А что ты забыл в Ардморе?
   Говорю, работал в кегельбане. Расставлял кегли…
   Но каким ветром тебя туда занесло?
   Как-то раз у нас прошел слух, что в Ювалде – не в округ, а в город Ювалде – приезжает шоу. Я скопил денег, чтобы на него попасть, и все ждал, когда они появятся. Но они так и не приехали. Знающие люди говорили, что в Тайлере, штат Техас, их главного упрятали в кутузку. Тамошние власти объявили шоу неприличным. Гвоздем программы у них был стриптиз. Ну а потом я увидел на столбе афишу. Там говорилось, что шоу переносится в Ардмор, штат Оклахома. Вот я и двинул туда.
   Ты двинул в Оклахому, чтобы поглядеть это самое шоу, переспросил Ролинс, сильно удивленный этой историей.
   Ну да. Я что, зря, что ли, деньги копил? Нет, раз ре шил посмотреть, так уж посмотрю, и точка!
   Ну и как, посмотрел?
   Ни хрена! Они и в Ардмор не приехали.
   Блевинс задрал штанину и показал в свете костра пострадавшую от бульдога ногу.
   Видите, как этот гад меня цапнул? Аллигатор, а не пес!
   А почему ты теперь собрался в Мексику, спросил Ролинс.
   Потому же, что и вы…
   Ролинс посмотрел на Джона Грейди.
   Да? Ну так все-таки почему же?
   Потому что вы решили, что в Мексике вас уж никто не догонит.
   А за нами, кстати сказать, никто и не думает гнаться.
   Блевинс опустил штанину и стал ковырять в костре палочкой.
   Я сказал сукину сыну, что не позволю пороть меня, сообщил он.
   Ты про отца?
   Мой отец погиб на войне.
   Значит, про отчима?
   Угу.
   Ну а как этот самый бульдог оказался в кегельбане?
   Никак. Просто в кегельбане я работал.
   Ну а что ты такое учудил, что тебя укусил бульдог?
   Ничего.
   Ролинс чуть подался вперед и плюнул в костер.
   Ну а ты-то что делал, когда тебя укусил бульдог?
   У тебя слишком много вопросов. И вообще не плюй в костер, у меня там готовится еда.
   Что, удивленно спросил Ролинс. Что ты сказал?
   Говорю, не плюй в костер, у меня там готовится еда.
   Ролинс оторопело посмотрел на Джона Грейди. Тот рассмеялся.
   Еда? Ну, приятель, боюсь, ты скоро сам поймешь, что погорячился, когда назвал это едой.
   Ты, главное, предупреди, что отказываешься от своей доли, буркнул Блевинс.
   То, что они извлекли из песка, раскидав уголья, сильно напоминало высушенную мумию из гробницы. Блевинс положил зайца на плоский камень и стал стаскивать шкуру, а потом соскребать мясо с костей, выкладывая куски на тарелки. Затем они полили заячьи ошметки острым соусом, завернули в последние тортильи и начали жевать, то и дело переглядываясь.
   А что, ничего, бормотал Ролинс.
   Точно. Я вообще думал, это и в рот не возьмешь, сказал Блевинс.
   Джон Грейди перестал жевать, с интересом посмотрел на своих спутников, потом снова заработал челюстями.
   Ну, вы ребята бывалые, не мне чета, сказал он.
   На следующий день они продолжили свой путь на юг. Навстречу им стали попадаться повозки странствующих торговцев, направлявшихся на север, к американской границе. Эти загорелые люди с обветренными лицами гнали небольшие караваны мулов по три-четыре цугом. Мулы тащили меха, козлиные шкуры, канделилью, мотки веревок из агавы кустарного изготовления, а также канистры с местным алкогольным напитком под названием сотол. Мексиканцы держали воду в бурдюках из свиной кожи или в провощенных полотняных сумках с кранами из коровьих рогов. Некоторые путешествовали с женщинами и детьми. Завидев встречных конников, они уступали им дорогу, порой уводя мулов в кусты, а юные американцы здоровались и желали удачи. Мексиканцы отвечали улыбками и весело кивали.
