был бланк письма! В углу тесненной бумаги бланка значился флаг Российской
Федерации, замысловатые виньетки и надпись на русском и итальянском языке:
Генеральное консульство России в Венеции, адрес, телефон, факс. Это был
бланк Венецианского консульства. На электронной пишущей машинке напечатан
текст:

"Уважаемый Валентин Дмитриевич, не будете ли вы столь любезны отнести
эту посылку ко мне на дачу в любое время и передать охране. С надеждой на
скорую встречу, ваш Л.Мамонтов"...


...и подпись черной чернильной ручкой.

Это круто меняло дело. Письмо с личной подписью Мамонтова и его плохая
память насчет этой коробки. "Да что у них там целая банда что ли?" -
взмолился про себя Нестеров.
Уходил он в подавленном состоянии. Письмо он, конечно, забрал с собой.
А провожавший его Леснин-Каревский, в шапочке, в дырявых спущенных трениках,
вытянутых в коленках и сзади, крикнул ему вслед:
- А собаки, наверное, пошли в гости. Им один заезжий фраерок обещал про
венецианских сучек рассказать...

13.
Пошел счет времени. Вчера в понедельник, третьего сентября он вручил
постановление о подписке Тупокину, личность убитой женщины нужно было во что
бы то ни стало установить, про коробку осторожненько осведомиться у
Мамонтовой, и обязательно раскрутить Бикчентаева и Алтухова: или они дадут
ему ниточку, или их кандидатуры нужно отмести, чтобы не мешали.
На утро были назначены встречи с Ириной Игоревной, Бикчентаевым и
Мамонтовым.

Эту ночь Ирина Игоревна в комнате сына, а Женечка в комнате дочери
провели без сна. Первая, горестно вздыхая о неполадках в семье, чувствуя
дискомфорт и непонятно откуда взявшуюся вину перед мужем. Вторая - от
собственного чувства.
Однако скоро мечтания увели жену консула далеко от семейных проблем,
она смотрела в невидимый потолок и, улыбаясь, фантазировала о случайной
встрече с Тупокиным где-нибудь на приеме или у общих знакомых. Она льнула
щекой к подушке, предвкушая эту встречу. Она хотела, наконец, открыться и
получить подтверждения его ответных чувств, ей казалось, что это не могло не
осуществиться.
Женечка взяла в понедельник дочь домой из детского сада. В четыре часа
позвонил Нестеров и сказал, что она на сегодня может быть свободна, и что у
него встреча с Алтуховым. Женечка воспользовалась случаем и поехала за
дочерью.
Ксюша увидела маму и разрыдалась. Она была психологически истерзана
постоянным пребыванием в детском саду, атмосферой принуждения к
одинаковости. За санитарным состоянием детей никто не следил, натертые
ножки, нестранное бельишко никто и не думал менять детям, кроме иногда
наведывающихся вечером родителей.
Женечка не приезжала к дочери уже четвертый день, и ребенок был
напуган, Ксюша решила, что ее бросили. Она каждый вечер сидела в раздевалке,
на полке, открыв дверцу в своем шкафчике. Она бросилась в ноги матери,
обняла их и разразилась обвиняющим жалующимся плачем. Только на остановке
автобуса Женечке с трудом удалось успокоить малышку.
Ей шел пятый год, но она была миниатюрна, как Дюймовочка, хрупка, как
только что родившийся жеребенок. Отца она никогда не видела. Муж Женечки,
капитан Железнов, погиб на границе в Таджикистане, возле Калай-Хумба четыре
года назад: всю заставу вырезали афганские душманы.
Женя вернулась в Москву. Поступила в юридический, на заочный, Нестеров
взял ее к себе: замолвил словечко один дальний родственник. А мог бы и без
этого замолвленного слова.
Нестеров сам наполовину памирец. Маму его звали Ниссо, и о ней написана
книга.
В эту ночь Женечка думала о Алтухове. Несерьезные отношения ей были не
нужны, а на серьезные она рассчитывать не могла: не тот человек Алтухов. Но
что же поделаешь, если сердце такой непослушный инструмент, и очень редко
согласовывает свои движения с разумом...

