Страница:
— О, Тай, ты все же выбрала меня, — прошептал он, приподнимаясь на локтях и глядя на нее сверху вниз с чувством, близким к священному восторгу. — Ты выбрала меня!
Его собственные слова удивили его не меньше, чем девушку. Она слегка повернула голову, широко распахнула глаза, в которых больше не было той странной дымки, что свидетельствовала о единении с Зарант’ой. Ее губы распухли от его поцелуев — он просто не мог сдержаться; ее глаза были полны слез.
— Пожалуйста, скажи, ведь это так?
Человек в нем нуждался в этом подтверждении — но в то же время он сознавал, что их единение было гораздо более страстным, чем обычно, — даже для всадников. А такое могло быть, только если желание партнеров, их страсть была взаимной. Если бы это было насилием с его стороны, он просто не мог бы чувствовать себя так, как сейчас.
— Я не знала, что это должно быть… вот так! — тихо призналась она и снова отвернулась в смущении.
— Моя дорогая, дорогая зеленая всадница, — нежно сказал он, кончиками пальцев поглаживая ее лицо, чувствуя легкое превосходство оттого, что «вот так» было для него меньшей неожиданностью, чем для нее. — Клянусь, это был самый полный, самый восхитительный чувственный и сексуальный опыт в моей жизни. Мы точно знаем, что чувствуют наши драконы, а они отражают наши чувства. Сама по себе, человеческая любовь уже может быть достаточно ошеломляющей, но, усиленная нашей связью с драконами…
Он развел руками, не в силах выразить в словах то, что чувствовал, и ласково улыбнулся девушке:
— Это… — он колебался мгновение, потом продолжил, — должно было случиться с тобой гораздо раньше, Тай.
Его руки невольно сжались в кулаки, комкая простыни.
— Я в ужасе, меня невероятно встревожило то, что с тобой сделали… такое. Всадники не должны вести себя так, даже когда их разум и чувства находятся под контролем разума и чувств дракона. Я…
— Тш-ш, — выдохнула она и, протянув руку, коснулась ладонью его щеки; ее лицо было спокойным, а на губах блуждала тень улыбки.
Он хотел бы сейчас видеть ее глаза — но в спальню из коридора проникало слишком мало света.
— Я рада, что смогла выбрать именно тебя, — сказала она.
— Я… — Он собирался возразить, но передумал; похоже, она разгадала его хитрость.
— Я знаю себя достаточно хорошо, Ф’лессан, — теперь обе ее руки касались его лица. — Я так благодарна тебе…
— Змее под хвост все благодарности! — заявил он, обнимая ее: больше всего сейчас ему хотелось взять ее снова, но уже будучи полностью человеком. — Мне не эта проклятая благодарность нужна от тебя, милая моя Тай!
Тут он ощутил ее сопротивление, в котором был намек на панику, охватившую ее на террасе, и он ослабил объятия. Расслабившись, он лежал рядом с ней, глядя ей в глаза, отчаянно желая разглядеть их выражение, их цвет — именно в этот момент.
— Ты понравилась мне, когда мы встретились в первый раз. В Архивах. Я уверен, ты знала, кто я. Миррим скорее всего внушила тебе нелестное мнение обо мне. Наверное, сказала, что я… легкомысленный и беспечный. А я не такой. Я — хороший командир крыла. Всадники мне доверяют. И их драконы тоже. Я хочу, чтобы ты выбрала меня по своей собственной воле, Тай. Я хотел бы… я тоже хотел бы выбрать тебя как человека, которого мне хотелось бы лучше узнать, а не просто потому, что твоя зеленая поднялась в брачный полет, а мой Голант’ был единственным драконом, оказавшимся рядом.
Она одарила его долгим взглядом, потом погладила рукой его обнаженное плечо.
— Как тебе это удалось? — тихим низким голосом спросила она.
— Как мне удалось?.. — Он на мгновение умолк в удивлении. Она имела в виду то, что ее Зарант’а заигрывала с Голант’ом! — О, поверь мне, устроить такое не под силу Даже мне! Чтобы твой дракон пожелал моего!..
Он рассмеялся — но тут же умолк, невольно призадумавшись. Подчас драконы бывали на редкость изобретательными и хитрыми.
— Послушай, неужели в Монако-Вейре не нашлось ни одного дракона, который нравился бы Зарант’е по-настоящему? — поспешно спросил он. — Разве Миррим не говорила тебе, что ты должна решить, какой всадник по душе тебе, и сосредоточить внимание на нем?
Девушка отвела глаза и тяжело сглотнула.
— Не наговаривай на Миррим, Ф’лессан. Она рассказывала мне… что-то в этом роде. Но я… мне ни один из них не нравился.
— Ну, всадник не обязательно должен был быть из Монако, ты же понимаешь.
— Ты снова на меня злишься. — Ее тело напряглось.
— Снова? На тебя? Когда это я на тебя злился, Тай?
— Когда ты вернулся из Форта. Он моргнул.
— Когда ты увидел, что я плаваю с…
— Когда ты была ранена. — Он подчеркнул это слово. — Тебя ранили, когда ты пыталась остановить вандалов.
Сама мысль об этом нападении приводила его в ярость — даже сейчас.
— Вот, ты опять на меня злишься.
— Нет, я… — Он умолк, внезапно заметив, что она чуть заметно улыбается, что ее тело расслабилось, напряжение спало и что ее руки спокойно и ласково легли на его плечи. Он глубоко вздохнул: — Я не злюсь на тебя, моя милая Тай; я злюсь за тебя.
— Мне придется привыкнуть к этой разнице.
— Но ты сделаешь это, моя милая, дорогая зеленая всадница? — очень тихо спросил он.
— Что сделаю?
— Ты захочешь привыкнуть к этой разнице? Ко мне? — Он снова коснулся ее лица, проводя пальцами от висков к скулам. — Ведь я действительно очень хочу лучше узнать тебя. — Он тихонько поцеловал ее в уголок губ, ощутив, как дрогнули они от этого прикосновения; потом перекатился на бок и притянул ее к себе, прижав ее голову к своей груди.
— Они именно так сейчас и лежат, знаешь? — прошептала она.
Он отбросил назад волосы, падавшие ей на лоб, и прижался щекой к ее щеке.
— Хм-м… Да, знаю. Но они уже почти уснули.
— А мы разве нет?
— Мы… — ему нравилось, как звучит это короткое слово; идея поспать ему нравилась тоже. Тем более что он заснет, обнимая ее.
«Я же сказал тебе, что хорошо поохочусь».
