Лихэйн Деннис. Мистик-ривер

   — Да это я так... просто... Было такое... Я сидел за столом, а когда поднял глаза, она стоит в дверях. Просто стоит, тянет кока-колу через соломинку и глядит на меня. И на секунду мне показалось, что вот так же она глядела на меня однажды в детстве, когда ей было пять лет и я хотел оставить ее в машине, а сам сбегать в аптеку. Тогда, правда, она подняла крик — ведь я только что вернулся из тюрьмы и только что умерла ее мать, и, думаю, ей всякий раз казалось, когда я ее оставлял, что это уж навсегда. Отсюда и этот взгляд, понимаете? Она могла плакать, могла не плакать, но глядела так, словно готовилась к тому, что больше меня не увидит.
   Джимми откашлялся, потом вздохнул долгим вздохом, немного выкатив глаза.
   — Словом, как бы там ни было, взгляда этого я у нее не замечал лет эдак семь или восемь, но вот в субботу на какую-то минуту она посмотрела на меня именно этим взглядом.
   — Словно готовилась к тому, что больше вас не увидит.
   — Ага. — Джимми смотрел, как Уайти пишет это в блокнот. — Слушайте, вы это не раздувайте, ведь это был всего лишь взгляд.
   — Я не собираюсь ничего раздувать, мистер Маркус, уверяю вас. Это просто информация. А мое дело — собрать достаточное количество информации, чтобы можно было сопоставить факты и связать их в общую картину. Вы сказали, что были в тюрьме?
   — О господи, — тихонько сказала Аннабет и покачала головой.
   Джимми откинулся на спинку кресла.
   — Ну, вот мы и приехали.
   — Я лишь спросил, — сказал Уайти.
   — Точно так же, как спросили бы о моей престижной работе пятнадцать лет назад? — хихикнул Джимми. — Да, я отбывал срок за ограбление. Два года в «Оленьем острове». Запишите это в блокнот. Разве такая информация может помочь вам поймать того парня, что убил мою дочь, а, сержант?
   — Я лишь спросил.
   Уайти метнул взгляд в сторону Шона.
   Шон сказал:
   — Никто здесь не хотел тебя обидеть, Джим. Давай забудем это и вернемся к сути дела.
   — К сути, — повторил Джимми.
   — Ну а кроме того, как посмотрела на тебя Кейти, — сказал Шон, — тебе не запомнилось ничего необычного?
   Джимми, не спускавший с Уайти тоскливого взгляда арестанта на прогулке, перевел взгляд на чашку кофе и отпил глоток.
   — Нет. Ничего не заметил. Хотя... погоди. Этот парень, Брендан Харрис. Нет, это уже сегодня утром было.
   — А что это за парень?
   — Просто соседский парень. Зашел сегодня в магазин и осведомился о Кейти, как будто ожидал ее увидеть. Но они едва знакомы. Вот это мне и показалось немного странным. Но это, конечно, ничего не значит.
   Тем не менее Уайти записал в блокнот фамилию и имя парня.
   — Может быть, они встречаются? — спросил Шон.
   — Нет.
   — Ну откуда ты знаешь, Джимми... — вмешалась Аннабет.
   — Знаю, — сказал Джимми. — Не могла она с ним встречаться.
   — Нет? — спросил Шон.
   — Нет.
   — А почему ты так уверен?
   — Послушай, Шон, какого черта... Это что, допрос с пристрастием?
   — Ничего подобного, Джим. Я просто удивился, что ты так уверенно говоришь, что дочь твоя не могла встречаться с этим Бренданом Харрисом.
   Джимми вытянул губы трубочкой и, закатив глаза, выдохнул в потолок.
   — Отцы обычно в курсе, не так ли?
   Шон решил на время удовольствоваться этим. Он кивнул Уайти, передавая эстафету ему.
   Уайти спросил:
   — Ну а на самом деле как? С кем она встречалась?
   — Насколько нам известно, — сказала Аннабет, — в данный момент ни с кем.
   — Ну а бывшие ее дружки? Кто-нибудь затаивший обиду? Парень, которого она бросила, что-нибудь такое?
