поделаешь, если три звезды на отеле в Италии, как и три звезды на бутылке
молдавского коньяка - ничего не обозначают.
Обои в номере были темноваты и над кроватью засалены, покрывало на
кровати было хоть и чистым, но ветхим, вроде деревенского, зато к
противоположной стене на кронштейне был прикреплен новенький Шарп.
Холодильник и телефон тоже были в наличии. Вода в ванной абсолютно не
поддавалась регулировке, очевидно, хозяин экономил и включал ее, когда
считал нужным. Хотя, может быть, просто старый дом.
Дом был втиснут, как книжка на полке, в строй таких же узких, блеклых
зданий: морской климат не жалеет ярких красок.
Алтухов вышел на бульвар Местре, купил какую-то брошюрку с видами
города, в котором находился, и принужден был прочесть, что Венеция,
оказывается не больше, не меньше, как - город в Италии, имеющий триста
восемьдесят тысяч жителей. Еще он узнал, что город расположен на ста
двадцати островах Венецианской лагуны Адриатического моря. Если бы не
детектив, которым приходится заниматься, он Алтухов, насчитал бы здесь
четыреста мостов и сто пятьдесят протоков, более того увидел бы не только
документы Венецианской жандармерии, а еще и собор Сан-Марко, дворцы Большого
канала, Оперный театр, дворец Дожей, гондольеро, наконец... увы он всего-то,
по-суху и поднялся к российскому консульству.
В кофешке, на углу, где он заказал себе шоколод и круасан, скучно,
тривиально и - как всегда, пасли консульских в этой кафешке два одни и те же
паренька из итальянской сервицио секретто.
Алтухов кивнул им. Они заулыбались, отворачиваясь. Алтухову самому было
интересно, какие передвижения происходят в особняке. Был яркий
средиземноморский полдень. Улицы начинали наполняться служащими, отпущенными
на трехчасовой обед. У столиков на улице нагло выхаживали жирные морские
птицы.
Из ворот консульства вышла сотрудница шифровального отдела Галина
Михеева и направилась прямиком в кафешку.
- Галчонок, приветик, - сказал Алтухов, - спасибо, что вышла.
- Да, не за что, Костик, у нас сейчас тишина. Бикчентаева нет.
-Он арестован, Галка. Точнее задержан до предъявления обвинения.
Галка дала понять, что удивлена аресту Бикчентаева не больше, чем
наступившему обеденному перерыву.
- Там что теперь всех сажают, кто из-за границы возвращается? - на
всякий случай пошутила она.
Алтухову было не до шуток. Нестеров дал ему два дня для выяснения
интересующих его деталей.
- Ты давай пей кофе, и приходи через полчаса на набережную.
- Какого моря?
- Шутница, - Алтухов ущипнул подружку, расплатился за обоих и, назвав
место встречи, выскользнул из кафе.
Один из пареньков, чернявенький, проходил потом мимо Алтухова,
стоявшего за стеклом магазина "Симон Перель", ища его взглядом, но не мог же
он предположить, что русский комитетчик пойдет смотреть итальянское дамское
белье.
Поскольку до Венеции, города мускулистых гондольеро и соблазнительных
фемин, еще не докатилась волна нетрадиционной сексуальной ориентации, то и
для приказчиц магазина мужчина, дерзнувший вторгнуться в их чисто дамское
заведение, да еще русский, стал предметом разговоров на ближайшие полгода.
Такой же вот типчик, да-да, точно этот, что на фотографии, покупал у
них дамский гарнитур всего полтора месяца назад. Они еще были приятно
удивлены столь откровенной свободой нравов, принятой теперь у русских.
С одним из интересующих Алтухова субъектов теперь было все ясно.
Пошли дальше.
Галочка сидела в шезлонге спиной к городу и ела мороженое. Она была
старейшей сотрудницей консульства, Алтухов, да и Мамонтов, когда приходилось
заниматься своими прямыми обязанностями, только ей, Галочке, и доверяли
информацию. Во-первых, без ошибок и быстро она составляла шифрограммы,
во-вторых, так же быстро расшифровывала поступившие, а в-третьих, - без
заскоков девчонка, легкий характер.
Однажды эти сервитосекретовые мальчики из кафе целый месяц ползали за
ней, стоило только Галке выйти за ворота. А это приходилось делать - у Галки
сын. В школу консульских детей отвозили на специально выделенной машине, а
так, в магазин, в кафе - приходилось крепко держать ребенка за руку.
Шантажа в наше время никто не стесняется.
Но Галка выдержала, не сорвалась ни разу. Алтухову она вообще
симпатизировала. Часто помогала по мелочам. Он преподнес ей цветы, причем,
не сорванные по обыкновению на соседней клумбе, а наоборот, аккуратно
нащипанные им с растения, свисающего из какого-то окна.
- Костик, это же лиана. Пойди привяжи обратно.
- Галка, может, ты еще мороженого хочешь? - спросил он доедавшую
мороженое девушку.
- Ха, Алтухов, а если я скажу "да", неужели раскошелишься?
- Конечно, Галочка, обижаешь. Но мой тебе совет: никогда не говори
мужчине "да".
- Давай, Костик, проси. Я слушаю тебя.
- И это правильно, - он, наконец, поднял глаза на море.
Море сегодня было светло-зеленое, прозрачное, с голубыми бликами на
донных камнях. Морской горизонт блестел и сливался с небом.
- Галочка, твоя задача на сегодня: дать мне к вечеру ответы на
следующие вопросы. Кто видел, что именно паковал Бикчентаев в свои коробки?
Кто за ним стоит? Не исчезало ли в последнее время что-нибудь из секретного
архива? Вторая группа вопросов: были ли у консула связи на стороне здесь в
Венеции? Не разыскивал ли его кто-нибудь после отъезда? Не знает ли кто вот
эту женщину, даю тебе фото, можешь его показать народу, потом уничтожь.
Третья группа вопросов: все о Тупокине. Меня не интересует, что говорят о
его приезде, о назначении вообще. Меня интересует, когда он здесь был в
последний раз, как долго, как часто и так далее. Ты понимаешь, Ирина
Игоревна женщина бурных страстей, могла наглупить. Я еду в аэропорт. Нужно
выяснить, сколько коробок вез Бикчентаев.
- Я знаю, кто мне в этом вопросе поможет, - спохватилась Галочка, -
Руслан ведь со своей секретаршей жил, она еще здесь. Может, что-то вспомнит.
- Ты умничка. И тебе причитается небольшая премия от фирмы.
Они давно уже шли по темной прибрежной аллее, потихоньку спускавшейся к
морю.
- У меня еще есть дело - завтра целый день буду в разъездах. А сегодня
вечером приглашаю тебя с Лешкой на карусели, в парк.
Галочка сморщила свою лисью мордочку в сладкую улыбку.
16.
Алтухов пожалел, что пообещал ей поход в парк. К вечеру настроение его
испортилось, он окончательно перестал понимать какую щуку нашаривает рукой в
проруби.
