Страница:
Ф’лессан нажал выключатель возле двери: мигая, по одной начали зажигаться лампы по периметру комнаты, примерно на высоте роста Ф’лессана от пола. Тай ощутила новый порыв свежего ветерка.
Когда зажегся свет, она увидела длинный цилиндр телескопа Хонсю: он был таким большим в диаметре, что она не смогла бы обхватить его обеими руками, — и длинным — Ф’лессан был бы ниже его, если бы телескоп поставили вертикально. Труба телескопа была установлена на U-образном штативе, который, как рассмотрела Тай, подойдя ближе, покоился в свою очередь на тяжелой металлической плите, прикрепленной к металлическому вращающемуся основанию. С такой установкой телескопа Тай еще не приходилось сталкиваться: она привыкла к тому, что труба телескопа может поворачиваться вверх и вниз, вправо и влево и по азимуту. Именно так был установлен больший по размеру телескоп Прибрежного. Телескоп Хонсю представлял собой не ажурную металлическую конструкцию, а массивную трубу тускло-кремового цвета, сделанную из разных материалов. В задней части, как она знала, размещалось 620-миллиметровое отражающее зеркало. В отличие от телескопа Прибрежного, где зеркало было ясно видно сквозь поддерживающую его ажурную конструкцию, здесь оно было закрыто полупрозрачным цилиндром. Только служебные устройства, подключенные к этому телескопу, позволяли видеть, что еще находится у него внутри. Она видела охлаждающие трубки и электрические кабели, подключенные к цилиндру примерно посередине: там, насколько знала девушка, расположена камера телескопа. Сверху к основному телескопу крепился поисковый телескоп и еще два каких-то загадочных цилиндра. Телескоп Прибрежного, одна из классических моделей Предков, был вполовину короче этого, с линзой метрового диаметра; его оптические приборы были полностью сосредоточены вокруг зеркал и заключены в какой-то светло-серый материал, известный только Предкам. Здесь, как и в Прибрежном холде, телескоп стоял на деревянном возвышении, оберегающем телескоп от вибраций, что позволяло людям спокойно ходить вокруг. Здесь обсерватория была вырублена в скальном утесе; в Прибрежном была оборудована цементная площадка на скальном выступе.
Почти с робостью девушка подошла к цилиндру, посмотрела на крышку, закрывавшую видоискатель телескопа, борясь с искушением снять ее. Однако она уважала чувства Ф’лессана, который, разумеется, имел больше прав на этот телескоп. Тем неожиданнее и радостнее для нее было то, что такой торжественный и ответственный момент, как подключение и отладка телескопа, он решил разделить с ней.
— А теперь смотри! — подняв левую руку, объявил он; его глаза горели от радостного нетерпения. Пальцами правой руки он нажал еще несколько переключателей, и Тай окончательно отвлеклась от созерцания телескопа и изучения способа его установки.
Она вздрогнула от удивления, когда в потолке открылась щель; отступив на шаг назад, к Ф’лессану, она смотрела, как движется, расходясь в стороны, то, что казалось ей каменным монолитом, как половинки купола уходят в стены, утопают в них, пока вся обсерватория не оказалась под открытым небом.
— Полный обзор! — воскликнул Ф’лессан с гордостью, указывая вверх. — Голли нашел трещину в скале, когда мы чинили солнечные батареи, — но не существует ни одного камня, в котором трещины шли бы по прямой. — Он фыркнул. — У нас с Джейнсис и Пьемуром ушло немало дней на то, чтобы починить все это, нанести смазку и привести в рабочее состояние.
Тай знала, что, как последняя деревенская дурочка, таращится на великолепие звездного неба Южного полушария — так, словно видит его впервые. Внезапно над обсерваторией скользнули две темные бесшумные тени. Девушка вздрогнула.
«Мы!» — объявила Зарант’а и издала торжествующий мелодичный крик, явно довольная тем, что напугала свою всадницу. Она держала глаза закрытыми и только теперь распахнула их; глаза у нее сияли счастливым зеленым светом.
«Ты хотела меня напугать», — обвиняюще сказала Тай своему дракону.
«Голант’ решил, что это будет здорово», — невинно ответила Зарант’а, слегка склонив голову набок, и посмотрела на свою всадницу так, словно просила прощения.
Голант’ явно веселился, показывая белые зубы.
— Вот тебе и парочка: дурачатся, как подростки на Встрече, — заметил Ф’лессан, ободряюще сжав плечо Тай, после чего направился к Голант’у. Внезапно тон его совершенно изменился, став почти резким: — Голли, постарайся не наступить на солнечные батареи, когда будешь передавать мне приборы. Тай, можешь забрать то, что принесла Зарант’а? Я бы хотел наладить и запустить эту систему до рассвета.
Он потянулся и подхватил коробки, которые передал ему по одной Голант’, благо роста хватало. Тай преодолела оцепенение — ее слишком потрясло зрелище ночного неба, она даже не ощутила присутствия своего дракона — и ухватила за угол коробку, которую передавала ей Зарант’а.
— Мы все распакуем здесь, Тай. Здесь больше места. Комната, в которой находится пульт управления, — внизу, туда нужно спуститься по той вон небольшой лестнице. — Он указал на дальнюю стену, где Тай только теперь заметила еще одну лестницу, уходящую вниз, в некое подобие колодца.
«Я правда напугала тебя, Тай?» — виновато спросила Зарант’а, прикрывая глаза первой парой век в знак извинения.
«Конечно, напугала! — ответила Тай с некоторым возмущением, но потом смягчилась. — Что, Голант’ учит тебя плохим манерам?»
«Ничему такому, что мне бы не нравилось», — невинно похлопав веками, ответила Зарант’а.
Тай откашлялась.
— Что это у меня тут, Ф’лессан? — спросила она, решив сменить тему.
Ф’лессан оторвался от той коробки, которую он распаковывал.
— О, это монитор! — ответил он и одним прыжком оказался рядом с ней. — Я сейчас, только включу там внизу свет. — Он направился к лестнице и принялся набирать комбинацию кода. — Должно быть, Кенджо был просто помешан на безопасности, что так тут все обустроил. Как будто кто-то мог украсть телескоп или звезды.
После того как загорелся свет, Тай легко одолела десять ступеней, ведущих в нижнюю комнату. Панели управления были недавно вычищены, под лестницей стояли Два кресла на колесиках, по полу тянулись провода, явно идущие к телескопу. Девушка поставила монитор на место, где, судя по всему, он и должен был помещаться. Несомненно, давно умерший Кенджо использовал такое же устройство, чтобы увидеть картины, которые, как она надеялась, по-прежнему можно было видеть при помощи телескопа.
