишь один из ее
действующих блоков. Значит, восемнадцать охранников мы можем вычеркнуть из
списка. Мы их просто обойдем -- поднырнем под сетку и вылезем в лодочном
сарае возле первого, самого нужного нам блока станции. Вода, правда, не
сахар. Но это уж дело Генриха -- обеспечить нас специальными гидрокостюмами,
желательно с подогревом. А дальше -- все просто. Трое на входе -- не
проблема. Те, что внутри здания, -- тем более. И что остается? Блокировать
корпус изнутри -- а двери там такие, что прямой удар гаубицы могут
выдержать. Перевести вспомогательный персонал в комнату отдыха -- пусть
смотрят цветной японский "Тринитрон", оставить на пультах только дежурных. К
ним даже приставлять никого не нужно. А что они могут сделать? Внешняя связь
у них будет отключена. А режим работы реактора они будут поддерживать без
всякого принуждения -- самим же тоже неохота взлететь на воздух.
После этого можно будет без спешки укладывать взрывчатку, ставить
взрыватели и подавать условный сигнал: "Станция захвачена".
Да, все было предельно ясно. Но я почему-то не спешил поделиться этим
планом с ребятами. А тем более -- с Генрихом. Не знаю почему. Что-то
останавливало. Какой-то внутренний голос. А я привык доверять своему
внутреннему голосу. Решил довериться и в этот раз.
И промолчал. Но Генрих и не ждал моих комментариев.
-- Ну что, по первому этапу особых проблем не просматривается.
Отработать маршрут проникновения на станцию, просчитать до минуты -- не мне
вас этому учить, -- подвел он итог обсуждению, -- Со вторым этапом сложней.
-- А что у нас на второе? -- спросил Муха.
-- Взрывчатка. Есть два пути доставить ее. Первый: получить официально
на каком-нибудь из подмосковных военных складов и привезти сюда. Этот путь
не годится. Мы будем вынуждены афишировать свои намерения, обязательно
произойдет утечка информации, и нас попросту арестуют, а вся наша проверка
кончится ничем. А пока Москва будет связываться с президентом "Шеврона" и
советом директоров КТК, из которых лишь один посвящен в суть операции, мы
будем сидеть на нарах. Чего не хотелось бы.
-- Это уж точно, -- подтвердил Муха. -- Какой второй?
-- Не стану перегружать ваши головы лишними подробностями. Скажу лишь,
что этот способ сложный, дорогой, но надежный.
-- А все-таки? -- не отставал Муха. -- На сколько он потянет? "Лимонов"
на пять деревянных?
-- Больше. И не деревянных.
-- Мы, Генрих, неправильно заключили с вами контракт, -- заявил Муха.
-- Нужно было -- аккордно. Перерасход -- наш. Но и экономия тоже наша. Какая
нужна взрывчатка?
-- Лучше пластит.
-- А обыкновенный тол подойдет?
-- Подойдет и тол. Но его нужно килограммов шестьсот. Чтобы все
выглядело достаточно серьезно.
-- Договорились, -- кивнул Муха. -- Так и быть, сэкономим "Шеврону"
пару баксов, пусть процветают, нам не жалко.
-- Хотелось бы послушать объяснения, -- заметил Генрих.
-- А вы просто невнимательный человек. Иначе обошлись бы без
объяснений. Вы на здешнем рынке были?
-- Проходил как-то.
-- Рыбу видели? Не соленую -- свежую.
-- Видел. Но не обратил внимания.
-- А я обратил. И что характерно, ни у одного сига или чира не было в
губе ранки от крючка. Сетью ловили? А тогда почему чешуя целая? Когда рыба
бьется в сети, чешуя всегда отскакивает. О чем это говорит? Что рыбу
глушили. А чем можно глушить рыбу? Взрывчаткой. А где местные умельцы
достают взрывчатку?
-- На каком-нибудь здешнем военном складе? -- предположил Генрих.
-- Вы только что видели карты всей округи. Заметили хоть что-то похожее
на военный склад?
-- Нет.
-- А почему? Потому что никаких военных складов здесь нет.
-- Ты не тянул бы резину, а? -- посоветовал я Мухе.
-- Пастух! Неужели даже ты не сообразил? Чем рвут рудные отвалы? Толом,
правильно? А где хранится тол? На складе, который находится на приличном
расстоянии от объекта -- из соображений безопасности. А как перевозится
взрывчатка к месту работ? На грузовиках. Смотрите сюда!
Муха расстелил на столе снимок общего плана и показал сначала рудный
карьер, а затем извилистую, огибающую сопки дорогу, которая вела к карьеру
от каких-то приземистых каменных бараков. На снимке были видны два "зилка" с
брезентовыми кузовами: один катился вниз, к карьеру, а другой одолевал
подъем.
-- Вот вам и взрывчатка! -- заключил Муха. -- Как там учет поставлен --
сами можете себе представить, если весь базар рыбой завален. Да и точно
учесть расход взрывчатки при горнорудных работах практически невозможно:
что-то взорвалось, а что-то -- брак. Проще всего подъехать на склад,
договориться с ребятами и купить пару ящиков. Или сколько нам нужно?
