Страница:
Она все видела. Взгляд ее остался беспристрастным. Она произнесла:
— Преподносится Ей с благоговением.
Запоздавшее кровотечение или какой-то молниеносный выкидыш. Боль уже спадает, становится тупой, как будто сонной, привычной.
Богиня сняла с меня оковы. И дала мне свободу. Она ограбила меня. Она украла у меня его семя…
— Я должна, — сказала я.
Но старая госпожа сидела и ворошила ногой карты, как умиротворенное дитя.
Несомненно, она частенько здесь бывает.
Это не всегда ритуал, но всегда причастие. Она так стара и почти уже покинула этот мир. А моя молодость несообразна с ним…
Стараясь, чтобы кровь не капала, я побежала к дому, не встретив по пути никого и ничего, — ушла в комнату и занялась собой, действуя по-женски умело.
А скрыв все следы, как после убийства, я упала в обморок.
Перед рассветом я с трудом поднялась с холодного пола, забралась в постель и уснула.
Карулану все-таки придется обойтись без брачной ночи. А может, его это не остановит; мне говорили, что некоторым мужчинам все равно.
Не могло во мне зарождаться живое существо. Его так быстро не стало…
У меня появилось ощущение чистоты и невесомости, лишь тяжесть в паху, будто якорь, удерживала меня на кровати, а иначе я полетела бы следом за совой, богиней и луной, скользя над верхушками деревьев, в сторону запада, к морю.
Меня сопровождала девушка, которую в свое время обучила Роза (куда более способная, чем та, на которую пал мой выбор). Две дамы выступали в роли моих официальных свидетелей. Одна из них оказалась принцессой из старого клана, связанного родством с императорским домом. Время от времени она бросала на Карулана своеобразные неописуемые взгляды, в которых чувствовалось всесилие, но без притязаний. Наверное, они когда-то были любовниками. Как и у него, у нее было имя, но не было денег. Со мной она держалась совершенно обворожительно.
Обряд по сути дела обрядом не являлся, но стараниями Карулана церемония весьма походила на него. Она происходила в зале в присутствии всей старшей челяди, по-парадному разодетой; в вазах — хризантемы, символ побед, а наверху по стенам галереи на старинных консолях укреплены горящие факелы, чтобы добавить света к тому, что излучает частокол свечей. Желтые и красные огни отражаются в поверхности щитов, играют на резьбе — картина варварского изобилия.
Нашу нарядную одежду дополняли цветочные гирлянды. Мужчины надели парадные мундиры, а мой партнер подпоясался алым кушаком с бахромой, указывающим на его ранг, на груди сияла эмблема дома Каруланов — солнце с лучами.
Он подарил мне кольцо. Тяжелое, серебряное с рельефным украшением из гелиотропов — вещь, которую ему (мне) не пришлось покупать, это фамильная драгоценность. Возможно, все мужчины, принадлежавшие к ветви Каруланов, по очереди дарили его своим узаконенным любовницам, а когда те умирали, забирали кольцо обратно.
Адвокаты держали листы бумаги, а мы считывали с них слова обетов, речь шла о моей верности и послушании Карулану, о том, что он обязуется почитать и защищать меня. Мы подписали три документа, свидетели тоже поставили подписи, их скрепили судейской печатью и один из них выдали нам с Каруланом.
Затем принесли топаз. Мы, Карулан и я, сделали подношение Випарвету, а Карулан вдобавок воскурил перед богом фимиам и попросил, чтобы его перед лицом бога признали защитником поместья.
Прозвучали тосты в нашу честь, в честь предков Гурца, госпожи (она не пришла, не знаю почему — повинуясь правилам или желая нанести оскорбление), в честь императора — при этом ни один из нас не усмехнулся. В конце концов слугам выдали по бокалу с вином. Мельм выступил вперед, дабы вручить Карулану символический ключ, всегда принадлежавший мужчине, владельцу поместья. Потом Мельм опустился на колени и приложил руку к полу, а Карулан поставил ногу поверх нее.
Этот же ритуал они, наверное, совершали с Киром Гурцем, когда оба были еще подростками. Но Мельм казался жизнерадостным, его крысиное лицо выражало лишь благоговейную почтительность. Карулан помог ему подняться с колен и похлопал его по плечу. А потом вручил ему золотой империал, что тоже полагается по обычаю.
Слуги захлопали в ладоши и, осушив бокалы, отправились в комнаты для прислуги, где должна была состояться «крестьянская пирушка», как выразились дамы.
Прибывший с адвокатами писец и моя горничная последовали за ними, а мы сели обедать в разукрашенном зале; каждое из блюд отдавало дымком. Никто не упоминал ни о договорах, ни о терпимости к противнику, если не считать пары замечаний по поводу изобилия чаврийцев и вообще южан на улицах Крейза. Для сегодняшнего вечера такого понятия, как война, не существует, точно так же, как не существует на свете подлинного супружества.
Покончив с тортом (украшенным лучистым солнцем и жезлом, увитым цветами), с ликерами и бренди, мой нынешний покровитель поблагодарил гостей, поднялся с места и протянул мне руку.
Мне не оставалось ничего иного, как встать и протянуть ему свою. Со стороны сидевших рядом квинтарков последовал сдержанный, но весьма живой отклик, а дамы принялись обмахиваться веерами. Стоявший у дверей виночерпий с улыбкой поклонился. На лестнице появились две горничных, держа в руках новые блюда со сладким, они так и просияли, глядя, как мы идем им навстречу, все еще рука об руку.
Пламя лампады перед Випарветом дрогнуло и выпрямилось.
В тот вечер мы отправились иным маршрутом. Я чуть было не позабыла об этом. А слуги подготавливали его всю неделю, вооружившись метлами, постельными принадлежностями и благовониями. Согласно обычаю, после бракосочетания нам предстояло водвориться в хозяйской спальне в Восточной Башне. В комнате моего покойного мужа.
Мой господин и повелитель растянулся на большой черной кровати, поедая абрикосы; когда я видела ее в прошлый раз, на месте кровати стояла одна рама.
— Очень вкусные, — сказал он. Три часа назад его слова прозвучали бы как похвала мне, а теперь, видимо, являлись поздравлением в его собственный адрес. — А ты, — добавил он, — похожа на прекрасную статую. Любовь моя, ты просто сокровище.
Когда мы проходили через кабинет, он бегло осмотрел его. Конечно, он видел эти покои и раньше. Ванная комната приведена в порядок, она к нашим услугам. Он бросил взгляд на молельню.
