Лоуэлл Элизабет. Только ты

   – Саванна Мари хотела жить в Западной Виргинии, где наши семьи до войны обладали фермами, – сказал Рено скороговоркой. – Но я знаю настоящий Запад. Я видел места, где не ступала нога человека, пил из ручьев, чистых, как божья улыбка, проходил через перевалы, у которых еще нет имени… Я держал на ладони каплю росы, горевшую в первых солнечных лучах.
   Ева завороженно смотрела на Рено, удивляясь его волнению, его низкому и в то же время звучному голосу, когда он говорил об этой стране.
   – Когда я первый раз расстался с Саванной Мари, – продолжал Рено, – я так соскучился по ней, что чуть не загнал двух лошадей на пути к ее дому.
   Он замолчал.
   – Она не ждала тебя? – предположила Ева.
   – Нет, она ждала, – медленно произнес Рено, но в его голосе не было тепла. – В то время я еще оставался наиболее привлекательной партией на сто миль вокруг. Она выбежала мне навстречу со слезами счастья на глазах.
   – И что же затем случилось?
   Он пожал плечами.
   – Как обычно. Ее семья устроила вечер, мы вышли прогуляться в сад, и она позволила мне вполне достаточно, чтобы я обезумел.
   Рука Евы натянула повод. Презрение в голосе Рено было как удар кнута.
   – Затем она спросила, готов ли я создать домашний очаг и выращивать лошадей на участке, который выделил ей отец вдоль Каменного ручья. Я умолял ее выйти за меня замуж и отправиться на Запад, на более просторные и богатые земли, чем те, что находятся вдоль Каменного ручья.
   – И она отказалась, – тихо подсказала Ева.
   – Ну, не сразу, – с расстановкой ответил Рено. – Сперва она стала нашептывать мне, как весело будет жить у Каменного ручья. И что мне нужно только сказать «да», как она согласится на все, чего я захочу от нее… Черт побери, ведь она согласилась бы на все…
   Рено покачал головой.
   – Господи, должен быть закон, запрещающий мальчишкам влюбляться… Но как она ни соблазняла меня, – продолжал Рено, – у меня хватило ума не давать обещаний, которые я мог бы выполнить, лишь сломав самого себя. Я уезжал и вновь возвращался с надеждой, уезжал на более долгий срок, а Саванна все ждала…
   Рено снял шляпу, провел длинными пальцами по волосам и энергичным движением вновь водрузил ее на голову.
   – Пока однажды я не обнаружил по приезде, что она уже три месяца как замужем и четыре месяца беременна и что ее избранник вдвое старше меня.
   Ева невольно ахнула, потрясенная последними словами. Рено повернулся к ней и как-то необычно улыбнулся.
   – Я тоже был потрясен, – сказал он задумчиво. – Я был ошеломлен, не мог взять в толк, как это старикан Мэрфи умудрился залезть Саванне под юбку за считанные месяцы, в то время как я ухаживал за ней не один год. Я спросил ее об этом.
   – И что она ответила?
   – Что женщина хочет от мужчины обеспеченности и надежности, а мужчина от женщины – секса и детей, – усмехнулся Рено. – Мэрфи занимал прочное положение. Когда она распалила его до того, что он лишил ее девственности, Мэрфи женился на ней, потому что приличный мужчина обязан жениться на девушке, которую совратил.
   – Похоже, что страсть она взвешивала, как торговец товар.
   – Что-то вроде того, – сухо согласился Рено. – Но это очень полезный урок для мужчины.
   – Не все женщины такие.
   – Я знал за всю свою жизнь лишь одну девушку, которая отдалась из любви, а не ради обручального кольца.
   – Та аристократка с рыжими волосами?
   Он покачал головой.
   – Джесси вынудила Вулфа жениться на ней… чтобы избежать насильственного брака с пьянчугой-лордом.
   – Какой кошмар, – пробормотала Ева.
   – Вулф тоже поначалу так считал, – произнес Рено с улыбкой. – Но затем он изменил мнение.