-- Совершенно исключено, -- возразил Генрих. -- Пойдут слухи. Приехали
чужаки, купили взрывчатку. И не один взрывпакет, а почти полтонны.
Обязательно кто-нибудь проболтается.
-- Можно по-другому, -- легко согласился Муха. -- Посмотрите на карту.
Дорога в сопках, практически не просматривается. Выбрать место, перемахнуть
через борт, из каждой машины сбросить по упаковке или по ящику -- никто и не
чухнется. Согласны?
-- Интересное предложение, -- одобрил Генрих. -- Очень интересное. Что
скажете, Серж?
Честно говоря, почему-то я предпочел бы, чтобы Муха держал свои
соображения при себе и о них не рассказывал. Но коль уж зашла об этом речь,
отмалчиваться было не с руки.
-- А куда мы взрывчатку потащим? -- спросил я. -- Не сразу же на
станцию. И в гостиницу тоже нельзя.
-- Вот куда, -- подсказал Генрих. -- На турбазе есть склад. Я
договорюсь, чтобы вам дали ключи. Туда все и перевезете. И взрывчатку, а
заодно -- для маскировки -- все наше геодезическое оборудование из
гостиницы. Ящики зеленые, похожи на снарядные, никто и внимания не обратит.
Прекрасная мысль, Олег. Просто прекрасная. Займитесь этим, Серж. Начните
прямо завтра. Дня три вам на всю операцию хватит?
-- Должно хватить. Но взрывчатка-то настоящая, -- напомнил я.
-- А мы не будем ее использовать. Оставим на крайний случай. Почему?
Потому что наши работодатели будут очень разочарованы таким решением.
Доставить взрывчатку -- одна из труднейших задач, правильно? Так они
считают. А мы тут вдруг находим ее под самым носом. Из эксперимента должна
быть исключена случайность. Тогда он будет убедительным. Мы должны
смоделировать типичную ситуацию. Типичную для всей России.
-- По-вашему, в других регионах России трудней добыть взрывчатку? --
обиделся за Россию Муха. -- Да еще легче. Только плати -- сами привезут и
уложат! А на бутылку добавите -- так и взорвут!
-- Если это правда, то это прискорбно, -- заметил Генрих.
-- Это прискорбно, но это правда, -- поддержал Муху Док.
-- И все же мы оставим этот вариант про запас, -- завершил разговор
Генрих. -- Осваивайтесь, внедряйтесь, отрабатывайте план операции. А мы с
Люси завтра уезжаем в Мурманск на несколько дней, нужно решить кое-какие
оргвопросы.
-- Охрана нужна? -- спросил Артист.
Генрих усмехнулся:
-- Я смотрю, вы готовы охранять ее днем и ночью.
-- Особенно ночью, -- не без вызова ответил Артист.
-- Он пошутил, -- решительно вмешался я.
-- Я так и понял, -- кивнул Генрих. -- Все в порядке, Семен. Я сумею ее
защитить.
III
"Совершенно секретно
Операция "Капкан" ЭЛЕКТРОННЫЙ ПЕРЕХВАТ
Пилигрим -- Тернеру.
Операция развивается строго по плану. Необходим второй транш. Из них
четыреста тысяч наличными -- в Мурманск. Буду ждать вашего человека в
гостинице "Арктика". Пусть найдет мадам Люси Жермен, я ее менеджер".
Джеф -- Доктору.
Из банка "Босфор" на счет фонда "Ичкерия" переведен миллион долларов.
Четыреста тысяч сразу же обналичены. Будут переданы, вероятно, курьером
Рузаева непосредственно объекту П. В ближайшие дни, по данным Туриста, он
будет находиться в Мурманске".
Лорд -- Доктору, Туристу.
По телефонному номеру, указанному Туристом, выявлен житель Стокгольма
Йоргенс Краузе, судовладелец двух среднетоннажных лесовозов. До 1979 года
был участником группы Баадер -- Майнхоф, выполнял вспомогательные задания. В
1979 году был арестован и осужден на три года. После освобождения никаких
связей с террористическими группами не поддерживал. До ареста не раз
встречался с объектом П. и хорошо с ним знаком. После второго телефонного
звонка объекта П. из Москвы, содержание которого не зафиксировано, взял
подряд на доставку груза гуманитарной помощи для детских домов Мурманской
области, в том числе и для детского дома в поселке Полярные Зори. На
обратном пути намерен загрузиться пиломатериалами. Вся гуманитарная помощь и
фрахт оплачены стокгольмским филиалом корпорации "Интер-ойл". Выгрузка
гуманитарной помощи произойдет в Кандалакше, далее груз для Полярных Зорь
проследует на автомашинах.
