— Неужели так прямо и говорил? — удивилась Аннабет, когда Джимми пересказал ей разговор с тестем.
   Джимми совершенно не интересовало бы, каким отцом был Тео, если б не настойчивые попытки тестя при всяком удобном случае учить их с Аннабет в этом смысле уму-разуму, говоря, что, дескать, не обижайтесь, но я бы на вашем месте такого бы ребенку не спустил.
   Обычно Джимми лишь кивал, благодарил за совет и тут же выбрасывал его из головы.
   Теперь он тоже заметил в глазах Тео эту хитроватую усмешку многоопытного старика. Сев напротив, Тео уставился в пол. Сокрушенно улыбнувшись топоту и шуму, доносившимся снизу, он сказал:
   — Похоже, ты с друзьями и родными видишься лишь на свадьбах и поминках. Правда, Джимми?
   — Ясное дело, — ответил Джимми, пытаясь стряхнуть с себя чувство, донимавшее его со вчерашнего вечера, что истинное его "я", вырвавшись из тела, мечется в воздухе, бьется оголтело о его кожу, пытаясь нащупать путь назад, прежде чем, устав от этих трепыханий, не упадет камнем в темные недра земли.
   Сложив руки на коленях, Тео долгим взглядом уставился на Джимми, пока тот не поднял голову и не встретился с ним взглядом.
   — Ну, как ты, справляешься более или менее?
   Джимми пожал плечами.
   — Я до конца еще не осознал.
   — Когда осознаешь, будет очень больно, Джим.
   — Могу себе представить.
   — Очень больно будет. Это я тебе гарантирую.
   Джимми снова пожал плечами, чувствуя, как в душе поднимается нечто, — может быть, гнев? — закипает в утробе. Самое время ему сейчас слушать эти бодряческие советы от Тео Сэвиджа. Черт.
   Тео подался вперед.
   — Как было, когда умерла моя Джейни, благослови Господь ее душу? Ведь я тогда, Джим, полгода был сам не свой. Вот она — рядом с тобой, и вдруг назавтра нет ее. Исчезла. — Он щелкнул толстыми пальцами. — У Господа ангелов прибавилось, а я потерял святую женщину. Слава богу, дети к тому времени подросли. Я это в том смысле, что мог позволить себе горевать целых полгода. Мог позволить себе такую роскошь. А вот у тебя этой возможности нет.
   Тео откинулся на спинку стула, и Джимми опять почувствовал, как закипает что-то в душе. Джейни Сэвидж умерла десять лет назад, и Тео безумствовал после этого больше, чем полгода. Скорее года два. Но в безумстве его не было ничего качественно нового: просто смерть жены окончательно лишила его тормозов. При жизни Джейни была нужна ему как прошлогодний снег.
   Джимми терпел Тео как неизбежность. В конце концов, он отец его жены, куда денешься? На посторонний взгляд они казались друзьями, и Тео, наверное, так и считал. К тому же с годами Тео помягчел, даже стал открыто проявлять любовь к дочери и баловать внуков. Но одно дело — прощать человеку прошлые грехи, и совсем другое — терпеть его советы и нравоучения.
   — Понимаешь, о чем я говорю? — сказал Тео. — Ты старайся, Джим, не давать воли скорби, не разрешай ей отвлекать тебя от твоих домашних обязанностей.
   — Моих домашних обязанностей, — повторил Джимми.
   — Да, именно. Ведь тебе надо заботиться о моей дочери и малышках. О них теперь надо думать в первую очередь.
   — Угу, — сказал Джимми. — Ты воображаешь, что я могу забыть об этом, Тео?
   — Я не сказал, что это так, Джим. Сказал, что такое возможно. Вот и все.
   Джимми внимательно изучал левую коленную чашечку Тео, представляя себе, как она разлетается, взрывается в брызгах алой крови.
   — Тео...
   — Да, Джим.
   Джимми представил себе аналогичный взрыв правой коленной чашечки, после чего взгляд его переместился к локтям Тео.
   — Ты не думаешь, что с этим разговором мы могли бы повременить?
