Страница:
Ева не заметила, что заговорила вслух. Рено приподнял голову и, поглаживая щекой ее груди, сказал:
– Любовь – иллюзия, моя сладкая девочка… А вот страсть – это другое дело.
Язык Рено прикоснулся к ее соскам. Его тело слегка шевельнулось внутри нее, удваивая сладость ощущений. В ней вновь поднялось тепло, дыхание стало неровным.
Рено почувствовал мгновенный отклик Евы. Его смех был бархатным, грудным, ликующим.
– Страсть – реальна, – произнес он, покусывая упругие соски. – Нам хорошо вместе – тебе и мне. Черт возьми, хорошо – не то слово! Да для этого и слова-то не найдется!
– Что ты имеешь в виду? – прошептала она.
– О, святая невинность, – пробормотал Рено, наслаждаясь вкусом ее соска и трепетом кожи. – Ты не знаешь?
– Что?
– Вот это!
Он двинул вперед бедра и вошел в нее, словно соединив оба тела в одно целое. Она ответила приглушенным вскриком и встречным движением бедер. Смеясь от удовольствия, он прижался к ней, слушая, как она без конца повторяет его имя.
– Да, – сказал Рено. – Это я. Снова… Но не ругай меня, gata. Я никогда раньше не был таким.
Еще движение, еще вскрик, новая горячая волна, идущая от Евы к Рено, подпитывающая его пламя.
Рено двигался энергично, больше не сдерживая себя и не экономя силы. Да Ева и не просила его о том. Она двигалась в том же ритме, на силу отвечая грацией, на желание желанием, на пламя – испепеляющим огнем.
Когда капельки пота выступили на ее коже, он слизнул соленые бисеринки, куснул тело, которое готово было стать его частью. Он ласкал грудь зубами и языком, вновь и вновь возбуждая соски, в то время как его бедра продолжали неустанное ритмичное движение.
– Его рука скользнула между горячими влажными телами и отыскала атласный бутон. Он стал нежно трогать, ласкать и сжимать его.
– Что ты… со мной… – прерывистым шепотом лепетала Ева. – Господи… Рено…
В ее тело ворвался шторм наслаждения, яростные, сладострастные токи пронеслись по ней, унося с собой в запредельность.
Рено в полной мере ощутил силу страсти, которую он вызвал в Еве. Каждый мощный толчок он сопровождал лаской, трогая нежный бутон, который расцвел под его рукой.
Ева издала продолжительный стон, обозначавший, что пришел экстаз, не имевший ни начала, ни конца. Если бы в ней нашлось место для страха, она, должно быть, ужаснулась бы; но в ней было место только для Рено с его неукротимым желанием.
Рено улыбался какой-то отрешенной улыбкой. Он сжимал Еву в крепких объятиях, прислушиваясь к ее трепету. Когда она затихала, он нагибался, слегка покусывал ей плечо и возобновлял движение внутри нее.
Ева жадно хватала воздух ртом, чувствуя, как страсть сжигает все ее тело.
– Рено!..
– Я предупредил тебя, – сказал он низким голосом. – До тех пор, пока останется хоть капля сил…
Рено снова начал извечный обряд. Над любовниками опустился полог ночи и страсти.
18
19
– Любовь – иллюзия, моя сладкая девочка… А вот страсть – это другое дело.
Язык Рено прикоснулся к ее соскам. Его тело слегка шевельнулось внутри нее, удваивая сладость ощущений. В ней вновь поднялось тепло, дыхание стало неровным.
Рено почувствовал мгновенный отклик Евы. Его смех был бархатным, грудным, ликующим.
– Страсть – реальна, – произнес он, покусывая упругие соски. – Нам хорошо вместе – тебе и мне. Черт возьми, хорошо – не то слово! Да для этого и слова-то не найдется!
– Что ты имеешь в виду? – прошептала она.
– О, святая невинность, – пробормотал Рено, наслаждаясь вкусом ее соска и трепетом кожи. – Ты не знаешь?
– Что?
– Вот это!
Он двинул вперед бедра и вошел в нее, словно соединив оба тела в одно целое. Она ответила приглушенным вскриком и встречным движением бедер. Смеясь от удовольствия, он прижался к ней, слушая, как она без конца повторяет его имя.
– Да, – сказал Рено. – Это я. Снова… Но не ругай меня, gata. Я никогда раньше не был таким.
Еще движение, еще вскрик, новая горячая волна, идущая от Евы к Рено, подпитывающая его пламя.
Рено двигался энергично, больше не сдерживая себя и не экономя силы. Да Ева и не просила его о том. Она двигалась в том же ритме, на силу отвечая грацией, на желание желанием, на пламя – испепеляющим огнем.
Когда капельки пота выступили на ее коже, он слизнул соленые бисеринки, куснул тело, которое готово было стать его частью. Он ласкал грудь зубами и языком, вновь и вновь возбуждая соски, в то время как его бедра продолжали неустанное ритмичное движение.
– Его рука скользнула между горячими влажными телами и отыскала атласный бутон. Он стал нежно трогать, ласкать и сжимать его.
– Что ты… со мной… – прерывистым шепотом лепетала Ева. – Господи… Рено…
В ее тело ворвался шторм наслаждения, яростные, сладострастные токи пронеслись по ней, унося с собой в запредельность.
Рено в полной мере ощутил силу страсти, которую он вызвал в Еве. Каждый мощный толчок он сопровождал лаской, трогая нежный бутон, который расцвел под его рукой.
Ева издала продолжительный стон, обозначавший, что пришел экстаз, не имевший ни начала, ни конца. Если бы в ней нашлось место для страха, она, должно быть, ужаснулась бы; но в ней было место только для Рено с его неукротимым желанием.
Рено улыбался какой-то отрешенной улыбкой. Он сжимал Еву в крепких объятиях, прислушиваясь к ее трепету. Когда она затихала, он нагибался, слегка покусывал ей плечо и возобновлял движение внутри нее.
Ева жадно хватала воздух ртом, чувствуя, как страсть сжигает все ее тело.
– Рено!..
– Я предупредил тебя, – сказал он низким голосом. – До тех пор, пока останется хоть капля сил…
Рено снова начал извечный обряд. Над любовниками опустился полог ночи и страсти.
18
Скалам, пескам, колючим кустарникам, казалось, не будет конца, но Рено знал, что это не так. Это была всего лишь очередная широкая терраса на длинном спуске от Скалистых гор к тем местам, где далеко на западе мчит свои воды между каменных берегов таинственная, могучая река Колорадо.
