Лоуэлл Элизабет. Только ты

   – Что?
   – Я не могу решить, то ли это райская область, то ли соблазнительная разновидность ада, – ответила она.
   Рено как-то странно улыбнулся.
   – Дай мне знать, когда решишь. Я тоже часто мучился над этим вопросом.
   В течение некоторого времени Ева и Рено в молчании наблюдали, как меняются узоры света и теней и отдаленные плоские холмы становятся похожими на корабли, бросившие якоря в темном море.
   – Просто невероятно. – Голос Евы замер, и вновь воцарилась тишина.
   – Не более невероятно, чем судно, которое может взять четырех человек и идти под водой. Его уже построили.
   Ева удивленно посмотрела на Рено, но сказать ничего не успела, потому что он заговорил снова.
   – Не более невероятно, чем землетрясение в Нью-Мадриде, которое изменило русло Миссисипи. Не более невероятно, чем ветер, дувший со стороны вулкана Тамбора с такой силой, что в Британии в том году не было лета.
   – Как?
   – А вот так. Байрон написал об этом целую поэму, – сказал Рено.
   – Боже мой, если один маленький вулкан удостоился поэмы, что написал бы Байрон об этом? – воскликнула Ева, показывая на пейзаж.
   Рено едва заметно улыбнулся.
   – Не знаю, но я бы с удовольствием почитал.
   Лицо Рено стало серьезным.
   – Мир представляет собой единое целое. Все взаимосвязано. Это большая, но в общем-то единая страна. Скоро Рейф это поймет и перестанет странствовать.
   – А пока не поймет?
   – Рейф напоминает ветер, он живет только тогда, когда в движении.
   – А ты? – негромко спросила Ева.
   – Я останусь таким, каким был всегда… Человеком, который верит только в одну ценность. То, что никогда не портится… Слезы бога солнца, неземная красота, принесенная на землю… Единственная вещь, на которую можно положиться… Золото.
   Наступило продолжительное молчание. Ева смотрела на пейзаж невидящими глазами, ей хотелось разрыдаться. Другого она и не могла ожидать от Рено, однако острота боли свидетельствовала о том, что в глубине души все-таки ожидала.
   Она была соблазнена чувственной страстью и любовью. На ее страсть ответили еще более сильной страстью.
   Ее любовь не нашла ответа.
   С того момента, когда Ева отдалась Рено, мир для нее изменился. Для него он остался прежним. Он следует своему Золотому Правилу:
   «Нельзя положиться на женщин, можно положиться на золото».
   Рено встал и протянул Еве руку. Он с такой легкостью поставил ее на ноги, что она с изумлением подумала: способен ли он когда-нибудь уставать, страдать от голода, холода и бессонницы?
   – Время двигаться, моя сладкая девочка.
   – Мы не будем разбивать здесь лагерь?
   – Нет. Шаман был прав. Дорога здесь легкая, мы можем двигаться при луне.
   Когда Рено направлялся к лошадям, Ева снова взглянула на величественный, таинственный лабиринт.
   – Корабли из камня, – прошептала она. – Почему Рено не видит их?

17

   Даже после захода луны изобилие звезд в небе рождало призрачные тени. Прозрачные, как вуаль, они были тем не менее вполне реальными.
   Ева с горечью подумала, что и звездный свет против нее. Он подтверждает невыполнимость требований, о которых говорил Рено:
   «Корабли из камня, сухой дождь, свет, который не порождает теней».
   Она уже встретила целую армаду кораблей из камня, но сухой дождь оказался все таким же невозможным, как и раньше. То же самое со светом без теней.
   Одна из лошадей захрапела, нарушив невеселые размышления Евы. Она перевернулась на своем матрасе, кляня бессонницу, жесткую землю и мрачные Думы.
   Хотя земля была и не тверже обычного. После смены позы ей не стало удобнее. Правда, теперь ей было лучше видно кострище.
   На фоне неба четко вырисовывался крупный силуэт Рено. Его обнаженный торс и ноги казались почти черными. Очевидно, он готов был лечь, но все не ложился.
