Маклин Алистер. К югу от мыса Ява

японцев. Готов поспорить...
- Уверяю вас... - попытался перебить Сайрен, но Николсон остановил его.
- Поберегите легкие. Вы думаете, вам кто-нибудь поверит? Вы каким-то
образом заодно с японцами - а у нас и так слишком много проблем, чтобы
добавлять себе еще семерых противников. - Последовала пауза, после которой
Николсон задумчиво продолжил: - Жаль, что вы обещали этому человеку
виселицу, капитан Файндхорн. Думаю, Ван Эффен с первого раза попал в точку:
дышать бы стало значительно легче, если бы мы пристрелили всю эту компанию
прямо сейчас. Скорее всего, нам все равно придется это сделать.
Наступило долгое молчание, затем Файндхорн спокойно сказал:
- Благодарите Бога, что мы не убийцы, подобные вам. Но зарубите,
пожалуйста, себе на носу - чтобы последнее предположение мистера Николсона
осуществилось, нужна лишь малейшая провокация с вашей стороны.
- А теперь, не будете ли вы так добры отойти немного назад? - обратился
Николсон, - к самому краю. И, по-моему, не повредит небольшой обыск ваших
карманов.
- Все уже сделано, мистер Николсон, - уверил его капитан. - Мы изъяли у
них целый арсенал прошлой ночью. Лодка по-прежнему видна?
- Почти прямо к югу, сэр. Примерно в двухстах ярдах от берега.
Внезапно он опустил бинокль и, резко пригнувшись, метнулся внутрь
пещеры. На рубке подводной лодки зажегся прожектор, и ослепительно белый луч
стал описывать быстрые дуги по скалистому побережью острова. Почти сразу же
наткнувшись на небольшую выбоину в береговой линии, где находились шлюпки,
он задержался на несколько секунд и стал медленно взбираться вверх по
склону, постепенно подкрадываясь к пещере.
- Генерал! - окликнул Николсон.
- С удовольствием, - буркнул Фарнхольм. Он поднял карабин к плечу,
прицелился и выстрелил.
Одного выстрела оказалось достаточно: сквозь утихавшее эхо послышался
отдаленный звон разбитого стекла, и белое сияние прожектора поблекло до
слабого красноватого свечения, вскоре исчезнувшего совершенно.
- Вы не побудете с нами еще несколько дней, генерал? - мрачно произнес
Файндхорн. - Похоже, вы очень понадобитесь... Едва ли продуманный шаг с их
стороны, не правда ли, мистер Николсон? Они ведь уже получили один урок
генерала.
- Достаточно продуманный, - не согласился Николсон. - Они обнаружили
наши шлюпки и по вспышке карабина знают теперь, где прячемся мы. Выяснение
этого могло стоить им массу времени и нескольких жизней, высадись они сразу.
По большому счету, их интересовали шлюпки, а не мы. Если они лишат нас
возможности выбраться с острова, мы окажемся в западне, и они нас возьмут в
любое удобное для них время - на досуге, например, или при свете дня.
- Боюсь, вы правы, - медленно проговорил Файндхорн. - Шлюпки для них
важнее. Полагаете, их потопят с субмарины? В таком случае мы не сможем им
помешать.
- Не с субмарины, - покачал головой Николсон. - Шлюпок они не видят, и
вся ночь у них уйдет на пальбу по ним наугад - нужно, как минимум, сто
удачных попаданий. Гораздо заманчивее выглядит десант - распороть днища и
пробить воздушные ящики или же просто взять шлюпки на буксир, либо - увести
их на веслах.
- Но... как они попадут на берег? - спросил Вэньер.
- Если надо, поплывут, - большинство субмарин оснащено складными или
надувными лодками. Для действий в прибрежных водах они довольно эффективны.
Несколько минут никто не произносил ни слова. Маленький Питер что-то
бормотал во сне, а Сайрен с его людьми неслышно шептались в дальнем углу
пещеры. Затем раздалось покашливание Уиллоуби, пытавшегося привлечь к себе
внимание.
- Мне пришла в голову мысль. Николсон улыбнулся в темноте.
