Страница:
экраном "Рекорд", перенесенный в приемную из комнаты отдыха, когда там
появился подаренный Люси Жермен величественный японский "Тринитрон".
Рузаев со своим черноусым советником Азизом Садыковым, Генрих и
корреспонденты коротали время в кабинете директора станции. Мы тоже,
конечно, могли бы там сидеть, никто нас не гнал, но тут-то и сработал
инстинкт сверчка. Мы вполне охотно ему подчинились. Так-то оно было и лучше,
лишняя напряженка раньше времени нам была ни к чему. Пару раз из кабинета
выглядывал Генрих. Один раз молча оглядел нас. На второй спросил:
-- Где Артист?
Я лишь пожал плечами:
-- Шляется где-то. Смотрит, все ли в порядке. Или просто пошел
размяться. Нудное, оказывается, это дело -- захватывать атомные
электростанции. Больше я, пожалуй, на такое не подпишусь.
Генрих скрылся за дверью. Я повернулся к Доку:
-- А теперь расскажи-ка нам про свою стажировку. Где ты ее проходил и
чему тебя там учили?
-- Да, очень интересно, -- поддержал меня Муха.
Док как бы даже слегка смутился, но все же ответил:
-- Ну, как вам сказать... На Кубе.
-- Ух ты! -- восхитился Муха. -- Как тебя туда занесло?
-- Да просто. Купил путевку в турагентстве и полетел. А там... Ну,
договорился насчет стажировки. И прошел курс. Четыре месяца. По полной
программе.
-- Там же перезрелый социализм. Чему они могли тебя научить? --
удивился Боцман. -- Особенно в полевой хирургии.
-- Полевой хирургии я и сам бы мог их поучить. У нас эта школа повыше
классом. Но кое-что они умеют лучше нас. В общем, я прошел курс в их
учебно-тренировочном центре. Где готовили кадры для
национально-освободительных движений. Как нынче у нас говорят --
террористов. И сейчас готовят. Правда, поменьше.
-- Господи Боже мой! Зачем тебе это было надо? -- спросил я.
-- Видите ли, ребята... Я чувствовал себя как-то неловко. Вечно вам
приходилось меня подстраховывать. Вот я и решил... Поучиться, в общем.
-- Чему же тебя там учили? -- поинтересовался Муха.
-- Всему. Десантирование. Взрывное дело. Современные средства связи.
Тактика подводных операций. Ну, стрельба, рукопашный бой, это само собой. И
через день -- марш-броски с полной выкладкой. Сержант был -- страшная
сволочь. Но дело знал. Перед отъездом я все же набил ему морду. Чем и
доказал, что его уроки не прошли даром. А я недаром платил бабки.
-- Сколько? -- спросил я.
-- Много, Серега. Двадцать штук. Баксов.
-- Ну даешь! -- ахнул Боцман. -- Как же тебя туда приняли?
-- Ты же сам сказал, что там социализм. А при социализме за бабки можно
все, только плати.
-- Да, Док, теперь мы видим, что ты действительно любознательный
человек, -- заключил я.
-- Есть у меня этот недостаток, -- покорно согласился Док.
Появился Генрих, сделал мне знак выйти в коридор и тут повторил прежний
вопрос:
-- Где Артист?
-- Да что вы пристали ко мне с этим Артистом? -- удивился я. -- Вам он
нужен? Так и скажите. Сейчас узнаю.
Я включил "уоки-токи":
-- Пастух вызывает Артиста. Артист, слышишь меня? Ты где? Прием.
-- В сортире, -- раздался из динамика довольно агрессивный голос
Артиста. -- Доложить, что я делаю?
Я взглянул на Генриха:
-- Вызвать?
Он отрицательно покачал головой:
-- Не нужно.
-- Ну так что? -- нетерпеливо спросил Артист. -- Надевать штаны или
разрешишь продолжать?
-- Продолжай, -- сказал я.
-- Большое тебе за это человеческое спасибо, -- саркастически
поблагодарил Артист и ушел со связи.
-- Мне не нравится его настроение, -- заметил Генрих. -- Что с ним?
-- Обыкновенный мандраж. Не каждый день приходится сидеть на атомной
бомбе. -- Я решил, что пора, пожалуй, подогреть ситуацию, и добавил: -- Он
дергается из-за Люси Жермен. Ее нигде нет. Где она, кстати?
-- Она там, где и должна быть, -- довольно жестко ответил Генрих. --
Присматривайте за ним, Серж. Нам не нужны сейчас никакие нервные срывы.
Он вернулся в кабинет, а я к ребятам в приемную. На их быстрые
вопросительные взгляды кивнул: все в порядке.
ровно без пяти шесть двери кабинета раскрылись, появился сначала Азиз,
грозный в своем камуфляже и с "узи" в руке, за ним -- Рузаев, Генрих, Крамер
и Гринблат с Блейком.
-- В комнату отдыха, -- приказал нам Генрих. -- Сейчас начнется
телетрансляция. Застегнуть куртки, оружие на виду, натянуть "ночки"!
-- Отставить! -- возразил я. -- Да вы что?! Там же сразу истерика
будет! Пять лбов в "ночках" и со стволами -- шутите? Снять "ночки", стволы
убрать, держаться спокойно и дружелюбно! -- приказал я своим.
-- Ваши лица будут на пленке, -- предупредил Генрих.
-- И что? -- спросил я. -- Чего нам бояться?
-- Что ж, пусть будет по-вашему, -- согласился он, но сам "ночку" надел
и полностью закрыл ею лицо.
-- Мы можем снимать все? -- уточнил Блейк.
-- Да, все.
Азиз хотел рвануть дверь комнаты отдыха, словно намерен был ее
штурмовать, но я остановил его:
-- Спокойно, советник. Это нужно делать не так.
-- А как? -- обескуражено спросил он.
-- Сейчас покажу.
Я аккуратно, без лишнего грохота открыл дверь и постоял на пороге,
осматриваясь. В комнате было уже совсем светло. И будь она размером
побольше, все это напоминало бы зал ожидания какого-нибудь северного
аэропорта, где пассажиры, случалось, по неделе ждали летной погоды. Я
довольно громко и демонстративно покашлял. Люди на полу и в креслах
зашевелились.
-- Доброе утро, дамы и господа! -- бодро проговорил я. -- Извините за
беспокойство, но нам хотелось бы посмотреть передачу по вашему прекрасному
"Тринитрону". Надеюсь, нет возражений?
Я прошел в угол комнаты, взял пульт и включил телевизор. На огромном
экране появилась таблица с потрясающе сочными и нежными красками. Я пробежал
по всем пяти каналам, которые принимались в Полярных Зорях, везде была та же
таблица. После чего вернулся к двери и протянул пульт Рузаеву. Но его
перехватил Генрих и включил первый канал.
Народ в комнате отдыха начал понемногу приходить в себя.
-- Батюшки-светы! Уже шесть часов! -- спохватилась одна из женщин. --
Мне же дочку в школу вести! Эй, господа-товарищи, вы тут занимайтесь какими
хотите делами, а я домой пошла!
-- Мадам, вам придется немного задержаться, -- объяснил я.
-- Как это задержаться?! Как это задержаться?! Мне дочку в школу вести,
не понял?
-- В самом деле! -- загудели недовольные голоса. -- Развели хреновину!
Кто-то галочки ставит, а мы, считай, вторую упряжку тянем! И отгула небось
не дадут! Хватит, пошли по домам, ну их всех к лешему!
