Лоуэлл Элизабет. Только ты

   – Нет! Все было не так. Я…
   – Сдавай партию, – резко сказал Рено. – Ты испытываешь мое терпение.
   – Но почему ты мне не веришь?
   – Потому что человек, который верит лгунье, шулерше и девчонке из салуна, гораздо глупее Рено Морана.
   Его пальцы снова обхватили круглое бедро Евы. И снова она не смогла оттолкнуть его.
   – Я не лгунья! – проговорила она горячо. – Но я была рабыней, у меня не было выбора, какую работу выполнять или во что одеваться.
   Голос Евы дрожал от гнева, она продолжила, не позволив Рено перебить себя.
   – Но ты веришь только худшему во мне, – сказала она, – ты не даешь себе труда увидеть иное… И я очень сожалею, что не позволила Стимеру выстрелить тебе в спину!
   От удивления Рено на момент ослабил давление на девичье бедро. Дрожащими руками Ева быстро обмотала вокруг себя одеяло, полностью прикрыв свое тело. Румянец гнева и унижения горел на ее щеках..
   Рено подумал о том, чтобы сдернуть одеяло с Евы. Ему понравилось любоваться девичьими округлыми формами и бархатными тенями, просвечивающими из-под тонкой ткани лифчика и панталон. Ее гнев удивил и заинтриговал его. Женщины, уличенные во лжи, обычно становятся мягкими и осторожными и стараются внести коррективы в свою версию.
   Но не эта девушка, которая называла себя Вечерняя Звезда. Что-то неуловимо таинственное было в ее глазах.
   Рено вынужден был признать, что, сколько бы он ни говорил худого о Еве, у нее были отвага и характер. Он ценил это в мужчинах, женщинах и лошадях.
   – Не пори горячку, – сказал, растягивая слова, Рено. – Я могу сейчас подняться и уехать отсюда, оставив тебя Слейтеру.
   Ева постаралась не выказать страха, который внезапно пронизал ее при мысли о Джерико Слейтере.
   – Очень жаль, что ты и его не застрелил, – прошептала она.
   Рено услышал. У него были не только проворные руки, но и тонкий слух.
   – Я не наемный убийца.
   Она осторожно прищурила глаза, уловив резкость его тона.
   – Я знаю.
   Его холодные глаза довольно долго изучали ее, затем он кивнул головой.
   – Хорошенько запомни это, – сказал он резко. – И не делай из меня больше исполнителя своих замыслов.
   Она кивнула.
   Рено поднялся на ноги, сделав это неторопливо и элегантно, и в этом движении было что-то кошачье, хотя он уверял, что на кошку похожа Ева.
   – Одевайся, – приказал он. – Мы можем поговорить о прииске Лайэнов, пока ты будешь готовить завтрак.
   Рено помолчал.
   – Ты ведь умеешь готовить, я надеюсь?
   – Конечно, любая девушка это умеет.
   Рено улыбнулся, вспомнив огненноволосую британскую аристократку, которая не могла даже вскипятить воды, когда вышла замуж за Вулфа Лоунтри.
   – Не любая, – возразил Рено.
   Его довольная улыбка заинтриговала Еву. Это казалось невероятным, как жаркий день зимой.
   – Кто она была? – спросила Ева.
   – Кто?
   – Девушка, которая не умела готовить.
   – Британская леди. Самое изумительное создание, которое я когда-либо встречал. Волосы – как огонь и цвета морской волны глаза.
   Ева сказала себе, что зародившееся в ней чувство не могло быть ревностью.
   – И что же случилось? – осведомилась она небрежно.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Если она такая привлекательная, почему же ты не женился на ней?
   Рено распрямился и посмотрел на Еву с высоты своего огромного роста.
   Она не отодвинулась ни на шаг. Она просто стояла и ждала ответа на свой вопрос, как будто не было никакой разницы ни в росте, ни в силе между ней и мужчиной, который мог бы сломать ее, как сухой прутик.