«Если бы на горизонте не маячил, словно стервятник, этот негодяй Слейтер, как было бы здорово разбить лагерь возле воды и никуда не двигаться несколько недель.
А лучше – месяцев».
Рено кисло улыбнулся. Кажется, впервые в жизни он не рвался к сокровищам. Его занимали другие исследования.
Он наносил на карту те места, где женское тело было наиболее чувствительно к поцелуям, те, где нужны были легкие и медленные прикосновения, и те, где требовались быстрые, сильные, горячие ласки. Узнавая ее тело, он узнавал и свое. Страсть была одновременно дикой и изысканной, яростной и нежной, требовательной и обновляющей. Он не хотел, чтобы все кончилось раньше, чем они оба допьют хмельное вино до последней капли.
«Пока мы не найдем прииск, ты будешь моей женщиной всякий раз, когда я этого пожелаю».
Ева выполняла взятые на себя обязательства сделки с щедростью, которая была столь же неожиданной и безграничной, как и страсть, их соединявшая. Приходящая порой мысль, что это может вдруг прерваться, была для Рено невыносимой, и он гнал ее от себя.
«Довлеет дневи злоба его. Или: на каждый день своих забот хватает».
Старый совет отдавался эхом в мозгу Рено. Он не вступал с ним в спор. У него достаточно забот и в этот, и в любой другой день.
К этому моменту слухи о мужчине и женщине, едущих вдоль отрогов каменного лабиринта, могли далеко распространиться по таинственным и весьма эффективным каналам, которые существовали на Западе. Стоило путникам встретиться у водного источника или на перекрестке дорог или же выпить по чашечке кофе у костра на стоянке, как об этом становилось известно индейцам, золотоискателям, бродягам, словом, всем желающим.
«Надеюсь, Рейф не забыл наши старые знаки, которые мы оставляли друг для друга в детстве, когда охотились.
И надеюсь, Вулф узнает, что я ищу золото. Он знает страну. Он знает, что мне нужен надежный человек, если я найду его.
Черт бы побрал Слейтера с его полукровкой-следопытом. Любой другой отказался бы от погони неделю назад».
К концу следующего дня Рено и Ева расположились лагерем у подножия красной скалы из песчаника, которая взметнулась в небо, словно вытесанный из монолита парус. С одной стороны выветривание шло быстрее, чем с другой. В результате в скале образовалось окно. Лучи заходящего солнца падали оттуда, окрашивая в сочный золотой цвет все, что оказывалось на их пути.
Но еще более удивительным, чем окно в скале, было негромкое журчание воды поблизости.
Рено рассмешила реакция Евы на воду после долгого путешествия по скалистой пустыне. Когда она увидела струйку воды среди засушливой долины, она стала возбужденно говорить о «реке». Рено начал подтрунивать над ней, однако ничего не возразил, когда она попросила разбить лагерь в том месте, где маленький ручеек разливался и образовывал озерца, поросшие шелестящими тополями.
На закате и ранним утром окружающая их природа могла служить иллюстрацией к фантастической сказке из книги, которую люди разучились читать. Ева порой задавала себе вопрос: уж не оказалась ли она в заколдованной стране, где время остановилось?
– Похоже, что здесь так было вечно, – сказала Ева.
Рено проследил за ее взглядом, обращенным к окну, вырубленному природой в скале.
– Ничто не вечно, – возразил он. – Даже скалы.
Ева взглянула на Рено, затем на каменный парус, взлетающий вверх на фоне бездонного неба.
– Но это кажется вечным, – произнесла она тихо.
– Это только впечатление. Окно становится шире день ото дня. Зернышко за зернышком ветер выдувает из него песчинки, – сказал Рено.
Ева слушала и думала, какие перемены приносит время, хотелось бы того или нет.
– Когда-нибудь небольшое окно превратится в широкую, хорошо продуваемую арку. Потом со временем опоры арки станут тонкими и рухнут, оставив выемку в скале. Затем эту выемку расширят ветер и дождь, и в конце концов останется только большой красный валун и голубое небо.
Дрожь пробежала по телу Евы.
– Трудно представить, что такое может произойти с этой страной.
– Это там, где преобладают песчаники, – объяснил Рено, оглядывая красную стену. – Есть горы, которые ветер превратил в дюны. Даже сам господь бог позабыл те времена, когда они были горами.
Тон Рено заставил Еву оторвать взгляд от фантастического пейзажа. Она зачарованно наблюдала за тем, как Рено спокойно говорил о процессах, для которых требуется так много лет, что совсем уж близко к вечности.
– Затем песок снова превратится в камень, – рассказывал Рено. – Земля повернется, и вырастут новые горы, которые снова будет разрушать ветер… Новые реки побтут к новым морям…
– Пепел из пепла, пыль из пыли, – прошептала Ева.
– Так развивается мир, моя девочка. Начала и концы переплетаются, как рисунки и надписи на стене каньона: индейские, испанские, наши – следы разных народов, разных времен.
Ева окинула взглядом скалу из красного камня, которая казалась такой массивной и неколебимой. Затем она посмотрела на человека, который считает, что все ненадежно, даже камень.
Или любовь.
Рено и Ева продвигались Старым испанским путем. В каждой следующей долине или котловине было все больше воды и все меньше скальных пород. Подъем был настолько пологим, что его можно было заметить, лишь оглянувшись на оставшийся позади каменный лабиринт.
Полынь постепенно сменялась хвойными перелесками, а те в свою очередь уступали место высоким соснам. Красные скалы все более уходили в землю, уже не песчаники, а другие породы поднимались из глубин земли, где под воздействием высоких температур песчаник превратился в кварцит, а известняк – в мрамор.
Не изменилось лишь одно. Всякий раз, когда Рено оглядывался на пройденный путь, он замечал на горизонте слабую дымку из пыли.
– Кто-то идет за нами по следу, – сказал Рено, убирая бинокль.
– Слейтер? – упавшим голосом спросила Ева.
– Они поднимают клубы пыли… Это или люди Слейтера, или банда индейских налетчиков.
– Хорошенький выбор, – пробормотала Ева.
Рено пожал плечами.
– Пожалуй, это скорее Слейтер. У нас нет ничего такого, из-за чего индейцы стали бы преследовать нас уже два дня.
– А если нам попытаться скрыться от них?
– Нет времени, – решительно заявил Рено. – Видишь вон те желтые пятна высоко на склонах?