— Нужно приобрести новые фигуры для святилища. Ты говорила, прежние потерялись.
— Во время отступления частей Дланта.
— Жаль. Судя по рассказам, они были хороши. Но наши будут лучше. А может, ты захочешь отвести нишу для Вульмардры? Или священные рощи у озера тебе больше по душе? Для некоторых ритуалов они годятся лучше.
Я припомнила, как он повернул коня, желая избежать встречи с завершавшими обряд женщинами. Он позволит мне участвовать в женских таинствах.
Но я промолчала. А он не настаивал на ответе.
Спальня украшена цветами. Повсюду драпировки, глянец. Синюю бабочку убрали с подоконника и повесили вышитую занавеску.
А вдруг сюда явится призрак Кира Гурца и встанет у нас над душой, когда мы возляжем под геральдическим щитом с девизом?
Мой предыдущий брак являл собой жалкое недоразумение и ничего больше. А тот волчий вой среди лесов, донесшийся из иного мира, — не доведется ли мне услышать его и сегодня ночью? Тогда он поведал мне лишь одно: «Ты сбилась с пути». Полный сожаления, карающий глас.
— Мне позвать слугу, — проговорил вдруг Карулан, — или ты поможешь мне стянуть эти проклятые сапоги?
Я помогла ему снять надраенные до блеска сапоги; он придерживал меня за талию, чтобы я не упала, а потом притянул к себе.
— Услуга за услугу. Я распущу тебе шнуровку на корсете. — Он стал целовать меня. В теле его созрело желание, клинок наточен и покинул ножны. — Все сразу или ничего, Аара, — сказал он.
Я отстранилась от него. Еще не понимая, в чем дело, он спросил:
— Что теперь?
— Сэр, вы сказали, что лучше мне вас не обманывать.
Лицо его отражало полнейшее спокойствие. Он опустился на постель и бросил:
— Ладно, — а затем, тяжело вздохнув, добавил: — Но вам придется поспать здесь до утра для виду. Я и пальцем к вам не притронусь.
— Нет, — возразила я, — вы не понимаете. Позвольте мне… попробовать объяснить… я в крайне затруднительном положении. Не знаю, могу ли я довериться вам… — теперь слова хлынули из меня потоком, — а вдруг мне лучше уступить, а когда вы заснете, убежать…
— Храни вас боги, о чем вы…
— Контракт подписан. Он соединил нас, и Гурц теперь ваш. Вы получили все, чего хотели, и если я нужна вам, я не стану противиться. С мое стороны это было бы некрасиво, ведь вы проявили ко мне такое внимание. У меня нет причин для возражений… разве что физиологические, но может быть, вам не…
— Аара. — Он поднялся, сел, схватил меня за запястье и легонько встряхнул. — Я не желаю слушать всю эту белиберду. Если вы считаете, что должны мне о чем-то рассказать, я выслушаю вас. Если это так неотложно, я выслушаю вас до конца. Время у нас есть. Говорите.
И тогда я опустилась в резное кресло у камина, в котором шумно горели поленья.
— Мои доводы прозвучат глупо. Вы сочтете меня дурой. Возможно, так оно и есть. С самого начала, с тех пор, как мне исполнилось тринадцать лет, желания мои ничего не значили. Меня зацепило колесами, и они потащили меня, пихая и подталкивая, проезжаясь по мне и волоча по земле. А теперь я, конечно же, попалась в очередной раз, и у меня нет выбора. Я люблю одного человека, — я приумолкла, ожидая, что Карулан посмеется надо мной или как-то выразит недовольство, но этого не произошло. — В праздник урожая он стал моим любовником. Я думала, что забеременела от него, но судьба избавила меня от этого ужаса… от этого счастья… — я заметила, что сбилась и собралась с мыслями. — Полагаю, у него нет и не было никаких намерений на мой счет. Но ведь он не знает, кто я такая. Он увидел во мне лишь одну из северных вдов-дворянок, собственность принца Кристена Карулана. А ведь он знал меня еще ребенком, он утешал меня, когда погибли мои родители. И был влюблен в мою родственницу. Я спасла его от смерти. Я — южанка, как и он. И к тому же, к тому же… Нужна я ему или нет, я не смогу… я не хочу принадлежать никому другому. Я принадлежала Гурцу. Я сыграла эту роль. Но больше не буду. Не буду притворяться перед вами. Берите меня, если хотите, я согласна. Но только на эту ночь. А завтра я оставлю Гурц вам. А сама отправлюсь следом за другими в те края, куда устремляется всякий, кто имеет отношение к обеим из воюющих сторон и пытается избежать превратностей такого положения. На юго-восток. В королевство Тулия. Когда-то я читала о нем на уроках. Залитые солнцем земли, горы, золотистые боги и синее море.
— Уд в ночи, — сказал Карулан. — Так вы все еще школьница. Ну и речь. Я подозревал, что за всем этим что-то кроется. Нет. Начните-ка сначала. Я хочу знать подробности. Так вы, говорите, полностью южанка?
— Да. Я родилась в том самом городе, который Длант сначала захватил, а потом потерял. Мои родители погибли в форте Высокобашенный.
— Прекрасно. С этого и начните.
Я ощутила жуткую усталость, понимая, что теперь мне вдруг придется во всем ему признаться и поведать о трех нескончаемо долгих годах моей жизни.
У Карулана возник интерес ко мне. И это по-своему ценно.
И пока гости пили на нижнем этаже, потихоньку представляя себе, как мы бьемся в пароксизме страстей и желания, мы с Каруланом сидели друг против друга, словно два храмовых образа, и я выкладывала ему всю подноготную, ощущая омерзение и опустошенность, несшие мне раскрепощение.
Я так никогда и не узнаю, сколько времени занял мой рассказ.
Когда я закончила, он принялся задавать мне вопросы, и я отвечала, не опуская даже имен; потом он на некоторое время вроде бы погрузился в размышления. По всей вероятности, именно тогда я сняла кольцо с гелиотропами и положила его на подлокотник кресла. Карулан встал, помог мне подняться на ноги (я почти совсем утратила способность двигаться), подвел меня к кровати и уложил спать в одиночестве. Почти сразу же я впала в некое подобие столбняка. Последним, что я видела, был его силуэт на фоне окна. Он застыл, приподняв занавеску, глядя на большую матовую луну. Его фигура отличалась от фигуры Гурца стройностью и красотой, но, пребывая в трансе, я приняла его за Гурца, который отвернулся от меня и глядит в ночь, все глядит и глядит вдаль.