   Этим качеством Ева напоминала ему Джессику и Виллоу. Признав это, он нахмурился. Ни Джессика, ни Виллоу не относились к числу тех, кто мог обманывать, воровать и играть в карты в салуне.
   – Или прелестная аристократка отвергла громилу с ружьем? – проявила настойчивость Ева.
   – Я не громила. Я золотоискатель. Но Джесси отказала мне не по этой причине.
   – Она предпочитает джентльменов? – предположила Ева.
   Скрывая раздражение, Рено взял шляпу и натянул ее на непослушные черные волосы.
   – Я тоже джентльмен.
   Ева перевела взгляд с тульи черной шляпы Рено на поношенную кожаную куртку. Черные брюки тоже знавали лучшие времена. Как и ботинки. На них были латунные кавалерийские шпоры. Металл так давно не полировали, что на нем не было даже признаков блеска.
   У Рено ничто не блестело и не сверкало, в том числе и шестизарядный револьвер. Кобура была промаслена для дела, а не для вида. Пули, однако, были абсолютно чистыми.
   Словом, внешне Рено мало походил на изысканного джентльмена. Его скорее можно было принять за авантюриста, за человека тени, а не света.
   Исключение составляли его глаза. Они были необыкновенно живые, цвета листьев в начале весны, ясные и красивые, и сверкали, словно самоцветы, на его загорелом лице.
   Но нужно было находиться рядом с Рено, чтобы увидеть свет в его глазах. Ева сомневалась в том, что многие оказывались в подобной близости.
   Или чтобы хотели этого.
   – Джесси вышла замуж за одного из моих лучших друзей, – сказал Рено откровенно. – Иначе я был бы счастлив поухаживать за ней.
   « Поухаживать «.
   Ева бросила взгляд на скомканный матрас, где она впервые почувствовала вкус страсти.
   – Ты это так называешь? – спросила она сухо.
   – Ухаживают за женщиной, которую хотят видеть своей женой. А это… – Рено указал пальцем на матрас, – была легкая забава перед завтраком с девочкой из салуна.
   Кровь отхлынула от лица Евы. Она не могла придумать никаких иных слов, кроме тех, по которым Рено составил бы о ней даже худшее мнение, чем сейчас. Молча она повернулась к сумкам, выхватила рубашку и джинсы и двинулась прочь.
   Рено с поразительной быстротой схватил ее за руку.
   – Ты куда?
   – Даже девушке из салуна требуется иногда уединиться.
   – Когда ты вне моего поля зрения, – усмехнулся Рено, – я не знаю покоя. Ты же сбежишь при первой возможности!
   – Так что же, может быть, мне пописать в твой ботинок? – спросила она умильно.
   В первое мгновение Рено был шокирован. Затем запрокинул голову и рассмеялся.
   Ева выдернула пальцы из его руки и направилась в ближайший лесок под напутствие Рено:
   – Только не пропадай надолго, gata, а то я отправлюсь на охоту за тобой… Без ботинок…
 
   Когда Рено вернулся из леса с сушняком, он одобрительно взглянул на веселый маленький костерок, который развела Ева. Места он занимал в две мужские ладони, а легкий дымок поднимался вверх лишь до пояса и рассеивался без следа.
   Рено бросил охапку на землю и присел на корточки вблизи от светлых, веселых языков пламени.
   – Кто научил тебя разводить такой костер? – поинтересовался он.
   Ева подняла глаза от сковородки, на которой шипела ветчина и плавали в жиру жареные хлебцы с аппетитной коричневой корочкой. Она вернулась из леса переодетой в мужскую одежду. С Рено она не разговаривала, лишь односложно отвечала на его вопросы. Она, казалось, была всецело поглощена приготовлением завтрака. Рено с интересом наблюдал за ней.
   – Какой костер? – переспросила Ева, не глядя на него.
   – А такой, что не привлечет внимания ни индейца, ни бродяги, – пояснил Рено.