Мой агент, внедренный в команду, сообщил, что накануне погрузки и
выхода в рейс в носовой части трюма скрытно производились какие-то
перепланировочные работы. Не исключено, что лесовоз везет взрывчатку. По
согласованию с таможенной службой судно было выпущено из порта без
тщательного досмотра. С тем чтобы не расшифровать нашего человека, считал бы
целесообразным все необходимые мероприятия по нейтрализации или подмене
взрывчатки провести во время следования груза на автомашинах из Кандалакши в
Полярные Зори".
Пилигрим -- Рузаеву.
Высылайте транспорт с фруктами".
"ШИФРОГРАММА Сол -- Туристу.
На второй день пребывания в Мурманске объект П. исчез".
IV
Полковник Голубков расхаживал взад-вперед по своему маленькому кабинету
и терпеливо, с автоматизмом смирного идиота, аккуратно отставлял в сторону
кресло , все время попадавшееся ему под ноги.
Исчез, твою мать! Куда он исчез?
Капитан Евдокимов, срочно посланный в Мурманск, засек контакт Пилигрима
с человеком Рузаева. Тот передал Пилигриму небольшой кейс -- как раз такой,
в каком вполне уместились бы четыреста тысяч долларов. Для чего Пилигриму
наличняк? Платить, ясно. За что? За взрывчатку? Но она выехала из Чечни,
замаскированная в коробе "КамАЗа", груженного турецкими огурцами и
мандаринами. Зачем за нее платить? Если Лорд прав и вторая партия взрывчатки
идет на лесовозе Краузе, за нее действительно нужно платить. Но лесовоз еще
и близко к Кандалакше не подошел, он сейчас где-то на траверзе Рыбачьего или
Кильдина, ему до Кандалакши еще пилить и пилить. А Пилигрим уже испарился. И
Люси Жермен не знает куда. И не проявляет ни малейшего беспокойства:
встречается с представителями турфирмы, с людьми из администрации
губернатора, ведет переговоры о турбазе "Лапландия". На как бы случайный
вопрос капитана Евдокимова о спутнике лишь пожала плечами:
-- Все кобели бегают. Побегает и вернется.
Личность курьера выяснили -- это был один из советников Рузаева. Так
что эта информация ничего принципиально нового не давала.
Все остальное шло по плану. Очень удачно Люси подарила станции японский
"Тринитрон", а еще более удачно -- современный мощный компьютер. Получилось
прямо как по заказу. В отделе полковника Голубкова его сотрудники мозги едва
не вывихнули, раздумывая, как бы половчей и естественней всадить на АЭС
хороший компьютер с выходом в Интернет. А тут получилось само собой.
Голубков порадовался неожиданной удаче, но не слишком удивился. В любом деле
одна идиотка. Это я. Передайте своим боссам, что я готова заплатить за базу
двести пятьдесят тысяч, и ни цента больше.
-- Но речь шла о трехстах пятидесяти тысячах, -- напомнил представитель
фирмы.
-- Генрих, что можно оставить от гостиницы? -- обратилась Люси к своему
шеф-менеджеру.
-- Только стены, мадам. И некоторые перекрытия.
-- Что можно оставить от подъемника? -- спросила она Дока.
-- Только несущие фермы. Все остальное требует замены, -- ответил Док.
-- Вы можете что-нибудь добавить, Ковбой? -- обратилась она ко мне,
почему-то переведя мою фамилию на американский лад.
-- Ничего, мадам, -- ответил я. -- Практически все здесь нужно начинать
с нуля. Плюс дороги. Плюс вертолетная площадка или аэропорт для
гидросамолетов. Туристы будут прилетать в Мурманск. Не тащиться же им сюда
три часа на поезде. Я считаю, что вам не следует ввязываться в это дело. Оно
требует слишком много капитальных вложений.
-- Слышали, что сказал мой эксперт? -- обратилась Люси к представителю
Мурманской турфирмы.
-- Я должен обсудить ситуацию со своим руководством, -- заявил
мурманчанин.
-- Но не затягивайте это дело, -- посоветовал Генрих.
Этой же ночью, в номере Генриха, мы внимательно изучили все данные
аэрофотосъемки. "Аэрофотосъемки" -- это я сказал по привычке. Никаких
фотопленок и близко не было. Кассеты из камер вставлялись в мини-компьютер,
который привез с собой Генрих, и он лишь выплевывал из лазерного принтера
листы распечаток, на которых каждое дерево и каждый озерный или речной изгиб
выделялись так, будто были нарисованы тушью старательным китайским
художником.
Северная АЭС -- два действующих энергоблока на берегу озера и один
строящийся -- располагалась километрах в шести от города и километрах в двух
в сторону от дороги, которая соединяла Полярные Зори с "Лапландией". От
города к проходной станции ходили полуразбитые рейсовые автобусы. В
пересменки, которые происходили три раза в сутки, они были обвешаны
пассажирами и двигались чуть ли не боком. По субботам и воскресеньям народу
было намного меньше -- строители и ремонтники отдыхали, на станции
оставались только дежурные смены.