Ф’лессан с грохотом спустился по металлическим ступеням, неся клавиатуру, декодировщик и дискеты для хранения информации. Его глаза горели в предвкушении того, что должно произойти. Без единого лишнего движения он разложил все на рабочем столе, а диски поставил на полки над столом, чтобы можно было без труда прочитать то, что написано на коробках; потом принялся подключать устройства, бормоча себе под нос, что куда, пока вся система не была собрана. Выпрямившись, он заложил руки за пояс и глубоко вздохнул. Потом протянул руку к дискетам на полке, выбрал ту, которая была нужна для калибровки телескопа, и сунул ее в дисковод.
— Ну что, проверим, будет все это работать или нет? О-о, — и он почти мгновенно оказался на середине лестницы, — сперва нужно его расчехлить.
Тай услышала, как он топает по деревянному полу наверху, как говорит драконам, чтобы они нашли себе удобное место неподалеку и чтобы были поосторожнее с солнечными батареями. Потом он снова вернулся, потирая руки, вытащил из-под лестницы оба кресла, подтолкнул одно к Тай, во второе сел сам и на несколько мгновений замер, словно не решаясь опустить руки на клавиатуру.
— Итак, — объявил он наконец, улыбаясь девушке, с сияющими глазами, — да будет свет!
Он набрал несколько команд, глубоко вздохнул, когда монитор ожил, ввел следующую серию команд и скрестил руки на груди.
— Тай, не забывай дышать!
Она улыбнулась, осознав, что все это время действительно сдерживала дыхание.
На мониторе появилось изображение северного горизонта: он был ориентирован в том же направлении, как и века назад.
— Итак, — Ф’лессан потер руки, — давай-ка займемся калибровкой. Я использую в качестве первой точки проверки альфу Креста.
В его глазах плясали веселые искорки; Тай поняла, что он вспомнил, как она показывала ему звезды в тот первый вечер, который они провели в Хонсю. У нее даже дыхание перехватило: она увидела в этом еще одно доказательство того, как дорога ему.
— Я сделаю допущение: прошло уже некоторое время с тех пор, как мы проверяли положение звезд в последний раз.
Тай поднялась и встала позади него, решившись положить руки ему на плечи, пока он набирал на клавиатуре новые команды.
— Хорошее начало…
Пока Ф’лессан ожидал ответа системы, он поднес правую руку Тай к своим губам и поцеловал ее ладонь, не отрывая глаз от экрана; телескоп послушно изменил положение, настраиваясь на координаты альфы Креста.
— Когда представится такая возможность, мы автоматизируем процедуру, но сейчас я просто не могу удержаться от того, чтобы не похвастаться немного. У тебя намного больше опыта работы на большом телескопе, чем у меня.
Он вернул руку Тай себе на плечо, погладив ее напоследок.
— О, вот и все! — с торжеством воскликнул он, указывая на монитор, на котором теперь в самом центре находилась альфа Креста. Потом подался вперед, приглядываясь, изучая координаты на мониторе. — И нет никаких оптических отклонений.
Он улыбнулся Тай; его серые глаза сверкали, и девушка невольно почувствовала, как радостное возбуждение и энтузиазм бронзового всадника передаются и ей. Он был счастлив, как мальчишка, словно все это — и компьютер телескопа, и сам телескоп, и обсерватория — было делом его рук; не удержавшись, Тай взъерошила его густые волосы. Ф’лессан тихо рассмеялся: ее неожиданное прикосновение явно доставляло ему удовольствие.
— А теперь бета Креста, — набирая координаты следующей звезды, проговорил он; монитор послушно показал бету Креста. — Слушай, у меня неожиданно появилась идея! — Он обернулся к Тай с выражением бесшабашной Удали на лице. — Как только мы удостоверимся, что все настройки телескопа в порядке, мы просмотрим каталог
Хонсю и дадим ему координаты любой точки, какая только придет нам в голову! Например, одной из туманностей, которые я изучал в последнее время, или какой-нибудь спиральной галактики, или еще чего-нибудь, что находится не рядом с Перном!
Это предложение восхитило Тай. Ей часто хотелось просто посмотреть, что находится там, за пределами их темного уголка Вселенной, — на облачные каньоны с темными провалами, на призрачные круги туманностей, на газовые облака, подсвеченные сиянием новорожденных звезд. Ей так хотелось увидеть своими глазами вечную и вечно меняющуюся магию Вселенной…
— И мы сделаем несколько снимков того, что нам понравится больше всего, верно?
Она улыбнулась Ф’лессану. А он, прежде чем снова приступить к работе, поцеловал ее в обе ямочки на щеках.
Он услышал свист, задумался на мгновение и тут увидел двух мрачных типов, которые вкатывали во двор две большие бочки.
— Вот то, что вы заказывали, мастер Тавгурталл, — проговорил тот, что был постарше, ставя бочку в угол возле правой двери.
Как это похоже на Шпильку — искорежить его имя до неузнаваемости! Тагетарл ограничился тем, что кивнул старшему оборванцу. Второй мужчина, выглядевший таким же оборванным и грязным, как и первый, поставил свою бочку по другую сторону от входа.
— То, что вы просили, — с этими загадочными словами оба и ретировались.
— Как я и говорил, Марли, — продолжал Тагетарл прерванный разговор, постукивая по распечатке, чтобы добиться от ученика полной сосредоточенности и внимания.
Он пытался погрузиться в ежедневные обязанности: составил несколько заказов на бумагу мастеру Бенелеку, проверил работу двух девушек-переплетчиц, удостоверился’в том, что Деларт режет кожу достаточно экономно, что Уил обрезает края страниц очень аккуратно и ни разу еще не попал себе по пальцу чрезвычайно острым лезвием широкого ножа. Тагетарл невольно подумал о том, что можно забрать нож и использовать его против Очистителей нынче ночью — или в любой момент, когда они решат напасть на цех.
