– Я делаю тебе больно?
   – Нет… Но… пока что…
   – Никогда! – горячо воскликнул Рено, прижимаясь лицом к обнаженной упругой груди. – Никогда впредь не сделаю тебе больно.
   Ева не могла отвечать. Видя его лицо у своей груди, она чуть не задохнулась. Кончиком языка Рено стал описывать круги вокруг соска. Он прикрыл губами зубы и легонько потянул за сосок.
   Прерывистый вскрик, который издала Ева, не имел никакого отношения к боли. Ее пронизала сладкая молния. Не успела она привыкнуть к этому, как ласка видоизменилась. В Еве поднялось тепло, вытесняя остатки гнева и давая другой выход неконтролируемым эмоциям.
   Ева не знала, радоваться ей или огорчаться, когда Рено в конце концов оторвал голову от ее груди и возобновил купание.
   – Я давно должен был найти время, чтобы сказать тебе, какая ты красивая, – произнес Рено. – О такой коже, как у тебя, поэты сочиняют сонеты. Я не поэт, я никогда не писал стихов, а вот сейчас мне этого захотелось.
   Рено наклонился и коснулся губами одной груди, затем другой.
   – У меня не хватает слов, чтобы описать эту красоту.
   Кусок мыла скользил поверх панталон, намыливая талию, живот, бедра. Когда мужская рука легла на темный треугольник между ног, Ева испуганно вскрикнула.
   – Нет причин волноваться, – пробормотал он. – Разве тебе больно?
   Губы Евы дрожали. Она покачала головой.
   – Чуть-чуть раздвинь ножки, – сказал Рено, легко трогая бедро Евы. – Позволь мне вымыть тебя всю, и в особенности там, где я виноват.
   Он смотрел Еве в лицо, ожидая ее решения.
   Ева медленно изменила положение ног, предоставляя ему желанную свободу действий. В молчании, наполненном воспоминаниями о недавнем, он смыл все следы ушедшей в прошлое девственности.
   – Если бы можно было забрать назад ту боль, я бы с радостью это сделал, – прошептал он. – Но оставил бы все остальное. Всю свою жизнь я мечтал найти такую страсть.
   Ева едва сдержала вскрик, когда пальцы Рено расстегнули панталоны и стали сдвигать их вниз, а сам он оказался на коленях у ее ног.
   – Держись за мои плечи, – предложил он хрипло.
   Он почувствовал, как дрожат у Евы пальцы, и задал себе вопрос: страх или страсть?
   – Подними правую ножку, – попросил Рено.
   Давление ее рук на плечи Рено увеличилось. Он освободил ногу от панталон.
   – Теперь другую ножку.
   Она повиновалась, а затем вдруг замерла от прикосновения его пальцев к обнаженной тайне. Когда он погладил нежные лепестки, сладкая молния пронизала Еву. Она закрыла глаза и перенесла всю тяжесть тела ему на плечи, вцепившись в него дрожащими руками.
   – Больно? – спросил Рено, подняв голову.
   – Нет, – прошептала она.
   – Тебе приятно?
   – Этого не с-следовало д-делать…
   – Но тебе приятно?
   – Да! – горячим шепотом сказала она. – Боже мой, да!
   Рено прислонился лбом к животу Евы и издал продолжительный вздох облегчения Он только сейчас понял, как боялся, что Ева ожесточится и замкнется в себе. Именно поэтому он пошел за ней к источнику. Его вел этот страх, а не желание.
   – Какие упругие лепестки, – шептал Рено, нежно касаясь ее плоти, – и какие полные… Как крепкий бутон весной… А я ожидал увидеть здесь расцветший цветок, обласканный сотней солнц.
   Ева не ответила. Она не могла. Тепло обволакивало ее тело, заставляя забыть обо всем, кроме этого мгновения и человека, который так нежно и сладостно ласкал ее.
   Поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, Рено прикасался щеками и шелковой щеточкой усов к девичьему животу и густой рощице под ним.