   – Один из редких случаев, когда донна Лайэн наказала меня, – я подбросила сырые дрова в костер. Больше так не делала…
   При этом Ева не сочла нужным даже поднять голову.
   Невольное раздражение овладело Рено. Его заставляли чувствовать, что он причинил боль застенчивому хрупкому цветку. Между тем перед ним была шулерша, девица из салуна.
   – За голову Лайэнов были назначены награды? – прямо спросил Рено.
   – Нет. Иначе они не приглашали бы к своему костру бродяг, громил с ружьем и воров.
   Рено неопределенно хмыкнул.
   – Они подстреливали оленя и целиком зажаривали его, – в голосе Евы звучал сарказм, – а затем грабили всякого, кто заглядывал на запах жареного мяса.
   – Очень плохо, что донна не объяснила тебе, когда в качестве наживки нужно использовать мед и когда уксус.
   – Она объяснила. И с тех пор я использую только уксус. Зачем здравомыслящей девушке привлекать всяких назойливых мух?
   Улыбка на мгновение осветила лицо Рено. Он подумал, что Виллоу и Джессика оценили бы ее колкий, быстрый язычок, во всяком случае до того момента, пока она их не обманет или не украдет что-нибудь. После этого ему придется объяснить им и их разгневанным мужьям, почему он привел в их дом девчонку из салуна.
   Ева подцепила кусок ветчины со сковородки и положила его на старенькую оловянную тарелку.
   Рено в душе признал, что в данный момент Ева не была похожа на потаскушку. Она скорее напоминала бездомную девчонку, уставшую, в обносившейся одежде. То, что было на ней сейчас, видимо, принадлежало мальчику, ибо было узковато в груди и бедрах и мешковато в других местах.
   – Где сушилась та одежда, которую ты утащила? – лениво полюбопытствовал Рено.
   – Она принадлежала дону Лайэну.
   – Господи, он был такого маленького роста!
   – Да.
   Рено помолчал, пораженный пришедшей в голову мыслью.
   – Я не видел свежих могил, когда проходил через кладбище Каньон-Сити, а ты говоришь, что Лайэны были убиты Рейли Кингом.
   Ева ничего не ответила на подразумеваемый вопрос.
   – Ты знаешь, gata, рано или поздно я отучу тебя лгать.
   – Я не лгунья, – возразила она резко. – Я похоронила Лайэнов на нашем участке.
   – Когда?
   – На прошлой неделе.
   – И каким же образом?
   – С помощью лопаты.
   С поразившим Еву проворством Рено распрямился и взял ее руку. Едва взглянув на ладонь, он выпустил ее.
   – Если ты так ловко обращалась с картами, имея столько волдырей и ссадин, – задумчиво произнес Рено, – что же будет, когда твои руки заживут?
   Ева молча возобновила хлопоты по приготовлению завтрака.
   – Тебе нужно промыть их мылом и горячей водой, – добавил Рено.
   Ева удивленно подняла глаза.
   – Бисквиты?
   Он невольно улыбнулся.
   – Свои руки. Джесси говорит, что это предохраняет от заражения.
   – Я мыла их перед тем как лечь спать, – сказала Ева. – Терпеть не могу грязи.
   – Ты пользовалась сиреневым мылом.
   – А ты откуда знаешь? Хотя ты видел его, когда обшаривал мои сумки.
   – Нет… Твои груди пахли весной…
   Румянец вспыхнул на щеках Евы. Сердце у нее замерло, когда она вспомнила прикосновение рук и губ Рено. Вилка с куском ветчины дрогнула в ее руках, и горячая капля жира брызнула на руку.
   Прежде чем Ева успела почувствовать боль, Рено был тут как тут и посмотрел, насколько серьезно она обожглась.
   – Ничего, все обойдется, – заявил он через мгновение. – Некоторое время будет немного саднить.
   Она молча кивнула.
   Рено повернул ее ладонь и снова посмотрел на содранную кожу. Затем взял другую руку и изучил ее. Не было сомнений в том, что совсем недавно эти руки основательно потрудились.