Во время очередного обхода двора он заметил, что Ола часто слетает с крыши и заглядывает в кухонное окно: она явно проверяла, где находится Рошинн. Тагетарл не сказал Рошинн о том, что, возможно, им предстоит пережить нападение: сегодня она была такой счастливой и скорее всего не вспоминала ни о каких своих дурных предчувствиях. Кроме того, сегодня ей нужно было проверить и вычитать крайне сложное руководство для кузнечного цеха. На крышах было столько файров, что Тагетарл не мог разглядеть среди них бледно-золотую Бисту; впрочем, маленькая королева, похоже, в пронырливости не уступала своему хозяину. Файры, расположившиеся погреться на крышах, были, судя по всему, дикими. Или все-таки нет? Наверняка Тагетарл не знал, а поразмыслив, решил, что это не имеет особого значения. Файры — существа непостоянные.
Есть ему не хотелось; кроме того, он уже представил себе, как будет браниться Рошинн, узнав, что он не предупредил ее об опасности, грозящей цеху. Обычно он рассказывал ей все. Но, с другой стороны, зачем ей тоже волноваться весь день? Ей нужно сосредоточиться на руководстве: сам Тагетарл был просто не способен заниматься сегодня корректурой. Помощников Шпильки он не видел, равно как и самого Шпильки в каком бы то ни было обличье. Он не знал, стоит ли в конце дня переносить бумагу, которая пойдет в работу завтра, из кладовых в цех, как он делал обычно. Однако, с другой стороны, будет ли кто-нибудь следить за тем, выполняет ли он все свои ежедневные обязанности? Он поглаживал деревянные рамы и двери, но не видел и не ощущал никакой разницы с тем, что было прежде, как не видел и покрытия из удивительной огнестойкой субстанции.
То, что никто не пришел в его кабинет с новой работой, с одной стороны, встревожило его, но с другой — даже принесло некоторое облегчение. Как отличить Очистителя от обычного мужчины или обычной женщины? Они отличались только направленностью мыслей, только своей, самими ими избранной, миссией: не дать другим права выбора и уничтожить все полезные новые вещи, которые уже используются сейчас. Игипс сделал доступным большой объем знаний; часть этой информации была искажена или утрачена за многие Обороты, так что ее непросто было разыскать в Архивах. То есть Игипс оказал всем цехам неоценимую помощь. Любой человек, умеющий думать, понимал, что некоторые добавления к тому, что уже имелось на Перне, весьма полезны — как, например, печатные станки. Однако мастер-печатник не заставлял никого покупать или читать свои книги: люди делали это сами. Предки знали и использовали множество самых разных процессов и вещей; все это требовало массы труда и времени, так что вряд ли кто-то стал заниматься воссозданием вещей, в которых не было насущной необходимости. Как говорила Менолли — а Тагетарл знал, что мастер-арфист Сибелл зачастую разделяет ее точку зрения, — не все новое означает лучшее. Однако люди должны сами решать, какие новшества принимать, а какие — нет: никто не должен делать этот выбор за них.
Откуда-то донесся свист — музыкальная фраза из пяти нот, которая, как сказал Шпилька, должна была служить предупреждением об опасности. Тагетарл огляделся по сторонам, но так и не смог понять, откуда доносится свист. Он повернулся к главным воротам, стараясь взять себя в руки. Он, мастер Тагетарл, который никогда ничего не боялся и никогда не забывал ни одной мелодии или текста, сейчас почти оцепенел от страха и отвращения. Что он должен говорить? Что он может сказать тому, кто пришел сюда, чтобы разрушить его дом? По дороге мимо цеха проходили какие-то люди. Потом в ворота вошел человек с рисунка Шпильки: на левой руке у него не хватало фаланги пальца, а на лбу был зигзагообразный шрам, почти скрытый вязаной шерстяной шапочкой. Мгновение человек стоял, оглядывая сощуренными глазами двор, причем на лице его было пренебрежительное выражение, а губы кривились в гримасе презрения, словно, подумал Тагетарл, он только и ждет того момента, когда можно будет разрушить строгий порядок, царящий в цехе печатников.
— Добрый вечер, — проговорил Тагетарл так любезно, как только мог, и потянулся за книгой, которую положил на бочку.
— Пришел за книгой. Вы сказали — неделя. — Голос мужчины звучал так, словно он не верил в это обещание мастера-печатника. Голос его звучал ровно и монотонно, отчего впечатление, что книга была лишь предлогом, только усиливалось.
Он не улыбался и словно бы прятал зубы. На рисунке Шпильки этой детали не было; не передавал рисунок и запаха, исходившего от мужчины: застарелого запаха пота, костров и навоза. Одет он был вовсе не так, как одеваются горцы: его черная кожаная куртка и такие же штаны выглядели совсем новыми, как и ботинки, покрытые дорожной пылью. Мужчина прошел во двор; Тагетарл последовал за ним, пытаясь всунуть ему книгу и поскорее выпроводить его прочь.
— Это будет стоить три марки, — сказал Тагетарл, удивляясь тому, как ровно прозвучал его собственный голос.
Является ли Шрамолицый главой Очистителей? Выглядел он так, словно пришел сюда, чтобы провести последнюю разведку перед нападением. Тагетарл все-таки сумел остановить его, сунул ему книгу и протянул руку:
— Три марки.
Порывшись в кармане куртки, Шрамолицый положил в ладонь Тагетарла две марки и две полумарки, все — со знаком цеха ткачей.
— Марки цеха ткачей для вас достаточно хороши, мастер арфистов? — спросил он.
— Мастер-печатник, — автоматически поправил его Тагетарл. — Марки цеха ткачей прекрасно обеспечены!
Скорлупа и Осколки! Чего добивается этот человек? Хочет спровоцировать столкновение? Или распустить слух, будто цех печатников не принимает марки цеха ткачей?
Шрамолицый взял «Баллады» из рук мастера Тагетарла, как иной человек взял бы что-нибудь грязное или отталкивающее. Тагетарл, который любил книги настолько, что иногда даже расставался с ними с трудом, изо всех сил стиснул в кулаке истертые марки. Еще немного — и он вырвал бы книгу из его рук. Шрамолицый, не глядя, запихнул книгу в карман куртки.
— Мастер-печатник, — со странной усмешкой проговорил он, — вы сейчас заняты?
Он все время бросал короткие оценивающие взгляды по сторонам — на цех, на двор, на учеников, наводивших порядок. Потом его взгляд ненадолго остановился на тяжелых деревянных створках внешних ворот, и губы его дернулись.
— Да, занят, — признал Тагетарл, думая только о том, как бы спровадить нежеланного и подозрительного гостя.
