Маккаммон Роберт. Жизнь мальчишки (Том 2)

   В ответ Большому Дулу сказали, что через несколько дней у него будет очень много времени для того, чтобы попрактиковаться в молитвах и проповедях, а также очень уютное и безопасное место, в котором он наконец сможет спокойно предаться чтению Библии.
   Когда Большое Дуло выволакивали из зала суда, он кричал и вырывался, проклиная всех и вся, кто попадался ему на глаза, вплоть до стенографистки. Говорили, что за несколько минут Большое Дуло успел изрыгнуть такое количество ругательств, что если бы их удалось превратить в кирпичи, то кирпичей хватило бы, чтобы сложить трехэтажный отличный дом с гаражом на пару машин. Видя такой пример отца, братья, представ в свою очередь перед судьей, тоже пустились во все тяжкие с аналогичным результатом. Когда я это узнал, у меня не осталось к ним и капли жалости и симпатии. Я достаточно знал Блэйлоков и понимал, что не пройдет и месяца, как они приберут к рукам тюремную лавочку и примутся вынимать из своих коллег-заключенных душу за сигарету и клочок туалетной бумаги.
   В одном-единственном Блэйлоки категорически отказались сознаться - что находилось в деревянном ящике, что под покровом ночи они продали Джеральду Гаррисону и Дику Моултри. Суду не удалось даже доказать, что ящик этот вообще существовал. Но я-то знал, что ящик был.
   Семья шерифа Эмори уехала из города. Мистер Марчетте снял с себя полномочия шефа пожарной команды и нацепил на пиджак звезду шерифа. Как я понял, мистер Оуэн Каткоут получил от шерифа Марчетте официальное предложение принять полномочия в любое время. Но мистер Каткоут ответил шерифу, что Леденца Кида больше нет - он снова ушел бродить вдоль дальних рубежей Дикого Запада, туда, откуда пришел однажды, и что с сегодняшнего дня он снова стал старым добрым Оуэном.
   После нашего с отцом счастливого возвращения мама некоторое время пребывала в полуобмороке, потрясенная картинами того, что могло с нами приключиться на поле сражения, но через день-другой пришла в себя. Уверен, что в глубине души она отчаянно хотела, чтобы отец всегда оставался с ней и со мной дома в безопасности, но с тех пор как он показал, что всегда и во всем принимает решения сам и оказывается прав, она стала уважать его еще больше. После того как всплыли моя проделка и все вранье, отец пригрозил, что не отпустит меня на Брендивайнскую ярмарку, когда та осенью приедет к нам в городок, но, к моему счастью, все ограничилось тем, что мне было ведено неделю мыть посуду. Я ни словом ему не возразил. В конце концов, за все хорошее приходится как-то платить.
   Еще через несколько дней по всему городу появились афиши: "Скоро! Брендивайнская ярмарка". Джонни с ума сходил по индейским пони и акробатам-наездникам. Бен обожал кружащиеся карусели с мигающими гирляндами разноцветных огней и бесконечной музыкой. Я же души не чаял в "Пещере неожиданностей" или "Доме с привидениями", как он будет называться в этом году: там ездили в темноте на скрипящих тележках, вздрагивая от того, что кто-то незримый мягко проводит руками по твоему лицу и плечам и завывает над ухом. Дэви Рэй не мог ни о чем думать, кроме балагана с карликами и уродами. Я в жизни не встречал никого, кто питал бы такой неподдельный интерес к разного рода ярмарочным уродам. У меня от одного вида уродов мурашки по спине бежали, я едва мог на них смотреть, а Дэви был настоящим преданным поклонником всего уродливого. Выпади Дэви Рэю счастье наткнуться на урода с тремя руками, головой-тыквой и крокодиловой чешуей вместо кожи, через поры которой сочится кровь, - и все это одновременно, он наверняка запрыгал бы до потолка от радости и подвывал бы от удовольствия, таращась на такое чудо.