Ева кивнула.
– Это желтеют осины, – пояснил он. – Я думаю, что эти облака, на которые мы сейчас смотрим, принесут сегодня на высокогорье снег.
– А когда здесь все покроется снегом?
– Это одному богу известно. Бывают годы, когда высокогорье становится непроходимым в первую неделю сентября.
Ева бросила удивленный взгляд.
– Но ведь это совсем скоро!
– А в другие годы перевал открыт вплоть до Дня Благодарения, а то и позже, – добавил Рено.
Ева вздохнула с облегчением.
– Ну, тогда все в порядке!
– Особенно не рассчитывай на это. Буря в одну ночь может намести снежные сугробы высотой по грудь горной лошади.
Ева вспомнила предупреждение в журнале о коротком лете и долгих, суровых зимах в окрестностях прииска. Дон Лайэн говаривал, что если его предков убили не индейцы, то это сделали горы.
– Эти горы не отдают так просто свое золото, – продолжал Рено, словно прочитав мысли Евы.
– Если бы добыча золота была легким делом, кто-нибудь уже давно обчистил бы прииск Лайэнов, – заметила Ева.
Рено поднялся в стременах и стал оглядываться назад.
– Почему Слейтер гонится за нами? – спросила Ева.
– Я думаю, что жадность старика Джерико взяла верх над его жаждой мести, – серьезно сказал Рено.
– Что ты имеешь в виду?
– Он не очень верил в то, что журнал поможет отыскать настоящий золотой прииск.
– Рейли Кинг верил.
– Рейли Кинг был хвастун, бретер и дурак. И верил он в подлинность журнала или нет, Слейтеру было глубоко наплевать. Но когда мы вышли на испанские знаки, Джерико вынужден был задуматься.
– О золоте, – докончила Ева.
Рено кивнул.
– Но он не может читать знаки. А мы можем.
Явно расстроенная Ева посмотрела назад.
– И даже если его команчи справится со знаками, – продолжал Рено, – я уверен, что Джерико задумался о том, какая это чертовски трудная штука – охота за золотом.
– Но он идет за нами.
– Верно. Он ждет, чтобы мы нашли прииск и добыли золото, – спокойно произнес Рено. – А потом нагрянет к нам, как снег на голову.
На некоторое время воцарилось молчание. Наконец Ева неуверенно спросила:
– Так что же нам теперь делать?
– Искать и надеяться на бога, а пуще того – на Кэла, или Вулфа, или Рейфа… Чтобы они прознали про Слейтера, пока он не потерял терпение и не прикончил нас.
– Чем может помочь Калеб или кто-нибудь из твоих друзей? Нас будет трое, а у Слейтера – целая банда.
– По крайней мере двое нас выслеживают… Остальные поднимают такую пыль, что можно говорить о дюжине. Чем дольше они в пути, тем меньше веры его слову. Он уже раза три заменил людей, погибших в засаде.
– A y Калеба есть шансы найти нас?
– Больше, чем у нас найти испанское золото, – коротко ответил Рено.
– Как он узнает, где мы?
– Новости здесь распространяются быстро, а Кэл – человек, который умеет слушать.
– Тогда и Слейтер может узнать о том, что за нами идут другие люди.
– Вполне может, – согласился Рено.
– Тебя это, кажется, не обеспокоило.
– Кэл не собирается убивать меня, – сказал Рено. – Слейтер знает Кэла как Человека из Юмы. Вот это его обеспокоит. Он страшно огорчится, если узнает, что Кэл идет по следу. В перестрелке с Кэлом, Вулфом и со мной были убиты два его братца. То, что случилось с ними, могло бы послужить хорошим уроком для человека более умного и менее подлого, чем Джерико Слейтер.
Миновало еще два дня. Для Евы стало привычным смотреть не только вперед, но и назад. Приложив руки к краям шляпы, она периодически поднималась в стремени и в течение нескольких минут изучала пройденный ею и Рено маршрут.
Однажды ей показалось, что она видит что-то позади у подножия Абахос, хотя полной уверенности в этом у нее не было. При сухом воздухе видеть можно на расстоянии даже ста миль. Однако предметы, которые были меньше горы или холма, сливались в единое цветное пятно.
Легкая дымка, которая ей привиделась, вполне могла быть облаком пыли, которое подняли, промчавшись, дикие лошади.
Или ветер. Правда, над темным пятном висела свинцовая дождевая туча. Дождь и пыль не очень совместимы друг с другом.
Нельзя было исключить и простую усталость глаз, которые постоянно пытались найти то, что могло быть и чего быть не могло.
А возможно, это был Слейтер со своей бандой, преследующий их с дьявольским терпением.
Ева прекратила наблюдения и посмотрела наконец вперед.
Сердце ее наполнилось радостью, когда она увидела подъезжавшего Рено. Он называл ее gata, но его самого отличали кошачье проворство и грация.
Рено еще не заговорил, а Ева уже почувствовала, что он чем-то возбужден. Вряд ли кто-либо другой уловил бы еле заметную перемену в его поведении. Кто-либо другой, но не Ева. За время долгих дней путешествия и страстных ночей она успела хорошо изучить его.
– Ну, что ты нашел?
– Почему ты думаешь, что я что-то нашел? – удивился Рено, осаживая лошадь рядом с ней.
– Не дразни, – сказала Ева нетерпеливо.
Улыбаясь, Рено залез в багажную сумку и извлек кусок изогнутого дерева, тщательно завернутого в кожу. Развернул. Обрубок потрескался от времени, рассохся и выгорел на солнце чуть ли не добела.
Ева недоумевающе посмотрела на предмет, лежащий на ладони Рено, затем на его возбужденное лицо.
Улыбаясь, он обнял ее, притянул поближе, поцеловал, затем отпустил и пояснил:
– Это кусок стремени. Испанцы не всегда пользовались железными стременами. Оно сделано из железного дерева, которое растет на другом конце света.
Ева осторожно дотронулась до обломка стремени Когда ее пальцы ощутили гладкое, обветренное дерево, она почувствовала, как холодок пробежал у нее по спине. Она испытала благоговение и одновременно любопытство.
– Интересно, кто был тот человек, который пользовался этим стременем? – задумчиво произнесла Ева. – Священник или солдат? Звали его Coca или Леон? Писал ли он в журнале сам или только смотрел, как пишет кто-то другой? Была ли у него жена в Испании или в Мексике, или он полностью отдал себя служению богу?