   Он молча стоял, глядя скорее на Еву, чем на звезды над головой. Ей было интересно, куда он уходил, почему перед уходом приказал ей спать и знает ли он о том, что она не спит.
   Рено заговорил, тем самым ответив на один из ее вопросов.
   – Не спится? – спросил Рено негромко.
   – Да, – призналась Ева.
   Он подошел и присел на корточки возле ее матраса.
   – А знаешь, почему? – спросил он.
   Она покачала головой и тоже спросила:
   – И тебе не спится?
   –Да.
   – А знаешь, почему? – словно эхо, повторила она его вопрос.
   При свете звезд было видно, как он улыбнулся.
   – Да, – сказал он.
   – Тебя беспокоит Слейтер?
   – Должен бы.
   – Но не беспокоит? – настаивала Ева.
   – Во всяком случае, не до такой степени, чтобы из-за этого не спать.
   – Тогда почему же ты не спишь?
   – Из-за тебя.
   Ева приподнялась на локтях, пытаясь в полутьме рассмотреть выражение его лица.
   – Я слишком шумно переворачиваюсь? – высказала она предположение.
   Рено засмеялся.
   – Нет. Ты грациозная и бесшумная, как кошка.
   Ева подождала, глядя на него блестящими при тусклом освещении глазами.
   – Но всякий раз, как ты шевелишься, я думаю, какая ты теплая под одеялом и как я мог бы лежать рядом и трогать это сонное тело.
   – Я думала, что ты не хочешь…
   – Ты так думала?
   – Да, – шепотом подтвердила она. – Ты даже не смотрел на меня, когда мы разбивали лагерь.
   – Я просто не смел. А хотел я тебя очень даже сильно…
   – А почему ты был сердит? Ты думал, что я откажу тебе?
   Рено глубоко вздохнул и приглушенно ругнулся.
   – Я не был таким с мальчишеских лет, – нарочито грубо сказал он. – Мне это чертовски не нравится.
   – Я ведь не дразню тебя. Я люб… – Ева мгновенно поправилась: – Я хочу тебя до такой степени, что не в силах дразнить.
   Она сдвинула в сторону одеяло, молчаливо приглашая его к себе.
   – Ты устала, я тоже, – в смятении произнес Рено. – Завтра предстоит долгий и трудный день. У меня хватит выдержки, чтобы не трогать тебя.
   – Я хочу тебя, – повторила она.
   – Ева, – прошептал Рено, тщетно пытаясь преодолеть в себе жар, который он почувствовал при ее словах.
   Почти беззвучно застонав от желания и страсти, Рено стал на колени и расположился рядом с Евой под одеялом. Она почувствовала, как дрожит рука, прикоснувшаяся к ее лицу, и с удивлением подумала, что может оказывать такое воздействие на этого могучего человека.
   – Я боюсь причинить тебе боль, – признался он хрипло. – А хочу я тебя так, что этого не выразить… Тебе было больно…
   – Сейчас все в порядке.
   Ева наклонилась, целуя руки Рено, а он шептал ее имя, вдыхая аромат роскошных девичьих волос.
   – Сейчас все в порядке, – успокоила она Рено, касаясь губами его кожи. – Я снова хочу стать частью тебя.
   – Сладкая девочка, – шептал он. – Сладкая и горячая.
   Жадные прикосновения ее рта красноречиво говорили о силе желания Евы, и это ударило ему в голову, словно доброе виски. Поцелуй начался нежно, но характер его быстро изменился: он стал страстной прелюдией к грядущему более глубокому соединению. Рено пытался укротить в себе дикое пламя, которое мучило его с того времени, когда он искупал Еву в бассейне, но тут же ясно осознал тщетность своих усилий. Он погрузился языком в бархатную глубину ее рта, сгорая от неукротимого желания.
   Когда наконец Рено заставил себя закончить поцелуй, его возбуждение достигло предела. Он оперся на локти, закрыл глаза, пытаясь хоть немного успокоиться.