   – Как здесь мягко, – шептал он. – Как тепло и уютно. Раскрой мне свои бедра, сладостная Ева. Позволь мне показать, каким я должен был быть с тобой… Не будет ни боли, ни крови… Одно лишь наслаждение, которого не забыть до смерти.
   Закрыв глаза, Ева прислушивалась к сладостным токам, которые рождались у нее между ног от прикосновений Рено. Она предоставила ему полную свободу действий. Шелковистое обволакивающее тепло ошеломило ее, она почувствовала слабость в коленях. Ева издала стон удовольствия и покачнулась, теряя равновесие.
   – Вот и правильно, – с ласковой улыбкой одобрил Рено, раздвигая стройные девичьи ноги. – Держись за меня.
   Лишь ощутив тепло его дыхания между своими бедрами, она поняла, откуда такая нежность.
   – Рено!..
   Ответом было легкое движение языка внутри нее, и это исторгло из ее груди приглушенный, долгий стон.
   – Не сопротивляйся этому, – выдохнул Рено. – Ты мне подарила то, что не дарила ни одному мужчине. Позволь мне подарить тебе то, чего я не дарил ни одной женщине.
   – Боже, – прошептала Ева, чувствуя, как его ласки проникают до мозга костей, и всецело отдаваясь истоме.
   Рено издал торжествующее восклицание, когда обнаружил атласный узелок у основания лепестков.
   – Бутон набух, – прошептал он. – На сей раз он непременно расцветет.
   Ева не могла говорить. У нее не было ни голоса, ни мыслей – лишь сладостные молнии пронизывали девичье тело, лишая его воли, отдавая человеку, который дарил ей наслаждение и одновременно сжигал в пламени страсти.
   Рено видел, какой чувственный шторм сотрясал Еву. Аромат ее страсти говорил ему о всепожирающем глубинном пламени, бушующем в ней, и о приближении дикой, неистовой развязки.
   Когда чувственный ураган ослабел, от нее пахнуло дождем пустыни, знойным и таинственным, несущим жизнь всему, что он оросит. А после бури она сама стала землей, омытой благотворным дождем, когда цвета становятся густыми и яркими и все сияет своей первозданной чистотой.
   Рено с трудом заставил себя оторваться от нежной плоти и поднялся на ноги. Прижав ее голову к груди, он тихонько баюкал ее, пока девушка приходила в себя.
   Наконец Ева, прерывисто вздохнув, посмотрела затуманенными золотыми глазами на Рено.
   – Вот как бывает между мужчиной и женщиной, – сказал Рено, нежно целуя Еву. – Ради такого наслаждения жизни не жалко. Это не похоже на детское понимание любви.
   У Евы сжалось сердце.
   – Ты говоришь, что это можно испытать с любым мужчиной? – спросила она напряженным голосом.
   Первым порывом Рено было сказать энергичное «нет». Он никогда не замечал в себе собственнических наклонностей, однако мысль о том, что Ева может позволить такие ласки другому мужчине, привела Рено в ярость.
   – Так как же, Рено? – повторила вопрос Ева, напряженно глядя ему в лицо. При этом губы ее слегка дрожали.
   – Некоторые люди подходят друг другу больше, чем другие, – проговорил он после паузы. – Ты разжигаешь меня сильней, чем какая-либо другая женщина. Я разжигаю тебя сильней, чем любой другой мужчина.
   Рено заглянул в ясные золотые глаза девушки.
   – Потому ты и отдалась мне. Вовсе не из-за моего выигрыша в покер… И не в любви дело… Дело просто в страсти, горячей, как тысяча дьяволов.
   – И по этой причине мужчины и женщины вступают в брак? – гнула свое Ева. – Их толкает только плотская страсть?
   Рено снова ответил не сразу.
   – По этой причине женятся мужчины, – произнес он наконец. – Настоящую страсть способно испытывать чертовски немного женщин.
   – Но…
   – Иначе они не смогли бы так долго держаться, пока ищут мужчину, которого можно потянуть к священнику, – продолжил Рено, игнорируя попытку Евы возразить ему. – Как-то ведь эти милые создания добиваются своего, разве не так?