   В ничем не примечательный вечер четверга, когда по всему Зефиру гасли огни, участок земли возле нашего бейсбольного поля, где четвертого июля устраивалось барбекю, был еще пустым. А в пятницу утром дети, которым посчастливилось по дороге в школу пройти мимо бейсбольного поля, стали свидетелями невиданных превращений, случившихся буквально за нескольких часов. Брендивайнская ярмарка возникла словно дивный остров среди моря сорной травы, засыпанной опилками. Туда-сюда сновали грузовики, рабочие натягивали шатры, быстро свинчивали каркас карусели, пока еще напоминавший скелет гигантского динозавра, повсюду возникали палатки для потрясающе вкусной ярмарочной снеди и разных забав, вроде тира и площадки для метания подков, где за пару долларов, которые приходилось выложить для того, чтобы получить право метнуть несколько подков, можно было легко выиграть куклу Кьюпай, не стоившую и десяти центов.
   Перед школой я и мои друзья сделали несколько кругов на великах вокруг растущей ярмарки. Другие парни, слетевшиеся, как мотыльки на огонек фонаря, проделали то же самое.
   - Вон "Дом с привидениями"! - крикнул я, указывая в сторону летучих мышей на стенах деревянного готического замка, которые поспешно сколачивала и свинчивала бригада рабочих.
   - Смотрите, на этот раз они привезли с собой колесо Ферри! - Взгляд Джонни был устремлен на прицеп с лошадьми и индейцами, намалеванными на бортах.
   - Смотрите сюда, это же знаменитый Гу-гу! - орал Дэви Рэй.
   Оглянувшись, мы увидели то, что привело его в такой восторг: здоровенная, грубовато нарисованная на холсте картина, морщинистая рожа об одном вытаращенном глазе. "Уроды Востока!" - сообщала надпись под жуткой мордой. "Такое вам и не снилось!" - значилось дальше.
   Сказать по правде, наша ярмарка была не из самых крупных. Ее с трудом можно было бы назвать даже относящейся к средним. Многие шатры и балаганы были залатаны, грузовики были старые и ржавые, машины и рабочие, казалось, устали после долгой дороги. Для ярмарки Зефир был едва ли не конечным пунктом осеннего турне. Но какое нам дело было до того, что яблочные леденцы, которыми нам полагалось угощаться, выгребались из самых остатков, что наездники на пони могли проделывать свои трюки не только с повязками на глазах, но даже во сне, что голоса зазывал были особенно визгливыми не от того, что им так уж хотелось заманить в свои балаганы посетителей, а от того, что их глотки не выдерживали многодневного крика. Мы видели перед собой ярмарку, сиявшую огнями и невыносимо манившую. Вот что мы видели перед собой.
   - В этом году ярмарка будет что надо! - подвел итог Бен, когда мы наконец решили повернуть к школе.
   - Да, это уж точно...
   Позади меня разнесся трубный глас автомобильного гудка. Не успел я крутануть руль к обочине, как мимо нас пронесся здоровенный грузовик "Мак". Свернув на посыпанную опилками площадку ярмарки, "Мак" сочно захрустел шинами. Грузовик был старым и ржавым, будто собранным из нескольких еще более старых машин разного цвета, за собой он тянул прицеп без окон. До нас донеслись натужные скрипы рессор. На борту прицепа рукой какого-то доморощенного живописца были намалеваны перевитая лианами зелень джунглей и далекая гряда гор. Среди зелени тропического леса танцевали красные буквы, истекавшие струйками алой крови. Буквы складывались в загадочную надпись: "Из Затерянного Мира".
   Старинный неуклюжий "Мак" прогрохотал к куче других трейлеров и грузовиков, чтобы подыскать себе место. Вслед за грузовиком стелился запах, от которого я вздрогнул. Это не был выхлопной дым, обильно стелившийся по земле из-под брюха "Мака". Это было что-то другое. Что-то.., змеиное.
