МакАртур Максин. Время будущее

 
   Когда двери кольцевого лифта открылись около клиники, мне на мгновение показалось, что я ошиблась уровнем. На площадке царила страшная давка, из толпы раздавались взволнованные возгласы. Однако индикатор лифта правильно указывал уровень, а яркое освещение и широкий проход свидетельствовали о том, что это «Гамма», среднее кольцо.
   Около пятидесяти обитателей станции толпились у главного входа в клинику. Это было пестрое по своему составу сборище землян и чужеземцев, в основном беженцев и безработных докеров в потертой одежде, в их костюмы входили разрозненные элементы формы офицеров Земного Флота и Конфлота. Я пробралась сквозь плотную группу энергично жестикулировавших гарокианцев и чуть не была сбита с ног двумя детьми, гонявшимися за третьим и своими пронзительными голосами подражавшими звуку выстрелов. Такое сборище не характерно для уровня «Гамма». Люди, должно быть, прибыли сюда со всех уголков станции.
   Здесь даже музыка играла: у стены я заметила худого человека с взъерошенными волосами, исполнявшего что-то на струнном инструменте. Это придавало сцене атмосферу праздника. Музыкант перебирал грязными пальцами струны, натянутые на овальную камеру, и притоптывал в такт ногой, не замечая, по-видимому, царящей вокруг суматохи и не обращая внимания на то, бросают ли монетки в лежавший у его ног перевернутый шлем.
   Слова «корабль», «мина» и «выжившие» передавались из уст в уста на общеземном языке и на полудюжине языков других гуманоидов, обитавших на станции. Похоже, пока я спала, слух о произошедших событиях облетел всю Иокасту.
   – Командир!
   С замиранием сердца я повернулась в сторону, откуда донесся этот веселый голос, и увидела Дэна Флориду, самозваного главу общественного информационного центра и защитника прав меньшинств. Он устремился ко мне. Будучи высокого роста, Дэн возвышался над толпой, и казалось, что его темноволосая голова парит над ней, а широкие плечи легко рассекают ее волны, прокладывая путь.
   – Командир Хэлли, – вновь окликнул он меня, стараясь перекричать трех одетых в яркие одежды торговцев, наблюдавших за нами.
   Двое из бывших офицеров Земного Флота тоже повернули головы в нашу сторону.
   – Доброе утро, мистер Флорида. У меня дела в клинике, надеюсь, вы ничего не имеете против.
   Я ругала себя за то, что оказалась такой непредусмотрительной. Мне нужно было воспользоваться другим лифтом, а затем сесть на карикар, который доставил бы меня прямо к черному ходу клиники.
   – Как видите, кое-какая информация все равно доходит до нас, – сказал он, загородив дорогу. – Когда администрация собирается сообщить нам, что происходит?
   – Когда у нас будет что сообщить.
   Дэн лет на пятнадцать моложе и килограммов на пятьдесят тяжелее меня, и, на мой взгляд, ему не следовало бы силой задерживать меня. Я бросила на него возмущенный взгляд, говоривший: «Что ты о себе возомнил?», надеясь, что Мердок выслал мне навстречу кого-нибудь из службы безопасности.
   – Я не располагаю пока никакими достоверными сведениями, и если вы будете загораживать мне дорогу, то так и не получу их.
   Однако Дэн не стронулся с места. Торговцы и некоторые другие свидетели этой сцены придвинулись поближе к нам. Раздались возгласы «Что происходит?» и «Где корабль?».
   – Я получил из надежных источников информацию о том, что один из кораблей Конфедерации пытался добраться до нас, – сказал Флорида. – Вы забрали с его борта оставшихся?
   – Без комментариев.
   Стараясь пробить себе локтями путь, я толкнула Дэна в грудь и почувствовала, какая она твердая и мускулистая. Наконец он сжалился надо мной и уступил дорогу. Но тут кто-то крепко вцепился в мое запястье.
   – Вы и это хотите сохранить в тайне от нас?
   Передо мной возникло лицо одного из диров, мы стукнулись лбами. Он и не думал угрожать мне, у диров просто подобная манера говорить. Но у людей при таких стычках обычно повышается содержание адреналина в крови и возникает непреодолимое желание дать сдачи. Я без долгих размышлений оттолкнула его.
