Страница:
– Опасно копать в рыхлой штольне, чтобы искать мертвое тело, – пояснил Рено. – К тому же с рабами обращались хуже, чем с лошадьми. Ведь испанцы не закапывали своих лошадей, когда они умирали.
Фонарь качнулся в сторону, снова погрузив нору в могильную тьму.
Ева закрыла глаза, затем снова открыла их. Сейчас, когда она знала, что здесь есть кости, темнота действовала ей на нервы.
– Ты спрашивала, что такое «куриная лестница», – сказал Рено через минуту. – Можешь посмотреть.
Из одной норы торчало длинное бревно. По бокам его были сделаны зарубки, которые служили опорой для ног. Нора круто шла вниз, и без такой импровизированной лестницы обойтись было невозможно.
– Иногда просто устанавливают ствол с сучками, – продолжил Рено. – В любом случае функцию свою «куриные лестницы» выполняют.
Дерево было корявым и прохладным на ощупь, за исключением тех мест, на которых находились зарубки. Там множество ног отполировали бревно до блеска.
– Подержи фонарь, – попросил Рено.
Ева взяла фонарь и, затаив дыхание, наблюдала за Рено, который исследовал лестницу. Вскоре она могла видеть только его широкие плечи и шляпу.
– Прочная, – объявил он, глядя вверх. – Если не попадает вода, дерево хорошо сохраняется на такой глубине.
Примитивная лестница вела на другой уровень старой шахты, откуда отпочковывались в разных направлениях многочисленные норы. Большинство из них были настолько узкими, что Рено мог только засунуть туда голову. А в некоторые из них не могла протиснуться даже Ева.
– Есть что-нибудь? – спросил Рено.
Ему не хотелось, чтобы Ева заглядывала в каждую нору, но возразить против этого было трудно. Она могла пролезть дальше и делала это быстрее, чем он.
– Штольня идет дальше, – сказала Ева, вылезая из норы. – А за поворотом другая штольня, вдвое больше этой.
Она поднялась и отряхнулась.
– В этой большой штольне есть одна странность. Стрелки показывают в другую сторону. Кто-то стер головки у стрелок и нарисовал новые головки на хвосте.
Рено нахмурился, вынул компас и сверился с ним.
– Куда поворачивает эта нора?
Ева показала.
– А вторая штольня идет оттуда, – добавила она.
Рено повернулся, чтобы сориентироваться и разобраться с непонятной штольней и двойными стрелками.
– Под таким же углом или угол меняется? – спросил Рено.
– Вот под таким, – ответила Ева, изобразив тупой угол.
– Тебя не пугают эти тесные проходы? Ева покачала головой.
– Ты уверена? – не отступал Рено.
– Абсолютно. Уж лучше подземные проходы, чем хождение по узенькой тропке над пропастью, – кисло проговорила Ева.
При свете фонаря на его губах сверкнула улыбка.
– По мне так лучше это, чем каждый день лазить в нору койота.
Она засмеялась.
– Хочешь, я посмотрю, куда ведет штольня с двойным устьем?
Он поколебался, затем неохотно согласился.
– Но лишь в том случае, если стены из скальных пород. Я не хочу, чтобы ты ползала под рыхлыми породами, какие мы тут часто видели. Ты поняла?
Ева все отлично поняла. Хотя норы и не пугали ее так, как высота, у нее не было ни малейшего желания кончить так, как тот погребенный заживо ребенок.
– Будь осторожна, моя девочка, – сказал он грубовато. – Мне это чертовски не нравится.
Еще меньше ему понравилось ожидать Еву, после того как он перестал ее слышать, а стрелки часов, казалось, остановились. Когда он в третий раз вынул часы, оказалось, что прошло всего тридцать секунд. Он ругнулся и стал медленно считать.
Наконец он услышал, что Ева возвращается. Как только показались ее голова и плечи, он бросился ее вытаскивать, а потом обнял с такой силой, что она не могла вздохнуть.
– Это твой последний поход в одиночестве, – решительно заявил Рено. – Я постарел на десять лет, пока ожидал тебя здесь.
– Но это стоит того, милый, – произнесла ликующая Ева, смеясь и целуя его. – Я нашла его! Я нашла золото!
Два золотых слитка поблескивали при свете костра. И были они такие же чистые и сверкающие, как и в тот момент, когда рабы разлили расплавленный металл в формы и поставили остывать. Рено оторвал взгляд от слитков и посмотрел на девушку, чьи глаза были точно такого же цвета, как сокровища, которые она нашла во тьме шахты.
Ева поймала взгляд Рено, улыбнулась, а затем тихонько рассмеялась.
– Я не могу поверить, что там лежат еще шестнадцать таких же слитков, – сказала она. – Зря ты не позволил мне сползать за ними. Я бы перетаскала их все за то время, которое тебе понадобилось для того, чтобы расширить нору.
– Золото ждало нас долго. Оно подождет до завтра.
– Если бы мы оба…
– Нет! – твердо произнес Рено. – Ты больше не пойдешь в эту нору одна. Участок, где нора приближается ко второй штольне, чертовски опасен.
– Но я не маленькая…
– Они закрыли вторую большую штольню потому, что в средней части участок ненадежен. Он обрушивался не один раз. Они каждый раз прорывали нору возле обрушившейся части, а обвалы все продолжались, пока они разрабатывали мощную жилу. В конце концов они подошли к руде с той стороны, откуда мы начали.
– Ты и вправду думаешь, что вторая большая штольня ведет к нише?
Рено пожал плечами.
– Слои пород там были точно такие же.
– Боже мой! – У Евы по коже пробежали мурашки. – Эта гора вся изрешечена дырами.
– Ты замерзла? – спросил Рено, заметив, что она передернула плечами.
– Нет, – прошептала она. – Я просто думаю: сколько рабов погибло из-за этих восемнадцати слитков золота!
– Не говоря уже о тех сорока четырех, которые спрятаны где-то в другом месте, – добавил он.
По телу Евы вновь пробежала дрожь. Она знала, что Рено собирается искать недостающие слитки. Представив, как он будет искушать судьбу, лазая по смертельно опасным норам койота, она подумала, что лучше бы они вообще не находили этой шахты…
– Я не видела, чтобы на стене где-то еще была вырублена свернувшаяся змея, – сказала Ева. – Может, иезуиты забрали большую часть золота с собой… Может, искать будет пустой тратой времени…
– Может быть, им некогда было выбивать змей на стенах, чтобы отметить место, где искать сокровища, – продолжил сухо Рено. – Может быть, они только успели сложить отливки в какой-нибудь норе койота, вышли на поверхность, а королевские солдаты схватили их и повезли в наручниках в Испанию.