- Будьте осторожны, Уилли.
- "Не терпит низменная зависть достоинств, ей непостижимых", - надменно
проговорил Уиллоуби. - Мой план прост, как и все истинно гениальное. Давайте
уплывем.
- Блестяще, - с едким сарказмом проговорил Николсон. - С обмотанными
веслами при лунном свете. И далеко мы, по-вашему, уйдем?
- Тьфу-ты! Не надо меня недооценивать. Конечно, мы включим двигатели!
Дайте мне час на выхлопную трубу и дефлекторы, и я гарантирую, что в ста
футах от шлюпки двигателя не будет слышно. Да даже если нас и услышат, - вы
хоть понимаете, насколько трудно определить направление движения в ночи по
едва уловимому шуму? Свобода зовет, джентльмены. Давайте без проволочек.
- Уилли, - мягко произнес Николсон, - у меня для вас новости.
Человеческое ухо создано не для определения направления движения, и японцы
на него полагаться не будут. У них есть гидрофоны - очень чувствительные, и
им наплевать, заглушили вы выхлопную трубу или нет, им вполне достаточно
исходящих от гребного винта колебаний.
- Ну и черт с ними, - горячо сказал Уиллоуби. - Не будем отчаиваться.
Уиллоуби придумает что-нибудь еще.
- Не сомневаюсь, - добродушно сказал Николсон. - Не забудьте только,
что северо-восточный муссон продлится еще пару месяцев и было бы хорошо,
если бы... Вниз все, вниз!
Первые пули глухо вспахали землю вокруг, с визгом рикошетируя от камней
и угрожающе посвистывая над головой. На палубе значительно приблизившейся к
берегу субмарины открыли заградительный огонь, и казалось, что, по крайней
мере, дюжина автоматов и, как минимум, два пулемета заговорили одновременно.
На борту весьма точно засекли вспышку карабина: стрельба велась скученно.
- Кто-нибудь ранен? Никого не задело? - Низкий хриплый голос капитана
едва был слышен в грохоте стрельбы.
Реакции не последовало, и Николсон ответил за всех:
- Не думаю, сэр. В тот момент я был единственным в зоне видимости.
- Уже хорошо. Но пока никакого ответного огня, - предупредил Файндхорн.
- Особых причин подставлять головы под пули нет. - Он с явным облегчением
понизил голос: - Мистер Николсон, это окончательно сбивает меня с толку.
Истребители нас не тронули, когда мы покидали "Вирому", подводная лодка не
пыталась нас потопить, и даже гидроплан оставил нас в покое после пальбы на
субмарине. Теперь же они что есть мочи стараются превратить нас в кучу
дуршлагов. Никак я не возьму этого в толк.
- Я тоже, - признался Николсон. Он невольно поморщился, услышав свист
пролетевшей над головой пули. - Мы не можем сидеть здесь, игнорируя
опасность, сэр. Это отвлекающий огонь для атаки на шлюпки. В противном
случае стрельба бессмысленна.
Файндхорн тягостно кивнул:
- Что вы хотите предпринять! Боюсь, я буду для вас мертвым грузом.
- Пока что вы еще не мертвы, - мрачно проговорил Николсон. - Разрешите
взять нескольких людей и спуститься на берег, сэр. Мы должны остановить их.
- Знаю, знаю... Удачи, дружище.
Через несколько мгновений Николсон и еще шесть человек перекатились
через кряжистый вал, тут Николсон прошептал что-то на ухо Вэньеру, подхватил
под руку генерала и возвратился с ним к восточной бровке пещеры. Они
опустились на землю, вглядываясь в темноту. Николсон приблизил губы к уху
генерала:
- Запомните - только наповал.
И лишь почувствовал, как Фарнхольм кивнул во мраке.
Ждать долго не пришлось. Через секунд пятнадцать они услышали первый,
едва уловимый осторожный шорох и следом - резкий, хриплый оклик Файндхорна.