   Флорида шагнул вперед, чтобы помешать диру наброситься на меня. Другие торговцы-диры подняли недовольный гвалт. Рядом со мной появились два лейтенанта Конфлота с петличками техников, готовые защитить меня от дира. Флорида что-то спрашивал у меня, торговцы и лейтенанты ожесточенно спорили, все говорили одновременно, не слушая друг друга. К нам подошли несколько служащих и вступили в перебранку с офицерами Конфлота. Это было просто смешно. Я скользнула за спины лейтенантов, стараясь, чтобы в суматохе мои действия оставались незамеченными. Галдящая толпа расступилась и вновь сомкнулась за мной.
   – А как вы можете прокомментировать слух о том, что члены экипажа находятся в спячке?
   Флорида спешил вырваться из толпы вслед за мной. Несколько расшалившихся ребятишек вертелись у его ног, подхватив последние слова журналиста и распевая во все горло: «В спячке! В спячке!»
   – Не понимаю, о чем вы, – буркнула я.
   – Всё вы прекрасно понимаете: я говорю о криостазе, заморозке с применением криогенных технологий, при которой человек впадает в спячку.
   – Без комментариев, – повторила я и вошла в клинику.
   Элеонор Джаго ожидала меня в одной из лабораторий. Она прохаживалась мимо капсул с криогенным веществом, которые мы извлекли из таинственного корабля. Капсулы находились в большой прозрачной карантинной камере. Элеонор и два мед-техника направили роботизированные датчики к одной из капсул, чтобы исследовать ее механизм. Капсула напоминала гроб с переплетенными проводами и сверкающей жидкостью, отливавшей в голубом освещении камеры странным цветом. Да, для большинства пассажиров старого корабля капсулы действительно стали гробами.
   Меня все еще трясло после инцидента перед клиникой. Настроение толпы нельзя было назвать агрессивным, но в таком легковозбудимом состоянии люди способны на любую выходку. Я и не подозревала, что среди рядовых обитателей станции царит такое напряжение. Их требование знать все, что происходит, было совершенно справедливо.
   Но ими двигало еще что-то. Я не могла отделаться от чувства, что изоляция Иокасты усугубила очень серьезную проблему, проблему, коренящуюся в системе сложившихся взаимоотношений в Конфедерации. Никто не хочет находиться в самом низу иерархической лестницы, но именно это место было отведено Земле и другим представителям «Девяти Миров» в течение целых шестидесяти лет существования Конфедерации. До тех пор, пока инвиди не разрешат нам пользоваться своими технологическими открытиями, а кчеры не поделятся богатством, моя станция обречена на жалкое существование.
   Прислонившись к стеклянной стене, я смотрела на «гроб». А Элеонор, которая заметила, что я вошла в клинику, заканчивала в это время подготовку к операции взятия проб на анализ, стоя у монитора.
   Мы ни разу не говорили с Элеонор по душам с тех пор, как погиб ее близкий друг Лео. Он входил в команду ремонтников, состоявшую из пятнадцати человек, которая два месяца назад застряла на неисправной платформе. Произошедший взрыв вынудил ремонтников укрыться во внутренней части платформы, где у них не оказалось доступа к аварийным средствам управления, и они, дрейфуя, вышли из зоны безопасности и приблизились к одному из серых кораблей сэрасов. У нас на станции имелась система дистанционного управления. Кроме того, мы готовились послать за нашими ремонтниками шаттл. Некоторое время у меня действительно имелся доступ к управлению двигателями платформы, но это длилось очень недолго. События развивались слишком быстро. Оружие сэрасов коснулось своими зелеными лучами нашей платформы и моментально уничтожило ее. Я не верила собственным глазам. Мне казалось, что этого просто не может быть. Черт возьми, мы же собирались выручить нашу команду из беды! Как я хотела вернуться хотя бы на полчаса назад, чтобы попытаться действовать быстрее и эффективнее. Чтобы сделать хоть что-то для наших ребят.
   После гибели Лео Элеонор замкнулась и не желала, как прежде, поддерживать со мной дружеские отношения. Она вежливо приняла от меня соболезнования, стойко держалась на торжественной церемонии, посвященной памяти погибших, а затем с головой ушла в работу. Что, честно говоря, было очень хорошо, так как у нас не хватало медиков и мы не могли позволить им отлучиться из клиники даже на несколько дней. Но когда Элеонор наконец нашла в себе силы посмотреть мне прямо в глаза, я увидела в ее взгляде отчужденность, и это помешало мне избавиться от чувства вины.