В аэропорте ничего не прояснилось. Таможня, конечно, вспомнила
консульские коробки, всю эту суету и чехарду. Молодцеватые зубастые парни
немало поживились на мамонтовских посылках: сопровождающие их Тупокин,
Алтухов не обладали дипломатическим иммунитетом, каждый раз приходилось
уламывать таможню пропустить груз без досмотра.
В конце концов Мамонтову это удавалось. Были бы лиры. А их всегда можно
посвятить народу, даже и не своему... Таможне оставалось только пересчитать
коробочки и возвратиться на завалинку. Но ни одной физиономии, даже самого
Мамонтова они по фотографиям не опознали. А количество коробок в журнале
регистрации соответствовало первичным данным - нашим родным арабским цифрам
- 5, 13, 5, 7, 5.
Вот почему Алтухову страсть как не хотелось вести Галкиного сморчка на
карусели. Наступала депрессия.
Галка была юркой, остроглазой, с высоким хвостиком на макушке, в белых
брючках и рубашке мужского фасона: чистая белочка. Подруги-сослуживицы не
понимали, почему в Галку никто не влюбляется. И отпугивающего ничего в ней
нет, и внешность приятная, европейская. Единственное, что могло быть тому
причиной - один маленький недостаток - она совершенно не умела быть
соблазнительной, кокетливой.
Шкет, для его-то одиннадцати лет, казался уменьшенным в размерах.
Прямые длинные волосы пострижены по окружности, такой мини-итальянчик в
облегающих шортиках, в которые заправлена рубашка с коротким рукавом.
Галстучек, скажите пожалуйста.
-Галина Владимировна, - заявил Алтухов, пожав предварительно худенькую
детскую ручонку, - если ты мне сейчас не дашь хоть какую-нибудь стоящую
информацию, я уйду в запой, а выйду обратно только где-нибудь в районе
Баренцева моря.
- Не бойсь, старик, - заверила Галка, - все будет хорошо. Давай курнем
вон в той шандецвере.
Они отправили Лешку на американскую горку, а сами пристроились возле
выхода с аттракциона, в беседке. Народ дружно неистово орал, летая то вверх,
то вниз, испытывая собственный организм на выживаемость. Лешка стоял в
очереди.
- Ну, что удалось выяснить?
- А что мне за это будет? - задала свой коронный вопрос довольная
Галка.
- Чего только ни будет, - заверил Алтухов. - Не тяни, мне еще вас
отвозить и в гостиницу возвращаться.
Галка не обиделась. Она вообще никогда не обижалась, и это в ее
сущности иногда казалось недалекостью натуры.
- Ты девку-то эту помнишь, ну, Светку, Руслановскую секретаршу? -
спросила она заговорщицки.
- С такой шевелюрой, как у Джо Дессена?
- Ага. Маленькая, зеленая. Рыдает сидит: любимый уехал. Не хочется
великую любовь омрачать, сказала бы я ей, что у Руслана все секретарши
всегда были наложницами. Сколько здесь работаю, не видела, чтобы у человека
каждые три месяца секретарши менялись. Да и эту дуреху перед оформлением
предупреждали, что начальник похотливый. А она - влюбилась.
- Ну, радость моя, ты посочувствовала девчурке?
Алтухов пускал кольца дыма в вечерний морской воздух.
- Зайчик, я инопланетянина разговорю, лишь бы он человеческий язык
понимал. Или мертвого, не к ночи будет сказано... Короче, этот наш хан
каждую среду и воскресенье ездил к ней на квартиру. Это здесь недалеко. Жене
говорил то же, что и все начальники говорят - деловые встречи в бане.
Привозил продукты, расслаблялся, ехал домой. Чем уж он этих глупышек
очаровывает, он же совершенно неинтересный собеседник...
Алтухов состроил умоляющую мину, а Галка обернулась и помахала
всходящему на аттракцион сынишке.
- Весь в отца...- она повернулась к Алтухову, приблизилась к нему и
сказала, - у Светки до двадцать шестого августа простояла Руслановская
коробка с посудой. Это ты хотел услышать?
- Как ты ее к этому подвела?
- А что сервиз что ль какой ценный стащил, поганец?..
"Если Бикчентаев вывез семь коробок, столько, сколько ему вручил
Мамонтов, но мамонтовский сервиз в это время был, здесь в Венеции, у
секретарши дома до двадцать шестого (двадцать седьмого он был уже на крыльце
у Леснин-Каревского), значит в седьмой коробке Бикчентаев ввез в страну
нечто очень важное, одному ему ведомое," - записал в памяти Алтухов.
В глазах его уже стало рябить от иллюминации, мелькания световых
гирлянд на каруселях и ярких вывесок аттракционов на фоне ночного неба.
- Продолжай, горе луковое, - вздохнул Алтухов, - ты ведь явно не все
выложила.
- Ага. Фото твоей героини никто не опознал. Но ты меня поставил в
неловкое положение. На меня все теперь косятся. Как дура ходила по
консульству, спрашивала: никто фотографию не терял? Никто не признался,
никто не упал в обморок. Это все, что я могла для тебя сделать. Ты уж
извини.
- Как все? А связи Мамонтова? Неужели лучшая половина консульства не
судачит про начальничка.
- Я-то ухом поводила, Костик. Но знаешь, у нас его любили все.
Нормальный был мужик. Не разведчик, но ведь с кем не бывает. Чего его сняли?
Сам жил и другим давал. Видели мы этого Тупокина летом. Как раз в отсутствие
Лаврика. Загорелый, сочный, а такое впечатление, что оскал у него волчий.
Этот нам устроит...
- Он в консульстве останавливался? - спросил Алтухов.
Начался тот непринужденный диалог, в котором зачастую и выясняются
самые тончайшие нюансы.
- Нет. Но с Ириной его всюду встречали. Охрана замучилась бегать по
всему побережью. Романчик у них все-таки был, хотя она каждый вечер в
консульство возвращалась.
- Ну, не совсем же она дура.
-Не знаю. Но Тупокин, между прочим, если б хотел, в консульскую постель
уже тогда бы залез.
- А что ж не залез? Не сильно хотел?
Алтухов намеренно развязно вел тему.
- Да нет, он же на корабле приплыл. Корабль в порту стоял. Там какое-то
ЧП произошло. Дама какая-то утонула. Гражданка России. Наверное, по пьяни.
Иногда случается. Прямо в порту. Точно не знаю в бассейне или в море. Но
наших много из консульства ездило разбираться с полицией. Кажется, дело
прекратили.
- Все-то тебе кажется, а у самой не ушки на макушке, а целые радары.
Молодец. А теперь беги - неси сюда этого мученика.
Лешка, бледный, трясущийся от холодного ночного бриза и только что
испытанного "удовольствия", поддерживаемый Галкой, подошел на синих, как у
сыроежек, ножках к Алтухову и, закатив глаза, точно пьяный, с трудом
проговорил:
- Здо-о-рово!
