Маккаммон Роберт. Жизнь мальчишки (Том 2)

   - Вряд ли мне представится такая возможность, - ответил повар.
   - Сэр?
   - Пару недель назад мисс Голубая отдала своего попугая доку Лизандеру. У него открылась не то лихорадка, не то другая птичья болезнь. Док что-то объяснил, но я не до конца понял ее пересказ. А несколько дней назад попугай взял да и сыграл в ящик. Что там он болтает, а, Дик?
   - Ты только послушай его! - Мистер Моултри кивнул головой на человека на экране. - Его звать Линкольн Рокуэлл! Этот сукин сын заправляет Американской фашистской партией! Веришь в такое?
   - Американские фашисты? - Я заметил, как шея мистера Осборна позади начала наливаться кровью. - Хочешь сказать, что эти сволочи, которых я помогал бить в Европе, теперь пробрались в нам в Штаты?
   - Он говорит, что собирается пробиваться в президенты! - в восторге заорал мистер Моултри. - Говорит, что и выборов никаких не нужно, они просто захватят власть, и все тут!
   - Попадись он мне в руки, уж я бы ему его придурковатую голову-то отвернул!
   Я уже шагал к выходу из кафе, погрузившись в сложные запутанные размышления. У самого выхода я услышал, как мистер Моултри - который, по словам бывшего нашего шерифа мистера Эмори, состоял членом ку-клукс-клана, засмеялся и сказал:
   - А вот тут парень прав! Говорит, что пора всех негров вышвырнуть обратно в Африку. Уж я бы не стал терпеть черномазого в своем доме, не то что некоторые, которые позволяют всяким Лайтфутам шататься по своей лачуге!
   Я услышал брошенные им язвительные слова и знал, кому они предназначались. Я остановился и поглядел на него. Улыбаясь до ушей, мистер Моултри болтал с мистером Осборном, пока мужчина на телеэкране говорил что-то о "расовой чистоте", и наблюдал за мной краем глаза.
   - Да уж, мой дом - моя крепость! Уж я-то не стану звать в свою крепость всяких там ниггеров, чтобы они провоняли его до самых половиц, вот уж фига с два! А ты что скажешь, Юджин?
   - Линкольн Рокуэлл, говоришь? - прищурил один глаз мистер Осборн. - А что, неплохое имя для фашиста!
   - Есть еще в наших краях парни, которые соображают, что к чему, которые не станут якшаться со всякими там ниггерами, верно, Юджин?
   Мистер Моултри продолжал гнуть свое, напряженно наблюдая за моей реакцией, заманивая меня и дожидаясь ответа.
   В конце концов болтовня Моултри достигла сознания мистера Осборна. Повернувшись к сидевшему у стойки, он брезгливо взглянул на него тем же самым взглядом, с которым, наверное, разглядывал на своей кухне заплесневелый сыр.
   - Парень по имени Черни Грейверсон спас мне жизнь в Европе, Дик. И он был чернее, чем стены в угольном подвале ночью.
   - Вот черт.., послушай.., я совсем не то имел в виду... - Улыбка мистера Моултри вдруг сделалась жалкой. - Я готов признать, - торопливо заговорил он, спасая остатки достоинства, - что у одного или у пары из черномазых на сотню встречаются мозги белого человека вместо обезьяньих.
   - Знаешь, что я скажу тебе, Дик? - проговорил мистер Осборн, положив свою пятерню с армейской татуировкой на плечо Моултри и немного придавив его к полу. - Заткни-ка ты лучше свое хлебало, ясно?
   Замолчавший после этого мистер Моултри больше не предпринимал попыток оправдаться.
   Вместе со мной, покинувшим бар "Яркая звезда", с экрана исчез и мужчина в коричневой полувоенной униформе. Забравшись на Ракету, я покатил обратно к дому, погромыхивая формочками для выпечки в своей корзинке.
   Голубой попугай больше не шел у меня из головы - несчастный голубой попугай, недавно скончавшийся от неведомой птичьей болезни, который, не в пример многим другим птицам, умел разговаривать по-немецки.