-- Дамы и господа, прошу успокоиться! -- воззвал я. -- Вы уйдете по
домам! И обещаю вам -- очень скоро!
-- А ты нам не обещай! Мы уже ушли! -- проговорил какой-то рослый
парень и поднялся с пола.
Генрих извлек из кармана "глок" и дважды выстрелил в потолок.
Наступила мгновенная тишина.
-- Всем оставаться на местах! -- приказал Генрих. -- Когда можно будет
уйти, вам скажут!
Мог бы ничего и не говорить, все и так все поняли.
Таблица на экране "Тринитрона" исчезла, мелькнула заставка обычной
передачи "Доброе утро" и тут же появилась студийная выгородка "Новостей". За
столом ведущего сидел обозреватель Евгений С. Я не часто смотрел его
программы. Больно уж он был самодовольный. Но сейчас на его лице не было и
следа самодовольства. Обычно аккуратно причесанные волосы сосульками свисали
на лоб, галстук был сбит на сторону, а платка, в тон галстуку, который
обычно торчал краешком из кармашка его пиджака, вообще не было.
-- Чего это с ним? -- удивился парень, который едва не возглавил
движение народных масс. -- С бодуна, что ль?
-- Ну! -- поддержал его другой. -- А то! Вчера трепался и сегодня
подняли. И даже похмелиться, видать, не дали!
-- Внимание! -- произнес С. -- Работают все каналы Центрального
телевидения России! Ровно через минуту будет передано сообщение чрезвычайной
важности!
Во весь экран появились часы. Все уставились на секундную стрелку.
Генрих пробежал по остальным каналам -- везде были эти же часы.
Секундная стрелка коснулась цифры "XII", в кадре вновь появился С.
-- Передаем экстренное сообщение. Сегодня ночью группа чеченских
боевиков из армии освобождения Ичкерии во главе с командующим армией
полковником Султаном Рузаевым захватила первый энергоблок Северной атомной
электростанции и заминировала его. Полковник Рузаев предъявил Президенту и
правительству России ультиматум...
Я взглянул на Рузаева. Он стоял у двери, скрестив на груди руки и
высоко подняв голову с рыжей жиденькой бороденкой. Это был час его
торжества. На полминуты он снял свои темные очки, и я увидел его глаза. Это
были горящие безумным желтым огнем глаза маньяка.
-- Полковник Рузаев потребовал, чтобы его ультиматум и репортаж
корреспондентов Си-Эн-Эн о захвате и минировании Северной АЭС были показаны
по всем каналам Центрального телевидения, -- продолжал С. -- Мы вынуждены
выполнить это требование. Включаем запись...
Мне не удалось в полной мере оценить операторское искусство Гарри
Гринблата. В тот момент, когда на экране общие планы станции сменились
началом нашей операции, кто-то сзади слегка дернул меня за рукав. Я
оглянулся. Это был компьютерщик Володя. Я незаметно вышел за ним в коридор.
-- Приказ Голубкова, -- быстрым шепотом сказал он. -- "Начинайте
немедленно".
Я достал "уоки-токи" и вызвал Артиста.
-- Слушаю, -- ответил он.
-- Твой выход.
-- Договорились в шесть сорок.
-- Приказ Голубкова: начать немедленно. Как понял?
-- Понял тебя. Начинаю.
Я сунул "уоки-токи" Володе:
-- Дуй наверх. Как только вертолет взлетит, сообщишь. Только не дай
бог, чтобы тебя заметили. Понял?
Володя исчез. Я вернулся в комнату отдыха. Моего временного отсутствия,
похоже, никто не заметил. Все, не отрываясь, смотрели на экран телевизора.
Лишь Крамер искоса взглянул на меня. Я кивнул. Он тотчас отвел взгляд.
На экране возникла крыша машинного зала и опускающийся на нее "Ми-1".
Но что было дальше, досмотреть никто не успел.
Дверь распахнулась, ворвался Артист с автоматом "узи" в руках, быстро
прошел по комнате, вглядываясь в лица людей. Затем круто повернулся к
Генриху:
-- Где Люси?
-- Успокойтесь, Семен, -- сказал Генрих. -- Все смотрят телевизор, а вы
мешаете.
Не оглядываясь, на звук, Артист выпустил по экрану короткую очередь.
Кинескоп взорвался, осыпав всех стеклянной пылью. Не знаю, намеренно он это
сделал или так получилось само собой, но я почувствовал облегчение. Он
избавил обычных, ничего не подозревавших людей от ужаса Апокалипсиса. А для
них это был бы настоящий Апокалипсис. И настоящий ужас.
-- Где Люси? -- повторил Артист.
-- Серж! -- приказал мне Генрих.
-- Сенька! -- заорал я. -- Ты что, опупел?! Немедленно отдай ствол!
Но он будто и не услышал меня.
-- Я знаю, где она! -- сказал он и выбежал в коридор. Я рванул следом.
Генрих -- за мной. А за ним -- Боцман, Муха и Док.
Артист опередил нас на полминуты. Еще из приемной мы услышали
автоматную очередь, а потом увидели картинку, которая была, пожалуй,
эффектней, чем захват атомной электростанции неизвестными террористами.
Замок на двери компьютерной был будто вырезан очередью из "узи" с его
скорострельностью тысячу четыреста выстрелов в минуту. Посреди комнаты стоял
Артист, безвольно опустив руку с "узи", и молча смотрел на труп Люси Жермен.
А потом поднял голову и посмотрел на нас.
Вот тогда я и понял, что он когда-нибудь обязательно сыграет Гамлета.
Потому что он плакал. По-настоящему. Молча. Слезы катились по его
светлой, отросшей за ночь щетине и скапливались в углах рта. Он осторожно
обошел то, что когда-то было блистательной Люси Жермен, аккуратно прикрыл за
собой дверь и взглянул на Генриха.
-- Зачем вы убили ее? -- негромко спросил он и тут же вскинул "узи" с
такой стремительностью, что Мухе пришлось совершить лучший в своей жизни
бросок, чтобы успеть перехватить его руку. Три или четыре пули выбили из
паркета щепу, а затем раздался сухой щелк. Рожок автомата был пуст. На
помощь Мухе кинулись Боцман и Док. Артист отбивался как бешеный. И если бы
не Док, даже не знаю, как бы ребята с ним справились.
Наконец, они притиснули его к полу. Он немного полежал, а потом хмуро
сказал:
-- Отпустите.
-- А будешь хорошо себя вести? -- спросил Муха.
-- Буду, -- пообещал Артист.
Его подняли. Он прислонился к стене, немного постоял и нацелился
указательным пальцем в грудь Генриха:
-- Тебе конец, сука. Понял?
Генрих сунул правую руку в карман пиджака.
-- Не делайте этого! -- предупредил я. Но он не внял. В руке его
появился "глок" -- и очень быстро, нужно отдать Генриху должное, почти
мгновенно. И тут уж мне пришлось проявить некоторую расторопность. Хороший
инструмент ПСМ, точный. Его пуля вышибла "глок" из руки Генриха с такой
силой, что австрийская пушка шмякнулась о стену и грохнулась на паркет прямо
под ноги Рузаеву и Азизу, которые появились в дверях кабинета и обалдело
наблюдали за происходящим.
-- А я ведь предупреждал, -- мягко укорил я Генриха, который скрючился
над отсушенной выстрелом рукой. Но левую руку, в которой был взрывной блок,
из кармана все же не вынул.