Показалось ему — или его дракон действительно сказал это? Неужели же Голант’ спланировал все это заранее? Так же, как и его всадник?..
Сибелл вздрогнул от неожиданности. Шпилька закрыл за собой дверь, которую умудрился открыть настолько бесшумно, что мастер-арфист даже не услышал этого. Шпион усмехнулся:
— Теряешь нюх, Сибелл?
— Главное, чтобы ты его не потерял, — ответил Сибелл и пустил по столику к Шпильке листок бумаги, кивком подтвердив, что хочет, чтобы тот прочел его. — От арфиста Крома.
— Серубил? Разумный человек. Выучил бесконечное множество куплетов к этому кошмарному «Вниз, в шахты». — Шпилька содрогнулся от отвращения и, шагнув вперед, взял бумагу. По мере чтения его глаза светлели. — Значит, если тела так и не нашли, Серубил считает, что этот человек мог ускользнуть. К тому же с поисками промедлили. Возможно, он направился по реке в долины.
— Читай дальше. Там есть и плохие новости.
— О! У заключенного отсутствовала фаланга указательного пальца. Хотя о шраме на лице ничего не говорится. — Шпилька вздохнул. — Что ж, шрам он мог заполучить в одном из первых рейдов Очистителей. Или, знаешь, даже во время бегства; или же сразу после него. — Шпилька уселся на край стола Сибелла, не прерывая чтения; стопки бумаг на столе почти не шелохнулись. — Разве мы не разослали всем арфистам копии того рисунка, который я сделал?
— Я думал, разослали.
— А! — Несколько сонное лицо Шпильки прояснилось. — Заключенный — да что ж такое, имени у него не было, что ли? — был приговорен к пожизненным работам на рудниках Крома с несколькими другими Очистителями из тех, кто совершил нападение на Игипса.
— Пока я дожидался твоего прибытия, — Сибелл не мог отказать себе в удовольствии подразнить Шпильку, хотя прекрасно понимал, что мастер Мекельрой торопился изо всех сил — до того самого мига, когда бесшумно вошел в кабинет мастера-арфиста (Шпилька часто входил в его кабинет именно так, тайком и в ночное время — или в другое время, не менее неудобное), — я еще раз просмотрел отчет мастера Робинтона о том происшествии.
Сибелл погладил синюю кожу журнала для записей и аккуратно открыл его на том месте, которое было заложено полоской бумаги.
— Игипс отразил атаку при помощи того, что он назвал «звуковым барьером». Это настолько пронизывающий и громкий звук, что нападавшие попросту потеряли сознание. Игипс говорил, что некоторые повреждения могут остаться навсегда. Когда мы выразили удивление, что он отразил атаку столь жестким образом, он заметил, что, я цитирую, «эти устройства запрограммированы на хранение важной индустриальной и политической информации. Несанкционированный доступ и/или действия, могущие повлечь за собой разрушения, должны, следовательно, активно пресекаться, что всегда было одной из второстепенных функций устройства Игипс».
Сибелл поднял взгляд от страницы и посмотрел на Шпильку.
— Что ж, верно. — Шпилька поскреб в затылке. — Некоторые повреждения могли остаться навсегда. Судя по тому, что пишет Серубил, — Шпилька махнул зажатой в пальцах бумагой, — этот заключенный был глухим. Может быть, у него со временем восстановился слух? Очень удобно и полезно прикидываться глухим, когда планируешь побег.
— Да, в следующем абзаце Серубил пишет, что это была не первая попытка побега. Однако, — Сибелл назидательно поднял палец, — ни этот человек, ни остальные заключенные-Очистители никогда не называли своих имен.
— Если они были глухими, как они смогли услышать вопрос? — спросил Шпилька.
Сибелл поморщился.
— Обычно задать такой простой вопрос не составляет труда. Я, — он ткнул себя пальцем в грудь, — Сибелл. Ты? — Он расширил глаза, придал своему лицу вопросительное выражение и указал на Шпильку.
— Если бы я напал на Игипса, но моя попытка разрушить его не удалась, я бы ни за что не стал называть свое имя.
— Это верно; но… — Сибелл снова посмотрел на страницу, исписанную ровным, мелким, красивым почерком. — Хотя по одежде этих людей нельзя было определить, кто они и откуда, один из них был стеклодувом, судя по пузырям от ожогов и ожоговым шрамам на его руках — и по следам от стеклодувной трубки на пальцах. — Он выжидательно посмотрел на Шпильку.
— А мастер Норист был одним из самых ярых противников Игипса и его новых технологий. Он также был сослан за участие в похищении мастера Робинтона. — Лицо Шпильки омрачилось печалью, так же как и лицо Сибелла: оба они вспоминали человека, которого уважали и любили и которым восхищались.
— Трое сыновей мастера Нориста были подмастерьями в его цеху. Все они находились под сильным влиянием отца.
Шпилька обдумал это замечание.
— Учти, после тринадцати Оборотов, проведенных в рудниках, ожоговые пузыри, конечно, пропадут, а вот шрамы от раскаленного стекла и следы от стеклодувной трубки останутся. — Склонив голову набок, он посмотрел на главного мастера своего цеха. — Так что мне стоит показать портрет нашего доброго друга Серубилу, а также, возможно, расспросить охранников по поводу ожоговых шрамов. За тринадцать Оборотов кто-нибудь да заметил бы их.
— И нужно узнать, восстановился ли у него слух. Шпилька фыркнул.
— Если он планировал нападения, должно быть, говорить он умеет!
— И еще, Шпилька, выясни, сколько времени прошло, прежде чем они отправились в погоню, — только сделай это, пожалуйста, ненавязчиво, потихоньку, как ты это умеешь. Кстати сказать, я слышал, что цех кузнецов дал за тот метеорит двадцать марок.
Шпилька присвистнул с уважением:
— Ничего странного, что из-за последних метеоритов поднялась такая суматоха!
Сибелл слегка передернул плечами и недовольно скривился:
— Не важно, сколько они стоят: они причиняют слишком много бед, больше, чем может возместить их стоимость.
— Да?
Сибелл бросил на него короткий острый взгляд.
— Тот, что упал на равнины Керуна, вселил в горцев уверенность, что следующий огненный шар рухнет как раз на них — а всадники ничего не сделают, чтобы взорвать его в небе, прежде чем он рухнет на них и сожжет все дотла!
— Я думал, что тот метеорит, который упал на землю неподалеку от Райской реки, только крышу пробил…
— Он никакого вреда не причинил, зато Джейги получил за него пятнадцать марок от кузнечного цеха. Он также сказал, — выражение лица Сибелла красноречиво свидетельствовало, что он предпочел бы, чтобы Джейги не был таким болтливым, — мол, дельфины видели, как несколько «шипящих и горячих» обломков упали в море, и они будут только рады понырять за ними.