Он услышал, как по дороге грохочут колеса телеги, и мгновением позже телега въехала во двор цеха: с телеги падали соломинки — на ней, обложенные соломой, стояли мехи с вином. Тагетарл прекрасно знал, что не заказывал ничего у своего местного поставщика, и собирался было сказать об этом, когда вспомнил, что говорил ему Шпилька.
Едва он отвел взгляд, Шрамолицый исчез.
— Доставка мастеру арфистов, — объявил виноторговец, подняв руку жестом, чтобы привлечь внимание.
— Мастеру-печатнику, — поправил Тагетарл уже во второй раз за последние несколько минут: интересно, почему это получается, что сегодня никто не называет его как положено?
— Хм-м, простите, сэр, а где мастер-печатник Тагетарл?
— Это я. — Тагетарлу оставалось только надеяться, что Шпилька где-то поблизости и слушает этот разговор.
— Обещал самолично доставить, — с добродушной улыбкой проговорил виноторговец.
— Но кто же мог потребовать лишних услуг от такого занятого человека, как вы? — спросил Тагетарл, заметив попутно, что виноторговец, так же как Шрамолицый, одет в новый черный кожаный костюм и ботинки. А еще от него исходил запах кислого вина, что, на взгляд мастера-печатника, было ничуть не лучше. На плече красовался узел подмастерья цеха виноделов. Тагетарл поймал себя на том, что не помнит, носил ли вообще Шрамолицый цеховой шнур, и если да, то какого цеха.
— Вы разве не получали письма? И не ждали доставки? — на лице торговца отразилось удивление. — Скороходы становятся ленивы!
Тагетарл услышал приглушенное ругательство и, обернувшись, заметил давешнего оборванца, который подбирал с брусчатки соломинки.
— Как вы можете видеть, отличное красное бенденское. Виноторговец продемонстрировал Тагетарлу ярлык на мехе.
— И правда, оно и есть! — чувствовалось, что Тагетарл восхищен. — Сорок второго Оборота! Отличный урожай. Я выпью это с удовольствием. А за чье здоровье мне выпить, раз уж послание не пришло?
— Конечно, за здоровье лорда-холдера, — непринужденно ответил торговец.
Тагетарл жестом приказал оборванцу отложить метлу.
— Эй, ты, отнеси-ка вот это на кухню: сегодня все мы выпьем за здоровье лорда-холдера. Надеюсь, мои последние работы ему понравились, — прибавил он, ложь была вполне намеренной.
— Это отдельная наша гордость. Я сам отнесу вино. С вином нужно обращаться бережно, — проговорил виноторговец, горевший желанием помочь.
— С вашей стороны это очень благородно, — ответил Тагетарл, дав оборванцу знак выполнять приказание. Он хотел удостовериться, что виноторговец не войдет в дом.
— Я смотрю, у вас и другие вина есть? Может, у вас там найдется и хорошее белое бенденское? — Он шагнул ближе к телеге, чтобы рассмотреть ярлыки.
— Нет. — Фальшивый виноторговец заступил дорогу Тагетарлу; забавно, подумал тот, только что я так же не пускал в цех Шрамолицего. — Там нет ничего, что может сравниться с вином, которое я доставил вам.
С неожиданной ловкостью и быстротой оборванец поднял мех на плечо таким образом, чтобы не взбалтывать лишний раз вино, и, выпрямившись, направился к лестнице, ведущей в цех. На лице виноторговца совершенно ясно читалось разочарование. Что же, значит, он хотел хорошенько осмотреть цех изнутри?..
— Очень жаль, — искренне проговорил Тагетарл. — У меня как раз случилось несколько лишних марок. — Он крепко сжал в кулаке марки цеха ткачей. — Заезжайте обязательно, если у вас окажется хорошее белое сорок пятого.
Тагетарл не смог отказать себе в удовольствии назвать самый неурожайный год: хотелось посмотреть, что из этого выйдет.
— Хороший выбор, мастер… э-э… печатник.
Тагетарл проводил торговца к воротам, не отходя от него ни на шаг и не давая возможности улизнуть, и проводил взглядом его телегу, поднимавшуюся на холм. Затем он побежал назад в цех, чтобы выяснить, что Шпилька — если под личиной оборванца действительно скрывался он, — сделал с вином. В кухне его не оказалось — что, в общем, было не так уж плохо, поскольку там хозяйничала готовящая ужин Рошинн. Она непременно поинтересовалась бы, что делает на кухне грязный оборванец и что это за вино. Услышав шаги на лестнице, ведущей в погреб, Тагетарл направился туда. Мех с вином уже стоял в бадье для стирки, а пристроившийся рядом оборванец, откинув полу своих лохмотьев, что-то искал в поясном кармане.
— Осторожно отлей часть в стакан, Таг, — попросил Шпилька, вытаскивая небольшой флакон, в котором, как было известно Тагетарлу, хранился один из бесценных порошков, какие брали с собой в дальнюю дорогу опытные путешественники. При помощи этих порошков можно было проверить, не опасно ли пить воду из местных ручьев и рек.
Взяв старый стакан, Тагетарл налил из меха немного вина, а Шпилька высыпал в стакан несколько крупинок порошка. Вино начало пузыриться.
— Ты спал бы мертвым сном — а может, и просто умер бы, если бы выпил этого вина, — заметил Шпилька. — Определенно, налицо злонамеренная попытка сделать тебя неспособным защитить свой цех. Куда бы нам это спрятать? — Он оглядел помещение.
— Под сток, за стиральными порошками и мылом, — предложил Тагетарл и помог Шпильке спрятать мех, удостоверившись, что из него не выльется ни капли вина. — И предполагалось, что мы все это выпьем сегодня вечером?
— Обычно днем за едой ты пьешь вино.
— Сидр, — возразил Тагетарл. — Вино — только в особых случаях. А откуда они знают, что мы пьем за обедом?
— Может, наблюдали. Окна кухни выходят на дорогу. А ставни ты не закрываешь, пока все вы не пойдете спать. — Шпилька пожал плечами. — Кроме того, большинство людей с удовольствием выпьют вина, доставшегося им даром, и без особого повода. А ты сказал, что выпьешь за здоровье лорда-холдера.
