— Жуки-вонючки. — Его голос выдавал неприятное удивление. Он поставил саженцы на землю так, чтобы Тай могла до них дотянуться, и продолжил: — А я-то думал, что их всех смыло в море…
   — Они в воде не дохнут и вполне способны выбраться на берег, — усмехнулась Тай, вонзая лопату в землю.
   — Правда?.. — Ф’лессан не отрывал взгляд от жуков. — И сколько же времени они живут в воде?
   — Не знаю. Но я видела, как они пересекают реки. — Тай продолжала копать.
   — Хм-м…
   Девушка передала ему лопату и опустилась на колени, чтобы, расправив корни, посадить саженец в подготовленную ямку.
   — Большая мамочка, — заметил Ф’лессан. — И четверо ее отпрысков. Самого большого она потеряет, если не будет осторожнее.
   Тай бросила короткий взгляд на жуков, потом принялась засыпать ямку, разравнивать и утрамбовывать землю вокруг саженца. Почему-то она улыбалась.
   — Прямо к Зарант’е ползут. Может, я…
   Он поднял лопату и шагнул по направлению к жукам, чтобы перехватить их. Нужно было заставить самого первого жука свернуть с дороги, но при этом не задеть детенышей, иначе матка выбросит в воздух облако смрада, избавиться от которого очень непросто.
   — Нет, нет! Погоди!
   — Они же направляются прямо к ней. Не знаю, как Зарант’а, но Голант’ терпеть не может, когда эти жуки по нему ползают. Если он проснется, то непременно их раздавит.
   Ф’лессан не стал добавлять, что Голант’ проявляет все больше заботы о благополучии зеленой Зарант’ы; это было одной из причин, почему его радовало то, что Тай предпочитает работать отдельно от остальных всадников. Ему пока не хотелось, чтобы другие заметили, что отношения Зарант’ы и Голант’а становятся все более нежными и крепкими.
   — Смотри! — Глаза девушки заискрились зеленым; она поднялась с колен.
   Ф’лессан припал к земле и, прищурившись на ярком солнце, принялся наблюдать за продвижением колонны жуков.
   Тай, широко улыбнувшись, подняла руку предостерегающим жестом:
   — Подожди минутку!
   — Они же направляются прямо к ее носу. Неужели она их не чувствует? Голант’ обычно…
   — Подожди! — Тай придержала Ф’лессана за плечо, ее улыбка стала еще шире.
   Колонна жуков неотвратимо приближалась к ноздрям Зарант’ы, не обращая внимания на препятствия. Зарант’а дернула носом, но даже не приоткрыла глаз. Внезапно оказалось, что процессия жуков движется уже под прямым углом к первоначальному маршруту, прямо в заросли.
   — Вот оно! — Тай смотрела на своего дракона с сияющей улыбкой.
   — Она их сдула? — воскликнул Ф’лессан.
   — Нет. Этого она не делала. Они не могут подобраться к ней ближе, чем на такое вот расстояние. А потом — раз! — и уже движутся в другом направлении, не важно, в каком, но — от нее.
   Девушка забрала у Ф’лессана свою лопату и принялась копать очередную ямку.
   — Между прочим, у нас две лопаты.
   — Да, да, конечно же, моя дорогая зеленая всадница. — Он разыграл короткую демонстрацию полнейшего послушания и отправился за второй лопатой.
   Все, что угодно, только бы она не заметила, как ярко сверкает зеленая шкура спящей Зарант’ы, которая грациозно расположилась на солнце рядом со спящим бронзовым… Интересно, сколько еще Голант’ будет прикидываться спящим?
   — Тай, у меня к тебе вопрос, — начал он, деловито работая лопатой. — Я следил за Зарант’ой: она даже не шевельнулась. Она только носом повела. Как же она смогла изменить маршрут жуков?
   Тай сдула с носа капельку пота и, взяв предпоследний саженец, распеленала его корни, готовясь опустить растение в приготовленную ямку.