Рено покончил с кофе и стал разбрасывать тлеющие угольки костра. Скоро единственным источником света осталась луна.
– По-моему, пока не изменится погода, стоит задержаться ради сорока четырех слитков… Разве не так? – спросил Рено.
Бархатный тембр его голоса действовал на Еву подобно физической ласке. Внезапно она поняла, что Рено спрашивал не о золоте: он спрашивал, останется ли она с ним еще на некоторое время.
«Пока мы не найдем прииск, ты будешь моей женщиной всякий раз, когда я этого пожелаю».
Прииск был найден.
– Будет золото или нет, я остаюсь, – произнесла Ева тихо.
Рено протянул ей руку. Когда Ева взяла ее, он поцеловал ей ладонь и повел к тому месту, где на хвойном лапнике была устроена постель. Находилась она в нескольких сотнях футов от костра, чтобы никакой случайный пришелец не увидел их.
Брезент зашелестел под ногами, когда Рено и Ева одновременно опустились на ложе.
– Я никогда не забуду запаха сирени, – прошептал он. – Это твой запах.
Ева не успела ответить. Рено запечатал ее рот долгим, крепким поцелуем. Под конец оба дышали часто и возбужденно. Длинные пальцы скользнули по рубашке Евы и сняли ее. Лифчик серебрился при свете луны. Рено нагнулся и коснулся губами пульсирующей жилки на шее Евы.
– Когда я увидел тебя впервые в этом лифчике, – признался Рено, – мне захотелось снять его и спрятать лицо у тебя на груди.
Улыбнувшись, Ева расстегнула лифчик и отбросила его в сторону. Белые полушария упруго закачались в лунном свете.
– Сирень и розовые бутоны, – прошептал Рено. – Господи, какая ты сладкая.
– Это мое мыло.
– Нет, моя девочка. Это твои груди.
Рено поцеловал один сосок, затем другой. Ласка губами и языком сделала свое дело, и соски напряглись. Ева мурлыкнула, а затем застонала от удовольствия, когда Рено стал нежно покусывать ее.
– Я могу всю тебя искусать, – сказал он. – С головы до пяток и потом наоборот.
– А я могу сделать то же самое тебе?
На мгновение Рено замолчал. Чувственная волна прокатилась по его телу.
– Тебе не надо это делать. Я никогда не просил об этом женщин.
– А я хочу, – шепотом возразила Ева. – Я хочу познать тебя всеми способами, какими женщина может познать мужчину.
Их освещала луна и овевал прохладный горный воздух. Рено натянул на обоих одеяло и заключил в объятия податливую, нежную, нагую Еву.
– Я мечтал об этом с первого раза, когда увидел тебя, – хрипло произнес он. – Мне хотелось обнять тебя нагую и почувствовать, как ты прижимаешься ко мне.
Ева собралась было что-то сказать, но дрожь удовольствия, пронизавшая ее, лишила ее дара речи.
Впрочем, для Рено достаточно красноречив был и этот молчаливый ответ. Негромкий стон вырвался из его груди, когда он ощутил трепет девичьего тела.
– Это становится с каждым разом все слаще… Только ты так действуешь на меня… Я не понимаю, почему, но это неважно. Я хочу тебя… И с каждым разом все больше… Только тебя…
– Я это чувствую… С каждым разом все больше…
Рено с трудом слышал то, что говорила Ева. Тонкие девичьи пальцы обвились вокруг его возбужденной плоти. Ритмичные скользящие движения породили пламя, которое побежало по всему телу. Наслаждение было жгучим и всепоглощающим.
Затем Ева откинула одеяло, опустила лицо к его бедрам и преподала урок страсти.
Рено горячечно шептал ее имя, а Ева то легко, то жадно припадая, целовала свидетельство его возбуждения. Ее атласный язык ласкал мужскую плоть на всем протяжении от напряженного основания до нежного окончания.
Когда девичьи губы окружили и упруго сжали горячее пульсирующее окончание, Рено попытался что-то сказать, но не смог. Вокруг не было воздуха, только блаженно обжигающее пламя. Рено изо всех сил пытался сдержать надвигающийся шквал разрядки. Сжав кулаки, он хрипло, продолжительно застонал.
– Рено, – шепотом спросила Ева, – я сделала тебе больно?
Его смех был таким же прерывистым, как и дыхание.
– Ну что ты, сладкая девочка. Ты убиваешь меня, но это никак нельзя назвать болью.
Он почувствовал, как вздох Евы опалил его влажную, чувствительную кожу, и новая волна наслаждения пробежала по его телу.
– Тебе приятно? – спросила Ева.
– Приятнее может быть только одно…
– Что?
– Когда я вхожу в твое лоно, в твою сладкую…
Рено не смог закончить фразу. Он застонал, снова почувствовав обжигающее прикосновение девичьего рта.
Он замер, слушая, как в нем, подобно обвалу, нарастает экстаз.
Внезапно он понял, что больше не в состоянии сдерживаться.
– Ева, я…
Рено содрогнулся, охваченный пламенем.
Склонясь над ним, девушка шептала что-то нежное.
Рено испытал еще одно содрогание, прежде чем подтянул Еву и поставил над собой таким образом, чтобы расцветший девичий цветок оказался над его лицом.
– Чуть повыше, – хрипло сказал Рено, – чтобы мне было удобнее… Сдвинься сюда… Вот так, чудесно… Так и оставайся, моя сладкая девочка.
Скользящее движение языка обожгло Еву, словно молния. Хриплый выдох ее перешел в прерывающийся стон, когда длинный палец проверил степень ее возбуждения.
Рено убедился, что Ева действительно получила удовольствие, когда он столь интимно ласкал ее, и счастливо засмеялся. И уже не один, а два пальца скользили внутри девичьего грота, наслаждаясь его теплом.
– Тебе понравилось ласкать меня так, как ты ласкала, – сказал Рено, зарываясь между горячих девичьих лепестков.
– Да, я…
Ее слова превратились в бессвязный набор звуков, когда зубы Рено деликатно сомкнулись вокруг чувствительного узелка. Хлынул теплый поток, говоривший, что все ее тело наслаждается, все открыто блаженству.
– Не сопротивляйся этому, – произнес Рено хриплым голосом. – Пусть все идет своим чередом.
– Но…
Его зубы и язык продолжили изысканную восхитительную ласку.
– Поделись со мной, сладкая девочка.
Рено почувствовал дрожь ее экстаза. Он продолжал ласкать ее, вкушая шелковистый теплый дождь и наслаждаясь его ароматом. Когда силы у Евы иссякли, он приподнял ее и уложил рядом с собой. Некоторое время Ева лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к тому, как постепенно затихали содрогания в ее теле.