   - Ого! - Дэви Рэй сморщил нос. - Бен опять испортил воздух!
   - Это не я!
   - Тихо, но смертельно! - не унимался Дэви Рэй.
   - Сам ты и пернул, понятно! Не вали на меня!
   - Да, воняет, - спокойно подтвердил Джонни, и Дэви Рэй с Беном мигом заткнулись. С некоторых пор мы привыкли слушать то, что говорит Джонни. - Этот запах идет из прицепа.
   Повернувшись к ярмарке, мы все внимательно посмотрели вслед "Маку". "Мак" развернулся и занял место среди других машин. Через некоторое время стало невозможно разглядеть, где стоит "Мак". Опустив голову, я обнаружил, что колеса прицепа оставили в земле глубокие коричневые колеи, вдавив опилки глубоко в грунт.
   - Интересно, что у него там? - задумчиво проговорил Дэви Рэй, очевидно мечтавший о каком-то новом небывалом уроде. Я пожал плечами и ответил, что понятия не имею. Что бы ни находилось в этом прицепе, оно было невероятно тяжелым.
   По дороге в школу мы обсудили наши планы.
   - Испросив разрешения у родителей, мы встретимся у меня дома в шесть тридцать и отправимся на ярмарку все вместе, как четыре мушкетера. Это устраивает остальных? - спросил я.
   - Я не могу, - ответил Бен, накручивая педали рядом со мной. В его голосе слышалось эхо далекого погребального колокола.
   - Но почему? Мы всегда раньше встречались в шесть тридцать! В это время начинает работать карусель!
   - Я не могу, - повторил Бен.
   - Эй, Бен, что ты заладил как попугай "не могу, не могу", объясни по-человечески толком, в чем дело? - крикнул Дэви Рэй. - Что там у тебя стряслось?
   Бен вздохнул, выдохнув клубок пара в морозный утренний воздух, налитый солнцем. На голове у него красовалась вязаная шапочка, щеки были красные как помидоры.
   - Просто не могу.., и все. Не раньше семи часов.
   - Но мы всегда встречаемся в шесть тридцать! - настойчиво продолжал гнуть Дэви Рэй. - Это наша.., наша... - Дэви оглянулся на меня в поисках помощи.
   - Традиция, - подсказал я.
   - Вот именно! Точно, традиция!
   - По-моему, у каждого есть что-то, что он хочет оставить при себе, заметил Джонни и развернул велосипед, заехав с другой стороны Бена. - Плюнь, Бен, есть вещи поважнее.
   - Просто.., ну, в общем, я не могу, и все. Бен нахмурился и выдохнул в воздух очередное облачко пара. Похоже было, играть в молчанку он больше не мог.
   - В общем, в шесть часов у меня будет урок пианино.
   - Что? - Дэви Рэй почти кричал. Ракета подо мной вильнул в сторону. На лице у Джонни появилось такое выражение, словно бы он только что получил от Кассиуса Клея удар под ложечку.
   - Урок пианино, - повторил Бен.
   По тому, как он это сказал, мне моментально представились тысячи малолетних мучеников, восседающих за полированными пыточными ящиками под надзором безжалостных преподавательниц, в то время как их умиленные матери вышивают, сидя рядом на диванчиках. - Я беру уроки у мисс Гласс Голубой. Мама с ней договорилась. Сегодня в шесть у меня будет первый урок. Мы окаменели от ужаса.
   - Но для чего это тебе, Бен? - потрясенно спросил я. - Зачем твоя мама это придумала?
   - Ей всегда хотелось, чтобы я научился играть рождественские гимны. Верите? Рождественские гимны!
   - Господи! - сочувственно промолвил Дэви Рэй. - Мисс Гласс Голубая не выучит тебя играть на гитаре, это уж точно. Гит-таре, вот как сказал он.
   - Хотя на самом деле это круто! Да, пианино.., ты далеко пойдешь!