   Джон Грейди и Ролинс пытались купить воды у тех, кто попадался им навстречу, но вскоре выяснилось, что это очень непросто, – у американцев не было при себе подходящей мелочи. Ролинс пытался расплатиться монетой в пятьдесят сентаво, но оказалось, что за полные фляги с них причитается всего-навсего четыре сентаво и мексиканец не желает брать лишнее. Под вечер они купили фляжку сотола и поехали дальше, то и дело прикладываясь к ней и передавая ее друг другу. В результате все трое сильно опьянели. Ролинс, сделав очередной глоток, завинтил крышку, взял фляжку за ремень и повернулся, чтобы бросить ее Блевинсу, но вовремя спохватился. Конь Блевинса трусил сзади, но в седле никого не было. Ролинс тупо уставился на гнедого, затем догнал Джона Грейди. который ехал впереди, и окликнул его. Тот остановился, повернулся и удивленно спросил:
   Где он?
   Черт его знает! Небось валяется где-нибудь в кустах.
   Они повернули обратно. Ролинс вел под уздцы лишившегося седока гнедого. Блевинс сидел посреди дороги. На нем по-прежнему была его огромная шляпа.
   Уф, я надрался как свинья, сказал он, увидя их.
   Ролинс и Джон Грейди остановились, глядя на него сверху вниз.
   Ехать можешь или нет, спросил Ролинс.
   Какает медведь в лесу, приятель, или нет? Ну конечно могу. Я, между прочим, отлично ехал, пока не свалился.
   Блевинс встал, покрутил головой и, пошатываясь, стал пробираться между коней, уперся в колено Ролинса.
   А я-то подумал, вы меня бросили и ускакали, сообщил он.
   В следующий раз так и сделаем, пообещал Ролинс.
   Джон Грейди наклонился, взял поводья и придержал гнедого, пока Блевинс карабкался в седло.
   Ну-ка отдай мне поводья, потребовал Блевинс. Я ведь настоящий ковбой.
   Джон Грейди с сомнением покачал головой. Блевинс взял поводья, но тут же уронил их, а когда наклонился, чтобы подобрать, чуть не свалился на землю. Он кое-как удержался, затем выпрямился в седле и резко развернул коня.
   Я знаменитый объездчик мустангов, сообщил он.
   Затем Блевинс ударил гнедого каблуками в брюхо, отчего тот присел на задние ноги, а потом рванул вперед. Блевинс же снова грохнулся на землю. Ролинс с отвращением сплюнул.
   Пусть отдохнет тут.
   Залезай на коня, велел мальчишке Джон Грейди. И кончай валять дурака.
   К вечеру северную часть неба затянуло грозовыми тучами. Все вокруг посерело. Они остановились на вершине холма, чтобы осмотреться. Прямо на них двигалась гроза, и порывистый ветер приятно освежал разгоряченные лица. Все трое молча переглянулись. Вдалеке вовсю сверкали молнии, словно там, за грозовой пеленой, проводились сварочные работы, словно кому-то взбрело в голову отремонтировать гигантский железный каркас мира.
   Ну и польет же сейчас, проворчал Ролинс.
   Я не хочу, жалобно произнес Блевинс.
   Ролинс мрачно усмехнулся и, покосившись на мальчишку, сказал:
   Нет, вы только полюбуйтесь на этого героя!
   Где же ты собираешься укрыться, спросил Блевинса Джон Грейди.
   Не знаю… Но мне обязательно надо где-нибудь спрятаться.
   Боишься растаять под дождичком? Ты часом не сахарный?
   Я из-за молнии…
   Из-за молнии?
   Угу.
   Господи, он даже протрезвел от ужаса, фыркнул Ролинс.
   Боишься молнии, спросил мальчишку Джон Грейди.
   Она только и ждет, чтобы в меня угодить.
   Ролинс кивнул в сторону фляжки, привязанной к луке седла Джона Грейди.
   Ни в коем случае не позволяй ему больше прикладываться к ней. А то у него начнется белая горячка.