Нестеров шел вдоль высоченных рядов холодильников. Это был склад
неприкосновенных запасов продуктов. В конце этого амбара-морозилки
находилось помещение начальника фасовочного цеха.
Почему на складе неприкосновенных запасов расфасовывали эти самые
запасы и уже скребли по донышку, нужно спросить у президента страны: у него
в хозяйстве такая же ситуация. Очевидно, уже не было никаких сомнений, что
общее благоденствие впредь никогда не кончится, так чего зря держать
продукты?
Нестерову удалось узнать, что номер на целлофане, в который была
запаяна убитая, был не очень старым. Номер этот ставился не производителем
самого упаковочного материала, а работником фасовочного цеха комбината
мясопереработки: для отслеживания передвижения продукции. Упаковка была
предназначена для хранения и перевозки мясной тушки или ее части и уже
подготовлена для использования.
Эта серия упаковки прошла в июле. Значит, готовился преступник заранее.
Планировал. И упаковку заранее добыл и белье жертвы.
Нестерову также удалось установить, что извлечь воздух и запаковать
что-либо в такой пакет можно и в домашних условиях, скажем, водопроводным
насосом, которыми некоторые разбогатевшие дачники откачивают воду из
маленьких бассейнов.

В приемной генерала ФСБ Нестерова уже сидели Ирина Игоревна и
Бикчентаев.
Позвонил заместитель директора генерал-полковник (только что получил)
Шмаков, поинтересовался ходом расследования, спросил, между прочим, не нужно
ли подбросить людей.
Нестеров попросил Алтухова.
- Чем аргументируешь просьбу? - спросил Шмаков.
- Предстоит поездка за рубеж, выход на банковские структуры, - ответил
Нестеров, - Алтухов - специалист по этой части. Да я ему уже и задание дал.
Попросил.
- Добро, только проблем на мою больную голову не создавай. Слышишь?!
Поаккуратнее с Тупокиным! - Шмаков положил трубку.
Телефон Нестерова тут же зазвонил вновь.
Это был Алтухов.
- Ты был прав, Николай Константинович, - сказал он, - мне нужно ехать,
пока особняк без хозяина. Сегодня звонил в консульство. По номеру бланка
удалось установить, что бланк выдан канцелярией консульства Бикчентаеву.
Подпись - поддельная, я с утра торчу у почерковедов. Но в Венецию ехать
надо, штат еще не распущен. Буду выяснять на месте: откуда у этой дамочки
ноги растут.
- Костя, Шмаков дал добро. Работать будешь без прикрытия. Если бы тебя
там не знали, мы бы тебя сделали новым сотрудником консульства, а так к
четвергу, будь добр, сам что-нибудь придумай, может быть, остановиться
следует в гостинице. И поторопись, Костя, - попросил Нестеров, вспомнив о
Тупокине.
- Мне нужны фотографии всех, проходящих по делу, включая труп. Деньги.
Билеты. Виза. Это я так - для самоконтроля.
- У меня Бикчентаев в приемной, - сказал Нестеров, - как бы не спугнуть
голубчика.
- Да уж поосторожнее. Увидимся, пока.
Нестеров наклонился к микрофончику, стоящему на его столе и нажал на
кнопку:
- Бикчентаева попросите ко мне.
Неторопливой походкой высокий смуглый человек, с благородным серебряным
отливом на висках, вошел в кабинет. Посмотрел полуоткрытым взглядом на
Нестерова. Сел в кресло.
Нестеров достал из стола список вопросов.
- Что ж, давайте побеседуем, Руслан Ильич.
- Бикчентаев Руслан Ильич, сорок девятого года рождения, татарин, до
недавнего времени помощник консула России в Венеции... - произнес он,
растягивая слова, словно во рту его была столовская манная каша.
- Нестеров Николай Константинович, генерал майор, начальник отдела ФСБ
России, руководитель следственной бригады. Руслан Ильич, мы же с вами уже в
таком плане беседовали.