   - Уж наверное, - грустно пробормотал Бен.
   - Все равно выход есть, - проговорил Джонни, когда впереди показались ворота школы. - Мы можем встретиться около дома сестер Гласс, как вы на это смотрите? И поедем на ярмарку в семь вместо половины седьмого.
   - Точно! - радостно кивнул Бен. - Так мы поспеем всюду. Таким образом, все было обговорено, оставалось только уломать родителей. Каждый год мы отправлялись на ярмарку ровно в шесть тридцать и развлекались там ровно до десяти, и родители никогда ничего не имели против. Ярмарка была единственным местом, куда подростки нашего возраста могли сходить в нашем городке вечером. Субботнее утро и день были отданы чернокожим обитателям Братона, а в субботний вечер на ярмарку закатывались все старшие ребята. В десять утра в воскресенье земля рядом с бейсбольным полем снова становилась первозданно пустой, за исключением следов в виде куч опилок, раздавленных стаканчиков из-под газировки и билетных корешков, забытых ярмарочными уборщиками; так псы оставляют метки на условленных местах, помечая территорию.
   День тянулся мучительной резиной предчувствий и ожиданий. Луженая Глотка дважды назвала меня болваном и заставила Джорджи Сандерса десять минут стоять у классной доски, упершись носом в нарисованный мелом круг, за то, что он шептался с соседом. Ладд Дивайн отправился к директору за то, что рисовал похабные картинки на тетради, после чего Демон за моей спиной шепотом поклялась, что Луженой Глотке это отольется. Мысленно улыбнувшись, я подумал, что с этих пор ни за какие коврижки не согласился бы оказаться в потертой шкуре Луженой Глотки.
   Вечером, как только в небе начали собираться сиреневые сумерки и появилась желтая луна, я из окон своего дома увидел огни Брендивайнской ярмарки. "Чертово колесо" уже крутилось, все очерченное кругом красных огней. Центральная ось колеса была окружена кольцом белых лампочек. Звуки ритмичной музыки, смех и веселые крики достигали моего слуха, проносясь над крышами Зефира. В кармане у меня лежало несколько долларов, подарок отца. Приготовившись к морозу, я надел куртку на фланелевой подкладке. К половине седьмого я был готов к выходу в свет.
   Сестры Гласс жили на Шентак-стрит, в полумиле от меня. Когда я добрался до жилища сестер Гласс, похожего на пряничный домик, где вполне могли обитать Гретель и Ганзель, было уже без пятнадцати семь. Велосипед Дэви Рэя стоял припаркованный на самом виду. Я приковал к крыльцу Ракету и поднялся по ступенькам. За дверью вовсю колотили по клавишам пианино.
   Послышался высокий, способный поспорить с флейтой, голос мисс Гласс Голубой:
   - Мягче, Бен, мягче.
   Я надавил на кнопку дверного звонка. Внутри мелодично зазвенели колокольчики и голос мисс Гласс Голубой произнес:
   - Пожалуйста, Дэви Рэй, открой дверь, будь так любезен! Когда Дэви Рэй распахнул передо мной дверь, гром пианино обрушился на меня всей силой. Увидев лицо Дэви, я понял, что пять минут присутствия в комнате, где Бен раз за разом пытался правильно проиграть пять одних и тех же нот, подвели его к грани отчаяния.
   - Это, должно быть, Винифред Осборн? - крикнула из гостиной мисс Гласс Голубая.
   - Нет, мэм, это всего лишь Кори Мэкинсон, - отозвался Дэви Рэй. - Он тоже просит у вас разрешения подождать немножко Бена.