Когда я совсем состарюсь, можно будет похвастаться и рассказать, как император проявил ко мне доброту. Повод тому есть. А впрочем, тогда он еще не успел стать императором.
Он дал мне поспать и, как мне кажется, отдохнул сам на другой половине кровати, не раздеваясь. Ну и ночка сердечного преподношения.
Он встал спозаранку и занялся устроением моей судьбы, ведь я еще не обрела права свободно распоряжаться собственной жизнью.
Часов в семь он разбудил меня. По его приказу принесли завтрак. Он заставил меня немного поесть, хотя я еще не до конца пришла в себя. Мне стало страшно и чуть ли не дурно оттого, что я столь многое ему открыла и отдалась на его милость. Способен ли он на милосердие? Впрочем, мне удалось пробудить в нем интерес. Возможно, увидев, что среди просторов вселенной рядом с ним оказался живой человек, он проявит снисходительность.
— Экипаж подадут к восьми часам, задолго до того, как проснутся эти лежебоки (гости). На рассвете вам доставили письмо. Написанное членами одного из тех самых высокородных семейств Севера, подверженных немочи, которые приходятся вам родственниками. Ваша кузина, подруга детства, захворала и просит вас приехать. Вы, конечно же, отправитесь к ней, затем бедолага помрет, и вы задержитесь из-за похорон. К тому времени наше с вами раздельное проживание станет привычным для знакомых с нами людей. Я заведу роман с кем-нибудь другим. Мы с вами распрощаемся по-доброму, как друзья. Я передам бразды правления Гурцем доверенному лицу, я знаю достойного человека, который, с молчаливого согласия Мельма, позаботится ради меня об усадьбе. К тому же у него восхитительная жена, со временем она восполнит утрату, которую понесут обитатели поместья при вашем исчезновении.
— А что будет со мной? — прошептала я.
— В этом пакете находится мое письмо, адресованное небесполезному служителю порта в Ясте. Он решит, что вы выполняете мое поручение и проявит невероятную услужливость. Там же лежат деньги. Теперь вам надо пойти в Западную Башню и собрать вещи. Возьмите все, что сочтете нужным, и предметы, которые в случае необходимости можно на что-нибудь выменять. А в остальном… вы наверняка уже научились совершать путешествия налегке.
— Но, — заикнулась было я.
— Вы считаете, что я слишком добр? Припомните, если бы не вы, я не владел бы всем этим. Согласно закону, за вами, как и за мной, сохраняются некоторые права на имущество. Неужели вы полагали, что, подписав бумаги, лишитесь всего и вся, словно дочь какого-нибудь средневекового вождя? Уртка. Что за маленькая дурочка.
— Вы проявили огромную…
— Благожелательность.
— А я могу сказать только одно: мне жаль, что я..
— Прошлась вам серпом по яйцам. Весьма уместное чувство, негодница.
— Если я и поставила вас в неловкое положение.
— Нет-нет. Подобные неловкости мне не страшны Я стремлюсь не запятнать себя позором лишь на поле брани и в зале заседаний совета.
Он решительно поставил меня на место, и я поднялась, намереваясь покинуть его.
Карулан, уже с выражением насмешливого безразличия на лице, застыл у погасшего камина в изящной позе, и я почувствовала себя глупой неряхой, мишенью для издевательств. Но это не имело значения.
Я не знала, на что иду. Но дорога мне открыта. И я не стану нищей беглянкой. Я отправляюсь в путь, унося с собой если и не благословение Карулана, то по крайней мере этот вызывающий его взгляд, этот поклон и учтивое рукопожатие. Мне не хотелось бы столкнуться с его злобой.
— Аара, — проговорил он, когда я была уже на пороге. Я остановилась, ожидая какой-нибудь колкости под занавес. — Если вы отыщете этого человека и вам удастся связать с ним свою судьбу, вы, может статься, пожалеете, что не остались в безопасности со мной. Судя по дошедшим до меня рассказам, он создан из огня и вод.
— И я тоже, — ответила я — Ох, я сама такая же.
Экипаж уже ожидал меня. Личный слуга Карулана помог мне сойти вниз. Кучер и верховой тоже были из числа его слуг. Никто не задавал вопросов. Я отправляюсь в Яст и далее, чтобы навестить заболевшую родственницу. Необходимо ехать быстро. А если у них и имелись иные мысли на мой счет, они полагали, что я выполняю поручение Карулана, взяв на себя не подлежащие оглашению труды из соображений любви и приверженности. Я ни с кем не попрощалась.
И не возникло никаких затруднений.
Лес, окрашенный в цвета меди и ржавчины, проступившие на фоне почерневших в преддверии зимы сосен, еще не умер до конца. Лисы стремительно убегали с дороги, впереди вспархивали голуби. Опьянев от свободы, я мчалась прочь. Прочь и к нему.
Мчись, колесница, лети, оторвись колесами от земли, стань крылатой.
Я еду к нему, к нему.
Книга вторая
Часть первая
ГЛАВА ПЕРВАЯ
А я не жаловалась на самочувствие, меня не тошнило, только иногда кружилась голова. Когда корабль находится в открытом море, такие пассажиры становятся любимцами команды.
Сотканная из сотен зеленых прожилок вода походила на странный текучий мрамор. Члены экипажа уверяли, что океан неопасен, несмотря на сильную качку. Но время от времени волны взмывали в воздух, словно изогнувшийся шарф, и захлестывали палубу. У меня не было полной уверенности, что мы не потонем.
Мы покидали порт во время затишья, возникшего в эпицентре зимних штормов, бушующих у северного побережья Кронии и на подходе к Темериду. «Это не шторм», — сказали они, когда поднялся ветер. Но пассажиры вскоре расползлись по каютам и там слегли. Их стоны то и дело пробивались сквозь резкие скрипы корабля и шипение бурлящего океана. Я всей душой радовалась, что поразивший остальных недуг миновал меня, хоть и не понимала, почему.
Возможно, от беды меня спасла одежда. Или лихорадочное безумие моих действий. Мне припомнился отрывок из романа, где бродяга с философским складом ума утверждал: стоит ему отдаться на волю судьбы, не строя планов и не имея ничего за душой, как судьба сама непременно придет ему на помощь. В книге именно так и происходило. А теперь… если я и не бедна, то не слишком хорошо экипирована; нельзя сказать, чтобы у меня вовсе не было планов, но я, конечно же, не посмею посвятить в свои замыслы никого, помимо Карулана, страшась скептицизма, а то и подлости со стороны тех, кто сочтет меня дурой.