- Тогда, зачем вы меня сюда вызвали? - тоном беспредельно
раздраженного, едва сдерживающего себя человека, спросил Бикчентаев.
Нестеров сцепил перед собой пальцы и уставился на них.
- Я вызвал вас, Руслан Ильич, как свидетеля по делу об убийстве
неизвестной гражданки, труп которой был обнаружен в доме вашего
непосредственного руководителя двадцать девятого августа, причастность к
которому вашей персоны не вызывает у меня никаких сомнений.
- Даже так.
- Но ведь вам известно, что круг подозреваемых бесконечно мал. Это -
три человека, которые привозили коробки в последние две недели.
- Однако, один из подозреваемых получил дипломатический ранг и на днях
уезжает за пределы вашей досягаемости, и чихать хотел на ваше следствие.
Другой, с позволения сказать, подозреваемый - ваш приятель, помогающий вам
огородить несчастного Лаврика от беспокойных ночей, а стрелочник все-таки
нужен для отчетности? А? Так, Николай Константинович?
- Нужен, Руслан Ильич. Особенно, если этот стрелочник подделывает
подпись руководителя и направляет на его дачу вещички с ложной
сопроводиловкой. А чуть ранее он вынимает эти вещички из врученной ему
коробки, а на их место кладет труп никому неизвестной гражданки.
- Да вы в своем уме? - тихо поинтересовался Бикчентаев, с оттяжкой
посмотрев на Нестерова. - Я пятый день дом проветриваю: у меня дети, больная
мать. Муллу приглашал, потому что жена засыпать боится.
- На всякий случай?
- А вдруг коробка с трупом и впрямь была среди моих. Я ведь их не
открывал. Какие бланки, какие вещички? Что вы тут наплели?
- Но-но, Руслан Ильич. Не заговаривайтесь.
Бикчентаев неожиданно улыбнулся. Улыбка преобразила его лицо.
- Значит, вы отрицаете, что посылали на дачу Мамонтова через его соседа
Леснина-Каревскиого коробку с чайным сервизом и вот этим поддельным письмом.
- Категорически.
- А какого цвета ваша машинка, Рено, если не ошибаюсь? - спросил вдруг
Нестеров.
- Синего.
- Синего?
- Синего.
- И вы коробку не посылали?
- Нет.
- Скажите, Руслан Ильич, а у вас из кабинета можно было украсть бланк
консульства? Где они хранились? Как использовались?
Бикчентаев встал и подошел к окну. Не всякий, приходивший на допрос в
ФСБ, способен эдак встать, потянуться и подойти к окну. Он присел на
подоконник. Нестеров подошел к нему и поглядел на площадь. На углу здания,
почти под нестеровскими окнами стояла машина Тупокина. Он знал ее номера.
Так, на всякий случай. Хозяин сидел в машине.
Подслушивание через эти стены исключено. Кабинеты проверены на предмет
"жучков", а стекла и стены отражают радиоволны. Значит, кого-то ждет. Не
побоялся засветиться. Всегда можно сказать: родная контора.
Нестеров поблагодарил мысленно Бикчентаева за его необычный порыв и
пошел к Женечке. Он отвел ее в коридор и попросил передать Косте, чтобы тот
немедленно установил наблюдение за Тупокиным. А пока это поручение должна
была выполнять Женечка. Глаза ее загорелись, и она побежала звонить от
оперативников.
Бикчентаев стоял на том же месте, спиной к площади.
- А с чем связана задержка в доставке посылок этих?
- Это не задержка, Николай Константинович. Я намеренно не отвозил
коробки подольше, все-таки у меня надежнее, чем в пустом старом доме.
- Скажите, а вы действительно не знали, что в ваших коробках?
- Если бы знал, я бы дом сейчас не проветривал. Мне теперь неприятно в
комнату входить, где они стояли.
Нестеров понял, что Бикчентаев не знает, что убийству не более двух
недель. Что же тогда помощник мудрит с дополнительной коробкой.