В ответ, однако, раздался еще один зловещий шорох, а затем - сбивчивая дробь
ботинок. В то же мгновение Николсон включил фонарь, вырвавший из темноты три
бегущих силуэта с поднятыми руками, и тут же раздался треск автоматического
карабина Фарнхольма. Донесся звук падающих тел, после чего тьма и безмолвие
вновь слились воедино.
- Черт! Совсем забыл про этих. - Николсон уже полз к пещере, закрыв
ладонью луч фонаря. Он ненадолго осветил мертвых. - Два топорика из шлюпки
номер два, сэр. В ближнем бою они орудуют ими, как никто. - Он направил луч
фонаря в другой конец пещеры. Сайрен по-прежнему сидел там с невозмутимым
выражением лица. Николсон знал, что Сайрен был виновен, виновен, как сам
грех; это он послал троих своих людей помахать томагавками, а сам остался в
безопасной тени.
- Идите сюда, Сайрен. - Голос старшего помощника был сродни выражению
лица Сайрена. - Остальные не доставят неприятностей, сэр.
Сайрен поднялся на ноги, сделал несколько шагов вперед и упал как
подкошенный, получив от Николсона яростный удар рукояткой морского "кольта"
в ухо. Сила удара была достаточной, чтобы проломить череп, о чем и оповестил
характерный хруст. Не успел Сайрен рухнуть на землю, как Николсон уже спешил
к шлюпкам, ощущая дыхание генерала за спиной.
За тридцать ярдов от бухты они услышали резкий шквал выстрелов, а затем
крики боли, ругань и возбужденные вопли; затем еще один огневой град, звуки
ударов и борьбы и бултыханье в воде неистово сражавшихся людей. В десяти
ярдах от моря Николсон, не сбавляя бега, включил на ходу фонарь, увидел
дерущихся на мелководье вокруг шлюпок и прямо перед собой спину офицера,
занесшего меч над головой упавшего Маккиннона. Старший помощник одним
прыжком покрыл требуемое расстояние, обхватил японца сзади за горло,
одновременно выстрелив ему в спину из пистолета. И снова взметнулся луч
фонаря, остановившись ненадолго на Уолтерсе и японском матросе, яростно
молотивших друг друга, разбрасывая вокруг брызги и перекатываясь в
помутневшей воде. Здесь ничего сделать было нельзя - слишком велика была
опасность попасть в своего. Луч снова поднялся и тут же замер.
Одна из шлюпок прочно села на мель, развернувшись почти параллельно
берегу. Два японских матроса по колено в воде возились у кормы. Один из них,
ссутулившись, нагнул голову, второй стоял прямо, занеся правую руку за
голову. Несколько долгих секунд они были как бы парализованы бившим в глаза
светом, затем ссутулившийся выпрямился, что-то выхватив из поясной сумки, а
второй бросился вперед, выпрастывая вверх занесенную за голову руку.
Николсон, резко поднимая "кольт", решил, что опоздал. Но опоздали и японцы:
их остановил треск карабина Фарнхольма и они с тяжеловесной неторопливостью
стали клониться вперед, поворачиваясь на налитых свинцом ногах. Один плашмя
рухнул в воду, другой, грузно перевалившись через планшир шлюпки, упал на ее
кормовые шкоты с глухим стуком, за которым моментально последовал грохот
гранаты, разорвавшейся в его руке.
После яркой вспышки взрыва темнота словно уплотнилась.
Николсон решился на еще один короткий обзор с фонарем и щелкнул
выключателем. Все его люди были на ногах, враги же перестали быть врагами,
спокойно лежа на отмели. У них с самого начала почти не было шансов выжить:
полагая, что команда "Виромы" оградительным огнем, они совсем не ожидали
внезапной атаки в самый неблагоприятный для нее момент - во время высадки в
воду с резиновых лодок.
- Кто-нибудь ранен? - Николсон старался говорить тихо.
- Уолтерс, сэр, - по примеру старшего помощника почти неслышно ответил
Вэньер. - И довольно тяжело, думаю.
- Дайте-ка взглянуть. - Николсон подошел к Вэньеру, прикрыв ладонью
включенный фонарь. Четвертый помощник осторожно держал левое запястье
Уолтерса с кровавой зияющей раной. Вэньер уже успел стянуть руку Уолтерса
жгутом из носового платка, и ярко-красная кровь теперь очень медленно
скапливалась в ране. Николсон потушил фонарь.