Письмо Кристена, адресованное служащему порта, позволило мне получить рекомендации для временного проживания, небольшой денежный кредит из расчета на различные вещицы, которые я намеревалась продать, и надежные сведения о движении судов. Этот человек также дал мне совет:
— Мадам, вам стоит приобрести мужскую одежду для путешествия. Плавание в целом продлится месяца два с половиной, а то и три. Дамы, которые участвовали в подобных предприятиях, считают мужское платье куда более удобным. Если вы его наденете, вас никто не осудит. Можно сказать, это чуть ли не вошло в моду.
И слова его подтвердились, ибо множество женщин, пускаясь в плавание, смело наряжались, как мужчины, или по крайней мере отдавали предпочтение брюкам перед юбками.
Я обзавелась модным гардеробом, в который входили серые бриджи, лосины и сапоги, несколько хлопчатобумажных и шерстяных рубашек, элегантное темное пальто без рукавов — в том году все франты носили такие — и толстый зимний плащ густо-синего, как небо, цвета. Я решила не стричь волосы, но после того, как я месяц прождала в порту, высветленные пряди начали походить на шкуру зебры. Поэтому я наняла женщину, которая перекрасила мне волосы, и они снова стали темно-русыми, как в детстве. Я не укладывала их в прическу, не завивала, а просто отбрасывала за спину; так поступали многие воины страны, которая прежде была моей. В результате, стоило мне подняться на борт корабля, как я услышала восклицание кого-то из мужчин: «Да к т о же этот прекрасный юноша?» Затем он увидел меня в ином ракурсе и добавил: «Проклятье, мерзкие фокусы медведя!», ведь одежда не вполне скрывала очертания моей фигуры. Полагаю, этот господин затаил злобу против меня, но на второй день мы попали в шторм, и он, как и другие пассажиры, слег, а потому не нашел случая тут же выместить ее на мне.
«Морская Провидица» представляла собой двухмачтовик затейливой конструкции с зеленой нимфой на носу и зеленоватыми парусами на реях. Команда состояла из двадцати человек, не считая капитана и двух его помощников, а также умного и храброго корабельного пса по кличке Львиное Сердце. Он принадлежал к распространенной по всей Кронии разновидности черных волко-собак, но из-за примеси другой породы отличался необычными остроконечными ушами, которые сидели врастопырку на удлиненной голове, и от этого вид у пса был такой, будто он устал от жизни. Львиное Сердце успел побывать в тридцати плаваниях, а однажды даже свалился за борт, потому что частенько, как мне сказали, лазал по такелажу. Это показалось мне невероятным, но впоследствии я сама застала его за этим занятием, только в то время мы стояли в гавани возле Кандира и море было спокойным.
Я редко виделась с остальными пассажирами: среди них оказалось несколько мужчин и две дамы, обе сопровождали своих супругов. Им тут же захотелось узнать обо мне все, и чем больше я скрытничала, тем сильней они меня донимали, особенно женщины, отпускавшие время от времени шуточки: «О, она умеет держать язык за зубами. Она хранит тайну, которую стоило бы узнать, будь только возможность». Когда я изложила ставшую уже привычной историю о занемогшей родственнице, они, похоже, учуяли ложь, поскольку принялись допытываться о подробностях, вероятно рассчитывая, что я на чем-нибудь попадусь. Я благодарила небо за шторм.
Капитан и два его помощника, с которыми я впоследствии стала завтракать и обедать в кают-компании, где больше никто не появлялся, в общении со мной не выходили за рамки флирта. У каждого из них имелась жена и, как выяснилось, множество девушек на стороне. В этом отношении они вполне могли обойтись без меня, хотя с радостью причислили бы меня к списку своих побед, но, увидев, что я вышла молодцом из схватки с океаном, стали относиться ко мне учтиво и по-доброму.
За время ожидания в Ясте мне удалось при помощи служащего порта разузнать кое-что о галере «Двексис». Она принадлежала к числу гребных судов, какие существовали в древние времена, но гребцами на ней служили каторжники. Дисциплина там строга до бесчеловечности, и, говорят, ссылка на галеры почти равнозначна смертному приговору. Некоторые из гребцов остаются в живых, если присужденный им срок меньше двадцати лет (люди, приговоренные к двадцати годам, редко дотягивают до конца). Но в силу условий жизни, наказаний и позы, в которой они вынуждены находиться, сидя на банке, эти люди выходят на свободу искалеченными и телом и душой. Таких бедолаг можно встретить в любом из северо-восточных портов. Среди моряков распространено поверье, согласно которому их нужно покормить и поставить им выпивку. А корабли, где каторжники служат гребцами, моряки зовут адскими галерами.
Адская галера «Двексис» заходила время от времени в Яст, а оттуда отправлялась в овеянные мраком переходы, в королевства Тулию и Кирению, а иногда добиралась до Восточной Монархии, где подобные суда были обычным явлением. Она перевозила грузы и пассажиров, у которых хватало духу на такое предприятие. Считалось, что только люди, попавшие в отчаянное положение или занимающиеся темными делишками, способны выбрать подобное средство передвижения, если только это не жители Востока.
Нас разделяло несколько месяцев пути. На волнах, по которым сейчас плыла, приплясывая, «Морская Провидица», когда-то пролег кипучий, испещренный крапинками крови, пенистый след «Двексиса». Оба корабля выбрали удаленную от материка трассу, пролегавшую через острова Оксиден: война прекратилась, но берега, принадлежавшие странам юго-запада, по-прежнему посещали с осторожностью. (На двадцать второй день плавания, стоя у левого борта, я увидела мелькнувший за валами и барашками материк. Там стояли крохотные, с остроконечными вершинами горы, похожие на зубы волчонка. Наверное, за этой ширмой находился форт Высокобашенный, выезды на охоту, пикники, о которых я теперь думала с неясной, потерявшей остроту болью, не терзаясь, что озадачивало меня.)
Человек, являвшийся доверенным лицом Карулана в Ясте, сказал, что «Двексис», куда бы он ни направлялся, на обратном пути зайдет в бухту Кандир. Туда же завернет и «Морская Провидица». Мне придется сойти там на берег и провести некоторое время в ожидании. Судя по движениям бровей служителя порта, его удивило, что Кристен поручил мне столь рискованное дело, ведь он понял, что мне необходимо установить связь с адской галерой.
— Преподносится Ей с благоговением.
Запоздавшее кровотечение или какой-то молниеносный выкидыш. Боль уже спадает, становится тупой, как будто сонной, привычной.