   — Время — деньги, — сказал Тео. При этом он басовито хохотнул, слова его прозвучали предостерегающе.
   — Например, до завтра. — Глаза Джимми оставили в покое локти Тео, и взгляд его взметнулся вверх, встретившись со взглядом Тео. — Я хочу сказать, что и завтра поговорить не поздно, разве не так, Тео?
   — Я ведь почему сказал «время — деньги», Джимми... — В голосе Тео прозвучала досада. Это был крупный мужчина с бешеным нравом, и Джимми знал, что многие боятся его и что Тео это известно. Он привык внушать страх, который путал с почтением. — По мне, разговор этот вообще неприятный, так уж лучше сразу быка за рога, как и получилось.
   — Ну да, конечно, — сказал Джимми. — Потому ты и сказал, что время — деньги. Разве не так?
   — Ясное дело, так! Умный ты парень. — Тео похлопал Джимми по коленке и поднялся. — Ты выдюжишь, Джимми, справишься. Горе никуда не денется от тебя, но ты справишься. Потому что ты настоящий мужик. Я еще на вашей свадьбе сказал Аннабет: «Ты, детка, выбрала себе настоящего мужика и, что называется, старого закала. Лучшего из лучших». Так я сказал. Такого, который...
   — ...а они взяли и сунули ее в мешок, — сказал Джимми.
   — Ты это о чем? — Тео сверху вниз уставился на Джимми.
   — О том, как выглядела Кейти, когда я опознал ее тогда в морге. Будто ее сунули в мешок, а мешок потом долго били железяками.
   — Да, только пусть это...
   — Не скажешь даже, какой она расы. Могла быть и чернокожей, и пуэрториканкой, как ее мать. Или арабкой. Но уж никак не белой. — Джимми поглядел на свои руки, зажатые между коленями, отметил про себя пятна на кухонном полу — бурые около его левой ноги, горчичного цвета — возле ножки стола. — Джейни умерла во сне, Тео. При всем моем к тебе сочувствии это так. Уснула и не проснулась. Тихо и мирно.
   — Ни к чему приплетать сюда Джейни, слышишь?
   — А моя дочь? Ее убили. Немножко разные вещи.
   На минуту в кухне стало очень тихо, и тишина эта звенела, как звенит она в пустой квартире, когда внизу полно народу, и Джимми подумал: неужели у Тео хватит глупости нарушить это молчание и продолжать разговор? Давай, Тео, вперед. Скажи какую-нибудь глупость, мне как раз только этого и надо, чтобы кипение внутри меня вырвалось наружу!
   Тео сказал:
   — Послушай, я понимаю... — И Джимми вздохнул, выдохнув через нос. — Честное слово, понимаю. Но ты, Джимми, не должен все это...
   — Что? — вскричал Джимми. — Что именно я не должен? Кто-то приставил пистолет прямо к голове моей дочери и снес ей затылок, а ты уверяешь меня, что я не должен. Чего я не должен? Носиться с моим горем? Скажи мне, объясни! Что, я не так себя веду? А ты будешь стоять рядом и учить меня, корчить из себя старейшину?
   Тео опустил взгляд на свои ботинки и тяжело засопел, сжав кулаки и шевеля ими.
   — По-моему, я этого не заслужил.
   Джимми встал и задвинул стул. Поднял с пола контейнер. Взглянул на дверь и сказал:
   — Можем мы теперь спуститься, Тео?
   — Конечно, — сказал Тео. Он тоже встал, но стула не задвинул. Поднял свой контейнер со словами: — Ладно, ладно. Напрасно я выбрал для разговора это утро. Ты еще не готов к разговору. Однако...
   — Тео! Хватит, а? Замолчи, и точка, ладно?
   Подхватив контейнер, Джимми стал спускаться по лестнице. Он думал, что, наверное, обидел Тео, а потом решил, что пусть — ему на это наплевать. К черту Тео. Вот сейчас должно начаться вскрытие. Джимми еще помнит запах колыбельки Кейти, а там, в морге, они уже готовят ножи и скальпели, выкладывают топорики и пилы, которыми пилят кости.