Галка укутала его в свою кофту, и они пошли к выходу.
Для приличия Алтухов предложил еще покататься на электромобиле, но
Лешка не смог на это даже возразить.
Алтухов взял такси.
Они подъезжали к дому, и Алтухов обдумывал, что ему сказать на
непременное Галкино: "Может зайдешь, чайку выпьешь?"
Но видимо, что-то произошло в ее жизни или в ней самой, потому что она
за весь вечер ни разу не взглянула на Алтухова по обыкновению зазывно
ласково, ни разу не спросила, как у него дела на личном фронте, и ни разу не
отпустила ни одной плоской шуточки. Она растолкала сонного сына, чмокнула
Алтухова в щеку и на прощание сказала:
- Что ж ты разведчик о самом главном не спросил?
Алтухов подумал, погадал, что она хочет услышать, но напрашиваться в
гости не стал, а спросил:
- Ты что, замуж выходишь?
- Ага, за архивиста. Чудо ты в перьях. Он передает тебе привет и вот
эту записочку. Держи, а то неудобно о нашем, о шпионском, в такси
разговаривать. Не пропадай. Может, еще увидимся в Москве.
Она вышла, а через несколько минут Алтухов велел таксисту остановиться
возле гостиницы. Расплачиваясь, он подумал, что никто ему в жизни не
поверит, что в Венеции можно запросто ездить на такси, а не плыть в гондоле,
что здесь множество улиц, и не так много каналов, как это представляется
неискушенным, а чтобы увидеть экзотического гондольеро, надо идти
далеко-далеко, что - лень.
Хотелось спать.
Поднимаясь в лифте он развернул большой консульский бланк (видно не
очень-то у них с отчетностью), на котором было напечатано послание Виктора,
архивариуса консульства, и прочитал следующее.
"Привет, Костик. Чего не заскочишь? Галка сказала, что ты здесь, если
что, можешь рассчитывать на меня. Перед своим отъездом в Москву Руслан Ильич
Бикчентаев забрал у меня целую полку документов по банковским операциям
российских граждан в Венеции строго секретного характера. Ты же знаешь,
Костик, что за фигура Бикчентаев, и почему его сам Мамонт слушался. Так что
пришлось отдать, мне до пенсии один год и восемнадцать дней, - не хочется
досрочно в запас. Если нужны подробности, назначай стрелку. Жду. Твой В."
Алтухов вошел в номер, держа в руках письмецо архивариуса. В номере
его, на его постели, как у себя дома, сидели и смотрели телевизор двое
улыбчивых парней из кафешки на углу улицы Отелло.
17.
Нестеров сладко спал, обняв жену, когда на комоде, стоящем возле
кровати, зазвонил телефон. Анна Михайловна подняла голову и проснулась.
Звонок раздался вновь.
Она стала будить мужа, тот очнулся не сразу, точно был где-то глубоко,
в забытьи. Она поднесла к его уху трубку.
Тут уж он не мог не проснуться: из трубки красиво лился изысканный
Шмаковский мат.
- Да что стряслось-то, скажи толком, - спросонья улыбнулся Николай
Константинович заместителю директора ФСБ.
- Я тебе, блин, в другом месте скажу. Я тебя, Нестеров за одно место
подвешу и буду повторять, пока ты наизусть не выучишь, что этих гавнюков из
разведки трогать нельзя, черт тебя подери-то. Чтоб ты перевернулся.
Нестеров перевернулся на другой бок, чтобы жена ненароком не услышала
брань.
- Ну, перевернулся. Успокойся ты, Максим Леонидович. Не трогал я твоего
Тупокина, в понедельник сниму с него подписку.
- Засунь ты себе эту подписку... Ты почему Бикчентаева в застенках
держишь, тебе жить надоело?!
Нестеров уже сидел на кровати, одев тапочки и очки.
- Максим, ты так орешь, что у меня дети сейчас проснуться. Половина
второго. Ты же прекрасно понимаешь, что без оснований я бы этого не сделал.
Он провез через границу непонятно что под видом дипломатического груза,
говорить отказался...
- А то ты не догадываешься, что он провез и почему? - перебил его
Шмаков.
- Но товарищ генерал, не любовницу, конечно. Пусть посидит, может сам
вспомнит.
- Коля, ты хочешь, чтобы тебе Директор мозги вправил?
- А, ты в этом смысле? - начал догадываться Нестеров. - Что ж он
молчал-то.
- Совсем идиот. Мне только что звонили из Администрации самого, наорали
как на сосунка коровьего, все из-за тебя. Ну, какой резидент тебе, следаку,
будет докладывать, что он агентурные данные для налоговых структур приволок
из города-героя Венеции, а?
- А что ж он это задание так выполнил-то хуе...
- Коля, - предупредила Анна Михайловна...
-Что ж он свое задание так неважно выполнял, что я, простой генерал,
как ты говоришь, "следак", его за яйца схватил, прости Анечка, - добавил
Нестеров, закрыв на секунду трубку рукой.
-В общем так, ты срочно едешь в Лефортово, забираешь Бикчентаева,
целуешь его взасос и относишь домой на руках. И отзываешь Алтухова из
Венеции. Не хватало, чтобы он его там засветил.
- У меня с ним никакой связи нет. Как я тебе его отзову-то?
- Это ты меня спрашиваешь? Ладно. Делай, как знаешь, но я тебя
предупредил.
- А!? Это ты меня, оказывается так предупреждал, Максим Леонидович!
Спасибочко. А почему же тогда твой Бикчентаев привез на дачу столько
коробок, сколько ему консул выдал - семь, а потом еще одну дослал с вещами
Мамонтова. Что или кто тогда было в тех коробках, которые он сам пронес мимо
охранника.
- Да этот сервиз ему жена только двадцать шестого из Италии привезла. И
не суй ты свой нос, куда тебя не просят. Обрезание сделают. Прежде
посоветуйся, Коля!
- С кем, милый ты мой, зам. директора ФСБ, с убийцей?
Шмаков повесил трубку.
Пришлось Нестерову одеться и поехать в заданном направлении.
Бикчентаев отказался ехать на машине Нестерова. Помятый и сонный, он
потихоньку зашагал вдоль дороги, не оглядываясь. Нестеров перегнал его,
остановил машину и вышел на тротуар.
- Руслан Ильич, вы что обиделись?
- Знаешь, что я тебе скажу, Нестеров, мне не до тебя. Мне не нужны ни
твое раскаяние, ни твоя поза. Ты сейчас скажешь, что я сам виноват, и что ты
выполнял свою работу, а мне на это наплевать. Потому что мне вообще
наплевать на тебя и на твоих жмуриков. Мне о других вещах думать положено в
этой жизни: и в камере, и на бабе. Не доходит до тебя?
- В Штирлица играете, Руслан Ильич? Это ничего, это мой любимый
литературный герой, после "Идиота".