   – Но ты простил Джесси то, что она поступилась чужим комфортом ради своего, – заметила Ева.
   – Не мне прощать или не прощать ее. Вулф простил. В этом все дело.
   – Но тебе нравится Джесси.
   Настойчивость Евы вызвала в нем раздражение. Ему не хотелось думать о Джесси и Вулфе, Виллоу и Калебе. Их счастье рождало в нем мысль: уж не прошел ли он мимо чего-то важного, что может заполнить пустоту его жизни?
   «Однажды сгоревший дважды застенчив, – сказал он себе. – И навеки холоден».
   Внезапно Рено развернул свою кобылу, поставив ее рядом таким образом, что голова Любимицы оказалась у крупа лошади Евы. Не дав своей спутнице времени отодвинуться, Рено быстро сдвинул шляпу с ее головы, и та повисла у девушки за спиной на кожаном ремешке. Его одетая в перчатку рука скользнула по светлым косам и легла на затылке.
   – Я понимаю, что женщинам приходится компенсировать хитростью недостаток силы. Но это сомнительное достоинство.
   Он перевел взгляд с завораживающих глаз Евы на ее пухлую нижнюю губу.
   – В то же время, – проговорил он низким грудным голосом, – у женщин есть поистине замечательные способности. Особенно у девушек с золотыми глазами и ртом, который дрожит от страха или страсти, призывая мужчину то ли защитить, то ли похитить ее.
   – Я не призываю, – быстро отозвалась Ева.
   – Я помню твой поцелуй. Он был сладкий и горячий. И ты помнишь мои губы.
   У Евы перехватило дыхание, когда она увидела глаза Рено.
   Он улыбнулся, заметив, как на шее у нее забилась жилка.
   – Подумай об этом, gata.
   Рено отпустил Еву и пришпорил чалую.
   – Шевелись, Любимица. Нам нужно покрыть еще много миль, прежде чем доберемся до ранчо Кала.
 
   Ева зачарованно смотрела на небольшие пляшущие языки пламени. Как пламя, ее мысли были неуловимы и в то же время конкретны.
   Она не собиралась размышлять о собственной неожиданно проявившейся чувственности. И все же думала об этом, думала о Рено. Это становилось опасным.
   За темной стеной елей, окружающих лагерь, крикнула сова. Ева вздрогнула.
   – Это всего лишь сова, – раздался голос Рено за ее спиной.
   Ева вскочила и резко повернулась к нему.
   – Ты мог бы не подсматривать за мной, – сказала она сухо.
   – Всякого, кто сидит и смотрит на огонь, как ты сейчас, можно застать врасплох.
   – Я размышляла…
   Рено нагнулся, взял маленький, видавший виды кофейник и плеснул себе в кружку кофе. Затем он присел на корточки возле Евы и стал небольшими глотками отхлебывать дымящийся налиток, глядя на отблески огня в ее волосах.
   – И о чем же ты размышляешь? – спросил Рено.
   Румянец вспыхнул на щеках Евы, ибо она вспоминала, как Рено целовал ее в губы, в шею, в грудь. Она была слишком честной, чтобы не признаться себе: ее влекло к этому человеку. Если бы было иначе, она никогда не пошла бы на дьявольскую сделку, отдававшую ему половину прииска.
   Противоречивые чувства волновали ее, и в этом состоянии она не могла доверять себе. Это делало ее беспомощной, ибо она привыкла полагаться на свою интуицию. Старики Лайэны тоже ценили ее дар видеть не только расклад карт на игорном столе, но и души игроков.
   В то же время донна Лайэн часто предупреждала Еву о необходимости помнить, что движет мужчиной.
   «От женщины мужчина хочет одного, здесь не надо заблуждаться. Если ты это ему позволила, тебе лучше выйти за него замуж, иначе он рано или поздно увильнет и найдет другую».
   – Так о чем же? – повторил свой вопрос Рено.
   Внезапный румянец на щеках Евы заставил Рено подумать, уж не вспоминает ли она, как желание взяло в нем верх над здравым смыслом и едва не заставило наделать глупостей.