Шпилька безразлично пожал плечами.
— Насколько я помню, метеориты чаще падают в море, чем на сушу, поскольку воды на Перне намного больше, чем суши.
— Проблема не в этом. Даже люди, которые, казалось бы, должны все понимать, требуют от Вейров, чтобы они предотвратили падение новых тел с неба — например, перехватывали бы их по дороге.
Шпилька рассмеялся лающим смехом:
— Драконы, конечно, летают быстро — но не так быстро, как метеориты. А метеориты так горячи при входе в атмосферу, что пламя драконов не сможет остановить метеорит — даже если драконы и ухитрятся его догнать.
— Знаю, знаю… — Сибелл утомленно вздохнул.
— А теперь, — снова взмахнув зажатым в руке листком, заметил Шпилька, — почему бы мне не заняться чем-нибудь полезным? Например, не отправиться в рудники Крома?
— Я попросил Н’тона подбросить тебя туда. Времени как раз хватит на то, чтобы взять рисунок и переодеться в летный костюм.
— Отлично. Биста обожает летать на драконах. — Шпилька аккуратно свернул послание Серубила и спрятал его в задний карман штанов. — Я не задержусь надолго.
— Надеюсь.
Он вернулся поздно вечером. На этот раз он постучал в дверь кабинета Сибелла и вошел, неся на подносе кувшин кла, кружки и тарелочку со сладкими бисквитами.
— Я с пустыми руками не прихожу, — проговорил он, проходя к столу и водружая поднос на столешницу. Быстро оглядел стопки бумаг на столе: похоже, Сибелл не особенно продвинулся в работе с тех пор, как они расстались. — Ты что, ничего не делал с этими прошениями весь сегодняшний день?
— Я разложил их по разным стопкам. Ну, какие у тебя новости?
Шпилька налил им обоим по кружке кла и снова привычно устроился на краю стола.
— Когда заключенный бежал, шрама на лице у него не было. Фалангу указательного пальца он потерял из-за несчастного случая на рудниках. Прежде он несколько раз пытался бежать, но его легко ловили. Преследователи были уверены, что он не услышит их приближения. Именно поэтому они и не бросились в погоню немедленно.
— И когда он предпринимал попытки побега? Шпилька сверился с пометками, которые он сделал на полях письма Серубила.
— В первые два Оборота, которые он провел там… Его глаза расширились, он уставился на мастера-арфиста, который, судя по всему, пришел к такому же выводу одновременно с ним.
— Значит, у него достаточно восстановился слух, чтобы он попробовал снова бежать! — хором сказали они; оба усмехнулись.
— И он выжидал удобного момента… — сказал Сибелл.
— А какой момент может быть лучше, чем когда метеорит пробивает в стенах дыру, через которую и можно сбежать! — Шпилька вскочил на ноги. — Точно. А ванная комната для заключенных разделена перегородками, так что никто никаких шрамов на руках не помнит.
— И имени тоже?
— Они его называли Стекольщиком: у него остались следы от стеклодувной трубки на пальцах.
— Значит, это может быть подмастерье Нориста? — спросил Сибелл.
— Похоже на то.
— Следовательно, у него тьма причин для того, чтобы ненавидеть Игипса. Порист считал Игипса Мерзостью. У нас достаточно косвенных улик для того, чтобы полагать, что предводителем теперешних Очистителей является именно этот беглый заключенный.
— Мой человек, Пятый, — вставил Шпилька и со вздохом снова уселся на край стола. — А теперь нам просто нужно найти его и выяснить, слышит ли он наши вопросы настолько четко, чтобы ответить на них.
— Полагаю, в первую очередь нам нужно узнать, что он и его приятели-Очистители замышляют сделать в ближайшее время, — мрачно заметил Сибелл.
Шпилька посмотрел на мастера-арфиста долгим изучающим взглядом; затем с неестественной жизнерадостностью спросил:
— А ты слышал, что М’ранд и Пильгра ушли на покой и перебираются в Катэй?
— Да, — ответил Сибелл. — И я рад этому. Ради их же собственного блага — они всю жизнь сражались с Нитями. А главное — новые предводителя Вейра будут молоды и сумеют уравновесить Г’денеда: тот так консервативен, что просто удивительно, как ему хватило смелости совершить путешествие во времени тридцать с лишним Оборотов назад.
— Ты знаешь, мне всегда было интересно, почему в Пещерах Кэтрин спрятано еще четыре телескопа, — однажды сказал девушке Ф’лессан: в эту ночь они удобно расположились рядом на широких матрасах на террасе.
— Я и не знала, что тебе об этом известно, — воскликнула она, опуская бинокль и устремляя на него взгляд своих чудесных зеленых глаз.
Он хмыкнул:
— Ты забываешь, что я был на Посадочной площадке практически с самого начала — и, разумеется, пользовался любой возможностью, чтобы покопаться в этих пещерах. Я представлял себе, что в запечатанных картонных коробках там хранятся невероятные сокровища — конечно, до того, как научился читать штрих-коды и кодовые метки Предков. Кстати, о невероятном: как все-таки Зарант’е удается переместить жуков-вонючек? И заодно — как ей удалось спасти эти твои шкуры? Те самые, из-за которых так разволновалась Миррим в день падения Огненного шара?
Тут Ф’лессан заметил, что просто ошарашил девушку своими вопросами, и поспешно добавил:
— Я хочу сказать, что не сомневаюсь в том, что это она их спасла; но как ей удалось? Я все время был здесь, помогая расчищать то, что осталось от Монако-Вейра, ты была слишком занята перевозкой различных вещей на Зарант’е; ты не могла бы даже переместиться во времени, чтобы сделать это…
Он приподнялся на локте, повернулся к девушке и погладил кончиками пальцев ее лицо, на котором возникло замкнутое напряженное выражение.
— Зарант’а сказала мне, что это она их забрала. Я знаю ее. И знаю тебя.
Тай расслабилась и повернулась к нему, подставив лицо его ласке:
— Все, что я знаю, — это то, что она их спасла. В какой-то момент до того, как мы оставили Монако, опережая первую волну цунами, и до того, как мы прибыли на Посадочную площадку. — Девушка помотала головой и сделала неопределенный жест рукой. — К тому времени я была так вымотана…. Не знаю, сколько раз Т’лион заставлял нас перемещаться во времени взад и вперед… — Ее голос затих.