   У нас это в роду, продолжал Блевинс. Моего деда, например, убило в шахте в Западной Виргинии. Он как раз поднимался из забоя в бадье. Молнии так не терпелось угробить его, что она не стала дожидаться, когда он выберется на поверхность, а юркнула в дырку и достала его на глубине ста восьмидесяти футов. Пришлось заливать бадью водой, чтобы она остыла и можно было вытащить его и еще двоих бедолаг. Они там поджарились как сардельки. А в девятьсот четвертом году молния убила отцовского старшего брата. Попала в буровую вышку в Батсон-Филде. Вышка была деревянной, но молния все равно в нее угодила, а ему не было и двадцати лет. Маминого дядю убило, когда он скакал в грозу на лошади. На ней и волоска не опалило, а из него пришлось вырезать пряжку ремня, так она в него впечаталась. А моего двоюродного брата – он старше меня на четыре года – молния подстерегла, когда он шел из конюшни в дом. У него всю левую часть парализовало, а пломбы в зубах расплавились так, что он не мог раскрыть рта.
   Вот видишь, сказал Ролинс Джону Грейди. Он бредит.
   Они не могли понять, что стряслось с мальчишкой. Блевинс дергался, бормотал что-то нечленораздельное и показывал на свой рот пальцем.
   Здоров он заливать, заметил Ролинс.
   Блевинс не услышал его слов. На лбу у него выступили капли пота.
   Еще одному моему двоюродному брату – по отцовской линии – молния спалила волосы на голове. Мелочь прожгла ему карман, монеты провалились в дырки и подожгли траву. И в меня молния попадала уже два раза – потому я и оглох вот на это ухо. Нет, мне на роду написано – помереть от огня. Главное, чтобы в грозу на тебе не было вообще никакого металла. Никогда не знаешь, что притягивает молнию. Заклепки в комбинезоне, гвозди в сапогах…
   Ну и что же ты собираешься делать, спросил Ролинс.
   Блевинс злобно посмотрел на север.
   Попробую ускакать от грозы. Иначе мне каюк!
   Ролинс посмотрел на Джона Грейди, потом наклонился и сплюнул.
   Ну вот, видишь? Никаких сомнений. Он рехнулся. Окончательно и бесповоротно.
   От грозы не ускачешь, заметил Джон Грейди. Успокойся.
   Это мой последний шанс, упрямо повторил Блевинс.
   Не успел он договорить, как раздался раскат грома, похожий на треск сломавшейся сухой ветки, на которую кто-то ненароком наступил. Блевинс снял шляпу, провел рукавом по лицу, одной рукой схватил поводья, а затем, оглянувшись, ударил коня по крупу шляпой, и тот пустился вскачь.
   Они смотрели ему вслед. Блевинс попытался на ходу надеть, шляпу, но она вылетела у него из руки. Он отчаянно работал поводьями, отчего локти смешно дергались, и постепенно его комичная фигурка стала уменьшаться и таять в сумерках.
   Я за него не отвечаю, сообщил Ролинс.
   Он отцепил фляжку от седла Джона Грейди и двинул своего коня вперед.
   Он, конечно, свалится по дороге, а куда денется его конь, проворчал он и поехал, прикладываясь к фляжке и бормоча что-то себе под нос.
   Я знаю, куда денется его конь, вдруг крикнул он, оборачиваясь к Джону Грейди.
   Джон Грейди не отставал. Пыль из-под конских копыт уносилась, подхватываемая ветром, который дул им в спины.
   Умчится к черту на кулички, продолжал кричать Ролинс. Угодит к сатане на сковородку.
   Они ехали не останавливаясь. В лица им полетели первые капли дождя. Посреди дороги валялась шляпа Блевинса. Ролинс хотел проехаться по ней, но Малыш обогнул эту помеху. Джон Грейди вытащил ногу из стремени, нагнулся и, не слезая с Редбо, подхватил шляпу. Они слышали, как за спинами шумит ливень, словно за ними гонится разъяренная толпа.