   Это оказалось невозможным. Со всех сторон его омывал божественный аромат сирени и женского тела.
   – Рено!..
   Хриплый голос Евы тоже был лаской. Дрожащими руками Рено коснулся ее щек.
   – Я надеюсь, ты испытываешь хотя бы половину моего желания…
   Ева взяла его руку, потянула вниз и приложила к своей груди. У Рено прервалось дыхание, когда он ощутил, как под его пальцами мгновенно напрягся девичий сосок.
   – Как бы я хотел, чтобы сейчас сияло солнце…
   – Почему?
   Не отвечая, Рено нагнулся и захватил маковку груди губами, затем забрал ее глубоко в рот, сжимая и покусывая.
   Застонав, Ева подалась всем телом вперед. Он нежил и теребил груди ртом, и они набухли и запылали, а соски грозили проткнуть тонкую ткань лифчика.
   – Вот почему я хочу, чтобы сияло солнце, – произнес Рено хрипло. – Я хочу видеть, как набухли розовые горошины на твоих грудях… Он тихонько засмеялся, почувствовав, что при этих словах Ева заполыхала от смущения.
   – И еще видеть твой милый румянец, когда я говорю о том, что делаю с тобой, – продолжал Рено. – Это нужно видеть!
   Звук, который вырвался из груди Евы, был похож на смех, но выражал скорее смущение. Улыбаясь, Рено наклонился и зажал зубами шнурок лифчика. Он потянул за него и развязал узел.
   – Сними его наконец, моя сладкая девочка.
   Рено почувствовал, как по телу Евы пробежал трепет.
   – Я мог бы это сделать сам, – сказал он тихо, – но тогда я должен буду выпустить тебя из объятий. А мне не хочется. Это так здорово – обнимать тебя. Рено приподнял Еву, она откинула голову назад, и соски коснулись его усов. Она затрепетала и забилась в его руках, мечтая о новых и более сокровенных ласках.
   – Gata, – грудным голосом произнес Рено. – Податливая и грациозная… Разденься для меня. Желай меня так, как желаю тебя я…
   Неверными движениями пальцев Ева расстегнула лифчик. Но и полностью расстегнутый, он не хотел расставаться с налитыми девичьими грудями. Шершавая материя цеплялась за твердые горошинки сосков.
   Кое-как Еве удалось стащить его. Рено стал осыпать поцелуями обнажившуюся грудь, горло, губы, время от времени покусывая ароматную кожу. Он слегка отодвинулся от Евы, когда давал ей возможность снять лифчик, однако не выпустил из объятий.
   Лифчик лежал рядом с матрасем, освещаемый мерцающим светом звезд.
   – Продолжай, – шепнул Рено. – Сегодня я хочу, чтобы ты была совершенно нагая.
   Дрожащими пальцами Ева расстегнула панталоны и медленно спустила их вниз по ногам, оказавшись, как о том просил Рено, совершенно нагой. Ее кожа светилась, словно белые лепестки ночного цветка.
   – Да, вот так, – шептал Рено, любуясь ее наготой. – Как ты красива! Тебе бы всегда ходить в том виде, в каком сотворил тебя господь.
   Он опустил спину Евы на теплые одеяла и усами пощекотал ее груди. Она затрепетала от удовольствия, почувствовав новый прилив теплой волны. Когда Рено стал языком ласкать тугие соски, она задвигалась и напряглась, стремясь к более интенсивной ласке.
   Рено подарил Еве все, о чем она просила. Его рот ласкал н одновременно требовал, его рука скользнула по атласному девичьему животу между ног. Ева вскрикнула.
   Рука Рено мгновенно покинула пушистый холмик, ибо его мучало и преследовало воспоминание о крови. Он сжал зубы, стремясь укротить желание и запрещая себе думать об этом.
   – Прости, – сказал Рено, садясь рядом. – Я не хотел причинить тебе боль.
   – Ты и не причинил.
   – Ты вскрикнула.
   Ева дотронулась дрожащим пальцем до его груди.