   — Не знаю. Но, когда они подбираются к ней слишком близко, внезапно они оказываются идущими перпендикулярно к своему первоначальному пути. Ты же знаешь этих жуков: они никогда просто так не свернут с дороги.
   — Поразительно! — Ф’лессан отер пот с лица, потом развернул последний саженец, поставил его в ямку и принялся приминать землю вокруг него. — Вот и все. Теперь нам нужно полить их, верно?
   Самым первым, что сделал Бенини после того, как схлынула вода, было выкопать колодец и провести длинный оросительный канал, из которого всадники сейчас и наполняли ведра, чтобы полить юные деревца.
   — Вроде бы Бенини говорил, что они устроили душ неподалеку от загона? — заметил Ф’лессан после того, как они закончили работу.
   — Да, и над ним установлена такая большая цистерна, что всем хватит воды, чтобы вымыться. — Девушка посмотрела на небольшое свежевыкрашенное строение: на ее лице читалось нетерпеливое предвкушение. — По крайней мере, так сказала его жена. Мы гораздо быстрее вымоемся под душем, чем в бадье, — прибавила она, бросив свою бадью у колодца.
   — Только оставь мне теплой воды, — попросил Ф’лессан, жестом предлагая девушке идти первой. — Я пока наведу порядок.
   Он собрал инструменты и направился к навесу, крикнув вслед Тай:
   — Я хочу сегодня поохотиться с Голант’ом в Хонсю. Как у Зарант’ы с аппетитом?
   Про себя он подумал, что «аппетит» — это слишком слабое слово для дракона.
   Оглянувшись через плечо на спящего дракона, Тай ответила:
   — Она ни капли не потускнела…
   Ф’лессан моргнул, а потом с приглашающей улыбкой, которую Миррим определила бы как «коварную», прибавил:
   — Мы могли бы поохотиться на диких кошек. Недавно я видел нескольких — на мой взгляд, они слишком близко подошли к стадам Хонсю. Мы сможем заполучить несколько отличных шкур.
   Со времени Потопа большинство зеленых всадников и всадниц выполняли курьерские обязанности бесплатно. Однако через четырнадцать дней, когда соберется Конклав, в Телгаре должна состояться Встреча — и времени как раз хватит, чтобы подготовить шкуры к продаже и заработать хоть немного денег…
   — Это мне нравится! Я согласна! — крикнула в ответ Тай.
   Ф’лессан едва успел заметить, как она стремительно влетела в душ.
   Собрав их летное снаряжение, он медленно пошел к душу, давая девушке время на то, чтобы хорошенько вымыться и сполоснуться.
   — Эй, оставь и мне немного! — крикнул он, стараясь перекрыть яростный плеск воды.
   Снял заляпанные грязью сандалии. Что ж, их придется вычистить уже в Хонсю; пока же он просто несколько раз хлопнул сандалиями по стене, чтобы сбить с них налипшие комья грязи.
   — Вода достаточно теплая, — уверила Ф’лессана Тай. — Можешь передать мне мое полотенце?
   Открыв ее дорожный мешок, он вытащил оттуда полотенце и чистую смену одежды.
   — Ну, и где же оно? — нетерпеливо крикнула Тай.
   Из душа высунулась ее обнаженная рука, в которую Ф’лессан аккуратно вложил полотенце. К стене были привинчены новые, сверкающие крючки; на один он повесил ее чистую одежду, на второй — свою. Всадников нагота не смущала так, как жителей холдов или мастерских, так что он разделся, чувствуя себя почти счастливым, оттого что может освободиться от грязной одежды. Когда Тай, растиравшаяся полотенцем, вышла из душа, она бросила на него быстрый взгляд. Он вежливо и аккуратно проскользнул мимо нее в душ и огляделся в поисках мыльного песка.
   После того как Ф’лессан тщательно отмылся, сполоснулся и растерся полотенцем, он вышел из душа и принялся одеваться. Тай уже была в кожаной летной одежде: стояла, прислонившись к стене, в расстегнутой куртке, и наслаждалась прохладной тенью, особенно приятной после работы под жарким солнцем.
   Оседлав драконов, они поднялись в воздух прежде, чем снова успели вспотеть.
   Вынырнув из Промежутка над Хонсю, Ф’лессан первым делом отметил, что на главной террасе и на вершине утеса нет ни одного дракона.
   «Ты будешь сегодня охотиться, Голант’?»
   «Сегодня я отлично поохочусь», — ответил Голант’, наблюдая за тем, как Зарант’а скользит по воздуху мимо него и опускается на главной террасе Хонсю.
   Удивленный странными нотками, прозвучавшими в тоне его дракона, Ф’лессан на мгновение задумался: не слишком ли мало внимания он уделяет нуждам Голант’а? Когда тот последний раз отправлялся на охоту?
   «Сегодня я поохочусь очень хорошо!»
   Бронзовый дракон медленно, словно крадучись, снизился и приземлился так, что Зарант’а оказалась прямо перед ним: ее всадница снимала со своей зеленой упряжь, которой никогда не пользовались, если драконы вылетали на поиски еды. Да, Ф’лессан не ошибся: определенно, он верно оценил состояние Зарант’ы. Ее шкура сияла — и не просто здоровьем… Неужели Тай не замечает, что ее зеленая готова подняться в брачный полет? Он попытался вспомнить, какие драконы были в Хонсю сегодня утром. Большинство улетело еще до рассвета, отправившись на Работы по восстановлению Монако-Вейра. В традиционном Вейре ее состояние было бы замечено задолго до того, как сама зеленая поняла бы, что с ней происходит. Хонсю принимал драконов все время после Потопа. Верно, и драконы, и всадники прилетали усталыми: всадники наскоро ели и отправлялись спать, драконы находили себе места на прогретых солнцем террасах и просыпались, только когда утром их звали всадники. Они с Тай отправились прямо на Райскую реку, а оттуда в Бенини-холд; их драконы провели на солнце несколько часов. Известно, что жара подстегивает брачные инстинкты драконов. Он выругался: может, и другие драконы почувствовали, что у Зарант’ы начинается цикл? Всадники обычно знали, когда зеленые вступают в брачную пору. Большинство всадников, живших в Хонсю, были из Монако-Вейра. Может, они сейчас устремятся сюда, зная, что Зарант’а готова к полету? Может, у Зарант’ы немного замедлено развитие? Но как он, командир крыла, мог не заметить признаков приближения брачного полета! Впрочем, Тай тоже их не заметила…
   «Зато я заметил».
   Голант’ буквально плюхнулся на террасу, едва не сбросив своего всадника. Ф’лессану удалось удержаться на ногах — правда, пришлось пробежаться, чтобы восстановить равновесие. Может, Голант’ чувствовал приближение других драконов, готовых бросить ему вызов? Бронзовый явно демонстрировал свою готовность подняться в полет: выгибал шею, выпячивал грудь… Оглядывая небо в поисках других драконов, Ф’лессан быстро снял с Голант’а упряжь, бросил ее на ближайшую скамью и принялся снимать летную одежду. Голант’ осторожно придвинулся к Зарант’е; его глаза начали вращаться.
   Тай стояла рядом, держа в руках упряжь, и с удовольствием смотрела на своего дракона.
   — Приятно видеть, что она так хорошо выглядит. После Потопа она сильно потускнела, — заметила девушка, когда Ф’лессан подошел к ней. — А кошки близко?
   — Хорошо выглядит? — переспросил Ф’лессан, ошеломленный тем, что она явно не придает значения своим словам. Он драматическим жестом указал на Зарант’у: — Во имя Первого Яйца — посмотри не нее, Тай!
   Зарант’а, чьи глаза горели оранжево-красным светом, кокетливо поглядывала на Голант’а, который красовался перед ней, придвигаясь все ближе: его фасетчатые глаза все ярче горели красным.
   Тай судорожно вздохнула; ее глаза расширились, в них застыло выражение такого страха, почти отвращения, что Ф’лессан невольно задумался: что же происходило во время предыдущих брачных полетов Зарант’ы?
   — Но здесь же только мы! — крикнула девушка и, выронив упряжь, развела руками в жесте замешательства и почти панической растерянности.
   Неужели она думала, что так она будет в безопасности? Конечно, в Хонсю бывали и другие всадники и драконы, они прилетали и улетали — до этого момента… Но когда зеленая готова подняться в брачный полет, не имеет значения, сколько драконов вокруг.
   Руки девушки были обращены ладонями к нему: жест явно означал отказ. Ну, конечно, в ярости подумал он: раньше, когда у Зарант’ы наступала брачная пора, наверняка рядом тут же появлялись все голубые, коричневые и бронзовые драконы — а их всадники окружали и теснили юную всадницу, пока какой-нибудь дракон не догонял зеленую. Он прикрыл глаза, прекрасно понимая, сколь сильно бывает такое влечение. Но зеленая всадница должна иметь право выбирать!..
   — Тай, неужели ты никогда никого не выбирала сама? — воскликнул он, чувствуя горечь и ярость — и неосознанно подходя к ней все ближе. Поняв, что сейчас произойдет, он остановился. Нет; он не должен ее принуждать — другие уже делали это. Но сколько времени он может дать ей? И как он может ее успокоить?
   Ее била крупная дрожь, ее глаза расширились, но в них не было отражения сексуального влечения, охватившего Зарант’у, — только ужас. Кажется, она стремилась уйти в себя, отвергая то, что должно было произойти. Она скрестила руки, обхватила себя за плечи — словно хотела защититься. Скорлупа и Осколки! Неужели прежде всадники насиловали ее, когда их драконы соединялись? Он попытался вспомнить, какие голубые и коричневые драконы жили в Монако; попытался вспомнить их всадников…
   Тай по-прежнему пятилась, отступая от него, дикими от страха глазами озираясь вокруг в поисках укрытия.
   — Они все одинаковые, — пробормотала она. — От них нет спасения. От их… — Она тяжело сглотнула, попыталась облизнуть пересохшие губы; ее лицо смертельно побледнело от отвращения, зрачки зеленых глаз расширились.
   — Тай, неужели тебя брали силой?.. Услышав эти слова, Тай бросила на Ф’лессана взгляд, исполненный такого страха, что он почувствовал, как все внутри переворачивается.
   — Ты не выбирала?
   Теперь он говорил очень тихо и мягко, хотя душа его кипела от возмущения. Это должно было быть чудеснейшим ощущением: двойной экстаз, когда и дракон, и его всадник одновременно соединялись со своими партнерами. По крайней мере, он надеялся, что ему всегда удавалось это. Кроме того, всадницы-королевы всегда знали; они всегда выбирали его. Но, видя состояние Тай, он начинал подозревать, что счастье выбирать она ни разу не испытала.
   — Это не должно быть насилием. Это должно быть наслаждением, торжеством и для тебя, и для твоего дракона. Это великолепнейший, чудесный союз!
   — Союз? — Она почти выплюнула это слово; смятение и ужас, охватившие все ее существо, лучше всяких слов говорили Ф’лессану, что ей никогда не приходилось испытывать то, о чем он пытался ей рассказать.
   Сколько раз Зарант’а поднималась в брачный полет? Сколько раз ее… он попытался подобрать подходящее слово… принуждали? Он знал, что такое часто случается с девушками из холдов — вот почему многие из них ищут в Вейрах прибежища. Всадники — за исключением единственного момента, когда их драконы поднимались в брачный полет, — были пылкими, но внимательными любовниками. Конечно, Ф’лессан знал, что за ним закрепилась репутация повесы. Возможно, именно поэтому Тай так робела в его обществе, старалась быть такой сдержанной? Он думал, что в ней говорит природная стеснительность. Однако теперь он понимал, что ею движет не сдержанность как таковая, а страх. Потом, после того как он найдет нужные слова, чтобы успокоить девушку, когда ей это так необходимо… да, потом у него с Миррим будет очень неприятный разговор.
   Зарант’а издала удивительный поющий звук, в котором звучала страсть, и стремительно взвилась в воздух, бросая вызов Голант’у. В отличие от королев, которые пили кровь, чтобы набраться сил для долгого брачного полета, зеленые в особых приготовлениях не нуждались. Голант’ не колебался ни мгновения; его рев эхом отразился от скал — он принял вызов.
   Тай в отчаянии вскрикнула, вскинула руки жестом мольбы, словно могла остановить улетающую зеленую.
   — Тай, выслушай меня, — заговорил Ф’лессан, стараясь, чтобы его голос звучал ласково и успокоительно. — Позволь мне объяснить, как это должно быть.
   Медленно, осторожно он протянул ей руку, но она отступила назад, придерживаясь за низкую ограду длинной террасы. Глядя на его руку так, словно само прикосновение Ф’лессана могло испачкать и унизить ее, она пятилась все дальше и дальше, и в ее зеленых глазах безраздельно царил все тот же отчаянный ужас загнанного в угол зверя.
   — Ох, Тай, друг мой, если бы я мог, я остановил бы Голант’а! — Сейчас он отдал бы все, чтобы у него было время подготовить ее. Если бы он не был столь беспечен, если бы не принимал за природную сдержанность то, что было на самом деле страхом перед физической близостью… — Но я не могу —. теперь, когда Зарант’а так сильно желает его.
   — Как она может желать его? Я не хочу тебя! Должно быть не так!
   Что ж, по крайней мере, это признание говорит в его пользу, подумал Ф’лессан, чей разум сейчас отчаянно бился в поисках выхода. Скоро, слишком скоро чувства дракона захлестнут, поглотят всадника… и ему нужно достучаться до Тай, до человека прежде, чем. ее поглотят чувства ее дракона!..
   — Но ты же видишь, что это так. Она сама бросила ему вызов, — мягко проговорил он. — И он ответил. Он так восхищается ею. Так же, как я восхищаюсь тобой, Тай.
   Она моргнула в смущении и замешательстве.
   Это уже хорошо, подумал Ф’лессан, хотя сейчас он ощущал скорее отчаяние, близкое к отчаянию самой Тай. Если он не сумеет поговорить с ней, добиться, чтобы она поняла его, тогда она никогда не поймет, что это вовсе не Должно быть насилием. Он знал, что пока что может контролировать свое человеческое «я» — вне зависимости от того, как ему хотелось ощутить экстаз его Голант’а.
   — Неужели ты так ничего и не успела узнать обо мне? — воскликнул он. — Я оскорбил тебя? Пренебрегал тобой как другом? Скажи мне, Тай!
   Она снова моргнула и покачала головой, растерянная и смущенная; Ф’лессан знал, что чувства Зарант’ы все сильнее захлестывают ее.
   — Тогда позволь мне быть твоим другом — и твоим любовником. Брось мне вызов, Тай, как твой дракон бросил вызов моему. Пожелай, чтобы я любил тебя, Тай, — тебя, а не Тай-всадницу. Выбери меня! — Он прижал руки к своей груди. — Выбери меня, Тай!
   — У меня нет выбора, — всхлипывая, проговорила она. Он чувствовал, что внутренне она покоряется тому,
   что должно произойти, — но он не хотел такой покорности.
   — О, Тай, любовь моя, — взмолился он, протягивая к ней руки, но не приближаясь, не касаясь ее. Она была так близко к краю террасы…
   Внезапно он почувствовал, как она дорога ему; это удивило и обрадовало его. Это не было влечением, страстью Голант’а: Ф’лессан-человек тоже желал ее.
   — Прошу тебя, Тай, умоляю тебя! Выбери меня! Была ли это Тай, потянувшаяся к своему другу в поисках помощи, или всадница, которой передались чувства ее дракона, он не был уверен; но она потянулась к нему. Но была ли она сейчас в достаточной мере человеком, чтобы сделать сознательный выбор?
   — Прошу тебя, Тай, пойдем со мной, — сказал он, беря ее руку в свою и осторожно разворачивая девушку к ближайшей двери. — Мой друг, мы должны войти внутрь.
   Он старался не испугать ее, медленно направлял ее шаги — она не видела, что он, не касаясь, завел свободную руку ей за спину, боясь, что она все-таки решит броситься прочь. Ее взгляд казался завороженным, почти невидящим: она не сознавала, как близко находится к краю террасы, не понимала, что произойдет, если она попытается вырваться и убежать.
   Тихо, почти шепотом уговаривая и утешая девушку, он увел ее внутрь; так же осторожно закрыл дверь, про себя порадовавшись тому, что петли смазаны и что скрип закрывающейся двери не испугал Тай. Ее пальцы безжизненно лежали в его ладони, глаза были устремлены куда-то вдаль: она наполовину впала в транс. Он хотел успокоить ее прежде, чем ее окончательно захлестнут чувства Зарант’ы. В первый раз это должно было быть действительно страшно, особенно если никто не потрудился объяснить девушке в деталях, что именно должно произойти. Сдержанность Тай должна была насторожить его, натолкнуть на мысль, что здесь что-то не так; сейчас он проклинал себя за бесчувственность и невнимательность. Сколько лет он уже всадник?..
   Внезапно Тай напряглась всем телом. Он взглянул в ее глаза, в расширенные зрачки, и почти разжал руку: теперь уже она впилась пальцами в его ладонь. Он осторожно приобнял ее за плечи жестом, в котором желания защитить было больше, чем страсти.
   — Я счастлив и горд тем, что ты выбрала меня, Тай, — говорил он. Она должна в это верить. — Ты знаешь — я не верил, что так будет. Я восхищался тобой; я восхищался тем, как ты сохраняла спокойствие, когда вывозила детей из Монако… — Сейчас ему следует осторожно, очень осторожно подбирать слова. — Успокойся, Тай. Успокойся и позволь мне помочь тебе.
   Со всей возможной осторожностью он провел ее в ближайшую спальню. Он чувствовал, как нарастает желание Голант’а. Ему придется контролировать свое желание. Он пытался оставаться человеком так долго, как только возможно. А это становилось все труднее. Он не мог просто бросить ее на постель — это испугает ее; еще меньше он хотел становиться драконом, потому что тогда его обращение с ней станет более жестким — и жестоким для девушки.
   Он осторожно обнял ее.
   — Ты выбрал меня, Ф’лессан, и я буду любить тебя! Он поцеловал ее в лоб и крепче обнял девушку. Если ее чувства еще не полностью подчинены чувствам Зарант’ы… но целовал ли ее хоть кто-нибудь с любовью? Хоть Раз? Он наклонился к лицу девушки, нежно коснувшись губами ее губ. Пусть только она будет все еще настолько человеком, чтобы почувствовать это! Он не ожидал той вспышки обоюдной страсти, которая проявилась в этом поцелуе. Девушка дрожала все сильнее. Ф’лессан инстинктивно крепче прижал ее к себе.
   — Ты выбрала меня, Тай. Ты выбрала меня, — крикнул он — но ее тело напряглось и застыло под его руками.
   Укачивая безвольное тело, он целовал ее лицо, щеки, губы, шею.
   — Выбери меня, Тай! — все еще умолял он, когда вдруг понял, что она слилась мыслями и чувствами со своим драконом.
   И в этот миг он сам стал Голант’ом.