- Нож?
- Штык, - проговорил Уолтерс на удивление ровным голосом. Он пихнул
ногой неподвижную обмякшую фигуру. - Я отнял его.
- Так я и подумал, - сухо сказал Николсон. - Ваше запястье ни к черту.
Пусть мисс Драхман обработает его. Боюсь, пройдет некоторое время, прежде
чем вы снова сможете пользоваться рукой.
"Или никогда", - мрачно подумал про себя старший помощник. Сухожилия
были полностью разорваны, и, скорее всего, то же самое произошло с лучевым
нервом. Паралич - в любом случае.
- Лучше уж, чем в сердце, - весело проговорил Уолтерс. - Мне это на
самом деле нужно.
- Поднимайтесь наверх как можно быстрее. Все остальные ступайте с ним.
Только не забудьте назваться. Капитан держит оружие под рукой. Боцман, вы
остаетесь со мной. - Он внезапно прервался, услышав плеск рядом с ближайшей
шлюпкой. - Кто там?
- Я, Фарнхольм. Просто осматриваюсь, старина. Дюжины, их здесь,
действительно, дюжины.
- О чем вы, черт побери? - раздраженно спросил Николсон.
- О гранатах. Полные сумки. Здесь вот парень - просто ходячий арсенал.
- Будьте добры, соберите их. Они нам могут понадобиться. Возьмите
кого-нибудь в подмогу.
Николсон и Маккиннон дождались, пока все не ушли, и направились вброд к
ближайшей шлюпке. Едва они приблизились к ней, как во тьме на юге застрочили
два пулемета, изрыгая вереницы трассирующих пуль, врезавшихся в море,
поднимая облака светящейся водяной пыли.
- К чему бы это, сэр?
В его мягком шотландском говоре слышалось замешательство. Николсон
усмехнулся в темноте.
- Остается только гадать, боцман. Похоже, десант должен был подать
сигнал - фонарем или как-нибудь еще - в случае благополучной высадки на
сушу. На берегу же произошла некая осечка - вот наши друзья на субмарине и
мыкаются. Сигнала не поступило, и они решили открыть огонь.
- Но если это все, что им нужно, почему бы нам не послать им весточку?
Николсон некоторое время молча смотрел во мраке на боцмана, затем тихо
рассмеялся:
- Гениально, Маккиннон, просто гениально. Раз уж они в замешательстве и
считают, что десант на берегу пребывает в таком же состоянии, значит, у
любого сигнала есть шанс пройти.
Николсон оказался прав. Подняв руку над планширом шлюпки, он
беспорядочно пощелкал фонарем и быстро убрал руку вниз. Для любого опытного
пулеметчика подобный световой точечный ориентир стал бы манной небесной,
однако темнота и безмолвие остались нерушимы. И даже неясный силуэт мирно
лежавшей в море подводной лодки был просто тенью, зыбкой и нематериальной,
как плод разыгравшегося воображения.
Далее прятаться было не только нецелесообразно, но и опасно. Они
неторопливо поднялись на ноги и осмотрели шлюпки при свете фонаря. Шлюпка
номер два была продырявлена в нескольких местах, но везде - выше ватерлинии;
и если и набрала воды, то немного: лишь некоторые из ее герметических
воздушных ящиков были пробиты, однако уцелевшие обеспечивали необходимую
плавучесть.
В лодку номер один угодило еще меньше случайных пуль, но она уже тяжело
осела на мелководье. Заливавшая ее днище вода окрасилась кровью изувеченного
японского моряка, свисавшего с планшира. Взрыв гранаты, оторвавший японцу
руку и снесший ему половину лица, проделал в днище сквозную дыру, содрав
участок шпунтового пояса и расщепив смежные доски. Николсон выпрямился и
посмотрел на Маккиннона.
- Пробоина, - коротко буркнул он. - Да такая, что в нее можно просунуть
голову вместе с плечами. Ее не залатать и за день.