Когда зажегся свет, она увидела длинный цилиндр телескопа Хонсю: он был таким большим в диаметре, что она не смогла бы обхватить его обеими руками, — и длинным — Ф’лессан был бы ниже его, если бы телескоп поставили вертикально. Труба телескопа была установлена на U-образном штативе, который, как рассмотрела Тай, подойдя ближе, покоился в свою очередь на тяжелой металлической плите, прикрепленной к металлическому вращающемуся основанию. С такой установкой телескопа Тай еще не приходилось сталкиваться: она привыкла к тому, что труба телескопа может поворачиваться вверх и вниз, вправо и влево и по азимуту. Именно так был установлен больший по размеру телескоп Прибрежного. Телескоп Хонсю представлял собой не ажурную металлическую конструкцию, а массивную трубу тускло-кремового цвета, сделанную из разных материалов. В задней части, как она знала, размещалось 620-миллиметровое отражающее зеркало. В отличие от телескопа Прибрежного, где зеркало было ясно видно сквозь поддерживающую его ажурную конструкцию, здесь оно было закрыто полупрозрачным цилиндром. Только служебные устройства, подключенные к этому телескопу, позволяли видеть, что еще находится у него внутри. Она видела охлаждающие трубки и электрические кабели, подключенные к цилиндру примерно посередине: там, насколько знала девушка, расположена камера телескопа. Сверху к основному телескопу крепился поисковый телескоп и еще два каких-то загадочных цилиндра. Телескоп Прибрежного, одна из классических моделей Предков, был вполовину короче этого, с линзой метрового диаметра; его оптические приборы были полностью сосредоточены вокруг зеркал и заключены в какой-то светло-серый материал, известный только Предкам. Здесь, как и в Прибрежном холде, телескоп стоял на деревянном возвышении, оберегающем телескоп от вибраций, что позволяло людям спокойно ходить вокруг. Здесь обсерватория была вырублена в скальном утесе; в Прибрежном была оборудована цементная площадка на скальном выступе.
Почти с робостью девушка подошла к цилиндру, посмотрела на крышку, закрывавшую видоискатель телескопа, борясь с искушением снять ее. Однако она уважала чувства Ф’лессана, который, разумеется, имел больше прав на этот телескоп. Тем неожиданнее и радостнее для нее было то, что такой торжественный и ответственный момент, как подключение и отладка телескопа, он решил разделить с ней.
— А теперь смотри! — подняв левую руку, объявил он; его глаза горели от радостного нетерпения. Пальцами правой руки он нажал еще несколько переключателей, и Тай окончательно отвлеклась от созерцания телескопа и изучения способа его установки.
Она вздрогнула от удивления, когда в потолке открылась щель; отступив на шаг назад, к Ф’лессану, она смотрела, как движется, расходясь в стороны, то, что казалось ей каменным монолитом, как половинки купола уходят в стены, утопают в них, пока вся обсерватория не оказалась под открытым небом.
— Полный обзор! — воскликнул Ф’лессан с гордостью, указывая вверх. — Голли нашел трещину в скале, когда мы чинили солнечные батареи, — но не существует ни одного камня, в котором трещины шли бы по прямой. — Он фыркнул. — У нас с Джейнсис и Пьемуром ушло немало дней на то, чтобы починить все это, нанести смазку и привести в рабочее состояние.
Тай знала, что, как последняя деревенская дурочка, таращится на великолепие звездного неба Южного полушария — так, словно видит его впервые. Внезапно над обсерваторией скользнули две темные бесшумные тени. Девушка вздрогнула.
«Мы!» — объявила Зарант’а и издала торжествующий мелодичный крик, явно довольная тем, что напугала свою всадницу. Она держала глаза закрытыми и только теперь распахнула их; глаза у нее сияли счастливым зеленым светом.
«Ты хотела меня напугать», — обвиняюще сказала Тай своему дракону.
«Голант’ решил, что это будет здорово», — невинно ответила Зарант’а, слегка склонив голову набок, и посмотрела на свою всадницу так, словно просила прощения.
Голант’ явно веселился, показывая белые зубы.
— Вот тебе и парочка: дурачатся, как подростки на Встрече, — заметил Ф’лессан, ободряюще сжав плечо Тай, после чего направился к Голант’у. Внезапно тон его совершенно изменился, став почти резким: — Голли, постарайся не наступить на солнечные батареи, когда будешь передавать мне приборы. Тай, можешь забрать то, что принесла Зарант’а? Я бы хотел наладить и запустить эту систему до рассвета.
Он потянулся и подхватил коробки, которые передал ему по одной Голант’, благо роста хватало. Тай преодолела оцепенение — ее слишком потрясло зрелище ночного неба, она даже не ощутила присутствия своего дракона — и ухватила за угол коробку, которую передавала ей Зарант’а.
— Мы все распакуем здесь, Тай. Здесь больше места. Комната, в которой находится пульт управления, — внизу, туда нужно спуститься по той вон небольшой лестнице. — Он указал на дальнюю стену, где Тай только теперь заметила еще одну лестницу, уходящую вниз, в некое подобие колодца.
«Я правда напугала тебя, Тай?» — виновато спросила Зарант’а, прикрывая глаза первой парой век в знак извинения.
«Конечно, напугала! — ответила Тай с некоторым возмущением, но потом смягчилась. — Что, Голант’ учит тебя плохим манерам?»
«Ничему такому, что мне бы не нравилось», — невинно похлопав веками, ответила Зарант’а.
Тай откашлялась.
— Что это у меня тут, Ф’лессан? — спросила она, решив сменить тему.
Ф’лессан оторвался от той коробки, которую он распаковывал.
— О, это монитор! — ответил он и одним прыжком оказался рядом с ней. — Я сейчас, только включу там внизу свет. — Он направился к лестнице и принялся набирать комбинацию кода. — Должно быть, Кенджо был просто помешан на безопасности, что так тут все обустроил. Как будто кто-то мог украсть телескоп или звезды.
После того как загорелся свет, Тай легко одолела десять ступеней, ведущих в нижнюю комнату. Панели управления были недавно вычищены, под лестницей стояли Два кресла на колесиках, по полу тянулись провода, явно идущие к телескопу. Девушка поставила монитор на место, где, судя по всему, он и должен был помещаться. Несомненно, давно умерший Кенджо использовал такое же устройство, чтобы увидеть картины, которые, как она надеялась, по-прежнему можно было видеть при помощи телескопа.