Бикчентаев совсем по-другому вел себя сегодня. Он и вправду был хорошим
актером, и, если первые две встречи это был вальяжный дымчатый кот,
презирающий весь мир, то теперь перед ним стоял истерзанный сын своей
отчизны, возвышающийся над всеми нравственностью своей тайной миссии.
- Слушай, гений русской разведки, ты можешь быть человеком? Скажи, что
было в седьмой коробке, и я от тебя отстану. Мне же нужно раскрыть
преступление.
- Ничего там не было: документы я, естественно, вынул, а в коробке
остался венецианский воздух. Я дома что-то переложил в нее из других коробок
и принес все семь, как и полагалось. А потом жена этот дурацкий сервиз
привезла. Нужно было его как-то передать, не засвечиваясь. А вышло наоборот.
На что мне этого чудака подставлять, если я его прямые обязанности за него
полтора года отрабатывал, а он волны на море считал. Ну, все?
- Может быть, вы все-таки поможете следствию, Руслан Ильич... Если
возникнут вопросы...
Тот пожал плечами, и черная машина с темными стеклами откуда ни
возьмись, поднырнула к нему и слизнула его с тротуара. Нестеров поехал
досыпать.
Ночная Москва была пуста и светла от оранжевых фонарей на набережных и
площадях.
Дома Нестерова ожидал странный сюрприз. Точнее в подъезде, на первой же
лестничной клетке. Пока Нестеров поджидал скрипящий и скрежещущий лифт, за
прозрачной сеткой лифтовой шахты обнаружилось какое-то движение. Кто-то
хихикнул, а ломающийся почти что мужской голос тихо произнес:
- Да ничего, жилец какой-то, тоже полуночник. О, анекдот вспомнил...
Не успел Нестеров перенестись в свою молодость, как лифт грохнулся на
свои пружины. Нестеров вошел в кабину и нажал кнопку. Ему вдруг нестерпимо
захотелось хоть одним глазком увидеть эту парочку, хоть в щелочку, хоть в
маленькое окошко кабинки посмотреть на свое прошлое, на свою былую
беспечность, влюбленность.
В окне мелькнула мордашка Верочки - родной дочери!
Нестерова обожгло, он машинально нажал на кнопку "Стоп" и ударил по
кнопке второго этажа, с треском распахнул дверцы, соскочил вниз, через
пролет, и разъединил обнимающихся. Дочь испуганно смотрела на него, а этот
не бреющийся еще верзила, этот переросток в галстуке, пытался отпихнуть
Нестерова от девушки.
- Папа, ты почему не ночевал дома? - негодующе спросила дочь.
Как она была похожа на молодую Анюту.
- А ты? А кто это?
-Мой бой-френд, знакомься, - дочь представила своего возлюбленного.
- Пол-четвертого на часах. Ты что здесь делаешь?
Нестеров начинал понимать, что дочери не требуется его защита, что ее
никто здесь не обижает, а он ставит всех троих в неловкое положение.
- Я уже иду, пап, не беспокойся.
Нестеров по-дурацки, но галантно попрощался и пошел пешком наверх,
буркнув для ясности:
- Я с работы.
"Ну, надо же, дочери еще нет пятнадцати, а она уже дома не ночует, -
возмущался он про себя, - и куда только Анюта смотрит?"
18.
"Труп Леснина-Каревского Валентина Дмитриевича, жителя поселка
Переделкино, пенсионера, разведенного, был обнаружен в березовой роще на
краю поселка гражданкой Мамонтовой Ксенией Петровной, направлявшейся утром
пятнадцатого сентября с внуком на свою дачу в поселке от станции Переделкино
Киевского направления Московской железной дороги", - гласила запись в
журнале дежурной части УВД "Переделкино".
На место прибыл дежурный наряд, но близко к потерпевшему подойти не
смог, так как труп был плотно окружен стаей собак. Они сидели возле мертвого
хозяина, угрюмо озираясь на кучку серых людей, и злобно скалились при любом
их передвижении.
После приезда ветеринарной службы, которую вызвала все та же
сердобольная гражданка Мамонтова, успевшая отвести внука на дачу, собак
удалось обезвредить путем инъекций снотворного, которые были им сделаны, как
белым медведям на дальнем Севере, из специальных пистолетов с
соответствующими зарядами. Часть собак разбежалась, но недалеко. Они сели на
пригорке, за деревьями и стали протяжно подвывать, отворачиваясь от людей.
В это утро разразился ураганный ветер, ветки берез почти горизонтально
поднимаясь, оголяли пространство березняка, людям казалось, что над ними
поднимался потолок.
Милиция получила распоряжение ничего на месте происшествия не трогать,
хотя такая возможность открылась после того, как бежевый фургон забрал тушки
сонных собак. Дело в том, что Ксения Петровна, бегавшая вызванивать в Дом
творчества писателей ветеринаров, позвонила и сыну. Тот, в свою очередь, не
долго думая, сообщил о происшествии генералу ФСБ Нестерову Николаю
Константиновичу, которого это действо непосредственно касалось.
Милиции передали по рации, чтобы они как можно меньше топтались,
правда, какие уж тут могли остаться следы преступления - ветер сметал все,
что не умело зацепиться за деревья и траву. Листья образовали небольшой
сугроб с левого бока трупа Леснина-Каревского, так что почти не заметно было
пятно крови на черной спортивной кофте в области сердца.
- Пулевое ранение в области сердца, - констатировал Полторецкий, -
пролежал не больше десяти часов. Значит, убит ночью, часа в два. Интересно,
что он здесь ночью делал?
- Иногда меня раздражает эта твоя точность, десять часов...-
передразнил Нестеров, - сам не знаю почему.
- Слышал, с каким громом ты помощника Мамонтова отпускал недавно из-под
стражи... еще до убийства этого "бывшего человека". Вот тебе и вся точность,
- растолковал Полторецкий.
Если бы Нестеров был драматургом, в этом месте он написал бы в пьесе
ремарку: "Герой с ужасом хватается за голову".
А он не был драматургом. У него была жена. И он с утра с ней
поссорился. Произошла небольшая стычка из-за дочери. Начиналась пора,
тяжелая для всей Нестеровской семьи: дочь выросла и влюбилась.
Бдительные родители третий день не могли определить границу допустимого
дочернего поведения. Нестеров стоял на более лояльном отношении к первому
робкому чувству ребенка. Анна Михайловна повела себя неожиданно ревниво,
словно речь шла о сыне, а не о дочери. Из-за допущенной Нестеровым грубости
и рассорились супруги в это утро. Ну, надо же такое ляпнуть девочке:
"сначала предохраняться научись!"
Когда Нестерову позвонил Мамонтов, голос генерала был настолько резок,
что Лаврентию Михайловичу показалось, что у того появились какие-то новые
основания подозревать Мамонтова. Поэтому он удивленно спросил:
- Николай Константинович, что с вами? Какие-то известия от Алтухова?