   Когда я добрался до дому, отец уже спал в своем кресле. Матч за первенство штата по радио закончился, когда я отправлялся к Вулворту, и сейчас из динамика доносилось только бренчание кантри. Я передал формочки маме из рук в руки, потом присел в гостиной в мамино кресло и стал смотреть, как спит отец. Откинув назад голову, тот спал, сложив руки на груди. Таким образом он старается держать себя в руках, пронеслось у меня в голове. Во сне он глубоко дышал, каждый вдох и выдох его сопровождались тихим сипящим звуком, колебавшимся на грани храпа. Внезапно нечто, всплывшее перед внутренним оком отца, заставило его вздрогнуть. Его обведенные красной каймой глаза моментально раскрылись и несколько секунд смотрели прямо на меня, прежде чем закрыться снова.
   То, как выглядело лицо отца во сне, вселяло в меня тревогу. Отец казался ужасно несчастным и осунувшимся, и это несмотря на то что еды-то у нас было вдоволь. Это было лицо человека, во всем потерпевшего поражение и почти смирившегося с этим. Все профессии важны, в том числе и посудомоя, человека труда необходимо уважать, ибо каждый труд необходим. Но мне была невыносима мысль, что моему отцу, когда должность помощника менеджера в отделе доставки была уже так близка, теперь приходится обивать пороги городских кафе, выпрашивая любую работу, вплоть до посудомоя - воистину для этого нужно было дойти до последней грани отчаяния. Полуденный кошмар заставил отца содрогнуться от ужаса, с его приоткрывшихся губ сорвался тихий горловой то ли стон, то ли хрип. Даже во сне он не получал избавления, не в силах скрыться от преследовавших неуклонно страхов.
   Поднявшись из кресла, я отправился в свою комнату, закрыл за собой дверь и взял одну из семи волшебных шкатулок. Достав оттуда коробку из-под сигар "Белая сова", я вынул перышко и долго рассматривал его в свете настольной лампы.
   Да, сказал себе я, чувствуя, как сердце мое колотится все быстрее и быстрее. Да.
   Это перо вполне может быть пером попугая.
   Вот только зеленый цвет, изумрудно-зеленый. Немецкоязычный сквернослов-попугай мисс Гласс Голубой был цвета морской волны, без единого пятнышка, за исключением желтого надклювья.
   Из всех моих знакомых, к сожалению, только у одной мисс Гласс Голубой водился попугай. Жаль, что обладательницей птицы была не мисс Зеленая, а то бы... А то бы ее попугай был изумрудно-зеленым!
   "Вот именно!" - мысленно завопил я. Ощущение от такой неожиданно-великолепной догадки было равносильно прыжку в ледяные воды озера Саксон с гранитного утеса.
   Потому что мисс Голубая в ответ на то, что мисс Зеленая отказалась дать ее попугаю успокоительное печенье из боязни, что тот отклюет ей палец, сказала кое-что.
   Всего несколько слов.
   Но сколько же в них смысла.
   Ведь я же.
   Кормила.
   Твоего!
   Кого это твоего? Попугая?
   Могли сестры Гласс, всю жизнь свою проведшие в странном сочетании подражания и соперничества, одновременно завести себе по попугаю? Мог где-то в этом пряничном домике водиться второй попугай - изумрудно-зеленый и настолько же тихий и безмолвный, насколько непоседлив и криклив голубой?
   Для того чтобы получить ответ на этот вопрос, мне достаточно было позвонить по телефону.
   Я крепко сжал в ладони изумрудное перышко. С колотившимся сердцем я вышел из своей комнаты и взял курс к телефону. Я никогда не звонил сестрам Гласс и не знал их номера, но номер можно было без труда разыскать в телефонной книге.
   В тот же миг, когда я нашел номер сестер Гласс, телефон рядом с моим ухом вдруг яростно зазвонил.
   - Нашел! - торжествующе прошептал я и схватил трубку.
   Голос, который я услышал в мембране, я запомнил на всю жизнь.
   - Кори, это миссис Колан. Позови маму, пожалуйста. Голос в трубке был насмерть перепуганным и дрожащим.