* * *
   Позже, когда его немного отпустило, Джимми вышел на заднее крыльцо и сел там под хлопающим на ветру бельем на веревках, протянутых над крыльцом еще с субботы. Он сидел, греясь на солнышке, а болтающиеся на веревке хлопчатобумажные комбинезоны Надин то и дело смазывали его по макушке. Аннабет и девочки проплакали всю эту ночь, заполнив всю квартиру громкими рыданиями, и Джимми казалось, что еще минута — и он зарыдает вместе с ними. Но он не зарыдал. Закричал он лишь тогда, на склоне, когда по глазам Шона Дивайна понял, что дочь погибла. Закричал дико, хриплым голосом. Но если не считать этого, он вообще мало что чувствовал. И вот он сидел на крыльце, мечтая о том, чтобы слезы наконец пришли и пролились.
   Он мучил себя детскими снимками Кейти, картинами давнего прошлого: вот Кейти напротив него за потертым столом в «Оленьем острове»; Кейти плачет у него на руках шесть месяцев спустя после его выхода из тюрьмы и сквозь слезы спрашивает, когда вернется мама. То она маленькая визжит в ванне, а вот ей уже восемь лет, и она на велосипеде возвращается из школы. Вот она улыбается, а вот дуется. А вот она с лицом, перекошенным злобой, а вот она смущена — никак не выходит пример с делением. Они сидят за кухонным столом, и он помогает ей. Он видел Кейти и старше, в последующие годы: вот они на качелях с Дайаной и Ив, нежатся на солнце в погожий летний день. Все трое — нескладные подростки с непропорционально длинными ногами и в пластинках для исправления зубов. Он видел Кейти в спальне — лежит ничком на кровати, а Сара с Надин навалились на нее. Он видел ее в прогулочном костюме. Видел рядом с собой в его «гран-маркизе» — подбородок дрожит от напряжения в желании избежать кювета в тот первый раз, когда он учил ее вождению. Он видел, как она кричит, капризничает и откровенно злится, и почему-то эти картины трогали больше, чем безмятежные и полные благолепия.
   Он видел ее, и только ее, видел постоянно. Но слез все-таки не было.
   Они придут, шептал внутренний голос, просто ты в шоке.
   Но шок начал проходить, возражал он внутреннему голосу, когда Тео затеял со мной идиотский разговор.
   А если шок проходит, значит, скоро ты что-то почувствуешь.
   Я уже чувствую.
   Это печаль, говорил голос, это скорбь.
   Нет, это не скорбь. И не печаль. Это ярость.
   Ты и это почувствуешь. Но это пройдет.
   Я не хочу, чтобы это проходило.

16
Я тоже рад тебя видеть

   Дейв забирал Майкла из школы. Они шли домой, когда, повернув за угол, он вдруг увидел Шона Дивайна с еще одним парнем, стоявшим прислонившись к черному «седану», припаркованному возле дома Бойлов. Черный «седан» имел знаки администрации штата и огромное количество антенн на крыше, казалось, достаточное даже для связи с Венерой, и Дейв, еще издали едва кинув взгляд на спутника Шона, понял, что, как и Шон, это полицейский. У него был типичный для полицейского подбородок — чуть отвисший и выступающий. Он стоял в позе полицейского: расслабленно, слегка покачиваясь на пятках, но готовый в любую минуту ринуться вперед. И если все это не убеждало, то стрижка под горшок на голове сорокалетнего мужчины в сочетании с темными очками в золотой оправе сомнений не оставляли никаких.
   Дейв стиснул руку Майкла, и в груди у него похолодело, словно кто-то, окунув в ледяную воду лезвие ножа, прижал его к легким Дейва. Он чуть было не остановился как вкопанный, ноги словно приросли к тротуару, но что-то внутри толкнуло его вперед, однако, как он надеялся, походка его в глазах посторонних не изменилась, шел он по-прежнему плавно, не спотыкаясь. Голова Шона повернулась в его сторону, взгляд его, вначале безмятежный и рассеянный, когда он узнал Дейва, изменился: зрачки сузились, нацелившись на него. Они оба одновременно улыбнулись — Дейв улыбнулся во весь рот, но и улыбка Шона была достаточно широкой, и Дейв даже удивился этому выражению искренней радости на лице Шона.