-- Что тут творится? -- заорал Гринблат, протискиваясь в кабинет с
камерой.
-- Хватит съемок, -- сказал я ему. -- Вы уже наснимали на
Пулитцеровскую премию. Ничего не происходит. Давайте выйдем на минутку, --
обратился я к Генриху. -- И снимите вашу идиотскую "ночку", вам сейчас не от
кого прятать лицо.
Он стащил "ночку", вытер обильный пот и послушно вышел за мной в
приемную. Я плотно прикрыл за собой дверь и сказал:
-- Вам нужно немедленно убираться со станции. Вы меня понимаете? И
когда я говорю немедленно -- это и значит немедленно.
-- Из-за этого психа? -- презрительно спросил он.
-- Нет.
-- Из-за чего?
-- Попробую объяснить. Хотя мы тратим на это драгоценное время.
Впрочем, это ваше время, а не мое. Вы видели начало репортажа о захвате
станции? Как мы выходим из лодочного сарая?
-- Да. И что?
-- Этих кадров не мог снять Гарри. Они с Блейком были уже внутри
станции.
Генрих подобрался, как рысь перед прыжком:
-- Кто же их снял?
-- Не знаю. Это сейчас не самое важное. Есть кое-что поважней.
Я подошел к телевизору "Рекорд" и щелкнул пусковой клавишей.
-- На всех пяти каналах "Тринитрона" была одна и та же картинка, --
напомнил я, пока этот старый чайник разогревался. -- Вы дважды проверяли.
Правильно?
-- Да.
-- А теперь смотрите.
Я нажал кнопку пятого канала -- рябь. Четвертого -- рябь. Третьего и
второго -- тоже рябь. И наконец ткнул в кнопку первого канала.
На мутном экране мелькнул конец какого-то детского мультика и появился
ведущий. Не С. Совсем не С.
-- Продолжаем программу "Доброе утро", -- лучезарно улыбнувшись,
произнес он. -- Но сначала -- чуть-чуть рекламы. Оставайтесь с нами.
Генрих шагнул к "Рекорду" и прощелкал подряд все кнопки, словно
проверяя, не смошенничал ли я. И понял, что не смошенничал. Он выключил
телевизор и быстро спросил:
-- Что это значит?
-- Это значит, что вы по уши в говне. И втянули в него и нас. Я как
чувствовал, что не надо связываться с вами. Но я не видел ваших чеченских
друзей. Но вы-то видели! Или вы такой же сумасшедший ублюдок? Хватит
болтать. Я оказался связанным с вами, поэтому в моих интересах, чтобы вы
ушли чисто. Пока у вас в руках взрывной блок, у вас есть шанс. Поэтому я и
говорю: немедленно улетайте.
-- А вы? -- задал он дурацкий вопрос.
-- Попробуем отмотаться. Это будет стоить, конечно, немалых бабок. Мы
работали на службу безопасности КТК. Во всяком случае, были в этом уверены.
И к счастью, никого не убили и даже не покалечили. Да рожайте же, черт вас
возьми!
Генрих открыл дверь кабинета и вывел в приемную Рузаева и Азиза.
-- Быстро в вертолет! -- приказал он. -- Запускайте двигатель. Я
подойду через минуту.
-- Я дал Президенту Ельцину срок до четырнадцати ноль-ноль, -- заявил
Рузаев, гордо выставив вперед свою бороденку. -- Я должен провести
переговоры с его полномочным представителем. Султан Рузаев никогда не меняет
своих решений. Слово горца крепче булата!
-- Да проведете вы свои переговоры! Из Грозного. И весь чеченский народ
будет рукоплескать своему герою!
Эта перспектива, судя по всему, понравилась Рузаеву. Он величественно
кивнул и вышел.
-- А как же... -- начал было Азиз, но Генрих прикрикнул:
-- Бегом! Если кто-нибудь попытается помешать -- стрелять сразу!
-- Я хотел спросить: а как же мистер Тернер? -- все же договорил Азиз.
-- Мы же не можем оставить его!
Генрих остановился.
-- Какой... мистер Тернер? -- негромко спросил он.
-- Мистер Джон Форстер Тернер. Лондонский журналист. Неужели вы не
узнали его? Я, правда, тоже не сразу узнал. Из-за его бороды.
Я понятия не имел, кто такой этот мистер Тернер, но известие о нем, как
мне показалось, подействовало на Генриха ошеломляюще. Посильней, чем
передача "Доброе утро".
-- Откуда вы знаете мистера Тернера? -- так же негромко спросил он.
-- Я же встречался с ним в Нью-Йорке, -- объяснил Азиз. -- Передавал
ваше предложение. И пароль -- про Майами. А потом он прилетал в Грозный.
-- Рузаев его тоже... узнал?
-- Конечно. После того, как я ему сказал. Мистер Тернер приказал нам
делать вид, что мы не знаем его. Я был уверен, что вы работаете с ним в
контакте.
-- Да, разумеется, -- кивнул Генрих. -- Я работаю с ним в полном
контакте. А теперь, Азиз, -- в вертолет. Мистер Тернер сам знает, что ему
делать.
-- Слушаюсь!
-- Матерь Божья! -- пробормотал Генрих и взглянул на меня так, будто
искал сочувствия. -- Боюсь, что вы правы. Я поставил на цыганскую лошадь.
Он быстро вошел в кабинет главного инженера. Я последовал за ним, хотя
он сделал попытку закрыть перед моим носом дверь. Он отпер сейф, извлек из
него дюралевый кейс и двинулся к выходу. Я преградил ему дорогу:
-- А наши бабки?
-- Вы их получите.
-- Конечно, получу, -- сказал я. -- И прямо сейчас. Не отходя от кассы.
Для убедительности я выщелкнул из ПСМ обойму, посмотрел, сколько
осталось патронов, и загнал обойму на место.
Генрих раскрыл кейс и вывалил на пол десятка три пачек в банковской
упаковке.
-- Плохо считаете, -- заметил я. -- Нас пятеро. И свою работу мы
сделали.
-- А если я нажму кнопку? -- спросил он.
-- Тогда бабки будут уже ни к чему. Ни мне, ни вам.
Он вывалил на пол половину содержимого чемодана и метнулся к двери. На
пороге остановился:
-- Я знаю, чья эта работа! Этой суки Люси!
Его каблуки застучали по коридору. Я всунулся в кабинет:
-- Все -- вниз! По моей команде разблокировать вход!
Муха, Боцман и Док кинулись к выходу. Артист подошел к столу и сел на
первый попавшийся стул.
-- Ты в порядке? -- спросил я.
Он кивнул:
-- Да. Только устал я, Серега.
Откуда-то появился Крамер, сел против Артиста, закурил "Кэмел" и
сказал:
-- Мы аплодируем, Семен. Потрясающе. Вы настоящий большой актер.
Артист вяло отмахнулся:
-- Да ладно вам!.. Все уже кончилось?
-- Пока еще нет.
И тут же в куртке Артиста ожила "уоки-токи":
-- Пастух, я -- Володя. Они взлетели. Как понял?
Я выхватил "уоки-токи" из кармана Артиста:
-- Понял тебя. Я -- Пастух. Всем. Разблокировать вход!
-- Побудьте с ним, -- попросил я Крамера и бросился вниз.