Ф’лессан с грохотом спустился по металлическим ступеням, неся клавиатуру, декодировщик и дискеты для хранения информации. Его глаза горели в предвкушении того, что должно произойти. Без единого лишнего движения он разложил все на рабочем столе, а диски поставил на полки над столом, чтобы можно было без труда прочитать то, что написано на коробках; потом принялся подключать устройства, бормоча себе под нос, что куда, пока вся система не была собрана. Выпрямившись, он заложил руки за пояс и глубоко вздохнул. Потом протянул руку к дискетам на полке, выбрал ту, которая была нужна для калибровки телескопа, и сунул ее в дисковод.
— Ну что, проверим, будет все это работать или нет? О-о, — и он почти мгновенно оказался на середине лестницы, — сперва нужно его расчехлить.
Тай услышала, как он топает по деревянному полу наверху, как говорит драконам, чтобы они нашли себе удобное место неподалеку и чтобы были поосторожнее с солнечными батареями. Потом он снова вернулся, потирая руки, вытащил из-под лестницы оба кресла, подтолкнул одно к Тай, во второе сел сам и на несколько мгновений замер, словно не решаясь опустить руки на клавиатуру.
— Итак, — объявил он наконец, улыбаясь девушке, с сияющими глазами, — да будет свет!
Он набрал несколько команд, глубоко вздохнул, когда монитор ожил, ввел следующую серию команд и скрестил руки на груди.
— Тай, не забывай дышать!
Она улыбнулась, осознав, что все это время действительно сдерживала дыхание.
На мониторе появилось изображение северного горизонта: он был ориентирован в том же направлении, как и века назад.
— Итак, — Ф’лессан потер руки, — давай-ка займемся калибровкой. Я использую в качестве первой точки проверки альфу Креста.
В его глазах плясали веселые искорки; Тай поняла, что он вспомнил, как она показывала ему звезды в тот первый вечер, который они провели в Хонсю. У нее даже дыхание перехватило: она увидела в этом еще одно доказательство того, как дорога ему.
— Я сделаю допущение: прошло уже некоторое время с тех пор, как мы проверяли положение звезд в последний раз.
Тай поднялась и встала позади него, решившись положить руки ему на плечи, пока он набирал на клавиатуре новые команды.
— Хорошее начало…
Пока Ф’лессан ожидал ответа системы, он поднес правую руку Тай к своим губам и поцеловал ее ладонь, не отрывая глаз от экрана; телескоп послушно изменил положение, настраиваясь на координаты альфы Креста.
— Когда представится такая возможность, мы автоматизируем процедуру, но сейчас я просто не могу удержаться от того, чтобы не похвастаться немного. У тебя намного больше опыта работы на большом телескопе, чем у меня.
Он вернул руку Тай себе на плечо, погладив ее напоследок.
— О, вот и все! — с торжеством воскликнул он, указывая на монитор, на котором теперь в самом центре находилась альфа Креста. Потом подался вперед, приглядываясь, изучая координаты на мониторе. — И нет никаких оптических отклонений.
Он улыбнулся Тай; его серые глаза сверкали, и девушка невольно почувствовала, как радостное возбуждение и энтузиазм бронзового всадника передаются и ей. Он был счастлив, как мальчишка, словно все это — и компьютер телескопа, и сам телескоп, и обсерватория — было делом его рук; не удержавшись, Тай взъерошила его густые волосы. Ф’лессан тихо рассмеялся: ее неожиданное прикосновение явно доставляло ему удовольствие.
— А теперь бета Креста, — набирая координаты следующей звезды, проговорил он; монитор послушно показал бету Креста. — Слушай, у меня неожиданно появилась идея! — Он обернулся к Тай с выражением бесшабашной Удали на лице. — Как только мы удостоверимся, что все настройки телескопа в порядке, мы просмотрим каталог
Хонсю и дадим ему координаты любой точки, какая только придет нам в голову! Например, одной из туманностей, которые я изучал в последнее время, или какой-нибудь спиральной галактики, или еще чего-нибудь, что находится не рядом с Перном!
Это предложение восхитило Тай. Ей часто хотелось просто посмотреть, что находится там, за пределами их темного уголка Вселенной, — на облачные каньоны с темными провалами, на призрачные круги туманностей, на газовые облака, подсвеченные сиянием новорожденных звезд. Ей так хотелось увидеть своими глазами вечную и вечно меняющуюся магию Вселенной…
— И мы сделаем несколько снимков того, что нам понравится больше всего, верно?
Она улыбнулась Ф’лессану. А он, прежде чем снова приступить к работе, поцеловал ее в обе ямочки на щеках.
Ночь в Широком Заливе 9.2.31
Тагетарл провел ужасный день, стараясь вести себя с учениками и клиентами, как обычно, — и все время невольно задавался вопросом: как должно же выглядеть это «обычно»? Например, в обычный день он не заваривал бы столько кувшинов кла еще до рассвета и не мыл так много кружек. Конечно, у него всегда был наготове свежий кла к тому времени, когда он открывал ворота цеха и отпирал двойные двери. Он обратил внимание на то, что дерево блестит чуть ярче обычного, но, хотя долго принюхивался (что заставило его старшего ученика Марли удивленно покоситься на своего мастера), ощутил не запах краски, а запах рыбы, бумаги и чернил. Ему удалось отчасти успокоиться и восстановить, по крайней мере, до некоторой степени, душевное равновесие, когда он принялся заниматься обычными делами.Он услышал свист, задумался на мгновение и тут увидел двух мрачных типов, которые вкатывали во двор две большие бочки.
— Вот то, что вы заказывали, мастер Тавгурталл, — проговорил тот, что был постарше, ставя бочку в угол возле правой двери.
Как это похоже на Шпильку — искорежить его имя до неузнаваемости! Тагетарл ограничился тем, что кивнул старшему оборванцу. Второй мужчина, выглядевший таким же оборванным и грязным, как и первый, поставил свою бочку по другую сторону от входа.
— То, что вы просили, — с этими загадочными словами оба и ретировались.
— Как я и говорил, Марли, — продолжал Тагетарл прерванный разговор, постукивая по распечатке, чтобы добиться от ученика полной сосредоточенности и внимания.
Он пытался погрузиться в ежедневные обязанности: составил несколько заказов на бумагу мастеру Бенелеку, проверил работу двух девушек-переплетчиц, удостоверился’в том, что Деларт режет кожу достаточно экономно, что Уил обрезает края страниц очень аккуратно и ни разу еще не попал себе по пальцу чрезвычайно острым лезвием широкого ножа. Тагетарл невольно подумал о том, что можно забрать нож и использовать его против Очистителей нынче ночью — или в любой момент, когда они решат напасть на цех.