   - Пускай входит внутрь. На улице так холодно. Оставив за спиной прихожую, я ступил в гостиную, оказавшуюся самым жутким кошмаром, который только может привидеться мальчишке. Вся без исключения мебель представляла собой хрупкие и шаткие сооружения, которые, казалось, не вынесут и голодного москита. На низеньких столиках были расставлены фарфоровые фигурки танцующих клоунов, мальчиков и девочек с щенками и кошками на руках и тому подобная чушь. Серый ковер на полу непременно запоминал на своей поверхности все до одного отпечатки ваших ботинок. Стеклянная этажерка высотой, наверное, с моего отца хранила на своих полках целый лес разноцветного хрусталя, кофейные чашки с ликами всех президентов, двадцать керамических куколок в кружевных платьицах и в довершение всего - дюжину декоративных пасхальных яичек, каждое на четырех медных ножках. Во что превратятся все эти хрупкие вещицы, если какой-нибудь увалень случайно заденет это стеклянное сооружение? Что за гром и звон тут поднимется? - вот о чем подумал я, оглядываясь в обители сестер Гласс. На зелено-голубом мраморном пьедестале покоилась открытая Библия огромного размера, не уступающая моему словарю-"гаргантюа", с такими здоровенными буквами, что можно было читать через комнату. Все казалось слишком хрупким, чтобы к нему прикоснуться, и слишком драгоценным, чтобы просто получать от него удовольствие; мне стало любопытно, кто и как может существовать в таком мире замороженной красоты. Само собой, в комнате стояло коричневое полированное пианино, над которым изо всех сил Бен трудился и рядом с которым стояла мисс Гласс Голубая, помахивая дирижерской палочкой.
   - Здравствуй, Кори. Пожалуйста, найди себе место и садись, - сказала она. Мисс Голубая была, как обычно, в голубом платье с повязанным вокруг осиной талии узеньким белым пояском. Ее подкрашенные голубым высветленные волосы были взбиты кверху наподобие пенного фонтана, очки в черной роговой оправе были с такими толстыми стеклами, что очи мисс Голубой были похожи на вытаращенные глаза жука. - Куда мне можно присесть? - спросил я.
   - Можно вот сюда. На софу.
   Софа, покрытая бархатным покрывалом с пастушками, наигрывавшими что-то на свирелях своим жизнерадостным овцам, поддерживалась гнутыми ножками, похожими на подгнившие пеньки. Я осторожно опустился в мягчайшие объятия рядом с Дэви Рэем. Софа только тихонько скрипнула, но все равно мое сердце ушло в пятки.
   - Раз, два! Думай, внимание! Пальцы движутся волной, раз, два, три. - Мисс Гласс Голубая снова замахала своей дирижерской палочкой, указывая толстеньким пальцам Бена, куда нажимать в следующий раз, чтобы пять мучительных нот стали хоть чуточку напоминать гармонию, но все было бесполезно. Довольно скоро силы Бена иссякли, и он принялся молотить по клавишам тупо и бессмысленно, словно давил муравьев.
   - Пальцы движутся словно волны! - командовала мисс Гласс Голубая. - Мягче, мягче! Раз, два, три, раз, два, три!
   Бен принялся играть мягче, при этом еще менее напоминая волну, и еще больше - неуклюжего давильщика муравьев.
   - Не могу! - наконец простонал он. - У меня ничего не получается. - Он едва не выл от обиды, с ужасом взирая на бесстрастно блестевшие клавиши. - У меня пальцы заплетаются!
   - Соня, пускай мальчик отдохнет! - раздался крик мисс Гласс Зеленой из соседней комнаты откуда-то из задней части дома. - Так он у тебя сотрет все пальцы до костей.
   Голос мисс Зеленой более напоминал тромбон, чем флейту.
   - Катарина, я веду урок, а не ты, так что не суй нос не в свое дело! парировала мисс Гласс Голубая. - Бену сразу нужно поставить правильную технику.
   - Милочка, это же первый урок, ради Бога! Появившись из холла, мисс Гласс Зеленая вошла в гостиную. Уперев костлявые пальцы в не менее костлявые бедра, она насмешливо взглянула на сестру поверх очков в черной роговой оправе. На мисс Зеленой было все зеленое, оттенки которого распределялись от бледно-зеленого до насыщенных тонов лесной чащи. От одного взгляда на нее начиналась морская болезнь. Высветленные волосы мисс Зеленой вздымались пеной еще выше, чем у ее сестры Сони, при этом прическа несколько напоминала пирамиду.