Станция была обнесена по всему периметру пятиметровым забором из
металлической сетки с изоляторами и какими-то проводами сверху. Но вряд ли
сетка была под напряжением. Во-первых, дежурившие у главных ворот охранники
пропускали грузовики с металлом и бетоном, отводя створки ворот голыми
руками. А во-вторых, часть сетки со стороны подстанции уходила в воду, тут
напряжениz не подашь. Поверх сетки крепились мощные осветительные галогены.
Но и в темноте они не рисовали контур ограды -- горели то там, то тут.
Понятное дело: перегорали, а новые где возьмешь, их же покупать нужно.
На планах четко просматривалась и система наружной охраны: трое у
главных ворот, трое у задних, через которые, вероятно, вывозились на ближний
обвалованный склад отработанные ядерные материалы. У входов в оба
действующих блока тоже темнели фигурки охранников. Можно было даже
разглядеть "калаши", висевшие у них на груди.
Всего в наружной охране мы насчитали восемнадцать человек. Внутри тоже
наверняка была охрана. Возле главного щита управления, при входе в
реакторные залы. В общем, человек тридцать. На смену и со смены их возила
крытая брезентом вахтовка, чтобы не давились в автобусных очередях и не
опаздывали на пересменку. Пару раз, выйдя утром из гостиницы подышать свежим
воздухом и отовариться в местных лавчонках какой-нибудь бесхитростной и
безопасной едой (в буфете еда относилась безусловно к опасной, одни котлеты
чего стоили), я внимательно разглядел ребят, грузившихся в вахтовку. Это был
типичная вохра из местных парней, отслуживших срочную. Вряд ли они вели
слишком праведный образ жизни: не раз заскакивали в палатки и возвращались к
машине, ловко придерживая засунутые за пазуху бутылки. Командиры отделений
или смен были постарше и посерьезней -- из бывших прапоров или офицеров,
вероятно. Сами они бутылок по утрам не таскали, но после смены обязательно
отоваривались. И эту водяру, были у меня такие подозрения, они использовали
не для растирания натруженных за день ног или еще чего. Они принимали ее
внутрь. А по утрам не бежали похмеляться, только чтобы не уронить себя в
глазах подчиненных. Впрочем, не исключено, что подчиненные похмеляли их уже
прямо в кузове вахтовки.
Так что уровень охраны Северной АЭС, как и предполагали аналитики
Каспийского трубопроводного консорциума, оставлял желать лучшего. Неужели и
другие АЭС охраняются так же?
Я был не прав: эту станцию мы могли бы захватить без единого выстрела.
И никакой проверочной тревоги не понадобилось бы. Но когда я после разговора
с Генрихом Струде рассказал о своей идее полковнику Голубкову, он сразу и
очень горячо ее одобрил. Она давала какие-то дополнительные возможности.
Какие -- он не стал объяснять. Только несколько раз повторил, что мы должны
стоять на своем и не отступать даже в самой малости.
Генрих тоже успел разглядеть охрану и высказал мне свое убеждение в
том, что мой план лишь усложняет дело. Но я был тверд. Даже если хоть один
охранник сдуру или спьяну окажется изувеченным, не говорю уж -- убитым, что?
Слово сказано? Сказано. О чем еще говорить? Я даже слегка блефанул: вас не
устраивает этот вариант -- нет проблем, мы возвращаем ваш аванс за вычетом
текущих расходов и суточных и забываем о нашей встрече.
В этом блефе был только один момент, который я назвал бы не опасным, а
сомнительным. Поздним вечером, когда Генрих вновь собрал всех нас у меня в
Затопине и каждому вручил по сто штук "зеленых", а также раздал нам билеты
на поезд "Москва -- Мурманск", у меня в доме неожиданно появился полковник
Голубков на своей задрипанной неприметной "Волге". С ним был какой-то
человек в штатском. И по повадкам он был штатским, кем-то вроде бухгалтера.
Он попросил нас выложить на стол пакеты с баксами, которые передал нам
Генрих, распотрошил их так, что стали видны номера и серии каждой банкноты,
и долго фотографировал их аппаратом со вспышкой. Потом попросил каждого из
нас написать заявление с указанием, когда, от кого и для какой цели мы
получили эти деньги. В конце каждого заявления перечислялись серии и номера
банкнот, так что заявления получились довольно объемистыми. Больше всего мне
не понравилось то, что заявления были на имя Генерального прокурора России.
Только этого нам и не хватало.
Но полковник Голубков сидел молча, очевидно одобряя действия своего
спутника, и мы не решились выражать недоумение, а уж тем более и протесты.
После того как эта довольно затяжная процедура закончилась, бухгалтер
собрал все наши баксы в инкассаторский мешок, а нам выдал другие -- такие же
новые, стольниками. И ровно по сотне тысяч. Так что, если бы Генрих
согласился на мое предложение, он получил бы обратно не совсем те деньги,
которые нам заплатил.