   – Наверное, тебе пришлось долго ковырять землю, чтобы довести руки до такого состояния.
   Неожиданное сочувствие в голосе Рено вызвало у Евы те слезы, которых не смог вызвать ожог. Ее захлестнула волна воспоминаний. Как она обмывала и одевала тела стариков, как копала могилу – это не скоро забудется…
   – Не могла же я их бросить, – прошептала она. – После того, что сделал Рейли… Я похоронила их вместе… Как ты думаешь: они не возражали против совместной могилы?
   Рено пожал руку Евы, увидев, как поникла ее голова. Внезапно возникшее сочувствие было неожиданным и нежелательным. Сколько он ни повторял себе, что перед ним девица из салуна, она мало-помалу влезала в его душу. Аромат сиреневого мыла все ощутимей распространялся вокруг.
   Он сделал глубокий вдох, пытаясь побороть в себе физическую тягу к Еве. Однако это не помогало. Ее мягкие золотистые волосы пахли тем же сиреневым мылом, что и грудь. Он никогда особенно не любил густые, пьянящие ароматы, но сейчас обнаружил, что запах сирени преследует его вместе с воспоминанием об упругих сосках, набухших и затвердевших под его губами.
   Рено тянуло к Еве сильнее, чем к любой другой женщине. Но если она узнает об этой его слабости, ему уготована не жизнь, а сущий ад.
   Рено отпустил руки Евы и повернулся к костру.
   – Расскажи мне еще про мой прииск, – сказал он просто.
   Ева глубоко вздохнула и выбросила Лайэнов из головы, как тому учила се донна: выбрасывать из головы все то, чего ты не можешь изменить.
   – Про твою половину прииска, – уточнила Ева и замолчала, ожидая реакции Рено. Взрыв гнева не заставил себя ждать.
   – Что?! – воскликнул Рено, резко поворачиваясь к ней.
   – Без меня ты не расшифруешь знаки по пути и не сможешь отыскать прииск.
   – Не будь так уверена!
   – Мне ничего не остается, кроме как верить в свои знания, – ответила она. – И тебе тоже. Ты можешь взять все из ничего или половину золотого прииска, который по праву принадлежит мне.
   Последовала пауза, которая предшествует удару грома, после того как зигзаг молнии соединил небо с землей. Затем Рено кисло улыбнулся.
   – Ладно, – согласился он. – Половину прииска.
   Ева издала еле слышный вздох облегчения.
   – И целиком девушку, – безапелляционно добавил Рено.
   – Что? – переспросила она.
   – Ты слышала меня. Пока мы не найдем прииск, ты будешь моей женщиной всякий раз, когда я этого пожелаю.
   – Но я думала, что если расскажу тебе о прииске…
   – Никаких «но», – холодно произнес Рено. – Я чертовски устал торговаться с тобой из-за того, что уже мое. Кроме того, ты нуждаешься во мне так же, как и я в тебе. Ты не продержишься в дикой пустыне без меня и двух дней. Ты нуждаешься во мне, чтобы…
   – Но я совсем не та, за которую ты меня принимаешь, я…
   – Именно та, – перебил ее Рено. – Ты сейчас извиваешься, как червяк на крючке, пытаешься найти способ нарушить свое слово. А так поступают только мошенницы.
   Ева закрыла глаза.
   Это было ошибкой. Слезы, которые она пыталась скрыть, выкатились из-под ресниц.
   Рено смотрел на нее, стараясь подавить сострадание, убеждая себя, что слезы входят в арсенал женского оружия. Однако не смягчиться при виде этих крупных слез было почти невозможно. Чем больше он общался с Евой, тем труднее ему становилось постоянно думать о том, какая хитрая штучка эта девчонка.
   Впервые в жизни Рено был благодарен за суровые уроки, которые в прошлом преподала ему женщина. Прежний Рено наверняка бы безоглядно поверил серебряным слезам Евы и ее бледным, дрожащим губам.
   – Ну, как? – спросил он сурово. – Идет?