   Внезапно мне с полной уверенностью стало ясно, что что-то где-то случилось ужасное и непоправимое.
   - Мама! - заорал я. - Мама, к телефону! Тебя зовет миссис Колан!
   - Тише, отец спит! - шикнула мама, прежде чем взять у меня трубку, но покашливание и скрип, донесшиеся из гостиной, сказали мне, что беспокоиться по этому поводу уже слишком поздно.
   - Привет, Диана, как дела... - Неожиданно мама замолчала, и улыбка мигом слетела с ее губ. - Что? - выдохнула она. - О Господи!
   - Что такое? - умоляюще спросил я. - Что случилось? К нам подошел заспанный отец.
   - Хорошо, конечно, мы приедем, - сказала в трубку мама. - Конечно, Диана. Сейчас выезжаем. Ох, Диана, Господи, как же это!
   Положив трубку на рычаг, мама наконец-то повернулась к нам. Я увидел, что она сильно побледнела, а в глазах стояли тяжелые слезы. Она едва держалась на ногах.
   Она посмотрела сначала на отца, а потом на меня.
   - Дэви Рэй ранен, - сказала она нам. - Очень тяжело. Моя ладонь раскрылась, и изумрудное перышко плавно заскользило по воздуху к полу.
   Через пять минут мы все уже сидели в пикапе и ехали в Юнион-Таун, где в больнице врачи боролись за жизнь Дэви Рэя. Зажатый между родителями, я снова и снова прокручивал то, что только что услышал от мамы: Дэви Рэй с отцом отправился на охоту. Дэви Рэй давно дожидался начала охотничьего сезона, когда будет разрешена охота на косуль и оленей, и был рад и горд тому, что отец взял его с собой в охваченный зимней спячкой лес. Они спускались с холма, с обыкновенного холма, сказала миссис Колан, и шли не торопясь. Но Дэви Рэй оступился - его нога попала в нору суслика, присыпанную сверху палой листвой и другим лесным мусором, ;" он упал лицом вперед, и в момент падения его ружье, оказавшееся прямо под ним, само собой выстрелило. Заряд попал Дэви в грудь, прямо в легкие и сердце. Как потом было решено, ружье выстрелило от сотрясения в момент падения тела на землю. Мистер Колан, мужчина в возрасте и далеко не в лучшей физической форме, бегом нес своего сына на руках целую милю, пока не добрался до стоявшего на опушке пикапа.
   Дэви Рэй находится в отделении "Скорой помощи", в хирургии, объяснила нам мама. Он был очень тяжело ранен, и ему делают операцию, пытаясь спасти жизнь.
   Больница в Юнион-Тауне представляла собой здание из красного кирпича и стекла. По моему мнению, сооружение подобной значимости могло выглядеть и поважнее. Я и мои родители вошли все вместе через вход отделения "Скорой помощи", где пожилая санитарка с седыми волосами объяснила, куда и как нам пройти. В комнате ожидания, выкрашенной белой краской, мы встретили родителей Дэви Рэя. На мистере Колане все еще были камуфлированные охотничьи штаны и куртка, все в пятнах крови, от вида которых я похолодел от ужаса и едва смог дышать. На его лице, на щеках, на лбу и на переносице специальной пастой были нанесены зелено-коричневые маскировочные полоски. Маскировочные полоски размазались и растеклись от пота и походили на огромные подживающие синяки, самые страшные из всех, что я когда-либо видел. Было понятно, что потрясение мистера Колана настолько велико, что ему даже не приходит в голову вымыть руки и лицо, ибо что такое вода и мыло в миг, когда решается судьба его крови и плоти? Под его ногтями и на башмаках все еще была лесная грязь. Он пребывал в состоянии ужаса, поразившего его в момент трагедии. Мама обняла миссис Колан, которая тут же разразилась рыданиями. Отец отошел с мистером Коланом к окну. Младший братишка Дэви Рэя, Энди, тоже был здесь, его, вероятно, привезли сюда соседи Коланов. Он был еще слишком мал для того, чтобы понять, что делает нож хирурга в груди его старшего брата.