Но у него, судя по всему, и в мыслях не было давать задний ход. Он был
устремлен вперед, только вперед. А впереди было посещение Северной АЭС. Люси
пригласил на эту экскурсию главный инженер станции во время пьянки на
загородной базе, а потом не поленился прислать пропуска для всей нашей
группы. Мы и не преминули воспользоваться этим приглашением.
III
Осмотр станции принес всем нам много приятных неожиданностей.
Принципиально разных по своей сути. Люси, например, восхитило то, что все на
станции работают в белом -- не в белых халатах, как внешний обслуживающий
персонал, а в белых штанах и куртках с застежками по самое горло. На лицах
многих из них были белые повязки, что-то вроде марлевых респираторов. Эти
операторы работали в реакторной зоне -- "грязной", как ее называли. После
трех часов работы полагался часовой отдых, для этого была выделена
специальная комната с лежанками, фикусами и телевизором "Рекорд" с тусклым
экраном. Когда смена кончалась, операторы подвергались тщательному
дозиметрическому контролю, а вся их одежда отправлялась либо на
дезактивацию, либо уничтожалась.
Главный инженер Юрий Борисович, сопровождавший нас, настойчиво
советовал Люси не лезть в активную зону. Но не на ту напал. Как это?
Побывать на атомной станции и не взглянуть на реактор! А по-моему, ей просто
хотелось пощеголять в белом балахоне, с дозиметром в кармашке. А если бы еще
без штанов да в присутствии фотокорреспондента какого-нибудь "Пентхауза" или
"Плейбоя" -- так больше и мечтать не о чем, сенсационная серия! Насчет
фотокорреспондента у нее, разумеется, обломилось. Но по тому, как она
облазила все перекрытия и останавливалась рядом с операторами у главного
щита или у системы контроля за охлаждением реакторов, я понял, что идея
суперсерии "Люси Жермен демонстрирует коллекцию на русской АЭС" накрепко
запала в ее голову.
Генрих с дозиметристами взяли лодку и обогнули станцию по воде, отбирая
пробы в разных местах и тщательно записывая показания датчиков в блокнот.
Муху мы оставили снаружи -- приглядеться, что там к чему, а мы с Доком
пристроились к Юрию Борисовичу и Люси. И уже минут через сорок весь план
предстал передо мной, как на бумаге. Но, понятное дело, я держал его пока
при себе.
На третий, строящийся, блок мы заходить не стали. "Там шумно", --
сказала Люси. И в самом деле, из-за высокой сетки, отгораживавшей
действующую станцию от стройки, доносился истошный вой наждаков, которыми
зачищали сварные швы, грохот железных балок и огромных металлических листов,
натужный вой тяжелых грузовиков, буксующих в непролазной грязи. Да мне это
было и не нужно. Стройка выпадала из зоны нашего действия. А это был один из
главных выводов.
На выходе из активной зоны Юрий Борисович не без гордости показал Люси
показания дозиметров и объяснил, что радиация внутри станции всего на
тысячные доли нормы превышает фон. Люси заглянула в комнату отдыха, где
операторы, среди которых была половина женщин, смотрели по тусклому ящику
какую-то мыльную оперу, и искренне возмутилась.
-- Юрочка! И это называется заботой о людях, еб твою мать? -- не
приглушая голоса, спросила она главного инженера. -- Где Генрих? Позвать
сюда Генриха!
Появился Генрих. Люси показала ему на "Рекорд":
-- Завтра здесь должен стоять "Тринитрон". Нет? -- спросила она,
заметив легкий протест в глазах своего шеф-менеджера. -- Тогда можешь искать
себе другую работу!
В кабинете главного инженера, на очищенном от бумаг длинном столе был
устроен легкий фуршет. Но Люси даже не взглянула на бутылки и бутерброды с
семгой. Она подошла к письменному столу и уставилась на компьютер.
-- Это что? -- спросила она так, как спрашивают о какой-то диковине.
-- Ай Би Эм Пи Си, -- ответил главный инженер.
-- Неужели двести восемьдесят шестой? -- поразилась Люси.
-- Ну почему? -- обиделся Юрий Борисович. -- Триста восемьдесят шестой.
И очень даже прилично работает.
Люси вновь решительно повернулась к Генриху:
-- Интел. Последней модели. Со всеми примочками. Интернет и все прочее.
Подключить кабелем к сети телецентра, у них есть канал. Не нужно меня
благодарить, Юрочка, -- обратилась она к главному инженеру. -- Я надеюсь, ты
разрешишь мне и моим сотрудникам время от времени им пользоваться. Пока мы
не найдем подходящего помещения для своей компьютерной базы. Мне придется
связываться с турагентствами всего мира. И как прикажешь? По вашему
междугородному телефону? Так проще докричаться! Наливай, Генрих. И не делай
из своей морды козу. Мы приехали сюда не на один год. И если мы хотим здесь
успешно работать, нужно, чтобы нас полюбили. Ты меня уже любишь, Юрочка?
-- Я никогда не видел таких женщин, -- искренне признался главный
инженер.