– У меня родились такие же мысли, – признался Рено. – И еще представь: кто-то через двести лет найдет сломанное кольцо от подпруги, которое мы бросили в костер вчера… Задумается ли он о том, кто, когда и зачем здесь проезжал? И узнаем ли мы о том, что кто-то подумал о нас через сотни лет после нашей смерти?
Дрожь пробежала по телу Евы. Она отдернула руку.
– Может, это Слейтер найдет наше кольцо и нас вслед за ним.
Рено резко поднял голову.
– Ты обнаружила признаки его банды?
– Я не вполне уверена, – сказала она, показывая назад, – это так далеко.
Поднявшись в стременах, Рено обернулся и стал всматриваться вдаль. Через некоторое время он сел и заявил:
– Я вижу только грозовые облака, кажется, собирается дождь.
– Я подумала было, что это ветер поднимает пыль, – продолжила Ева, – но облака были прямо над тем самым местом. Дождь и пыль в одно и то же время – это как-то несовместимо.
– Здесь все совместимо. Летом так жарко и сухо, что дождь из небольшой тучи не доходит до земли. Капли испаряются прямо в воздухе.
Ева снова посмотрела на облака. Они были свинцовые снизу и кремового цвета сверху.
Чем больше Ева вглядывалась, тем больше убеждалась в правоте Рено. По мере приближения к земле завеса становилась все более прозрачной. Когда она достигала земли, в ней уже не было влаги.
– Сухой дождь! – удивленно воскликнула Ева.
Рено искоса взглянул на нее.
Когда Ева почувствовала, что Рено продолжает пожирать ее взглядом, она улыбнулась ему какой-то загадочной, немного грустной улыбкой.
– Не беспокойся, милый. Ты в безопасности. Я видела корабли из камня и сухой дождь, но даже слабый свет порождает тень.
Не дожидаясь ответа, Ева пришпорила лошадь и помчалась в горы на поиски единственной вещи, на которую ее любимый человек, как он говорил, всегда полагался.
На поиски золота.
Два следующих дня они двигались по дороге настолько старой, что ее с трудом можно было различить в полуденное время, когда солнечные лучи падали отвесно сверху и по цвету напоминали испанские сокровища. По мере того как Ева и Рено поднимались все выше, долины становились все меньше и меньше. Каждый полдень в горах рокотал гром, а между двумя вершинами плясали молнии. Дождь был холодный, обильный, и деревья покрывались серебристыми кружевами.
В промежутках между грозами осины тянули золотистые факелы крон к небу. На каждом шагу Еве и Рено попадались олени и лоси и, словно коричневые призраки, пугливо разбегались в разные стороны. Было много следов диких зверей. Но не было ничего, что указывало бы на то, что в этих местах бывают люди.
В пределы высокогорной долины, о которой упоминали и шаман, и испанский журнал, Рено и Ева въехали молча, приглядываясь к каждому кусту и валуну.
Но нигде не было видно никаких следов затерянного прииска Кристобаля Леона.
«Если бы на горизонте не маячил, словно стервятник, этот негодяй Слейтер, как было бы здорово разбить лагерь возле воды и никуда не двигаться несколько недель.
А лучше – месяцев».
Рено кисло улыбнулся. Кажется, впервые в жизни он не рвался к сокровищам. Его занимали другие исследования.
Он наносил на карту те места, где женское тело было наиболее чувствительно к поцелуям, те, где нужны были легкие и медленные прикосновения, и те, где требовались быстрые, сильные, горячие ласки. Узнавая ее тело, он узнавал и свое. Страсть была одновременно дикой и изысканной, яростной и нежной, требовательной и обновляющей. Он не хотел, чтобы все кончилось раньше, чем они оба допьют хмельное вино до последней капли.
«Пока мы не найдем прииск, ты будешь моей женщиной всякий раз, когда я этого пожелаю».
Ева выполняла взятые на себя обязательства сделки с щедростью, которая была столь же неожиданной и безграничной, как и страсть, их соединявшая. Приходящая порой мысль, что это может вдруг прерваться, была для Рено невыносимой, и он гнал ее от себя.
«Довлеет дневи злоба его. Или: на каждый день своих забот хватает».
Старый совет отдавался эхом в мозгу Рено. Он не вступал с ним в спор. У него достаточно забот и в этот, и в любой другой день.
К этому моменту слухи о мужчине и женщине, едущих вдоль отрогов каменного лабиринта, могли далеко распространиться по таинственным и весьма эффективным каналам, которые существовали на Западе. Стоило путникам встретиться у водного источника или на перекрестке дорог или же выпить по чашечке кофе у костра на стоянке, как об этом становилось известно индейцам, золотоискателям, бродягам, словом, всем желающим.
«Надеюсь, Рейф не забыл наши старые знаки, которые мы оставляли друг для друга в детстве, когда охотились.
И надеюсь, Вулф узнает, что я ищу золото. Он знает страну. Он знает, что мне нужен надежный человек, если я найду его.
Черт бы побрал Слейтера с его полукровкой-следопытом. Любой другой отказался бы от погони неделю назад».
К концу следующего дня Рено и Ева расположились лагерем у подножия красной скалы из песчаника, которая взметнулась в небо, словно вытесанный из монолита парус. С одной стороны выветривание шло быстрее, чем с другой. В результате в скале образовалось окно. Лучи заходящего солнца падали оттуда, окрашивая в сочный золотой цвет все, что оказывалось на их пути.
Но еще более удивительным, чем окно в скале, было негромкое журчание воды поблизости.
Рено рассмешила реакция Евы на воду после долгого путешествия по скалистой пустыне. Когда она увидела струйку воды среди засушливой долины, она стала возбужденно говорить о «реке». Рено начал подтрунивать над ней, однако ничего не возразил, когда она попросила разбить лагерь в том месте, где маленький ручеек разливался и образовывал озерца, поросшие шелестящими тополями.
На закате и ранним утром окружающая их природа могла служить иллюстрацией к фантастической сказке из книги, которую люди разучились читать. Ева порой задавала себе вопрос: уж не оказалась ли она в заколдованной стране, где время остановилось?
– Похоже, что здесь так было вечно, – сказала Ева.
Рено проследил за ее взглядом, обращенным к окну, вырубленному природой в скале.
– Ничто не вечно, – возразил он. – Даже скалы.
Ева взглянула на Рено, затем на каменный парус, взлетающий вверх на фоне бездонного неба.
– Но это кажется вечным, – произнесла она тихо.