   Вскоре они увидели коня Блевинса. Гнедой был привязан к одной из росших скопом ив. Под сильным дождем Ролинс развернул Малыша и вопросительно посмотрел на Джона Грейди. Тот проехал между деревьев и спустился в арройо[33], выискивая отпечатки ног на суглинке. Вскоре он увидел Блевинса. Мальчишка прятался в корнях мертвого тополя там, где арройо резко поворачивало и выходило на равнину. На мальчишке не было ничего, кроме не по размеру больших и грязных трусов.
   Что ты тут делаешь, спросил Джон Грейди.
   Блевинс сидел на корточках, обхватив себя за худые и бледные плечи.
   Сижу. Разве нельзя?
   Джон Грейди бросил взгляд на равнину, туда, где последние светлые прогалы закрывались тучами, и, на клонившись, положил к ногам Блевинса его шляпу.
   А где твоя одежда, спросил он.
   Снял.
   Это я понял. Но где она?
   Оставил вон там. На рубашке есть медные пуговки.
   Если польет сильный дождь, то по оврагу хлынет поток. Ты об этом подумал?
   В тебя никогда не попадала молния. Ты просто не знаешь, что это такое. А если бы знал, то запел бы по-другому.
   Утонешь, дурила!
   Не беда. Я еще ни разу не тонул.
   Значит, ты собираешься здесь оставаться.
   Вот именно.
   Джон Грейди упер руки в бедра.
   Ну как знаешь. Больше нам толковать не о чем.
   С севера донесся жуткий раскат грома. Казалось, раскололась земля. Блевинс в ужасе обхватил голову руками. Джон Грейди повернул Редбо и поехал назад по арройо. Крупные капли бомбили влажный песок, оставляя на нем крошечные кратеры. Он оглянулся на Блевинса. Тот застыл в той же позе – нелепое дополнение к и без того причудливому ландшафту.
   Где он, спросил Ролинс, когда Джон Грейди подъехал к нему.
   Сидит под деревом. Надень дождевик
   Я сразу понял, что у этого типа в башке не хватает винтиков, заметил Ролинс. С первого взгляда. У него это на физиономии написано. Причем крупными буквами.
   Дождь лил стеной. Конь Блевинса маячит сквозь пелену ливня словно привидение. Они съехали с дороги и двинулись по оврагу в сторону деревьев и укрылись под большим, чуть нависавшим камнем. Они присели на корточки, не выпуская из рук поводьев. Колени у них мокли под дождем. Кони переминались с ноги на ногу, вскидывали головы. Вокруг сверкали молнии, грохотал гром, ветер бушевал в акациях, а с черного неба на равнину низвергались потоки воды. Послышался топот конских копыт, который потом растворился в шуме дождя.
   Ты понял? Ты понял, кто это проскакал, спросил Ролинс.
   Понял.
   Еще выпить хочешь?
   Нет. Меня и так от этой бурды тошнит.
   Меня тоже, призвался Ролинс и сделал еще глоток.
   Когда стемнело, гроза стихла и дождь почти прекратился. Джон Грейди и Ролинс расседлали и стреножили лошадей, потом разошлись в разные стороны и, скрывшись в чапарале, начали блевать. Они стояли, широко расставив ноги и уперев ладони в колени, и их выворачивало наизнанку. Пасшиеся неподалеку кони время от времени настороженно вскидывали головы. Такого им отродясь не приходилось слышать. В серых сумерках эти рыгания словно исходили от странных, диких существ, вдруг наводнивших эти места. Казалось, решило напомнить о себе нечто безобразное и уродливое, гнездившееся в глубинах бытия. Отвратительная гримаса на лице Совершенства… Лик Горгоны, отразившийся в серых осенних водах.
   Утром Джон Грейди и Ролинс поймали коней, заседлали их и, привязав за седлами мокрые скатки, двинулись к дороге.
   Ну, какие предложения, спросил Ролинс
   Надо все-таки отыскать этого сопляка.
   А может, плюнем?
   Нет, нельзя оставлять его здесь одного, без коня. Он же сгниет в одночасье.
   Наверное, ты прав. Как его оставишь, идиота этакого!
   Джон Грейди поехал по арройо и вскоре увидел Блевинса. Мальчишка был в том же виде, что и вчера. Джон Грейди осадил Редбо. Блевинс шел по оврагу босиком, держа в руке один сапог. Он поднял голову, молча уставясь на Джона Грейди.
   Где твоя одежда, спросил тот.
   Смыло.
   У тебя сбежала лошадь.
   Знаю. Я уже ходил на дорогу.
   Что собираешься делать?
   Не знаю.
   Зеленый змий зло пошутил над тобой, приятель.
   У меня такая башка, словно на ней посидела толстуха, признался Блевинс.
   Джон Грейди посмотрел на пустыню под лучами утреннего солнца, затем перевел взгляд на мальчишку.
   Ты довел Ролинса до ручки. Да, наверное, ты и без меня это знаешь.
   Мы не знаем, когда возникнет у нас нужда в тех, кого мы презираем…
   Где ты это слышал?
   Не знаю. Запомнилось, и все…
   Джон Грейди покачал головой, потом развязал седельную сумку; достал из нее чистую рубашку и протянул Блевинсу.
   Надень, пока не обгорел. А я поеду посмотрю, нет ли где твоей одежды.
   Спасибо большое, сказал Блевинс. Джон Грейди проехал по арройо, потом повернул назад. Блевинс сидел на песке в рубашке.
   Много воды было в овраге?
   Много.
   Где ты нашел сапог?
   На дереве.
   Джон Грейди проехал арройо из конца в конец, по том покатался по равнине, но второй сапог словно сквозь землю провалился. Вернувшись, Джон Грейди застал Блевинса в прежней позе.
   Сгинул твой сапог, сказал Джон Грейди.
   Все ясно.
   Надо ехать, произнес Джон Грейди, подхватил Блевинса и усадил позади себя. Когда Ролинс увидит тебя в таком виде, то закатит скандал.
   Но Ролинс, увидев Блевинса, вообще лишился дара речи.
   Он потерял одежду, пояснил Джон Грейди.
   Ролинс молча повернул Малыша и поехал вперед. Джон Грейди с Блевинсом двинулись следом. Вскоре Джон Грейди услышал, как сзади что-то шмякнулось о землю. Обернувшись, он увидел, что это сапог Блевинса. Он покосился на мальчишку, но тот молча смотрел вперед из-под своей огромной шляпы. Кони вышаги вали среди теней, падавших на дорогу. От папоротников поднимался пар. Время от времени попадались за росли кактусов чолья, на иголках которых вчерашний ураган распял птиц – серые безымянные пернатые замерли навсегда, словно застигнутые в полете. Некоторые висели, безвольно уронив крылья. Кое-кто, впрочем, еще был жив. Завидев проезжающих, птицы с трудом поворачивали головы, судорожно дергались и хрипло кричали, но кони не останавливались. В солнечном освещении ландшафт сказочно преобразился: зеленым огнем полыхали акации и паловерде, изумрудно светилась придорожная трава, бушевала зелень сосняков. Казалось, дождь зарядил электричеством не видимые батареи, которые и заработали теперь на полную мощность.
   К полудню три конника на двух лошадях подъехали к лагерю у подножия столовой горы, что тянулась с востока на запад. Там журчал прозрачный ручей, и мексиканцы выкопали яму для очага, обложили ее камнями и установили котел. Он представлял собой нижнюю часть оцинкованной цистерны. Чтобы привезти его сюда из города Сарагоса, находящегося в восьмидесяти милях от лагеря, была изготовлена деревянная подставка на колесах с деревянной же крестовиной, чтобы удерживать котел на месте. Примятый чапарраль напоминал о том, что недавно лошади доставили сюда это полезное приспособление. Когда трое американцев подъехали к лагерю, то увидели там несколько мулов, навьюченных канделильей, из которой в этих местах делали воск. Спустившись со столовой горы, хозяева оставили нагруженных поклажей животных пастись, а сами расположились подкрепиться. Сейчас под ивами сидело с десяток мексиканцев в жутких лохмотьях, отдаленно напоминавших пижамы. Они ели оловянными ложками из глиняных мисок. Увидев новоприбывших, они подняли головы, но есть не перестали. Джон Грейди поздоровался, и ему ответил глухой хор голосов. Он слез с коня, мексиканцы посмотрели на него, потом переглянулись и снова продолжили обед.
   Тьенен альго ке комер?[34]
   Двое мексиканцев ложками показали на огонь, горевший в очаге. Когда с лошади сполз Блевинс, они снова переглянулись.
   Ролинс и Джон Грейди извлекли из седельных сумок свои тарелки и ложки. Джон Грейди вынул из почерневшего мешочка эмалированную миску и дал Блевинсу вместе с вилкой с деревянным черенком. Они подошли к очагу и наполнили тарелки фасолью с мясом, а кроме того, с железного листа над огнем взяли по паре обгорелых тортилий. Потом устроились под ивами чуть поодаль от мексиканцев. Блевинс сел, вытянув ноги перед собой. Ноги выглядели такими бледными, что он застеснялся, подогнул их под себя и прикрыл колени краем одолженной Джоном Грейди рубашки. Они ели, а мексиканцы, успев уже закончить обед, курили сигареты и тихо рыгали.
   Ты не спросишь у них насчет моего коня, обратился Блевинс к Джону Грейди.
   Какое-то время тот жевал с задумчивым видом.
   Если конь у них, то они сразу поняли, что он наш, сказал он.
   Думаешь, они его украли?
   Не видать тебе гнедого как своих ушей, злобно сказал Ролинс. Вот приедем в первый же городишко, так ты уж постарайся обменять свой кольт на какую ни то одежку и на автобусный билет домой, где там у тебя дом. Если, конечно, тут ходят автобусы. Может, этот твой приятель и готов таскать тебя по всей Мексике у себя за спиной, но лично с меня хватит.
   У меня нет кольта. Он был в седельной сумке, сообщил Блевинс.
   Ролинс коротко выругался.
   Какое-то время Блевинс ел молча. Потом поднял голову.
   Что я тебе такого сделал, спросил он.
   Ровным счетом ничего. И главное, ничего не сделаешь. Я уж прослежу за этим.
   Оставь его в покое. Ничего не случится, если мы по пробуем помочь парню вернуть коня, сказал Джон Грейди.
   Я просто сообщаю ему факты.
   Он их знает без тебя.
   По тому, как он себя ведет, трудно в это поверить.
   Джон Грейди подобрал остатки чили кусочком тортильи, доел и его, а потом, поставив тарелку на землю, начал свертывать сигарету.
   Никак не могу наесться. Что, по-твоему, они скажут, если мы возьмем себе добавки, сказал Ролинс.
   По-моему, они возражать не станут. Валяй накладывай, сказал Блевинс.
   Тебя кто спрашивает, оборвал его Ролинс.
   Джон Грейди было полез в карман за спичками, по том передумал и, подойдя к мексиканцам, попросил огонька. Двое вытащили самодельные зажигалки, один выбил огонь. Джон Грейди закурил, кивнул. Он поинтересовался насчет котла, спросил про канделилью, которой были навьючены мулы. Мексиканцы стали рассказывать, как из нее делают воск, а один сходил к мулам и принес маленькую серую плитку, похожую на хозяйственное мыло. Джон Грейди поскреб ее ногтем, понюхал, посмотрел на свет.
   Худой мексиканец в замызганной кожаной безрукавке пристально смотрел на Джона Грейди, потом кивнул и присвистнул. Когда Джон Грейди повернулся в его сторону, тот спросил, не приходится ли ему братом тот блондин. Джон Грейди понял, что речь идет о Блевинсе, и покачал головой.
   Мексиканец тогда осведомился, кто он такой. Джон Грейди посмотрел на Блевинса, который стоял, натирая ноги куском сала, выданным ему мексиканским поваром.
   Ун мучачо, но мас[35], сказал он.
   Альгун парентеско?[36]
   Но.
   Ун амиго.[37]
   Джон Грейди затянулся сигаретой, потом стряхнул пепел о каблук и сказал:
   Нада.[38]
   Наступило молчание. Худой смотрел на Джона Грейди, а тот, в свою очередь, на Блевинса. Затем худой спросил его, не хочет ли он продать мальчишку.
   Джон Грейди ответил не сразу, и худой, возможно, решил, что он просто думает, сколько запросить. Мексиканцы ждали, что он скажет. Джон Грейди посмотрел на них и произнес одно слово:
   Но.
   Ке вале[39], спросил худой.
   Джон Грейди затушил сигарету о подошву и встал.
   Грасиас пор су оспиталитад[40], сказал он. Худой предложил заплатить за мальчишку воском. Остальные повернулись, посмотрели на него, затем перевели взгляды на Джона Грейди.
   Джон Грейди, в свою очередь, посмотрел на мексиканцев. Они не выглядели разбойниками с большой дороги, но это не очень-то успокаивало. Он молча по вернулся и зашагал через полянку к лошадям. Ролинс и Блевинс поднялись ему навстречу.
   Что они сказали, спросил Блевинс.
   Ничего.
   Ты не спросил их насчет моего коня?
   Нет.
   Почему?
   Потому что его у них нет.
   А что говорил тебе тот тип?
   Ничего. Собирай тарелки и поехали.
   Ролинс посмотрел на мексиканцев. Он подобрал волочившиеся поводья и сел в седло.
   Что случилось, парень, спросил он Джона Грейди.
   Тот тоже сел в седло, посмотрел на мексиканцев, потом на Блевинса, стоявшего с тарелками в руках. Вид у него был растерянный.
   Чего он на меня таращится, спросил мальчишка Ролинса.
   Убирай тарелки в сумку и садись.
   Но их надо помыть.
   Делай, что тебе говорят.
   Двое или трое мексиканцев поднялись на ноги. Блевинс засунул тарелки в сумку, а Джон Грейди помог ему вскарабкаться на Редбо.
   Они выехали на дорогу и снова двинулись на юг. Ролинс оглянулся на лагерь и пустил Малыша рысью, Джон Грейди поравнялся с ним, и они поехали рядом по узкой дороге с глубокими колеями от телег. Они ехали молча. Когда они отъехали от лагеря на милю, Блевинс поинтересовался, чего хотел человек в безрукавке, но Джон Грейди не ответил. Тогда Блевинс снова задал свой вопрос, и Ролинс с интересом посмотрел на мальчишку.
   Он хотел купить тебя, чучело, сказал он.
   Джон Грейди не обернулся к Блевинсу и ничего не сказал. Они долго ехали в молчании. Затем Джон Грейди обратился к Ролинсу:
   Зачем ты ему это брякнул? Кто тебя тянул за язык?
   На ночлег они устроились в горах Сьерра-де-ла-Энкантада, развели костер и молча сели у огня. В отблесках пламени резко выделялись бледные и худые ноги Блевинса. К смазанной салом коже прилипла дорожная пыль и травинки. В больших и грязных трусах Блевинс сильно смахивал на мальчишку-батрака, которого хозяева держат в черном теле. Джон Грейди вы тащил из своей скатки нижнее одеяло и протянул Блевинсу. Тот завернулся в него, прилег у костра и вскоре уснул. Ролинс кисло покосился на него, покачал головой и сплюнул.
   От одного вида этого паршивца плакать хочется. Помнишь, что я тебе тогда говорил?
   Помню.
   Ролинс уставился в алое сердце костра.
   А знаешь, что я тебе скажу теперь?
   Быть беде.
   Джон Грейди сидел, обхватив руками поднятые к подбородку колени, и курил, погрузившись в размышления.
   Наказание, да и только, вздохнул Ролинс.
 
   На следующий день они въехали в городок Энкантада, расположившийся в котловине в окружении невысоких гор. Первое, что бросилось им в глаза, был кольт Блевинса. Он торчал из заднего кармана брюк мексиканца, согнувшегося над открытым капотом «доджа». Первым увидел кольт Джон Грейди и не пришел в восторг.