Когда Ева пришла в себя, Рено, опершись на локти, смотрел на нее полными желания глазами. В руках он держал тонкие испанские стержни. Он наклонился и нежно поцеловал девушку. В его глазах читался немой вопрос. Не колеблясь, она взяла один из стержней.
Стержень сохранял тепло руки Рено.
Рено расположился между девичьих ног, занял нужную позицию. Ева обвила ими его, словно делясь своим теплом.
– Ты уверена? – прошептал он. – Это может меня… свести с ума.
Ева улыбнулась и развела бедра, принимая Рено. Концы стержней встретились, соединились, сверкнули и полыхнули беззвучным взрывом огня. Мир уплыл, когда Ева и Рено слились в единое целое. Они исступленно целовали друг друга и ласкали до тех пор, пока всепоглощающий восторг не объял их переплетенные тела, сплавив две плоти в единую жизнь, две половины в одно целое.
И уже слитые, они узнали, что экстаз был пламенем, постоянным и в то же время всегда новым, сжигающим все, кроме самого себя, подобно таинственной птице Феникс, способной возрождаться из пепла.
21
Фонарь качнулся в сторону, снова погрузив нору в могильную тьму.
Ева закрыла глаза, затем снова открыла их. Сейчас, когда она знала, что здесь есть кости, темнота действовала ей на нервы.
– Ты спрашивала, что такое «куриная лестница», – сказал Рено через минуту. – Можешь посмотреть.
Из одной норы торчало длинное бревно. По бокам его были сделаны зарубки, которые служили опорой для ног. Нора круто шла вниз, и без такой импровизированной лестницы обойтись было невозможно.
– Иногда просто устанавливают ствол с сучками, – продолжил Рено. – В любом случае функцию свою «куриные лестницы» выполняют.
Дерево было корявым и прохладным на ощупь, за исключением тех мест, на которых находились зарубки. Там множество ног отполировали бревно до блеска.
– Подержи фонарь, – попросил Рено.
Ева взяла фонарь и, затаив дыхание, наблюдала за Рено, который исследовал лестницу. Вскоре она могла видеть только его широкие плечи и шляпу.
– Прочная, – объявил он, глядя вверх. – Если не попадает вода, дерево хорошо сохраняется на такой глубине.
Примитивная лестница вела на другой уровень старой шахты, откуда отпочковывались в разных направлениях многочисленные норы. Большинство из них были настолько узкими, что Рено мог только засунуть туда голову. А в некоторые из них не могла протиснуться даже Ева.
– Есть что-нибудь? – спросил Рено.
Ему не хотелось, чтобы Ева заглядывала в каждую нору, но возразить против этого было трудно. Она могла пролезть дальше и делала это быстрее, чем он.
– Штольня идет дальше, – сказала Ева, вылезая из норы. – А за поворотом другая штольня, вдвое больше этой.
Она поднялась и отряхнулась.
– В этой большой штольне есть одна странность. Стрелки показывают в другую сторону. Кто-то стер головки у стрелок и нарисовал новые головки на хвосте.
Рено нахмурился, вынул компас и сверился с ним.
– Куда поворачивает эта нора?
Ева показала.
– А вторая штольня идет оттуда, – добавила она.
Рено повернулся, чтобы сориентироваться и разобраться с непонятной штольней и двойными стрелками.
– Под таким же углом или угол меняется? – спросил Рено.
– Вот под таким, – ответила Ева, изобразив тупой угол.
– Тебя не пугают эти тесные проходы? Ева покачала головой.
– Ты уверена? – не отступал Рено.
– Абсолютно. Уж лучше подземные проходы, чем хождение по узенькой тропке над пропастью, – кисло проговорила Ева.
При свете фонаря на его губах сверкнула улыбка.
– По мне так лучше это, чем каждый день лазить в нору койота.
Она засмеялась.
– Хочешь, я посмотрю, куда ведет штольня с двойным устьем?
Он поколебался, затем неохотно согласился.
– Но лишь в том случае, если стены из скальных пород. Я не хочу, чтобы ты ползала под рыхлыми породами, какие мы тут часто видели. Ты поняла?
Ева все отлично поняла. Хотя норы и не пугали ее так, как высота, у нее не было ни малейшего желания кончить так, как тот погребенный заживо ребенок.
– Будь осторожна, моя девочка, – сказал он грубовато. – Мне это чертовски не нравится.
Еще меньше ему понравилось ожидать Еву, после того как он перестал ее слышать, а стрелки часов, казалось, остановились. Когда он в третий раз вынул часы, оказалось, что прошло всего тридцать секунд. Он ругнулся и стал медленно считать.
Наконец он услышал, что Ева возвращается. Как только показались ее голова и плечи, он бросился ее вытаскивать, а потом обнял с такой силой, что она не могла вздохнуть.
– Это твой последний поход в одиночестве, – решительно заявил Рено. – Я постарел на десять лет, пока ожидал тебя здесь.
– Но это стоит того, милый, – произнесла ликующая Ева, смеясь и целуя его. – Я нашла его! Я нашла золото!
Два золотых слитка поблескивали при свете костра. И были они такие же чистые и сверкающие, как и в тот момент, когда рабы разлили расплавленный металл в формы и поставили остывать. Рено оторвал взгляд от слитков и посмотрел на девушку, чьи глаза были точно такого же цвета, как сокровища, которые она нашла во тьме шахты.
Ева поймала взгляд Рено, улыбнулась, а затем тихонько рассмеялась.
– Я не могу поверить, что там лежат еще шестнадцать таких же слитков, – сказала она. – Зря ты не позволил мне сползать за ними. Я бы перетаскала их все за то время, которое тебе понадобилось для того, чтобы расширить нору.
– Золото ждало нас долго. Оно подождет до завтра.
– Если бы мы оба…
– Нет! – твердо произнес Рено. – Ты больше не пойдешь в эту нору одна. Участок, где нора приближается ко второй штольне, чертовски опасен.
– Но я не маленькая…
– Они закрыли вторую большую штольню потому, что в средней части участок ненадежен. Он обрушивался не один раз. Они каждый раз прорывали нору возле обрушившейся части, а обвалы все продолжались, пока они разрабатывали мощную жилу. В конце концов они подошли к руде с той стороны, откуда мы начали.
– Ты и вправду думаешь, что вторая большая штольня ведет к нише?
Рено пожал плечами.
– Слои пород там были точно такие же.
– Боже мой! – У Евы по коже пробежали мурашки. – Эта гора вся изрешечена дырами.