Богиня сняла с меня оковы. И дала мне свободу. Она ограбила меня. Она украла у меня его семя…
— Я должна, — сказала я.
Но старая госпожа сидела и ворошила ногой карты, как умиротворенное дитя.
Несомненно, она частенько здесь бывает.
Это не всегда ритуал, но всегда причастие. Она так стара и почти уже покинула этот мир. А моя молодость несообразна с ним…
Стараясь, чтобы кровь не капала, я побежала к дому, не встретив по пути никого и ничего, — ушла в комнату и занялась собой, действуя по-женски умело.
А скрыв все следы, как после убийства, я упала в обморок.
Перед рассветом я с трудом поднялась с холодного пола, забралась в постель и уснула.
Карулану все-таки придется обойтись без брачной ночи. А может, его это не остановит; мне говорили, что некоторым мужчинам все равно.
Не могло во мне зарождаться живое существо. Его так быстро не стало…
У меня появилось ощущение чистоты и невесомости, лишь тяжесть в паху, будто якорь, удерживала меня на кровати, а иначе я полетела бы следом за совой, богиней и луной, скользя над верхушками деревьев, в сторону запада, к морю.
4
Общество оказалось немногочисленным: два квинтарка, три дамы, трио из адвокатов принца и при них писец, Кристен Карулан да я сама.Меня сопровождала девушка, которую в свое время обучила Роза (куда более способная, чем та, на которую пал мой выбор). Две дамы выступали в роли моих официальных свидетелей. Одна из них оказалась принцессой из старого клана, связанного родством с императорским домом. Время от времени она бросала на Карулана своеобразные неописуемые взгляды, в которых чувствовалось всесилие, но без притязаний. Наверное, они когда-то были любовниками. Как и у него, у нее было имя, но не было денег. Со мной она держалась совершенно обворожительно.
Обряд по сути дела обрядом не являлся, но стараниями Карулана церемония весьма походила на него. Она происходила в зале в присутствии всей старшей челяди, по-парадному разодетой; в вазах — хризантемы, символ побед, а наверху по стенам галереи на старинных консолях укреплены горящие факелы, чтобы добавить света к тому, что излучает частокол свечей. Желтые и красные огни отражаются в поверхности щитов, играют на резьбе — картина варварского изобилия.
Нашу нарядную одежду дополняли цветочные гирлянды. Мужчины надели парадные мундиры, а мой партнер подпоясался алым кушаком с бахромой, указывающим на его ранг, на груди сияла эмблема дома Каруланов — солнце с лучами.
Он подарил мне кольцо. Тяжелое, серебряное с рельефным украшением из гелиотропов — вещь, которую ему (мне) не пришлось покупать, это фамильная драгоценность. Возможно, все мужчины, принадлежавшие к ветви Каруланов, по очереди дарили его своим узаконенным любовницам, а когда те умирали, забирали кольцо обратно.
Адвокаты держали листы бумаги, а мы считывали с них слова обетов, речь шла о моей верности и послушании Карулану, о том, что он обязуется почитать и защищать меня. Мы подписали три документа, свидетели тоже поставили подписи, их скрепили судейской печатью и один из них выдали нам с Каруланом.
Затем принесли топаз. Мы, Карулан и я, сделали подношение Випарвету, а Карулан вдобавок воскурил перед богом фимиам и попросил, чтобы его перед лицом бога признали защитником поместья.
Прозвучали тосты в нашу честь, в честь предков Гурца, госпожи (она не пришла, не знаю почему — повинуясь правилам или желая нанести оскорбление), в честь императора — при этом ни один из нас не усмехнулся. В конце концов слугам выдали по бокалу с вином. Мельм выступил вперед, дабы вручить Карулану символический ключ, всегда принадлежавший мужчине, владельцу поместья. Потом Мельм опустился на колени и приложил руку к полу, а Карулан поставил ногу поверх нее.
Этот же ритуал они, наверное, совершали с Киром Гурцем, когда оба были еще подростками. Но Мельм казался жизнерадостным, его крысиное лицо выражало лишь благоговейную почтительность. Карулан помог ему подняться с колен и похлопал его по плечу. А потом вручил ему золотой империал, что тоже полагается по обычаю.
Слуги захлопали в ладоши и, осушив бокалы, отправились в комнаты для прислуги, где должна была состояться «крестьянская пирушка», как выразились дамы.
Прибывший с адвокатами писец и моя горничная последовали за ними, а мы сели обедать в разукрашенном зале; каждое из блюд отдавало дымком. Никто не упоминал ни о договорах, ни о терпимости к противнику, если не считать пары замечаний по поводу изобилия чаврийцев и вообще южан на улицах Крейза. Для сегодняшнего вечера такого понятия, как война, не существует, точно так же, как не существует на свете подлинного супружества.
Покончив с тортом (украшенным лучистым солнцем и жезлом, увитым цветами), с ликерами и бренди, мой нынешний покровитель поблагодарил гостей, поднялся с места и протянул мне руку.
Мне не оставалось ничего иного, как встать и протянуть ему свою. Со стороны сидевших рядом квинтарков последовал сдержанный, но весьма живой отклик, а дамы принялись обмахиваться веерами. Стоявший у дверей виночерпий с улыбкой поклонился. На лестнице появились две горничных, держа в руках новые блюда со сладким, они так и просияли, глядя, как мы идем им навстречу, все еще рука об руку.
Пламя лампады перед Випарветом дрогнуло и выпрямилось.
В тот вечер мы отправились иным маршрутом. Я чуть было не позабыла об этом. А слуги подготавливали его всю неделю, вооружившись метлами, постельными принадлежностями и благовониями. Согласно обычаю, после бракосочетания нам предстояло водвориться в хозяйской спальне в Восточной Башне. В комнате моего покойного мужа.
Мой господин и повелитель растянулся на большой черной кровати, поедая абрикосы; когда я видела ее в прошлый раз, на месте кровати стояла одна рама.
— Очень вкусные, — сказал он. Три часа назад его слова прозвучали бы как похвала мне, а теперь, видимо, являлись поздравлением в его собственный адрес. — А ты, — добавил он, — похожа на прекрасную статую. Любовь моя, ты просто сокровище.
Когда мы проходили через кабинет, он бегло осмотрел его. Конечно, он видел эти покои и раньше. Ванная комната приведена в порядок, она к нашим услугам. Он бросил взгляд на молельню.
— Нужно приобрести новые фигуры для святилища. Ты говорила, прежние потерялись.
— Во время отступления частей Дланта.