Но Маккиннон его не слушал. Переместив луч фонаря, он вглядывался
внутрь шлюпки. Когда он заговорил, голос его звучал с отстраненным
безразличием:
- Это уже неважно, сэр. Двигатель мертв. - Помолчав, он спокойно
продолжил: - Магнето, сэр: граната, видимо, взорвалась прямо под ним.
- О, Господи, только не это! магнето? Возможно, второй механик...
- Его не починить никому, - убежденно перебил Маккиннон. - Тут и
чинить-то, в общем, нечего.
- Понимаю, - тяжело кивнул Николсон, глядя на развороченное магнето и
начиная ощущать в голове пустоту от осознания последствий. - Немного от него
осталось, правда?
Маккиннон поежился:
- У меня даже мурашки по спине побежали. - Он покачал головой и, даже
когда Николсон погасил фонарь, не мог оторвать взгляда от шлюпки. Потом
слегка коснулся руки старшего помощника. - Знаете что, сэр? До Дарвина
длинный, очень длинный путь на веслах.
Ее звали Гудрун, как она им сказала. Гудрун Йоргенсен Драхман:
Йоргенсен - в честь дедушки по материнской линии. На три четверти датчанка,
она родилась в Оденсе в День перемирия 1918 года. Не считая двух коротких
пребываний в Малайзии, она всю жизнь прожила в родном городе, пока не
закончила курсы санитарок и медсестер и не отправилась на плантации своего
отца, раскинувшиеся под Пенантом. Это случилось в августе 1938 года.
Николсон лежал на спине на склоне возле пещеры, сложив руки за головой,
вперясь невидящими глазами в темный балдахин облаков и ожидая, когда она
продолжит рассказ.
Прошло две, затем три минуты, а девушка все молчала. Николсон понемногу
зашевелился и повернулся к ней.
- Вы за много миль от дома, мисс Драхман. Дания - вы любите ее?
- Когда-то любила. - Категоричность ее тона словно бы пресекла
дальнейшие попытки проникнуть в ее тщательно оберегаемые воспоминания.
Будь прокляты японцы, будь проклята их чертова субмарина, яростно
подумал Николсон. Он резко изменил тему:
- А Малайзия? Едва ли вы питаете к ней такие же нежные чувства, правда?
- Малайзия? - Ее изменившийся голос прозвучал лишь вокальным
сопровождением равнодушному пожатию плечами. - В Пенанте было хорошо. Но не
в Сингапуре. Я... я не ненавидела Сингапур. - Она неожиданно разгорячилась,
но тут же взяла себя в руки. - Я бы тоже не отказалась от сигареты. Или
мистер Николсон это не одобрит?
- Мистеру Николсону, боюсь, не хватает старой доброй обходительности. -
Он передал ей пачку, чиркнул спичкой и, когда она нагнулась прикурить, вновь
ощутил слабый запах сандала от ее волос. Когда девушка опять ускользнула во
мрак, Николсон, затушив спичку, мягко спросил:
- А почему вы ненавидели Сингапур?
Минуло почти полминуты, прежде чем она ответила:
- Не думаете ли вы, что это может быть очень личным вопросом?
- Весьма возможно. - Он секунду помолчал. - Только какое это теперь
имеет значение?
Она мгновенно поняла смысл его слов:
- Вы правы, конечно. Даже если это всего лишь праздное любопытство,
какая теперь разница? Как это ни нелепо, но я отвечу вам - вероятно, потому,
что уверена в вашей неспособности питать к кому-либо ложное сострадание,
чего я просто не выношу. - Некоторое время она молчала, и кончик ее сигареты
ярко тлел в темноте. - Это правда, я действительно ненавижу Сингапур:
ненавижу потому, что у меня есть гордость, равно, как и жалость к самой
себе. А еще потому, что я ненавижу одиночество. Вы ничего не знаете об этом,
мистер Николсон.
- Зато вы много знаете обо мне, - мягко проворчал Николсон.