   Аннабет и Джимми переглянулись, и Шон почувствовал промелькнувшую между ними искру подозрения.
   — Бобби О'Доннел, — вдруг сказала Аннабет.
   Уайти уронил на блокнот свою авторучку и уставился на них через стол.
   — Мы о том самом Бобби О'Доннеле говорим?
   — Не знаю, — сказал Джимми. — Наркоторговец и сутенер. Лет двадцати семи.
   — Это он, — сказал Уайти. — У него было несколько приводов за последние два года.
   — Но под суд вы его тем не менее не отправили.
   — Ну, во-первых, мистер Маркус, мы полиция штата. Если б преступление не произошло на территории парка, здесь и духу моего не было бы. Ист-Бакинхем по большей части находится в ведении городской полиции, а за ее действия я ответственности не несу.
   — Надо будет сообщить это моей приятельнице Конни. Бобби с дружками спалили ее цветочный магазин, — сказала Аннабет.
   — За что? — спросил Шон.
   — За то, что она отказывалась платить ему, — сказала Аннабет.
   — Платить? За что?
   — Чтоб не подорвали этот ее чертов магазин, — сказала Аннабет, отхлебнув глоток кофе.
   И Шон еще раз подумал: «Крепкий орешек эта баба. С такой связаться — себе дороже».
   — Значит, ваша дочь с ним встречалась, — сказал Уайти.
   Аннабет кивнула:
   — Недолго. Сколько это длилось, Джим? Несколько месяцев? К ноябрю уже все кончилось.
   — И как он это воспринял? — спросил Уайти.
   Маркусы опять переглянулись, после чего Джимми сказал:
   — Однажды вечером была стычка. Он заявился к нам в дом со своим подлипалой Романом Феллоу.
   — Ну и?..
   — Мы дали им понять, чтоб убирались.
   — Кто это «мы»?
   — Мои братья живут в нашем же доме, на верхнем и нижнем этажах. Они очень опекают Кейти, — сказала Аннабет.
   — Сэвиджи, — обращаясь к Уайти, пояснил Шон.
   Уайти вновь уронил ручку на блокнот и прижал два пальца к виску:
   — Братья Сэвиджи...
   — Да. А что такое?
   — При всем моем к вам уважении, мэм, боюсь, что это может вылиться в пренеприятную историю. — Уайти опустил голову и потер затылок. — Не хочу, конечно, вас обижать, но...
   — Так всегда говорят, прежде чем обидеть.
   Уайти поднял на нее удивленный взгляд и улыбнулся:
   — Ваши братья, как вам должно быть известно, имеют не очень хорошую репутацию.
   Аннабет холодно улыбнулась ему в ответ.
   — Кто они и каковы, мне известно, сержант Пауэрс. Можете говорить прямо.
   — Мой хороший знакомый майор Краймс говорил мне пару месяцев назад, что была какая-то история, связанная с О'Доннелом, торговлей героином и рэкетом. И то и другое, как мне объяснили, прерогатива Сэвиджей.
   — Но не на Плешке.
   — Вы это о чем, мэм?
   — Не на Плешке, — сказал Джимми, тронув ладонь жены. — Она хочет сказать, что ничего противозаконного они по соседству делать не будут.
   — А не по соседству будут, — сказал Уайти, дав этой фразе на некоторое время повиснуть в воздухе. — Так или иначе, на Плешке в этом смысле имеется некая перспектива. Чем, если сведения мои верны, Бобби О'Доннел и собирался воспользоваться.
   — И дальше? — спросил Джимми, приподнимаясь в кресле.
   — Дальше?
   — И как это связано с моей дочерью, сержант?
   — Самым непосредственным образом, — сказал Уайти и развел руками. — Самым непосредственным образом, мистер Маркус, потому что единственное, что требовалось обеим сторонам, чтобы начать войну, это повод. А теперь он у них есть.
   Джимми покачал головой, и углы его рта дрогнули в улыбке.
   — Вы так не считаете, мистер Маркус?
   Джимми поднял голову.