   Присев на диванчик, я попытался что-то читать.
   Буквы на газетной странице расплывались.
   - Все случилось так быстро, - услышал я голос мистера Колана, - так быстро.
   Мама и миссис Колан присели возле меня; миссис Колан плакала, а мама держала ее за руки. Где-то в глубине больничного холла прозвенел колокольчик, и голос в динамике попросил доктора Скоффилда срочно пройти в ординаторскую. В нашу комнату заглянул какой-то человек в голубом свитере, и все тотчас же повернули к нему умоляющие ждущие лица, но тот всего лишь пришел осведомиться, не мы ли семейство Расселов. Человек в голубом свитере ушел, вероятно, на поиски какого-то другого несчастного семейства.
   Пришел священник пресвитерианской церкви Юнион-Тауна и предложил нам, всем вместе взявшись за руки, помолиться. Я взял за руку миссис Колан; она очень нервничала, ее ладонь была вся мокрая от пота. Теперь, зная силу своей молитвы, я больше не пытался рисковать, хотя, может быть, это было эгоистично с моей стороны. Я от души желал Дэви Рэю поправиться и чистосердечно молил Бога об этом, но никогда, ни единой секунды я не желал Дэви остаться в таком жутком состоянии полужизни-полусмерти, в котором пребывал Рибель.
   Приехали Джонни Вильсон и его родители. Мистер Вильсон, от которого Джонни унаследовал все свои стоические качества, тихо сказал несколько слов мистеру Колану, не выказывая бурных эмоций. Миссис Вильсон и моя мама теперь сидели по обе стороны от миссис Колан, которая, погрузившись в горе, глядела в пол и беспрестанно раз за разом повторяла:
   - Он был хороший мальчик, такой хороший мальчик, - снова и снова, словно вела какой-то бесконечный спор с Господом Богом за жизнь Дэви Рэя.
   Мы с Джонни смотрели друг на друга, не зная, что сказать. То, что случилось с Дэви, было самым худшим из всего, что только могло прийти нам в голову. Через несколько минут после Вильсонов прибыл Бен со своими родителями, а еще чуть позже - родственники Коланов. Пресвитерианский священник пригласил отца и маму Дэви отойти с ним в сторону, как я смог догадаться, для более интимной молитвы. Мы - я, Бен, Джонни, - выйдя в коридор, поговорили о том, что случилось с Дэви.
   - Он обязательно поправится, - сказал Бен. - Мой отец говорит, что эта больница очень хорошая.
   - Мой отец сказал, что Дэви здорово повезло - заряд дроби прошел всего в нескольких миллиметрах от сердца и не убил его наповал, - сказал Джонни. - Еще он сказал, что знал парня, который случайно выстрелил себе из ружья в живот и не протянул после этого и часа.
   Я машинально взглянул на свой "таймекс". Четыре часа назад Дэви увезли на операцию, и он все еще был жив.
   - Он выкарабкается, - уверенно сказал я. - Дэви сильный. Он обязательно поправится.
   Мучительно медленно прошел еще один час. Спускалась ночь, а с ней холодный туман. Мистер Колан побывал в туалете, смыл с лица маскировочные полоски, а с рук - лесную грязь и кровь сына, после чего переоделся в предложенную медсестрой зеленую больничную рубашку.
   - Больше я на охоту не ходок, ни за что в жизни, - повторял он то моему отцу, то мистеру Вильсону. - Христом Богом клянусь. Когда Дэви Рэй поправится, я выброшу в озеро все наши ружья и патроны...
   Мистера Колана начали душить рыдания, и он закрыл лицо руками. Отец ободряюще положил ему руку на плечо.
   - Знаешь, что сказал мне сегодня Дэви, Том? - спросил вдруг мистер Колан, поворачивая к отцу лицо. - Всего за десять минут до того, как все случилось? Он спросил меня: "Мы ведь не станем стрелять в него, если увидим? Мы ведь вышли поохотиться на косуль? Правда, папа? Мы ведь не станем стрелять в него?"
   Отец покачал головой.