   Ему самому этот эпизод постоянно приходил на ум. Чем бы он ни был занят, он все ощущал тонкий запах сирени.
   Но он ничего не позволял себе, несмотря на искус вечерних стоянок, когда полыхал костер и звезды мерцали на темном небе. Он не мог отделаться от ощущения, что их преследуют, и тогда забавы с девочкой из салуна могут стоить ему жизни, в особенности если по следу Рено идет такой хитрый враг, как Слейтер.
   Кроме того, завтра они доберутся до ранчо. Он мучился угрызениями совести по поводу того, что приведет девочку из салуна в сестрин дом.
   И все же…
   – И все-таки о чем ты задумалась? – настойчиво повторил свой вопрос Рено.
   – Гм… Я думала о донне Лайэн, – Ева сказала ту часть правды, которую можно показать мужчине. – И о нашем партнерстве.
   Рот Рено вытянулся в тонкую нитку. Быстрым движением кисти он выплеснул остатки кофе на землю.
   – О золоте? – спросил он саркастически. – Я должен был догадаться. О деньгах все девчонки думают. Но мы еще очень далеки от того, чтобы найти золото.
   – И мы так и останемся далеки, если ты не дашь мне взглянуть на журнал Кристобаля Леона, – парировала она.
   Рено потрогал щетину на подбородке и ничего не сказал.
   – Тебе ведь нечего опасаться, что я сбегу с этим журналом. Даже если бы бедняга Белоногий был подкован, он не сможет потягаться с твоим мустангом.
   Рено посмотрел на Еву. При свете огня ее глаза казались чистыми, словно родниковая вода. Не говоря ни слова, он встал и ушел в темноту. Через минуту он вернулся с журналом в руках. Все так же молча он сел, скрестив ноги, у костра и открыл журнал.
   Видя, что Ева не двигается, он посмотрел на нее.
   – Ты хотела журнал. Вот он.
   – Спасибо, – ответила Ева, протягивая руку.
   Рено медленно покачал головой.
   – Подойди и возьми, – сказал он.
   Взгляд Рено был весьма выразителен. Она осторожно подвинулась бочком, пока не оказалась рядом с ним. Наклонясь над его рукой и вытянув шею, она смогла разобрать выцветшие тонкие буквы.
   A dia vente-uno del ano de 15…
   Первые слова были настолько знакомыми, что она могла читать их без малейшего затруднения.
   «На двадцать первый…»
   – Ты загораживаешь мне свет, – прервал ее Рено.
   – Ах, прости…
   Ева выпрямилась, посмотрела в текст и сказала:
   – Теперь я не вижу.
   – Пожалуйста, – Рено протянул ей журнал.
   – Спасибо.
   – Пожалуйста, – повторил он, улыбаясь в предвкушении чего-то.
   Не успели пальцы Евы коснуться мягкой кожи обложки, как Рено приподнял ее и усадил к себе на колени спиной к своей груди. Когда она попыталась подняться, он задержал ее.
   – Куда-нибудь собралась? – спросил он.
   – Мне так не видно!
   – А ты попробуй открыть журнал.
   – Что?
   – Журнал, – повторил он лаконично. – Трудно читать с закрытой обложкой.
   Ева снова попробовала подняться, но Рено решительно пресек ее попытку.
   – Я сказал, что не буду тебя насиловать, – напомнил он спокойно. – И еще я сказал, что я не запрещаю своим рукам касаться тебя. Я человек слова. А ты? Ты держишь свое слово?
   – Я держу слово… в оговоренных пределах, – протянула Ева сквозь зубы.
   – Докажи это. Начинай читать. Света сейчас достаточно?
   Ева что-то пробормотала, незаметно вздохнула и открыла журнал на первой странице. Она никак не могла сосредоточиться на написанном. Она думала лишь о том, что тело Рено касалось ее спины, ягодиц и бедер.
   Он прижал Еву к себе, взял из ее рук журнал и открыл его.
   – Читай вслух, – приказал он.