И первым, кого я увидел в солнечном проеме двери, был полковник
Голубков. Следом за ним два дюжих радиста тащили на спинах рации, а еще
несколько крепких ребят в камуфляже -- аппаратуру спецсвязи.
-- Привет, Константин Дмитриевич, -- сказал я.
-- Все целы?
-- Все.
-- Ну, хоть с этим обошлось, -- проговорил он и обернулся к радистам:
-- Быстрей, вашу мать! Бегом! Минуты теряем! Разворачивайте свою хренобень!
-- Что-нибудь не так? -- спросил я.
-- Все не так!
Я зачем-то посмотрел на часы.
6.22. II
Ровно в 6.30 КП полковника Голубкова был развернут в кабинете директора
АЭС. И сразу здесь воцарилась атмосфера полевого штаба во время не
слишком-то хорошо спланированного или чем-то другим осложнившегося
наступления. Полковник был един во многих лицах.
-- Шифруй: "Москва, Нифонтову", -- диктовал он оператору спецсвязи. И
тут же -- радисту: -- ПВО! Ведут "вертушку"?
-- Так точно!
-- Так докладывай, твою мать!
-- Курс по прямой на Мурманск, высота триста тридцать метров, скорость
сто восемьдесят, удаление от нас -- пятнадцать километров...
-- Шифруй. "Станция разблокирована. Жертв среди персонала нет. Приказ
Москвы выполнен. Объекты покинули АЭС беспрепятственно..." -- Другому
радисту: -- Евдокимов! Почему молчит капитан Евдокимов? Вызываешь?
-- Так точно. Все время. Не отвечает.
-- Продолжай вызывать! Ни на минуту не прекращай. -- Шифровщику: --
Добавь: "Обстановка на станции нормальная. Персонал сменяется.
Технологический процесс не нарушен. Саперы приступили к разминированию..."
ПВО?
-- Курс, скорость и высота те же. Удаление -- двадцать один километр.
-- Евдокимова! Евдокимова мне вынь и положь, твою мать!
-- Ну вызываю, вызываю! -- раздраженно ответил радист. -- Чего на меня
орать? Не отвечает!
-- А ты вызывай и не огрызайся! Молод ты еще на меня огрызаться!..
-- Что происходит? -- спросил я у Крамера.
-- Финишная прямая. Впрочем, нет. Точней: псовая охота. Вопрос один:
кто быстрей сумеет схватить зайца -- мы или не мы.
-- "Не мы" -- это кто? -- уточнил я.
-- Точно пока неизвестно. Есть только предположения. Но они не лишены
оснований.
-- Заяц -- Пилигрим? -- спросил Артист.
-- Когда вы это узнали? -- заинтересовался Крамер.
-- Вчера вечером.
-- От кого?
-- От Люси.
-- Почему она вам об этом рассказала?
-- Она поняла, что Пилигрим ее расшифровал. Выкрал зажигалку. В ней был
импульсный передатчик. Она хотела, чтобы мы знали, кто он. И не дали бы ему
уйти.
-- ПВО?
-- Курс, скорость, высота те же. Удаление от нас тридцать два
километра.
-- Сколько ему еще до Мурманска?
-- Примерно час пятнадцать -- час двадцать.
-- Евдокимов?
-- Молчит, зараза! Все время вызываю!
-- Да что же он там, заснул?!
-- Почему нам с самого начала не сказали, кто такой Генрих и что вообще
здесь затевается? -- спросил я у Крамера. -- Чья это была глубокая мысль --
использовать нас втемную? Ваша? Или полковника Голубкова?
-- Сколько времени вы были в тесном контакте с Пилигримом? -- вместо
ответа спросил Крамер.
-- Около двух недель.
-- Вы уверены, что за это время, общаясь самым тесным образом, сумели
бы скрыть свои чувства?
-- Я придушил бы его в первый день, -- буркнул Артист.
-- Как раз этого мы и не хотели. Они нужны нам живыми. Иначе вся
операция теряет смысл. Поэтому мы и решили, что лишняя информация вам только
помешает сделать свое дело.
-- В чем смысл всей операции? -- вмешался Док.
-- Вы потом спросите об этом полковника Голубкова. Он сам вам
расскажет. А сейчас я хочу провести небольшой эксперимент. Проверить,
насколько хорошо я разбираюсь в людях. Верней, в нелюдях. Вертолет от нас
сейчас километрах в сорока. В ближайшие пять -- семь минут Пилигрим
попытается взорвать станцию.
-- Смысл? -- спросил Док.
-- Паника. А в панике всегда легче уйти.
-- Но тогда какие ультиматумы сможет предъявлять Рузаев? -- спросил и
Боцман.
Крамер усмехнулся:
-- Проблемы Рузаева волнуют Пилигрима сейчас не больше, чем
независимость Ичкерии.
-- А как мы сможем узнать, нажмет он кнопку или не нажмет? -- спросил
Муха.
-- Очень просто. -- Крамер извлек из внутреннего кармана электронную
плашку с красным светодиодом.
-- Но это же -- радиовзрыватель! -- поразился Док. -- Из тех, что мы
поставили. Их было всего четыре!
-- А это пятый. Семен, по-видимому, уже догадался, в чем дело. А вы,
Серж? Ну! Для чего, по-вашему, я брал у вас дубликаты ключей от сейфа?
-- Вы подменили взрыватели. Я угадал?
-- Да. Возникает естественный вопрос: откуда у меня появились другие
взрыватели? Это очень просто. После неудачного испытания я понял, что
полагаться только на НАСА опасно. Слишком сложная система. А чем система
сложней, тем она ненадежней. А рисковать мы не имели права. Поэтому я
попросил одного моего лондонского приятеля слетать на денек в Нью-Йорк и
купить мне пяток этих электронных штучек. Четыре -- для дела, а пятый -- в
запас, для контроля. С пусковым блоком, конечно. И арендовать частоту на
спутниках "Орион". Что он и сделал. Прилетел в Москву, передал мне посылку и
вернулся в Лондон. Основная трудность была в том, как перевезти тетриловые
детонаторы через границы. Система обнаружения взрывчатки в аэропортах сейчас
весьма изощренная. Даже в Москве. К счастью, я вспомнил, что в Нью-Йорке
живет мой старый знакомый, пиротехник по специальности. Он и заменил тетрил
пластилином. Так что Пилигрим почти не врал, когда сказал, что использует
вместо взрывчатки обыкновенную оконную замазку.
-- Можно взглянуть? -- спросил Док. Он взял взрыватель, всмотрелся в
маркировку. -- Ничего не понимаю. Маркировка точно такая же, как и у тех. Да
не маркируются так радиовзрыватели этого типа!
-- Вы правы. Док. Хотя я не совсем понимаю, откуда у военного хирурга
такие познания. На том комплекте маркировка была фальшивая, чтобы не могли,
даже случайно, обнаружить частоту взрывного сигнала. Мне пришлось нанести на
этот комплект такую же маркировку. Чтобы Пилигрим ничего не заметил. Это мне
сделали в Москве всего за две сотни долларов.
-- Куда же делся первый комплект? -- спросил я.
-- Я попросил Семена сбросить его с крыши станции в озеро. Четыреста
граммов тетрила -- не шутка. Вы это сделали, Семен?
-- Ну да, как вы сказали.
-- Удаление -- пятьдесят два километра, -- сообщил радист, сидевший на
связи с центром ПВО.
-- Странно, -- заметил Крамер. -- Неужели я в нем ошибся?