   — Думаю, сержант, что район мой скоро исчезнет. А вместе с ним уйдет и преступность. И будет это не из-за Доннелов, не из-за Сэвиджей и не потому, что полиция их обезвредит. Будет это потому, что доходы здесь падают, а налоги растут, и каждому охота перебраться в город, там пристроиться всегда можно, и скоро все здесь поглотят рестораны. А тем, кто здесь поселится, героин не нужен, и шесть баров на квартал тоже не нужны, и за десять долларов они вкалывать не будут. Они живут лучше некуда. Устроены прекрасно. У них есть будущее. Они разъезжают на «мерседесах». Вот когда они все здесь заполонят, преступность и уберется отсюда вместе с половиной жителей. Так что, сержант, я не стал бы беспокоиться о том, что мои родственники затеют разборки с Бобби О'Доннелом. Чего ради?
   — Ради сегодняшнего дня, — сказал Уайти.
   — Вы вправду думаете, что О'Доннел убил мою дочь? — спросил Джимми.
   — Я думаю, что Сэвиджи могут его заподозрить. И думаю, что стоит их в этом разубедить, чтобы у нас было время выполнить что положено.
   Шон вгляделся в лица сидевших напротив него Джимми и Аннабет, но прочесть в них ничего не смог.
   — Джимми, — сказал Шон, — если нам не мешать, мы сможем быстро закрыть это дело.
   — Да? — произнес Джимми. — Ручаешься, Шон?
   — Ручаюсь. И закрыть его так, что в суде комар носу не подточит.
   — И сколько?
   — Что «сколько»?
   — Сколько времени вам понадобится, чтобы засадить убийцу за решетку?
   — Погодите-ка, — поднял руку Уайти, — вы что, устраиваете с нами торг, мистер Маркус?
   — Торг? — Лицо Джимми опять стало мертвенной маской арестанта.
   — Именно, — сказал Уайти. — Потому что я уловил...
   — Уловили?
   — ...в ваших словах некую угрозу.
   — Правда? — Сказано это было с невинным видом, но в глазах Джимми по-прежнему зияла мертвенная пустота.
   — Как будто вы нам ставите предельный срок, — сказал Уайти.
   — Полицейский Дивайн обещал мне найти убийцу дочери. Я лишь спросил, за какой срок, по его мнению, это может произойти.
   — Полицейский Дивайн, — сказал Уайти, — за расследование не отвечает. Отвечаю я. И мы, мистер и миссис Маркус, строжайшим образом взыщем с преступника, кто бы он ни был. Но вот чего мне никоим образом не нужно, так это чтобы кто-нибудь вообразил себе, что наш страх перед разборками двух шаек — Сэвиджей и О'Доннела — можно использовать как рычаг давления на нас. Если так, мне лучше арестовать их как представляющих угрозу для общественного спокойствия. По крайней мере бумажной волокиты меньше будет до закрытия дела.
   Мимо прошли два служителя с подносами. В переполненных тарелках дымилось что-то волглое. Шон почувствовал, каким спертым стал воздух, как темнеет за окном.
   — Ну, ладно, — с бодрой улыбкой проговорил Джимми.
   — Что «ладно»?
   — Ищите убийцу, я мешать не буду. — Он повернулся к жене, затем встал и подал ей руку: — Пошли, милая.
   — Мистер Маркус, — сказал Уайти.
   Джимми взглянул на него сверху вниз, в то время как жена, опершись на его руку, встала.
   — Полицейский внизу отвезет вас домой, — сказал Уайти, роясь в бумажнике. — Если надумаете что-нибудь, позвоните.
   Джимми взял у Уайти визитку и сунул ее в задний карман.
   Теперь, стоя, Аннабет выглядела не так уверенно. Казалось, ей трудно держаться на ногах, а колени ее подгибаются. Побелевшей рукой она сжимала руку мужа.
   — Спасибо вам, — шепнула она Шону, и следы усталости и страдания теперь резче проступили на ее лице, окутав ее словно тенью. Под беспощадным верхним светом Шон ясно увидел, какой она будет в старости: красивая женщина со шрамами непрошеной мудрости на лице.
   Шон сам не знал, откуда явились эти слова. Он даже понятия не имел, что говорит их, пока они не раздались в промозглом кафетерии.