   – Разве? – спросила она хрипло.
   – Да. Я сделал тебе больно?
   – Больно? – она передернула плечами, словно ей было холодно. – Нет.
   Ева гладила волосы на груди Рено, испытывая от этого явное удовольствие.
   – Ложись рядом, – прошептала она. – Когда ты сидишь, у меня кружится голова. Особенно если ты трогаешь меня там… Если я вскрикнула, то лишь потому, что от твоего прикосновения мир куда-то уплыл…
   Рено зажмурился, почувствовав неодолимое желание, переходящее в острую боль.
   – Ты уверена?
   Говоря это, он стал играть завитками волос, охранявших вход в девичье лоно. Его прерывистое дыхание, движение руки, ласкающей чудесный цветок, и трепет Евы слились в едином ритме.
   – Сладкая девочка… Говори, прошу тебя… Тебе не больно?
   – Нет… У меня здесь ноет… но это не то… – Она замолчала. – Это другое…
   – Что же?
   – Я… – она прерывисто вздохнула. – Я не могу… не знаю… как сказать…
   – Ты стесняешься? – мягко спросил Рено.
   Она кивнула.
   – Попробуй рассказать, – увещевал ее Рено. – Я хочу знать, не делаю ли я тебе больно.
   – Как ты можешь? – пробормотала она. – Ты вообще ничего не делаешь.
   Рено негромко рассмеялся, и Ева ощутила тепло его дыхания, когда он наклонился к ее груди. Он поцеловал упругие соски, отчего те напряглись еще сильнее.
   Ударила чувственная молния и пронзила тело насквозь. Она испытала прилив желания, который походил на приступ ноющей боли.
   – Я испытываю боль, но не оттого, что ты что-то сделал, – сказала Ева, подавляя стон. – Я испытываю боль оттого, что ты кое-что не сделал.
   – Ты уверена?
   – Да!
   Рено все еще колебался, вспоминая алые следы крови. Его ужасало, что девственницу он взял грубо и быстро, небрежно разорвав бесценную преграду.
   Рено стал осторожно ласкать Еву, гладя темное облачко волос внизу живота, которое казалось черным при свете звезд. Рено услышал перебои в ее дыхании, затем остановку и наконец прерывистый вдох, когда его пальцы спустились с шелковистого облачка и отыскали упругие, теплые лепестки.
   – Тебе приятно? – спросил он.
   Она лишь благодарно застонала в ответ.
   Рено ласкал внутреннюю поверхность девичьих бедер. Ева податливо раздвинула ноги, словно приглашая Рено к еще более интимной ласке. Когда Рено провел пальцами по горячей влажной расселине, он ощутил трепет готовности и благодарную отзывчивость лепестков. Возбуждение Рено возросло до такого состояния, в котором неведомым образом переплетались боль и наслаждение.
   Не отдавая себе отчета в своих действиях, Рено расстегнул брюки. Когда он понял, что подошел к опасной черте, он отодвинулся и мгновенно вскочил на ноги.
   Он стоял, сжав кулаки, тяжело и часто дыша, словно после долгого бега. Он смотрел сверху на лежащую у его ног девушку, которая следила за ним темными в ночной полутьме глазами. При виде того, как вздымались и опадали ее обнаженные груди, ему захотелось сбросить остатки одежды и припасть к ним.
   Желание было сейчас даже более мучительным, чем тогда, когда он взял ее первый раз. Это пугало его. Он не должен был так зависеть от женщины. Однажды он дал себе в этом клятву.
   – Рено? – прошептала Ева.
   – Я боюсь причинить тебе боль, – сказал он. – Но я чертовски хочу тебя.
   Она призывно протянула к нему руки.
   – Ева… проклятье, ты не понимаешь, что ты делаешь?
   Тем не менее руки Рено сбросили остатки одежды, хотя разум говорил ему, что нужно оставить Еву в покое до того времени, когда он немного подостынет, иначе его желание отдаст его ей во власть.