   - Он говорил про того зверя, что сбежал с ярмарки, из одного из балаганов. Он думал именно о нем перед самым несчастьем. Как ты считаешь, Том, почему?
   У меня не было сил слышать такое.
   В комнате ожидания появился седовласый врач в очках в тонкой стальной оправе. Мистер и миссис Колан моментально вскочили на ноги и бросились навстречу врачу.
   - Могу я поговорить с вами отдельно, там, снаружи в коридоре? - спросил врач тихо.
   Мама схватила отца за руку. Все поняли, что седой врач принес плохие новости.
   Когда Копаны вернулись, мы узнали, что операция закончена и Дэви перевезли в отдельную палату. За состоянием здоровья Дэви ведется постоянное наблюдение. О том, что ждать дальше, можно будет сказать только утром. Отец Дэви поблагодарил всех за помощь и поддержку и сказал, что просит нас вернуться домой и поспать.
   Бен с родителями оставался в больнице до десяти часов вечера, после чего все они уехали. Через полчаса домой отправились Вильсоны. Родственники Коланов тоже мало-помалу разъехались. Пресвитерианский священник сказал, что останется с нами столько, сколько понадобится. Схватив мою маму за руку, миссис Колан попросила ее остаться еще ненадолго. Мы остались сидеть в комнате ожидания с белыми стенами, а на улице туман превратился сначала в морось, потом в дождь, потом дождь перестал, и мимо окна опять поплыл клочьями туман, пронизанный мелкой моросью.
   Ближе к полуночи мистер Колан предложил сходить за кофе к кофейному автомату в приемной. Но уже через несколько минут он вернулся в сопровождении седовласого врача:
   - Диана, он пришел в себя!
   Взявшись за руки, родители Дэви заторопились к своему сыну.
   Прошло десять минут, которые показались мне вечностью, И мистер Колан снова появился в комнате ожидания. В горящих огоньках сигарет бывало больше жизни, чем я сумел различить в тот момент в его глазах.
   - Кори? - тихо позвал он. - Дэви Рэй хочет с тобой поговорить.
   Я понял, что от страха не могу двинуть ни рукой, ни ногой.
   - Давай, Кори, - настойчиво сказал отец. - Все в порядке, сходи проведай его.
   Поднявшись на ноги, я двинулся вслед за мистером Коланом.
   Перед дверями палаты, в которой лежал Дэви, стояли и разговаривали друг с другом священник и седой врач. Глядя на них, ни о чем хорошем не думалось. Мистер Колан открыл передо мной дверь палаты, и я зашел внутрь. Внутри рядом с кроватью, покрытой прозрачной пленкой кислородной палатки, на стуле сидела миссис Колан. От лежавшего под тонкой голубой простыней тела змеилось несколько пластиковых трубочек, по которым из бутылок на высоких штативах текла прозрачная жидкость и что-то темно-красное, наверное, кровь. Рядом с кроватью имелся большой сложный прибор с зеленоватым экраном, на котором с методичной неуклонностью расширялся и опадал маленький кружок. Увидев меня, миссис Колан наклонилась вперед к голове Дэви и тихо шепнула ему:
   - Кори пришел.
   Я услышал звук тяжелого дыхания и почувствовал запах "хлорокса" и шампуня "Сосновый лес". Снаружи по стеклу барабанил дождь.
   - Вот, присядь сюда, - сказала миссис Колан и поднялась со своего стула.
   Я подошел к кровати и послушно опустился на стул. Миссис Колан взяла одну из рук Дэви, которая была белее итальянского мрамора.
   - Я постою рядышком, Дэви, вот тут, - успокоительно проговорила она. Потом вымученно улыбнулась, что, очевидно, стоило ей немалого труда, и опустила руку Дэви на простыню.
   Я остался глядеть на лицо моего друга сквозь прозрачную пленку кислородной палатки.
   Он был очень бледен, мой друг, под его глазами залегли широкие черно-бордовые полукружья. Кто-то аккуратно причесал ему волосы, и теперь они блестели от влаги. Простыня укрывала его до горла, я не видел ни малейшего следа тех тяжких ран, из-за которых он оказался здесь. В ноздри были вставлены прозрачные трубки, посеревшие губы пересохли. Лицо Дэви Рэя казалось восковым, но глаза, смотревшие прямо на меня, были осмысленными.