- Думаю, вы понимаете, о чем я говорю, - медленно начала она. - Я
европейка, родившаяся, выросшая и получившая образование в Европе. И я
всегда считала себя датчанкой, как и все живущие в Дании люди. Меня
принимали в любом доме в Оденсе. В Сингапуре же я никогда не была вхожа в
европейские круги, мистер Николсон. - Она старалась говорить бесстрастно. -
Встречаться со мной белым не рекомендовалось. И это совсем не смешно, когда
в твоем присутствии тебя называют полукровкой, после чего все оборачиваются
и начинают глазеть. И ты понимаешь, что больше никогда сюда не придешь. Я
знаю, что мать моей матери была малайкой, прекрасной, доброжелательной
старой леди...
- Пожалуйста, успокойтесь. Я представляю, как это мерзко. И британцы
усердствовали более других, не так ли?
- Да. - Она поколебалась. - А почему вы так говорите?
- Когда дело касается создания империи и колониализма, мы - лучше и
одновременно хуже всех в мире. Сингапур стал настоящим раздольем для разного
рода отребья, англо-саксонская часть которого, пожалуй, наиболее интересна.
Божьи избранники, облеченные двойной миссией в жизни - в возможно кратчайшее
время погубить печень и следить за тем, чтобы не подпадающие под категорию
избранных не забывали о своем статусе, - эти сыновья Хама призваны быть
чернорабочими мира до конца своих дней. Они, безусловно, истинные христиане
и непоколебимые ревнители церкви. И если успевают протрезветь к воскресному
утру, исправно посещают службу. Но таких не абсолютное большинство, даже в
Сингапуре. С другими вам, видимо, просто не приходилось пересекаться.
- Не ожидала, что вы скажете все это, - медленно, с удивлением в голосе
проговорила она.
- Но почему? Это ведь правда.
- Я не это имела в виду. Я просто не ожидала услышать от вас... а
впрочем, неважно. - Она неловко рассмеялась. - Цвет моей кожи - не самая
насущная проблема.
- Совершенно верно. - Николсон похоронил сигарету под каблуком и
продолжил нарочито жестким тоном: - Но это чертовски важно для вас, и так
быть не должно. На Сингапуре свет клином не сошелся. Вы нам нравитесь, и нам
наплевать, что вы немного цветная.
- Вашему молодому помощнику - мистеру Вэньеру - не наплевать, -
пробормотала она.
- Не глупите - и постарайтесь быть великодушной. Увидев шрам, он
испытал шок, которого с тех пор стыдится. Он просто очень молод - вот и все.
Капитан же находит вас восхитительной. "Полупрозрачный янтарь" - на него,
как он говорит, походит ваша кожа. - Николсон тихо фыркнул. - Какой-то
великовозрастный Лотарио.
- Неправда. Он очень, очень милый, и мне весьма по душе. - Она
неожиданно добавила: - Вы заставляете его чувствовать себя стариком.
- Чушь! - яростно воскликнул Николсон. - С пулей в легких особо не
попрыгаешь. - Он покачал головой. - Простите, я не хотел на вас
набрасываться. Клинки в сторону, правда, мисс Драхман?
- Гудрун. - Это слово было произнесено как ответ и просьба
одновременно, тоном, лишенным даже намека на кокетство.
- Гудрун? Мне нравится это имя, и оно вам подходит.
- А вы не желаете - как бы это сказать? - сделать ответный реверанс? -
спросила она с оттенком озорства в хрипловатом голосе. - Я слышала, капитан
называет вас "Джонни". Это мило, - задумчиво проговорила она. - В Дании
подобным именем награждают только очень маленьких мальчиков. Но, думаю, я
смогу к нему привыкнуть.
- Не сомневаюсь, - неуверенно сказал Николсон. - Однако...
- Ах, ну конечно! Назвать вас "Джонни" перед лицом команды -
неслыханно! В этом случае, конечно же, прозвучит "мистер Николсон". - Или,
вы думаете, "сэр" будет лучше?
- Ох, ради всего святого! Зовите меня, как заблагорассудится. Вероятно,
я заслужил это.