   Его голос звучал буднично, словно каждый вечер девушки читали ему вслух, сидя у него на коленях. «Может, так оно и есть», – подумала Ева.
   – Хочу предупредить тебя, – проговорил Рено, растягивая слова, – если что-то будет мне неинтересно, я займусь тем, что меня интересует больше.
   Его голос был откровенно чувственным.
   – На двадцать первый день года 15… – быстро произнесла Ева, надеясь, что Рено не заметит, как дрожит ее голос. – Здесь клякса, и я не могу сказать, это год… год…
   Голос Евы прервался, когда она поняла, что воротник ее жакета сзади оказался сдвинутым вниз, и она ощутила на шее горячее дыхание Рено.
   – Что ты делаешь?
   – Продолжай читать.
   – Тут говорится, кто организовал экспедицию…
   Его усы щекотали ее шею.
   – Читай.
   – Я не могу. Ты отвлекаешь меня.
   – Ты привыкнешь к этому… Читай.
   –…кто организовал экспедицию и сколько было людей, какое у них было оружие и…
   Ева запнулась, почувствовав, как его зубы тихонько покусывают ее кожу.
   – Продолжай, – шепнул он.
   –…и какова была цель.
   Рено чувствовал трепет девушки и спрашивал себя: от страха или от ожидания?
   – А какова была цель? – спросил он.
   Ева напомнила себе, что договор есть договор. Она согласилась на то, что Рено будет касаться ее, языком ли, руками…
   Она не согласилась на дальнейшее.
   – Золото, конечно, – ответила она. – Разве не этого всегда хотели испанцы?
   – Я не знаю… Журнал у тебя… Читай мне…
   – Это не входило в нашу сделку.
   Ева чувствовала, как от его прикосновений у нее замирает сердце. Появилась гусиная кожа.
   Рено снова ощутил трепет Евы и снова задал себе вопрос: была ли это дрожь страха или дрожь наслаждения, поскольку он в течение ряда дней наблюдал и то, и другое в ее распахнутых золотых глазах.
   Вкуса ее кожи и тяжести округлых девичьих бедер все-таки было недостаточно, чтобы он запылал огнем. Он слегка пошевелился, увеличив сладостное давление на свою отвердевшую плоть.
   – Они – испанцы – собирались также крестить индейцев, – быстро проговорила Ева.
   Она попыталась выскользнуть из гнезда его рук. Это только ухудшило ее положение. Или улучшило?
   Она затихла.
   – Собирались, говоришь? – лениво протянул Рено.
   – Да… Так здесь написано…
   – Покажи мне.
   Ева пыталась найти нужную страницу, но пальцы не повиновались ей, к тому же Рено держал журнал таким образом, что она не могла перевернуть за один раз больше одной или двух страниц.
   – Твой большой палец мешает, – сказала она.
   Рено издал горловой звук, выражающий вопрос, который ударил по ее нервам почти так же, как физическое прикосновение.
   – Я не могу переворачивать страницы, – пояснила она.
   Последующие слова Евы потонули в приглушенном прерывистом вдохе, когда шелковистая щеточка усов Рено скользнула по ее шее.
   – Тогда держи журнал сама, – сказал он низким грудным голосом. – А если ты попытаешься вырваться от меня, будем лежать на земле.
   Ева взяла из рук Рено журнал и начала так энергично листать его, словно от того, найдет ли она остальные королевские инструкции, адресованные экспедиции Кристобаля Леона, зависела ее жизнь.
   Длинные, проворные пальцы Рено стали расстегивать ее жакет.
   – Спасти души, – произнесла она торопливо. – Они пытались спасти души.
   – По-моему, ты об этом уже говорила…
   Жакет распахнулся, и прохладный ночной воздух омыл Еву. Она закрыла глаза, чувствуя, что ее сердце переместилось куда-то к горлу.
   – Дальше он… он пишет о поисках путей к испанским миссиям в Калифорнии.
   – Исследования, – сказал Рено грудным голосом. – Продолжай, gata, прочитай мне о неоткрытых землях и спрятанных неизвестно где сокровищах.