   Ева взглянула на темноволосого великана, который смотрел на нее холодными глазами.
   – Я… – ее голос дрогнул.
   Рено ждал, продолжая смотреть на нее.
   – Я ошиблась в тебе, – сказала Ева через несколько мгновений. – У меня не хватит силы сопротивляться тебе. Поэтому ты возьмешь силой то, что хочешь… как Слейтер или Рейли…
   – Никогда в жизни я не брал женщину силой, – твердо сказал Рено. – И никогда не возьму.
   Ева издала продолжительный вздох.
   – Правда?
   Невольно Рено почувствовал сострадание к Еве. Будь она шулерша, девица из салуна, да кто угодно – она не заслуживала такого грубого обращения, которое она видела со стороны Слейтера и Рейли Кинга.
   – Даю тебе слово.
   Рено прочитал облегчение в золотых глазах Евы и слегка улыбнулся.
   – Но это не означает, что я не буду касаться тебя, – продолжил он. – Это лишь означает, что когда я возьму тебя – а это непременно произойдет, – ты будешь стонать от удовольствия, а не от боли.
   На бледное лицо Евы набежал румянец.
   – Итак, договорились? – спросил Рено.
   – Ты не тронешь меня, пока я не…
   – Я не возьму тебя, – тут же поправил ее Рено. – Это существенная разница, дружочек. Если тебе не нравится эта сделка, мы можем вернуться к первой: я забираю весь прииск вместе с девушкой. Так что делай свой выбор.
   – Ты очень добр, – процедила Ева сквозь зубы.
   – Вне всякого сомнения. Но я разумный человек. Я не буду держать тебя на привязи вечно. Только до того момента, когда мы найдем прииск. Идет?
   Некоторое время Ева смотрела на Рено. Она напомнила себе, что у него нет причин доверять ей, есть множество оснований, чтобы не уважать ее, и все условия для того, чтобы овладеть ею, плюнув на ее протесты. И все же он намерен обращаться с ней лучше, чем любой завсегдатай салуна «Золотая пыль», появись у него подобная возможность.
   – Идет, – произнесла она.
   Когда Ева вновь обратилась к завтраку, Рено с привычной для него быстротой схватил ее за запястье. Она похолодела.
   – Еще одна вещь, – сказал он.
   – Что именно? – прошептала Ева.
   – А вот что.
   Она закрыла глаза, ожидая, что сейчас ощутит тепло его рта на своих губах. Однако она почувствовала, что он снимает кольцо дона Лайэна с ее пальца.
   – Я сохраню кольцо и жемчуг до того времени, пока не найду женщину, которой я буду дороже собственного благополучия, – пояснил Рено. И добавил с горькой усмешкой: – А пока я буду искать ее, я найду корабли из камня, сухой дождь и свет, не дающий теней.
   Рено положил кольцо в карман и отвернулся.
   – Седлай коня. До ранчо Кэла через Великий Водораздел путь неблизкий.
   – Зачем нам ехать туда?
   – Кэл рассчитывает на зимние припасы, которые я привожу. Не в пример другим людям, которых я знаю, если я что-то пообещал – выполню.

5

   За Великим Водоразделом сплошной горный массив постепенно сменился цепью пиков разной высоты, врезающихся в ясное голубое небо.
   Даже в августе на них сверкали снежные пятна. С крутых склонов сбегали ручьи, собираясь с силой на равнинах, они превращались в речки, а затем петляли по долинам и ущельям, блестя под солнцем. Кряжи были украшены яркой зеленью осин и темно-зеленым бархатом елей, пихт и сосен. Дополняли эту живописную гамму светлые тона трав и кустарников. На пути от Каньон-Сити к первому перевалу Ева и Рено не встретили ни следов стоянок, ни жилья. Зато было много мустангов, которые пускались в бегство, словно разноцветные облачка перед бурей, когда Рено и Ева въезжали в пустынные долины. Из укрытий выскакивали на поляны олени и сохатые, привлеченные сочной травой.