   Сквозь полуопущенные веки Ева наблюдала за тем, как Рено раздевался. Его тело дышало жаром. Мощные мышцы перекатывались и играли под кожей при малейшем движении. Он швырнул свои трусы рядом с ее лифчиком, и свидетельство его возбуждения предстало во всей своей мощи.
   – Теперь-то ты испугалась? – спросил Рено нарочито грубым голосом.
   Ева покачала головой.
   – А должна бы, – сказал он. – Я никогда еще не желал женщину с такой силой.
   Вместо ответа Ева пошевелилась. Ее округлые бедра призывно поднялись навстречу.
   Рено медленно опустился на колени между девичьих ног.
   – Ты не знаешь… – начал было он, но не смог продолжить.
   – А ты научи меня, – прошептала она.
   Пробормотав слово, которое было одновременно проклятьем и молитвой, Рено протянул руки к Еве. Он стал ласкать ладонями внутреннюю поверхность ее ног от щиколоток и до верха атласных бедер, наслаждаясь гладкостью и упругостью кожи и все более раздвигая девичьи ноги. Он не мог остановиться, продолжая снова и снова оглаживать открывшуюся перед ним обольстительную красоту.
   Ева казалась мягче шелка, она пылала и трепетала при каждом его прикосновении. Рено осторожно погрузил палец между влажных упругих лепестков. Щедрый ароматный дождь оросил его, когда он скользнул в тесную глубину.
   Рено медленно увел руку, чувствуя, что дрожит, и понимая, что не должен продолжать. Он не ожидал от Евы такой готовности к соединению и такого желания после испытанного ею потрясения.
   – Я постараюсь быть осторожным, – произнес Рено сквозь сжатые зубы.
   – Я знаю, – ответила Ева. – Но не перестарайся. У кошек жизнь не единственная.
   Он улыбнулся, несмотря на то что чувствовал напряженность во всем теле, а по спине у него струился пот.
   – Ты меня сжигаешь до смерти, gata… – Затем хрипло добавил: – Помоги мне.
   – Как?
   – Подними колени.
   Длинные девичьи ноги взметнулись вверх.
   – Чуть повыше… Ага, вот так… Боже, – задыхаясь, произнес Рено, – как бы я хотел тебя сейчас увидеть!
   Ева приглушенно застонала, почувствовав, как его пальцы ласкают расцветший в ночи цветок, который был полностью открыт ему. Он словно хотел на ощупь запомнить то, чего не мог ясно рассмотреть при свете звезд.
   Рено нежно коснулся атласного узелка, спрятанного между лепестками.
   У Евы вырвался звук, свидетельствующий то ли о наслаждении, то ли о боли.
   – Говори мне, если тебе больно, – сказал Рено, – говори обязательно.
   Он несколько раз провел кончиками пальцев вокруг живого узелка, затем нежно дотронулся до него и слегка сжал.
   Ева испытала мощный чувственный удар.
   – Ева!
   Она не ответила. Невыразимо сладостная волна накрыла тело девушки, не давая ей думать или говорить. Сбой дыхания, сдавленный стон и ароматный шелковистый дождь были единственным ответом, который она могла дать.
   Этого было достаточно. Это сказало Рено, что Ева желала его так же страстно, как и он ее.
   Он снова коснулся девичьих тайн, чтобы снова испытать удовольствие от мысли, что Ева страстно желает его. Она горячечно прильнула к нему, и Рено почувствовал головокружение от мгновенного прилива крови. Он пододвинулся, поднес свою возбужденную плоть совсем близко к трепещущим лепесткам, легонько толкнулся в них, испытывая возможность девушки принять его.
   Испытание было одновременно и лаской. Ева удивленно и радостно ахнула. Густое тепло омыло неимоверно возбужденную плоть Рено, вызвав у него стон. Его бедра медленно двинулись вперед, он раздвинул горячие упругие лепестки и стал постепенно погружаться в блаженную глубину.
   Ева открыла глаза, когда давление между ног усилилось. Рено входил в нее осторожно и нежно, и эта нежность казалась несовместимой с суровыми складками на его лице.