Он поцеловал ее в уголок губ, потом в губы:
— Ты ее хоть раз спрашивала? Я имею в виду — потом, когда ажиотаж прошел и мы снова обрели способность и возможность подумать?
— Нет.
— Может, спросим ее сейчас?
— Не уверена, что она знает. Но я ее спрошу.
Глаза Тай приобрели странное выражение: всадница разговаривала со своим драконом. Потом она моргнула и тихонько рассмеялась.
— Она сказала, что знала: мне они понадобятся, и потому просто принесла их мне до того, как их унесло водой.
Ф’лессан обдумал эти слова. Однако, Зарант’а ответила, так ничего и не объяснив!
— Ну, она хотя бы знает, как переместила тех жуков? Тех, у Бенини-ходда?
— О, — голос Тай звучал сейчас гораздо менее напряженно, — она такое проделывает со всеми жуками, которые подбираются к ней слишком близко. Просто… направляет их в другую сторону.
— Но как?
На этот раз Тай прикрыла глаза, говоря с Зарант’ой.
— Она говорит, что проделывала такое и с пещерными змеями, которые слишком близко подбирались к моему Вейру.
— А может она здесь тоже сделать что-нибудь подобное? Сейчас! Сегодня вечером!
— Тут не слишком много жуков, а змеи уже все заползли в норы.
Ф’лессан приподнялся и сел, оглядываясь по сторонам.
— Попроси ее сдвинуть вот эту скамейку. — Он указал на стоявшую у стены скамью. — Пусть переместит ее вот сюда. — Он похлопал по полу рядом со своим матрасом.
— Скамейка тебе не угрожает, она не залезет ни тебе в постель, ни в твой нос.
— Значит, для того, чтобы она что-то переместила, это должно причинять вред? — спросил Ф’лессан, слегка озадаченный тем, что Зарант’а отказывается его понимать.
Затем он припомнил, сколько терпения понадобилось Игипсу, когда он пытался отправить огненную ящерицу Фарли на мостик «Иокогамы», где она никогда не была.
— Нет, оно просто должно причинять неудобства или угрожать. Скамья ей не угрожает.
Ф’лессан быстро взял с подноса, на котором они принесли сюда еду, тяжелую миску и прицелился ею в Зарант’у, раскинувшуюся на верхней террасе рядом с Голант’ом.
— Что… — только и успела вымолвить Тай, прежде чем миска исчезла и снова появилась на подносе.
Тай резко повернулась к своему любовнику, стиснув кулаки: ее глаза метали молнии, а лицо выражало такую ярость, какой он никогда прежде у нее не видел.
— Не смей швыряться в моего дракона!..
— Согласен, с моей стороны это было похоже на угрозу, но ты посмотри, как она на это отреагировала.
У него ушло довольно много времени на то, чтобы успокоить взбешенную Тай — довольно приятное занятие, поскольку ее тело отвечало на его ласки, даже если она сама при этом возмущалась и негодовала. Но когда она поняла, что он пытался доказать, то сама внесла предложение: поскольку ночь обещает быть довольно холодной, почему бы Зарант’е не перенести сюда одеяло с их кровати?
— И, может, Голант’ доставит нам немного вина? — прибавила она.
Голант’ взглянул на них с верхней террасы: в его глазах читалось легкое беспокойство. «Я не знаю, как Зарант’а приносит вещи, которые вам нужны».
— Может, ему тоже надо попытаться переместить жуков-вонючек, когда они поползут к нему? — хитро улыбнувшись любовнику, поинтересовалась Тай. — Если он сделает это так же, как и Зарант’а, это их не потревожит, и они не начнут, вонять.
«У нас в Бендене не было жуков», — напомнил Голант’ своему всаднику, однако явно заинтересовался, каким же образом Зарант’е удается перемещать предметы. Драконы постоянно переносили себя и своих всадников на большие расстояния; недавно Голант’ перемещался во времени; однако перемещение чего-то другого — о, это было совершенно иным делом, чем-то, чего он никогда не пробовал и не умел делать.
— Тогда мы найдем несколько штук, — предложил Ф’лессан вслух и мысленно, чтобы его услышал его озадаченный бронзовый. Внезапно ему ясно вспомнились времена, когда Фарли и Рут’ отправились на «Йоко». — У тебя завтра будет время? Может, поищем парочку жуков?
— Может быть, вечером, но я уже вызвалась помочь Эррагону с расчетами орбит.
— Ну что ж, если ты заметишь жуков в Прибрежном, дай нам об этом знать.
— А почему бы тебе не отправиться вместе со мной и не помочь мне в расчете?
— Прекрасная идея, особенно учитывая то, как мне необходима практика. Кстати о практике…
Он бережно снял ремень бинокля с шеи девушки, отложил бинокль в сторону и приступил к приятнейшей практике — к практике любви. Это и было важнейшей причиной, по которой он вынес матрасы на террасу и предложил, чтобы они легли рядом, наблюдая за звездами.
Встретившись на следующий вечер на западной стороне Прибрежного, где Тай видела жуков-вонючек, они оба приступили к эксперименту. Голант’ все еще сомневался, стоит ли ему устраиваться на пути трех жуков; Зарант’а спряталась за ближайшими кустами, чтобы подбадривать его. Ф’лессан и Тай стояли в тени большого дерева и наблюдали.
Жуки, не подозревавшие о препятствии, возникшем у них на пути, продолжали шагать вперед.
— Зарант’а говорит Голант’у, что их нужно просто повернуть.
С широкой насмешливой улыбкой Ф’лессан взял Тай за руку.
— Моя дорогая, милая зеленая всадница, я слышу все, что она говорит.
— Правда? — Тай с удивлением взглянула на него. Она знала, что Рамот’а и Мнемент’, а также Монарт’ и Пат’а могут разговаривать с всадником своего партнера, но не подозревала, что на что-то подобное способен и Ф’лессан.
Ей не удалось осмыслить это открытие: в ноздри всадникам ударил смрад, который невозможно было перепутать ни с чем.
«Что ты сделал?» — воскликнули оба всадника, зажимая носы; оба бросились к своим драконам, чтобы подняться в воздух и исчезнуть с этой поляны как можно скорее, пока их не стошнило.
«Я его повернул», — ответил Голант’, взмывая в воздух в надежде, что Промежуток избавит его от отвратительного запаха.
Его собственные слова удивили его не меньше, чем девушку. Она слегка повернула голову, широко распахнула глаза, в которых больше не было той странной дымки, что свидетельствовала о единении с Зарант’ой. Ее губы распухли от его поцелуев — он просто не мог сдержаться; ее глаза были полны слез.