   Нам следовало откровенно поговорить друг с другом, но я боялась услышать то, что она могла мне сказать, и мне постоянно казалось, что Элеонор за что-то сердится или обижается на меня. Она прекрасно выглядела, но даже в лучшие времена было трудно определить, что творится в ее душе. А сейчас они были далеко не лучшими.
   – Что с выжившими? – спросила я, кивнув в сторону камеры, в которой находились пустые капсулы.
   – Мне удалось перевести их под контроль нашей системы жизнеобеспечения, – ответила Элеонор.
   Доктор Джаго – высокая крупная женщина, у нее размеренные, но не замедленные движения, и она никогда не повышает голос. Земной акцент смягчает впечатление холодности, которое производит ее манера общения.
   – Криогенная среда защитила людей от самого губительного излучения. Это очень интересное вещество. Сейчас мы произведем его анализ. Системы поддержания жизненных функций внутри капсул прекрасно функционировали и пробудили членов экипажа без серьезных травматических последствий.
   – Почему же остальные десять не сработали столь же безупречно?
   Я заглянула в один из «гробов». Под липким слоем криогенной жидкости имелась мягкая обивка.
   – Главным образом из-за воздействия внешнего фактора – повреждения капсул при взрыве, – ответила Элеонор и кивнула в сторону коридора. – Пойдемте. Я сообщила трём оставшимся в живых членам экипажа, какой сейчас год и что они находятся среди друзей.
   – Они в состоянии говорить?
   – Я предпочла бы, чтобы это было не так. – Направляясь вместе со мной к выходу из лаборатории, доктор Джаго кивнула на ходу одному из медтехников, давая понять, что она уходит. – Один из них, похоже, несколько расстроен. Учитывая сложившиеся обстоятельства, я подумала, что было бы лучше ответить на его вопросы, прежде чем он расстроит двух других своих товарищей.
   Она провела меня в широкий, залитый ярким светом холл. После нападения сэрасов мы в первую очередь отремонтировали отражатель, относившийся к клинике, и, несмотря на то что она находилась в среднем кольце, это была одна из самых хорошо освещенных зон станции. Каждый раз, когда я прихожу сюда, чтобы увидеться с доктором Джаго, то кожей ощущаю тепло безопасного излучения.
   Она положила ладонь на панель системы охраны, расположенную рядом со следующей дверью, и та открылась, позволив нам войти.
   – Когда они смогут покинуть клинику? – спросила я.
   Мы шли мимо множества дверей, некоторые из них были открыты, другие – закрыты. Несколько пациентов с любопытством посмотрели на нас, один из них взмахом руки поприветствовал Элеонор.
   Доктор Джаго кивнула охраннику, вытянувшемуся при ее приближении по стойке «смирно». Он дежурил у дверей, за которыми находились оставшиеся в живых члены экипажа подорвавшегося корабля. Элеонор вновь приложила ладонь к панели. Ее широкая спина загораживала мне проход.
   – Вероятно, через пару дней, – ответила она. – Но я считаю, что их нужно поселить здесь же, при клинике. Может быть, в реабилитационном отделении. Мы постараемся, насколько это возможно, сохранить привычную для них среду обитания, а с остальными трудностями они должны будут справляться сами.
   Выжившие при взрыве – «находящиеся в спячке», как назвал их Флорида, – лежали все в одном помещении. Их кровати стояли в ряд вдоль стены, которая представляла собой, по существу, непрозрачную световую завесу, скрывающую медицинское оборудование. Комнату с высоким потолком заливали потоки света, пропущенные через фильтры, которые делали его рассеянным и придавали золотистый оттенок. Если бы мы могли устроить такое освещение и в других блоках станции!
   – Я хочу поговорить с капитаном!
   Категорический тон, которым это было сказано, не смог скрыть дрожь в голосе.
   Элеонор осталась стоять у двери, ее внимание было приковано к одному из мониторов, а я подошла к кровати человека, который только что вызвался поговорить со мной. Рядом с ним лежала молодая женщина с темными спутанными волосами, ее настороженные глаза следили за каждым моим движением. Я узнала в ней ту плававшую в «гробу» по кабине девушку, которую мы первой увидели при обследовании корабля. Числовой код над ее кроватью сообщил мне ее имя: Рэйчел Доуриф. Третий пациент, молодой человек, спал.