— Жаль. Судя по рассказам, они были хороши. Но наши будут лучше. А может, ты захочешь отвести нишу для Вульмардры? Или священные рощи у озера тебе больше по душе? Для некоторых ритуалов они годятся лучше.
Я припомнила, как он повернул коня, желая избежать встречи с завершавшими обряд женщинами. Он позволит мне участвовать в женских таинствах.
Но я промолчала. А он не настаивал на ответе.
Спальня украшена цветами. Повсюду драпировки, глянец. Синюю бабочку убрали с подоконника и повесили вышитую занавеску.
А вдруг сюда явится призрак Кира Гурца и встанет у нас над душой, когда мы возляжем под геральдическим щитом с девизом?
Мой предыдущий брак являл собой жалкое недоразумение и ничего больше. А тот волчий вой среди лесов, донесшийся из иного мира, — не доведется ли мне услышать его и сегодня ночью? Тогда он поведал мне лишь одно: «Ты сбилась с пути». Полный сожаления, карающий глас.
— Мне позвать слугу, — проговорил вдруг Карулан, — или ты поможешь мне стянуть эти проклятые сапоги?
Я помогла ему снять надраенные до блеска сапоги; он придерживал меня за талию, чтобы я не упала, а потом притянул к себе.
— Услуга за услугу. Я распущу тебе шнуровку на корсете. — Он стал целовать меня. В теле его созрело желание, клинок наточен и покинул ножны. — Все сразу или ничего, Аара, — сказал он.
Я отстранилась от него. Еще не понимая, в чем дело, он спросил:
— Что теперь?
— Сэр, вы сказали, что лучше мне вас не обманывать.
Лицо его отражало полнейшее спокойствие. Он опустился на постель и бросил:
— Ладно, — а затем, тяжело вздохнув, добавил: — Но вам придется поспать здесь до утра для виду. Я и пальцем к вам не притронусь.
— Нет, — возразила я, — вы не понимаете. Позвольте мне… попробовать объяснить… я в крайне затруднительном положении. Не знаю, могу ли я довериться вам… — теперь слова хлынули из меня потоком, — а вдруг мне лучше уступить, а когда вы заснете, убежать…
— Храни вас боги, о чем вы…
— Контракт подписан. Он соединил нас, и Гурц теперь ваш. Вы получили все, чего хотели, и если я нужна вам, я не стану противиться. С мое стороны это было бы некрасиво, ведь вы проявили ко мне такое внимание. У меня нет причин для возражений… разве что физиологические, но может быть, вам не…
— Аара. — Он поднялся, сел, схватил меня за запястье и легонько встряхнул. — Я не желаю слушать всю эту белиберду. Если вы считаете, что должны мне о чем-то рассказать, я выслушаю вас. Если это так неотложно, я выслушаю вас до конца. Время у нас есть. Говорите.
И тогда я опустилась в резное кресло у камина, в котором шумно горели поленья.
— Мои доводы прозвучат глупо. Вы сочтете меня дурой. Возможно, так оно и есть. С самого начала, с тех пор, как мне исполнилось тринадцать лет, желания мои ничего не значили. Меня зацепило колесами, и они потащили меня, пихая и подталкивая, проезжаясь по мне и волоча по земле. А теперь я, конечно же, попалась в очередной раз, и у меня нет выбора. Я люблю одного человека, — я приумолкла, ожидая, что Карулан посмеется надо мной или как-то выразит недовольство, но этого не произошло. — В праздник урожая он стал моим любовником. Я думала, что забеременела от него, но судьба избавила меня от этого ужаса… от этого счастья… — я заметила, что сбилась и собралась с мыслями. — Полагаю, у него нет и не было никаких намерений на мой счет. Но ведь он не знает, кто я такая. Он увидел во мне лишь одну из северных вдов-дворянок, собственность принца Кристена Карулана. А ведь он знал меня еще ребенком, он утешал меня, когда погибли мои родители. И был влюблен в мою родственницу. Я спасла его от смерти. Я — южанка, как и он. И к тому же, к тому же… Нужна я ему или нет, я не смогу… я не хочу принадлежать никому другому. Я принадлежала Гурцу. Я сыграла эту роль. Но больше не буду. Не буду притворяться перед вами. Берите меня, если хотите, я согласна. Но только на эту ночь. А завтра я оставлю Гурц вам. А сама отправлюсь следом за другими в те края, куда устремляется всякий, кто имеет отношение к обеим из воюющих сторон и пытается избежать превратностей такого положения. На юго-восток. В королевство Тулия. Когда-то я читала о нем на уроках. Залитые солнцем земли, горы, золотистые боги и синее море.
— Уд в ночи, — сказал Карулан. — Так вы все еще школьница. Ну и речь. Я подозревал, что за всем этим что-то кроется. Нет. Начните-ка сначала. Я хочу знать подробности. Так вы, говорите, полностью южанка?
— Да. Я родилась в том самом городе, который Длант сначала захватил, а потом потерял. Мои родители погибли в форте Высокобашенный.
— Прекрасно. С этого и начните.
Я ощутила жуткую усталость, понимая, что теперь мне вдруг придется во всем ему признаться и поведать о трех нескончаемо долгих годах моей жизни.
У Карулана возник интерес ко мне. И это по-своему ценно.
И пока гости пили на нижнем этаже, потихоньку представляя себе, как мы бьемся в пароксизме страстей и желания, мы с Каруланом сидели друг против друга, словно два храмовых образа, и я выкладывала ему всю подноготную, ощущая омерзение и опустошенность, несшие мне раскрепощение.
Я так никогда и не узнаю, сколько времени занял мой рассказ.
Когда я закончила, он принялся задавать мне вопросы, и я отвечала, не опуская даже имен; потом он на некоторое время вроде бы погрузился в размышления. По всей вероятности, именно тогда я сняла кольцо с гелиотропами и положила его на подлокотник кресла. Карулан встал, помог мне подняться на ноги (я почти совсем утратила способность двигаться), подвел меня к кровати и уложил спать в одиночестве. Почти сразу же я впала в некое подобие столбняка. Последним, что я видела, был его силуэт на фоне окна. Он застыл, приподняв занавеску, глядя на большую матовую луну. Его фигура отличалась от фигуры Гурца стройностью и красотой, но, пребывая в трансе, я приняла его за Гурца, который отвернулся от меня и глядит в ночь, все глядит и глядит вдаль.
Когда я совсем состарюсь, можно будет похвастаться и рассказать, как император проявил ко мне доброту. Повод тому есть. А впрочем, тогда он еще не успел стать императором.