– Это только впечатление. Окно становится шире день ото дня. Зернышко за зернышком ветер выдувает из него песчинки, – сказал Рено.
Ева слушала и думала, какие перемены приносит время, хотелось бы того или нет.
– Когда-нибудь небольшое окно превратится в широкую, хорошо продуваемую арку. Потом со временем опоры арки станут тонкими и рухнут, оставив выемку в скале. Затем эту выемку расширят ветер и дождь, и в конце концов останется только большой красный валун и голубое небо.
Дрожь пробежала по телу Евы.
– Трудно представить, что такое может произойти с этой страной.
– Это там, где преобладают песчаники, – объяснил Рено, оглядывая красную стену. – Есть горы, которые ветер превратил в дюны. Даже сам господь бог позабыл те времена, когда они были горами.
Тон Рено заставил Еву оторвать взгляд от фантастического пейзажа. Она зачарованно наблюдала за тем, как Рено спокойно говорил о процессах, для которых требуется так много лет, что совсем уж близко к вечности.
– Затем песок снова превратится в камень, – рассказывал Рено. – Земля повернется, и вырастут новые горы, которые снова будет разрушать ветер… Новые реки побтут к новым морям…
– Пепел из пепла, пыль из пыли, – прошептала Ева.
– Так развивается мир, моя девочка. Начала и концы переплетаются, как рисунки и надписи на стене каньона: индейские, испанские, наши – следы разных народов, разных времен.
Ева окинула взглядом скалу из красного камня, которая казалась такой массивной и неколебимой. Затем она посмотрела на человека, который считает, что все ненадежно, даже камень.
Или любовь.
Рено и Ева продвигались Старым испанским путем. В каждой следующей долине или котловине было все больше воды и все меньше скальных пород. Подъем был настолько пологим, что его можно было заметить, лишь оглянувшись на оставшийся позади каменный лабиринт.
Полынь постепенно сменялась хвойными перелесками, а те в свою очередь уступали место высоким соснам. Красные скалы все более уходили в землю, уже не песчаники, а другие породы поднимались из глубин земли, где под воздействием высоких температур песчаник превратился в кварцит, а известняк – в мрамор.
Не изменилось лишь одно. Всякий раз, когда Рено оглядывался на пройденный путь, он замечал на горизонте слабую дымку из пыли.
– Кто-то идет за нами по следу, – сказал Рено, убирая бинокль.
– Слейтер? – упавшим голосом спросила Ева.
– Они поднимают клубы пыли… Это или люди Слейтера, или банда индейских налетчиков.
– Хорошенький выбор, – пробормотала Ева.
Рено пожал плечами.
– Пожалуй, это скорее Слейтер. У нас нет ничего такого, из-за чего индейцы стали бы преследовать нас уже два дня.
– А если нам попытаться скрыться от них?
– Нет времени, – решительно заявил Рено. – Видишь вон те желтые пятна высоко на склонах?
Ева кивнула.
– Это желтеют осины, – пояснил он. – Я думаю, что эти облака, на которые мы сейчас смотрим, принесут сегодня на высокогорье снег.
– А когда здесь все покроется снегом?
– Это одному богу известно. Бывают годы, когда высокогорье становится непроходимым в первую неделю сентября.
Ева бросила удивленный взгляд.
– Но ведь это совсем скоро!
– А в другие годы перевал открыт вплоть до Дня Благодарения, а то и позже, – добавил Рено.
Ева вздохнула с облегчением.
– Ну, тогда все в порядке!
– Особенно не рассчитывай на это. Буря в одну ночь может намести снежные сугробы высотой по грудь горной лошади.
Ева вспомнила предупреждение в журнале о коротком лете и долгих, суровых зимах в окрестностях прииска. Дон Лайэн говаривал, что если его предков убили не индейцы, то это сделали горы.
– Эти горы не отдают так просто свое золото, – продолжал Рено, словно прочитав мысли Евы.
– Если бы добыча золота была легким делом, кто-нибудь уже давно обчистил бы прииск Лайэнов, – заметила Ева.
Рено поднялся в стременах и стал оглядываться назад.
– Почему Слейтер гонится за нами? – спросила Ева.
– Я думаю, что жадность старика Джерико взяла верх над его жаждой мести, – серьезно сказал Рено.
– Что ты имеешь в виду?
– Он не очень верил в то, что журнал поможет отыскать настоящий золотой прииск.
– Рейли Кинг верил.
– Рейли Кинг был хвастун, бретер и дурак. И верил он в подлинность журнала или нет, Слейтеру было глубоко наплевать. Но когда мы вышли на испанские знаки, Джерико вынужден был задуматься.
– О золоте, – докончила Ева.
Рено кивнул.
– Но он не может читать знаки. А мы можем.
Явно расстроенная Ева посмотрела назад.
– И даже если его команчи справится со знаками, – продолжал Рено, – я уверен, что Джерико задумался о том, какая это чертовски трудная штука – охота за золотом.
– Но он идет за нами.
– Верно. Он ждет, чтобы мы нашли прииск и добыли золото, – спокойно произнес Рено. – А потом нагрянет к нам, как снег на голову.
На некоторое время воцарилось молчание. Наконец Ева неуверенно спросила:
– Так что же нам теперь делать?
– Искать и надеяться на бога, а пуще того – на Кэла, или Вулфа, или Рейфа… Чтобы они прознали про Слейтера, пока он не потерял терпение и не прикончил нас.
– Чем может помочь Калеб или кто-нибудь из твоих друзей? Нас будет трое, а у Слейтера – целая банда.
– По крайней мере двое нас выслеживают… Остальные поднимают такую пыль, что можно говорить о дюжине. Чем дольше они в пути, тем меньше веры его слову. Он уже раза три заменил людей, погибших в засаде.
– A y Калеба есть шансы найти нас?
– Больше, чем у нас найти испанское золото, – коротко ответил Рено.
– Как он узнает, где мы?
– Новости здесь распространяются быстро, а Кэл – человек, который умеет слушать.
– Тогда и Слейтер может узнать о том, что за нами идут другие люди.
– Вполне может, – согласился Рено.
– Тебя это, кажется, не обеспокоило.
– Кэл не собирается убивать меня, – сказал Рено. – Слейтер знает Кэла как Человека из Юмы. Вот это его обеспокоит. Он страшно огорчится, если узнает, что Кэл идет по следу. В перестрелке с Кэлом, Вулфом и со мной были убиты два его братца. То, что случилось с ними, могло бы послужить хорошим уроком для человека более умного и менее подлого, чем Джерико Слейтер.