   Олени сторожились всадников, но все же не убегали сразу прочь, как мустанги. Целый день слышались резкие, пронзительные крики орлов, парящих в потоках воздуха.
   Рено был осмотрительнее любого из животных. Он ехал так, словно в любую минуту ожидал нападения. Он никогда не пересекал поляну напрямик, вместо этого огибал ее по окраине, где разнотравье встречается с лесом. Он никогда не поднимался на гребень, не выждав предварительно внизу и не удостоверившись, что на другой стороне нет опасности. И лишь когда он был абсолютно уверен, что поблизости нет индейца или какого-нибудь бродяги, он появлялся на фоне горизонта.
   Рено никогда без необходимости не въезжал в узкий каньон. Если же избежать этого было невозможно, он снимал с ремня шестизарядный револьвер и ехал, держа винтовку у седла. Несколько раз в течение дня он возвращался на свою старую тропу, отыскивал подходящий наблюдательный пункт и внимательно изучал окрестности, чтобы удостовериться в отсутствии преследования.
   В отличие от многих других, Рено держал повод в правой руке, освобождая левую для револьвера, который был у него под рукой всегда, даже во время сна. Каждый вечер он осматривал оружие, следил, чтобы в него не попала пыль или влага вечерних гроз, которые гуляли вокруг вершин.
   Рено не устраивал суеты вокруг этих предосторожностей. Он едва замечал их. Просто он слишком долго прожил в дикой стране, и о том, что это искусство, он не задумывался. Его быстроногая чалая, которую он называл Любимицей, была для него лучшим другом.
   Ева раньше не предполагала, что эта кобыла могла быть для кого-то любимой. Любимица обладала темпераментом росомахи и осторожностью волчицы. Если к ней приближался кто-нибудь, кроме Рено, она прижимала уши к вискам и выискивала, как бы половчее вонзить в него свои огромные белые зубы. А вот Рено она приветствовала ржаньем и ласковым фырканьем.
   Любимица постоянно принюхивалась к ветру, который мог принести весть об опасности. В этот момент она, навострив уши и подняв голову, начинала энергично шевелить ноздрями.
   На солнечный луг выпорхнула птица, подала своим сородичам громкий сигнал о чем-то и снова скрылась в лесу. После этого воцарилась полная тишина.
   Ева не стала дожидаться знака Рено, чтобы уйти в укрытие. После того как птица скрылась, она увела Белоногого поглубже под сень деревьев и замерла. Затаив дыхание и не двигаясь, она наблюдала сквозь ветки осин и елочек за лугом.
   На луговину осторожно вышел одинокий жеребец-мустанг. На его теле виднелись еще не зажившие следы полученных в битве ран. Он нагнул морду к ручью и стал пить, поминутно поднимая голову и принюхиваясь к запахам, которые приносили порывы легкого ветра. Несмотря на раны, жеребец выглядел крепким и мощным, едва входящим в пору зрелости.
   Зачарованная красотой молодого мустанга, Ева слегка подалась вперед в седле. Легкое поскрипывание кожи, казалось, не могло распространиться дальше ушей Белоногого, однако жеребец все же почувствовал ее присутствие.
   Наконец мустанг напился, осмотрелся вокруг и медленно пошел прочь от ручья. Вскоре он стал щипать траву. Но его бдительность нисколько не притупилась. Почти ежеминутно он поднимал голову, принюхиваясь к ветру, чтобы определить приближение возможного врага. В табуне это было бы излишним, там есть другие уши, другие глаза, другие лошади, которые следят за запахами. Но этот жеребец был одиноким.
   Еве пришло в голову, что Рено напоминал этого мустанга постоянной готовностью к бою, осторожностью, недоверием ко всему, одиночеством.
   Ева услышала позади себя движение. Она повернулась в седле и увидела, что к ней через заросли бесшумным шагом приближается чалая.
   Легкий порыв ветра вызвал шелестящий вздох у стройных молодых елочек. Белоногий беспокойно пошевелился, когда ветер донес до него запах мустанга. Ева молча потрепала мерина по шее, чтобы как-то успокоить.