   – Они начали путь от Нью-Спейна и…
   Ева тихонько вздохнула, когда последняя пуговица жакета уступила настойчивым пальцам Рено. Поношенная белая рубашка, принадлежавшая некогда дону Лайэну, при свете костра казалась сатиновой.
   – Не паникуй, – заметил Рено. – Я не сделаю ничего, что мы не делали раньше.
   – Ты считаешь, что это может меня успокоить?
   – Испанцы начали путь от Нью-Спейна, – повторил Рено. – А что потом?
   – Они пришли к Скалистым горам с востока…
   У нее прервалось дыхание: его пальцы легонько погладили ей горло и стали ласкать бешено пульсирующую жилку.
   –…а может быть, с запада… Я не знаю… Я не могу…
   Рено расстегнул первую пуговицу ее рубашки.
   –…не могу вспомнить, с какой стороны они… они…
   За первой пуговицей последовала вторая, затем третья.
   – Что они нашли? – тихо спросил Рено, распахивая рубашку. – Золото?
   Ева уронила журнал и схватилась за полы рубашки. Было слишком поздно. Руки Рено гладили ее голую кожу, обещая телу в будущем так много наслаждения.
   – Не сразу… Они нашли… Они нашли…
   Ева издала негромкий вскрик, когда ее грудь мгновенно откликнулась на ласку его ладоней.
   – Стоп, – простонала Ева.
   Но даже она сама не могла решить, было ли это адресовано Рено или самой себе. Затвердевшие девичьи соски чувственно вздрагивали под рукой Рено.
   – Удовольствие, не страх, – выдохнул он ей в затылок. – Мы сгорим дотла у этой горы, gata. Сгорим под покровом этой ночи.
   Ева выскользнула из объятий Рено, едва не упав на землю, когда вырывалась из его настойчивых рук.
   – Нет!
   В первое мгновение Ева думала, что Рено снова усадит ее к себе на колени. Он сделал судорожный выдох, выражая досаду.
   – Все равно, gata. Если я буду продолжать эти игры, я в конце концов возьму тебя. Сейчас я не хочу, чтобы ты вошла как любовница в дом моей сестры.
   Пальцы Евы, застегивавшие жакет, дрожали не от страсти, а от гнева.
   – Этого можешь не бояться! – бросила она.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Я не стану твоей любовницей.
   Веки Рено дрогнули, когда он уловил горечь в ее голосе, но он лишь сказал:
   – Так быстро отказываешься от своего слова?
   Ева вскинула голову, и глаза ее сверкнули, как огоньки.
   – Я согласилась с тем, что ты можешь пытаться соблазнить меня. Но я не гарантировала тебе успеха.
   – О, я добьюсь успеха, – произнес он медленно. – И ты будешь помогать мне в этом на каждом шагу нашего пути. Это будет самая веселая и приятная выплата долга.
   Рено сверкнул улыбкой, что совершенно вывело Еву из равновесия.
   – Не рассчитывай на это, громила с ружьем! Ни одна девушка не мечтает о мужчине, который хочет сделать из нее шлюху.

6

   Перемена, произошедшая с Рено, когда они въехали в широкую долину, где жили Калеб и Виллоу, поразила Еву. Куда-то девалась настороженность в его глазах и в поведении, он стал мягче и улыбчивей. Раньше Ева считала, что Рено где-то за тридцать, сейчас же она пришла к выводу, что он гораздо моложе и намного менее суров, чем казался с первого взгляда.
   Уже одной этой метаморфозы с Рено было достаточно, чтобы Еве понравилась долина. Но для этого были и объективные причины. Здесь открывались необъятные просторы, поскольку долина не была зажата вершинами и отрогами гор. Под лучами солнца серебрился ручей, берега которого густо заросли тополями. Вдали, в конце обширной поляны, поднималась величественная гряда остроконечных гор на фоне сапфирового неба.
   Серо-зеленые живые изгороди, которые разделяли долину на пастбища, казалось, растут здесь всего год или два. Упитанный скот мирно пасся, не беспокоясь при появлении Евы и Рено с вьючными лошадьми. Со стороны ближайшего пастбища гнедой мускулистый жеребец протрубил сбор и галопом помчался к визитерам, подняв, словно знамя, хвост.
   Когда жеребец приблизился, Белоногий беспокойно задвигал ушами и ускорил шаг. Кобыла Рено оставалась совершенно спокойной. Более того, она подняла голову и приветствовала гнедого тихим ржанием.
   – Не в этот год, Любимица, – сказал, улыбаясь, Рено, останавливая танцующую лошадь. – Ты самая лучшая лошадь для езды по пустыне. Отложи роман с Измаилом до тех пор, пока я не найду испанское золото.
   Любимица, негодуя, жевала удила, храпела и даже делала слабые попытки сбросить седока. Рено только засмеялся.
   Затем он направил Любимицу галопом в сторону большого деревянного дома, из которого вышла женщина в белой блузке и пышной зеленой юбке.
   – Мэт? – радостно воскликнула она, глядя на приближающегося всадника. – Это ты?
   – Это я, Вилли, – ответил Рено.
   Он остановил кобылу и добавил с серьезным видом:
   – Если бы это был не я, Кэл уже принял бы меры против нежданный гостей.
   – Это точно, – сказал Кэл, выходя из дома.
   – Команчи все еще беспокоят? – спросил Рено, увидев ружье в руках Калеба.
   Калеб пожал плечами.
   – Бродяги, команчи, золотоискатели… Даже какие-то аристократы понаехали вскоре после твоего отъезда. Страна становится чертовски многолюдной в летнее время.
   – Аристократы, говоришь? Небось, Вулф и подумать об этом не мог.
   – Вулфа и Джесси здесь нет, – сообщила Виллоу. – Они все еще путешествуют. У них медовый месяц.
   Рено улыбнулся. На месте Вулфа он сделал бы то же самое: взял бы молодую красавицу-жену и провел с ней наедине в дикой глуши много-много дней и недель.
   – Мы слышали, что они отправились на запад, – продолжала Виллоу, – в район каменных каньонов. Джесси поклялась, что медовый месяц не кончится до тех пор, пока она не увидит все любимые места Вулфа.
   – Может, я встречу их где-нибудь в Красной Пустыне, – предположил Рено. – А как Рейф? Он уже вернулся?
   Виллоу покачала головой, отчего солнечные блики заиграли в ее белокурых волосах.
   – Он все еще ищет проход через каньон, о котором ему сказал Вулф, такой широкий и глубокий, что его может преодолеть только солнце, – объяснила Виллоу.
   – Какой свежести эти новости?
   – Прошлой недели, – уточнила Виллоу. – Один бродяга, встречавший его на Рио-Верде, останавливался у нас вчера.
   – Он приезжал сюда ради стряпни Вилли, – добавил Калеб, скривив губы. – Говорят, ему сказали, что ради ее бисквитов можно и сотню лишних миль проехать.
   – Черт побери, – пробормотал Рено. – Я надеялся подбить Рейфа на небольшую охоту за золотом.
   Виллоу оторвала взгляд от брата и посмотрела на вьючных лошадей и стройного всадника, которые только сейчас въезжали во двор.
   – Ты нанял мальчика помогать тебе? – спросила она.
   Только Калеб заметил, как переменилось на миг лицо Рено.
   – Не совсем, – ответил Рено. – Это мой… гм… партнер.
   Ева приблизилась настолько, что слышала слова Рено. Она остановила усталую лошадь рядом с чалой и представилась сама. Рено это не понравилось.
   – Меня зовут Ева Старр, – произнесла она спокойно. – А вы, должно быть, сестра Рено.
   Щеки Виллоу порозовели, и она засмеялась.
   – О господи! Простите меня, ради бога, мисс Старр! Да, я Виллоу Блэк, и мне непростительно из-за одежды принять вас за мужчину. Джесси и я – мы обе тоже верхом ездим в брюках.