   — Мы отомстим за нее, миссис Маркус. Мы договорились, и мы это сделаем.
   Лицо Аннабет на секунду сморщилось, а потом она сделала короткий вдох и несколько раз кивнула, опираясь на мужа и слегка пошатываясь.
   — Да, мистер Дивайн. Мы договорились. Очень хорошо.

* * *

   Когда они возвращались обратно, Уайти спросил:
   — А что это за история с машиной?
   — Что? — сказал Шон.
   — Маркус говорил, что мальчишками вы чуть было не влезли в какую-то машину...
   — Мы... — Потянувшись, Шон поправил зеркальце бокового вида над приборной доской, так что в нем отразилась цепочка фар задних машин — желтые туманные точки, слегка подрагивающие, мерцающие. — Да, была, черт возьми, такая история. Мы играли на улице перед моим домом — я, Джимми и еще один мальчишка, Дейв Бойл. Было нам тогда лет одиннадцать. Одним словом, к нам подъехала машина и увезла Дейва.
   — Похищение?
   Шон кивнул, не сводя взгляда с мерцающих желтых огней.
   — Те мужики притворились полицейскими. И убедили Дейва сесть в машину. А Джимми и я не сели. Они продержали Дейва четыре дня. А потом он ухитрился сбежать. Теперь вот живет на Плешке.
   — Тех мужиков поймали?
   — Один из них погиб, второго через год замели, и он повесился в камере.
   — Знаешь, дружище, — сказал Уайти, — я иногда мечтаю о таком острове... вроде того, как в картине, где Стив Маккуин играет француза; все другие говорят с акцентом, а он — нет. Маккуин как Маккуин, только с французским именем. Он там в конце прыгает вниз со скалы, и у него еще плот из кокосовых скорлупок. Видел картину?
   — Нет.
   — Хорошая картина. Так вот на такой бы остров и запрятать всех, кто детей насилует и похищает, стервятников этих чертовых! Снабжать их с воздуха едой по нескольку раз в неделю, водой, всем необходимым. И никого с острова не выпускать. Оступился однажды — пожалуйста, на остров! Простите, ребята, но выпустить вас — значит рисковать тем, что зараза распространится. Потому что это как эпидемия. Тебе передали заразу, и ты передаешь ее дальше. Как проказа. Вот и надо запрятать их всех на остров, чтоб зараза дальше не пошла. С каждым новым поколением их число будет уменьшаться. Глядишь, через сотню-другую лет это будет как курорт или оздоровительный клуб. Дети будут слушать истории об этих выродках, как слушаешь истории о привидениях, о каких-нибудь допотопных чудовищах.
   — Да с чего это тебя вдруг понесло? — удивился Шон.
   Уайти осклабился, съезжая на автостраду.
   — Все от твоего дружка Маркуса, с него все пошло, — сказал он. — Я сразу, как только взглянул на него, понял, что он отсидел срок. У них остается что-то в повадках, плечи напряжены, сгорблены. Главным образом это плечи выдают. Два года сплошняком жить сгорбившись, уж конечно, такое бесследно не проходит.
   — Он только что потерял дочь, дружище. Может быть, это и сгорбило его плечи.
   Уайти покачал головой:
   — Нет. Это-то у него внутри. Видел, как он все время гримасничает? Горе у него внутри сидит и разъедает внутренности. А вот плечи — тут сказывается тюрьма.
   Оторвав взгляд от зеркальца заднего вида, Шон глядел на огни на противоположной стороне автострады. Они были нацелены на них, как дула пистолетов; они тянулись мимо, как туманные ленты, расплываясь, сливаясь между собой. Со всех сторон они опоясали город с его многоэтажными жилыми домами, башнями учреждений, гаражами, аренами, ночными клубами и церквами, и Шон знал: погасни один из этих огней, и никто этого не заметит. И не заметит, если зажжется новый. Но все же они мерцали, сияли, поблескивали и вспыхивали, перемигиваясь с вами, вот как сейчас перемигивались с огнями фар его и Уайти, мчавшихся по автостраде в этом потоке желто-красных огней, проносящихся, летящих мимо в мутных воскресных сумерках.