Во время очередного обхода двора он заметил, что Ола часто слетает с крыши и заглядывает в кухонное окно: она явно проверяла, где находится Рошинн. Тагетарл не сказал Рошинн о том, что, возможно, им предстоит пережить нападение: сегодня она была такой счастливой и скорее всего не вспоминала ни о каких своих дурных предчувствиях. Кроме того, сегодня ей нужно было проверить и вычитать крайне сложное руководство для кузнечного цеха. На крышах было столько файров, что Тагетарл не мог разглядеть среди них бледно-золотую Бисту; впрочем, маленькая королева, похоже, в пронырливости не уступала своему хозяину. Файры, расположившиеся погреться на крышах, были, судя по всему, дикими. Или все-таки нет? Наверняка Тагетарл не знал, а поразмыслив, решил, что это не имеет особого значения. Файры — существа непостоянные.
Есть ему не хотелось; кроме того, он уже представил себе, как будет браниться Рошинн, узнав, что он не предупредил ее об опасности, грозящей цеху. Обычно он рассказывал ей все. Но, с другой стороны, зачем ей тоже волноваться весь день? Ей нужно сосредоточиться на руководстве: сам Тагетарл был просто не способен заниматься сегодня корректурой. Помощников Шпильки он не видел, равно как и самого Шпильки в каком бы то ни было обличье. Он не знал, стоит ли в конце дня переносить бумагу, которая пойдет в работу завтра, из кладовых в цех, как он делал обычно. Однако, с другой стороны, будет ли кто-нибудь следить за тем, выполняет ли он все свои ежедневные обязанности? Он поглаживал деревянные рамы и двери, но не видел и не ощущал никакой разницы с тем, что было прежде, как не видел и покрытия из удивительной огнестойкой субстанции.
То, что никто не пришел в его кабинет с новой работой, с одной стороны, встревожило его, но с другой — даже принесло некоторое облегчение. Как отличить Очистителя от обычного мужчины или обычной женщины? Они отличались только направленностью мыслей, только своей, самими ими избранной, миссией: не дать другим права выбора и уничтожить все полезные новые вещи, которые уже используются сейчас. Игипс сделал доступным большой объем знаний; часть этой информации была искажена или утрачена за многие Обороты, так что ее непросто было разыскать в Архивах. То есть Игипс оказал всем цехам неоценимую помощь. Любой человек, умеющий думать, понимал, что некоторые добавления к тому, что уже имелось на Перне, весьма полезны — как, например, печатные станки. Однако мастер-печатник не заставлял никого покупать или читать свои книги: люди делали это сами. Предки знали и использовали множество самых разных процессов и вещей; все это требовало массы труда и времени, так что вряд ли кто-то стал заниматься воссозданием вещей, в которых не было насущной необходимости. Как говорила Менолли — а Тагетарл знал, что мастер-арфист Сибелл зачастую разделяет ее точку зрения, — не все новое означает лучшее. Однако люди должны сами решать, какие новшества принимать, а какие — нет: никто не должен делать этот выбор за них.
Откуда-то донесся свист — музыкальная фраза из пяти нот, которая, как сказал Шпилька, должна была служить предупреждением об опасности. Тагетарл огляделся по сторонам, но так и не смог понять, откуда доносится свист. Он повернулся к главным воротам, стараясь взять себя в руки. Он, мастер Тагетарл, который никогда ничего не боялся и никогда не забывал ни одной мелодии или текста, сейчас почти оцепенел от страха и отвращения. Что он должен говорить? Что он может сказать тому, кто пришел сюда, чтобы разрушить его дом? По дороге мимо цеха проходили какие-то люди. Потом в ворота вошел человек с рисунка Шпильки: на левой руке у него не хватало фаланги пальца, а на лбу был зигзагообразный шрам, почти скрытый вязаной шерстяной шапочкой. Мгновение человек стоял, оглядывая сощуренными глазами двор, причем на лице его было пренебрежительное выражение, а губы кривились в гримасе презрения, словно, подумал Тагетарл, он только и ждет того момента, когда можно будет разрушить строгий порядок, царящий в цехе печатников.
— Добрый вечер, — проговорил Тагетарл так любезно, как только мог, и потянулся за книгой, которую положил на бочку.
— Пришел за книгой. Вы сказали — неделя. — Голос мужчины звучал так, словно он не верил в это обещание мастера-печатника. Голос его звучал ровно и монотонно, отчего впечатление, что книга была лишь предлогом, только усиливалось.
Он не улыбался и словно бы прятал зубы. На рисунке Шпильки этой детали не было; не передавал рисунок и запаха, исходившего от мужчины: застарелого запаха пота, костров и навоза. Одет он был вовсе не так, как одеваются горцы: его черная кожаная куртка и такие же штаны выглядели совсем новыми, как и ботинки, покрытые дорожной пылью. Мужчина прошел во двор; Тагетарл последовал за ним, пытаясь всунуть ему книгу и поскорее выпроводить его прочь.
— Это будет стоить три марки, — сказал Тагетарл, удивляясь тому, как ровно прозвучал его собственный голос.
Является ли Шрамолицый главой Очистителей? Выглядел он так, словно пришел сюда, чтобы провести последнюю разведку перед нападением. Тагетарл все-таки сумел остановить его, сунул ему книгу и протянул руку:
— Три марки.
Порывшись в кармане куртки, Шрамолицый положил в ладонь Тагетарла две марки и две полумарки, все — со знаком цеха ткачей.
— Марки цеха ткачей для вас достаточно хороши, мастер арфистов? — спросил он.
— Мастер-печатник, — автоматически поправил его Тагетарл. — Марки цеха ткачей прекрасно обеспечены!
Скорлупа и Осколки! Чего добивается этот человек? Хочет спровоцировать столкновение? Или распустить слух, будто цех печатников не принимает марки цеха ткачей?
Шрамолицый взял «Баллады» из рук мастера Тагетарла, как иной человек взял бы что-нибудь грязное или отталкивающее. Тагетарл, который любил книги настолько, что иногда даже расставался с ними с трудом, изо всех сил стиснул в кулаке истертые марки. Еще немного — и он вырвал бы книгу из его рук. Шрамолицый, не глядя, запихнул книгу в карман куртки.
— Мастер-печатник, — со странной усмешкой проговорил он, — вы сейчас заняты?