Миновало еще два дня. Для Евы стало привычным смотреть не только вперед, но и назад. Приложив руки к краям шляпы, она периодически поднималась в стремени и в течение нескольких минут изучала пройденный ею и Рено маршрут.
Однажды ей показалось, что она видит что-то позади у подножия Абахос, хотя полной уверенности в этом у нее не было. При сухом воздухе видеть можно на расстоянии даже ста миль. Однако предметы, которые были меньше горы или холма, сливались в единое цветное пятно.
Легкая дымка, которая ей привиделась, вполне могла быть облаком пыли, которое подняли, промчавшись, дикие лошади.
Или ветер. Правда, над темным пятном висела свинцовая дождевая туча. Дождь и пыль не очень совместимы друг с другом.
Нельзя было исключить и простую усталость глаз, которые постоянно пытались найти то, что могло быть и чего быть не могло.
А возможно, это был Слейтер со своей бандой, преследующий их с дьявольским терпением.
Ева прекратила наблюдения и посмотрела наконец вперед.
Сердце ее наполнилось радостью, когда она увидела подъезжавшего Рено. Он называл ее gata, но его самого отличали кошачье проворство и грация.
Рено еще не заговорил, а Ева уже почувствовала, что он чем-то возбужден. Вряд ли кто-либо другой уловил бы еле заметную перемену в его поведении. Кто-либо другой, но не Ева. За время долгих дней путешествия и страстных ночей она успела хорошо изучить его.
– Ну, что ты нашел?
– Почему ты думаешь, что я что-то нашел? – удивился Рено, осаживая лошадь рядом с ней.
– Не дразни, – сказала Ева нетерпеливо.
Улыбаясь, Рено залез в багажную сумку и извлек кусок изогнутого дерева, тщательно завернутого в кожу. Развернул. Обрубок потрескался от времени, рассохся и выгорел на солнце чуть ли не добела.
Ева недоумевающе посмотрела на предмет, лежащий на ладони Рено, затем на его возбужденное лицо.
Улыбаясь, он обнял ее, притянул поближе, поцеловал, затем отпустил и пояснил:
– Это кусок стремени. Испанцы не всегда пользовались железными стременами. Оно сделано из железного дерева, которое растет на другом конце света.
Ева осторожно дотронулась до обломка стремени Когда ее пальцы ощутили гладкое, обветренное дерево, она почувствовала, как холодок пробежал у нее по спине. Она испытала благоговение и одновременно любопытство.
– Интересно, кто был тот человек, который пользовался этим стременем? – задумчиво произнесла Ева. – Священник или солдат? Звали его Coca или Леон? Писал ли он в журнале сам или только смотрел, как пишет кто-то другой? Была ли у него жена в Испании или в Мексике, или он полностью отдал себя служению богу?
– У меня родились такие же мысли, – признался Рено. – И еще представь: кто-то через двести лет найдет сломанное кольцо от подпруги, которое мы бросили в костер вчера… Задумается ли он о том, кто, когда и зачем здесь проезжал? И узнаем ли мы о том, что кто-то подумал о нас через сотни лет после нашей смерти?
Дрожь пробежала по телу Евы. Она отдернула руку.
– Может, это Слейтер найдет наше кольцо и нас вслед за ним.
Рено резко поднял голову.
– Ты обнаружила признаки его банды?
– Я не вполне уверена, – сказала она, показывая назад, – это так далеко.
Поднявшись в стременах, Рено обернулся и стал всматриваться вдаль. Через некоторое время он сел и заявил:
– Я вижу только грозовые облака, кажется, собирается дождь.
– Я подумала было, что это ветер поднимает пыль, – продолжила Ева, – но облака были прямо над тем самым местом. Дождь и пыль в одно и то же время – это как-то несовместимо.
– Здесь все совместимо. Летом так жарко и сухо, что дождь из небольшой тучи не доходит до земли. Капли испаряются прямо в воздухе.
Ева снова посмотрела на облака. Они были свинцовые снизу и кремового цвета сверху.
Чем больше Ева вглядывалась, тем больше убеждалась в правоте Рено. По мере приближения к земле завеса становилась все более прозрачной. Когда она достигала земли, в ней уже не было влаги.
– Сухой дождь! – удивленно воскликнула Ева.
Рено искоса взглянул на нее.
Когда Ева почувствовала, что Рено продолжает пожирать ее взглядом, она улыбнулась ему какой-то загадочной, немного грустной улыбкой.
– Не беспокойся, милый. Ты в безопасности. Я видела корабли из камня и сухой дождь, но даже слабый свет порождает тень.
Не дожидаясь ответа, Ева пришпорила лошадь и помчалась в горы на поиски единственной вещи, на которую ее любимый человек, как он говорил, всегда полагался.
На поиски золота.
Два следующих дня они двигались по дороге настолько старой, что ее с трудом можно было различить в полуденное время, когда солнечные лучи падали отвесно сверху и по цвету напоминали испанские сокровища. По мере того как Ева и Рено поднимались все выше, долины становились все меньше и меньше. Каждый полдень в горах рокотал гром, а между двумя вершинами плясали молнии. Дождь был холодный, обильный, и деревья покрывались серебристыми кружевами.
В промежутках между грозами осины тянули золотистые факелы крон к небу. На каждом шагу Еве и Рено попадались олени и лоси и, словно коричневые призраки, пугливо разбегались в разные стороны. Было много следов диких зверей. Но не было ничего, что указывало бы на то, что в этих местах бывают люди.
В пределы высокогорной долины, о которой упоминали и шаман, и испанский журнал, Рено и Ева въехали молча, приглядываясь к каждому кусту и валуну.
Но нигде не было видно никаких следов затерянного прииска Кристобаля Леона.
19
– Трудно поверить, что мы не первые, кто достиг этой земли, – сказала Ева, когда они, объехав долину, возвращались к началу этого пути.
– Действительно, – согласился Рено. – И все же есть много признаков того, что люди здесь бывали.
Он остановился и достал бинокль. Но направил его он не на луг. Он не спеша осмотрел зеленую мозаику леса и луга, уходящих вниз, пытаясь найти тех, кто – он в этом был уверен – следует за ними. Латунный футляр бинокля поблескивал при каждом его повороте.
– Есть какие-нибудь следы? – спросила Ева через минуту.
– Видишь пень на краю луга, прямо перед большой елью?
Ева отыскала глазами пень.
– Да.