Ясно же, что именно его машину видел Леснин-Каревский. А если так...
- Как вы объясните, что вашу машину - синий Пежо номер 326 - видел
сосед Мамонтова сразу после того, как ему подбросили коробку, и как вы
объясните тот факт, что сопроводительное написано на принадлежащем вам
бланке.
Бикчентаев потупился. Через несколько минут, терпеливо выносимых
Нестеровым, Бикчентаев сказал:
- К трупу я не имею никакого отношения. А коробку, - как вы говорите, -
подбрасывал. Больше ничего не скажу.
Бикчентаева проводили из кабинета два круглолицых сержанта. Ирина
Игоревна Мамонтова, сидевшая в приемной, изумленно проводила его взглядом.

Мамонтов сидел на кухне и с аппетитом съедал обычные московские
пельмени. Впервые за последние два года он сам купил себе еду в обычном
московском супермаркете, бывшей кулинарии: красно-белую пачку пельменей и
сметану.
Пашка был в школе, но Ксения Петровна, еще не выучившая расписание его
уроков и распорядок дня, на всякий случай пошла встречать внука пораньше.
Ирина Игоревна уехала к Нестерову. Мамонтов предвкушал то удовольствие,
с которым он посмотрит ей в глаза сегодня вечером. Он хохотал в душе,
представляя, как несведущая жена будет оговаривать его, Мамонтова, в
кабинете следователя, якобы, во благо мужа, рассказывая о преступлении,
которого тот не совершал.
Как Нестеров умоет ее, пристыдит, раскроет глаза на истинный долг жены
- верить мужу и быть с ним до конца, даже, если он и убийца... Молодец
Нестеров, даже повестку ложную ему прислал, розыгрыш, да и только. Конечно,
можно было не ставить ее в такое неловкое положение, но Ирина Игоревна не
разговаривает с ним, не подпускает к себе и не хочет мириться.

В это время Ирина Игоревна отвечала на вопросы следователя. Она была
весьма хитроумно одета, облегающий коричневый свитерок и брюки подчеркивали
изящность ее фигурки, короткие волосы были тщательно уложены феном, челка,
разделенная прямым пробором, отливала золотистым цветом. По лицу ее можно
было определить, что эта женщина никогда не пользовалась кремом "Балет" и
помадой "Пани Валевска".
От нее так и веяло шиком. По кабинету Нестерова разлился приятный запах
Armani Emporio.
Нестерова интересовал Тупокин. Но Ирина Игоревна, которую следователь
видел впервые, перехватила инициативу с порога.
- Я прошу вас, очень прошу, скажите мне, зачем он это сделал, кто она
на самом деле? Что, Руслан ему помогал? Он тоже сознался? А когда вы поедете
за Лаврентием, и почему это сделали? - затараторила она, не успев протянуть
Николаю Константиновичу повестку.
- Что "почему", Ирина Игоревна? - неторопливо спросил Нестеров.
- Почему он забрал ее в Москву? Ведь можно было бы похоронить ее
достойно в Италии и остаться при этом человеком. И даже избежать
международного скандала! Позор какой! У сына в колледже узнают!
Она всеми силами хотела показать, что абсолютно отстранена от мужа,
старалась представить вниманию Нестерова всю холодность, с которой она
относиться к Мамонтову, и что готова ответить на любые вопросы следователя.
Она не помнила его имени.
- Ирина Игоревна, а Тупокин Леонид Александрович что за человек? -
начал Нестеров.
- Обычный человек, веселый, деликатный. А почему вы меня о нем
спрашиваете?
- А вы знали, что он назначен консулом в Венецию, вместо Лаврентия
Михайловича.
Она отмахнулась:
- Это уже в июле было известно. Мамонтов поехал в Москву за новым
назначением. Но знаете он радостным был не потому, что в Москву ехал, а
потому что из Венеции уезжал. Теперь-то я понимаю почему. Тут приезжает
Тупокин, он отдыхал на корабле. А корабль стоял в Венеции три дня. Такая
удача.