— Пожалуйста, скажи, ведь это так?
Человек в нем нуждался в этом подтверждении — но в то же время он сознавал, что их единение было гораздо более страстным, чем обычно, — даже для всадников. А такое могло быть, только если желание партнеров, их страсть была взаимной. Если бы это было насилием с его стороны, он просто не мог бы чувствовать себя так, как сейчас.
— Я не знала, что это должно быть… вот так! — тихо призналась она и снова отвернулась в смущении.
— Моя дорогая, дорогая зеленая всадница, — нежно сказал он, кончиками пальцев поглаживая ее лицо, чувствуя легкое превосходство оттого, что «вот так» было для него меньшей неожиданностью, чем для нее. — Клянусь, это был самый полный, самый восхитительный чувственный и сексуальный опыт в моей жизни. Мы точно знаем, что чувствуют наши драконы, а они отражают наши чувства. Сама по себе, человеческая любовь уже может быть достаточно ошеломляющей, но, усиленная нашей связью с драконами…
Он развел руками, не в силах выразить в словах то, что чувствовал, и ласково улыбнулся девушке:
— Это… — он колебался мгновение, потом продолжил, — должно было случиться с тобой гораздо раньше, Тай.
Его руки невольно сжались в кулаки, комкая простыни.
— Я в ужасе, меня невероятно встревожило то, что с тобой сделали… такое. Всадники не должны вести себя так, даже когда их разум и чувства находятся под контролем разума и чувств дракона. Я…
— Тш-ш, — выдохнула она и, протянув руку, коснулась ладонью его щеки; ее лицо было спокойным, а на губах блуждала тень улыбки.
Он хотел бы сейчас видеть ее глаза — но в спальню из коридора проникало слишком мало света.
— Я рада, что смогла выбрать именно тебя, — сказала она.
— Я… — Он собирался возразить, но передумал; похоже, она разгадала его хитрость.
— Я знаю себя достаточно хорошо, Ф’лессан, — теперь обе ее руки касались его лица. — Я так благодарна тебе…
— Змее под хвост все благодарности! — заявил он, обнимая ее: больше всего сейчас ему хотелось взять ее снова, но уже будучи полностью человеком. — Мне не эта проклятая благодарность нужна от тебя, милая моя Тай!
Тут он ощутил ее сопротивление, в котором был намек на панику, охватившую ее на террасе, и он ослабил объятия. Расслабившись, он лежал рядом с ней, глядя ей в глаза, отчаянно желая разглядеть их выражение, их цвет — именно в этот момент.
— Ты понравилась мне, когда мы встретились в первый раз. В Архивах. Я уверен, ты знала, кто я. Миррим скорее всего внушила тебе нелестное мнение обо мне. Наверное, сказала, что я… легкомысленный и беспечный. А я не такой. Я — хороший командир крыла. Всадники мне доверяют. И их драконы тоже. Я хочу, чтобы ты выбрала меня по своей собственной воле, Тай. Я хотел бы… я тоже хотел бы выбрать тебя как человека, которого мне хотелось бы лучше узнать, а не просто потому, что твоя зеленая поднялась в брачный полет, а мой Голант’ был единственным драконом, оказавшимся рядом.
Она одарила его долгим взглядом, потом погладила рукой его обнаженное плечо.
— Как тебе это удалось? — тихим низким голосом спросила она.
— Как мне удалось?.. — Он на мгновение умолк в удивлении. Она имела в виду то, что ее Зарант’а заигрывала с Голант’ом! — О, поверь мне, устроить такое не под силу Даже мне! Чтобы твой дракон пожелал моего!..
Он рассмеялся — но тут же умолк, невольно призадумавшись. Подчас драконы бывали на редкость изобретательными и хитрыми.
— Послушай, неужели в Монако-Вейре не нашлось ни одного дракона, который нравился бы Зарант’е по-настоящему? — поспешно спросил он. — Разве Миррим не говорила тебе, что ты должна решить, какой всадник по душе тебе, и сосредоточить внимание на нем?
Девушка отвела глаза и тяжело сглотнула.
— Не наговаривай на Миррим, Ф’лессан. Она рассказывала мне… что-то в этом роде. Но я… мне ни один из них не нравился.
— Ну, всадник не обязательно должен был быть из Монако, ты же понимаешь.
— Ты снова на меня злишься. — Ее тело напряглось.
— Снова? На тебя? Когда это я на тебя злился, Тай?
— Когда ты вернулся из Форта. Он моргнул.
— Когда ты увидел, что я плаваю с…
— Когда ты была ранена. — Он подчеркнул это слово. — Тебя ранили, когда ты пыталась остановить вандалов.
Сама мысль об этом нападении приводила его в ярость — даже сейчас.
— Вот, ты опять на меня злишься.
— Нет, я… — Он умолк, внезапно заметив, что она чуть заметно улыбается, что ее тело расслабилось, напряжение спало и что ее руки спокойно и ласково легли на его плечи. Он глубоко вздохнул: — Я не злюсь на тебя, моя милая Тай; я злюсь за тебя.
— Мне придется привыкнуть к этой разнице.
— Но ты сделаешь это, моя милая, дорогая зеленая всадница? — очень тихо спросил он.
— Что сделаю?
— Ты захочешь привыкнуть к этой разнице? Ко мне? — Он снова коснулся ее лица, проводя пальцами от висков к скулам. — Ведь я действительно очень хочу лучше узнать тебя. — Он тихонько поцеловал ее в уголок губ, ощутив, как дрогнули они от этого прикосновения; потом перекатился на бок и притянул ее к себе, прижав ее голову к своей груди.
— Они именно так сейчас и лежат, знаешь? — прошептала она.
Он отбросил назад волосы, падавшие ей на лоб, и прижался щекой к ее щеке.
— Хм-м… Да, знаю. Но они уже почти уснули.
— А мы разве нет?
— Мы… — ему нравилось, как звучит это короткое слово; идея поспать ему нравилась тоже. Тем более что он заснет, обнимая ее.
«Я же сказал тебе, что хорошо поохочусь».
Показалось ему — или его дракон действительно сказал это? Неужели же Голант’ спланировал все это заранее? Так же, как и его всадник?..
Дом арфистов 28.1.31
— Ты хотел меня видеть?Сибелл вздрогнул от неожиданности. Шпилька закрыл за собой дверь, которую умудрился открыть настолько бесшумно, что мастер-арфист даже не услышал этого. Шпион усмехнулся:
— Теряешь нюх, Сибелл?
— Главное, чтобы ты его не потерял, — ответил Сибелл и пустил по столику к Шпильке листок бумаги, кивком подтвердив, что хочет, чтобы тот прочел его. — От арфиста Крома.