Он дал мне поспать и, как мне кажется, отдохнул сам на другой половине кровати, не раздеваясь. Ну и ночка сердечного преподношения.
Он встал спозаранку и занялся устроением моей судьбы, ведь я еще не обрела права свободно распоряжаться собственной жизнью.
Часов в семь он разбудил меня. По его приказу принесли завтрак. Он заставил меня немного поесть, хотя я еще не до конца пришла в себя. Мне стало страшно и чуть ли не дурно оттого, что я столь многое ему открыла и отдалась на его милость. Способен ли он на милосердие? Впрочем, мне удалось пробудить в нем интерес. Возможно, увидев, что среди просторов вселенной рядом с ним оказался живой человек, он проявит снисходительность.
— Экипаж подадут к восьми часам, задолго до того, как проснутся эти лежебоки (гости). На рассвете вам доставили письмо. Написанное членами одного из тех самых высокородных семейств Севера, подверженных немочи, которые приходятся вам родственниками. Ваша кузина, подруга детства, захворала и просит вас приехать. Вы, конечно же, отправитесь к ней, затем бедолага помрет, и вы задержитесь из-за похорон. К тому времени наше с вами раздельное проживание станет привычным для знакомых с нами людей. Я заведу роман с кем-нибудь другим. Мы с вами распрощаемся по-доброму, как друзья. Я передам бразды правления Гурцем доверенному лицу, я знаю достойного человека, который, с молчаливого согласия Мельма, позаботится ради меня об усадьбе. К тому же у него восхитительная жена, со временем она восполнит утрату, которую понесут обитатели поместья при вашем исчезновении.
— А что будет со мной? — прошептала я.
— В этом пакете находится мое письмо, адресованное небесполезному служителю порта в Ясте. Он решит, что вы выполняете мое поручение и проявит невероятную услужливость. Там же лежат деньги. Теперь вам надо пойти в Западную Башню и собрать вещи. Возьмите все, что сочтете нужным, и предметы, которые в случае необходимости можно на что-нибудь выменять. А в остальном… вы наверняка уже научились совершать путешествия налегке.
— Но, — заикнулась было я.
— Вы считаете, что я слишком добр? Припомните, если бы не вы, я не владел бы всем этим. Согласно закону, за вами, как и за мной, сохраняются некоторые права на имущество. Неужели вы полагали, что, подписав бумаги, лишитесь всего и вся, словно дочь какого-нибудь средневекового вождя? Уртка. Что за маленькая дурочка.
— Вы проявили огромную…
— Благожелательность.
— А я могу сказать только одно: мне жаль, что я..
— Прошлась вам серпом по яйцам. Весьма уместное чувство, негодница.
— Если я и поставила вас в неловкое положение.
— Нет-нет. Подобные неловкости мне не страшны Я стремлюсь не запятнать себя позором лишь на поле брани и в зале заседаний совета.
Он решительно поставил меня на место, и я поднялась, намереваясь покинуть его.
Карулан, уже с выражением насмешливого безразличия на лице, застыл у погасшего камина в изящной позе, и я почувствовала себя глупой неряхой, мишенью для издевательств. Но это не имело значения.
Я не знала, на что иду. Но дорога мне открыта. И я не стану нищей беглянкой. Я отправляюсь в путь, унося с собой если и не благословение Карулана, то по крайней мере этот вызывающий его взгляд, этот поклон и учтивое рукопожатие. Мне не хотелось бы столкнуться с его злобой.
— Аара, — проговорил он, когда я была уже на пороге. Я остановилась, ожидая какой-нибудь колкости под занавес. — Если вы отыщете этого человека и вам удастся связать с ним свою судьбу, вы, может статься, пожалеете, что не остались в безопасности со мной. Судя по дошедшим до меня рассказам, он создан из огня и вод.
— И я тоже, — ответила я — Ох, я сама такая же.
Экипаж уже ожидал меня. Личный слуга Карулана помог мне сойти вниз. Кучер и верховой тоже были из числа его слуг. Никто не задавал вопросов. Я отправляюсь в Яст и далее, чтобы навестить заболевшую родственницу. Необходимо ехать быстро. А если у них и имелись иные мысли на мой счет, они полагали, что я выполняю поручение Карулана, взяв на себя не подлежащие оглашению труды из соображений любви и приверженности. Я ни с кем не попрощалась.
И не возникло никаких затруднений.
Лес, окрашенный в цвета меди и ржавчины, проступившие на фоне почерневших в преддверии зимы сосен, еще не умер до конца. Лисы стремительно убегали с дороги, впереди вспархивали голуби. Опьянев от свободы, я мчалась прочь. Прочь и к нему.
Мчись, колесница, лети, оторвись колесами от земли, стань крылатой.
Я еду к нему, к нему.
Книга вторая
Часть первая
Корабли
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Корабль раскачивался, вздымаясь на волнах. Остальные пассажиры в смертных муках лежали по каютам. Капитан чувствовал себя бодро; он рассказал, что в течение первых пяти лет службы все время страдал морской болезнью, и теперь при виде несчастных испытывает жалость и одновременно приподнятость духа.А я не жаловалась на самочувствие, меня не тошнило, только иногда кружилась голова. Когда корабль находится в открытом море, такие пассажиры становятся любимцами команды.
Сотканная из сотен зеленых прожилок вода походила на странный текучий мрамор. Члены экипажа уверяли, что океан неопасен, несмотря на сильную качку. Но время от времени волны взмывали в воздух, словно изогнувшийся шарф, и захлестывали палубу. У меня не было полной уверенности, что мы не потонем.
Мы покидали порт во время затишья, возникшего в эпицентре зимних штормов, бушующих у северного побережья Кронии и на подходе к Темериду. «Это не шторм», — сказали они, когда поднялся ветер. Но пассажиры вскоре расползлись по каютам и там слегли. Их стоны то и дело пробивались сквозь резкие скрипы корабля и шипение бурлящего океана. Я всей душой радовалась, что поразивший остальных недуг миновал меня, хоть и не понимала, почему.
Возможно, от беды меня спасла одежда. Или лихорадочное безумие моих действий. Мне припомнился отрывок из романа, где бродяга с философским складом ума утверждал: стоит ему отдаться на волю судьбы, не строя планов и не имея ничего за душой, как судьба сама непременно придет ему на помощь. В книге именно так и происходило. А теперь… если я и не бедна, то не слишком хорошо экипирована; нельзя сказать, чтобы у меня вовсе не было планов, но я, конечно же, не посмею посвятить в свои замыслы никого, помимо Карулана, страшась скептицизма, а то и подлости со стороны тех, кто сочтет меня дурой.