Он все время бросал короткие оценивающие взгляды по сторонам — на цех, на двор, на учеников, наводивших порядок. Потом его взгляд ненадолго остановился на тяжелых деревянных створках внешних ворот, и губы его дернулись.
— Да, занят, — признал Тагетарл, думая только о том, как бы спровадить нежеланного и подозрительного гостя.
Он услышал, как по дороге грохочут колеса телеги, и мгновением позже телега въехала во двор цеха: с телеги падали соломинки — на ней, обложенные соломой, стояли мехи с вином. Тагетарл прекрасно знал, что не заказывал ничего у своего местного поставщика, и собирался было сказать об этом, когда вспомнил, что говорил ему Шпилька.
Едва он отвел взгляд, Шрамолицый исчез.
— Доставка мастеру арфистов, — объявил виноторговец, подняв руку жестом, чтобы привлечь внимание.
— Мастеру-печатнику, — поправил Тагетарл уже во второй раз за последние несколько минут: интересно, почему это получается, что сегодня никто не называет его как положено?
— Хм-м, простите, сэр, а где мастер-печатник Тагетарл?
— Это я. — Тагетарлу оставалось только надеяться, что Шпилька где-то поблизости и слушает этот разговор.
— Обещал самолично доставить, — с добродушной улыбкой проговорил виноторговец.
— Но кто же мог потребовать лишних услуг от такого занятого человека, как вы? — спросил Тагетарл, заметив попутно, что виноторговец, так же как Шрамолицый, одет в новый черный кожаный костюм и ботинки. А еще от него исходил запах кислого вина, что, на взгляд мастера-печатника, было ничуть не лучше. На плече красовался узел подмастерья цеха виноделов. Тагетарл поймал себя на том, что не помнит, носил ли вообще Шрамолицый цеховой шнур, и если да, то какого цеха.
— Вы разве не получали письма? И не ждали доставки? — на лице торговца отразилось удивление. — Скороходы становятся ленивы!
Тагетарл услышал приглушенное ругательство и, обернувшись, заметил давешнего оборванца, который подбирал с брусчатки соломинки.
— Как вы можете видеть, отличное красное бенденское. Виноторговец продемонстрировал Тагетарлу ярлык на мехе.
— И правда, оно и есть! — чувствовалось, что Тагетарл восхищен. — Сорок второго Оборота! Отличный урожай. Я выпью это с удовольствием. А за чье здоровье мне выпить, раз уж послание не пришло?
— Конечно, за здоровье лорда-холдера, — непринужденно ответил торговец.
Тагетарл жестом приказал оборванцу отложить метлу.
— Эй, ты, отнеси-ка вот это на кухню: сегодня все мы выпьем за здоровье лорда-холдера. Надеюсь, мои последние работы ему понравились, — прибавил он, ложь была вполне намеренной.
— Это отдельная наша гордость. Я сам отнесу вино. С вином нужно обращаться бережно, — проговорил виноторговец, горевший желанием помочь.
— С вашей стороны это очень благородно, — ответил Тагетарл, дав оборванцу знак выполнять приказание. Он хотел удостовериться, что виноторговец не войдет в дом.
— Я смотрю, у вас и другие вина есть? Может, у вас там найдется и хорошее белое бенденское? — Он шагнул ближе к телеге, чтобы рассмотреть ярлыки.
— Нет. — Фальшивый виноторговец заступил дорогу Тагетарлу; забавно, подумал тот, только что я так же не пускал в цех Шрамолицего. — Там нет ничего, что может сравниться с вином, которое я доставил вам.
С неожиданной ловкостью и быстротой оборванец поднял мех на плечо таким образом, чтобы не взбалтывать лишний раз вино, и, выпрямившись, направился к лестнице, ведущей в цех. На лице виноторговца совершенно ясно читалось разочарование. Что же, значит, он хотел хорошенько осмотреть цех изнутри?..
— Очень жаль, — искренне проговорил Тагетарл. — У меня как раз случилось несколько лишних марок. — Он крепко сжал в кулаке марки цеха ткачей. — Заезжайте обязательно, если у вас окажется хорошее белое сорок пятого.
Тагетарл не смог отказать себе в удовольствии назвать самый неурожайный год: хотелось посмотреть, что из этого выйдет.
— Хороший выбор, мастер… э-э… печатник.
Тагетарл проводил торговца к воротам, не отходя от него ни на шаг и не давая возможности улизнуть, и проводил взглядом его телегу, поднимавшуюся на холм. Затем он побежал назад в цех, чтобы выяснить, что Шпилька — если под личиной оборванца действительно скрывался он, — сделал с вином. В кухне его не оказалось — что, в общем, было не так уж плохо, поскольку там хозяйничала готовящая ужин Рошинн. Она непременно поинтересовалась бы, что делает на кухне грязный оборванец и что это за вино. Услышав шаги на лестнице, ведущей в погреб, Тагетарл направился туда. Мех с вином уже стоял в бадье для стирки, а пристроившийся рядом оборванец, откинув полу своих лохмотьев, что-то искал в поясном кармане.
— Осторожно отлей часть в стакан, Таг, — попросил Шпилька, вытаскивая небольшой флакон, в котором, как было известно Тагетарлу, хранился один из бесценных порошков, какие брали с собой в дальнюю дорогу опытные путешественники. При помощи этих порошков можно было проверить, не опасно ли пить воду из местных ручьев и рек.
Взяв старый стакан, Тагетарл налил из меха немного вина, а Шпилька высыпал в стакан несколько крупинок порошка. Вино начало пузыриться.
— Ты спал бы мертвым сном — а может, и просто умер бы, если бы выпил этого вина, — заметил Шпилька. — Определенно, налицо злонамеренная попытка сделать тебя неспособным защитить свой цех. Куда бы нам это спрятать? — Он оглядел помещение.
— Под сток, за стиральными порошками и мылом, — предложил Тагетарл и помог Шпильке спрятать мех, удостоверившись, что из него не выльется ни капли вина. — И предполагалось, что мы все это выпьем сегодня вечером?
— Обычно днем за едой ты пьешь вино.
— Сидр, — возразил Тагетарл. — Вино — только в особых случаях. А откуда они знают, что мы пьем за обедом?
— Может, наблюдали. Окна кухни выходят на дорогу. А ставни ты не закрываешь, пока все вы не пойдете спать. — Шпилька пожал плечами. — Кроме того, большинство людей с удовольствием выпьют вина, доставшегося им даром, и без особого повода. А ты сказал, что выпьешь за здоровье лорда-холдера.