   Старший вновь беспокойно заворочался и потребовал встречи с представителями местных властей. У него был хрипловатый голос и незнакомый мне акцент. Кожа на его лице и руках шелушилась и выглядела воспаленной вокруг подбородка и рта. Я вспомнила, что у одного из спасенных нами людей была большая белая борода.
   Заметив меня, он сосредоточил на мне свое внимание.
   – Я хочу поговорить с капитаном, – отчетливо произнес он.
   Я хорошо понимала его речь, несмотря на акцент. Он говорил на одном из базовых языков, послуживших для создания земного стандартного.
   – В таком случае прошу вас, говорите.
   – Вы – капитан здесь?
   В его голосе звучало недоверие.
   Я бросила взгляд на свое отражение в зеркале, висевшем рядом с его кроватью, и увидела маленькую женщину, одетую в небрежный комбинезон без знаков различия, с неопрятными волосами, опущенными плечами и лицом, сведенным гримасой усталости. Неудивительно, что этот человек заподозрил меня в самозванстве. Я расправила плечи.
   – Как вас зовут?
   – Гриффис. Профессор Ганнибал Гриффис, – неохотно ответил он.
   – Добро пожаловать на Иокасту, профессор. Это не корабль, а космическая станция. Меня зовут Хэлли. Я начальник станции. С вашим кораблем произошло несчастье. Мы транспортировали сюда оставшихся в живых и оказали вам медицинскую помощь.
   – Какой сейчас год?
   – 2121-й по земному летосчислению.
   По всей видимости, он не поверил доктору Джаго и решил еще раз уточнить полученные от нее сведения.
   – Где находится ваша станция?
   Он говорил с сильным прононсом, и это отвлекало меня. Я с трудом могла сосредоточиться на смысле его слов.
   Женщина, храня молчание, внимательно смотрела на нас.
   – Мы движемся по орбите вокруг звезды К-класса на расстоянии нескольких тысяч световых лет от Земли.
   Его светло-голубые глаза расширились от изумления.
   – Как мы попали сюда?
   – Мы надеялись, что это вы расскажете нам об этом. Откуда вы прибыли?
   Профессор бросил на меня недоуменный взгляд.
   – С Земли, конечно.
   – Нет, я имею в виду, к какому порту галактики приписан ваш корабль?
   Он фыркнул.
   – Я же говорю вам: мы отправились с Земли на Альфу Центавра в мае 2026 года.
   Значит, три года спустя после того, как на Землю прибыли инвиди. Почти столетие назад. Я растерялась. Может быть, мы просто не понимаем друг друга?
   – Это невозможно. Неужели ваш корабль был способен совершать переходы в гиперпространство?
   – Нет, – раздался голос лежавшей рядом молодой женщины. У нее были глаза цвета темного вина и золотистая, словно мед, кожа. – Я служила помощником инженера. На «Калипсо» были водородные двигатели. Наше внимание было постоянно приковано к управлению кораблем, это поглощало все время.
   Ее голос, пожалуй, мог бы показаться глубоким и приятным, если бы набрал больше силы.
   – Насколько я знаю, у вас не было системы, которую вы могли бы использовать для перехода в гиперпространство. Можно предположить, что для такого перелета вам потребовалось бы огромное количество энергии.
   – Да, вы правы.
   Вероятно, это было действительно так. Мы не знаем, как функционирует система перехода, потому что не имеем доступа к ней. «Четыре Мира» надежно хранят от нас этот секрет.
   – Но не мог же ваш корабль – «Калипсо», кажется? – стартовав с Земли, достичь звездной системы Абеляра за девяносто пять лет, двигаясь со скоростью меньше скорости света.
   Гриффис и Доуриф переглянулись.
   – Извините, но мы совершенно уверены относительно того, откуда именно стартовал наш корабль, – заявила молодая женщина.
   Что-нибудь одно: или я сошла с ума, или эти люди безумны. Я посмотрела на Элеонор, но та, пожав плечами, вновь устремила взгляд на экран монитора. Я попробовала изменить тактику.
   – Вы сказали, что стартовали с Земли почти сто лет назад. Но как вам удалось разработать криогенную технологию?
   – Они помогли нам.
   – Кто?
   – Инопланетяне.