   – Говори мне, – повторил он хрипло.
   Рено хотел сказать что-то еще, но не смог. Он прислушивался к Еве, ощущая тепло, знойный дождь и сладостное скольжение плоти внутри девичьего лона. Она из-под отяжелевших век смотрела, как он брал ее и тем же самым движением отдавал себя ей.
   Рено никогда не испытывал такого чувственного слияния тела с телом, тепла с теплом, дыхания с дыханием. Не было преград, не было крика боли, не было попыток оттолкнуть его.
   Ева отдавалась ему вся без остатка, маня к себе и обволакивая его, когда он достигал ее горячей глубины. И как бы глубоко он ни входил, он ощущал только тепло и нежное ритмичное сжатие, и к нему впервые пришло понимание того, что значит настоящее, страстное, полное соединение с женщиной.
   Сладостные ощущения полностью вытеснили мысли и парализовали волю Рено.
   – Ева…
   Рено не мог говорить из-за бешеного тока крови.
   Ева услышала его и поняла, что он беспокоится, не больно ли ей. Но она не в состоянии была ответить.
   Кольца пламени исходили из той точки, которая соединяла их. Волны наслаждения проходили по телу девушки, и Ева тонула в них. Она была слита с Рено, в них обоих стучало одно сердце, бился один пульс, и на каждую его сладостную судорогу ее тело отвечало чудесным чувственным дождем, который облегчал ему путь.
   Рено дважды был на краю наслаждения и все отдалял его конец, но затем огненная буря настигла его. Он погрузился в сладостные глубины до конца, содрогаясь от всепоглощающего экстаза. Он забыл о своем решении пощадить ее хрупкое тело и распластался на ней всей тяжестью. Это вызвало у Евы новый прилив страсти. Застонав, она задвигалась под ним, чувствуя, как ее пронзает молния.
   Ее движение вызвало у Рено встречную волну пламени. Он медленно пошевелился – после затишья начинался новый виток блаженства.
   Рено наслаждался вдвойне, слыша ее приглушенные вскрики. Ее плоть словно таяла при нажатии. Он не представлял себе, что женщина способна столь откровенно наслаждаться его присутствием в ней. Он не предполагал, что его так захватит наблюдение за тем, какая она в страсти. По ее лицу, изменяя его, пробегали улыбки, судороги, гримасы. Рено не мог оторваться от созерцания страсти, которую он сам вызвал к жизни.
   Не знал он и о том, что его тело было способно повторно почувствовать сладкие иглы пламени в то время, когда он находился внутри потайного грота.
   – Думаю, что ты была права, когда говорила о многих жизнях, gata.
   Ева приподняла ресницы. Ее глаза еще были влажны от пережитого наслаждения.
   – Что? – произнесла она хрипло.
   Голос ее прервался, потому что в это мгновение Рено стал медленно входить в нее.
   – Тебе нравится это? – спросил он, уходя и приходя вновь.
   То были недалекие, можно сказать, разведочные походы.
   – Боже мой, еще бы!
   – Не больно?
   В ответ Ева негромко засмеялась и стала гладить ребром ладони вдоль его позвоночника. Она слегка задержалась на пояснице, а затем положила руку на ягодицы. Упругость мускулов привлекала и манила ее. Дыхание Рено прервалось, когда ее рука скользнула между бедер. Ева повторила ласку, заставив Рено содрогнуться.
   – Не надо больше, – сказал он, отводя руку Евы.
   – Тебе не нравится?
   – Слишком много, – признался он. – Оставь на следующий раз.
   – На следующий раз?
   – Да, gata. На следующий раз. Тогда, возможно, это понадобится. Сейчас, это уж точно, мне не требуется.
   – Я не понимаю.
   Рено снова пошевелился внутри Евы, легонько лаская ее.
   – Если я стану покрепче, это слишком быстро кончится. А я хочу, чтобы это длилось очень-очень долго.
   – О-о!