И тут на плашке вспыхнул красный светодиод и раздался сухой треск
появился подаренный Люси Жермен величественный японский "Тринитрон".
Рузаев со своим черноусым советником Азизом Садыковым, Генрих и
корреспонденты коротали время в кабинете директора станции. Мы тоже,
конечно, могли бы там сидеть, никто нас не гнал, но тут-то и сработал
инстинкт сверчка. Мы вполне охотно ему подчинились. Так-то оно было и лучше,
лишняя напряженка раньше времени нам была ни к чему. Пару раз из кабинета
выглядывал Генрих. Один раз молча оглядел нас. На второй спросил:
-- Где Артист?
Я лишь пожал плечами:
-- Шляется где-то. Смотрит, все ли в порядке. Или просто пошел
размяться. Нудное, оказывается, это дело -- захватывать атомные
электростанции. Больше я, пожалуй, на такое не подпишусь.
Генрих скрылся за дверью. Я повернулся к Доку:
-- А теперь расскажи-ка нам про свою стажировку. Где ты ее проходил и
чему тебя там учили?
-- Да, очень интересно, -- поддержал меня Муха.
Док как бы даже слегка смутился, но все же ответил:
-- Ну, как вам сказать... На Кубе.
-- Ух ты! -- восхитился Муха. -- Как тебя туда занесло?
-- Да просто. Купил путевку в турагентстве и полетел. А там... Ну,
договорился насчет стажировки. И прошел курс. Четыре месяца. По полной
программе.
-- Там же перезрелый социализм. Чему они могли тебя научить? --
удивился Боцман. -- Особенно в полевой хирургии.
-- Полевой хирургии я и сам бы мог их поучить. У нас эта школа повыше
классом. Но кое-что они умеют лучше нас. В общем, я прошел курс в их
учебно-тренировочном центре. Где готовили кадры для
национально-освободительных движений. Как нынче у нас говорят --
террористов. И сейчас готовят. Правда, поменьше.
-- Господи Боже мой! Зачем тебе это было надо? -- спросил я.
-- Видите ли, ребята... Я чувствовал себя как-то неловко. Вечно вам
приходилось меня подстраховывать. Вот я и решил... Поучиться, в общем.
-- Чему же тебя там учили? -- поинтересовался Муха.
-- Всему. Десантирование. Взрывное дело. Современные средства связи.
Тактика подводных операций. Ну, стрельба, рукопашный бой, это само собой. И
через день -- марш-броски с полной выкладкой. Сержант был -- страшная
сволочь. Но дело знал. Перед отъездом я все же набил ему морду. Чем и
доказал, что его уроки не прошли даром. А я недаром платил бабки.
-- Сколько? -- спросил я.
-- Много, Серега. Двадцать штук. Баксов.
-- Ну даешь! -- ахнул Боцман. -- Как же тебя туда приняли?
-- Ты же сам сказал, что там социализм. А при социализме за бабки можно
все, только плати.
-- Да, Док, теперь мы видим, что ты действительно любознательный
человек, -- заключил я.
-- Есть у меня этот недостаток, -- покорно согласился Док.
Появился Генрих, сделал мне знак выйти в коридор и тут повторил прежний
вопрос:
-- Где Артист?
-- Да что вы пристали ко мне с этим Артистом? -- удивился я. -- Вам он
нужен? Так и скажите. Сейчас узнаю.
Я включил "уоки-токи":
-- Пастух вызывает Артиста. Артист, слышишь меня? Ты где? Прием.
-- В сортире, -- раздался из динамика довольно агрессивный голос
Артиста. -- Доложить, что я делаю?
Я взглянул на Генриха:
-- Вызвать?
Он отрицательно покачал головой:
-- Не нужно.
-- Ну так что? -- нетерпеливо спросил Артист. -- Надевать штаны или
разрешишь продолжать?
-- Продолжай, -- сказал я.
-- Большое тебе за это человеческое спасибо, -- саркастически
поблагодарил Артист и ушел со связи.
-- Мне не нравится его настроение, -- заметил Генрих. -- Что с ним?
-- Обыкновенный мандраж. Не каждый день приходится сидеть на атомной
бомбе. -- Я решил, что пора, пожалуй, подогреть ситуацию, и добавил: -- Он
дергается из-за Люси Жермен. Ее нигде нет. Где она, кстати?
-- Она там, где и должна быть, -- довольно жестко ответил Генрих. --
Присматривайте за ним, Серж. Нам не нужны сейчас никакие нервные срывы.
Он вернулся в кабинет, а я к ребятам в приемную. На их быстрые
вопросительные взгляды кивнул: все в порядке.
ровно без пяти шесть двери кабинета раскрылись, появился сначала Азиз,
грозный в своем камуфляже и с "узи" в руке, за ним -- Рузаев, Генрих, Крамер
и Гринблат с Блейком.
-- В комнату отдыха, -- приказал нам Генрих. -- Сейчас начнется
телетрансляция. Застегнуть куртки, оружие на виду, натянуть "ночки"!
-- Отставить! -- возразил я. -- Да вы что?! Там же сразу истерика
будет! Пять лбов в "ночках" и со стволами -- шутите? Снять "ночки", стволы
убрать, держаться спокойно и дружелюбно! -- приказал я своим.
-- Ваши лица будут на пленке, -- предупредил Генрих.
-- И что? -- спросил я. -- Чего нам бояться?
-- Что ж, пусть будет по-вашему, -- согласился он, но сам "ночку" надел
и полностью закрыл ею лицо.
-- Мы можем снимать все? -- уточнил Блейк.
-- Да, все.
Азиз хотел рвануть дверь комнаты отдыха, словно намерен был ее
штурмовать, но я остановил его:
-- Спокойно, советник. Это нужно делать не так.
-- А как? -- обескуражено спросил он.
-- Сейчас покажу.
Я аккуратно, без лишнего грохота открыл дверь и постоял на пороге,
осматриваясь. В комнате было уже совсем светло. И будь она размером
побольше, все это напоминало бы зал ожидания какого-нибудь северного
аэропорта, где пассажиры, случалось, по неделе ждали летной погоды. Я
довольно громко и демонстративно покашлял. Люди на полу и в креслах
зашевелились.
-- Доброе утро, дамы и господа! -- бодро проговорил я. -- Извините за
беспокойство, но нам хотелось бы посмотреть передачу по вашему прекрасному
"Тринитрону". Надеюсь, нет возражений?
Я прошел в угол комнаты, взял пульт и включил телевизор. На огромном
экране появилась таблица с потрясающе сочными и нежными красками. Я пробежал
по всем пяти каналам, которые принимались в Полярных Зорях, везде была та же
таблица. После чего вернулся к двери и протянул пульт Рузаеву. Но его
перехватил Генрих и включил первый канал.
Народ в комнате отдыха начал понемногу приходить в себя.
-- Батюшки-светы! Уже шесть часов! -- спохватилась одна из женщин. --
Мне же дочку в школу вести! Эй, господа-товарищи, вы тут занимайтесь какими
хотите делами, а я домой пошла!
-- Мадам, вам придется немного задержаться, -- объяснил я.
-- Как это задержаться?! Как это задержаться?! Мне дочку в школу вести,
не понял?
-- В самом деле! -- загудели недовольные голоса. -- Развели хреновину!
Кто-то галочки ставит, а мы, считай, вторую упряжку тянем! И отгула небось
не дадут! Хватит, пошли по домам, ну их всех к лешему!