Нестеров не спешил ни цепляться за этот визит Тупокина в Венецию, ни
обелять Мамонтова.
- А почему вы думаете ваш муж так стремился из Венеции? Боялся, что
итальянская полиция узнает о дорожно-транспортном происшествии?
Ирина Игоревна скептически взглянула на Нестерова.
- Это вы называете "ДТП"?! Да я домой возвращаться боюсь. Мы
поругались. Так он в меня вазой запустил, а если бы в висок? Когда же
наступит этому конец?
- А какие отношения у вашего мужа с Тупокиным?
- Дипломатические, - угрюмо ответила Мамонтова, - Как попадается
приличный человек, с интересной судьбой, у которого есть чему поучиться, со
связями опять-таки, Мамонтов нос воротит. Как алкоголик какой-нибудь,
гуляка, вроде Алтухова, тут у нас любовь-да-дружба. А Леонид Александрович
мощней их во сто крат, понимаете. Он в жизни сам всего добился, а не через
папины заслуги.
- Ирина Игоревна, - спросил Нестеров неожиданно сам для себя, - а мог
ваш муж взять из вашего шкафчика, ну, скажем, вот такой гарнитур. Не
припомните, не пропадало у вас?
И он показал ей фотографию белья с биркой фирмы "Liabel - Ragno, Ле
Монти".
Ирина Игоревна долго смотрела на снимок. Зрачки ее желтых глаз то
расширялись, то сужались, как у кошки. Она пожала плечами:
- Не помню. Теоретически, конечно, мог. Мне нужно проверить у себя.
Хотя, конечно, неудобно говорить о своем белье с посторонним, - усмехнулась
Мамонтова.
- Ну, что вы! Ведь с докторами вы обо всем можете беседовать? Вот и мы,
тоже лечим общество, - сморозил пошлость Нестеров, но подумал, что его
собеседница этого все равно не поймет, и закончил: "Так что помогайте".
Он предложил ей чаю. Достал из встроенного бара конфеты и печенье.
- Курите пожалуйста, - он протянул пепельницу. Так вы говорите, Тупокин
был в Венеции, пока Лаврентий Михайлович ездил в Москву?
- Да. На этот раз совершенно без дела. Я впервые сама толком город
увидела, такие уголки побережья, - она обреченно охнула.
- А что же Тупокин останавливался в консульстве?
- Нет-нет, что вы.
Как она не похожа на Анюту. Вроде просто одета, почти не накрашена, а
понятно, что все на ней дорогое и изысканное. Она и держится поэтому так
уверенно. Знает себе цену.
- Посмотрите, а эти вещи вам незнакомы?
Нестеров достал из стола коробочку и еще одно фото.
- Нет, нет, говорю вам, - начала было Ирина Игоревна, и подняла брови,
увидев кулон и заколку. До нее дошло, - это все с убитой? И белье?
Нестеров выжидал. Она прямо посмотрела ему в глаза и произнесла:
- Это ведь из Венеции. Кулон у меня тоже был такой. Но эти безделушки
вечно теряются. Свой я, кажется, подарила.
- Кому, - заинтересовался Нестеров.
- Позвольте мне не говорить, - она засмеялась, - прямо история с
подвесками какая-то. Ришелье, лорд Бэкингэм.
- Я, похож на Ришелье? - коварно улыбнулся Нестеров и чуть не добавил,
что знает настоящее имя Бэкингема.
"До чего же приятно иметь дело с женщинами"...
- Последний вопрос и я уже заношу руку над вашим пропуском: "Кто
собирал коробки, отдавал в руки перевозчиков, заклеивал?".
- Я и Любочка, моя горничная. Коробки с документами, естественно, муж и
Бикчентаев. Ах! - воскликнула она, - что теперь ему будет!..

14.
Странно было проехать мимо собственной дачи на Тренева, свернуть на
Горького, потом на Гаражную, потом на Лермонтова, и, оставив слева - Гоголя,
повернуть направо на Довженко, на чужой участок.