   – А где вьючные лошади? – негромко спросила Ева, когда подъехал Рено.
   – Я оставил их на привязи на тропе. Они поднимут шум, если кто-нибудь попробует подобраться к нам с той стороны.
   Рено поднялся в стременах и посмотрел в сторону луга. Затем снова уселся в седло.
   – Нет кобыл, – сказал он тихо. Его губы растянулись в легкой улыбке. – Судя по его виду, этот молодой жеребец получил первый урок, связанный с женщинами.
   Ева вопросительно посмотрела на Рено.
   – Когда нужно выбрать между старым жеребцом, который знает, где найти пищу, и молодым, который сходит с ума по женщине и не знает ничего, – растягивая слова, произнес Рено, – женщина всегда выберет старого жеребца и полный комфорт.
   – Женщина, доверившаяся обещаниям первого попавшегося молодого жеребца, у которого на уме только секс, не переживет и одной зимы.
   – Ты говоришь как истинная женщина.
   – Естественно, – сухо ответила Ева.
   Рено неожиданно улыбнулся.
   – Ты права.
   Ева взглянула на жеребца, затем снова на Рено, вспоминая, что он сказал, когда забрал у нее золотое кольцо с изумрудами.
   – Кто она была? – поинтересовалась Ева.
   Рено поднял черную бровь в немом вопросе.
   – Женщина, которая предпочла твоей любви комфорт и обеспеченность, – пояснила Ева.
   Щетина на лице, выросшая за несколько дней пути, не смогла скрыть желваки, которые задвигались на скулах Рено.
   – Почему ты считаешь, что была только одна женщина?
   – Ты не похож на человека, которого нужно учить дважды.
   Уголки рта у Рено приподнялись.
   – В этом ты права.
   Ева молча ждала, но в ее внимательных золотых глазах светилась сотня вопросов.
   Перемена в голосе Рено была просто поразительной. В его тоне не было ни ненависти, ни любви – одно лишь холодное презрение.
   – Что она тебе сделала?
   Он пожал плечами.
   – То же самое, что большинство женщин делает с мужчинами.
   – Что же именно?
   – Ты должна это знать, gata.
   – Потому что я женщина?
   – Потому что ты чертовски здорово умеешь дразнить… как и все женщины, которые распаляют мужчину, чтоб он сначала наобещал, а потом сделал почти все, что им нужно.
   Рено прищурился и добавил:
   – Почти все, но не совсем.
   – Что же ты не сделал? Ты не полюбил ее?
   Он не без горечи засмеялся.
   – В том-то и суть, что это было единственное, что я сделал.
   – Ты все еще любишь ее, – сказала Ева.
   Ее слова прозвучали как обвинение.
   – Зря ты так думаешь, – ответил Рено, искоса взглянув на нее.
   – Почему?
   – Ты всегда такая настырная?
   – Любопытная, – быстро поправила его Ева. – Я ведь кошка, ты помнишь это?
   – Это точно.
   Рено снова поднялся в стременах, чтобы оглядеть окрестности. Никем не потревоженный, мустанг жадно щипал траву. Птицы спокойно расхаживали по заросшей травой луговине и перепрыгивали с ветки на ветку. В той стороне, где на границе леса и луга паслись на привязи вьючные лошади, не было заметно никакого движения.
   Рено натянул повод, готовый возобновить путь к дому Калеба и Виллоу, что находился в горах Сан-Хуана.
   – Рено, а чего она хотела от тебя? Чтобы ты убил кого-нибудь?
   Он невесело улыбнулся.
   – Это только ты можешь хотеть такого.
   – Кого же я хотела бы убить?
   – Меня.
   – Что? – воскликнула Ева. – В этом-то нет никакого смысла!
   Рено что-то пробормотал про себя и посмотрел через плечо на девушку, чьи золотые глаза, нежная грудь и пахнущие сиренью волосы преследовали его.