   - Не всем суждено сразу же стать такими же музыкальными гениями, как ты, Соня, - ты должна всегда об этом помнить!
   - Да, я стараюсь не забывать об этом, огромное тебе спасибо.
   На бледных как слоновая кость щечках мисс Гласс Голубой появились красные пятна.
   - Спасибо, милая сестра, теперь, надеюсь, ты больше не станешь прерывать наш с Беном урок!
   - Который все равно вот-вот кончится. Кто твоя следующая жертва?
   - Моя следующая ученица - Винифред Осборн, - ядовито ответила мисс Гласс Голубая. - И если бы не эти твои подписки на журнальчики, мне не пришлось бы проводить вечера за этими монотонными уроками!
   - Ты не имеешь права так говорить о творчестве! Ты ничего в нем не смыслишь! Ты сама во всем виновата, не нужно было столько тратить на коллекционные наборы обеденных тарелок, которых у тебя и без того хоть пруд пруди! Да что тут говорить! Для чего нам нужны эти тарелки, если к нам все равно никто не ходит на ужин? Для чего они нам?
   - Они нам нужны, потому что они миленькие! Мне нравятся изящные вещи! Я же не спрашиваю, зачем ты купила точно такой же набор для вышивания, что и у первой леди, - ты ведь в жизни стежка не сделала!
   - Потому что эти наборы будут подниматься в цене, это хорошее вложение денег, вот почему! На твоем месте я бы тоже подумала о вложении денег, потому что в черный день что ты будешь делать - есть, что ли, эти свои обеденные тарелки с хлебом?
   Я со страхом взирал на сестер, потому что был уверен, что еще пара слов и дело не обойдется без драки. При желании можно было представить их голоса поединком пары слегка расстроенных духовых инструментов разной высоты. Бен, о котором все забыли, но который по-прежнему находился меж двух огней, готов был сквозь землю провалиться. Внезапно откуда-то с задней половины дома донесся странный резкий звук: кроа-а-ак. Примерно такой же звук, по моему мнению, мог издавать щупальценогий марсианин, живущий на Земле в стеклянной банке. Выхватив дирижерскую палочку из пальцев сестры, мисс Гласс Зеленая завопила:
   - Видишь, что ты наделала? Теперь он долго не успокоится! Этого ты добивалась? Ты теперь довольна, довольна? Зазвенел дверной звонок.
   - Наверное, снова пришли жаловаться соседи: им надоели твои скандалы! прошипела мисс Гласс Зеленая. - Говорят, что твои крики слышны по всему лесу до самого Юнион-Тауна!
   В дверях, которые открыла мисс Зеленая, стоял Джонни в темно-коричневой куртке поверх черной водолазки.
   - Я только хотел спросить, скоро ли выйдет Бен, - смущенно проговорил он.
   - Господи, помилуй нас! Сегодня весь город решил собраться у нас, чтобы ждать Бена.
   Мисс Гласс Зеленая сморщила нос, словно укусила лимон, но, распахнув шире дверь, пригласила Джонни пройти внутрь.
   - Ваш драгоценный Бен заканчивает урок через пять минут. Можешь присесть на софу, мальчик, и подождать своего друга.
   Оказавшись в комнате и увидев наши вытянутые физиономии, Джонни немедленно понял, что происходящее нельзя назвать приятным времяпрепровождением в компании добродушных дам.
   Кроа-а-ак! Кроа-а-а-ак! - снова скрипуче крикнули в задней комнате.
   - Может быть, ты хотя бы заглянешь к нему или ты опять слишком занята? раздраженно спросила у сестры мисс Гласс Голубая. - Ты сама его разбудила, так что иди и займись своим питомцем!