Но в ней ничего не дрогнуло. В темноте сентябрьского вечера дом
высился, как средневековый замок: мрачный, с привидениями. Там когда-то жил
Кочетов. В прошлые времена на этом участке росли шампиньоны. Дача Тупокина
была подсвечена по всему периметру крыши. Возле калитки ярко белел фонарь.
Они поднялись по ступенькам, и Тупокин занялся ключами. Он долго
возился с замками, вошел в дом первым, зажег свет, огляделся, пригласил
Ирину и потом только крикнул водителю, чтобы тот уезжал.
На стенах прихожей висели декоративные тарелки с изображением разных
городов мира. Прямо напротив входа оказалась дверь на кухню. Ирина
осматривалась, пока Тупокин, тяжело ступая, обходил свои владения, что-то
включал, заводил, доставал и переносил. Она прошла в комнату, довольно-таки
небольшую, но уютную с камином и аппаратурой. Она включила музыку и
телевизор.
Отнесла продукты, купленные ими по дороге, на кухню. Идеальная чистота.
Они встретились случайно, возле следственного управления. Ирина
Игоревна была так разбита этим напористым допросом, постоянными намеками на
ее отношения с Тупокиным, что, когда тот наткнулся на нее, она не выдержала
и, осторожно прижавшись лбом к плечу Леонида Александровича, зашмыгала
носом, затрясла плечиками. А он - о, сладостные минуты первого прикосновения
- обнял ее, притянул к себе, вот оно доказательство ее победы! Он утер ее
слезы, нарочито неумело подобрал слова успокоения и усадил в машину. Ирина
Игоревна согласилась приготовить шашлык у него на даче, и лишь на секунду
заскочила домой, взяла необходимое и оставила записку свекрови: "Я уехала на
дачу".
Дома никого не оказалось. Она не стала переодеваться, чувствовала что
подготовленный и для этого для допроса - коричневый ей к лицу.
Наконец, вернулся Тупокин. Он был уже в рубашке и джинсах.
- Ну, что, займемся шашлыком? Проголодалась? Можешь спуститься вниз,
посмотришь какой там бассейн и сауна?
- А может быть помочь?
- Ни за что! Я там включил горячую воду, ты не стесняйся, поплавай,
прими душ. Отдыхай, Ирочка.
И непривычно, и комфортно было ей в этом доме. Что она знала о
Тупокине? И все и ничего. Был какой-то провал в их отношениях с Мамонтовым:
в восьмидесятых они не пересекались. Поэтому она толком не знала, где у него
квартира и есть ли в паспорте Тупокина сведения о браке и детях.
Дом не выдавал тайн своего хозяина. Только некоторые симпатичные
черточки его характера. Все было опрятно и добротно. На кухне - итальянский
гарнитур, под рогожу, в бежевых тонах. На веранде ковер, соломенная мебель,
огромные растения вскинули свои листья к потолку, мило шуршит вода
фонтанчиков, спрятанных в разноцветные камушки, которыми полны мраморные
вазы. Глубокие бархатные кресла. На стенах картины. На полу веранды в углу
открыта дверца в подвал. Крутая длинная лестница ведет в царство здорового
духа. Страшновато спускаться. Слева в подполе отгорожена мастерская. Пахнет
древесиной, стружкой. Прямо - светлая деревянная дверь. Ирина Игоревна не
рассчитывала за нею увидеть такой райский уголок: все из светлой струганной
доски: пол, стены, двери, потолок.
В предбаннике - два кресла, столик с самоваром и телевизор. К двери
прикручен настоящий морской иллюминатор, в иллюминатор вставлена настоящая
картина, написанная маслом: голубое море, голубое небо, маленькая яхта,
крошечная чайка, а под иллюминатором деревянный морской штурвал. На стене
компас и подзорная труба.
В следующем отсеке: небольшой голубой бассейн, над ним маленькое
окошко, выходящее над самой землей во двор перед крыльцом. Сбоку от бассейна
душ. За душем - вход в сауну. В сауну ей нельзя, слабое сердце. А поплавать
Ирина Игоревна всегда любила.