-- Дамы и господа, прошу успокоиться! -- воззвал я. -- Вы уйдете по
домам! И обещаю вам -- очень скоро!
-- А ты нам не обещай! Мы уже ушли! -- проговорил какой-то рослый
парень и поднялся с пола.
Генрих извлек из кармана "глок" и дважды выстрелил в потолок.
Наступила мгновенная тишина.
-- Всем оставаться на местах! -- приказал Генрих. -- Когда можно будет
уйти, вам скажут!
Мог бы ничего и не говорить, все и так все поняли.
Таблица на экране "Тринитрона" исчезла, мелькнула заставка обычной
передачи "Доброе утро" и тут же появилась студийная выгородка "Новостей". За
столом ведущего сидел обозреватель Евгений С. Я не часто смотрел его
программы. Больно уж он был самодовольный. Но сейчас на его лице не было и
следа самодовольства. Обычно аккуратно причесанные волосы сосульками свисали
на лоб, галстук был сбит на сторону, а платка, в тон галстуку, который
обычно торчал краешком из кармашка его пиджака, вообще не было.
-- Чего это с ним? -- удивился парень, который едва не возглавил
движение народных масс. -- С бодуна, что ль?
-- Ну! -- поддержал его другой. -- А то! Вчера трепался и сегодня
подняли. И даже похмелиться, видать, не дали!
-- Внимание! -- произнес С. -- Работают все каналы Центрального
телевидения России! Ровно через минуту будет передано сообщение чрезвычайной
важности!
Во весь экран появились часы. Все уставились на секундную стрелку.
Генрих пробежал по остальным каналам -- везде были эти же часы.
Секундная стрелка коснулась цифры "XII", в кадре вновь появился С.
-- Передаем экстренное сообщение. Сегодня ночью группа чеченских
боевиков из армии освобождения Ичкерии во главе с командующим армией
полковником Султаном Рузаевым захватила первый энергоблок Северной атомной
электростанции и заминировала его. Полковник Рузаев предъявил Президенту и
правительству России ультиматум...
Я взглянул на Рузаева. Он стоял у двери, скрестив на груди руки и
высоко подняв голову с рыжей жиденькой бороденкой. Это был час его
торжества. На полминуты он снял свои темные очки, и я увидел его глаза. Это
были горящие безумным желтым огнем глаза маньяка.
-- Полковник Рузаев потребовал, чтобы его ультиматум и репортаж
корреспондентов Си-Эн-Эн о захвате и минировании Северной АЭС были показаны
по всем каналам Центрального телевидения, -- продолжал С. -- Мы вынуждены
выполнить это требование. Включаем запись...
Мне не удалось в полной мере оценить операторское искусство Гарри
Гринблата. В тот момент, когда на экране общие планы станции сменились
началом нашей операции, кто-то сзади слегка дернул меня за рукав. Я
оглянулся. Это был компьютерщик Володя. Я незаметно вышел за ним в коридор.
-- Приказ Голубкова, -- быстрым шепотом сказал он. -- "Начинайте
немедленно".
Я достал "уоки-токи" и вызвал Артиста.
-- Слушаю, -- ответил он.
-- Твой выход.
-- Договорились в шесть сорок.
-- Приказ Голубкова: начать немедленно. Как понял?
-- Понял тебя. Начинаю.
Я сунул "уоки-токи" Володе:
-- Дуй наверх. Как только вертолет взлетит, сообщишь. Только не дай
бог, чтобы тебя заметили. Понял?
Володя исчез. Я вернулся в комнату отдыха. Моего временного отсутствия,
похоже, никто не заметил. Все, не отрываясь, смотрели на экран телевизора.
Лишь Крамер искоса взглянул на меня. Я кивнул. Он тотчас отвел взгляд.
На экране возникла крыша машинного зала и опускающийся на нее "Ми-1".
Но что было дальше, досмотреть никто не успел.
Дверь распахнулась, ворвался Артист с автоматом "узи" в руках, быстро
прошел по комнате, вглядываясь в лица людей. Затем круто повернулся к
Генриху:
-- Где Люси?
-- Успокойтесь, Семен, -- сказал Генрих. -- Все смотрят телевизор, а вы
мешаете.
Не оглядываясь, на звук, Артист выпустил по экрану короткую очередь.
Кинескоп взорвался, осыпав всех стеклянной пылью. Не знаю, намеренно он это
сделал или так получилось само собой, но я почувствовал облегчение. Он
избавил обычных, ничего не подозревавших людей от ужаса Апокалипсиса. А для
них это был бы настоящий Апокалипсис. И настоящий ужас.
-- Где Люси? -- повторил Артист.
-- Серж! -- приказал мне Генрих.
-- Сенька! -- заорал я. -- Ты что, опупел?! Немедленно отдай ствол!
Но он будто и не услышал меня.
-- Я знаю, где она! -- сказал он и выбежал в коридор. Я рванул следом.
Генрих -- за мной. А за ним -- Боцман, Муха и Док.
Артист опередил нас на полминуты. Еще из приемной мы услышали
автоматную очередь, а потом увидели картинку, которая была, пожалуй,
эффектней, чем захват атомной электростанции неизвестными террористами.
Замок на двери компьютерной был будто вырезан очередью из "узи" с его
скорострельностью тысячу четыреста выстрелов в минуту. Посреди комнаты стоял
Артист, безвольно опустив руку с "узи", и молча смотрел на труп Люси Жермен.
А потом поднял голову и посмотрел на нас.
Вот тогда я и понял, что он когда-нибудь обязательно сыграет Гамлета.
Потому что он плакал. По-настоящему. Молча. Слезы катились по его
светлой, отросшей за ночь щетине и скапливались в углах рта. Он осторожно
обошел то, что когда-то было блистательной Люси Жермен, аккуратно прикрыл за
собой дверь и взглянул на Генриха.
-- Зачем вы убили ее? -- негромко спросил он и тут же вскинул "узи" с
такой стремительностью, что Мухе пришлось совершить лучший в своей жизни
бросок, чтобы успеть перехватить его руку. Три или четыре пули выбили из
паркета щепу, а затем раздался сухой щелк. Рожок автомата был пуст. На
помощь Мухе кинулись Боцман и Док. Артист отбивался как бешеный. И если бы
не Док, даже не знаю, как бы ребята с ним справились.
Наконец, они притиснули его к полу. Он немного полежал, а потом хмуро
сказал:
-- Отпустите.
-- А будешь хорошо себя вести? -- спросил Муха.
-- Буду, -- пообещал Артист.
Его подняли. Он прислонился к стене, немного постоял и нацелился
указательным пальцем в грудь Генриха:
-- Тебе конец, сука. Понял?
Генрих сунул правую руку в карман пиджака.
-- Не делайте этого! -- предупредил я. Но он не внял. В руке его
появился "глок" -- и очень быстро, нужно отдать Генриху должное, почти
мгновенно. И тут уж мне пришлось проявить некоторую расторопность. Хороший
инструмент ПСМ, точный. Его пуля вышибла "глок" из руки Генриха с такой
силой, что австрийская пушка шмякнулась о стену и грохнулась на паркет прямо
под ноги Рузаеву и Азизу, которые появились в дверях кабинета и обалдело
наблюдали за происходящим.
-- А я ведь предупреждал, -- мягко укорил я Генриха, который скрючился
над отсушенной выстрелом рукой. Но левую руку, в которой был взрывной блок,
из кармана все же не вынул.