Письмо Кристена, адресованное служащему порта, позволило мне получить рекомендации для временного проживания, небольшой денежный кредит из расчета на различные вещицы, которые я намеревалась продать, и надежные сведения о движении судов. Этот человек также дал мне совет:
— Мадам, вам стоит приобрести мужскую одежду для путешествия. Плавание в целом продлится месяца два с половиной, а то и три. Дамы, которые участвовали в подобных предприятиях, считают мужское платье куда более удобным. Если вы его наденете, вас никто не осудит. Можно сказать, это чуть ли не вошло в моду.
И слова его подтвердились, ибо множество женщин, пускаясь в плавание, смело наряжались, как мужчины, или по крайней мере отдавали предпочтение брюкам перед юбками.
Я обзавелась модным гардеробом, в который входили серые бриджи, лосины и сапоги, несколько хлопчатобумажных и шерстяных рубашек, элегантное темное пальто без рукавов — в том году все франты носили такие — и толстый зимний плащ густо-синего, как небо, цвета. Я решила не стричь волосы, но после того, как я месяц прождала в порту, высветленные пряди начали походить на шкуру зебры. Поэтому я наняла женщину, которая перекрасила мне волосы, и они снова стали темно-русыми, как в детстве. Я не укладывала их в прическу, не завивала, а просто отбрасывала за спину; так поступали многие воины страны, которая прежде была моей. В результате, стоило мне подняться на борт корабля, как я услышала восклицание кого-то из мужчин: «Да к т о же этот прекрасный юноша?» Затем он увидел меня в ином ракурсе и добавил: «Проклятье, мерзкие фокусы медведя!», ведь одежда не вполне скрывала очертания моей фигуры. Полагаю, этот господин затаил злобу против меня, но на второй день мы попали в шторм, и он, как и другие пассажиры, слег, а потому не нашел случая тут же выместить ее на мне.
«Морская Провидица» представляла собой двухмачтовик затейливой конструкции с зеленой нимфой на носу и зеленоватыми парусами на реях. Команда состояла из двадцати человек, не считая капитана и двух его помощников, а также умного и храброго корабельного пса по кличке Львиное Сердце. Он принадлежал к распространенной по всей Кронии разновидности черных волко-собак, но из-за примеси другой породы отличался необычными остроконечными ушами, которые сидели врастопырку на удлиненной голове, и от этого вид у пса был такой, будто он устал от жизни. Львиное Сердце успел побывать в тридцати плаваниях, а однажды даже свалился за борт, потому что частенько, как мне сказали, лазал по такелажу. Это показалось мне невероятным, но впоследствии я сама застала его за этим занятием, только в то время мы стояли в гавани возле Кандира и море было спокойным.
Я редко виделась с остальными пассажирами: среди них оказалось несколько мужчин и две дамы, обе сопровождали своих супругов. Им тут же захотелось узнать обо мне все, и чем больше я скрытничала, тем сильней они меня донимали, особенно женщины, отпускавшие время от времени шуточки: «О, она умеет держать язык за зубами. Она хранит тайну, которую стоило бы узнать, будь только возможность». Когда я изложила ставшую уже привычной историю о занемогшей родственнице, они, похоже, учуяли ложь, поскольку принялись допытываться о подробностях, вероятно рассчитывая, что я на чем-нибудь попадусь. Я благодарила небо за шторм.
Капитан и два его помощника, с которыми я впоследствии стала завтракать и обедать в кают-компании, где больше никто не появлялся, в общении со мной не выходили за рамки флирта. У каждого из них имелась жена и, как выяснилось, множество девушек на стороне. В этом отношении они вполне могли обойтись без меня, хотя с радостью причислили бы меня к списку своих побед, но, увидев, что я вышла молодцом из схватки с океаном, стали относиться ко мне учтиво и по-доброму.
За время ожидания в Ясте мне удалось при помощи служащего порта разузнать кое-что о галере «Двексис». Она принадлежала к числу гребных судов, какие существовали в древние времена, но гребцами на ней служили каторжники. Дисциплина там строга до бесчеловечности, и, говорят, ссылка на галеры почти равнозначна смертному приговору. Некоторые из гребцов остаются в живых, если присужденный им срок меньше двадцати лет (люди, приговоренные к двадцати годам, редко дотягивают до конца). Но в силу условий жизни, наказаний и позы, в которой они вынуждены находиться, сидя на банке, эти люди выходят на свободу искалеченными и телом и душой. Таких бедолаг можно встретить в любом из северо-восточных портов. Среди моряков распространено поверье, согласно которому их нужно покормить и поставить им выпивку. А корабли, где каторжники служат гребцами, моряки зовут адскими галерами.
Адская галера «Двексис» заходила время от времени в Яст, а оттуда отправлялась в овеянные мраком переходы, в королевства Тулию и Кирению, а иногда добиралась до Восточной Монархии, где подобные суда были обычным явлением. Она перевозила грузы и пассажиров, у которых хватало духу на такое предприятие. Считалось, что только люди, попавшие в отчаянное положение или занимающиеся темными делишками, способны выбрать подобное средство передвижения, если только это не жители Востока.
Нас разделяло несколько месяцев пути. На волнах, по которым сейчас плыла, приплясывая, «Морская Провидица», когда-то пролег кипучий, испещренный крапинками крови, пенистый след «Двексиса». Оба корабля выбрали удаленную от материка трассу, пролегавшую через острова Оксиден: война прекратилась, но берега, принадлежавшие странам юго-запада, по-прежнему посещали с осторожностью. (На двадцать второй день плавания, стоя у левого борта, я увидела мелькнувший за валами и барашками материк. Там стояли крохотные, с остроконечными вершинами горы, похожие на зубы волчонка. Наверное, за этой ширмой находился форт Высокобашенный, выезды на охоту, пикники, о которых я теперь думала с неясной, потерявшей остроту болью, не терзаясь, что озадачивало меня.)
Человек, являвшийся доверенным лицом Карулана в Ясте, сказал, что «Двексис», куда бы он ни направлялся, на обратном пути зайдет в бухту Кандир. Туда же завернет и «Морская Провидица». Мне придется сойти там на берег и провести некоторое время в ожидании. Судя по движениям бровей служителя порта, его удивило, что Кристен поручил мне столь рискованное дело, ведь он понял, что мне необходимо установить связь с адской галерой.