-- И больше не увидишь, -- милостиво приняла комплимент Люси. -- Но
сайт дома моделей "Шарм" есть в Интернете, так что долгими полярными ночами
ты не будешь по мне скучать.
Я не очень понял, на кой черт Люси понадобилось дарить станции такие
дорогостоящие игрушки, как японский телевизор "Тринитрон", а тем более
современный компьютер. Этого не понял, по-моему, и Генрих. Но он спорить не
стал. А я тем более. Не мое это было дело.
Мое дело было другое. К тому времени, когда мы закончили со всеми
фуршетами и вернулись в гостиницу, в моей голове уже созрел точный план
операции. Мне не хватало лишь информации дозиметристов. И Генрих мне ее
предоставил.
Как я и предполагал, вода со стороны реакторов порядочно превышала фон.
Поэтому проникать на станцию, подныривая под сетку, ни у кого из нас особого
желания не было. У нас с Боцманом были дети: моя Настена и его Санька, а у
остальных ребят -- вообще никого. И рисковать будущим потомством никому не
улыбалось.
Следующая порция анализов, которые выдал нам Генрих, была куда
приятнее. В озеро, на берегу которого стояла АЭС, с севера вливалась
довольно широкая протока. Речушка не речушка, тут все озера соединялись
проливами и протоками. Главное, что она текла сверху, и была, как и вся
территория станции, перекрыта уходящей в воду стальной сеткой. Стрелки
дозиметров здесь едва дотягивали до фона. Расход воды в этой протоке, по
прикидкам Генриха и сопровождавшего его гидрогеолога, был достаточно
большой, чтобы считать северную часть озера, уже внутри станции, совершенно
безопасной для наших мужских достоинств.
Но главным являлись зоны охраны, на которые была разбита территория
объекта. Две трети ВОХРы, человек восемнадцать, дежурили у ворот и вдоль
сетки. Еще по трое -- у входа в действующие корпуса. Двое -- на входе в зал
основного щита управления. Еще по двое -- на входе и выходе в активные зоны.
При этом первый и второй действующий корпуса были разделены прочной
пятиметровой бетонной стеной, и когда кому-нибудь из инженеров нужно было
пройти в соседний корпус, он двигался в обход, через центральную проходную.
Могу только представить, что он при этом думал. Или даже говорил вслух.
А ведь нам же не всю станцию нужно было захватить, а лишь один из ее
действующих блоков. Значит, восемнадцать охранников мы можем вычеркнуть из
списка. Мы их просто обойдем -- поднырнем под сетку и вылезем в лодочном
сарае возле первого, самого нужного нам блока станции. Вода, правда, не
сахар. Но это уж дело Генриха -- обеспечить нас специальными гидрокостюмами,
желательно с подогревом. А дальше -- все просто. Трое на входе -- не
проблема. Те, что внутри здания, -- тем более. И что остается? Блокировать
корпус изнутри -- а двери там такие, что прямой удар гаубицы могут
выдержать. Перевести вспомогательный персонал в комнату отдыха -- пусть
смотрят цветной японский "Тринитрон", оставить на пультах только дежурных. К
ним даже приставлять никого не нужно. А что они могут сделать? Внешняя связь
у них будет отключена. А режим работы реактора они будут поддерживать без
всякого принуждения -- самим же тоже неохота взлететь на воздух.
После этого можно будет без спешки укладывать взрывчатку, ставить
взрыватели и подавать условный сигнал: "Станция захвачена".
Да, все было предельно ясно. Но я почему-то не спешил поделиться этим
планом с ребятами. А тем более -- с Генрихом. Не знаю почему. Что-то
останавливало. Какой-то внутренний голос. А я привык доверять своему
внутреннему голосу. Решил довериться и в этот раз.
И промолчал. Но Генрих и не ждал моих комментариев.
-- Ну что, по первому этапу особых проблем не просматривается.
Отработать маршрут проникновения на станцию, просчитать до минуты -- не мне
вас этому учить, -- подвел он итог обсуждению, -- Со вторым этапом сложней.
-- А что у нас на второе? -- спросил Муха.
-- Взрывчатка. Есть два пути доставить ее. Первый: получить официально
на каком-нибудь из подмосковных военных складов и привезти сюда. Этот путь
не годится. Мы будем вынуждены афишировать свои намерения, обязательно
произойдет утечка информации, и нас попросту арестуют, а вся наша проверка
кончится ничем. А пока Москва будет связываться с президентом "Шеврона" и
советом директоров КТК, из которых лишь один посвящен в суть операции, мы
будем сидеть на нарах. Чего не хотелось бы.
-- Это уж точно, -- подтвердил Муха. -- Какой второй?
-- Не стану перегружать ваши головы лишними подробностями. Скажу лишь,
что этот способ сложный, дорогой, но надежный.
-- А все-таки? -- не отставал Муха. -- На сколько он потянет? "Лимонов"
на пять деревянных?
-- Больше. И не деревянных.