   Калеб посмотрел на поношенную, мятую блузку и линялые черные брюки из саржи и подумал, что никогда бы не принял всадницу за мужчину. Было нечто настолько женственное в формах, просматривающихся под просторной одеждой, что мужчина не мог ошибиться.
   – Меня зовут Калеб Блэк, – представился он Еве. – Слезайте с лошади и входите в дом. Путь через Великий Водораздел очень долгий и нелегкий для женщины.
   – Да-да, слезайте, – поддержала Виллоу мужа. – Я уже несколько месяцев не имела возможности пообщаться с женщиной.
   Щедрая, приветливая улыбка Виллоу была как бальзам для гордости Евы. Ее ответная улыбка адресовалась также и Калебу, который по габаритам не уступал Рено, однако казался более мягким, особенно когда улыбался.
   – Спасибо, – сказала Ева. – Путь был длинным.
   – Не особенно располагайся, – холодно предупредил Рено, когда она спешилась. – Мы здесь задержимся лишь на то время, которое нужно для замены лошадей.
   Калеб прищурился, почувствовав напряженность в голосе Рено, но ничего не сказал.
   Виллоу, как обычно, высказала вслух то, что думала.
   – Метью Моран, где твои манеры? Не говоря уж о здравом смысле.
   – Нас кое-кто может преследовать, – пояснил Рено. – Я не хочу привести его к вам.
   – Джерико Слейтер? – предположил Калеб.
   Рено удивленно посмотрел на него.
   – Я не хотел бы об этом распространяться, – неохотно проговорил Калеб. – У одного из моих помощников подруга из племени команчи. Ее брат – следопыт у Слейтера.
   – Да, – пробормотал Рено. – Вероятно, по следу идет Слейтер.
   Суровая улыбка, появившаяся на лице Калеба, заставила Еву немедленно пересмотреть свое мнение о мягкости его характера.
   – А я уж было подумал, что ты забыл о моем дне рождения, – продолжил Калеб. – Чертовски здорово, что ты привел Слейтера отпраздновать его… Очень мало из его ребят осталось в живых..
   Тихонько засмеявшись, Рено покачал головой и смирился с неизбежностью.
   – Ладно, Кэл. Мы останемся на ужин.
   – Вы останетесь подольше, – быстро отреагировала Виллоу.
   – Прости, Вилли, – сказал Рено. – Нам предстоит очень долгий путь.
   – Что за спешка? – спросил Калеб. – Что, Слейтер наступает на пятки?
   – Еще нет.
   Рено пошевелился в седле и подумал о том, что не было ложью и не было правдой: ему было чертовски неудобно приводить эту девушку из салуна в дом сестры.
   – С каждым днем высокогорье будет все недоступней, – говорил Рено, – а у нас впереди еще долгий путь, прежде чем мы доберемся до Абахоса. Нам нельзя терять времени.
   – О, Абахос? Ты решил исследовать эту удаленную гряду?
   – Не я. Иезуиты. Во всяком случае, думаю, мы направляемся туда, – добавил Рено, бросив искоса взгляд на Еву.
   – Ты думаешь? – удивленно спросила Виллоу. – Разве ты не знаешь точно?
   – Я не очень силен в староиспанском языке и совсем ничего не понимаю в тайном семейном коде Лайэнов… Вот почему со мной мой… гм… партнер.
   – Вот как! – Удивление Виллоу все еще не рассеялось.
   Что же касается Рено, то он, кажется, решил, что с объяснениями покончено.
   Калеб приложил ладони к глазам и посмотрел на ближайшую вершину за лугом. На ее неровном склоне желтело несколько осин.
   – У тебя еще есть время до закрытия высокогорья, – произнес Калеб уверенно. – На северном склоне осины только начинают желтеть.
   Рено пожал плечами.
   – Кто поручится, что не будет ранних снегопадов…
   Залегшая у рта Рено резкая складка сказала больше, чем его слова. Он не собирался оставаться на ранчо дольше, чем это диктуется необходимостью.