   Летящих куда?
   К мраку погашенных огней, дурачок ты эдакий. К стеклу, разбитому вдребезги.

* * *

   После полуночи, когда Аннабет и девочки наконец отправились спать, а кузина Аннабет Селеста, прибежавшая, едва узнав о несчастье, уже задремала на своей кушетке, Джимми спустился вниз на переднее крыльцо трехэтажки, которую он делил с братьями Сэвиджами.
   Он прихватил с собой бейсбольную перчатку-ловушку Шона, нацепил ее на руку, хотя большой палец его теперь не лез в перчатку и протолкнуть в нее кисть он мог только до половины. Он сидел, уставившись на четыре проезжие полосы Бакинхем-авеню, подкидывая и ловя мячик; мягкое трение кожи о кожу действовало на него успокаивающе.
   Джимми всегда любил сидеть здесь ночью. Витрины лавок на авеню закрыты, большей частью не освещены. Кварталы, где днем кипела жизнь, затихали. И тишина эта была особая. Шум, царивший здесь днем, не исчезал, он лишь затаивался, втянутый в глубины, как воздух в легкие, ждущий, когда его выдохнут. Такая тишина тоже успокаивала, умиротворяла сознанием, что шум потом вернется, вырвется из плена. Джимми не мог представить себе жизни в деревне, где нет шума громче этой тишины, где молчание хрупко и разбивается от малейшего касания.
   Но вот эта тишина, эта бурлящая жизнью пауза ему нравилась. До этого часа вечер был таким шумным, наполненным криками, воплями, плачем жены, девочек. Шон Дивайн прислал к ним двух детективов — Брэкета и Розенталя, — и те, смущенно потупившись, обыскивали комнату Кейти, с тихими извинениями открывали ящики, рыскали под кроватью, матрасом; Джимми хотел одного: чтобы это скорее кончилось и чтоб они не заговаривали с ним. В результате они не нашли ничего необычного, кроме семисот долларов в новеньких купюрах среди носков Кейти. Они показали деньги Джимми вместе с ее банковской книжкой, где был проставлен штамп «Счет закрыт» и отмечено, что последний раз деньги снимались в пятницу днем.
   Объяснения этому Джимми не нашел. Это было неожиданностью. Но по сравнению с прочими неожиданностями этого дня на Джимми это не произвело впечатления. Лишь новый повод к тупому удивлению.
   — Мы можем его убить.
   На крыльцо вышел Вэл и протянул Джимми банку с пивом. Он сел рядом, поставил на ступеньку босые ноги.
   — О'Доннела?
   Вэл кивнул.
   — Я так с удовольствием. Ясно?
   — Ты думаешь, это он убил Кейти?
   Вэл опять кивнул:
   — Или подослал кого-нибудь. А ты разве так не думаешь? Ее подружки, так те уверены. Говорят, Роман к ним лез в баре, угрожал Кейти.
   — Угрожал?
   — Болтал всякую ерунду, словно она еще с О'Доннелом. Брось, Джимми, явно это Бобби!
   — Я еще точно этого не знаю, — сказал Джимми.
   — Ну а когда будешь точно это знать, что сделаешь?
   Положив перчатку на ступеньку ниже, Джимми открыл пивную банку. Сделал долгий глоток.
   — И этого я тоже не знаю.

14
Такого больше у меня уже не будет

   Они занимались этим всю ночь и все утро — Шон, Уайти Пауэрс, Суза и Конноли, а также еще два сотрудника Отдела убийств полиции штата — Брэкет и Розенталь — вместе с целой армией полицейских, технических экспертов-криминалистов, фотографов и экспертов-медиков. Всем скопом они атаковали дело, как атакуют сейф. В поисках улик они исследовали каждый листок в парке. Исписали блокноты схемами и рапортами о вещественных доказательствах. Полицейские опросили всех жителей окрестных домов, набили свой фургон бродягами из парка и отстрелянными гильзами с Сидней-стрит. Порывшись в рюкзаке Кейти, они не нашли ничего интересного, пока вдруг не обнаружили рекламную брошюру о Лас-Вегасе и список лас-вегасских отелей на желтой линованной бумаге. Уайти, показав брошюру Шону, присвистнул: — Вот тебе и то, что мы на своем языке называем зацепкой. Теперь пойдем допросим подружек.