- Да, нет, - ответил Нестеров, еще больше огорчаясь от собственной
молдавского коньяка - ничего не обозначают.
Обои в номере были темноваты и над кроватью засалены, покрывало на
кровати было хоть и чистым, но ветхим, вроде деревенского, зато к
противоположной стене на кронштейне был прикреплен новенький Шарп.
Холодильник и телефон тоже были в наличии. Вода в ванной абсолютно не
поддавалась регулировке, очевидно, хозяин экономил и включал ее, когда
считал нужным. Хотя, может быть, просто старый дом.
Дом был втиснут, как книжка на полке, в строй таких же узких, блеклых
зданий: морской климат не жалеет ярких красок.
Алтухов вышел на бульвар Местре, купил какую-то брошюрку с видами
города, в котором находился, и принужден был прочесть, что Венеция,
оказывается не больше, не меньше, как - город в Италии, имеющий триста
восемьдесят тысяч жителей. Еще он узнал, что город расположен на ста
двадцати островах Венецианской лагуны Адриатического моря. Если бы не
детектив, которым приходится заниматься, он Алтухов, насчитал бы здесь
четыреста мостов и сто пятьдесят протоков, более того увидел бы не только
документы Венецианской жандармерии, а еще и собор Сан-Марко, дворцы Большого
канала, Оперный театр, дворец Дожей, гондольеро, наконец... увы он всего-то,
по-суху и поднялся к российскому консульству.
В кофешке, на углу, где он заказал себе шоколод и круасан, скучно,
тривиально и - как всегда, пасли консульских в этой кафешке два одни и те же
паренька из итальянской сервицио секретто.
Алтухов кивнул им. Они заулыбались, отворачиваясь. Алтухову самому было
интересно, какие передвижения происходят в особняке. Был яркий
средиземноморский полдень. Улицы начинали наполняться служащими, отпущенными
на трехчасовой обед. У столиков на улице нагло выхаживали жирные морские
птицы.
Из ворот консульства вышла сотрудница шифровального отдела Галина
Михеева и направилась прямиком в кафешку.
- Галчонок, приветик, - сказал Алтухов, - спасибо, что вышла.
- Да, не за что, Костик, у нас сейчас тишина. Бикчентаева нет.
-Он арестован, Галка. Точнее задержан до предъявления обвинения.
Галка дала понять, что удивлена аресту Бикчентаева не больше, чем
наступившему обеденному перерыву.
- Там что теперь всех сажают, кто из-за границы возвращается? - на
всякий случай пошутила она.
Алтухову было не до шуток. Нестеров дал ему два дня для выяснения
интересующих его деталей.
- Ты давай пей кофе, и приходи через полчаса на набережную.
- Какого моря?
- Шутница, - Алтухов ущипнул подружку, расплатился за обоих и, назвав
место встречи, выскользнул из кафе.
Один из пареньков, чернявенький, проходил потом мимо Алтухова,
стоявшего за стеклом магазина "Симон Перель", ища его взглядом, но не мог же
он предположить, что русский комитетчик пойдет смотреть итальянское дамское
белье.
Поскольку до Венеции, города мускулистых гондольеро и соблазнительных
фемин, еще не докатилась волна нетрадиционной сексуальной ориентации, то и
для приказчиц магазина мужчина, дерзнувший вторгнуться в их чисто дамское
заведение, да еще русский, стал предметом разговоров на ближайшие полгода.
Такой же вот типчик, да-да, точно этот, что на фотографии, покупал у
них дамский гарнитур всего полтора месяца назад. Они еще были приятно
удивлены столь откровенной свободой нравов, принятой теперь у русских.
С одним из интересующих Алтухова субъектов теперь было все ясно.
Пошли дальше.
Галочка сидела в шезлонге спиной к городу и ела мороженое. Она была
старейшей сотрудницей консульства, Алтухов, да и Мамонтов, когда приходилось
заниматься своими прямыми обязанностями, только ей, Галочке, и доверяли
информацию. Во-первых, без ошибок и быстро она составляла шифрограммы,
во-вторых, так же быстро расшифровывала поступившие, а в-третьих, - без
заскоков девчонка, легкий характер.
Однажды эти сервитосекретовые мальчики из кафе целый месяц ползали за
ней, стоило только Галке выйти за ворота. А это приходилось делать - у Галки
сын. В школу консульских детей отвозили на специально выделенной машине, а
так, в магазин, в кафе - приходилось крепко держать ребенка за руку.
Шантажа в наше время никто не стесняется.
Но Галка выдержала, не сорвалась ни разу. Алтухову она вообще
симпатизировала. Часто помогала по мелочам. Он преподнес ей цветы, причем,
не сорванные по обыкновению на соседней клумбе, а наоборот, аккуратно
нащипанные им с растения, свисающего из какого-то окна.
- Костик, это же лиана. Пойди привяжи обратно.
- Галка, может, ты еще мороженого хочешь? - спросил он доедавшую
мороженое девушку.
- Ха, Алтухов, а если я скажу "да", неужели раскошелишься?
- Конечно, Галочка, обижаешь. Но мой тебе совет: никогда не говори
мужчине "да".
- Давай, Костик, проси. Я слушаю тебя.
- И это правильно, - он, наконец, поднял глаза на море.
Море сегодня было светло-зеленое, прозрачное, с голубыми бликами на
донных камнях. Морской горизонт блестел и сливался с небом.
- Галочка, твоя задача на сегодня: дать мне к вечеру ответы на
следующие вопросы. Кто видел, что именно паковал Бикчентаев в свои коробки?
Кто за ним стоит? Не исчезало ли в последнее время что-нибудь из секретного
архива? Вторая группа вопросов: были ли у консула связи на стороне здесь в
Венеции? Не разыскивал ли его кто-нибудь после отъезда? Не знает ли кто вот
эту женщину, даю тебе фото, можешь его показать народу, потом уничтожь.
Третья группа вопросов: все о Тупокине. Меня не интересует, что говорят о
его приезде, о назначении вообще. Меня интересует, когда он здесь был в
последний раз, как долго, как часто и так далее. Ты понимаешь, Ирина
Игоревна женщина бурных страстей, могла наглупить. Я еду в аэропорт. Нужно
выяснить, сколько коробок вез Бикчентаев.
- Я знаю, кто мне в этом вопросе поможет, - спохватилась Галочка, -
Руслан ведь со своей секретаршей жил, она еще здесь. Может, что-то вспомнит.
- Ты умничка. И тебе причитается небольшая премия от фирмы.
Они давно уже шли по темной прибрежной аллее, потихоньку спускавшейся к
морю.
- У меня еще есть дело - завтра целый день буду в разъездах. А сегодня
вечером приглашаю тебя с Лешкой на карусели, в парк.
Галочка сморщила свою лисью мордочку в сладкую улыбку.
16.
Алтухов пожалел, что пообещал ей поход в парк. К вечеру настроение его
испортилось, он окончательно перестал понимать какую щуку нашаривает рукой в
проруби.