   Увидев выражение страдания на лице Евы, он обругал себя в душе и замолчал. Он не думал, что его откровенные рассуждения о природе мужчин и женщин и об иллюзиях, которые называются любовью, причиняют ей страдания. Тем не менее это было так.
   Он снова обидел ее.
   – Сладкий мой ребенок, – сказал он, нежно целуя ее в висок. – Тебе будет легче, если я стану рассказывать слащавые сказочки о любви?
   – Да.
   Затем Ева грустно засмеялась и покачала головой.
   – Нет, – поправилась она. – Потому что я хочу до конца верить тебе… Поверю, а потом однажды проснусь и увижу, что ты оседлал коня и готов уехать… И тогда мне придется узнать цену сказочкам.
   – Я пока что не седлаю коня.
   – Но мы пока еще и прииска не нашли.
   Ева мягко оттолкнула Рено, грустно улыбнулась и открыто взглянула ему в глаза. Затем стала на цыпочки и коснулась губами его губ.
   – Спасибо за науку, Рено. Сейчас нам, пожалуй, лучше заняться поисками прииска. Я за этот день узнала больше, чем за всю жизнь.

16

   На следующий день Рено и Ева, следуя указаниям шамана, двинулись старым, ныне позабытым маршрутом вдоль плато. После полудня Рено повернулся к Еве и нарушил доброжелательное молчание.
   – Шаман сказал, что я должен показать тебе очень интересное место.
   – Где? – удивленно спросила Ева.
   – Примерно в миле отсюда. Ты подожди, пока я проверю. Я не хочу, чтобы мы оказались жертвой мести какого-то старого шамана.
   Разведка не заняла много времени. Не более чем через десять минут Рено вернулся. Он подъехал, увидел в ее глазах немой вопрос и потянулся к ней. Он обнял ее, притянул к себе и быстро, яростно поцеловал. Когда он отпустил ее, Ева посмотрела на него взглядом, в котором читалось удивление… и желание. Рено улыбнулся.
   – А ты думала, что если один раз испытаешь удовлетворение, то больше не захочешь?
   Краска прилила к щекам Евы.
   – Ни о чем таком я не думаю, – ответила Ева, вспомнив при этом о мгновениях безудержной страсти, пережитых ею вчера, когда Рено купал ее в бассейне. Рено рассмеялся и дотронулся пальцем до ее рта.
   – Тебя очень приятно дразнить, – сказал он. – Просто удивительно, что я не разбудил тебя утром таким образом, каким собирался разбудить.
   – Это каким же?
   – Изнутри.
   Румянец на щеках Евы стал еще более густым, однако она не удержалась от смеха.
   Сейчас Рено вел себя с Евой совершенно иначе, он словно ухаживал за ней. Правда, затем Ева вспомнила, что он не собирается жениться и поэтому вряд ли будет ухаживать, и смех ее как-то угас.
   «Ухаживают за женщиной, которую хотят видеть своей женой. А это была легкая забава перед завтраком с девушкой из салуна».
   – Но потом я решил, что это преждевременно, – продолжал Рено. – Ты ведь такой нежный бутончик. Мне не хочется делать тебе больно.
   Хотя тон его был шутливым, глаза оставались серьезными. Ева знала, что он все еще казнит себя за то, что причинил ей боль, когда лишил, ее невинности.
   – Я чувствую себя превосходно, – заверила его она.
   И это была сущая правда. Сегодня утром она проснулась с намерением насладиться тем, что она имеет, а не рыдать о том, чего у нее нет. Жизнь научила ее, что новый день принесет свои сложности, и поэтому надо выбросить из головы все печали вчерашнего дня, которых у нее было немало за спиной, – смерть матери, беспомощный, неприспособленный отец, жестокость сиротства, боль за других сирот, за малышей, которые и того меньше были способны постоять за себя.