   — Дейв Бойл! — воскликнул Шон, отделяясь от капота машины и протягивая ему руку. — Сколько же мы не виделись?
   Дейв пожал его руку и несколько удивился вторично, когда Шон хлопнул его по плечу.
   — Да, порядочно лет накапало, — сказал Дейв. — Годков шесть, наверное?
   — Ага. Что-то вроде этого. Ты хорошо выглядишь, старина.
   — Как поживаешь, Шон? — И Шон почувствовал, как его охватывает теплая волна радости, хотя умом он понимал, что лучше ему отсюда бежать без оглядки.
   Но почему? Ведь их осталось так немного, друзей детства. И виной тому не только банальные причины, такие, как наркотики, тюремные сроки или полицейские преследования. Существуют и другие — переезды в пригороды, в другие манящие штаты, стремление быть как все: слиться с толпой игроков в гольф и шары, мелких предпринимателей с женами, выкрашенными в платиновый цвет, и широкоформатными телевизорами.
   Нет, их и вправду осталось раз-два — и обчелся, и в груди Дейва шевельнулись гордость, и счастье, и застарелая печаль, когда, сжав руку Шона, он вспомнил, как Джимми спрыгнул вниз на рельсы метро, и вспомнил их совместные субботы и время, когда все еще было впереди.
   — Прекрасно поживаю, — сказал Шон, и это прозвучало вполне искренне, хотя улыбка его показалась Дейву чуть кривоватой. — А это кто?
   И Шон наклонился к Майклу.
   — Это мой сын Майкл, — сказал Дейв.
   — Привет, Майкл. Рад с тобой познакомиться.
   — Привет.
   — Я Шон, папин старый-старый приятель.
   Дейв мог видеть, как голос Шона зажег в Майкле некий огонек. Голос Шона определенно обладал этим свойством — увлекать, как увлекают голоса ярмарочных зазывал и рекламных агентов, и, услышав его, Майкл оживился, видимо представив себе эту картину: папу и этого высокого, уверенного в себе незнакомца, когда они были детьми и играли на этих же улицах и мечтали о чем-то, подобном мечтам Майкла и его друзей.
   — Очень приятно, — сказал Майкл.
   — Взаимно, Майкл. — Шон пожал руку Майклу и, выпрямившись, встретил взгляд Дейва. — Красивый парнишка, Дейв. Как Селеста?
   — Превосходно, превосходно. — Дейв силился вспомнить имя девушки, на которой женился Шон, но вспомнил только, что встречал ее в колледже. Лора? Эрин?
   — Передавай ей привет от меня.
   — Конечно. Ты все еще в полиции штата?
   Дейв щурился, потому что солнце выглянуло из-за тучи и лучи его со всей силой ударили в черный лакированный бок правительственного «седана».
   — Ага, — сказал Шон. — Вот, кстати, сержант Пауэрс, Дейв. Мой босс. Из Отдела убийств.
   Дейв потряс руку сержанту Пауэрсу, чувствуя, как слово «убийство» неприятно повисло в воздухе.
   — Как дела?
   — Хорошо, мистер Бойл. А у вас?
   — Все в норме.
   — Дейв, — сказал Шон, — если у тебя найдется минутка, мы бы очень хотели быстренько задать тебе пару вопросов.
   — Угу. Конечно. А в чем дело?
   — Мы не могли бы войти в дом, мистер Бойл? — Сержант Пауэрс дернул подбородком в сторону входной двери квартиры Дейва.
   — Конечно. — Дейв опять взял за руку Майкла. — Идите следом, ребята.
   На лестнице возле квартиры Макалистера Шон сказал:
   — Слыхал я, что квартирная рента даже здесь подскочила.
   — Даже здесь, — подтвердил Дейв. — Хотят превратить нас в Стрелку. От антикварных магазинов уже продыху нет.
   — В Стрелку, да, наверное, — с сухим смешком проговорил Шон. — Помнишь дом моего отца? Так его превратили в кондоминиум!
   — Ну да? — удивился Дейв. — Такой красивый дом был.
   — И все потому, что он продал его до того, как взлетели цены.
   — Так, значит, теперь это кондоминиум, — сказал Дейв, и голос его гулким эхом прокатился по лестничной площадке. Он покачал головой. — Хлыщи, купившие его, небось за долю заплатили больше, чем получил твой старик за целый дом!
   — Похоже, что так, — сказал Шон. — Ну а что поделаешь, правда?
   — Не знаю, но должен же быть какой-то способ их остановить. Оттеснить их, вернуть назад, туда, откуда они родом. Вот пускай и убираются туда подобру-поздорову со своими сотовыми телефонами! Знаешь, что как-то раз сказал один мой приятель? Он сказал, что району этому не хватает хорошенькой волны преступлений, чтобы кончилось все это блядство! — Дейв засмеялся. — Вот тогда тут же и цены на недвижимость упадут, и квартирные ренты. Правда ведь?
   — В Тюремном парке девушку убили, — сказал сержант Пауэрс. — Кажется, ваша мечта начинает сбываться.
   — Ну, моя мечта — это слишком сильно сказано! — возразил Дейв.
   — Согласен, — сказал сержант Пауэрс.
   — Ты сказал плохое слово, папа, — заметил Майкл.
   — Прости, Майк. Больше не буду. — И он через плечо подмигнул Шону, открывая дверь.
   — Ваша жена дома, мистер Бойл? — осведомился сержант Пауэрс, когда они вошли.
   — А? Нет. Ее нет дома. Слышишь, Майк, займись уроками не откладывая. Хорошо? Нам скоро ехать к дяде Джимми и тете Аннабет.
   — Ну почему? Я хотел...
   — Майк, — сказал Дейв, сверху вниз глядя на сына, — сейчас же отправляйся к себе наверх. Нам тут надо поговорить.
   Майкл тут же понурился, приняв сиротливый вид, как это делают маленькие мальчики, когда взрослые их прогоняют, прежде чем начать серьезный разговор. Вжав голову в плечи, он направился к лестнице, волоча ноги так, словно к ним были привязаны холодные кирпичи. Глубоко вздохнув, совсем как мать, он стал подниматься по лестнице.
   — Вот все они так, — сказал сержант Пауэрс, садясь на диван в гостиной.
   — Вы это про что?
   — Сутулятся, вжимают голову в плечи. Мой сынишка точно так же делал в этом возрасте, когда мы гнали его в постель.
   — Да? — сказал Дейв, усаживаясь на козетку возле кофейного столика.
   Минуту-другую они глядели друг на друга: Дейв глядел на Шона и сержанта Пауэрса, а они — на него, внимательно подняв брови, чего-то ожидая.
   — Ты слышал о Кейти Маркус? — спросил Шон.
   — Конечно, — сказал Дейв. — Я был у них сегодня утром, а Селеста еще там. Ужас, что творится. Кошмарное преступление.
   — Истинная правда, — сказал сержант Пауэрс.
   — Вы поймали того парня? — спросил Дейв. Он потер свой распухший правый кулак левой ладонью и лишь потом понял, что делает. Слегка нагнувшись, он сунул руки в карманы, пытаясь выглядеть непринужденно.
   — Прилагаем все усилия. Поверьте, мистер Бойл.
   — Как держится Джимми? — спросил Шон.
   — Трудно сказать. — Дейв рад был возможности смотреть на Шона, а не на сержанта Пауэрса, что-то в выражении глаз последнего его тревожило. Не нравилось ему, как тот вглядывается, словно наперед зная, когда ты солжешь, зная наизусть каждое твое лживое слово с самого детства и до конца всей твоей проклятой жизни. — Ты ведь знаешь Джимми, — сказал Дейв.
   — Не очень-то. А теперь уж совсем не знаю.
   — Ну, он привык таить все внутри, — сказал Дейв. — Никогда не видно, что у него там в голове.
   Шон кивнул.
   — Мы потому и пришли к тебе, Дейв.
   — Я ее видел, — сказал Дейв. — Не знаю, известно ли это вам.
   Он посмотрел на Шона, и Шон распрямил ладони, ожидая продолжения.
   — Видел в ту ночь, — продолжал Дейв, — когда, по-моему, она и погибла. У Макдэкилса ее видел.
   Шон переглянулся с товарищем, после чего подался вперед, дружелюбно глядя на Дейва.
   — Да, приятель, это-то нас и привело к тебе. Твое имя было в списке посетителей, который по памяти составил бармен. Мы слышали, Кейти там устроила целое представление.
   Дейв кивнул:
   — Они с подружкой танцевали на стойке.
   — Очень напились? — поинтересовался сержант.
   — Да, но...
   — Но что?
   — Но вели они себя вполне безобидно и мирно. Они танцевали, но никакого стриптиза, ничего такого не было. Ну, просто, как вам сказать, вели себя как девятнадцатилетние, понимаете?
   — Продавать спиртное девятнадцатилетним, — заметил сержант Пауэрс, — для владельца значит рисковать своей лицензией.
   — С вами этого не случалось?
   — Чего «не случалось»?
   — Не случалось пить в баре, будучи несовершеннолетним?
   Сержант Пауэрс улыбнулся, и улыбка его показалась Дейву такой же проницательной, как и его глаза, словно каждый дюйм тела этого человека был настороже и следил.
   — Так когда же, говорите, вы ушли из бара, мистер Бойл?
   Дейв пожал плечами:
   — Около часу, наверное.
   Сержант Пауэрс записал этот ответ в блокнот, который он держал на коленях.
   Дейв взглянул на Шона.
   Тот сказал:
   — Мы просто все уточняем, Дейв, для полноты картины. Ты сидел со Стэнли Кемпом, с Большим Стэнли, так?
   — Да.
   — Кстати, как он там? Слышал, у его мальчишки что-то вроде рака.
   — Лейкемия, — сказал Дейв. — Это уже года два назад как было. Он умер. Четырех лет от роду.
   — Господи. Вот мерзость-то. Черт. Не знаешь, что тебя ждет. Мчишься, мчишься на полной скорости, и вдруг — поворот, подхватываешь какую-нибудь мудреную хворь. Глядишь — и тебя через пять месяцев на кладбище волокут. Вот ведь какая штука жизнь, старина!
   — Да, такая это штука, — согласился Дейв. — Но Стэн ничего, учитывая обстоятельства. У него хорошая работа в фирме Эдисона. Все еще кидает мяч в кольцо в команде «Парковой лиги» по вторникам и четвергам.
   — И так же пугает всех жесткой игрой? — засмеялся Шон.
   Дейв тоже засмеялся.
   — Да, главным образом локтями работает.
   — Когда, ты говоришь, девушки покинули бар? — спросил Шон, пока отзвук смеха еще замирал в воздухе.
   — Ну, не знаю, — сказал Дейв. — По-моему, перед самым концом матча.
   То, как задал свой вопрос Шон, ему не понравилось. Ведь он мог спросить его прямо, но вместо этого он усыплял бдительность Дейва разговором о Большом Стэнли. Разве не так? А может быть, он просто задал свой вопрос, когда тот неожиданно у него сложился? Как бы там ни было, Дейв почувствовал себя не очень уверенно. Неужели в убийстве Кейти он подозреваемый?
   — Но матч передавался из Калифорнии поздно, — говорил Шон.
   — Что? Да, начало было в десять тридцать пять. Так что девушки, по-моему, ушли минут за пятнадцать до меня.
   — Получается примерно без четверти час, — сказал сержант.
   — Похоже.
   — У вас есть какие-нибудь соображения насчет того, куда они могли направиться?
   Дейв покачал головой:
   — Больше я их не видел.
   — Да? — Авторучка сержанта повисла в воздухе над блокнотом.
   Дейв кивнул:
   — Да.
   Сержант Пауэрс что-то записывал в блокнот — перо царапало бумагу, как маленький коготок.
   — Дейв, ты помнишь, как парень швырнул ключи в другого?
   — Что?
   — Парень, — Шон пролистал записи в своем блокноте, — по имени, гм... Джо Кросби. Его дружки пытались отнять у него ключи от машины. И в конце концов он швырнул эти ключи в одного из них. Вышел скандал. Ты при этом присутствовал?
   — Нет. А в чем дело?
   — Да просто забавный случай, — сказал Шон. — Парень упирается, цепляется за свои ключи, а потом швыряет их. Пример пьяной логики. Правда?
   — Наверно.
   — Ты не заметил тогда чего-нибудь необычного?
   — В каком смысле?
   — Ну, скажем, кто-нибудь в баре смотрел на девушек недружелюбно. Ты, наверное, встречал таких — косятся на молоденьких девушек с какой-то даже злобой, пережить не могут, что их время прошло, а кровь все еще бурлит, вот они и косятся, словно кто-то виноват. Тебе попадались такие?
   — Уж наверное.
   — И в баре в ту ночь тоже?
   — Не заметил. Я все больше матч смотрел. Я и на девушек-то не глядел, Шон, пока они на стойку не вспрыгнули.
   Шон кивнул.
   — Хорошая игра была, — сказал сержант Пауэрс.
   — Ее Педро сделал, — сказал Дейв. — Нам бы вообще ничего не забили, если б не промашка в восьмом периоде.
   — Да, игрок что надо. Не даром свой хлеб ест, верно?
   — Лучшего игрока сейчас просто нет.
   Сержант Пауэрс повернулся к Шону, и оба они одновременно встали.
   — Все? — спросил Дейв.
   — Да, мистер Бойл. — Сержант пожал ему руку. — Вы нам очень помогли, сэр.
   — Пожалуйста. Всегда рад.
   — О, черт, совсем забыл! — воскликнул сержант Пауэрс. — Куда вы направились после Макджилса; сэр?
   Слово выскочило у Дейва раньше, чем он успел подумать:
   — Сюда.
   — Домой?
   — Угу. — Дейв старался не отводить взгляда и отвечать твердым голосом.
   Сержант Пауэрс опять раскрыл свой блокнот.
   — К часу пятнадцати был дома. — Записывая, он смотрел на Дейва. — Так будет верно?
   — В общем, да. Конечно.
   — Вот и хорошо, мистер Бойл. Еще раз благодарю.
   Сержант Пауэрс уже стал спускаться по лестнице, но Шон задержался в дверях.
   — Я и вправду был очень рад тебя видеть, Дейв.
   — А я тебя, — сказал Дейв, силясь вспомнить, что его раздражало в Шоне, когда они были детьми. Но так и не вспомнил.
   — Надо нам как-нибудь пивка выпить, — сказал Шон. — И не откладывая в долгий ящик.
   — Буду рад.
   — Заметано. Ну, бывай, Дейв.
   Они обменялись рукопожатием, и Дейв старался не поморщиться, когда рука Шона сжала его вспухшую руку.
   — Ты тоже, Шон.
   Шон стал спускаться, а Дейв остался на площадке. Шон махнул ему рукой через плечо, и Дейв помахал ему в ответ, хотя и знал, что Шон этого не видит.
   Прежде чем отправиться к Джимми и Аннабет, он решил выпить пива в кухне. Он надеялся, что Майкл повременит и не сразу сбежит вниз, заслышав, что Шон и второй полицейский уехали. Дейв нуждался в минутной передышке, маленькой паузе, чтобы привести в порядок мысли. Он не совсем понял, что происходило в гостиной, — Шон и другой полицейский задавали ему вопросы, но кем они его считали, свидетелем или подозреваемым? Неопределенность их тона заставляла Дейва сомневаться в истинной цели их посещения. И эти сомнения вызвали у него сильный приступ головной боли. Когда Дейв в чем-то сомневался, когда истинные основания или причины колебались, становясь шаткими и неуловимыми, голова его начинала раскалываться, словно ее резали мясницким ножом. Она болела, и не только болела.
   Дело в том, что иногда Дейв переставал быть Дейвом. Он был тогда Мальчишкой, Мальчишкой, Сбежавшим от Волков. И не от одних Волков, но и от Взрослых. А это было другое существо, чем просто Дейв Бойл.