-- Мы, Генрих, неправильно заключили с вами контракт, -- заявил Муха.
-- Нужно было -- аккордно. Перерасход -- наш. Но и экономия тоже наша. Какая
нужна взрывчатка?
-- Лучше пластит.
-- А обыкновенный тол подойдет?
-- Подойдет и тол. Но его нужно килограммов шестьсот. Чтобы все
выглядело достаточно серьезно.
-- Договорились, -- кивнул Муха. -- Так и быть, сэкономим "Шеврону"
пару баксов, пусть процветают, нам не жалко.
-- Хотелось бы послушать объяснения, -- заметил Генрих.
-- А вы просто невнимательный человек. Иначе обошлись бы без
объяснений. Вы на здешнем рынке были?
-- Проходил как-то.
-- Рыбу видели? Не соленую -- свежую.
-- Видел. Но не обратил внимания.
-- А я обратил. И что характерно, ни у одного сига или чира не было в
губе ранки от крючка. Сетью ловили? А тогда почему чешуя целая? Когда рыба
бьется в сети, чешуя всегда отскакивает. О чем это говорит? Что рыбу
глушили. А чем можно глушить рыбу? Взрывчаткой. А где местные умельцы
достают взрывчатку?
-- На каком-нибудь здешнем военном складе? -- предположил Генрих.
-- Вы только что видели карты всей округи. Заметили хоть что-то похожее
на военный склад?
-- Нет.
-- А почему? Потому что никаких военных складов здесь нет.
-- Ты не тянул бы резину, а? -- посоветовал я Мухе.
-- Пастух! Неужели даже ты не сообразил? Чем рвут рудные отвалы? Толом,
правильно? А где хранится тол? На складе, который находится на приличном
расстоянии от объекта -- из соображений безопасности. А как перевозится
взрывчатка к месту работ? На грузовиках. Смотрите сюда!
Муха расстелил на столе снимок общего плана и показал сначала рудный
карьер, а затем извилистую, огибающую сопки дорогу, которая вела к карьеру
от каких-то приземистых каменных бараков. На снимке были видны два "зилка" с
брезентовыми кузовами: один катился вниз, к карьеру, а другой одолевал
подъем.
-- Вот вам и взрывчатка! -- заключил Муха. -- Как там учет поставлен --
сами можете себе представить, если весь базар рыбой завален. Да и точно
учесть расход взрывчатки при горнорудных работах практически невозможно:
что-то взорвалось, а что-то -- брак. Проще всего подъехать на склад,
договориться с ребятами и купить пару ящиков. Или сколько нам нужно?
-- Совершенно исключено, -- возразил Генрих. -- Пойдут слухи. Приехали
чужаки, купили взрывчатку. И не один взрывпакет, а почти полтонны.
Обязательно кто-нибудь проболтается.
-- Можно по-другому, -- легко согласился Муха. -- Посмотрите на карту.
Дорога в сопках, практически не просматривается. Выбрать место, перемахнуть
через борт, из каждой машины сбросить по упаковке или по ящику -- никто и не
чухнется. Согласны?
-- Интересное предложение, -- одобрил Генрих. -- Очень интересное. Что
скажете, Серж?
Честно говоря, почему-то я предпочел бы, чтобы Муха держал свои
соображения при себе и о них не рассказывал. Но коль уж зашла об этом речь,
отмалчиваться было не с руки.
-- А куда мы взрывчатку потащим? -- спросил я. -- Не сразу же на
станцию. И в гостиницу тоже нельзя.
-- Вот куда, -- подсказал Генрих. -- На турбазе есть склад. Я
договорюсь, чтобы вам дали ключи. Туда все и перевезете. И взрывчатку, а
заодно -- для маскировки -- все наше геодезическое оборудование из
гостиницы. Ящики зеленые, похожи на снарядные, никто и внимания не обратит.
Прекрасная мысль, Олег. Просто прекрасная. Займитесь этим, Серж. Начните
прямо завтра. Дня три вам на всю операцию хватит?
-- Должно хватить. Но взрывчатка-то настоящая, -- напомнил я.
-- А мы не будем ее использовать. Оставим на крайний случай. Почему?
Потому что наши работодатели будут очень разочарованы таким решением.
Доставить взрывчатку -- одна из труднейших задач, правильно? Так они
считают. А мы тут вдруг находим ее под самым носом. Из эксперимента должна
быть исключена случайность. Тогда он будет убедительным. Мы должны
смоделировать типичную ситуацию. Типичную для всей России.
-- По-вашему, в других регионах России трудней добыть взрывчатку? --
обиделся за Россию Муха. -- Да еще легче. Только плати -- сами привезут и
уложат! А на бутылку добавите -- так и взорвут!
-- Если это правда, то это прискорбно, -- заметил Генрих.
-- Это прискорбно, но это правда, -- поддержал Муху Док.