— Серубил? Разумный человек. Выучил бесконечное множество куплетов к этому кошмарному «Вниз, в шахты». — Шпилька содрогнулся от отвращения и, шагнув вперед, взял бумагу. По мере чтения его глаза светлели. — Значит, если тела так и не нашли, Серубил считает, что этот человек мог ускользнуть. К тому же с поисками промедлили. Возможно, он направился по реке в долины.
— Читай дальше. Там есть и плохие новости.
— О! У заключенного отсутствовала фаланга указательного пальца. Хотя о шраме на лице ничего не говорится. — Шпилька вздохнул. — Что ж, шрам он мог заполучить в одном из первых рейдов Очистителей. Или, знаешь, даже во время бегства; или же сразу после него. — Шпилька уселся на край стола Сибелла, не прерывая чтения; стопки бумаг на столе почти не шелохнулись. — Разве мы не разослали всем арфистам копии того рисунка, который я сделал?
— Я думал, разослали.
— А! — Несколько сонное лицо Шпильки прояснилось. — Заключенный — да что ж такое, имени у него не было, что ли? — был приговорен к пожизненным работам на рудниках Крома с несколькими другими Очистителями из тех, кто совершил нападение на Игипса.
— Пока я дожидался твоего прибытия, — Сибелл не мог отказать себе в удовольствии подразнить Шпильку, хотя прекрасно понимал, что мастер Мекельрой торопился изо всех сил — до того самого мига, когда бесшумно вошел в кабинет мастера-арфиста (Шпилька часто входил в его кабинет именно так, тайком и в ночное время — или в другое время, не менее неудобное), — я еще раз просмотрел отчет мастера Робинтона о том происшествии.
Сибелл погладил синюю кожу журнала для записей и аккуратно открыл его на том месте, которое было заложено полоской бумаги.
— Игипс отразил атаку при помощи того, что он назвал «звуковым барьером». Это настолько пронизывающий и громкий звук, что нападавшие попросту потеряли сознание. Игипс говорил, что некоторые повреждения могут остаться навсегда. Когда мы выразили удивление, что он отразил атаку столь жестким образом, он заметил, что, я цитирую, «эти устройства запрограммированы на хранение важной индустриальной и политической информации. Несанкционированный доступ и/или действия, могущие повлечь за собой разрушения, должны, следовательно, активно пресекаться, что всегда было одной из второстепенных функций устройства Игипс».
Сибелл поднял взгляд от страницы и посмотрел на Шпильку.
— Что ж, верно. — Шпилька поскреб в затылке. — Некоторые повреждения могли остаться навсегда. Судя по тому, что пишет Серубил, — Шпилька махнул зажатой в пальцах бумагой, — этот заключенный был глухим. Может быть, у него со временем восстановился слух? Очень удобно и полезно прикидываться глухим, когда планируешь побег.
— Да, в следующем абзаце Серубил пишет, что это была не первая попытка побега. Однако, — Сибелл назидательно поднял палец, — ни этот человек, ни остальные заключенные-Очистители никогда не называли своих имен.
— Если они были глухими, как они смогли услышать вопрос? — спросил Шпилька.
Сибелл поморщился.
— Обычно задать такой простой вопрос не составляет труда. Я, — он ткнул себя пальцем в грудь, — Сибелл. Ты? — Он расширил глаза, придал своему лицу вопросительное выражение и указал на Шпильку.
— Если бы я напал на Игипса, но моя попытка разрушить его не удалась, я бы ни за что не стал называть свое имя.
— Это верно; но… — Сибелл снова посмотрел на страницу, исписанную ровным, мелким, красивым почерком. — Хотя по одежде этих людей нельзя было определить, кто они и откуда, один из них был стеклодувом, судя по пузырям от ожогов и ожоговым шрамам на его руках — и по следам от стеклодувной трубки на пальцах. — Он выжидательно посмотрел на Шпильку.
— А мастер Норист был одним из самых ярых противников Игипса и его новых технологий. Он также был сослан за участие в похищении мастера Робинтона. — Лицо Шпильки омрачилось печалью, так же как и лицо Сибелла: оба они вспоминали человека, которого уважали и любили и которым восхищались.
— Трое сыновей мастера Нориста были подмастерьями в его цеху. Все они находились под сильным влиянием отца.
Шпилька обдумал это замечание.
— Учти, после тринадцати Оборотов, проведенных в рудниках, ожоговые пузыри, конечно, пропадут, а вот шрамы от раскаленного стекла и следы от стеклодувной трубки останутся. — Склонив голову набок, он посмотрел на главного мастера своего цеха. — Так что мне стоит показать портрет нашего доброго друга Серубилу, а также, возможно, расспросить охранников по поводу ожоговых шрамов. За тринадцать Оборотов кто-нибудь да заметил бы их.
— И нужно узнать, восстановился ли у него слух. Шпилька фыркнул.
— Если он планировал нападения, должно быть, говорить он умеет!
— И еще, Шпилька, выясни, сколько времени прошло, прежде чем они отправились в погоню, — только сделай это, пожалуйста, ненавязчиво, потихоньку, как ты это умеешь. Кстати сказать, я слышал, что цех кузнецов дал за тот метеорит двадцать марок.
Шпилька присвистнул с уважением:
— Ничего странного, что из-за последних метеоритов поднялась такая суматоха!
Сибелл слегка передернул плечами и недовольно скривился:
— Не важно, сколько они стоят: они причиняют слишком много бед, больше, чем может возместить их стоимость.
— Да?
Сибелл бросил на него короткий острый взгляд.
— Тот, что упал на равнины Керуна, вселил в горцев уверенность, что следующий огненный шар рухнет как раз на них — а всадники ничего не сделают, чтобы взорвать его в небе, прежде чем он рухнет на них и сожжет все дотла!
— Я думал, что тот метеорит, который упал на землю неподалеку от Райской реки, только крышу пробил…
— Он никакого вреда не причинил, зато Джейги получил за него пятнадцать марок от кузнечного цеха. Он также сказал, — выражение лица Сибелла красноречиво свидетельствовало, что он предпочел бы, чтобы Джейги не был таким болтливым, — мол, дельфины видели, как несколько «шипящих и горячих» обломков упали в море, и они будут только рады понырять за ними.
Шпилька безразлично пожал плечами.
— Насколько я помню, метеориты чаще падают в море, чем на сушу, поскольку воды на Перне намного больше, чем суши.