– Ты замерзла? – спросил Рено, заметив, что она передернула плечами.
– Нет, – прошептала она. – Я просто думаю: сколько рабов погибло из-за этих восемнадцати слитков золота!
– Не говоря уже о тех сорока четырех, которые спрятаны где-то в другом месте, – добавил он.
По телу Евы вновь пробежала дрожь. Она знала, что Рено собирается искать недостающие слитки. Представив, как он будет искушать судьбу, лазая по смертельно опасным норам койота, она подумала, что лучше бы они вообще не находили этой шахты…
– Я не видела, чтобы на стене где-то еще была вырублена свернувшаяся змея, – сказала Ева. – Может, иезуиты забрали большую часть золота с собой… Может, искать будет пустой тратой времени…
– Может быть, им некогда было выбивать змей на стенах, чтобы отметить место, где искать сокровища, – продолжил сухо Рено. – Может быть, они только успели сложить отливки в какой-нибудь норе койота, вышли на поверхность, а королевские солдаты схватили их и повезли в наручниках в Испанию.
Рено покончил с кофе и стал разбрасывать тлеющие угольки костра. Скоро единственным источником света осталась луна.
– По-моему, пока не изменится погода, стоит задержаться ради сорока четырех слитков… Разве не так? – спросил Рено.
Бархатный тембр его голоса действовал на Еву подобно физической ласке. Внезапно она поняла, что Рено спрашивал не о золоте: он спрашивал, останется ли она с ним еще на некоторое время.
«Пока мы не найдем прииск, ты будешь моей женщиной всякий раз, когда я этого пожелаю».
Прииск был найден.
– Будет золото или нет, я остаюсь, – произнесла Ева тихо.
Рено протянул ей руку. Когда Ева взяла ее, он поцеловал ей ладонь и повел к тому месту, где на хвойном лапнике была устроена постель. Находилась она в нескольких сотнях футов от костра, чтобы никакой случайный пришелец не увидел их.
Брезент зашелестел под ногами, когда Рено и Ева одновременно опустились на ложе.
– Я никогда не забуду запаха сирени, – прошептал он. – Это твой запах.
Ева не успела ответить. Рено запечатал ее рот долгим, крепким поцелуем. Под конец оба дышали часто и возбужденно. Длинные пальцы скользнули по рубашке Евы и сняли ее. Лифчик серебрился при свете луны. Рено нагнулся и коснулся губами пульсирующей жилки на шее Евы.
– Когда я увидел тебя впервые в этом лифчике, – признался Рено, – мне захотелось снять его и спрятать лицо у тебя на груди.
Улыбнувшись, Ева расстегнула лифчик и отбросила его в сторону. Белые полушария упруго закачались в лунном свете.
– Сирень и розовые бутоны, – прошептал Рено. – Господи, какая ты сладкая.
– Это мое мыло.
– Нет, моя девочка. Это твои груди.
Рено поцеловал один сосок, затем другой. Ласка губами и языком сделала свое дело, и соски напряглись. Ева мурлыкнула, а затем застонала от удовольствия, когда Рено стал нежно покусывать ее.
– Я могу всю тебя искусать, – сказал он. – С головы до пяток и потом наоборот.
– А я могу сделать то же самое тебе?
На мгновение Рено замолчал. Чувственная волна прокатилась по его телу.
– Тебе не надо это делать. Я никогда не просил об этом женщин.
– А я хочу, – шепотом возразила Ева. – Я хочу познать тебя всеми способами, какими женщина может познать мужчину.
Их освещала луна и овевал прохладный горный воздух. Рено натянул на обоих одеяло и заключил в объятия податливую, нежную, нагую Еву.
– Я мечтал об этом с первого раза, когда увидел тебя, – хрипло произнес он. – Мне хотелось обнять тебя нагую и почувствовать, как ты прижимаешься ко мне.
Ева собралась было что-то сказать, но дрожь удовольствия, пронизавшая ее, лишила ее дара речи.
Впрочем, для Рено достаточно красноречив был и этот молчаливый ответ. Негромкий стон вырвался из его груди, когда он ощутил трепет девичьего тела.
– Это становится с каждым разом все слаще… Только ты так действуешь на меня… Я не понимаю, почему, но это неважно. Я хочу тебя… И с каждым разом все больше… Только тебя…
– Я это чувствую… С каждым разом все больше…
Рено с трудом слышал то, что говорила Ева. Тонкие девичьи пальцы обвились вокруг его возбужденной плоти. Ритмичные скользящие движения породили пламя, которое побежало по всему телу. Наслаждение было жгучим и всепоглощающим.
Затем Ева откинула одеяло, опустила лицо к его бедрам и преподала урок страсти.
Рено горячечно шептал ее имя, а Ева то легко, то жадно припадая, целовала свидетельство его возбуждения. Ее атласный язык ласкал мужскую плоть на всем протяжении от напряженного основания до нежного окончания.
Когда девичьи губы окружили и упруго сжали горячее пульсирующее окончание, Рено попытался что-то сказать, но не смог. Вокруг не было воздуха, только блаженно обжигающее пламя. Рено изо всех сил пытался сдержать надвигающийся шквал разрядки. Сжав кулаки, он хрипло, продолжительно застонал.
– Рено, – шепотом спросила Ева, – я сделала тебе больно?
Его смех был таким же прерывистым, как и дыхание.
– Ну что ты, сладкая девочка. Ты убиваешь меня, но это никак нельзя назвать болью.
Он почувствовал, как вздох Евы опалил его влажную, чувствительную кожу, и новая волна наслаждения пробежала по его телу.
– Тебе приятно? – спросила Ева.
– Приятнее может быть только одно…
– Что?
– Когда я вхожу в твое лоно, в твою сладкую…
Рено не смог закончить фразу. Он застонал, снова почувствовав обжигающее прикосновение девичьего рта.
Он замер, слушая, как в нем, подобно обвалу, нарастает экстаз.
Внезапно он понял, что больше не в состоянии сдерживаться.
– Ева, я…
Рено содрогнулся, охваченный пламенем.
Склонясь над ним, девушка шептала что-то нежное.
Рено испытал еще одно содрогание, прежде чем подтянул Еву и поставил над собой таким образом, чтобы расцветший девичий цветок оказался над его лицом.
– Чуть повыше, – хрипло сказал Рено, – чтобы мне было удобнее… Сдвинься сюда… Вот так, чудесно… Так и оставайся, моя сладкая девочка.
Скользящее движение языка обожгло Еву, словно молния. Хриплый выдох ее перешел в прерывающийся стон, когда длинный палец проверил степень ее возбуждения.