В аэропорте ничего не прояснилось. Таможня, конечно, вспомнила
консульские коробки, всю эту суету и чехарду. Молодцеватые зубастые парни
немало поживились на мамонтовских посылках: сопровождающие их Тупокин,
Алтухов не обладали дипломатическим иммунитетом, каждый раз приходилось
уламывать таможню пропустить груз без досмотра.
В конце концов Мамонтову это удавалось. Были бы лиры. А их всегда можно
посвятить народу, даже и не своему... Таможне оставалось только пересчитать
коробочки и возвратиться на завалинку. Но ни одной физиономии, даже самого
Мамонтова они по фотографиям не опознали. А количество коробок в журнале
регистрации соответствовало первичным данным - нашим родным арабским цифрам
- 5, 13, 5, 7, 5.
Вот почему Алтухову страсть как не хотелось вести Галкиного сморчка на
карусели. Наступала депрессия.
Галка была юркой, остроглазой, с высоким хвостиком на макушке, в белых
брючках и рубашке мужского фасона: чистая белочка. Подруги-сослуживицы не
понимали, почему в Галку никто не влюбляется. И отпугивающего ничего в ней
нет, и внешность приятная, европейская. Единственное, что могло быть тому
причиной - один маленький недостаток - она совершенно не умела быть
соблазнительной, кокетливой.
Шкет, для его-то одиннадцати лет, казался уменьшенным в размерах.
Прямые длинные волосы пострижены по окружности, такой мини-итальянчик в
облегающих шортиках, в которые заправлена рубашка с коротким рукавом.
Галстучек, скажите пожалуйста.
-Галина Владимировна, - заявил Алтухов, пожав предварительно худенькую
детскую ручонку, - если ты мне сейчас не дашь хоть какую-нибудь стоящую
информацию, я уйду в запой, а выйду обратно только где-нибудь в районе
Баренцева моря.
- Не бойсь, старик, - заверила Галка, - все будет хорошо. Давай курнем
вон в той шандецвере.
Они отправили Лешку на американскую горку, а сами пристроились возле
выхода с аттракциона, в беседке. Народ дружно неистово орал, летая то вверх,
то вниз, испытывая собственный организм на выживаемость. Лешка стоял в
очереди.
- Ну, что удалось выяснить?
- А что мне за это будет? - задала свой коронный вопрос довольная
Галка.
- Чего только ни будет, - заверил Алтухов. - Не тяни, мне еще вас
отвозить и в гостиницу возвращаться.
Галка не обиделась. Она вообще никогда не обижалась, и это в ее
сущности иногда казалось недалекостью натуры.
- Ты девку-то эту помнишь, ну, Светку, Руслановскую секретаршу? -
спросила она заговорщицки.
- С такой шевелюрой, как у Джо Дессена?
- Ага. Маленькая, зеленая. Рыдает сидит: любимый уехал. Не хочется
великую любовь омрачать, сказала бы я ей, что у Руслана все секретарши
всегда были наложницами. Сколько здесь работаю, не видела, чтобы у человека
каждые три месяца секретарши менялись. Да и эту дуреху перед оформлением
предупреждали, что начальник похотливый. А она - влюбилась.
- Ну, радость моя, ты посочувствовала девчурке?
Алтухов пускал кольца дыма в вечерний морской воздух.
- Зайчик, я инопланетянина разговорю, лишь бы он человеческий язык
понимал. Или мертвого, не к ночи будет сказано... Короче, этот наш хан
каждую среду и воскресенье ездил к ней на квартиру. Это здесь недалеко. Жене
говорил то же, что и все начальники говорят - деловые встречи в бане.
Привозил продукты, расслаблялся, ехал домой. Чем уж он этих глупышек
очаровывает, он же совершенно неинтересный собеседник...
Алтухов состроил умоляющую мину, а Галка обернулась и помахала
всходящему на аттракцион сынишке.
- Весь в отца...- она повернулась к Алтухову, приблизилась к нему и
сказала, - у Светки до двадцать шестого августа простояла Руслановская
коробка с посудой. Это ты хотел услышать?
- Как ты ее к этому подвела?
- А что сервиз что ль какой ценный стащил, поганец?..
"Если Бикчентаев вывез семь коробок, столько, сколько ему вручил
Мамонтов, но мамонтовский сервиз в это время был, здесь в Венеции, у
секретарши дома до двадцать шестого (двадцать седьмого он был уже на крыльце
у Леснин-Каревского), значит в седьмой коробке Бикчентаев ввез в страну
нечто очень важное, одному ему ведомое," - записал в памяти Алтухов.
В глазах его уже стало рябить от иллюминации, мелькания световых
гирлянд на каруселях и ярких вывесок аттракционов на фоне ночного неба.
- Продолжай, горе луковое, - вздохнул Алтухов, - ты ведь явно не все
выложила.
- Ага. Фото твоей героини никто не опознал. Но ты меня поставил в
неловкое положение. На меня все теперь косятся. Как дура ходила по
консульству, спрашивала: никто фотографию не терял? Никто не признался,
никто не упал в обморок. Это все, что я могла для тебя сделать. Ты уж
извини.
- Как все? А связи Мамонтова? Неужели лучшая половина консульства не
судачит про начальничка.
- Я-то ухом поводила, Костик. Но знаешь, у нас его любили все.
Нормальный был мужик. Не разведчик, но ведь с кем не бывает. Чего его сняли?
Сам жил и другим давал. Видели мы этого Тупокина летом. Как раз в отсутствие
Лаврика. Загорелый, сочный, а такое впечатление, что оскал у него волчий.
Этот нам устроит...
- Он в консульстве останавливался? - спросил Алтухов.
Начался тот непринужденный диалог, в котором зачастую и выясняются
самые тончайшие нюансы.
- Нет. Но с Ириной его всюду встречали. Охрана замучилась бегать по
всему побережью. Романчик у них все-таки был, хотя она каждый вечер в
консульство возвращалась.
- Ну, не совсем же она дура.
-Не знаю. Но Тупокин, между прочим, если б хотел, в консульскую постель
уже тогда бы залез.
- А что ж не залез? Не сильно хотел?
Алтухов намеренно развязно вел тему.
- Да нет, он же на корабле приплыл. Корабль в порту стоял. Там какое-то
ЧП произошло. Дама какая-то утонула. Гражданка России. Наверное, по пьяни.
Иногда случается. Прямо в порту. Точно не знаю в бассейне или в море. Но
наших много из консульства ездило разбираться с полицией. Кажется, дело
прекратили.
- Все-то тебе кажется, а у самой не ушки на макушке, а целые радары.
Молодец. А теперь беги - неси сюда этого мученика.
Лешка, бледный, трясущийся от холодного ночного бриза и только что
испытанного "удовольствия", поддерживаемый Галкой, подошел на синих, как у
сыроежек, ножках к Алтухову и, закатив глаза, точно пьяный, с трудом
проговорил:
- Здо-о-рово!