   Ив Пиджен и Дайана Честра, последние, по уверениям отца Кейти, кто видел ее живой, не считая преступника, казались тоже совершенно пришибленными произошедшим. Уайти и Шону приходилось действовать очень осторожно в редкие перерывы между приступами рыданий и потоками слез, струившимися по их щекам. Девушки снабдили их точным расписанием последнего вечера Кейти, перечислили бары, где они выпивали, назвав примерное время приходов туда и уходов, но Шон и Уайти поняли, что относительно личной жизни Кейти девушки что-то утаивают: прежде чем ответить, они переглядывались и напускали туману там, где требовалась точность.
   — Она с кем-нибудь встречалась?
   — Постоянно — нет.
   — Ну а от случая к случаю?
   — Ну...
   — Что?
   — В такое она нас не посвящала.
   — Дайана, Ив, бросьте! Ваша лучшая подруга еще с детского сада — и не рассказывала вам, с кем встречается?
   — В этом деле она была очень скрытная.
   — Да, скрытная. Кейти была очень скрытной!
   Уайти попробовал подобраться с другого бока.
   — Значит, вечер был как обычно? Ничего из ряда вон выходящего?
   — Ничего.
   — А как насчет того, что она собиралась уезжать?
   — Что? Она не собиралась.
   — Нет? Но послушай, Дайана, в машине был сложенный рюкзак, а в нем найдены рекламные проспекты Лас-Вегаса. Она что, приготовила их для кого-нибудь другого?
   — Может быть. Не знаю.
   Тут вмешался отец Ив:
   — Голубчик, имей в виду, что твои слова, если ты что-то скажешь, могут очень помочь. Не забывай, что речь идет о Кейти и о том, бог ты мой, что ее убили.
   Это вызвало новый поток слез. Девушки буквально поплыли — они громко рыдали, сжимая друг друга в объятиях, широко раскрыв рот, округлив его буквой "О" и слегка скривив. Наглядная картина скорби, виденная Шоном бессчетное число раз; момент, когда, по выражению Мартина Фрила, «дамба прорвана» и до свидетеля впервые по-настоящему доходит вся неотвратимость потери. В такие моменты ничего не остается, кроме как ждать или совсем прекращать разговор.
   Они ждали, ждали и наблюдали Ив Пиджен. Лицо у нее было остренькое, с тонким носиком. Похожа на птичку, думал Шон, но это даже шло ей. Она была изящна, и худоба придавала ей некую аристократичность. Шон решил, что она из тех женщин, которые лучше выглядят на службе, чем дома, и что все в ней говорит об уме и благопристойности, а это может привлечь лишь серьезных мужчин, отпугнув ловеласов и низких соблазнителей.
   Дайана же, напротив, излучала невостребованную чувственность. Под правым глазом у нее Шон разглядел пожелтевший синяк. Она показалась ему глупее, чем Ив, более пылкой и, наверное, смешливой. В глазах ее светилась затаенная надежда, желание, которое, как это знал Шон, привлекает мужчин лишь определенной разновидности — мужчин-хищников. Шон хорошо представлял ее себе в будущем центром бытовых скандалов, требующих полицейского вмешательства, но когда полицейские доберутся до ее двери, затаенная надежда в ней давно угаснет.
   — Ив, — ласково сказал Уайти, когда плач наконец прекратился, — мне нужны сведения о Романе Феллоу.
   — Это тот бездельник, что ошивается возле Бобби О'Доннела? — спросил отец Ив.
   Уайти остановил его движением руки и бросил взгляд на Шона.
   — Ив, — сказал Шон, понимая, что достучаться им надо до Ив. Она упрямее Дайаны, но может предоставить больше полезной информации.
   Она поглядела на него.
   — Вам ничего не грозит, если вас волнует именно это. Вы расскажете нам о Романе Феллоу и о Бобби, но дальше это не пойдет. Они не узнают, что сведения дали вы.
   — Ну а если это выплывет на суде? — сказала Дайана. — А? Что тогда?