— Проблема не в этом. Даже люди, которые, казалось бы, должны все понимать, требуют от Вейров, чтобы они предотвратили падение новых тел с неба — например, перехватывали бы их по дороге.
Шпилька рассмеялся лающим смехом:
— Драконы, конечно, летают быстро — но не так быстро, как метеориты. А метеориты так горячи при входе в атмосферу, что пламя драконов не сможет остановить метеорит — даже если драконы и ухитрятся его догнать.
— Знаю, знаю… — Сибелл утомленно вздохнул.
— А теперь, — снова взмахнув зажатым в руке листком, заметил Шпилька, — почему бы мне не заняться чем-нибудь полезным? Например, не отправиться в рудники Крома?
— Я попросил Н’тона подбросить тебя туда. Времени как раз хватит на то, чтобы взять рисунок и переодеться в летный костюм.
— Отлично. Биста обожает летать на драконах. — Шпилька аккуратно свернул послание Серубила и спрятал его в задний карман штанов. — Я не задержусь надолго.
— Надеюсь.
Он вернулся поздно вечером. На этот раз он постучал в дверь кабинета Сибелла и вошел, неся на подносе кувшин кла, кружки и тарелочку со сладкими бисквитами.
— Я с пустыми руками не прихожу, — проговорил он, проходя к столу и водружая поднос на столешницу. Быстро оглядел стопки бумаг на столе: похоже, Сибелл не особенно продвинулся в работе с тех пор, как они расстались. — Ты что, ничего не делал с этими прошениями весь сегодняшний день?
— Я разложил их по разным стопкам. Ну, какие у тебя новости?
Шпилька налил им обоим по кружке кла и снова привычно устроился на краю стола.
— Когда заключенный бежал, шрама на лице у него не было. Фалангу указательного пальца он потерял из-за несчастного случая на рудниках. Прежде он несколько раз пытался бежать, но его легко ловили. Преследователи были уверены, что он не услышит их приближения. Именно поэтому они и не бросились в погоню немедленно.
— И когда он предпринимал попытки побега? Шпилька сверился с пометками, которые он сделал на полях письма Серубила.
— В первые два Оборота, которые он провел там… Его глаза расширились, он уставился на мастера-арфиста, который, судя по всему, пришел к такому же выводу одновременно с ним.
— Значит, у него достаточно восстановился слух, чтобы он попробовал снова бежать! — хором сказали они; оба усмехнулись.
— И он выжидал удобного момента… — сказал Сибелл.
— А какой момент может быть лучше, чем когда метеорит пробивает в стенах дыру, через которую и можно сбежать! — Шпилька вскочил на ноги. — Точно. А ванная комната для заключенных разделена перегородками, так что никто никаких шрамов на руках не помнит.
— И имени тоже?
— Они его называли Стекольщиком: у него остались следы от стеклодувной трубки на пальцах.
— Значит, это может быть подмастерье Нориста? — спросил Сибелл.
— Похоже на то.
— Следовательно, у него тьма причин для того, чтобы ненавидеть Игипса. Порист считал Игипса Мерзостью. У нас достаточно косвенных улик для того, чтобы полагать, что предводителем теперешних Очистителей является именно этот беглый заключенный.
— Мой человек, Пятый, — вставил Шпилька и со вздохом снова уселся на край стола. — А теперь нам просто нужно найти его и выяснить, слышит ли он наши вопросы настолько четко, чтобы ответить на них.
— Полагаю, в первую очередь нам нужно узнать, что он и его приятели-Очистители замышляют сделать в ближайшее время, — мрачно заметил Сибелл.
Шпилька посмотрел на мастера-арфиста долгим изучающим взглядом; затем с неестественной жизнерадостностью спросил:
— А ты слышал, что М’ранд и Пильгра ушли на покой и перебираются в Катэй?
— Да, — ответил Сибелл. — И я рад этому. Ради их же собственного блага — они всю жизнь сражались с Нитями. А главное — новые предводителя Вейра будут молоды и сумеют уравновесить Г’денеда: тот так консервативен, что просто удивительно, как ему хватило смелости совершить путешествие во времени тридцать с лишним Оборотов назад.
Холд Хонсю 1.2.31
Ф’лессан и Тай все еще разлетались по своим Вейрам во время Падения Нитей, но в промежутках Ф’лессан появлялся в Бендене крайне нерегулярно. Он почти постоянно жил в Хонсю и все свободное время посвящал обустройству своего нового вейр-холда. Хотя он знал, что большая часть всадников Монако уже устроилась на новом месте, но Тай продолжала прилетать в Хонсю — и к нему. Он сумел наконец разговорить ее: она рассказала ему о своем детстве в Керуне, об ученичестве у мастера Самвела, о ее работе на Посадочной площадке и о том, как она стала ученицей мастера Вансора и Эррагона. В светлые вечера молодые люди по очереди изучали звезды южного полушария.— Ты знаешь, мне всегда было интересно, почему в Пещерах Кэтрин спрятано еще четыре телескопа, — однажды сказал девушке Ф’лессан: в эту ночь они удобно расположились рядом на широких матрасах на террасе.
— Я и не знала, что тебе об этом известно, — воскликнула она, опуская бинокль и устремляя на него взгляд своих чудесных зеленых глаз.
Он хмыкнул:
— Ты забываешь, что я был на Посадочной площадке практически с самого начала — и, разумеется, пользовался любой возможностью, чтобы покопаться в этих пещерах. Я представлял себе, что в запечатанных картонных коробках там хранятся невероятные сокровища — конечно, до того, как научился читать штрих-коды и кодовые метки Предков. Кстати, о невероятном: как все-таки Зарант’е удается переместить жуков-вонючек? И заодно — как ей удалось спасти эти твои шкуры? Те самые, из-за которых так разволновалась Миррим в день падения Огненного шара?
Тут Ф’лессан заметил, что просто ошарашил девушку своими вопросами, и поспешно добавил:
— Я хочу сказать, что не сомневаюсь в том, что это она их спасла; но как ей удалось? Я все время был здесь, помогая расчищать то, что осталось от Монако-Вейра, ты была слишком занята перевозкой различных вещей на Зарант’е; ты не могла бы даже переместиться во времени, чтобы сделать это…
Он приподнялся на локте, повернулся к девушке и погладил кончиками пальцев ее лицо, на котором возникло замкнутое напряженное выражение.
— Зарант’а сказала мне, что это она их забрала. Я знаю ее. И знаю тебя.