Галка укутала его в свою кофту, и они пошли к выходу.
Для приличия Алтухов предложил еще покататься на электромобиле, но
Лешка не смог на это даже возразить.
Алтухов взял такси.
Они подъезжали к дому, и Алтухов обдумывал, что ему сказать на
непременное Галкино: "Может зайдешь, чайку выпьешь?"
Но видимо, что-то произошло в ее жизни или в ней самой, потому что она
за весь вечер ни разу не взглянула на Алтухова по обыкновению зазывно
ласково, ни разу не спросила, как у него дела на личном фронте, и ни разу не
отпустила ни одной плоской шуточки. Она растолкала сонного сына, чмокнула
Алтухова в щеку и на прощание сказала:
- Что ж ты разведчик о самом главном не спросил?
Алтухов подумал, погадал, что она хочет услышать, но напрашиваться в
гости не стал, а спросил:
- Ты что, замуж выходишь?
- Ага, за архивиста. Чудо ты в перьях. Он передает тебе привет и вот
эту записочку. Держи, а то неудобно о нашем, о шпионском, в такси
разговаривать. Не пропадай. Может, еще увидимся в Москве.
Она вышла, а через несколько минут Алтухов велел таксисту остановиться
возле гостиницы. Расплачиваясь, он подумал, что никто ему в жизни не
поверит, что в Венеции можно запросто ездить на такси, а не плыть в гондоле,
что здесь множество улиц, и не так много каналов, как это представляется
неискушенным, а чтобы увидеть экзотического гондольеро, надо идти
далеко-далеко, что - лень.
Хотелось спать.
Поднимаясь в лифте он развернул большой консульский бланк (видно не
очень-то у них с отчетностью), на котором было напечатано послание Виктора,
архивариуса консульства, и прочитал следующее.
"Привет, Костик. Чего не заскочишь? Галка сказала, что ты здесь, если
что, можешь рассчитывать на меня. Перед своим отъездом в Москву Руслан Ильич
Бикчентаев забрал у меня целую полку документов по банковским операциям
российских граждан в Венеции строго секретного характера. Ты же знаешь,
Костик, что за фигура Бикчентаев, и почему его сам Мамонт слушался. Так что
пришлось отдать, мне до пенсии один год и восемнадцать дней, - не хочется
досрочно в запас. Если нужны подробности, назначай стрелку. Жду. Твой В."
Алтухов вошел в номер, держа в руках письмецо архивариуса. В номере
его, на его постели, как у себя дома, сидели и смотрели телевизор двое
улыбчивых парней из кафешки на углу улицы Отелло.
17.
Нестеров сладко спал, обняв жену, когда на комоде, стоящем возле
кровати, зазвонил телефон. Анна Михайловна подняла голову и проснулась.
Звонок раздался вновь.
Она стала будить мужа, тот очнулся не сразу, точно был где-то глубоко,
в забытьи. Она поднесла к его уху трубку.
Тут уж он не мог не проснуться: из трубки красиво лился изысканный
Шмаковский мат.
- Да что стряслось-то, скажи толком, - спросонья улыбнулся Николай
Константинович заместителю директора ФСБ.
- Я тебе, блин, в другом месте скажу. Я тебя, Нестеров за одно место
подвешу и буду повторять, пока ты наизусть не выучишь, что этих гавнюков из
разведки трогать нельзя, черт тебя подери-то. Чтоб ты перевернулся.
Нестеров перевернулся на другой бок, чтобы жена ненароком не услышала
брань.
- Ну, перевернулся. Успокойся ты, Максим Леонидович. Не трогал я твоего
Тупокина, в понедельник сниму с него подписку.
- Засунь ты себе эту подписку... Ты почему Бикчентаева в застенках
держишь, тебе жить надоело?!
Нестеров уже сидел на кровати, одев тапочки и очки.
- Максим, ты так орешь, что у меня дети сейчас проснуться. Половина
второго. Ты же прекрасно понимаешь, что без оснований я бы этого не сделал.
Он провез через границу непонятно что под видом дипломатического груза,
говорить отказался...
- А то ты не догадываешься, что он провез и почему? - перебил его
Шмаков.
- Но товарищ генерал, не любовницу, конечно. Пусть посидит, может сам
вспомнит.
- Коля, ты хочешь, чтобы тебе Директор мозги вправил?
- А, ты в этом смысле? - начал догадываться Нестеров. - Что ж он
молчал-то.
- Совсем идиот. Мне только что звонили из Администрации самого, наорали
как на сосунка коровьего, все из-за тебя. Ну, какой резидент тебе, следаку,
будет докладывать, что он агентурные данные для налоговых структур приволок
из города-героя Венеции, а?
- А что ж он это задание так выполнил-то хуе...
- Коля, - предупредила Анна Михайловна...
-Что ж он свое задание так неважно выполнял, что я, простой генерал,
как ты говоришь, "следак", его за яйца схватил, прости Анечка, - добавил
Нестеров, закрыв на секунду трубку рукой.
-В общем так, ты срочно едешь в Лефортово, забираешь Бикчентаева,
целуешь его взасос и относишь домой на руках. И отзываешь Алтухова из
Венеции. Не хватало, чтобы он его там засветил.
- У меня с ним никакой связи нет. Как я тебе его отзову-то?
- Это ты меня спрашиваешь? Ладно. Делай, как знаешь, но я тебя
предупредил.
- А!? Это ты меня, оказывается так предупреждал, Максим Леонидович!
Спасибочко. А почему же тогда твой Бикчентаев привез на дачу столько
коробок, сколько ему консул выдал - семь, а потом еще одну дослал с вещами
Мамонтова. Что или кто тогда было в тех коробках, которые он сам пронес мимо
охранника.
- Да этот сервиз ему жена только двадцать шестого из Италии привезла. И
не суй ты свой нос, куда тебя не просят. Обрезание сделают. Прежде
посоветуйся, Коля!
- С кем, милый ты мой, зам. директора ФСБ, с убийцей?
Шмаков повесил трубку.
Пришлось Нестерову одеться и поехать в заданном направлении.
Бикчентаев отказался ехать на машине Нестерова. Помятый и сонный, он
потихоньку зашагал вдоль дороги, не оглядываясь. Нестеров перегнал его,
остановил машину и вышел на тротуар.
- Руслан Ильич, вы что обиделись?
- Знаешь, что я тебе скажу, Нестеров, мне не до тебя. Мне не нужны ни
твое раскаяние, ни твоя поза. Ты сейчас скажешь, что я сам виноват, и что ты
выполнял свою работу, а мне на это наплевать. Потому что мне вообще
наплевать на тебя и на твоих жмуриков. Мне о других вещах думать положено в
этой жизни: и в камере, и на бабе. Не доходит до тебя?
- В Штирлица играете, Руслан Ильич? Это ничего, это мой любимый
литературный герой, после "Идиота".