-- И все же мы оставим этот вариант про запас, -- завершил разговор
Генрих. -- Осваивайтесь, внедряйтесь, отрабатывайте план операции. А мы с
Люси завтра уезжаем в Мурманск на несколько дней, нужно решить кое-какие
оргвопросы.
-- Охрана нужна? -- спросил Артист.
Генрих усмехнулся:
-- Я смотрю, вы готовы охранять ее днем и ночью.
-- Особенно ночью, -- не без вызова ответил Артист.
-- Он пошутил, -- решительно вмешался я.
-- Я так и понял, -- кивнул Генрих. -- Все в порядке, Семен. Я сумею ее
защитить.
III
"Совершенно секретно
Операция "Капкан" ЭЛЕКТРОННЫЙ ПЕРЕХВАТ
Пилигрим -- Тернеру.
Операция развивается строго по плану. Необходим второй транш. Из них
четыреста тысяч наличными -- в Мурманск. Буду ждать вашего человека в
гостинице "Арктика". Пусть найдет мадам Люси Жермен, я ее менеджер".
Джеф -- Доктору.
Из банка "Босфор" на счет фонда "Ичкерия" переведен миллион долларов.
Четыреста тысяч сразу же обналичены. Будут переданы, вероятно, курьером
Рузаева непосредственно объекту П. В ближайшие дни, по данным Туриста, он
будет находиться в Мурманске".
Лорд -- Доктору, Туристу.
По телефонному номеру, указанному Туристом, выявлен житель Стокгольма
Йоргенс Краузе, судовладелец двух среднетоннажных лесовозов. До 1979 года
был участником группы Баадер -- Майнхоф, выполнял вспомогательные задания. В
1979 году был арестован и осужден на три года. После освобождения никаких
связей с террористическими группами не поддерживал. До ареста не раз
встречался с объектом П. и хорошо с ним знаком. После второго телефонного
звонка объекта П. из Москвы, содержание которого не зафиксировано, взял
подряд на доставку груза гуманитарной помощи для детских домов Мурманской
области, в том числе и для детского дома в поселке Полярные Зори. На
обратном пути намерен загрузиться пиломатериалами. Вся гуманитарная помощь и
фрахт оплачены стокгольмским филиалом корпорации "Интер-ойл". Выгрузка
гуманитарной помощи произойдет в Кандалакше, далее груз для Полярных Зорь
проследует на автомашинах.
Мой агент, внедренный в команду, сообщил, что накануне погрузки и
выхода в рейс в носовой части трюма скрытно производились какие-то
перепланировочные работы. Не исключено, что лесовоз везет взрывчатку. По
согласованию с таможенной службой судно было выпущено из порта без
тщательного досмотра. С тем чтобы не расшифровать нашего человека, считал бы
целесообразным все необходимые мероприятия по нейтрализации или подмене
взрывчатки провести во время следования груза на автомашинах из Кандалакши в
Полярные Зори".
Пилигрим -- Рузаеву.
Высылайте транспорт с фруктами".
"ШИФРОГРАММА Сол -- Туристу.
На второй день пребывания в Мурманске объект П. исчез".
IV
Полковник Голубков расхаживал взад-вперед по своему маленькому кабинету
и терпеливо, с автоматизмом смирного идиота, аккуратно отставлял в сторону
кресло , все время попадавшееся ему под ноги.
Исчез, твою мать! Куда он исчез?
Капитан Евдокимов, срочно посланный в Мурманск, засек контакт Пилигрима
с человеком Рузаева. Тот передал Пилигриму небольшой кейс -- как раз такой,
в каком вполне уместились бы четыреста тысяч долларов. Для чего Пилигриму
наличняк? Платить, ясно. За что? За взрывчатку? Но она выехала из Чечни,
замаскированная в коробе "КамАЗа", груженного турецкими огурцами и
мандаринами. Зачем за нее платить? Если Лорд прав и вторая партия взрывчатки
идет на лесовозе Краузе, за нее действительно нужно платить. Но лесовоз еще
и близко к Кандалакше не подошел, он сейчас где-то на траверзе Рыбачьего или
Кильдина, ему до Кандалакши еще пилить и пилить. А Пилигрим уже испарился. И
Люси Жермен не знает куда. И не проявляет ни малейшего беспокойства:
встречается с представителями турфирмы, с людьми из администрации
губернатора, ведет переговоры о турбазе "Лапландия". На как бы случайный
вопрос капитана Евдокимова о спутнике лишь пожала плечами:
-- Все кобели бегают. Побегает и вернется.
Личность курьера выяснили -- это был один из советников Рузаева. Так
что эта информация ничего принципиально нового не давала.
Все остальное шло по плану. Очень удачно Люси подарила станции японский
"Тринитрон", а еще более удачно -- современный мощный компьютер. Получилось
прямо как по заказу. В отделе полковника Голубкова его сотрудники мозги едва
не вывихнули, раздумывая, как бы половчей и естественней всадить на АЭС
хороший компьютер с выходом в Интернет. А тут получилось само собой.
Голубков порадовался неожиданной удаче, но не слишком удивился. В любом деле