   - Это я, - сказал я. - Кори.
   Дэви Рэй с трудом сглотнул. Мне показалось, что зеленый огонек на экране монитора замигал чуть быстрее, но скорее всего мне это только показалось.
   - Ты споткнулся, - сказал я Дэви Рэю и моментально понял, что сказать что-нибудь глупее трудно было придумать.
   Дэви Рэй ничего не ответил. "Он не может говорить", - подумал я.
   - Бен и Джонни тоже приходили, - продолжил я. - Только они ушли.
   Дэви Рэй вздохнул. Вместе со вздохом с его губ сорвалось слово:
   - Бен.
   Уголок его рта чуть-чуть приподнялся кверху.
   - Чудило он.
   - Точно, - подтвердил я и попытался улыбнуться. Я вовсе не был силен. У меня даже не было выдержки миссис Колан. - Ты помнишь, как ты упал?
   Дэви Рэй кивнул. Его глаза пугающе блестели.
   - Нужно сказать, - проговорил он, и его голос сорвался на хрип. - Нужно рассказать тебе.
   - Хорошо, - кивнул я и присел рядом с кроватью Дэви. Дэви улыбнулся.
   - Я его видел.
   - Ты его видел?
   Наклонившись вперед, я принял вид полной готовности услышать какую-то тайну. В ноздри мне ударил легкий запах крови.
   - Ты видел зверя из Затерянного Мира?
   - Нет. Лучше.
   Дэви Рэй с трудом сглотнул, от приступа боли его улыбка угасла, но потом губы растянулись опять.
   - Я видел Первоснега, - сказал Дэви Рэй.
   - Первоснега, - прошептал я. Огромного белого оленя с рогами, раскидистыми, будто ветви дуба. Да, сказал себе я. Кто и заслужил увидеть Первоснега, так это точно Дэви Рэй.
   - Я видел его. Потому и упал. Не смотрел себе под ноги. Ох, Кори, - сказал он. - Олень такой красивый.
   - Да уж, надо думать, - отозвался я. - Он просто огромный, еще больше, чем говорят! И очень-очень белый!
   - Я уверен, - ответил я, - что Первоснег - самый красивый олень на свете.
   - Он стоял прямо передо мной, - продолжал шептать Дэви Рэй. - Очень близко, как вон та стена. Я повернулся к отцу, чтобы сказать ему, и в этот миг Первоснег прыгнул. Всего один прыжок - и его не стало. А я споткнулся и упал, потому что не смотрел себе под ноги. Но Первоснег тут ни при чем, он не виноват, Кори. Никто не виноват. Просто так вышло, и все.
   - Ты поправишься, - сказал я. На моих глазах в углу рта Дэви собиралась в пену кровавая слюна.
   - Я все равно рад, что мне довелось повидать Первоснега, - сказал Дэви Рэй. - Ничего, что он так быстро ускакал. Просто он так живет, и все.
   После этого Дэви замолчал, и слышно было только его тихое влажно шелестящее дыхание. Монитор с зеленым огоньком продолжал тихо попискивать: блип, блип, блип...
   - Я, наверное, пойду, - сказал я и начал подниматься на ноги.
   Белая как мрамор рука Дэви схватила мою руку.
   - Расскажи мне... - прошептал он.
   Я замер. Дэви Рэй смотрел на меня не отрываясь, его глаза умоляли. Я снова опустился на стул. Он держал меня за руку, а я даже не пытался освободиться. Рука Дэви была холодна как лед.
   - Хорошо, - кивнул я.
   Сначала мне нужно было сложить различные фрагменты рассказа, как это было с вождем Пять Раскатов Грома.
   - Жил-был мальчик.
   - Да, - кивнул Дэви Рэй. - Пусть это будет мальчик.
   - Этот мальчик умел летать с одной планеты на другую с помощью одной лишь силы своей мысли. Он много где побывал. К подошвам его кед пристал красный песок Марса, ему случалось кататься на лыжах со снежных холмов Плутона. Он гонял на велосипеде по кольцам Сатурна и сражался с динозаврами на Венере.