Бикчентаев совсем по-другому вел себя сегодня. Он и вправду был хорошим
актером, и, если первые две встречи это был вальяжный дымчатый кот,
презирающий весь мир, то теперь перед ним стоял истерзанный сын своей
отчизны, возвышающийся над всеми нравственностью своей тайной миссии.
- Слушай, гений русской разведки, ты можешь быть человеком? Скажи, что
было в седьмой коробке, и я от тебя отстану. Мне же нужно раскрыть
преступление.
- Ничего там не было: документы я, естественно, вынул, а в коробке
остался венецианский воздух. Я дома что-то переложил в нее из других коробок
и принес все семь, как и полагалось. А потом жена этот дурацкий сервиз
привезла. Нужно было его как-то передать, не засвечиваясь. А вышло наоборот.
На что мне этого чудака подставлять, если я его прямые обязанности за него
полтора года отрабатывал, а он волны на море считал. Ну, все?
- Может быть, вы все-таки поможете следствию, Руслан Ильич... Если
возникнут вопросы...
Тот пожал плечами, и черная машина с темными стеклами откуда ни
возьмись, поднырнула к нему и слизнула его с тротуара. Нестеров поехал
досыпать.
Ночная Москва была пуста и светла от оранжевых фонарей на набережных и
площадях.
Дома Нестерова ожидал странный сюрприз. Точнее в подъезде, на первой же
лестничной клетке. Пока Нестеров поджидал скрипящий и скрежещущий лифт, за
прозрачной сеткой лифтовой шахты обнаружилось какое-то движение. Кто-то
хихикнул, а ломающийся почти что мужской голос тихо произнес:
- Да ничего, жилец какой-то, тоже полуночник. О, анекдот вспомнил...
Не успел Нестеров перенестись в свою молодость, как лифт грохнулся на
свои пружины. Нестеров вошел в кабину и нажал кнопку. Ему вдруг нестерпимо
захотелось хоть одним глазком увидеть эту парочку, хоть в щелочку, хоть в
маленькое окошко кабинки посмотреть на свое прошлое, на свою былую
беспечность, влюбленность.
В окне мелькнула мордашка Верочки - родной дочери!
Нестерова обожгло, он машинально нажал на кнопку "Стоп" и ударил по
кнопке второго этажа, с треском распахнул дверцы, соскочил вниз, через
пролет, и разъединил обнимающихся. Дочь испуганно смотрела на него, а этот
не бреющийся еще верзила, этот переросток в галстуке, пытался отпихнуть
Нестерова от девушки.
- Папа, ты почему не ночевал дома? - негодующе спросила дочь.
Как она была похожа на молодую Анюту.
- А ты? А кто это?
-Мой бой-френд, знакомься, - дочь представила своего возлюбленного.
- Пол-четвертого на часах. Ты что здесь делаешь?
Нестеров начинал понимать, что дочери не требуется его защита, что ее
никто здесь не обижает, а он ставит всех троих в неловкое положение.
- Я уже иду, пап, не беспокойся.
Нестеров по-дурацки, но галантно попрощался и пошел пешком наверх,
буркнув для ясности:
- Я с работы.
"Ну, надо же, дочери еще нет пятнадцати, а она уже дома не ночует, -
возмущался он про себя, - и куда только Анюта смотрит?"
18.
"Труп Леснина-Каревского Валентина Дмитриевича, жителя поселка
Переделкино, пенсионера, разведенного, был обнаружен в березовой роще на
краю поселка гражданкой Мамонтовой Ксенией Петровной, направлявшейся утром
пятнадцатого сентября с внуком на свою дачу в поселке от станции Переделкино
Киевского направления Московской железной дороги", - гласила запись в
журнале дежурной части УВД "Переделкино".
На место прибыл дежурный наряд, но близко к потерпевшему подойти не
смог, так как труп был плотно окружен стаей собак. Они сидели возле мертвого
хозяина, угрюмо озираясь на кучку серых людей, и злобно скалились при любом
их передвижении.
После приезда ветеринарной службы, которую вызвала все та же
сердобольная гражданка Мамонтова, успевшая отвести внука на дачу, собак
удалось обезвредить путем инъекций снотворного, которые были им сделаны, как
белым медведям на дальнем Севере, из специальных пистолетов с
соответствующими зарядами. Часть собак разбежалась, но недалеко. Они сели на
пригорке, за деревьями и стали протяжно подвывать, отворачиваясь от людей.
В это утро разразился ураганный ветер, ветки берез почти горизонтально
поднимаясь, оголяли пространство березняка, людям казалось, что над ними
поднимался потолок.
Милиция получила распоряжение ничего на месте происшествия не трогать,
хотя такая возможность открылась после того, как бежевый фургон забрал тушки
сонных собак. Дело в том, что Ксения Петровна, бегавшая вызванивать в Дом
творчества писателей ветеринаров, позвонила и сыну. Тот, в свою очередь, не
долго думая, сообщил о происшествии генералу ФСБ Нестерову Николаю
Константиновичу, которого это действо непосредственно касалось.
Милиции передали по рации, чтобы они как можно меньше топтались,
правда, какие уж тут могли остаться следы преступления - ветер сметал все,
что не умело зацепиться за деревья и траву. Листья образовали небольшой
сугроб с левого бока трупа Леснина-Каревского, так что почти не заметно было
пятно крови на черной спортивной кофте в области сердца.
- Пулевое ранение в области сердца, - констатировал Полторецкий, -
пролежал не больше десяти часов. Значит, убит ночью, часа в два. Интересно,
что он здесь ночью делал?
- Иногда меня раздражает эта твоя точность, десять часов...-
передразнил Нестеров, - сам не знаю почему.
- Слышал, с каким громом ты помощника Мамонтова отпускал недавно из-под
стражи... еще до убийства этого "бывшего человека". Вот тебе и вся точность,
- растолковал Полторецкий.
Если бы Нестеров был драматургом, в этом месте он написал бы в пьесе
ремарку: "Герой с ужасом хватается за голову".
А он не был драматургом. У него была жена. И он с утра с ней
поссорился. Произошла небольшая стычка из-за дочери. Начиналась пора,
тяжелая для всей Нестеровской семьи: дочь выросла и влюбилась.
Бдительные родители третий день не могли определить границу допустимого
дочернего поведения. Нестеров стоял на более лояльном отношении к первому
робкому чувству ребенка. Анна Михайловна повела себя неожиданно ревниво,
словно речь шла о сыне, а не о дочери. Из-за допущенной Нестеровым грубости
и рассорились супруги в это утро. Ну, надо же такое ляпнуть девочке:
"сначала предохраняться научись!"
Когда Нестерову позвонил Мамонтов, голос генерала был настолько резок,
что Лаврентию Михайловичу показалось, что у того появились какие-то новые
основания подозревать Мамонтова. Поэтому он удивленно спросил:
- Николай Константинович, что с вами? Какие-то известия от Алтухова?
- Да, нет, - ответил Нестеров, еще больше огорчаясь от собственной