Он поднялся на ноги, и направился ко входу в пещеру, где на часах сидел
мусульманский священник. Коротко поговорив с ним, спустился вниз по склону
холма, к Ван Эффену, дежурящему у уцелевшей шлюпки. Он провел с голландцем
около пяти минут, удивляясь, какой был смысл в охране шлюпки, затем поднялся
назад к пещере. Гудрун Драхман по-прежнему бодрствовала, расположившись
рядом с мальчиком. Николсон тихо опустился подле.
- Не стоит сидеть так всю ночь, - мягко проговорил он. - С Питером все
будет в порядке. Почему бы вам не лечь спать?
- Скажите мне прямо, - ее голос был очень тихим, - сколько у нас
шансов?
- Ноль.
- Честно и достаточно категорично, - признала она. - И долго еще нам
осталось?
- До завтрашнего полдня, - это в лучшем случае. - Сначала субмарина
наверняка вышлет десант - или хотя бы попытается. Затем они вызовут подмогу.
Как бы то ни было, с первыми лучами солнца здесь все равно уже будут
самолеты.
- Вероятно, людей с подводной лодки окажется достаточно, им не
потребуется вызывать помощь. Сколько...
- Мы зададим им жару, - убежденно проговорил Николсон. - Помощь им
понадобится. И они ее получат. Потом они получат нас. Если не перебьют нас
бомбами и снарядами. Надеюсь, этого не произойдет.
- Я уже сталкивалась с ними в Кота-Бару. - Она содрогнулась. - Поэтому
я также надеюсь. А как же маленький Питер?
- Да, да. Питер станет еще одним пропавшим без вести, - с горечью в
голосе сказал Николсон. - Кто вспомнит о двухлетнем ребенке? - Николсон
чувствовал, что привязался к мальчику больше, чем хотел.
- Неужели ничего нельзя сделать?
- Боюсь, ничего. Только ждать.
- Но... но неужели же вы не можете отправиться на субмарину и
что-нибудь предпринять?
- Да, я знаю. С абордажными саблями в зубах и, захватив ее, с триумфом
отплыть домой. Вы увлекаетесь не теми комиксами, мисс. - Он протянул ладонь
и взял ее руку в свою. - Извините. Но они просто молятся, чтобы мы решились
на подобное.
- А разве нельзя неслышно уплыть на шлюпке?
- Милая девушка, это первое, о чем мы подумали. Безнадежно. Мы можем
уйти в море, но недалеко. Они или их самолеты настигнут нас на рассвете, и
если мы не погибнем, то утонем. Как ни странно, Ван Эффен тоже горит этой
идеей. Это только способ самоубийства, - кратко закончил он.
Она подумала несколько секунд.
- Но вы ведь не считаете, что уплыть отсюда без шума невозможно?
Николсон улыбнулся:
- Вы упрямая молодая леди. Да, это возможно, особенно если кто-нибудь
каким-то образом отвлечет их внимание. А почему вы спросили?
- Единственный способ выбраться отсюда - это заставить субмарину
поверить, что мы исчезли.
- А вы и правда упрямы. - Николсон покорно сел. - Итак?
- Это ведь не сыграет особой роли, если мы останемся здесь, пока
субмарина будет отсутствовать, не так ли?
- К чему вы клоните?
- Прошу вас, ответьте мне, Джонни.
- Нет, не сыграет. Это будет даже очень здорово - и если нам удастся
просидеть на острове незамеченными примерно сутки, они, возможно, прекратят
поиски. В этом районе, по крайней мере. Но как вы намереваетесь заставить их
поверить в то, что нас нигде нет, и уплыть?
- Как заставить их поверить, что нас нет? - нетерпеливо сказала она. -
Надо спрятать шлюпку.
- "Спрятать шлюпку"! На этом острове нет ни одного места, где японцы не
нашли бы ее через полчаса. К тому же мы не протащим ее и на десять футов, -
будет столько шума, что они перестреляют нас всех даже в темноте. А если и
не перестреляют, - на острове нет таких зарослей, чтобы скрыть даже и
скромных размеров ялик. Извините, но это не проходит. Ну, нет здесь такого
укрытия, чтобы японцы не смогли засечь его с закрытыми глазами.