- Не холодно? - спросил Тупокин, входя в душевую. - Можно к тебе?
Он быстро скинул рубашку и джинсы, кинул вещи на деревянную широкую
лавку, медленно спустился в бассейн и приблизился к ней.
- Как там наш шашлык? - спрашивала она уже обнимая его стройное тело и
обвивая его ногами, - не сгорел бы...
Через полчаса, уютно устроившись на разложенном диване с бокалами вина
и шампурами, они смотрели, как чернеют в камине угли, и разговаривали о
сегодняшней встрече Ирины Игоревны с Нестеровым.
- Оставайся, поживи у меня, - предложил Леонид Александрович, - позже я
вызову тебя в Венецию. Хочешь, придумаем тебе должность?
Это ее рассмешило.
- Какую же должность мы мне придумаем?
- Ну, неважно - хоть моей переводчицы, ты же превосходно говоришь
по-итальянски. Мне, кстати, действительно нужна переводчица, у тебя нет на
примете?
- Так тебе я нужна или переводчица? - требовательно спросила Ирина
Игоревна. - А жена?
- Жены никакой нет.
Потом она рассказала Тупокину, который почти не задавал вопросов, о
том, что ее муж сбил в Италии девушку, о том, что скорее всего его скоро
арестуют, как арестовали Бикчентаева, а его, Ленечку, отпустят, наконец, в
Венецию. Потом она попросила:
- Покажи тот кулон, который я тебе подарила в Венеции, он у тебя здесь?
- Зачем?
- Я загадала.
Он встал и взял с камина цепочку. Протянул ее потягивающейся в пушистом
пледе и преисполненной негой Ирине. На цепочке болталась каравелла Колумба.
Этого ей было достаточно, чтобы успокоиться насчет других женщин: и
живых, и мертвых. Она умиротворенно вздохнула и уснула на его плече.

15.
Нестеров проводил Алтухова в Венецию. Прямо из аэропорта он повез жену
в модный бутик (приметил, пока ехали в Шереметьево). Во всяком случае,
модный салон на Тверской должен же быть достойной категории. Он остановил
машину и попросил жену пройти с ним. Анна Михайловна вопросов не задавала.
Надо, значит, надо. Они оказались в магазине из разряда тех, откуда сразу же
хочется сбежать из-за навязчиво улыбающихся продавщиц. Еще недоставало,
чтобы кто-нибудь из них спросил: "Вам помочь?"
- Вот тебе деньги, Анюта. Давай подберем тебе костюм. Пожалуйста, не
отказывайся. Мне очень хочется тебя порадовать. Трать деньги спокойно, у
меня еще осталось двести рублей.
- Откуда? - удивилась жена.
- От взятки. Да ты не бойся, мне еще дадут...
- Дурында, - кивнула Анна Михайловна, - посмотри на себя в зеркало,
взяточник.
- Что, неужели не похож? Надо срочно менять выражение лица.
Нестеров потер небритую щеку. Было раннее утро, когда они выехали за
Алтуховым, чтобы отвезти его в аэропорт, и Нестеров не успел побриться. -
Анют, а может я пойду газетку почитаю, ты уж тут навыбирайся вдоволь и
приходи. Что-нибудь коричневенькое купи, на выход.
Анна Михайловна спрятала деньги в сумочку и отпустила мужа читать
газету. Через двадцать минут она вышла из магазина довольная, сияющая, и
подняла в воздух два больших фирменных пакета с вещами.
Они приехали домой, Нестеров велел жене примерить наряды, а сам пошел
бриться. Не утерпев, так в пене и пришел в спальню и остолбенел: на дверце
шкафа красовался мужской костюм, а рядом сидела исполнившая свой долг,
любящая супруга.

Константин Константинович Алтухов поднялся на третий этаж недорогой
маленькой гостиницы, горничная проводила его по коридору, проверила номер и
предоставила его русскому гостю. Номер Алтухову не понравился, но что