   «Как бы ни сложились отношения с Рено, я не буду сожалеть ни о чем. Верит он или нет, но любовь существует. Я это знаю. Я чувствую это.
   Любовь к нему.
   И, может быть, ну ведь может же быть так! – он почувствует любовь ко мне. Он полюбил однажды глупо и неудачно. Он может полюбить снова, на сей раз по-другому. Он может полюбить меня.
   Может быть…»
   – Ты в этом уверена?
   Ева вздрогнула от удивления, но затем поняла, что дело не в чтении мыслей. Просто Рено продолжал разговор о ее самочувствии.
   – Да, – сказала она. – Я чувствую себя прекрасно.
   – Даже проведя столько часов в седле? – допытывался он.
   Ева отвела взгляд от ясных глаз Рено, пытаясь скрыть чувства, которые вызвали в ней его внимание и забота. Он не любил ее, но его огорчало, что он причинил ей боль. Это было уже что-то.
   В этом мире еще никто из более сильных не проявлял подобной заботы о ней.
   Ева коснулась кончиками пальцев щеки Рено, желая успокоить его. Он лишил ее невинности, но дал взамен опыт наслаждения, который заставил ее кровь бурлить, словно шампанское.
   – Вот разве что меня бросает в дрожь и становится трудно дышать, когда я думаю о том, как мы… как ты… как я…
   Она досадливо махнула рукой и пожалела, что поля шляпы не скрывают ее пылающее лицо. Она видела, что ее смущение забавляло Рено, который от души смеялся, откинув голову назад и глядя на облака.
   – Ты смеешься надо мной, – посетовала Ева.
   Тыльной стороной пальцев Рено ласково провел по ее щеке.
   – Нет, сладкая девочка. Я смеюсь потому, что ты ударила мне в голову, словно доброе виски, – признался он. – Мне нравится, что ты думаешь обо мне, как и я о тебе. И у меня возникает желание стащить тебя с твоего седла и взять прямо здесь, прямо сейчас, прямо на лошади.
   – Прямо на лошади? – скорее поразилась, чем смутилась Ева. – А так можно?
   – Да если бы я сам знал! Но у меня есть желание выяснить это. Я снова запылал к тебе страстью через десять минут после того, как взял тебя.
   Рено слегка натянул повод. Любимица дала задний ход, уводя хозяина от искушения.
   – Вперед, – сказал он Еве. – Шаман и я приготовили тебе сюрприз.
   – Какой?
   – Если я скажу тебе, это уже не будет сюрпризом. Разве не так?
   Улыбнувшись, Ева пристроила свою мышастую за лошадью Рено. Она была счастлива оттого, что Рено вел себя столь непринужденно. Он не улыбался так хорошо и светло с того момента, когда они отъехали от ранчо сестры, где он позволил себе быть раскованным в кругу близких людей.
   Рено обращался сейчас с Евой так, словно он полностью доверял ей. Его постоянные поддразнивания и откровенные проявления чувственности заставляли ее трепетать, ее тело оживало в предчувствии очередной ласки, очередного взрыва смеха. Она не могла припомнить, когда еще в жизни так много улыбалась.
   Ева продолжала улыбаться, когда ее лошадь пошла рядом с чалой Рено. Он ответил ей широкой улыбкой, поражаясь способности девушки восстанавливать силы, тем, что она снова свежа и готова отправиться в неведомые края. Хотя за короткое время ее жизнь по крайней мере дважды висела на волоске: она могла погибнуть от пули бандитов и свалиться в пропасть, – Ева сохраняла жизнерадостность.
   – Закрой глаза, – хрипло произнес Рено.
   Ева искоса взглянула на него.
   – Ага, снова бархатные нотки в голосе, – поддразнила она его. – Сейчас ты выхватишь меня из седла и на полном скаку попробуешь совершить то, о чем говорил? А как на это посмотрит Любимица?
   Рено откинул голову и от души расхохотался.
   – Сладкая девочка, ты умеешь соблазнять мужчину! Но ты права: Любимица сбросит нас обоих под ближайшую скалу… Так что закрой глаза и не открывай их, пока я не скажу. Ты в безопасности… пока что.