   - А мог он долететь до Солнца, Кори?
   - Конечно, это ему ничего не стоило. Он мог летать на Солнце хоть каждый день, стоило ему только захотеть. Кстати, там он и загорел, ведь у него был отличный загар. Для того чтобы лететь на Солнце, он надевал темные очки, а к вечеру возвращался домой коричневый, как головешка.
   - На Солнце, наверное, бывает здорово жарко, - предположил Дэви Рэй.
   - А он брал с собой вентилятор, - пожал плечами я. - Этот мальчик водил знакомство с королями и королевами со всех планет, он был желанным гостем во всех их замках. Он побывал в красном песчаном замке короля Людвига Марсианского и в облачном замке короля Николаев Юпитерианского. Он помирил короля Зантаса Сатурнского и короля Даймона Нептунского, а ведь дело едва не дошло до войны - и все из-за спора по поводу ничейной кометы. Он целый год прожил в огненном замке короля Бюрла Меркурианского, а на Венере именно он помог строить тамошнему молодому королю Свану новый замок из бревен обычного голубого дуба. На Уране король Фаррон просил его поселиться во дворце и остаться навсегда, принять чин адмирала и возглавить военно-морскую королевскую флотилию. В общем, мальчик был необыкновенный, и все знали это, и сами короли, и их подданные. Знали они и то, что другого такого мальчика не появится и через миллиард лет, даже после того как звезды потухнут и разгорятся снова миллион раз. Потому что этот мальчик единственный во всей Вселенной умел странствовать, легко перелетая с одной планеты на другую, и потому его имя значилось всегда одним из первых в каждой книге гостей на любой планете.
   - Эй, Кори?
   - Что?
   Голос Дэви звучал все более и более сонно.
   - Мне хочется посмотреть облачный замок. А тебе?
   - Мне тоже, - отозвался я.
   - Господи.
   Дэви Рэй больше не смотрел на меня. Его взгляд видел что-то еще, невидимое мне, он был словно одинокий путник, мчащийся к своей вымышленной и только ему одному зримой стране.
   - Я ведь никогда не боялся летать, верно? - спросил он.
   - Нисколечко, Дэви.
   - Я здорово устал, Кори.
   Дэви Рэй нахмурился, кровавая слюна медленно потекла по его подбородку.
   - Мне хочется отдохнуть.
   - Тогда отдохни, - сказал я. - А я загляну к тебе завтра. Лоб Дэви снова разгладился. Быстрая улыбка пронеслась по его губам.
   - Не выйдет, потому что сегодня ночью я собираюсь слетать к Солнцу. Я как следует загорю, а вы тут полопаетесь от зависти.
   - Кори? - Это была миссис Колан. - Кори, доктор просит тебя выйти, ему нужно заняться Дэви.
   - Хорошо, мэм.
   Я поднялся. Ледяная рука Дэви Рэя еще несколько мгновений держала мою руку, а потом его пальцы разжались.
   - Завтра увидимся, - сказал я ему сквозь пластик кислородной палатки. Пока.
   - Прощай, Кори, - прошептал он.
   - Прощ... - Я осекся, потому что моментально вспомнил миссис Нэвилл и первый день лета.
   - Пока, - с наигранным весельем кивнул я Дэви и, миновав миссис Колан, вышел в коридор. Я еле сдерживал рыдания и лишь огромным усилием воли не позволил им вырваться наружу прежде, чем затворилась за мной дверь. Я выдюжил, как сказала бы об этом мама Чили Уиллоу.
   Мы сделали все, что было в наших силах. Мы поехали домой по затянутому туманом Шестому шоссе, где в поисках своей возлюбленной время от времени проносилась Полуночная Мона. Попрощавшись с Коланами, всю дорогу мы едва проронили несколько слов - бывают времена, когда слова кажутся пустым звуком. Дома я подобрал с пола зеленое перышко, куда оно выпало из моей ладони; перышко отправилось на место в сигарную коробку.