Рено убедился, что Ева действительно получила удовольствие, когда он столь интимно ласкал ее, и счастливо засмеялся. И уже не один, а два пальца скользили внутри девичьего грота, наслаждаясь его теплом.
– Тебе понравилось ласкать меня так, как ты ласкала, – сказал Рено, зарываясь между горячих девичьих лепестков.
– Да, я…
Ее слова превратились в бессвязный набор звуков, когда зубы Рено деликатно сомкнулись вокруг чувствительного узелка. Хлынул теплый поток, говоривший, что все ее тело наслаждается, все открыто блаженству.
– Не сопротивляйся этому, – произнес Рено хриплым голосом. – Пусть все идет своим чередом.
– Но…
Его зубы и язык продолжили изысканную восхитительную ласку.
– Поделись со мной, сладкая девочка.
Рено почувствовал дрожь ее экстаза. Он продолжал ласкать ее, вкушая шелковистый теплый дождь и наслаждаясь его ароматом. Когда силы у Евы иссякли, он приподнял ее и уложил рядом с собой. Некоторое время Ева лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к тому, как постепенно затихали содрогания в ее теле.
Когда Ева пришла в себя, Рено, опершись на локти, смотрел на нее полными желания глазами. В руках он держал тонкие испанские стержни. Он наклонился и нежно поцеловал девушку. В его глазах читался немой вопрос. Не колеблясь, она взяла один из стержней.
Стержень сохранял тепло руки Рено.
Рено расположился между девичьих ног, занял нужную позицию. Ева обвила ими его, словно делясь своим теплом.
– Ты уверена? – прошептал он. – Это может меня… свести с ума.
Ева улыбнулась и развела бедра, принимая Рено. Концы стержней встретились, соединились, сверкнули и полыхнули беззвучным взрывом огня. Мир уплыл, когда Ева и Рено слились в единое целое. Они исступленно целовали друг друга и ласкали до тех пор, пока всепоглощающий восторг не объял их переплетенные тела, сплавив две плоти в единую жизнь, две половины в одно целое.
И уже слитые, они узнали, что экстаз был пламенем, постоянным и в то же время всегда новым, сжигающим все, кроме самого себя, подобно таинственной птице Феникс, способной возрождаться из пепла.
21
Когда накануне Рено и Ева поднялись из шахты, они почувствовали, что лошади чем-то обеспокоены. Не успокоились животные и ночью. А на заре Рено и Ева были разбужены тремя выстрелами из шестизарядного револьвера.
Оба без слов быстро поднялись и оделись. Вместо ботинок Рено надел высокие, до колен, мокасины, которые были в чести у апачей, команчи и у Калеба Блэка – самого бесшумного следопыта из всех, каких когда-либо знал Рено.
«Хотел бы я видеть его здесь, – озабоченно подумал Рено. – Я попросил бы его выяснить, что так беспокоит лошадей, а сам занимался бы тем, в чем силен, – стрельбой и шахтой, а не рыскал бы по кустам».
Рено сунул за пояс бинокль, пристегнул шестизарядный револьвер и патронташ и взял автоматическое ружье.
– Оставайся с лошадьми, – сказал Рено.
– Но…
– Обещай мне это, – перебил он Еву. – Я не хочу по ошибке подстрелить тебя.
– А если я снова услышу выстрелы?
– Я вернусь в лагерь с противоположной стороны. Во всякого, кто появится с этой стороны, стреляй.
Ева закрыла глаза, затем открыла их и посмотрела на Рено так, словно боясь, что никогда его больше не увидит.
– Сколько времени тебя не будет? – спросила она.
– Вернусь до темноты.
Рено повернулся, чтобы идти, но затем остановился и поцеловал Еву нежно и крепко.
– Не ходи за мной. Будь здесь, когда я вернусь, сладкая девочка.
Ева до боли обняла Рено, прежде чем позволила ему сделать первый шаг.
– Я буду здесь.
Ничего более не сказав, Рено двинулся к устью долины. Он быстро миновал луг, держась под прикрытием леса. Лошади подняли было головы, но, учуяв знакомый запах, продолжили щипать траву, хотя и не перестали прядать ушами.
Вскоре Рено подошел к тому месту, где долина сужалась, а ручей каскадами низвергался вниз среди черных скал. Рядом с водопадом пролегала тропа, по которой приходили к ручью дикие животные. Вверху зеленели невысокие редкие елочки. А ниже виднелся мшистый луг, затем – еще водопад и далее – обширная долина и озеро, окаймленное живописными скалистыми берегами.
Рено вошел в ельник и затаился, пережидая, пока встревоженные птицы и всякая мелкая живность не вернутся к своим занятиям. С гор дул порывистый ветер. В воздухе пахло дымом.
Внезапно Рено услышал мужские голоса.
Он замер и стал ждать. Через некоторое время у среднего каскада водопадов появились двое всадников. Лошади у них были жилистые и поджарые, как и сами всадники. Они изучали следы на песке и осматривали окрестности. Каждый был вооружен шестизарядным револьвером и ружьем, которое находилось в чехле у седла.
Один из всадников был знаком Рено. Последний раз он видел Низкорослую Собаку во время перестрелки у лагеря Джеда Слейтера в Сан-Хуане, когда Виллоу оказалась пленницей. В тот раз Низкорослая Собака поднял ружье, но Рено выстрелил первым, и индеец упал. Однако, когда стали хоронить убитых, Низкорослой Собаки среди них не оказалось.
Второго всадника Рено знал только понаслышке. Банданна Майк грабил в основном дилижансы, а в промежутках все, что попадалось под руку. Его отличительным знаком был черно-красный шелковый платок – банданна, достаточно большой, чтобы использовать его в качестве скатерти во время пикника. Сейчас платок был обмотан вокруг шеи.
Ветер доносил до Рено лишь отдельные слова либо обрывки фраз, но по ним более или менее восстанавливался смысл сказанного.
– Никого здесь не было… дней, – сказал Банданна Майк. – Какого черта…
– Каждый день эти бобы, – произнес Низкорослая Собака. – Остолбенели!
Установилась тишина. Только галька зашуршала под копытами, когда лошади дважды оступились у самого ельника.
Рено опасался, что лошади команчи учуют его, если бандиты поедут в горы, но всадники спешились футах в тридцати от дальней рощи. Если ветер не изменится, лошади не смогут его учуять.
– Какого дьявола торчать на скале, если можно полежать здесь на траве, – проворчал Банданна Майк. – Они не могут выйти без того, чтобы не натолкнуться на наш лагерь, и даже этот вонючий пьяный метис их не упустит.
– Скажи Слейтеру, кто он такой, – ухмыляясь, посоветовал Низкорослая Собака.