   Тихонько засмеявшись, Ева закрыла глаза, уверенная в том, что ее лошадь и без вмешательства седока последует за Любимицей.
   Некоторое время Ева слышала лишь поскрипывание кожи, ленивый стук копыт мышастой. Воздух был напоен запахом полыни и хвои.
   – Я уже могу взглянуть?
   – Не-а.
   – Точно? – игриво спросила она.
   – Точней быть не может.
   Она по голосу Рено поняла, что он улыбается, и ей захотелось громко-громко засмеяться от избытка переполняющей ее радости. Ей так по душе было ленивое подтрунивание, которое стало их языком со вчерашнего дня. Ей было отрадно повернуться к Рено и поймать его взгляд, в котором читались теплота и нежность, а не гнев и неотступное желание. Ее радовали умиротворенность в его голосе и сознание того, что ему приятно быть с ней. Ей был по душе…
   – Рено!
   – Не подглядывай, – предупредил он.
   Рено надвинул ее шляпу так, чтобы закрыть полями глаза Евы, и провел ладонью по ее подбородку.
   – Я не собираюсь жульничать, – сказала она спокойно. – Что бы ты ни думал, я по натуре не обманщица.
   Рено воспринял ее обиду как свою собственную. Перегнувшись, он приподнял Еву и посадил ее боком к себе на колени, держа как ребенка.
   – Цыц! Когда я надевал поглубже шляпу, я искал лишь предлога прикоснуться к тебе.
   Ева повернула лицо к груди Рено, сдвинув шляпу на бок. Шляпа болталась на шнурке у нее под подбородком, пока Рено не закинул ее за плечо, после чего погладил волосы Евы.
   – Я не хотел тебя обидеть.
   Ева, не открывая глаз, кивнула.
   – Ева!..
   – Прости, – прошептала она. – Я знаю, что нельзя быть такой обидчивой. Но… я вот такая.
   Он приподнял ее лицо и нежно, легко поцеловал в губы. Его руки крепко обняли Еву, когда Любимица шарахнулась от тени парящего ястреба.
   – Успокойся, глупышка, – произнес Рено.
   – Обрати внимание, кто обзывается, – пробормотала она.
   На мгновение повисла тишина, затем Рено засмеялся и, прежде чем пришпорить свою лошадь, крепко поцеловал Еву.
   А спустя несколько минут Рено остановился, поцеловал девушку в веки и сказал:
   – Можно открыть глаза.
   Когда тепло его губ ушло, Ева открыла глаза и взглянула на Рено. Широко улыбаясь, он жестом показал на открывшийся вид. Ева повернула голову.
   И тут она ахнула от удивления и восторга. Долина перед ними круто понижалась. Каскад небольших плато образовывал своего рода лестницу, ступеньки которой представляли собой пестрый каменный ковер красного, розоватого и лилового оттенков.
   Не было видно рек и ручьев, зато поражали великолепием каменные колонны и скалы, площадки и замки, соборы и арки, каменные гребни, долины и холмы, упирающиеся в горизонт.
   Над этим величественным пейзажем плыли облака: ослепительно белые мешались с темно-синими и свинцовыми. Где-то в недосягаемой дали угадывались молнии и грозы, однако порывы ветра не доносили в эти края даже дождинки.
   – Мы сюда направляемся? – шепотом спросила Ева.
   Рено смотрел на открывшийся пейзаж и думал, что видит кости земли, прорывавшие тонкую оболочку жизни. Здесь не было широких зеленеющих долин, манящих к себе уставшего путника, не было следов повозок или огней, которые указывали бы на человеческое жилье.
   Это было странное место. Казалось, камнем застыло бушующее, устремленное к небу пламя. И над всей этой первозданностью сухой ветер гонял облака, которые никогда не проливались дождем, и пламя становилось негасимым, неподвижным, вечным.
   – Я не пошел бы туда без нужды, – признался Рено. – Я оставил бы эти глупости для своего брата Рейфа.
   Ева кивнула и высказала свое мнение:
   – Это по-своему красиво, но какой-то дикой красотой.
   – Солнце тоже красиво, но можно ослепнуть, если смотреть на него.
   Рено поцеловал Еву в затылок. Его сердце забилось чаще и сильнее, когда он уловил ответную реакцию девушки на эту легкую ласку.
   – Мне удивительно, что ты находишь это красивым, – сказал Рено. – Ведь тебе не нравился вид голых скал.
   – Вначале. Но затем это перестало наводить на меня жуть… Особенно после того, как люди Слейтера открыли огонь, – добавила она. – Видно, эти пули произвели сдвиг в моем мозгу.
   Рено весело рассмеялся и на мгновение обнял Еву. Ему пришлось напомнить себе обо всех причинах, по которым он не должен сейчас позволить своей руке задержаться на ее груди, чтобы все-таки убрать руку.
   – Мы сэкономили миль пятьдесят, а то и больше, пройдя этим маршрутом, – проговорил Рено. – Но все равно нас ожидает чертовски трудный и долгий путь.
   – Вода нам встретится?
   – Роднички, лужи в выбоинах, сезонные ручьи. – Рено пожал плечами. – Этого должно хватить, если будем действовать разумно.
   – И если ты согласишься поить лошадей из шляпы? – предположила Ева.
   При этом Ева улыбнулась, вспомнив, как она выливала воду из канистр в шляпу, потому что лошади не могли пробраться в узкую щель и подойти к источнику.
   Рено поцеловал Еву в уголок рта и произнес.
   – Радуйся, что мы едем на мустангах. Меньше них пьют разве что койоты.
   Ева откровенно сочувственным взглядом смотрела на рот Рено. Увидев полуоткрытые девичьи губы, которые, пусть неосознанно, приглашали к поцелую, Рено отвернулся, не доверяя себе.
   Седло было тесным для двоих, и ее бедра коснулись внутренней стороны бедер Рено. Его длинные пальцы скользнули по округлым ягодицам, наслаждаясь упругостью молодой плоти. Он крепко прижал Еву к себе и тут же отпустил, прошептав слово, которое, он надеялся, Ева не услышала.
   Рено быстро соскочил с лошади. Он стоял так близко, что Ева почти касалась его ногой. Ей показалось, что она заметила кое-что, но тут же усомнилась. Не может же человек так быстро возбудиться!
   Однако, снова взглянув украдкой, Ева убедилась, что не ошиблась. Когда-то подобное зрелище могло смутить ее. Сейчас же в ней родилось и разлилось по всему телу тепло. Ей вспомнились ласки Рено.
   – Негодница, ты соблазняешь человека, – сказал он грудным голосом.
   – Соблазняю?
   – Именно!
   – Я всего лишь сижу, – возразила она.
   – И смотришь на меня так, будто прикидываешь, какой я на вкус с маслом и кленовым сиропом, – растягивая слова, пророкотал Рено.
   Ева вспыхнула, однако не смогла сдержать смеха. Она все еще продолжала смеяться, когда Рено стащил ее с седла и поцеловал так, что у нее закружилась голова.
   – А мне нравится, когда ты так смотришь на меня! – прошептал он у самого рта. – Мне это чертовски нравится.
   Он поднял Еву на руки и подсадил в седло.
   – Садись, gata. Нам предстоит очень долгий путь.
   – Я не думала дразнить тебя, – возразила она.
   Рено сел на лошадь и коротко кивнул.
   – А может быть, мы могли бы… – голос Евы замер, но затем, не обращая внимания на румянец на щеках, она быстро закончила: – Ты мучаешься, я вполне здорова, так почему бы нам сейчас не…
   Рено подъехал вплотную к Еве.
   – Есть причина.
   Спокойный тон Рено никак не соответствовал тому, что кричали его зеленые глаза.
   – Слейтер? – с горечью предположила Ева.
   Рено покачал головой.