– Если ты подойдешь поближе, то увидишь на нем следы топора.
– Индейцы?
– Испанцы.
– Откуда ты знаешь?
– Топор был стальной, а не каменный.
– У индейцев тоже есть стальные топоры, – возразила Ева.
– Но не тогда, когда свалили это дерево.
– Как это можно определить?
Рено опустил бинокль и сосредоточил все внимание на Еве. Ее любознательность и сообразительность нравились ему не меньше, чем ее кошачья грация.
– Видишь, корни этой огромной ели обвились вокруг упавшего бревна, которое отрублено от пня? – сказал Рено. – А поскольку ель старая и растет на этом месте давно, значит, бревно лежит на этом месте тоже давно.
– А зачем кто-то потратил столько трудов, чтобы срубить дерево, и не забрал его?
– Возможно, они вынуждены были покинуть место из-за погодных условий или из-за индейцев… А может, пришло известие, что король отказался от услуг иезуитов и что им придется возвращаться домой в кандалах. – Он пожал плечами. – Или, может, им нужна была только крона дерева для крыши или для «куриной лестницы».
Ева сдвинула брови.
– А что такое «куриная лестница»?
– Если мы найдем этот чертов прииск, я постараюсь показать тебе ее, – проговорил Рено, снова поднося бинокль к глазам.
– Если ты перестанешь без конца смотреть назад, возможно, мы и найдем прииск, – ответила Ева.
Резким движением Рено сложил бинокль и выпрямился в седле.
– Там никого нет.
– Этому, наверное, можно порадоваться.
– Я бы еще больше порадовался, если бы точно знал, где они.
– По крайней мере, они не могут готовить нам засаду впереди, – заметила Ева. – Войти в эту долину можно только одним путем.
– Это означает, что и выход только один.
Со стороны вершины, скрытой за облаками, послышался отдаленный раскат грома. Ветер пробивался сквозь лес, словно невидимая река, омывая и раскачивая упругими потоками все, что попадалось ему на пути. Воздух был напоен хвоей. С гор по золотым гребням осин стекал осенний холодок.
Прищурив зеленые глаза, Рено огляделся. Что-то беспокоило его, хотя причину беспокойства он не мог определить.
Ева зевнула и закрыла глаза, затем снова открыла их, любуясь предзакатными красками и радуясь тому, что близится время, когда нужно разбивать лагерь. Она окинула глазами местность, пытаясь угадать, остановятся ли они здесь или же Рено отправится разведать, есть ли проход через многочисленные вершины.
Внимание Евы привлек необычный узор луговой зелени. Растения расположились в форме почти идеального круга. Она знала, что в природе редко встречаются правильные геометрические формы. Не природа – человек придумал строгую планировку садов с ровно подстриженными кронами, прямыми дорожками и живыми изгородями.
Заросший травой круг располагался возле одного из родников, которые давали начало ручью. Ева направила лошадь поближе к луговинке. За пределами круга почва состояла из скального основания с тонким слоем земли сверху. Внутри круга трава была сочной, под ней явно расстилалась почва побогаче.
Когда Рено повернулся к Еве, он увидел, что она ползает на коленях и рассматривает траву. В то же мгновение он понял, что именно в пейзаже его настораживало.
Под порослью травы и кустов угадывались углы и дуги, которые свидетельствовали о том, что когда-то здесь человек что-то вырубал, убирал и строил.
В мгновение ока Рено спешился, выхватил из сумки лопату и направился к Еве. Услышав его шаги, она подняла голову.
– Здесь что-то странное, – начала она.
– Воистину странное.
Рено вонзил лопату в землю и с силой нажал на нее ногой. На глубине шести дюймов лопата звякнула о камень. Он проделал то же самое в другой части круга, затем в третьей… Везде было одно и то же: шесть дюймов земли, затем камень.
Рено направился к центру круга, измеряя лопатой глубину грунта через каждые полшага. Когда он дошел до центра, лопата беспрепятственно погрузилась глубоко в землю.
– Рено!
Он повернулся к Еве с широкой, счастливой улыбкой, в его глазах читалось волнение.
– Мы нашли дробилку, моя сладкая девочка!
– Это хорошо?
Смех Рено был светлым и чистым, как солнечный свет.
– Еще бы, – сказал он. – Лучше этого может быть только одно: найти самое шахту.
– Правда?
Из груди Рено вырвался мурлыкающий блаженный звук.
– Вот здесь центральное отверстие, – показал Рено, энергично махнув лопатой. – Оно удерживало установку, которая прогоняла жернов по руде и разламывала ее в песок.
Ева не успела задать очередного вопроса: Рено нагнулся и стал снова копать, делая это методично и основательно. В конце концов лопата снова звякнула о камень.
– Они использовали эту дробилку долго и много, – объяснил он. – Жернов истер подстилающую породу до такой степени, что образовалась круглая выемка. Когда шахта была заброшена, сюда нанесло земли и выросла трава.
– А кто вращал этот жернов? – спросила Ева. – Даже если сделать плотину, здесь не хватит воды для этого.
– Не видно следов плотины, – сказал Рено.
Он лопатой соскребал землю с основания, постепенно обнажая его. Трещины и швы на его поверхности были заполнены грязью и покрывали камень причудливым темным узором.
– Они могли использовать лошадей, – продолжал Рено. – Но скорее всего для этой цели они использовали рабов. Их было больше, чем лошадей.
Ева стала массировать себе плечи и руки. Хотя на ней была одна из рубашек Рено поверх поношенной рубашки дона Лайэна, она почувствовала озноб. Казалось, сама земля была пропитана жестокостью испанцев и страданиями рабов.
Рено опустился на колено, расковырял лопатой щель и издал торжествующий клич.
– В трещинах ртуть, – объявил он с блеском в глазах. – Нет сомнения, что установка использовалась для дробления металлической руды.
– Как так?
– Испанцы добавляли ртуть к измельченной руде. Ртуть прилипала к золоту, а не к руде. Затем они нагревали эту смесь, выпаривали ртуть и выплавляли золото. Потом заливали золото в формы.
Отряхнув руки, Рено встал и внимательно посмотрел вокруг.
– Что ты ищешь? – поинтересовалась Ева.
– Действительно, – согласился Рено. – И все же есть много признаков того, что люди здесь бывали.
Он остановился и достал бинокль. Но направил его он не на луг. Он не спеша осмотрел зеленую мозаику леса и луга, уходящих вниз, пытаясь найти тех, кто – он в этом был уверен – следует за ними. Латунный футляр бинокля поблескивал при каждом его повороте.