-- Что тут творится? -- заорал Гринблат, протискиваясь в кабинет с
камерой.
-- Хватит съемок, -- сказал я ему. -- Вы уже наснимали на
Пулитцеровскую премию. Ничего не происходит. Давайте выйдем на минутку, --
обратился я к Генриху. -- И снимите вашу идиотскую "ночку", вам сейчас не от
кого прятать лицо.
Он стащил "ночку", вытер обильный пот и послушно вышел за мной в
приемную. Я плотно прикрыл за собой дверь и сказал:
-- Вам нужно немедленно убираться со станции. Вы меня понимаете? И
когда я говорю немедленно -- это и значит немедленно.
-- Из-за этого психа? -- презрительно спросил он.
-- Нет.
-- Из-за чего?
-- Попробую объяснить. Хотя мы тратим на это драгоценное время.
Впрочем, это ваше время, а не мое. Вы видели начало репортажа о захвате
станции? Как мы выходим из лодочного сарая?
-- Да. И что?
-- Этих кадров не мог снять Гарри. Они с Блейком были уже внутри
станции.
Генрих подобрался, как рысь перед прыжком:
-- Кто же их снял?
-- Не знаю. Это сейчас не самое важное. Есть кое-что поважней.
Я подошел к телевизору "Рекорд" и щелкнул пусковой клавишей.
-- На всех пяти каналах "Тринитрона" была одна и та же картинка, --
напомнил я, пока этот старый чайник разогревался. -- Вы дважды проверяли.
Правильно?
-- Да.
-- А теперь смотрите.
Я нажал кнопку пятого канала -- рябь. Четвертого -- рябь. Третьего и
второго -- тоже рябь. И наконец ткнул в кнопку первого канала.
На мутном экране мелькнул конец какого-то детского мультика и появился
ведущий. Не С. Совсем не С.
-- Продолжаем программу "Доброе утро", -- лучезарно улыбнувшись,
произнес он. -- Но сначала -- чуть-чуть рекламы. Оставайтесь с нами.
Генрих шагнул к "Рекорду" и прощелкал подряд все кнопки, словно
проверяя, не смошенничал ли я. И понял, что не смошенничал. Он выключил
телевизор и быстро спросил:
-- Что это значит?
-- Это значит, что вы по уши в говне. И втянули в него и нас. Я как
чувствовал, что не надо связываться с вами. Но я не видел ваших чеченских
друзей. Но вы-то видели! Или вы такой же сумасшедший ублюдок? Хватит
болтать. Я оказался связанным с вами, поэтому в моих интересах, чтобы вы
ушли чисто. Пока у вас в руках взрывной блок, у вас есть шанс. Поэтому я и
говорю: немедленно улетайте.
-- А вы? -- задал он дурацкий вопрос.
-- Попробуем отмотаться. Это будет стоить, конечно, немалых бабок. Мы
работали на службу безопасности КТК. Во всяком случае, были в этом уверены.
И к счастью, никого не убили и даже не покалечили. Да рожайте же, черт вас
возьми!
Генрих открыл дверь кабинета и вывел в приемную Рузаева и Азиза.
-- Быстро в вертолет! -- приказал он. -- Запускайте двигатель. Я
подойду через минуту.
-- Я дал Президенту Ельцину срок до четырнадцати ноль-ноль, -- заявил
Рузаев, гордо выставив вперед свою бороденку. -- Я должен провести
переговоры с его полномочным представителем. Султан Рузаев никогда не меняет
своих решений. Слово горца крепче булата!
-- Да проведете вы свои переговоры! Из Грозного. И весь чеченский народ
будет рукоплескать своему герою!
Эта перспектива, судя по всему, понравилась Рузаеву. Он величественно
кивнул и вышел.
-- А как же... -- начал было Азиз, но Генрих прикрикнул:
-- Бегом! Если кто-нибудь попытается помешать -- стрелять сразу!
-- Я хотел спросить: а как же мистер Тернер? -- все же договорил Азиз.
-- Мы же не можем оставить его!
Генрих остановился.
-- Какой... мистер Тернер? -- негромко спросил он.
-- Мистер Джон Форстер Тернер. Лондонский журналист. Неужели вы не
узнали его? Я, правда, тоже не сразу узнал. Из-за его бороды.
Я понятия не имел, кто такой этот мистер Тернер, но известие о нем, как
мне показалось, подействовало на Генриха ошеломляюще. Посильней, чем
передача "Доброе утро".
-- Откуда вы знаете мистера Тернера? -- так же негромко спросил он.
-- Я же встречался с ним в Нью-Йорке, -- объяснил Азиз. -- Передавал
ваше предложение. И пароль -- про Майами. А потом он прилетал в Грозный.
-- Рузаев его тоже... узнал?
-- Конечно. После того, как я ему сказал. Мистер Тернер приказал нам
делать вид, что мы не знаем его. Я был уверен, что вы работаете с ним в
контакте.
-- Да, разумеется, -- кивнул Генрих. -- Я работаю с ним в полном
контакте. А теперь, Азиз, -- в вертолет. Мистер Тернер сам знает, что ему
делать.
-- Слушаюсь!
-- Матерь Божья! -- пробормотал Генрих и взглянул на меня так, будто
искал сочувствия. -- Боюсь, что вы правы. Я поставил на цыганскую лошадь.
Он быстро вошел в кабинет главного инженера. Я последовал за ним, хотя
он сделал попытку закрыть перед моим носом дверь. Он отпер сейф, извлек из
него дюралевый кейс и двинулся к выходу. Я преградил ему дорогу:
-- А наши бабки?
-- Вы их получите.
-- Конечно, получу, -- сказал я. -- И прямо сейчас. Не отходя от кассы.
Для убедительности я выщелкнул из ПСМ обойму, посмотрел, сколько
осталось патронов, и загнал обойму на место.
Генрих раскрыл кейс и вывалил на пол десятка три пачек в банковской
упаковке.
-- Плохо считаете, -- заметил я. -- Нас пятеро. И свою работу мы
сделали.
-- А если я нажму кнопку? -- спросил он.
-- Тогда бабки будут уже ни к чему. Ни мне, ни вам.
Он вывалил на пол половину содержимого чемодана и метнулся к двери. На
пороге остановился:
-- Я знаю, чья эта работа! Этой суки Люси!
Его каблуки застучали по коридору. Я всунулся в кабинет:
-- Все -- вниз! По моей команде разблокировать вход!
Муха, Боцман и Док кинулись к выходу. Артист подошел к столу и сел на
первый попавшийся стул.
-- Ты в порядке? -- спросил я.
Он кивнул:
-- Да. Только устал я, Серега.
Откуда-то появился Крамер, сел против Артиста, закурил "Кэмел" и
сказал:
-- Мы аплодируем, Семен. Потрясающе. Вы настоящий большой актер.
Артист вяло отмахнулся:
-- Да ладно вам!.. Все уже кончилось?
-- Пока еще нет.
И тут же в куртке Артиста ожила "уоки-токи":
-- Пастух, я -- Володя. Они взлетели. Как понял?
Я выхватил "уоки-токи" из кармана Артиста:
-- Понял тебя. Я -- Пастух. Всем. Разблокировать вход!
-- Побудьте с ним, -- попросил я Крамера и бросился вниз.
И первым, кого я увидел в солнечном проеме двери, был полковник
Голубков. Следом за ним два дюжих радиста тащили на спинах рации, а еще
несколько крепких ребят в камуфляже -- аппаратуру спецсвязи.