   - Клянусь, ребята, если вы подскажете, у кого можно снять комнатку, я сейчас же съеду отсюда! - всплеснула руками мисс Гласс Зеленая. - Достаточно будет и шахматного ящика.
   С этими словами мисс Зеленая снова удалилась в холл, и через несколько минут крик в задних комнат затих.
   - Господи, да я с ног валюсь! - Мисс Гласс Голубая взяла с кофейного столика старый церковный бюллетень и принялась обмахиваться им, словно веером. - Бен, пожалуйста, поднимайся, на сегодня урок закончен. Но перед отходом я покажу тебе, что такое настоящая игра на пианино. Если будешь проявлять усердие и прилежание, то когда-нибудь будешь играть не хуже.
   - Хорошо, мэм! - Бен немедленно подскочил с места. Мисс Голубая аккуратно расположилась на табурете. Ее руки с элегантными длинными пальцами замерли над клавишами. Она закрыла глаза. Я догадался, что она выбирает в уме мелодию, которую мы сейчас услышим.
   - Этой вещи я учу всех своих учеников, которым преподаю пианино, объявила она нам. - Эта мелодия называется "Прекрасный мечтатель", вы когда-нибудь слышали ее?
   - Нет, мэм, - поспешно отозвался Бен. Дэви Рэй толкнул меня в ребра локтем и закатил глаза.
   - Тогда послушайте, - сказала мисс Голубая и заиграла. Конечно, это были не "Бич Бойз", но все-таки тоже неплохо. Плавно изливаясь из пианино, музыка наполняла собой комнату. Ловко перебирая пальцами по клавишам, мисс Голубая плавно покачивалась на своем табурете из стороны в сторону. Как я уже говорил, играла она очень и очень неплохо.
   Но потом в мягкий ток музыки снова ворвался пронзительный звук. От неожиданности у меня на затылке поднялись дыбом волосы, я почувствовал, как непроизвольно напряглись их корни. Звук напоминал скрежет битого стекла, которое толкли в ступке железным пестиком.
   - Череп ч кости! Ханна Фюрд! Череп и кости! Таракан в толчке!
   Руки мисс Гласс Голубой замерли, и музыка прекратилась.
   - Катарина! Да заткни ты ему рот печеньем, в конце-то концов! - Он плохо себя чувствует! Он бьется в клетке!
   - Череп и кости! Дайте мне поправиться! Череп и кости! Сказать по правде, я не знал в точности, что за слова выкрикивало охрипшее существо в задней комнате, эти, или они мне только показались. Бен, Дэви Рэй, Джонни и я, мы все переглянулись, чувствуя себя так, словно очутились в сумасшедшем доме.
   - Череп и кости! Ханна Фюрд! Череп и кости! Кроа-а-ак! Таракан в толчке!
   - Я говорю - печенье! Дай ему печенье! - заорала сама не своя мисс Голубая. - Ты что, забыла, что такое печенье?
   - Если ты сейчас же не замолчишь, я проломлю тебе голову!
   Хриплые выкрики и скрежет продолжались. Среди этого переполоха вдруг снова зазвонил колокольчиками звонок.
   - Это все твоя игра! - с криком ворвалась в гостиную мисс Зеленая. - Я же просила тебя никогда не играть эту вещь! Он каждый раз бесится, стоит тебе начать эту пьесу!
   - Череп и кости! Дайте мне поправиться! Череп и кости!
   Таракан в толчке!
   Вскочив с места и не дожидаясь разрешения, я отворил дверь, видя в этом возможность спастись бегством. На крыльце стояли средних лет мужчина и девочка лет девяти-десяти, которую он держал за руку. Я сразу узнал этого человека: это был мистер Юджин Осборн, который работал поваром в кафе "Яркая звезда".
   - Я привел Винифред на урок му... - заговорил он, но хрипатый голос в задней комнате оборвал его: