Страница:
Когда переполох, вызванный «Потопом» (так успели окрестить последствия цунами), уляжется, Ф’лессану, наверно, удастся уговорить мастера Вансора и получить нужные кристаллы и инструменты, чтобы отладить главное зеркало телескопа: бронзовый всадник был совершенно в этом убежден. Игипс научил его, как собирать компьютер. Может, удастся уговорить Бенелека, старого друга Ф’лессана, который теперь был мастером компьютерного цеха, помочь ему. Дисплей найти сложнее — однако, возможно, Стинар уступит ему свободный монитор, если он пообещает предоставлять взамен регулярные отчеты о том, что будет наблюдать в старинный телескоп…
Впрочем, хватит прожектов. Впереди тяжелый день. Ф’лессану даже не представилось возможности показать Тай, где он хранит бинокль, а тем более великолепную обсерваторию Хонсю. Развернувшись на каблуках, он решительно зашагал назад, в свой Вейр, улыбаясь про себя: несомненно, все это должно очень понравиться Тай.
Поскольку на улице было холодно, а в котле вполне хватало тушеного мяса еще на двоих, Чесмик впустил их. К тому же у него появились новые слушатели: все скороходы, которые заглядывали сюда, чтобы получить свою порцию теплой еды, прежде чем продолжить путь, уже слышали рассуждения мастера Чесмика и вовсе не горели желанием слушать их снова.
— Как вы думаете, почему мы называем это место Круглой станцией? — спросил он, переводя взгляд с одного путника на другого.
— Ну, рассказывайте, — буркнул путник помоложе; тон его был настолько грубым, что мастер Чесмик едва не прекратил разговор.
— Расскажите нам. — Старший из двоих, мужчина со шрамами на лице, говорил гораздо любезнее, но странным, немного невнятным голосом. Когда он отломил кусок хлеба от каравая, лежавшего в центре стола, Чесмик заметил, что на левой руке у него не хватает фаланги пальца.
— Вовсе не потому, что станция построена круглой — что, кстати, вовсе не так. — Чесмик пронзительным взглядом окинул всех, кто собрался за столом; все разговоры немедленно смолкли. — Она так называется из-за здоровенной дыры вон там! — Он указал в нужном направлении. — Добрых двадцать шагов от главного входа, в два человеческих роста глубиной. А дыра-то — она вот от этого, как раз там, где эта штука приземлилась! — Он указал на черный, неправильной формы предмет, стоявший в нише, вырубленной в каменной стене.
Из двух гостей на странный предмет посмотрел только старший. Его спутник надменно усмехнулся, не прекращая жевать. Что ж, подумал Чесмик, по крайней мере, они не смогут пожаловаться на то, что на Круглой их не накормили.
— Это ни в какое сравнение не идет с тем, что сделал Огненный шар, — с явным презрением заявил молодой человек. — Нечего было связываться с Алой Звездой!
— Это, — Чесмик махнул рукой в сторону кратера, — упало тысячу Оборотов назад, задолго до того, как с помощью Игипса всадники Перна изменили орбиту Алой Звезды, грозившей Перну!..
Прежде чем самоуверенный и надменный молодой человек успел вставить хотя бы слово, мастер-смотритель продолжил:
— А значит, между этой штукой и той, которая упала на рудниках Крома, нет связи. А обе эти штуки — метеориты. — Он очень тщательно произнес последнее слово. — И вовсе не первые, которые падают на планету. А Огненный шар — совсем другая штука. Верно? — обратился он к скороходам.
Те закивали, соглашаясь.
— А на рудниках Крома метеорит выставлен так же, как у вас? — спросил старший из двух гостей.
У него был странный акцент, который Чесмик никак не мог определить. Несомненно, он не был родом из Керуна: керунцы растягивали слова — если, конечно, вообще говорили. Не был он и с восточного побережья: скороходы, воспитанные там, говорили коротко и отрывисто. Впрочем, как и уроженцы западного побережья — хотя там по-другому ставили ударение в некоторых словах… Да, в этом все дело. Этот человек говорил практически без интонаций, не выделяя слова, — слишком ровно и монотонно, просто выговаривал их, иногда нечетко произнося «т», «д» и «н».
— Нет, они продали его цеху кузнецов, причем им заплатили больше, чем можно было бы заработать в рудниках за многие Обороты!
Не то чтобы Чесмик не одобрял этой продажи, но… В конце концов, это был их метеорит. Он тоже мог бы продать свой метеорит цеху кузнецов, но нельзя продавать то, что так долго хранилось в семье. Это было бы попросту неправильно!
— Я слыхал, говорят, будто это часть Алой Звезды, — со странным блеском в глазах заявил младший гость.
— Все это полная чушь, — с презрением ответил Чесмик и указал на небо. — Если бы даже Алая Звезда разбилась на части — а мастер Эррагон, и Стинар, и Вансор смотрели на нее из Прибрежного и видели, что это не
так, — то камни падали бы нам на головы по всей планете. А они не падают.
— Нам хватило беды с одним Огненным шаром, — проворчал какой-то скороход.
— Не надо было ничего делать с Алой Звездой, — сказал старший из гостей; лицо его стало суровым, а в голосе чувствовалось осуждение. — Она веками кружила вокруг Перна, и менять ее курс было дурным деянием.
— О, она по-прежнему обращается вокруг Перна, — возразил Чесмик. — Просто не так близко, чтобы снова сбрасывать на нас Нити.
— Нити и драконы, которые сжигают их в небе, — это традиция. Столько традиций было нарушено. Игипс непростительно исказил наш образ жизни и наши традиции…
В ровном, без интонаций голосе этого человека было что-то, что заставляло прислушиваться к его словам. Впрочем, Чесмик и сам все знал о традициях. Скороходы следовали традициям, которые были заложены еще во времена первого цеха, созданного в Форт-холде.
— Нет ни одного скорохода на дорогах Перна, будь то на севере или на юге, который не следовал бы традициям. А поскольку вы оба уже поели, советую вам лечь в постели, которые мы по традиции… — Чесмик помолчал, давая странникам понять, что он имеет в виду, — предоставляем путешественникам зимой.
Он поднялся и жестом указал гостям на лестницу, ведущую к спальне.
Старший мужчина поднялся и поклонился. То же сделал и младший, хотя на лице у него сохранялось весьма неприятное выражение; после чего оба направились спать.
Эта пара вызвала у него весьма неуютные чувства. Размышляя об этом, Чесмик вспомнил описание человека, остановившего на пути Приллу и передавшего ей послание, которое ей следовало кому-то отнести. Да, определенно, это был старший из двух незнакомцев: Прилла упоминала о том, что у него странный, почти лишенный интонаций голос. Должно быть, он носил шляпу как раз для того, чтобы не были заметны его шрамы. Конечно, он заплатил за услугу, иначе Прилла не взяла бы у него послание. Однако… почему же он остановил скорохода на дороге, если затем пришел на станцию и мог отправить свое послание отсюда, как это делается обычно?..
Он нашел Сибелла в его кабинете: на столе лежали стопки бумаг, придавленные камнями вместо пресс-папье.
— Ну что, пришел помочь мне разобраться с прошениями? — спросил Сибелл, похлопав по бумажным завалам.
Шпилька застонал и отвел глаза.
— Не вовремя я попал…
По традиции, все прошения, подаваемые во время праздника Окончания Оборота, направлялись в цех арфистов и там прочитывались особой, специально для этого образованной группой мастеров и подмастерьев. Именно эта группа и решала, какие из прошений являются достаточно срочными, и представляла их на заседании Конклава в Телгаре в первый день третьего месяца. С некоторыми прошениями нужно было разбираться в самих холдах. Однако если против какого-либо холдера выдвигались серьезные обвинения или же на него подавалось большое количество жалоб, именно Конклав решал, имеет ли смысл вести дальнейшее расследование. Шпильке часто поручали поиск необходимой информации.
— Я свой вклад внесу. Как всегда. Я готов рассмотреть любые прошения из Керуна, Айгена и Битры: я там всех заводил и скандалистов наперечет знаю.
Сибелл улыбнулся уголками губ.
— Пока что из Битры жалоб немного. Сузмал, похоже, так хорошо принялся за дело, что им все довольны.
Шпилька расширил глаза и, сдвинув стопку бумаг, присел на угол стола.
— Однако же! Кстати, как насчет тех набросков, которые я тебе прислал? Узнали кого-нибудь из этой троицы?
— Женщина — из Тиллека; характер у нее довольно скандальный и неуживчивый. Она была ученицей при местном цехе целителей, но перед третьим сроком ее отстранили: решили, что для этой профессии она не подходит. Она подавала прошение лорду Ранрелу, чтобы ей — в обход ее младшего брата, которого отец назвал наследником, — отдали отцовский холд. Кстати, отец, судя по всему, оставил особое распоряжение, касавшееся отстранения ее от прав владения. У нее с братом вышла крупная ссора, после чего она ушла. В Тиллеке ее не было с осенней Встречи в прошлом Обороте.
— Значит, она — человек без холда?
Сибелл пожал плечами, потом порылся в ящике стола и извлек оттуда три рисунка.
— Один из торговцев, который тут побывал, — из клана Лилкампа, — опознал вот этого вот человека. — Он постучал по рисунку, изображавшем мужчину, у которого не хватало фаланги указательного пальца на руке. — Много путешествует. Делает свою долю работы, когда его об этом просят, многое умеет; имеет привычку задавать вопросы. К тому же у него странный голос…
Он помолчал немного, потом продолжил:
— Молодой Сев упомянул, что его вопросы были… как бы это выразиться… провокационными.
— Провокационными? А он задавал вопросы торговцам? — Шпилька был немного удивлен таким определением.
— Они видят множество людей и достаточно умны для того, чтобы знать, что и где происходит и как на это peaгируют другие. Причем разбираются они в таких вопросах лучше, чем скороходы, которые по характеру своей работы нигде не задерживаются надолго.
— Однако же они нам помогают, — заметил Шпилька. — Чесмик с Круглой станции говорил, что к нему приходили незнакомцы, отправляли сообщения. И еще кто-то оставляет на станции скороходов послания и пол марки, чтобы оплатить доставку…
Сибелл поднял брови:
— Переплата? Подкуп?
— Ну, такого Чесмик мне не говорил.
— А он знает, что ты арфист?
— Он не спрашивает, — в глазах Шпильки заплясали смешливые искорки. — Кстати говоря, — прибавил он, и улыбка его стала злорадной, — ты знаешь, что все оконные стекла, которые разбились от ударной волны, были сделаны мастером Нористом? А стекла мастера Морилтона даже не треснули! Еще один плюс нашей новой технологии.
Он склонил голову набок:
— А знаем ли мы, официально или неофициально, пережили ли Потоп… э-э… ссыльные?
Сибелл поджал губы и пристально посмотрел на своего собеседника:
— А что, об этом спрашивали?
— Не так многословно; но знать это было бы полезно.
— Ты тоже этим интересуешься?
— Отчасти. — Шпилька пожал плечами с выражением совершеннейшей невинности на лице.
— Насколько я понимаю, одно из обязательных требований при выборе места ссылки заключалось в том, чтобы никто, кому пришло бы в голову отправиться на поиски ссыльных на корабле, не смог бы найти подходящий берег, чтобы высадиться. Множество таких островов представляют собой скалы. Основные из них пострадали от Потопа, но не были затоплены. Что еще?
— Обрывок разговора, который я подслушал, — строго говоря, ложная информация, которую я хотел бы честно… — он положил руку на сердце, — искренне, от всей души, правдиво опровергнуть. Как я и говорил, наши заговорщики и, как я подозреваю, тот изобретательный паршивец, который создал памфлеты, так огорчившие мастера Кривеллана, обретаются у подножия гор в Керуне. Именно там, где проживает множество людей, у которых не хватает знаний, чтобы спорить, и которых не волнует, что происходит на остальной планете. Ты узнал, кто третий?
— Он вроде бы выглядит знакомым, но я никак не могу сообразить, кто это.
— Я тоже. Он напоминает с полдюжины людей, которых я знаю, — тот же рост, тот же возраст, те же черты лица… зато ни морали, ни этики у него, похоже, и в помине нет. У него есть кое-какие обязанности, которые он время от времени исполняет, и есть кто-то, кому он докладывает о своих действиях. Может быть, он — младший сын какого-нибудь холдера, не преуспевший в жизни и вряд ли имеющий права наследника? Нос он задирает изрядно. Тебе, думаю, знаком этот тип людей; впрочем, он адаптируется к окружающей обстановке лучше, чем Третий или Пятый.
— Третий и Пятый?.. Шпилька состроил гримасу:
— Они друг друга называют по номерам. Женщина — Четвертая. Думаю, тот, кто первоначально был Вторым, умер. У меня сложилось отчетливое впечатление, что они этому рады, поскольку он возражал против некоторых из их планов. Третий — это тот крупный мужчина, Четвертая, как я и сказал, женщина. В общей сложности их семь — или как минимум семь; они время от времени приходят в свое убежище в горах. Я подозреваю, что Шестой родом из Тиллека — у него такой носовой гнусавый выговор. Третий много путешествовал, насколько нам известно; Четвертая побывала во многих местах, так что я не могу сказать, откуда она родом. Определенно, Третьего интересуют деньги и спорт. Думаю, Третий искренне обеспокоен слишком широким применением технологии. Четвертая воспринимает традицию как смысл жизни. У нее мозги наперекосяк. Она хочет быть лидером, но ей для этого не хватает личных качеств: не тот человек. Она слишком озабочена тем, чтобы все делать по-старому, «правильно»; ее научили, что именно так — правильно и именно так должны делать все. — Шпилька помолчал. — Она слишком привыкла рядиться в чужие шкуры и вряд ли помнит, какого цвета ее собственная.
— Они что-то планируют? — спросил Сибелл.
— По их поведению похоже на то: все эти послания,
которые они оставляют на станциях скороходов, так, что нельзя установить, кто именно их отправляет…
— А как же они тогда получают ответы?
— Подозреваю, за них это делает кто-то из горцев. Я спрашивал в Широком Заливе — мастер станции Арминет меня знает, — и он заметил вроде бы вскользь, что многие горцы получают послания.
Сибелл задумчиво потер подбородок:
— Они должны знать, что теперь большинство цехов целителей запирают свои склады — и пользуются только стеклом мастера Морилтона. — Он многозначительно взглянул на Шпильку. — Цеха стеклодувов перевели исполнение заказов целителей в самые безопасные места, цеха кузнецов начали разрабатывать цифровые замки…
— И Игипс снова одержит посмертную победу — на этот раз над вандалами! — Как это часто бывало, Шпилька перебил его, не дослушав; тон у него был торжествующим. — Никогда не знаешь, что может понадобиться в следующий момент — и все из-за них…
— Бенелек просто в восторге. Эти замки легко установить и подключить к сигнализации. Я на несколько недель послал ему в обучение подмастерьев, у которых, как мне кажется, есть соответствующие задатки.
— Ты что, боишься, что они и сюда вломятся? — Шпилька был искренне встревожен.
Сибелл рассмеялся, на время отбросив обычную серьезность:
— Вряд ли — в Форт-холде есть сторожевой дракон!
— Который не услышал, как вандалы пробрались в цех целителей….
— Потому что они пришли тихо и были в зеленом, а это цвет целителей. К тому же у нас здесь живут файры — и не только файры Менолли… — Он погрозил пальцем странствующему арфисту. — Если ты услышишь хоть что-то об их планах — хотя бы шепоток….
— У меня отличный слух, а у Бисты — еще лучше.
— Если услышишь — сообщи. — Сибелл нахмурился в задумчивости. — Разве не странно? Именно те, кто так восстает против усовершенствований Игипса, заставляют нас использовать его технологию, чтобы противостоять им!
— В этом есть ирония. — Шпилька поднялся со своего места. — Я читал достаточное количество исторических
файлов Игипса для того, чтобы понять: Перну никогда не грозит стать слишком… как бы это выразиться… технологизированным. Слишком много времени занимает выработка соответствующих навыков — за исключением особых случаев вроде цифровых замков; к тому же у нас нет таких производственных систем, как у Предков. Как цивилизация мы приучены к более неторопливому, более методичному ритму жизни, и лишь немногим захочется подняться до высот Игипса…
— Философствуешь? — усмехнулся Сибелл. — Интересно, можно ли такими рассуждениями успокоить недовольных.
— У всех нас есть выбор, — потирая руки в предвкушении, заявил Шпилька. — Итак, какие же прошения я должен просмотреть? По крайней мере, сегодня я ночую здесь…
Пока Сибелл решал, какую стопку отдать Шпильке, дверь в кабинет мастера приоткрылась; арфисты услышали счастливый смех ребенка, потом дверь распахнулась внутрь:
— Па, я еще одну мелодию выучил. Она такая красивая! Ребенок — по оттенку темных курчавых волос Шпилька без труда догадался, что это старший сын Менолли, Робе, — влетел внутрь и остановился у дверей:
— Ой, я не знал, что здесь есть кто-то еще! Извините…
— Ничего, заходи, заходи, — проговорил Шпилька, втайне надеясь, что это событие позволит ему увильнуть от просмотра прошений.
— Это музыка Игипса! — объявил Робе, словно источник мелодии имел особое значение.
— Музыка Игипса? — Шпилька поддался искушению повторить эти слова.
— Игипса, да! — подтвердил Робе, энергично закивав, отчего кудряшки на его голове запрыгали, но лицо при этом стало серьезным и почти торжественным.
— Если это музыка Игипса, значит, все прекрасно, — заверил его Шпилька. — И я понимаю твой восторг.
— Вот эти бумаги, мастер Мекельрой, предоставляются на ваше рассмотрение. — Сибелл с поклоном пододвинул Шпильке одну из самых больших стопок.
— Благодарю вас, мастер Сибелл, благодарю вас. Вы всегда так щедры ко мне. Не могу выразить, как я вам
благодарен за то, что вы нашли для меня занятие на то время, пока я здесь, — высокопарно ответствовал Шпилька, после чего подмигнул озадаченному Робсу и направился к выходу из кабинета. — А прекрасную мелодию, бесспорно, стоит слушать сразу после того, как она была разучена.
С этими словами он закрыл дверь.
Он передал Сибеллу самые важные новости; однако ему оставалось выяснить, что отвечать людям, задававшим один и тот же вопрос.
«Что всадники собираются делать с теми вещами, которые падают с неба?»
«Тилет’ и Сегрит’а», — сказала Рамот’а, приподнимая голову, и снова опустила ее на передние лапы.
— Правда? — Лесса была удивлена не меньше, чем Ф’лар. — Ты что, забыл, что они должны прилететь?
— Я бы не забыл о таком невероятном визите, — с упреком ответил Ф’лар, поспешно снимая мягкие, отороченные мехом высокие сапоги до колен, которые он носил дома, и надевая стоявшие у обогревателя кожаные. Затем он сбросил шерстяную фуфайку и, поднявшись на ноги, поправил воротник шерстяной рубахи.
Сделав вид, что не замечает всего этого, Лесса уложила длинную косу в подобие короны на голове и расправила складки юбки.
— У нас есть вино, верно? Может быть, Марона тоже пришлет что-нибудь вместе со свежим кла и выпечкой, — проговорила она. — Но интересно, право же, почему они здесь?
— Несомненно, они нам это объяснят! — ответил Ф’лар, отдергивая тяжелую штору, не позволявшую холодному воздуху проникать в их апартаменты. Нахмурившись, он выглянул наружу. — Им стоило бы сначала разузнать, какая у нас тут погода, похоже, день предстоит не из лучших.
«Они спрашивали, Рамот’а?»
«Нет, иначе я бы вам сказала. Я тоже ничего не забываю». Рамот’а повернула голову, с легким упреком взглянув на свою всадницу.
— Конечно, нет.
Услышав голоса, Лесса вышла из Вейра и, повернув за угол, увидела Пильгру. Госпожа шла к ней, оскальзываясь на льду и придерживаясь рукой за каменную стену, чтобы не потерять равновесия.
— Моя дорогая Пильгра, тебе следовало узнать, какая тут стоит погода, — любезно заметила Лесса.
Пильгра отнюдь не была ее любимой госпожой Вейра среди Древних всадников, однако Лесса побеспокоилась бы о любом, кто решился в этот холодный день отправиться в путешествие.
— Идем в тепло. Позволь мне взять твою куртку. О, у тебя одна из этих новых длинных курток? И как ты полагаешь, они теплее?
— Если бы день был получше, думаю, ее было бы вполне достаточно; но я не ожидала, что здесь так скверно. В горах довольно холодно, но там хотя бы светит солнце.
Все еще держа в руках длинную теплую куртку, Лесса взглянула на старшую женщину, заметив, что ее штаны пузырятся на коленях и некрасиво морщатся на ягодицах.
— О, как славно вы обустроили Вейр, как тут тепло, — снова заговорила Пильгра, пристально рассматривая обогреватель. — Доброго дня тебе, Рамот’а, — прибавила она, приветствуя золотую королеву.
Та разглядывала посетительницу спокойными зелеными глазами. Пильгра подошла к ближайшему обогревателю, преувеличенно поежившись:
— Как это прекрасно! У нас теперь тоже есть тепло, но, похоже, Вейры. в горах ничем не согреешь…
Внезапно Лесе пришла в голову причина, которой, возможно, они и были обязаны визиту двух предводителей Вейра.
«Может, над их горами и светит солнце, но оно не греет. — заметила Рамот’а. — Я сказала Тилет’у и Сегрит’е, чтобы они погрелись у нас на площадке Рождений. Это
лучше, чем ждать на краю кратера, да еще в такую погоду».
«Какая ты у меня заботливая!» — ответила Лесса.
Повернувшись, чтобы приветствовать М’ранда, она заметила, как похудело и заострилось его лицо. Определенно, они прилетели сюда, чтобы поговорить о своем намерении уйти на покой. Конечно, они вовсе не обязаны обсуждать это решение с Бенденом, поскольку Вейры автономны, однако М’ранд крайне пунктуально исполнял любые формальности.
— Вина? Или, может быть, ликера, который готовит мастер Олдайв?
— Это было бы просто прекрасно, Лесса, — ответил М’ранд, разражаясь приступом кашля.
Почему она до сих пор не замечала, что М’ранд стареет? Когда предводители двух Вейров виделись в последний раз? Королевы время от времени обменивались сообщениями, но всадники друг друга не посещали. Она помнила предводителя Вейра Плоскогорье сердечным, энергичным, полным жизни и сил, высоким и широкоплечим, всегда державшимся очень прямо; сейчас она видела удручающую перемену, происшедшую с ним. Он сутулился, его некогда красивые черты истончились, лицо осунулось, на щеках проступила красная сетка сосудов, кожа на шее и под подбородком стала дряблой и немного отвисла… В темных волосах Пильгры не было ни одной седой нити, но необычно яркий цвет волос заставил Лессу предположить, что женщина пользуется какими-то особыми средствами, рецепт которых она разыскала в файлах Игипса. На Перне существовали корни, из которых можно было получить рыже-красную краску для волос, но результат не выглядел так натурально, а в файлах Игипса можно было найти рецепты краски для волос самых разных естественных оттенков.
Ф’лар подал всем ликер, а Лесса принялась расспрашивать гостей о своих знакомых в Вейре Плоскогорье и о лорде Баргене, который, как ей передавали, все еще переживал из-за того, что трое сыновей покинули его и решили основать холды на Южном.
— У Хосбона дела идут весьма неплохо, — рассказывала Пильгра. — У него есть пирс, барабанная вышка и шлюп.
— Ему удалось так много выбить у Торика? — Лесса обменялась удивленным взглядом с Ф’ларом; тот хихикнул.
— Ну, если ему удается добиться от Торика таких любезностей, то он явно далеко пойдет, — заметил Ф’лар.
Впрочем, хватит прожектов. Впереди тяжелый день. Ф’лессану даже не представилось возможности показать Тай, где он хранит бинокль, а тем более великолепную обсерваторию Хонсю. Развернувшись на каблуках, он решительно зашагал назад, в свой Вейр, улыбаясь про себя: несомненно, все это должно очень понравиться Тай.
Круглая станция скороходов 18.1.31
— Не первый раз на Перн падает что-то, кроме Нитей! — говорил Чесмик, болтливый смотритель станции скороходов, двум мужчинам, попросившимся в этот вечер на ночлег.Поскольку на улице было холодно, а в котле вполне хватало тушеного мяса еще на двоих, Чесмик впустил их. К тому же у него появились новые слушатели: все скороходы, которые заглядывали сюда, чтобы получить свою порцию теплой еды, прежде чем продолжить путь, уже слышали рассуждения мастера Чесмика и вовсе не горели желанием слушать их снова.
— Как вы думаете, почему мы называем это место Круглой станцией? — спросил он, переводя взгляд с одного путника на другого.
— Ну, рассказывайте, — буркнул путник помоложе; тон его был настолько грубым, что мастер Чесмик едва не прекратил разговор.
— Расскажите нам. — Старший из двоих, мужчина со шрамами на лице, говорил гораздо любезнее, но странным, немного невнятным голосом. Когда он отломил кусок хлеба от каравая, лежавшего в центре стола, Чесмик заметил, что на левой руке у него не хватает фаланги пальца.
— Вовсе не потому, что станция построена круглой — что, кстати, вовсе не так. — Чесмик пронзительным взглядом окинул всех, кто собрался за столом; все разговоры немедленно смолкли. — Она так называется из-за здоровенной дыры вон там! — Он указал в нужном направлении. — Добрых двадцать шагов от главного входа, в два человеческих роста глубиной. А дыра-то — она вот от этого, как раз там, где эта штука приземлилась! — Он указал на черный, неправильной формы предмет, стоявший в нише, вырубленной в каменной стене.
Из двух гостей на странный предмет посмотрел только старший. Его спутник надменно усмехнулся, не прекращая жевать. Что ж, подумал Чесмик, по крайней мере, они не смогут пожаловаться на то, что на Круглой их не накормили.
— Это ни в какое сравнение не идет с тем, что сделал Огненный шар, — с явным презрением заявил молодой человек. — Нечего было связываться с Алой Звездой!
— Это, — Чесмик махнул рукой в сторону кратера, — упало тысячу Оборотов назад, задолго до того, как с помощью Игипса всадники Перна изменили орбиту Алой Звезды, грозившей Перну!..
Прежде чем самоуверенный и надменный молодой человек успел вставить хотя бы слово, мастер-смотритель продолжил:
— А значит, между этой штукой и той, которая упала на рудниках Крома, нет связи. А обе эти штуки — метеориты. — Он очень тщательно произнес последнее слово. — И вовсе не первые, которые падают на планету. А Огненный шар — совсем другая штука. Верно? — обратился он к скороходам.
Те закивали, соглашаясь.
— А на рудниках Крома метеорит выставлен так же, как у вас? — спросил старший из двух гостей.
У него был странный акцент, который Чесмик никак не мог определить. Несомненно, он не был родом из Керуна: керунцы растягивали слова — если, конечно, вообще говорили. Не был он и с восточного побережья: скороходы, воспитанные там, говорили коротко и отрывисто. Впрочем, как и уроженцы западного побережья — хотя там по-другому ставили ударение в некоторых словах… Да, в этом все дело. Этот человек говорил практически без интонаций, не выделяя слова, — слишком ровно и монотонно, просто выговаривал их, иногда нечетко произнося «т», «д» и «н».
— Нет, они продали его цеху кузнецов, причем им заплатили больше, чем можно было бы заработать в рудниках за многие Обороты!
Не то чтобы Чесмик не одобрял этой продажи, но… В конце концов, это был их метеорит. Он тоже мог бы продать свой метеорит цеху кузнецов, но нельзя продавать то, что так долго хранилось в семье. Это было бы попросту неправильно!
— Я слыхал, говорят, будто это часть Алой Звезды, — со странным блеском в глазах заявил младший гость.
— Все это полная чушь, — с презрением ответил Чесмик и указал на небо. — Если бы даже Алая Звезда разбилась на части — а мастер Эррагон, и Стинар, и Вансор смотрели на нее из Прибрежного и видели, что это не
так, — то камни падали бы нам на головы по всей планете. А они не падают.
— Нам хватило беды с одним Огненным шаром, — проворчал какой-то скороход.
— Не надо было ничего делать с Алой Звездой, — сказал старший из гостей; лицо его стало суровым, а в голосе чувствовалось осуждение. — Она веками кружила вокруг Перна, и менять ее курс было дурным деянием.
— О, она по-прежнему обращается вокруг Перна, — возразил Чесмик. — Просто не так близко, чтобы снова сбрасывать на нас Нити.
— Нити и драконы, которые сжигают их в небе, — это традиция. Столько традиций было нарушено. Игипс непростительно исказил наш образ жизни и наши традиции…
В ровном, без интонаций голосе этого человека было что-то, что заставляло прислушиваться к его словам. Впрочем, Чесмик и сам все знал о традициях. Скороходы следовали традициям, которые были заложены еще во времена первого цеха, созданного в Форт-холде.
— Нет ни одного скорохода на дорогах Перна, будь то на севере или на юге, который не следовал бы традициям. А поскольку вы оба уже поели, советую вам лечь в постели, которые мы по традиции… — Чесмик помолчал, давая странникам понять, что он имеет в виду, — предоставляем путешественникам зимой.
Он поднялся и жестом указал гостям на лестницу, ведущую к спальне.
Старший мужчина поднялся и поклонился. То же сделал и младший, хотя на лице у него сохранялось весьма неприятное выражение; после чего оба направились спать.
Эта пара вызвала у него весьма неуютные чувства. Размышляя об этом, Чесмик вспомнил описание человека, остановившего на пути Приллу и передавшего ей послание, которое ей следовало кому-то отнести. Да, определенно, это был старший из двух незнакомцев: Прилла упоминала о том, что у него странный, почти лишенный интонаций голос. Должно быть, он носил шляпу как раз для того, чтобы не были заметны его шрамы. Конечно, он заплатил за услугу, иначе Прилла не взяла бы у него послание. Однако… почему же он остановил скорохода на дороге, если затем пришел на станцию и мог отправить свое послание отсюда, как это делается обычно?..
Дом арфистов
В следующем месяце, когда вода отступила с затопленных берегов, а берега в основном вернули свои обычные очертания, практически из всех холдов, расположенных в глубине обоих материков, на побережье стали поступать материалы и провизия, чтобы помочь жителям побережья выжить и отстроить заново разрушенные холды. Карманы скороходов оттопыривались от множества посланий, файры также без устали разносили сообщения, выясняя, что, кому и где нужно. Мастера-корабельщики предоставляли место для грузов, всадники предлагали свои услуги и услуги своих драконов — разумеется, в те дни, когда не было Падения Нитей… В атмосфере всеобщей дружбы и взаимопомощи события Окончания Оборота были как-то забыты, оттеснены в сторону более насущными заботами. В общем перемещении принимали участие и те, кто особенно интересовал Шпильку. Он знал, что они отправляют сообщения, — но не знал кому. Ни один из людей, за которыми он так внимательно следил, не держал файров; это подтверждало предположение, что файры идут не к любому, кто их накормит. Шпильке никогда не удавалось подобраться к интересовавшим его людям достаточно близко, чтобы подслушать их разговоры. Придется вернуться в цех арфистов, доложить обо всем, что удалось узнать, переодеться и взять новые цеховые знаки…Он нашел Сибелла в его кабинете: на столе лежали стопки бумаг, придавленные камнями вместо пресс-папье.
— Ну что, пришел помочь мне разобраться с прошениями? — спросил Сибелл, похлопав по бумажным завалам.
Шпилька застонал и отвел глаза.
— Не вовремя я попал…
По традиции, все прошения, подаваемые во время праздника Окончания Оборота, направлялись в цех арфистов и там прочитывались особой, специально для этого образованной группой мастеров и подмастерьев. Именно эта группа и решала, какие из прошений являются достаточно срочными, и представляла их на заседании Конклава в Телгаре в первый день третьего месяца. С некоторыми прошениями нужно было разбираться в самих холдах. Однако если против какого-либо холдера выдвигались серьезные обвинения или же на него подавалось большое количество жалоб, именно Конклав решал, имеет ли смысл вести дальнейшее расследование. Шпильке часто поручали поиск необходимой информации.
— Я свой вклад внесу. Как всегда. Я готов рассмотреть любые прошения из Керуна, Айгена и Битры: я там всех заводил и скандалистов наперечет знаю.
Сибелл улыбнулся уголками губ.
— Пока что из Битры жалоб немного. Сузмал, похоже, так хорошо принялся за дело, что им все довольны.
Шпилька расширил глаза и, сдвинув стопку бумаг, присел на угол стола.
— Однако же! Кстати, как насчет тех набросков, которые я тебе прислал? Узнали кого-нибудь из этой троицы?
— Женщина — из Тиллека; характер у нее довольно скандальный и неуживчивый. Она была ученицей при местном цехе целителей, но перед третьим сроком ее отстранили: решили, что для этой профессии она не подходит. Она подавала прошение лорду Ранрелу, чтобы ей — в обход ее младшего брата, которого отец назвал наследником, — отдали отцовский холд. Кстати, отец, судя по всему, оставил особое распоряжение, касавшееся отстранения ее от прав владения. У нее с братом вышла крупная ссора, после чего она ушла. В Тиллеке ее не было с осенней Встречи в прошлом Обороте.
— Значит, она — человек без холда?
Сибелл пожал плечами, потом порылся в ящике стола и извлек оттуда три рисунка.
— Один из торговцев, который тут побывал, — из клана Лилкампа, — опознал вот этого вот человека. — Он постучал по рисунку, изображавшем мужчину, у которого не хватало фаланги указательного пальца на руке. — Много путешествует. Делает свою долю работы, когда его об этом просят, многое умеет; имеет привычку задавать вопросы. К тому же у него странный голос…
Он помолчал немного, потом продолжил:
— Молодой Сев упомянул, что его вопросы были… как бы это выразиться… провокационными.
— Провокационными? А он задавал вопросы торговцам? — Шпилька был немного удивлен таким определением.
— Они видят множество людей и достаточно умны для того, чтобы знать, что и где происходит и как на это peaгируют другие. Причем разбираются они в таких вопросах лучше, чем скороходы, которые по характеру своей работы нигде не задерживаются надолго.
— Однако же они нам помогают, — заметил Шпилька. — Чесмик с Круглой станции говорил, что к нему приходили незнакомцы, отправляли сообщения. И еще кто-то оставляет на станции скороходов послания и пол марки, чтобы оплатить доставку…
Сибелл поднял брови:
— Переплата? Подкуп?
— Ну, такого Чесмик мне не говорил.
— А он знает, что ты арфист?
— Он не спрашивает, — в глазах Шпильки заплясали смешливые искорки. — Кстати говоря, — прибавил он, и улыбка его стала злорадной, — ты знаешь, что все оконные стекла, которые разбились от ударной волны, были сделаны мастером Нористом? А стекла мастера Морилтона даже не треснули! Еще один плюс нашей новой технологии.
Он склонил голову набок:
— А знаем ли мы, официально или неофициально, пережили ли Потоп… э-э… ссыльные?
Сибелл поджал губы и пристально посмотрел на своего собеседника:
— А что, об этом спрашивали?
— Не так многословно; но знать это было бы полезно.
— Ты тоже этим интересуешься?
— Отчасти. — Шпилька пожал плечами с выражением совершеннейшей невинности на лице.
— Насколько я понимаю, одно из обязательных требований при выборе места ссылки заключалось в том, чтобы никто, кому пришло бы в голову отправиться на поиски ссыльных на корабле, не смог бы найти подходящий берег, чтобы высадиться. Множество таких островов представляют собой скалы. Основные из них пострадали от Потопа, но не были затоплены. Что еще?
— Обрывок разговора, который я подслушал, — строго говоря, ложная информация, которую я хотел бы честно… — он положил руку на сердце, — искренне, от всей души, правдиво опровергнуть. Как я и говорил, наши заговорщики и, как я подозреваю, тот изобретательный паршивец, который создал памфлеты, так огорчившие мастера Кривеллана, обретаются у подножия гор в Керуне. Именно там, где проживает множество людей, у которых не хватает знаний, чтобы спорить, и которых не волнует, что происходит на остальной планете. Ты узнал, кто третий?
— Он вроде бы выглядит знакомым, но я никак не могу сообразить, кто это.
— Я тоже. Он напоминает с полдюжины людей, которых я знаю, — тот же рост, тот же возраст, те же черты лица… зато ни морали, ни этики у него, похоже, и в помине нет. У него есть кое-какие обязанности, которые он время от времени исполняет, и есть кто-то, кому он докладывает о своих действиях. Может быть, он — младший сын какого-нибудь холдера, не преуспевший в жизни и вряд ли имеющий права наследника? Нос он задирает изрядно. Тебе, думаю, знаком этот тип людей; впрочем, он адаптируется к окружающей обстановке лучше, чем Третий или Пятый.
— Третий и Пятый?.. Шпилька состроил гримасу:
— Они друг друга называют по номерам. Женщина — Четвертая. Думаю, тот, кто первоначально был Вторым, умер. У меня сложилось отчетливое впечатление, что они этому рады, поскольку он возражал против некоторых из их планов. Третий — это тот крупный мужчина, Четвертая, как я и сказал, женщина. В общей сложности их семь — или как минимум семь; они время от времени приходят в свое убежище в горах. Я подозреваю, что Шестой родом из Тиллека — у него такой носовой гнусавый выговор. Третий много путешествовал, насколько нам известно; Четвертая побывала во многих местах, так что я не могу сказать, откуда она родом. Определенно, Третьего интересуют деньги и спорт. Думаю, Третий искренне обеспокоен слишком широким применением технологии. Четвертая воспринимает традицию как смысл жизни. У нее мозги наперекосяк. Она хочет быть лидером, но ей для этого не хватает личных качеств: не тот человек. Она слишком озабочена тем, чтобы все делать по-старому, «правильно»; ее научили, что именно так — правильно и именно так должны делать все. — Шпилька помолчал. — Она слишком привыкла рядиться в чужие шкуры и вряд ли помнит, какого цвета ее собственная.
— Они что-то планируют? — спросил Сибелл.
— По их поведению похоже на то: все эти послания,
которые они оставляют на станциях скороходов, так, что нельзя установить, кто именно их отправляет…
— А как же они тогда получают ответы?
— Подозреваю, за них это делает кто-то из горцев. Я спрашивал в Широком Заливе — мастер станции Арминет меня знает, — и он заметил вроде бы вскользь, что многие горцы получают послания.
Сибелл задумчиво потер подбородок:
— Они должны знать, что теперь большинство цехов целителей запирают свои склады — и пользуются только стеклом мастера Морилтона. — Он многозначительно взглянул на Шпильку. — Цеха стеклодувов перевели исполнение заказов целителей в самые безопасные места, цеха кузнецов начали разрабатывать цифровые замки…
— И Игипс снова одержит посмертную победу — на этот раз над вандалами! — Как это часто бывало, Шпилька перебил его, не дослушав; тон у него был торжествующим. — Никогда не знаешь, что может понадобиться в следующий момент — и все из-за них…
— Бенелек просто в восторге. Эти замки легко установить и подключить к сигнализации. Я на несколько недель послал ему в обучение подмастерьев, у которых, как мне кажется, есть соответствующие задатки.
— Ты что, боишься, что они и сюда вломятся? — Шпилька был искренне встревожен.
Сибелл рассмеялся, на время отбросив обычную серьезность:
— Вряд ли — в Форт-холде есть сторожевой дракон!
— Который не услышал, как вандалы пробрались в цех целителей….
— Потому что они пришли тихо и были в зеленом, а это цвет целителей. К тому же у нас здесь живут файры — и не только файры Менолли… — Он погрозил пальцем странствующему арфисту. — Если ты услышишь хоть что-то об их планах — хотя бы шепоток….
— У меня отличный слух, а у Бисты — еще лучше.
— Если услышишь — сообщи. — Сибелл нахмурился в задумчивости. — Разве не странно? Именно те, кто так восстает против усовершенствований Игипса, заставляют нас использовать его технологию, чтобы противостоять им!
— В этом есть ирония. — Шпилька поднялся со своего места. — Я читал достаточное количество исторических
файлов Игипса для того, чтобы понять: Перну никогда не грозит стать слишком… как бы это выразиться… технологизированным. Слишком много времени занимает выработка соответствующих навыков — за исключением особых случаев вроде цифровых замков; к тому же у нас нет таких производственных систем, как у Предков. Как цивилизация мы приучены к более неторопливому, более методичному ритму жизни, и лишь немногим захочется подняться до высот Игипса…
— Философствуешь? — усмехнулся Сибелл. — Интересно, можно ли такими рассуждениями успокоить недовольных.
— У всех нас есть выбор, — потирая руки в предвкушении, заявил Шпилька. — Итак, какие же прошения я должен просмотреть? По крайней мере, сегодня я ночую здесь…
Пока Сибелл решал, какую стопку отдать Шпильке, дверь в кабинет мастера приоткрылась; арфисты услышали счастливый смех ребенка, потом дверь распахнулась внутрь:
— Па, я еще одну мелодию выучил. Она такая красивая! Ребенок — по оттенку темных курчавых волос Шпилька без труда догадался, что это старший сын Менолли, Робе, — влетел внутрь и остановился у дверей:
— Ой, я не знал, что здесь есть кто-то еще! Извините…
— Ничего, заходи, заходи, — проговорил Шпилька, втайне надеясь, что это событие позволит ему увильнуть от просмотра прошений.
— Это музыка Игипса! — объявил Робе, словно источник мелодии имел особое значение.
— Музыка Игипса? — Шпилька поддался искушению повторить эти слова.
— Игипса, да! — подтвердил Робе, энергично закивав, отчего кудряшки на его голове запрыгали, но лицо при этом стало серьезным и почти торжественным.
— Если это музыка Игипса, значит, все прекрасно, — заверил его Шпилька. — И я понимаю твой восторг.
— Вот эти бумаги, мастер Мекельрой, предоставляются на ваше рассмотрение. — Сибелл с поклоном пододвинул Шпильке одну из самых больших стопок.
— Благодарю вас, мастер Сибелл, благодарю вас. Вы всегда так щедры ко мне. Не могу выразить, как я вам
благодарен за то, что вы нашли для меня занятие на то время, пока я здесь, — высокопарно ответствовал Шпилька, после чего подмигнул озадаченному Робсу и направился к выходу из кабинета. — А прекрасную мелодию, бесспорно, стоит слушать сразу после того, как она была разучена.
С этими словами он закрыл дверь.
Он передал Сибеллу самые важные новости; однако ему оставалось выяснить, что отвечать людям, задававшим один и тот же вопрос.
«Что всадники собираются делать с теми вещами, которые падают с неба?»
Бенден-Вейр
Сторожевой дракон издал сигнал, оповещавший о том, что в Бенден летят предводители Вейров; Мнемент’ и Рамот’а приподнялись на своих ложах, прорычав приветствие и оповестив тем самым Лессу и Ф’лара о важных, хотя и незваных, посетителях.«Тилет’ и Сегрит’а», — сказала Рамот’а, приподнимая голову, и снова опустила ее на передние лапы.
— Правда? — Лесса была удивлена не меньше, чем Ф’лар. — Ты что, забыл, что они должны прилететь?
— Я бы не забыл о таком невероятном визите, — с упреком ответил Ф’лар, поспешно снимая мягкие, отороченные мехом высокие сапоги до колен, которые он носил дома, и надевая стоявшие у обогревателя кожаные. Затем он сбросил шерстяную фуфайку и, поднявшись на ноги, поправил воротник шерстяной рубахи.
Сделав вид, что не замечает всего этого, Лесса уложила длинную косу в подобие короны на голове и расправила складки юбки.
— У нас есть вино, верно? Может быть, Марона тоже пришлет что-нибудь вместе со свежим кла и выпечкой, — проговорила она. — Но интересно, право же, почему они здесь?
— Несомненно, они нам это объяснят! — ответил Ф’лар, отдергивая тяжелую штору, не позволявшую холодному воздуху проникать в их апартаменты. Нахмурившись, он выглянул наружу. — Им стоило бы сначала разузнать, какая у нас тут погода, похоже, день предстоит не из лучших.
«Они спрашивали, Рамот’а?»
«Нет, иначе я бы вам сказала. Я тоже ничего не забываю». Рамот’а повернула голову, с легким упреком взглянув на свою всадницу.
— Конечно, нет.
Услышав голоса, Лесса вышла из Вейра и, повернув за угол, увидела Пильгру. Госпожа шла к ней, оскальзываясь на льду и придерживаясь рукой за каменную стену, чтобы не потерять равновесия.
— Моя дорогая Пильгра, тебе следовало узнать, какая тут стоит погода, — любезно заметила Лесса.
Пильгра отнюдь не была ее любимой госпожой Вейра среди Древних всадников, однако Лесса побеспокоилась бы о любом, кто решился в этот холодный день отправиться в путешествие.
— Идем в тепло. Позволь мне взять твою куртку. О, у тебя одна из этих новых длинных курток? И как ты полагаешь, они теплее?
— Если бы день был получше, думаю, ее было бы вполне достаточно; но я не ожидала, что здесь так скверно. В горах довольно холодно, но там хотя бы светит солнце.
Все еще держа в руках длинную теплую куртку, Лесса взглянула на старшую женщину, заметив, что ее штаны пузырятся на коленях и некрасиво морщатся на ягодицах.
— О, как славно вы обустроили Вейр, как тут тепло, — снова заговорила Пильгра, пристально рассматривая обогреватель. — Доброго дня тебе, Рамот’а, — прибавила она, приветствуя золотую королеву.
Та разглядывала посетительницу спокойными зелеными глазами. Пильгра подошла к ближайшему обогревателю, преувеличенно поежившись:
— Как это прекрасно! У нас теперь тоже есть тепло, но, похоже, Вейры. в горах ничем не согреешь…
Внезапно Лесе пришла в голову причина, которой, возможно, они и были обязаны визиту двух предводителей Вейра.
«Может, над их горами и светит солнце, но оно не греет. — заметила Рамот’а. — Я сказала Тилет’у и Сегрит’е, чтобы они погрелись у нас на площадке Рождений. Это
лучше, чем ждать на краю кратера, да еще в такую погоду».
«Какая ты у меня заботливая!» — ответила Лесса.
Повернувшись, чтобы приветствовать М’ранда, она заметила, как похудело и заострилось его лицо. Определенно, они прилетели сюда, чтобы поговорить о своем намерении уйти на покой. Конечно, они вовсе не обязаны обсуждать это решение с Бенденом, поскольку Вейры автономны, однако М’ранд крайне пунктуально исполнял любые формальности.
— Вина? Или, может быть, ликера, который готовит мастер Олдайв?
— Это было бы просто прекрасно, Лесса, — ответил М’ранд, разражаясь приступом кашля.
Почему она до сих пор не замечала, что М’ранд стареет? Когда предводители двух Вейров виделись в последний раз? Королевы время от времени обменивались сообщениями, но всадники друг друга не посещали. Она помнила предводителя Вейра Плоскогорье сердечным, энергичным, полным жизни и сил, высоким и широкоплечим, всегда державшимся очень прямо; сейчас она видела удручающую перемену, происшедшую с ним. Он сутулился, его некогда красивые черты истончились, лицо осунулось, на щеках проступила красная сетка сосудов, кожа на шее и под подбородком стала дряблой и немного отвисла… В темных волосах Пильгры не было ни одной седой нити, но необычно яркий цвет волос заставил Лессу предположить, что женщина пользуется какими-то особыми средствами, рецепт которых она разыскала в файлах Игипса. На Перне существовали корни, из которых можно было получить рыже-красную краску для волос, но результат не выглядел так натурально, а в файлах Игипса можно было найти рецепты краски для волос самых разных естественных оттенков.
Ф’лар подал всем ликер, а Лесса принялась расспрашивать гостей о своих знакомых в Вейре Плоскогорье и о лорде Баргене, который, как ей передавали, все еще переживал из-за того, что трое сыновей покинули его и решили основать холды на Южном.
— У Хосбона дела идут весьма неплохо, — рассказывала Пильгра. — У него есть пирс, барабанная вышка и шлюп.
— Ему удалось так много выбить у Торика? — Лесса обменялась удивленным взглядом с Ф’ларом; тот хихикнул.
— Ну, если ему удается добиться от Торика таких любезностей, то он явно далеко пойдет, — заметил Ф’лар.