   Он нагнулся и приложил свою щеку к ее. Тепло девичьей кожи поразило его.
   – Ты покраснела? – спросил он.
   Ева зарыла лицо в его шею и слегка ударила его кулачком в плечо.
   – Как можно совмещать такую страстность и такую застенчивость! – голос Рено перешел в не громкий смех. – Не сердись, это пройдет.
   Она приглушенно возразила, что сомневается в этом.
   – Взгляни на меня, моя сладкая девочка.
   Когда Ева покачала головой, он осторожно поднял ее лицо.
   – Стыдливый ночной цветок, – сказал Рено, осыпая ее пылающее лицо беглыми поцелуями. Если бы ты знала, какая ты редкость, то не стыдилась бы, а гордилась.
   Он увидел, как блеснули глаза девушки.
   – Ты действительно редкость, – прошептал он, наклонившись к ней.
   – Я просто…
   Что собиралась сказать Ева, неизвестно, поскольку он приник к ней ртом. Тихие вскрики и стоны Евы действовали на Рено, как горящая спичка на сухую солому. Он ушел из нее и вновь вернулся, разнося огонь по ее телу. Затем снова ушел.
   Задыхаясь и шепча его имя, Ева двигала бедрами, призывая вернуться в ее лоно.
   – Благодаря тебе я почувствовал себя мужчиной, который впервые познал пламя страсти, – грудным голосом произнес Рено.
   Он медленно и ритмично покачивался на ней, обнимая и лаская всюду, куда мог дотянуться, не оставляя нетронутым ни единого уголка ее тела.
   – Не больно? – спросил он тихо.
   Прерывистый вздох удовольствия был ему ответом.
   – Скажи, если будет больно.
   Рено слегка изменил позу, подвел руки под ее колени, согнул и приподнял гибкие девичьи ноги, прижал их к ее телу и медленно вошел на такую глубину, которая до этого казалась ей немыслимой.
   – Ева! – прошептал он.
   – Боже мой! – простонала она, содрогаясь от наслаждения.
   Ей хотелось смеяться и кричать одновременно.
   Рено ушел из нее, унося с собой пламя наслаждения.
   – Нет! Вернись, вернись…
   – Я думал, тебе больно…
   – Только когда ты покинул меня.
   Она благодарно застонала, когда Рено медленно вернулся в ее лоно и возобновил ритмичные покачивания. Она снова ощутила мерцающие, нежные токи пламени.
   – Я думаю… – прошептала Ева.
   Рено пошевелился, и языки пламени полыхнули, лишив ее голоса.
   – Что ты думаешь? – спросил он.
   – Я думаю, что… впервые костер… развела женщина… Потому что пламя у нее внутри. Я это поняла… сейчас.
   Рено услыхал отзвуки экстаза в голосе Евы, почувствовал ритмичные содрогания ее тела, и ему захотелось кричать о своем триумфе, чтобы его слышали звезды.
   Но ему не хватало дыхания, потому что то пламя, которое он зажег в Еве, перекинулось на него, накрыло своими языками, и ритм этих языков совпадал с ритмом ее содроганий. Он замер, превозмогая себя, чтобы не присоединиться к ней. Он до поры не спешил с этим, ибо пока не познал до конца ее возможности.
   Однако слишком обольстительно было нагое горячее тело Евы. Видя, как она извивается и мечется, Рено почувствовал, что мир раскалывается серией мягких взрывов. Повторяя имя Евы, он подчинился потоку страсти.
   У Евы остановилось дыхание, и она ошеломленно ахнула, когда, обнимая Рено, ощутила мелкие подрагивания его тела. В течение этих бесконечных сладостных минут ее тонкие пальцы ласкали спину и плечи Рено. Их мощь она чувствовала даже сейчас, когда Рено расслабленно лежал, спрятав лицо у нее на груди, и тяжело и часто дышал.
   Улыбаясь, Ева гладила его спину, наслаждаясь сознанием того, что никогда и ни с кем не была так близка.
   Дело было не только в том, что переплелись их тела. Она любила Рено.