   Уайти поглядел на Шона, словно говоря: «Ну, на твою ответственность».
   Шон все усилия сконцентрировал на Ив.
   — Если только вы не видели, как Роман или Бобби выволакивают Кейти из ее машины...
   — Нет, этого мы не видели.
   — Значит, прокурор не заставит вас в открытую свидетельствовать на суде, нет, Ив. Вопросов, может быть, у него будет много, но заставлять вас он не будет.
   — Вы их не знаете, — сказала Ив.
   — Бобби и Романа? Да знаю я их как облупленных. Я засадил Бобби на девять месяцев, когда вел дело о наркотиках. — Шон опустил на стол руку, положив ее рядом с рукой девушки. — И он угрожал мне. Но это все одни разговоры. Болтуны они, Роман и Бобби, больше никто.
   Не поднимая глаз, Ив поджала губы и саркастически усмехнулась.
   — Бред собачий, — процедила она.
   — Ты не смеешь так выражаться здесь, — сказал ее отец.
   — Да ладно, мистер Пиджен, — остановил его Уайти.
   — Нет, — возразил Дрю, — как вести себя в моем доме, решаю я. И я не потерплю, чтобы дочь моя так разговаривала!
   — Это был Бобби, — сказала Ив, и Дайана тихонько ахнула с таким видом, словно подруга ее сошла с ума.
   Шон увидел, как вскинул брови Уайти.
   — В каком смысле «Бобби»?
   — С кем встречалась Кейти. С Бобби, не с Романом.
   — А Джимми знал об этом? — спросил дочь Дрю.
   Ив хмуро пожала плечами — жест, как успел заметить Шон, характерный для молодежи: все тело юнца передергивается, словно демонстрируя, что в общем-то ему наплевать.
   — Ив, — опять спросил Дрю, — он знал?
   — И да, и нет, — ответила Ив. Вздохнув, она откинулась на спинку стула, уставившись в потолок темными глазами. — Ее родители думали, что с этим покончено, потому что какое-то время и она так думала. Единственный, кто так не думал, был Бобби. Он не хотел мириться с разрывом. Он приходил к ней опять и опять. Однажды он поднял ее над лестничным пролетом.
   — Ты сама это видела? — спросил Уайти.
   Она покачала головой.
   — Мне рассказала Кейти. Они неожиданно встретились на вечеринке месяца полтора назад. Или месяц. Он уговорил ее выйти на лестницу поговорить. А квартира на третьем этаже, понимаете? — Тыльной стороной ладони Ив вытерла лицо, хотя, судя по всему, глаза ее в тот момент были сухими. — Кейти говорила, что все пыталась втолковать ему, что все кончено, но Бобби этого и слышать не хотел, и в результате он схватил ее за плечи и, перекинув через перила, поднял над лестничным пролетом. На высоте трех этажей, псих ненормальный! И заявил, что если все будет кончено, то кончено будет и с ней. Все равно она его девушка, сказал он, а если ей это не по вкусу, то он сейчас сбросит ее к чертовой матери.
   — Господи Иисусе, — после минутной паузы проговорил Дрю Пиджен. — Вы видите, что это за народ.
   — Итак, Ив, — сказал Уайти, — что говорил Роман Кейти в субботу в баре?
   Ив отозвалась не сразу. И Уайти сказал:
   — Ну а тебе, Дайана, почему бы это не рассказать?
   Дайана выглядела как с похмелья.
   — Мы рассказали Вэлу. И хватит.
   — Кому-кому? Вэлу? — переспросил Уайти. — Вэлу Сэвиджу?
   — Он был здесь днем, — сказала Дайана.
   — И вы рассказали ему, что говорил Роман, а нам рассказать не хотите?
   — Он ей родня, — сказала Дайана и скрестила руки на груди, словно говоря: «Что, съели, шавки полицейские?»
   — Ладно, я расскажу, — сказала Ив. — Он заявил, что слышал, будто мы напились и выставляли себя на посмешище, сказал, что ему это неприятно и что Бобби, конечно, тоже будет не в восторге, когда узнает. И что лучше бы нам отправляться домой.