   – Инвиди?
   – Так они называют себя. Вы их знаете?
   – Я… Мы с ними сотрудничали.
   – Так, значит, в конце концов земляне нашли с ними общий язык? – спросила Доуриф.
   Я снова бросила взгляд на Элеонор.
   – Я не совсем понимаю, что вы подразумеваете под выражением «найти общий язык». Земля является сейчас частью Объединенной Конфедерации Союзных Миров, которая была основана инвиди и тремя другими внеземными видами разумных существ в 2061 году.
   – Конфедерация… – медленно повторил профессор.
   Доктор Джаго посмотрела на меня и сделала предупредительный жест рукой, как бы говорящий: «Может быть, вернетесь к разговору попозже?»
   Но у меня были неотложные вопросы, на которые я хотела знать ответы уже сейчас.
   – Вы сказали, что инвиди помогли вам. Но я полагала, что они в первые десятилетия своего знакомства с землянами не передавали им ничего, кроме медицинских технологий.
   – Криостаз как раз и является одной из медицинских технологий, – заявил Гриффис и нахмурился. – Вы сказали, ваша фамилия Хэлли?
   – Да.
   – Я был знаком с одним человеком по фамилии Хэлли. В Движении. Это…
   – А теперь вам следует отдохнуть, – решительно вмешалась доктор Джаго и направилась к нам.
   Я пришла в негодование из-за того, что нас прервали, но не посмела возразить.
   – Подождите, – остановила меня Доуриф, пытаясь приподняться, опершись на локоть. – Что произошло с остальными?
   Я посмотрела на Элеонор. У меня не было сомнения в том, что она уже сообщила пациентам трагическое известие. Лицо доктора Джаго оставалось непроницаемым.
   – Мне очень жаль. – Мой голос дрогнул. – Но ни один из них не выжил.
   Гриффис с суровым выражением лица обернулся к Доуриф.
   – Рэйчел…
   – О Боже.
   Девушка отвернулась от нас и скорчилась на кровати. Гриффис протянул к ней руку, но та беспомощно повисла, а затем упала.
   Мы с Элеонор снова вышли в ярко освещенный холл и направились в одну из лабораторий клиники.
   – Присядьте.
   Элеонор указала сканером, который держала в руках, на одну из скамеек с мягкими сиденьями и повернулась к монитору.
   – Зачем?
   Я хотела побыстрее вернуться к исследованию причин аварии. Мне представлялось совершенно невероятным то, что «Калипсо» мог покинуть Землю почти сто лет назад и оказаться теперь здесь, в данной точке галактики. Или Гриффис и Доуриф лгут, или они введены в заблуждение, или, пока они находились в состоянии криостаза, произошло что-то такое, что помогло их кораблю преодолеть гигантское пространство.
   – Вы должны были явиться сюда после визита на корабль сэрасов. То есть сразу же после стыковки вашего шаттла со станцией. – Она очистила экран от изображений и провела сканером по моей спине. Мне стало щекотно, и я села на скамейку. – Почему вы не сделали этого?
   – Нам было необходимо пришвартовать корабль к станции, – сказала я, но у меня из головы не выходил разговор с Гриффисом и Доуриф. – Элеонор, это же просто невероятно! Как мог построенный столетие назад корабль без системы перехода в гиперпространство добраться до нас? И почему он подорвался на мине?
   «Калипсо» должен был находиться в стадии перехода из гиперпространства, иначе джамп-мина не активизировалась бы. Может быть, он попал в поле другого корабля, совершавшего такой же переход? Несмотря на то что это даже теоретически было невозможно, я рассматривала такую версию.
   Но если невозможное все же произошло, почему наши датчики не зафиксировали этот таинственный второй корабль?
   – Гм… – Элеонор взяла следующий сканер и обвела им вокруг моей головы. Мне снова стало щекотно. – Когда вы в последний раз спали?
   Я почесала голову в том месте, где ее коснулся сканер.
   – Мне удалось поспать пару часов сегодня утром. Скажите, Элеонор, можно ли при помощи медицинского обследования получить доказательства того, что эти люди вовсе не из прошлого?
   Она отложила сканер в сторону и сделала какую-то отметку с помощью стилоса.
   – Нет. Их ЭМГ показывают классические криогенные искажения, а в крови обнаружены вещества, которые отсутствуют у наших современников. Очаровательные канцерогенные соединения, гидрокарбонаты.