– Ну да, это все равно, что пустить себе пулю в живот, – ворчливо ответил Банданна Майк. – Подлая тварь, этот Джерико.
Последовала пауза. Затем раздался хлопок – это открывали бутылку. Возбужденное кряканье и покашливание подсказали Рено, что там была отнюдь не вода и не кофе.
– Как ты думаешь, что приключилось с Горбатым Медведем? – спросил Банданна Майк.
Низкорослая Собака рыгнул.
– Или мертв, или отправился к бабе.
– Черт побери, а мысль о золоте греет, – проговорил Банданна Майк через некоторое время. – Интересно, они уже нашли его?
– Нет еще. Золота еще нет, – лаконично проговорил Низкорослая Собака.
Некоторое время слышалось только завывание ветра. Лошадь заржала и переступила ногами.
Рено, не шевелясь, ждал.
– А ты считаешь, что этот Рено действительно умеет стрелять так, как про него говорят?
– Настоящий дьявол с револьвером, будь уверен, – весьма эмоционально подтвердил Низкорослая Собака.
Рено пожалел, что ему не пришлось доказать это, когда Низкорослая Собака был у него на прицеле. Сейчас в банде было бы одним команчи меньше.
Впрочем, недостатка в ленивых, жадных и жестоких проходимцах, пополнявших ряды банды Джерико Слейтера, никогда не было.
– А как насчет девицы? Ты видел ее? Она хорошенькая?
– Баба как баба. Порочная, видать, бабенка.
Банданна Майк засмеялся.
– Надеюсь, я буду одним из первых. А то от девчонки ничего не останется.
Последовала пауза, во время которой бандиты переливали содержимое бутылки себе в глотки, затем воцарилась тишина.
– Сыгранем в трик-трак? – предложил Банданна Майк.
Низкорослая Собака выразил согласие.
В тишине послышалось азартное хлопанье картами.
Рено ничего не оставалось, как лежать, затаившись, и ждать дальнейшего развития событий. Он мечтал обладать способностью Калеба бесшумно передвигаться по земле. Он много бы дал сейчас за то, чтобы подползти и перерезать Бандам не Майку его мерзкую глотку.
Около часа Рено вынужден был слушать препирательства двух бандитов за игрой в карты. Затем стал медленно отползать, используя порывы ветра, заглушающие шорохи.
Возвращаясь в лагерь, Рено сделал круг и появился с тыла. Ева была на месте, при ней – дробовик, оба ствола были заряжены. Увидев Рено, она опустила дробовик и подбежала к нему. Он обнял ее и крепко прижал к себе. Когда он наконец отпустил ее, Ева вопросительно заглянула ему в глаза.
– Слейтер, – произнесла она.
Это был не вопрос.
– Слейтер, – подтвердил Рено. – Двое его людей охраняют маленький луг, что пониже этого. Остальные расположились лагерем на лугу подальше.
– Что мы собираемся делать?
– Искать золото, сладкая девочка.
– А потом?
Рено холодно улыбнулся.
– А потом я собираюсь проучить этих ребят с помощью черного пороха.
«И дай бог, чтобы Кэл, Вулф или Рейф оказались в пути», – подумал, но не сказал он.
Ева ждала в том месте, где нора койота выходила в главную штольню. За вчерашний день Рено расширил нору настолько, что был в состоянии туда протиснуться. С трудом, но он мог добраться до того места, куда несколько веков назад были упрятаны восемнадцать слитков.
Шорох свидетельствовал, что Рено ползет, но Еве хотелось для верности услышать его голос. Она распласталась на полу штольни и окликнула его.
– Рено! У тебя все в порядке? Там вроде бы что-то упало.
Он отозвался незамедлительно. Голос его искажали повороты и изгибы норы, в которой он находился, но для Евы это не имело значения.
– Я убираю мусор с пути, – пояснил он.
Это было правдой лишь наполовину, притом именно на ту половину, которую он намерен был сказать Еве. Расширение норы вызвало два небольших оползня. Рыхлая порода все еще продолжала осыпаться. В любой момент мог произойти большой обвал. Чем дольше он находился в штольне или норе койота, тем большей опасности подвергался.
Однако Рено знал, что если он скажет об этом Еве, она будет настаивать, чтобы он позволил ей, тоненькой и легкой, вытащить оставшиеся слитки. Он же никак не хотел, чтобы она ползала по ненадежной штольне.
Собственно говоря, он не хотел, чтобы Ева-вообще сейчас находилась в шахте, но ее невозможно было переупрямить. В конце концов он согласился, что она может находиться в шахте, но только в тех местах, где потолок и стены были сложены из твердых пород.
– Отойди назад, – сказал Рено. Затем поправился, сообразив, что отойти здесь невозможно: – Отползи с дороги, gata. Я вылезаю.
Ева отодвинулась от отверстия, которое и сейчас казалось слишком узким для плеч Рено. Вначале показались два слитка. При свете фонаря они так блестели, словно их только что отлили.
С немалым трудом Рено выполз из отверстия. На его лице виднелись следы пота и пыли. Грязной была и его одежда. А вот ружье оставалось чистым. Он поставил его у стенки норы, перед тем как отправиться за золотом.
Рено поднял тяжелые слитки и поместил их рядом с принесенными ранее.
– Шестнадцать есть и два осталось, – сказал Рено, разминая руки и плечи.
– Разреши мне принести послед…
– Нет!
Рено уловил откровенную резкость в своем голосе и с опаской подумал, как бы Ева по его тону не догадалась о критическом состоянии норы. Он выдавил из себя улыбку, наклонился и поцеловал девушку.
– Я вернусь быстрее, чем ты успеешь соскучиться, с золотым слитком в каждой руке.
Ева хотела было возразить, хотя и понимала бесполезность спора. Вместо этого она заставила себя улыбнуться и кончиками пальцев коснулась его губ.
– Поторопись, милый, – шепнула она.
После того как Рено вновь исчез в норе, Ева согнулась у черного отверстия и стала молиться.
Она читала молитву, когда до нее докатился какой-то рокочущий и скрежещущий звук. Волна воздуха вырвалась из отверстия, принеся с собой облако пыли и грохот обрушившейся породы.
Нора койота рухнула.
– Рено! – закричала Ева. – Рено!!!
Она ничего не услышала в ответ, кроме грохота породы, которая еще не улеглась на новом месте.
Заглянув в нору, Ева не увидела света от фонаря Рено. Она схватила свой фонарь и поползла вперед, толкая его перед собой. В воздухе клубилось столько пыли, что свет, казалось, пробивался сквозь какое-то марево.
Некоторое время Ева кашляла, задыхаясь от пыли. Она приложила к лицу носовой платок и продолжила путь, не обращая внимания на то, что обломки царапали ее тело.
Она все время звала Рено, однако ответом ей было лишь эхо ее голоса.
Фонарь во что-то уперся, и Ева не могла его сдвинуть. Продолжая окликать Рено, Ева пыталась преодолеть неожиданное препятствие. Наконец она поняла причину. В том месте, где нора соединялась со старой и более широкой штольней, потолок обвалился. Перед ней встала стена из обломков.
Ева начала разгребать камни, разбрасывая их по обе стороны от себя. Однако вместо одного убранного камня появлялись два новых.
– Рено!
Но ничто не нарушало молчание штольни, кроме ее рыданий.
Примерно через час она поняла, что у нее не хватит сил одной пробиться через завал.
Грязная, растрепанная, с безумными, широко открытыми глазами, Ева миновала то место, где, по словам Рено., находился пост Слейтера. Хотя из-под ее ног дважды скатывались вниз камешки, ее никто не окликнул и не стал преследовать. Ева едва ли оценила такую удачу. Она вся была поглощена тем, что ей предстояло сделать: подкупить Джерико Слейтера, используя золотые слитки и свинцовые пули.
Оба без слов быстро поднялись и оделись. Вместо ботинок Рено надел высокие, до колен, мокасины, которые были в чести у апачей, команчи и у Калеба Блэка – самого бесшумного следопыта из всех, каких когда-либо знал Рено.
«Хотел бы я видеть его здесь, – озабоченно подумал Рено. – Я попросил бы его выяснить, что так беспокоит лошадей, а сам занимался бы тем, в чем силен, – стрельбой и шахтой, а не рыскал бы по кустам».
Рено сунул за пояс бинокль, пристегнул шестизарядный револьвер и патронташ и взял автоматическое ружье.
– Оставайся с лошадьми, – сказал Рено.
– Но…
– Обещай мне это, – перебил он Еву. – Я не хочу по ошибке подстрелить тебя.
– А если я снова услышу выстрелы?
– Я вернусь в лагерь с противоположной стороны. Во всякого, кто появится с этой стороны, стреляй.
Ева закрыла глаза, затем открыла их и посмотрела на Рено так, словно боясь, что никогда его больше не увидит.
– Сколько времени тебя не будет? – спросила она.
– Вернусь до темноты.
Рено повернулся, чтобы идти, но затем остановился и поцеловал Еву нежно и крепко.
– Не ходи за мной. Будь здесь, когда я вернусь, сладкая девочка.
Ева до боли обняла Рено, прежде чем позволила ему сделать первый шаг.
– Я буду здесь.
Ничего более не сказав, Рено двинулся к устью долины. Он быстро миновал луг, держась под прикрытием леса. Лошади подняли было головы, но, учуяв знакомый запах, продолжили щипать траву, хотя и не перестали прядать ушами.
Вскоре Рено подошел к тому месту, где долина сужалась, а ручей каскадами низвергался вниз среди черных скал. Рядом с водопадом пролегала тропа, по которой приходили к ручью дикие животные. Вверху зеленели невысокие редкие елочки. А ниже виднелся мшистый луг, затем – еще водопад и далее – обширная долина и озеро, окаймленное живописными скалистыми берегами.
Рено вошел в ельник и затаился, пережидая, пока встревоженные птицы и всякая мелкая живность не вернутся к своим занятиям. С гор дул порывистый ветер. В воздухе пахло дымом.
Внезапно Рено услышал мужские голоса.
Он замер и стал ждать. Через некоторое время у среднего каскада водопадов появились двое всадников. Лошади у них были жилистые и поджарые, как и сами всадники. Они изучали следы на песке и осматривали окрестности. Каждый был вооружен шестизарядным револьвером и ружьем, которое находилось в чехле у седла.
Один из всадников был знаком Рено. Последний раз он видел Низкорослую Собаку во время перестрелки у лагеря Джеда Слейтера в Сан-Хуане, когда Виллоу оказалась пленницей. В тот раз Низкорослая Собака поднял ружье, но Рено выстрелил первым, и индеец упал. Однако, когда стали хоронить убитых, Низкорослой Собаки среди них не оказалось.
Второго всадника Рено знал только понаслышке. Банданна Майк грабил в основном дилижансы, а в промежутках все, что попадалось под руку. Его отличительным знаком был черно-красный шелковый платок – банданна, достаточно большой, чтобы использовать его в качестве скатерти во время пикника. Сейчас платок был обмотан вокруг шеи.
Ветер доносил до Рено лишь отдельные слова либо обрывки фраз, но по ним более или менее восстанавливался смысл сказанного.
– Никого здесь не было… дней, – сказал Банданна Майк. – Какого черта…
– Каждый день эти бобы, – произнес Низкорослая Собака. – Остолбенели!
Установилась тишина. Только галька зашуршала под копытами, когда лошади дважды оступились у самого ельника.
Рено опасался, что лошади команчи учуют его, если бандиты поедут в горы, но всадники спешились футах в тридцати от дальней рощи. Если ветер не изменится, лошади не смогут его учуять.
– Какого дьявола торчать на скале, если можно полежать здесь на траве, – проворчал Банданна Майк. – Они не могут выйти без того, чтобы не натолкнуться на наш лагерь, и даже этот вонючий пьяный метис их не упустит.
– Скажи Слейтеру, кто он такой, – ухмыляясь, посоветовал Низкорослая Собака.
– Ну да, это все равно, что пустить себе пулю в живот, – ворчливо ответил Банданна Майк. – Подлая тварь, этот Джерико.
Последовала пауза. Затем раздался хлопок – это открывали бутылку. Возбужденное кряканье и покашливание подсказали Рено, что там была отнюдь не вода и не кофе.
– Как ты думаешь, что приключилось с Горбатым Медведем? – спросил Банданна Майк.
Низкорослая Собака рыгнул.
– Или мертв, или отправился к бабе.
– Черт побери, а мысль о золоте греет, – проговорил Банданна Майк через некоторое время. – Интересно, они уже нашли его?
– Нет еще. Золота еще нет, – лаконично проговорил Низкорослая Собака.
Некоторое время слышалось только завывание ветра. Лошадь заржала и переступила ногами.
Рено, не шевелясь, ждал.
– А ты считаешь, что этот Рено действительно умеет стрелять так, как про него говорят?
– Настоящий дьявол с револьвером, будь уверен, – весьма эмоционально подтвердил Низкорослая Собака.
Рено пожалел, что ему не пришлось доказать это, когда Низкорослая Собака был у него на прицеле. Сейчас в банде было бы одним команчи меньше.
Впрочем, недостатка в ленивых, жадных и жестоких проходимцах, пополнявших ряды банды Джерико Слейтера, никогда не было.
– А как насчет девицы? Ты видел ее? Она хорошенькая?
– Баба как баба. Порочная, видать, бабенка.
Банданна Майк засмеялся.
– Надеюсь, я буду одним из первых. А то от девчонки ничего не останется.
Последовала пауза, во время которой бандиты переливали содержимое бутылки себе в глотки, затем воцарилась тишина.
– Сыгранем в трик-трак? – предложил Банданна Майк.
Низкорослая Собака выразил согласие.
В тишине послышалось азартное хлопанье картами.
Рено ничего не оставалось, как лежать, затаившись, и ждать дальнейшего развития событий. Он мечтал обладать способностью Калеба бесшумно передвигаться по земле. Он много бы дал сейчас за то, чтобы подползти и перерезать Бандам не Майку его мерзкую глотку.
Около часа Рено вынужден был слушать препирательства двух бандитов за игрой в карты. Затем стал медленно отползать, используя порывы ветра, заглушающие шорохи.
Возвращаясь в лагерь, Рено сделал круг и появился с тыла. Ева была на месте, при ней – дробовик, оба ствола были заряжены. Увидев Рено, она опустила дробовик и подбежала к нему. Он обнял ее и крепко прижал к себе. Когда он наконец отпустил ее, Ева вопросительно заглянула ему в глаза.
– Слейтер, – произнесла она.
Это был не вопрос.
– Слейтер, – подтвердил Рено. – Двое его людей охраняют маленький луг, что пониже этого. Остальные расположились лагерем на лугу подальше.
– Что мы собираемся делать?
– Искать золото, сладкая девочка.
– А потом?
Рено холодно улыбнулся.
– А потом я собираюсь проучить этих ребят с помощью черного пороха.
«И дай бог, чтобы Кэл, Вулф или Рейф оказались в пути», – подумал, но не сказал он.
Ева ждала в том месте, где нора койота выходила в главную штольню. За вчерашний день Рено расширил нору настолько, что был в состоянии туда протиснуться. С трудом, но он мог добраться до того места, куда несколько веков назад были упрятаны восемнадцать слитков.
Шорох свидетельствовал, что Рено ползет, но Еве хотелось для верности услышать его голос. Она распласталась на полу штольни и окликнула его.
– Рено! У тебя все в порядке? Там вроде бы что-то упало.
Он отозвался незамедлительно. Голос его искажали повороты и изгибы норы, в которой он находился, но для Евы это не имело значения.
– Я убираю мусор с пути, – пояснил он.
Это было правдой лишь наполовину, притом именно на ту половину, которую он намерен был сказать Еве. Расширение норы вызвало два небольших оползня. Рыхлая порода все еще продолжала осыпаться. В любой момент мог произойти большой обвал. Чем дольше он находился в штольне или норе койота, тем большей опасности подвергался.
Однако Рено знал, что если он скажет об этом Еве, она будет настаивать, чтобы он позволил ей, тоненькой и легкой, вытащить оставшиеся слитки. Он же никак не хотел, чтобы она ползала по ненадежной штольне.
Собственно говоря, он не хотел, чтобы Ева-вообще сейчас находилась в шахте, но ее невозможно было переупрямить. В конце концов он согласился, что она может находиться в шахте, но только в тех местах, где потолок и стены были сложены из твердых пород.
– Отойди назад, – сказал Рено. Затем поправился, сообразив, что отойти здесь невозможно: – Отползи с дороги, gata. Я вылезаю.
Ева отодвинулась от отверстия, которое и сейчас казалось слишком узким для плеч Рено. Вначале показались два слитка. При свете фонаря они так блестели, словно их только что отлили.
С немалым трудом Рено выполз из отверстия. На его лице виднелись следы пота и пыли. Грязной была и его одежда. А вот ружье оставалось чистым. Он поставил его у стенки норы, перед тем как отправиться за золотом.
Рено поднял тяжелые слитки и поместил их рядом с принесенными ранее.
– Шестнадцать есть и два осталось, – сказал Рено, разминая руки и плечи.
– Разреши мне принести послед…
– Нет!
Рено уловил откровенную резкость в своем голосе и с опаской подумал, как бы Ева по его тону не догадалась о критическом состоянии норы. Он выдавил из себя улыбку, наклонился и поцеловал девушку.
– Я вернусь быстрее, чем ты успеешь соскучиться, с золотым слитком в каждой руке.
Ева хотела было возразить, хотя и понимала бесполезность спора. Вместо этого она заставила себя улыбнуться и кончиками пальцев коснулась его губ.
– Поторопись, милый, – шепнула она.
После того как Рено вновь исчез в норе, Ева согнулась у черного отверстия и стала молиться.
Она читала молитву, когда до нее докатился какой-то рокочущий и скрежещущий звук. Волна воздуха вырвалась из отверстия, принеся с собой облако пыли и грохот обрушившейся породы.
Нора койота рухнула.
– Рено! – закричала Ева. – Рено!!!
Она ничего не услышала в ответ, кроме грохота породы, которая еще не улеглась на новом месте.
Заглянув в нору, Ева не увидела света от фонаря Рено. Она схватила свой фонарь и поползла вперед, толкая его перед собой. В воздухе клубилось столько пыли, что свет, казалось, пробивался сквозь какое-то марево.
Некоторое время Ева кашляла, задыхаясь от пыли. Она приложила к лицу носовой платок и продолжила путь, не обращая внимания на то, что обломки царапали ее тело.
Она все время звала Рено, однако ответом ей было лишь эхо ее голоса.
Фонарь во что-то уперся, и Ева не могла его сдвинуть. Продолжая окликать Рено, Ева пыталась преодолеть неожиданное препятствие. Наконец она поняла причину. В том месте, где нора соединялась со старой и более широкой штольней, потолок обвалился. Перед ней встала стена из обломков.
Ева начала разгребать камни, разбрасывая их по обе стороны от себя. Однако вместо одного убранного камня появлялись два новых.
– Рено!
Но ничто не нарушало молчание штольни, кроме ее рыданий.
Примерно через час она поняла, что у нее не хватит сил одной пробиться через завал.
Грязная, растрепанная, с безумными, широко открытыми глазами, Ева миновала то место, где, по словам Рено., находился пост Слейтера. Хотя из-под ее ног дважды скатывались вниз камешки, ее никто не окликнул и не стал преследовать. Ева едва ли оценила такую удачу. Она вся была поглощена тем, что ей предстояло сделать: подкупить Джерико Слейтера, используя золотые слитки и свинцовые пули.