– Есть какие-нибудь следы? – спросила Ева через минуту.
– Видишь пень на краю луга, прямо перед большой елью?
Ева отыскала глазами пень.
– Да.
– Если ты подойдешь поближе, то увидишь на нем следы топора.
– Индейцы?
– Испанцы.
– Откуда ты знаешь?
– Топор был стальной, а не каменный.
– У индейцев тоже есть стальные топоры, – возразила Ева.
– Но не тогда, когда свалили это дерево.
– Как это можно определить?
Рено опустил бинокль и сосредоточил все внимание на Еве. Ее любознательность и сообразительность нравились ему не меньше, чем ее кошачья грация.
– Видишь, корни этой огромной ели обвились вокруг упавшего бревна, которое отрублено от пня? – сказал Рено. – А поскольку ель старая и растет на этом месте давно, значит, бревно лежит на этом месте тоже давно.
– А зачем кто-то потратил столько трудов, чтобы срубить дерево, и не забрал его?
– Возможно, они вынуждены были покинуть место из-за погодных условий или из-за индейцев… А может, пришло известие, что король отказался от услуг иезуитов и что им придется возвращаться домой в кандалах. – Он пожал плечами. – Или, может, им нужна была только крона дерева для крыши или для «куриной лестницы».
Ева сдвинула брови.
– А что такое «куриная лестница»?
– Если мы найдем этот чертов прииск, я постараюсь показать тебе ее, – проговорил Рено, снова поднося бинокль к глазам.
– Если ты перестанешь без конца смотреть назад, возможно, мы и найдем прииск, – ответила Ева.
Резким движением Рено сложил бинокль и выпрямился в седле.
– Там никого нет.
– Этому, наверное, можно порадоваться.
– Я бы еще больше порадовался, если бы точно знал, где они.
– По крайней мере, они не могут готовить нам засаду впереди, – заметила Ева. – Войти в эту долину можно только одним путем.
– Это означает, что и выход только один.
Со стороны вершины, скрытой за облаками, послышался отдаленный раскат грома. Ветер пробивался сквозь лес, словно невидимая река, омывая и раскачивая упругими потоками все, что попадалось ему на пути. Воздух был напоен хвоей. С гор по золотым гребням осин стекал осенний холодок.
Прищурив зеленые глаза, Рено огляделся. Что-то беспокоило его, хотя причину беспокойства он не мог определить.
Ева зевнула и закрыла глаза, затем снова открыла их, любуясь предзакатными красками и радуясь тому, что близится время, когда нужно разбивать лагерь. Она окинула глазами местность, пытаясь угадать, остановятся ли они здесь или же Рено отправится разведать, есть ли проход через многочисленные вершины.
Внимание Евы привлек необычный узор луговой зелени. Растения расположились в форме почти идеального круга. Она знала, что в природе редко встречаются правильные геометрические формы. Не природа – человек придумал строгую планировку садов с ровно подстриженными кронами, прямыми дорожками и живыми изгородями.
Заросший травой круг располагался возле одного из родников, которые давали начало ручью. Ева направила лошадь поближе к луговинке. За пределами круга почва состояла из скального основания с тонким слоем земли сверху. Внутри круга трава была сочной, под ней явно расстилалась почва побогаче.
Когда Рено повернулся к Еве, он увидел, что она ползает на коленях и рассматривает траву. В то же мгновение он понял, что именно в пейзаже его настораживало.
Под порослью травы и кустов угадывались углы и дуги, которые свидетельствовали о том, что когда-то здесь человек что-то вырубал, убирал и строил.
В мгновение ока Рено спешился, выхватил из сумки лопату и направился к Еве. Услышав его шаги, она подняла голову.
– Здесь что-то странное, – начала она.
– Воистину странное.
Рено вонзил лопату в землю и с силой нажал на нее ногой. На глубине шести дюймов лопата звякнула о камень. Он проделал то же самое в другой части круга, затем в третьей… Везде было одно и то же: шесть дюймов земли, затем камень.
Рено направился к центру круга, измеряя лопатой глубину грунта через каждые полшага. Когда он дошел до центра, лопата беспрепятственно погрузилась глубоко в землю.
– Рено!
Он повернулся к Еве с широкой, счастливой улыбкой, в его глазах читалось волнение.
– Мы нашли дробилку, моя сладкая девочка!
– Это хорошо?
Смех Рено был светлым и чистым, как солнечный свет.
– Еще бы, – сказал он. – Лучше этого может быть только одно: найти самое шахту.
– Правда?
Из груди Рено вырвался мурлыкающий блаженный звук.
– Вот здесь центральное отверстие, – показал Рено, энергично махнув лопатой. – Оно удерживало установку, которая прогоняла жернов по руде и разламывала ее в песок.
Ева не успела задать очередного вопроса: Рено нагнулся и стал снова копать, делая это методично и основательно. В конце концов лопата снова звякнула о камень.
– Они использовали эту дробилку долго и много, – объяснил он. – Жернов истер подстилающую породу до такой степени, что образовалась круглая выемка. Когда шахта была заброшена, сюда нанесло земли и выросла трава.
– А кто вращал этот жернов? – спросила Ева. – Даже если сделать плотину, здесь не хватит воды для этого.
– Не видно следов плотины, – сказал Рено.
Он лопатой соскребал землю с основания, постепенно обнажая его. Трещины и швы на его поверхности были заполнены грязью и покрывали камень причудливым темным узором.
– Они могли использовать лошадей, – продолжал Рено. – Но скорее всего для этой цели они использовали рабов. Их было больше, чем лошадей.
Ева стала массировать себе плечи и руки. Хотя на ней была одна из рубашек Рено поверх поношенной рубашки дона Лайэна, она почувствовала озноб. Казалось, сама земля была пропитана жестокостью испанцев и страданиями рабов.
Рено опустился на колено, расковырял лопатой щель и издал торжествующий клич.
– В трещинах ртуть, – объявил он с блеском в глазах. – Нет сомнения, что установка использовалась для дробления металлической руды.
– Как так?
– Испанцы добавляли ртуть к измельченной руде. Ртуть прилипала к золоту, а не к руде. Затем они нагревали эту смесь, выпаривали ртуть и выплавляли золото. Потом заливали золото в формы.
Отряхнув руки, Рено встал и внимательно посмотрел вокруг.
– Что ты ищешь? – поинтересовалась Ева.