   Она взлетела высоко, стремительно рванувшись вверх, потом нырнула, уходя в сторону, и каждый неожиданно сильный взмах крыльев уносил ее все дальше от него. Она была большой для зеленой, и ему это нравилось. Ему больше нравились зеленые, чем золотые. Золотые всегда вели себя так, словно они оказывали бронзовому непомерную честь, позволяя соединиться с ними. Но зеленые умели быть благодарными. Кроме того, они были более страстными, чем королевы. Возможно, потому, что чаще поднимались в брачный полет.
   Она метнулась вправо, и он лениво последовал за ней. Пусть она сперва немного утомится. Он может и подождать. И он будет ждать. Она того стоит. Он был так осторожен, старался не навязывать ей свое общество — и тем не менее давал остальным понять, что хочет, чтобы эта зеленая принадлежала ему. Он — Голант’! Голант’ из Бенден-Вейра! Его зачал Мнемент’! Он — из кладки Рамот’ы. И он достоин этого союза.
   Она вскинула крылья, нырнув в воздухе. Он стремительно последовал за ней. Понимала ли она, как близко находится к земле? О да, понимала; она снова гордо взмыла вверх, достав головой до низких облаков, висевших над горными вершинами.
   Значит, она согласна играть в эту игру? Быстро оглядевшись, чтобы узнать, нет ли поблизости других драконов, решившихся принять ее вызов, Голант’ устремился за ней. Лучи солнца, прорывавшиеся сквозь облака, играли на ее сверкающей, светящейся шкуре — а он неотступно преследовал ее. Интересно, знает ли она, как ясно он ее видит?
   Она развернулась на кончике крыла; он знал эти небеса лучше, чем она, а потому повторил ее маневр и устремился вперед по узкому просвету между скал. Если она думает, что он попадется на этот трюк, значит, она плохо знает его. Недооценивает. Ничего, скоро он даст ей возможность оценить его по достоинству.
   Она поднялась над просвечивающей облачной пеленой, направляясь все выше, потом резко упала вниз. Он без усилий повторил ее маневр. Она бросилась вперед, чуть покачиваясь в потоках холодного воздуха, словно на волнах. Он едва не перегнал ее, но не стал этого делать, и ее трюк снова не удался. Она снова нырнула вниз — вбок — и опять вниз, к земле, а после взмыла вверх одним великолепным сильным движением, какого ему никогда еще не приходилось видеть у зеленой. О, она действительно была сокровищем, достойной наградой тому, кто сумеет победить ее! Как он любил ее! И она — она выбрала его!
   Она ушла в облака, но он видел сквозь них огонь ее глаз, горевших алым. Она подпустила его очень близко, чтобы ускользнуть снова в самый последний момент, — но одним мощным взмахом крыльев он догнал ее, поймал, притянул ее к себе… Их крылья вместе рассекали воздух, они летели, слившись воедино, — и, поскольку он был бронзовым, поскольку он был умнее, чем она о нем думала, их полет был горизонтальным — это позволяло продлить мгновения наслаждения и страсти надолго. Он осторожно направил их полет к огромному внутреннему морю, где теплые вертикальные потоки ласково гладили их сияющую шкуру…
   Ф’лессан снова вернулся в свое тело — как и Тай в свое. Они оба тяжело дышали от переполнявшего их волнующего и пьянящего чувства этого долгого, долгого полета. Он чувствовал себя победителем; он чувствовал себя обессиленным и опустошенным. Уже давно ему не приходилось испытывать такой полноты наслаждения. Девушка бессильно раскинулась рядом с ним, закрыв глаза; влажные от пота вьющиеся волосы скрывали ее лицо. У него не было сил — нет, если быть откровенным, то не было желания — отпускать ее, выходить из нее. Однако, заботясь о ней, он все же сделал это. Каким бы удовольствием ни была для него близость с другими женщинами, в этот раз все было по-другому. Он не знал, что говорить: в голову не приходило никаких правильных слов — а он всегда так гордился тем, что в любой ситуации находил верные слова…