-- Привет, Константин Дмитриевич, -- сказал я.
-- Все целы?
-- Все.
-- Ну, хоть с этим обошлось, -- проговорил он и обернулся к радистам:
-- Быстрей, вашу мать! Бегом! Минуты теряем! Разворачивайте свою хренобень!
-- Что-нибудь не так? -- спросил я.
-- Все не так!
Я зачем-то посмотрел на часы.
6.22. II
Ровно в 6.30 КП полковника Голубкова был развернут в кабинете директора
АЭС. И сразу здесь воцарилась атмосфера полевого штаба во время не
слишком-то хорошо спланированного или чем-то другим осложнившегося
наступления. Полковник был един во многих лицах.
-- Шифруй: "Москва, Нифонтову", -- диктовал он оператору спецсвязи. И
тут же -- радисту: -- ПВО! Ведут "вертушку"?
-- Так точно!
-- Так докладывай, твою мать!
-- Курс по прямой на Мурманск, высота триста тридцать метров, скорость
сто восемьдесят, удаление от нас -- пятнадцать километров...
-- Шифруй. "Станция разблокирована. Жертв среди персонала нет. Приказ
Москвы выполнен. Объекты покинули АЭС беспрепятственно..." -- Другому
радисту: -- Евдокимов! Почему молчит капитан Евдокимов? Вызываешь?
-- Так точно. Все время. Не отвечает.
-- Продолжай вызывать! Ни на минуту не прекращай. -- Шифровщику: --
Добавь: "Обстановка на станции нормальная. Персонал сменяется.
Технологический процесс не нарушен. Саперы приступили к разминированию..."
ПВО?
-- Курс, скорость и высота те же. Удаление -- двадцать один километр.
-- Евдокимова! Евдокимова мне вынь и положь, твою мать!
-- Ну вызываю, вызываю! -- раздраженно ответил радист. -- Чего на меня
орать? Не отвечает!
-- А ты вызывай и не огрызайся! Молод ты еще на меня огрызаться!..
-- Что происходит? -- спросил я у Крамера.
-- Финишная прямая. Впрочем, нет. Точней: псовая охота. Вопрос один:
кто быстрей сумеет схватить зайца -- мы или не мы.
-- "Не мы" -- это кто? -- уточнил я.
-- Точно пока неизвестно. Есть только предположения. Но они не лишены
оснований.
-- Заяц -- Пилигрим? -- спросил Артист.
-- Когда вы это узнали? -- заинтересовался Крамер.
-- Вчера вечером.
-- От кого?
-- От Люси.
-- Почему она вам об этом рассказала?
-- Она поняла, что Пилигрим ее расшифровал. Выкрал зажигалку. В ней был
импульсный передатчик. Она хотела, чтобы мы знали, кто он. И не дали бы ему
уйти.
-- ПВО?
-- Курс, скорость, высота те же. Удаление от нас тридцать два
километра.
-- Сколько ему еще до Мурманска?
-- Примерно час пятнадцать -- час двадцать.
-- Евдокимов?
-- Молчит, зараза! Все время вызываю!
-- Да что же он там, заснул?!
-- Почему нам с самого начала не сказали, кто такой Генрих и что вообще
здесь затевается? -- спросил я у Крамера. -- Чья это была глубокая мысль --
использовать нас втемную? Ваша? Или полковника Голубкова?
-- Сколько времени вы были в тесном контакте с Пилигримом? -- вместо
ответа спросил Крамер.
-- Около двух недель.
-- Вы уверены, что за это время, общаясь самым тесным образом, сумели
бы скрыть свои чувства?
-- Я придушил бы его в первый день, -- буркнул Артист.
-- Как раз этого мы и не хотели. Они нужны нам живыми. Иначе вся
операция теряет смысл. Поэтому мы и решили, что лишняя информация вам только
помешает сделать свое дело.
-- В чем смысл всей операции? -- вмешался Док.
-- Вы потом спросите об этом полковника Голубкова. Он сам вам
расскажет. А сейчас я хочу провести небольшой эксперимент. Проверить,
насколько хорошо я разбираюсь в людях. Верней, в нелюдях. Вертолет от нас
сейчас километрах в сорока. В ближайшие пять -- семь минут Пилигрим
попытается взорвать станцию.
-- Смысл? -- спросил Док.
-- Паника. А в панике всегда легче уйти.
-- Но тогда какие ультиматумы сможет предъявлять Рузаев? -- спросил и
Боцман.
Крамер усмехнулся:
-- Проблемы Рузаева волнуют Пилигрима сейчас не больше, чем
независимость Ичкерии.
-- А как мы сможем узнать, нажмет он кнопку или не нажмет? -- спросил
Муха.
-- Очень просто. -- Крамер извлек из внутреннего кармана электронную
плашку с красным светодиодом.
-- Но это же -- радиовзрыватель! -- поразился Док. -- Из тех, что мы
поставили. Их было всего четыре!
-- А это пятый. Семен, по-видимому, уже догадался, в чем дело. А вы,
Серж? Ну! Для чего, по-вашему, я брал у вас дубликаты ключей от сейфа?
-- Вы подменили взрыватели. Я угадал?
-- Да. Возникает естественный вопрос: откуда у меня появились другие
взрыватели? Это очень просто. После неудачного испытания я понял, что
полагаться только на НАСА опасно. Слишком сложная система. А чем система
сложней, тем она ненадежней. А рисковать мы не имели права. Поэтому я
попросил одного моего лондонского приятеля слетать на денек в Нью-Йорк и
купить мне пяток этих электронных штучек. Четыре -- для дела, а пятый -- в
запас, для контроля. С пусковым блоком, конечно. И арендовать частоту на
спутниках "Орион". Что он и сделал. Прилетел в Москву, передал мне посылку и
вернулся в Лондон. Основная трудность была в том, как перевезти тетриловые
детонаторы через границы. Система обнаружения взрывчатки в аэропортах сейчас
весьма изощренная. Даже в Москве. К счастью, я вспомнил, что в Нью-Йорке
живет мой старый знакомый, пиротехник по специальности. Он и заменил тетрил
пластилином. Так что Пилигрим почти не врал, когда сказал, что использует
вместо взрывчатки обыкновенную оконную замазку.
-- Можно взглянуть? -- спросил Док. Он взял взрыватель, всмотрелся в
маркировку. -- Ничего не понимаю. Маркировка точно такая же, как и у тех. Да
не маркируются так радиовзрыватели этого типа!
-- Вы правы. Док. Хотя я не совсем понимаю, откуда у военного хирурга
такие познания. На том комплекте маркировка была фальшивая, чтобы не могли,
даже случайно, обнаружить частоту взрывного сигнала. Мне пришлось нанести на
этот комплект такую же маркировку. Чтобы Пилигрим ничего не заметил. Это мне
сделали в Москве всего за две сотни долларов.
-- Куда же делся первый комплект? -- спросил я.
-- Я попросил Семена сбросить его с крыши станции в озеро. Четыреста
граммов тетрила -- не шутка. Вы это сделали, Семен?
-- Ну да, как вы сказали.
-- Удаление -- пятьдесят два километра, -- сообщил радист, сидевший на
связи с центром ПВО.
-- Странно, -- заметил Крамер. -- Неужели я в нем ошибся?
И тут на плашке вспыхнул красный светодиод и раздался сухой треск