   – Я думаю, что пройдет не меньше двух дней, прежде чем Горбатый Медведь вновь выйдет на наш след. Шаман считает так же, а он знает страну лучше, чем все испанцы и отец Кэла, вместе взятые.
   – Тогда почему же нам не заняться тем, чем нам обоим хочется?
   Превозмогая желание, Рено улыбнулся, глядя на пунцовые щеки засмущавшейся Евы.
   – А потому, моя сладкая девочка, что когда я возьму тебя в следующий раз, то не отпущу до тех пор, пока у нас обоих останется хоть капля сил.
 
   Ева сидела, положив подбородок на колени и обняв руками ноги. Перед ней расстилались бескрайние дали.
   Рено отправился на разведку ущелья, о котором говорил шаман. По его словам, ущелье должно вывести к старинному испанскому маршруту. Если дорога не сулит особых препятствий, они могут продолжить путь при лунном свете. В противном случае они устроят сухой бивак здесь, у края плато.
   На западе солнце собиралось коснуться линии горизонта. Внизу, в отдалении, длинные густые тени выползали из-за каменных глыб и скал. Они вытягивались, двигались, и пейзаж менялся, словно узор в калейдоскопе.
   Услышав позади шаги, Ева, не оборачиваясь, узнала Рено. Неповторимый ритм его шагов вошел в ее жизнь и стал частью ее самой, как и сладостные воспоминания об укромном источнике и радужном водопаде.
   – О чем задумалась? – полюбопытствовал Рено.
   Ева улыбнулась, продолжая наблюдать за игрой теней и закатных лучей.
   – Я все удивляюсь, – сказала она, – как возник весь этот лабиринт и как он не похож на все, что я видела.
   – У меня были такие же мысли, когда я увидел это впервые. Я встретил одного палеонтолога лет восемь тому назад…
   – Это кто такой? – прервала его Ева.
   – Палеонтолог?
   Она кивнула.
   – За этим хитрым словом скрывается человек, который разыскивает старые-престарые кости… Настолько старые, что они окаменели…
   Ева недоверчиво переспросила:
   – Каменные кости?
   – Их называют «окаменелости».
   – А откуда берутся эти кости?
   – Это кости животных, которые жили в незапамятные времена.
   Откуда-то пришло смутное воспоминание, вынесенное из того времени, когда она училась в сиротском приюте.
   – Это вроде чудовищного ящера? – спросила она.
   Рено удивленно посмотрел на нее.
   – Да.
   Ева уткнулась подбородком в колени.
   – Я думала, что старшие ребята разыгрывают меня, но один из них показал мне снимок в книге, – говорила она, погружаясь в далекие воспоминания. – Это был скелет ящера, стоящего на задних лапах. Он был выше церковной колокольни. Я хотела прочитать книгу, но кто-то украл ее у меня.
   – У меня есть эта книга, – сказал Рено. – На ранчо Вилли и Кэла, вместе с пятьюдесятью другими.
   – И в них рассказывается, как все это образовалось? – спросила Ева, жестом указывая на бескрайний каменный лабиринт.
   – Ты видела когда-нибудь, как река подмывает берег, пока он не рухнет, а после этого река начинает течь по новому руслу?
   – Конечно. Наводнения делают это еще быстрее.
   – А теперь представь, что река течет не по земле, а по камню, и ее притоки и ручейки подтачивают камень, каменные берега постепенно изнашиваются, ущелья все больше расширяются…
   – Так было и здесь?
   Рено кивнул.
   – На это потребовалось очень много времени, – сказала Ева.
   – Больше, чем кто-нибудь, кроме бога, может себе представить, – согласился Рено.
   Покой и тишину нарушало легкое дуновение ветра.
   – Где-то здесь лежат кости таких диковинных животных, каких, казалось бы, и быть не может, – продолжал Рено. – Песчаные дюны превратились в скалы и скрыли следы зверей, которые жили за тысячи и тысячи лет до появления человека.
   – Рай, – прошептала Ева. – Или преисподняя.