   Она вздохнула и присела рядом со мной. Скамейка под тяжестью двух тел накренилась, и я уперлась ногами, чтобы не соскользнуть на пол. Все же я соскучилась по общению с Элеонор, но не при подобных обстоятельствах.
   – Хэлли, забудьте об этих людях на минутку, – сказала она. – Давайте поговорим о вас. У вас вес ниже нормы, вы анемичны и истощены. Я не знаю, какое воздействие на организм оказывает имплантат, внедренный в ваше тело. – Она слегка коснулась моей шеи. – Вы должны хорошо питаться и больше спать.
   Однако проблема состояла в том, что я не могла проглотить пищу. И вовсе не из-за легкой тошноты, которую испытывают все при более низкой гравитации. Бывают дни, когда меня постоянно рвет. Вероятно, такое состояние связано со стрессом. Хотя стрессы я переживала и прежде, но никогда не испытывала ничего подобного. При одной мысли о еде у меня начинаются рези в желудке.
   – Что вы хотите, чтобы я сделала? – Произнеся эту фразу, я тут же пожалела о том, что она вырвалась у меня, но меня уже понесло. – Сказать сэрасам, что слишком устала, чтобы вести с ними сегодня переговоры? Но вы уверены, что захотите, чтобы станция подвергалась обстрелу серых кораблей до тех пор, пока я не отдохну и не почувствую себя лучше?
   Элеонор резко встала.
   – Я не говорила ничего подобного. Просто я опасаюсь, что вы потеряете способность принимать объективные решения в таком состоянии. Вы можете ввести в заблуждение кого угодно, но только не меня.
   Я не понимала, почему Элеонор пытается отстранить меня от руководства станцией.
   – Зачем вы подняли этот вопрос?
   – Не будьте так чертовски упрямы.
   Ей хорошо говорить, она не видела толпу на улице перед клиникой. Я сдержалась и не стала возражать.
   – Ладно. Буду вести себя более осторожно. А пока не могли бы вы всесторонне познакомиться с криосистемами? Мне хотелось бы знать, почему они функционировали почти целое столетие, когда требуется менее пятидесяти лет, чтобы достигнуть Альфы Центавра. Интересно, они просыпались в пути?
   Наши взгляды встретились, и я заметила, что до сознания Элеонор начала доходить вся странность происходящего.

День первый, 12:30 пополудни

   Четыре техника собрались вокруг панели доступа в систему рециркуляции в коридоре, ведущем к выходу из клиники. Проходя мимо, я не могла не остановиться посмотреть, чем они заняты и что произошло.
   – Неполадки в системе переработки, – сказал один из них, старший по званию. Это был круглолицый человек, заляпанный разноцветными пятнами комбинезон которого свидетельствовал о большом опыте по обслуживанию техники. – У нас серьезные проблемы. Система не воспринимает команду начать переработку. – Он окинул меня взглядом с головы до ног и, очевидно, решил, что я пойму его, если он сообщит мне о деле поподробнее. – Похоже, произошла поломка на подуровне, сбой всей программы. Пока мы не можем точнее определить, в чем дело.
   Я взглянула на цифры, бегущие по маленькому экрану. Все это скорее походило на неполадки связи.
   – Система загружена? У вас что-то осталось на подуровне?
   – Да.
   Мы все посмотрели на пол, под которым где-то в глубине трудились машины, что позволяло продолжаться жизни на нашей станции. Если мы потеряем возможность перерабатывать ненужные продукты, то исчерпаем сырье в течение одного месяца.
   – Я попытаюсь выяснить, что произошло.
   Необходимо было также как можно быстрее узнать, насколько серьезны возникшие проблемы. Возможно, придется повторно инициализировать эту отдельную часть системы или даже изолировать ее, если она заражена вирусом, однако последнее было сомнительно. При создании систем станции первостепенное внимание уделялось прежде всего их устойчивости и только потом скорости выполнения операций.
   Сейчас ситуация на Иокасте кардинально изменилась, поскольку к нам больше нет доступа из внешнего мира. Но до появления сэрасов в системы вводилось и там циркулировало большое количество «зараженных» данных, не говоря уже о ввозе на станцию незаконных модификаций технических средств и оборудования. Системы должны были справиться с воздействием всех этих неблагоприятных факторов.