Тай расслабилась и повернулась к нему, подставив лицо его ласке:
— Все, что я знаю, — это то, что она их спасла. В какой-то момент до того, как мы оставили Монако, опережая первую волну цунами, и до того, как мы прибыли на Посадочную площадку. — Девушка помотала головой и сделала неопределенный жест рукой. — К тому времени я была так вымотана…. Не знаю, сколько раз Т’лион заставлял нас перемещаться во времени взад и вперед… — Ее голос затих.
Он поцеловал ее в уголок губ, потом в губы:
— Ты ее хоть раз спрашивала? Я имею в виду — потом, когда ажиотаж прошел и мы снова обрели способность и возможность подумать?
— Нет.
— Может, спросим ее сейчас?
— Не уверена, что она знает. Но я ее спрошу.
Глаза Тай приобрели странное выражение: всадница разговаривала со своим драконом. Потом она моргнула и тихонько рассмеялась.
— Она сказала, что знала: мне они понадобятся, и потому просто принесла их мне до того, как их унесло водой.
Ф’лессан обдумал эти слова. Однако, Зарант’а ответила, так ничего и не объяснив!
— Ну, она хотя бы знает, как переместила тех жуков? Тех, у Бенини-ходда?
— О, — голос Тай звучал сейчас гораздо менее напряженно, — она такое проделывает со всеми жуками, которые подбираются к ней слишком близко. Просто… направляет их в другую сторону.
— Но как?
На этот раз Тай прикрыла глаза, говоря с Зарант’ой.
— Она говорит, что проделывала такое и с пещерными змеями, которые слишком близко подбирались к моему Вейру.
— А может она здесь тоже сделать что-нибудь подобное? Сейчас! Сегодня вечером!
— Тут не слишком много жуков, а змеи уже все заползли в норы.
Ф’лессан приподнялся и сел, оглядываясь по сторонам.
— Попроси ее сдвинуть вот эту скамейку. — Он указал на стоявшую у стены скамью. — Пусть переместит ее вот сюда. — Он похлопал по полу рядом со своим матрасом.
— Скамейка тебе не угрожает, она не залезет ни тебе в постель, ни в твой нос.
— Значит, для того, чтобы она что-то переместила, это должно причинять вред? — спросил Ф’лессан, слегка озадаченный тем, что Зарант’а отказывается его понимать.
Затем он припомнил, сколько терпения понадобилось Игипсу, когда он пытался отправить огненную ящерицу Фарли на мостик «Иокогамы», где она никогда не была.
— Нет, оно просто должно причинять неудобства или угрожать. Скамья ей не угрожает.
Ф’лессан быстро взял с подноса, на котором они принесли сюда еду, тяжелую миску и прицелился ею в Зарант’у, раскинувшуюся на верхней террасе рядом с Голант’ом.
— Что… — только и успела вымолвить Тай, прежде чем миска исчезла и снова появилась на подносе.
Тай резко повернулась к своему любовнику, стиснув кулаки: ее глаза метали молнии, а лицо выражало такую ярость, какой он никогда прежде у нее не видел.
— Не смей швыряться в моего дракона!..
— Согласен, с моей стороны это было похоже на угрозу, но ты посмотри, как она на это отреагировала.
У него ушло довольно много времени на то, чтобы успокоить взбешенную Тай — довольно приятное занятие, поскольку ее тело отвечало на его ласки, даже если она сама при этом возмущалась и негодовала. Но когда она поняла, что он пытался доказать, то сама внесла предложение: поскольку ночь обещает быть довольно холодной, почему бы Зарант’е не перенести сюда одеяло с их кровати?
— И, может, Голант’ доставит нам немного вина? — прибавила она.
Голант’ взглянул на них с верхней террасы: в его глазах читалось легкое беспокойство. «Я не знаю, как Зарант’а приносит вещи, которые вам нужны».
— Может, ему тоже надо попытаться переместить жуков-вонючек, когда они поползут к нему? — хитро улыбнувшись любовнику, поинтересовалась Тай. — Если он сделает это так же, как и Зарант’а, это их не потревожит, и они не начнут, вонять.
«У нас в Бендене не было жуков», — напомнил Голант’ своему всаднику, однако явно заинтересовался, каким же образом Зарант’е удается перемещать предметы. Драконы постоянно переносили себя и своих всадников на большие расстояния; недавно Голант’ перемещался во времени; однако перемещение чего-то другого — о, это было совершенно иным делом, чем-то, чего он никогда не пробовал и не умел делать.
— Тогда мы найдем несколько штук, — предложил Ф’лессан вслух и мысленно, чтобы его услышал его озадаченный бронзовый. Внезапно ему ясно вспомнились времена, когда Фарли и Рут’ отправились на «Йоко». — У тебя завтра будет время? Может, поищем парочку жуков?
— Может быть, вечером, но я уже вызвалась помочь Эррагону с расчетами орбит.
— Ну что ж, если ты заметишь жуков в Прибрежном, дай нам об этом знать.
— А почему бы тебе не отправиться вместе со мной и не помочь мне в расчете?
— Прекрасная идея, особенно учитывая то, как мне необходима практика. Кстати о практике…
Он бережно снял ремень бинокля с шеи девушки, отложил бинокль в сторону и приступил к приятнейшей практике — к практике любви. Это и было важнейшей причиной, по которой он вынес матрасы на террасу и предложил, чтобы они легли рядом, наблюдая за звездами.
Встретившись на следующий вечер на западной стороне Прибрежного, где Тай видела жуков-вонючек, они оба приступили к эксперименту. Голант’ все еще сомневался, стоит ли ему устраиваться на пути трех жуков; Зарант’а спряталась за ближайшими кустами, чтобы подбадривать его. Ф’лессан и Тай стояли в тени большого дерева и наблюдали.
Жуки, не подозревавшие о препятствии, возникшем у них на пути, продолжали шагать вперед.
— Зарант’а говорит Голант’у, что их нужно просто повернуть.
С широкой насмешливой улыбкой Ф’лессан взял Тай за руку.
— Моя дорогая, милая зеленая всадница, я слышу все, что она говорит.
— Правда? — Тай с удивлением взглянула на него. Она знала, что Рамот’а и Мнемент’, а также Монарт’ и Пат’а могут разговаривать с всадником своего партнера, но не подозревала, что на что-то подобное способен и Ф’лессан.
Ей не удалось осмыслить это открытие: в ноздри всадникам ударил смрад, который невозможно было перепутать ни с чем.
«Что ты сделал?» — воскликнули оба всадника, зажимая носы; оба бросились к своим драконам, чтобы подняться в воздух и исчезнуть с этой поляны как можно скорее, пока их не стошнило.
«Я его повернул», — ответил Голант’, взмывая в воздух в надежде, что Промежуток избавит его от отвратительного запаха.