М., Наташа, Литература, Алгоритм, 1996
Густой и удушливый черный дым плотной пеленой окутал умирающий город,
каждый его дом и каждый квартал - жилой и деловой, уцелевший и разрушенный
бомбежкой. Дымовая завеса, увенчанная темным, чуть завихряющимся коконом,
скрыла улицы, переулки, акваторию порта. Теплый воздух тропической ночи был
буквально отравлен едкими, зловонными клубами.
Поначалу дым исходил только из полыхавших зданий, в его плотной завесе
зияли широкие бесформенные бреши - сквозь них наверху, в пустынном небе,
проглядывали мерцающие звезды. Однако вскоре ветер залатал прорехи, принеся
колышущееся облако маслянистой, разъедающей глаза копоти, валившей из
расположенных за пределами города прорванных топливных резервуаров, и к
полуночи уже не видно было ни зги. Наступила кромешная тьма. Теперь даже
догоравшие дома почти не отбрасывали света: на практически полностью
уничтоженных огнем, обуглившихся руинах лишь изредка вспыхивали крохотные
языки пламени, медленно угасавшие, как сама жизнь Сингапура.
Город будто погружался в безмолвие смерти, время от времени нарушаемое
жутким свистом шального снаряда, что, пролетев над головой, либо падал в
море, издавая при этом безобидный всплеск, либо ударял в стену какого-нибудь
дома, разрываясь с коротким, оглушительным грохотом и мгновенной яркой
вспышкой. Однако и грохот, и вспышки казались естественной и неотъемлемой
частью этой фантастической ночи с ее глубокой, давящей тишиной.
Иногда со стороны Форт-Кеннинга и Перлс-Хилла или с северо-западной
окраины города доносился треск винтовочных выстрелов и пулеметных очередей,
которые также казались нереальными, - точно в кошмарном сне. И даже люди,
бредущие по вымощенным булыжником пустынным улицам Сингапура, больше
походили на призраков, - безразличные ко всему, они ощупью, спотыкаясь, с
вытянутыми вперед руками, пробирались сквозь клубы дыма, словно сбившиеся с
дороги слепцы.
Медленной, неуверенной поступью солдаты - отряд числом не более двух
дюжин - продвигались по темным улицам к порту, низко склонив головы и
ссутулившись подобно старикам, - хотя самому старшему из них едва перевалило
за тридцать. Солдаты просто смертельно устали - и им было легче волочить
ноги, чем стоять на месте. Измотанные, больные и покалеченные, они двигались
чисто механически, ибо у каждого мозг истощился до предела. Однако крайне
умственное и физическое истощение подобно наркотическому опьянению, и, какие
бы физические страдания они ни испытывали, ощущение боли мгновенно стиралось
из их памяти.
Только один солдат был, похоже, не безучастен к происходящему вокруг.
Он медленно брел во главе выстроенной по двое колонны и время от времени
включал фонарь, выбирая путь через заваленные обломками домов улицы. Он был
невысок и худощав, и на нем одном была юбка шотландского полка и
национальная шотландская шапочка. Откуда взялся килт, знал только сам капрал
Фрейзер: во время отхода на юг Малайского полуострова его на нем определенно
никто не видел.
Капрал Фрейзер устал, как и все. Глаза его были воспалены и налиты
кровью, изможденное осунувшееся лицо - с явно сероватым оттенком -
свидетельствовало о перенесенной малярии или дизентерии, а то и обеих
болезней сразу. Сильно приподнятое левое плечо капрала доставало почти до
уха, однако бросающееся в глаза уродство объяснялось тем, что раненное еще
днем плечо под рубашкой было второпях неуклюже перевязано дежурным
санитаром. В правой руке Фрейзер с трудом удерживал пулемет системы Брэна,
весивший чуть ли не все двадцать три фунта. Пулемет сильно оттягивал правую
руку вниз, поэтому левое плечо и казалось неестественно вздернутым.
Два часа назад офицер, командовавший их смешанной ротой, собравшейся на
северных подступах к городу, приказал Фрейзеру вывести за линию огня и
доставить в безопасное место всех раненых. Бесполезность приказа не вызывала
у Фрейзера ни малейшего сомнения, как и у офицера, его отдавшего. Последние
защитные укрепления были давно сокрушены, и это предопределило участь
Сингапура. Так что еще до наступления нового дня защитники острова будут
либо мертвы, либо ранены, либо попадут в плен. Но приказ есть приказ - и
капрал Фрейзер вел вверенных ему солдат к бухте Келанг.
В темном, задымленном переулке плакал ребенок - очень маленький мальчик
лет, наверное, двух с половиной. У него были голубые глаза, светлые волосы и
белая кожа, покрытая размытой слезами грязью. Вся его одежда состояла из
тоненькой рубашечки и шортиков цвета хаки на лямках. Ноги мальчика были
босы. Он сидел и беспрерывно трясся: тропические ночи тоже бывают холодными.
А еще ему было страшно: он не знал теперь, где его дом и что сталось с его
мамой. Этой ночью, 9 января, они, вместе с мамой и старушкой Анной,
няней-малайкой, должны были сесть на "Уэйкфилд", последний большой пароход,
уходивший из Сингапура.
Его старая няня долго таскала малыша на руках по темным улицам, но
потом опустила его на землю, схватилась руками за сердце и опустилась возле,
сказав, что ей надо отдохнуть. Прошло уже полчаса, а старушка все сидела.
Мальчик раз или два наклонялся расшевелить няню. Теперь же отсел подальше,
боясь даже поглядеть в ее сторону, смутно понимая, что няне уже никогда не
подняться.
Малышу было страшно уходить и страшно оставаться. Он еще раз украдкой,
сквозь сложенные решеткой пальцы, взглянул на старушку - и боязнь остаться
рядом с нею пересилила другие страхи. Малыш встал и побрел вниз по переулку,
не глядя, куда идет, спотыкаясь и падая на кирпичи и камни.
Подобно маленькому мальчику, по разрушенным улицам пробиралась группа
девушек-санитарок. Поравнявшись с единственным, до сих пор горящим зданием в
деловой части города, они с опаской пригнули головы. В их грузовик,
закрепленный за Красным Крестом, угодил снаряд, отбросив машину в канаву
перед поворотом на Букит-Тимор. Они все еще не могли прийти в себя от
пережитого потрясения.
Две из них были китаянками, две другие - малайками. Красивые
темно-карие глаза той, что помоложе, были широко раскрыты от страха, и она
то и дело с тревогой и беспокойством озиралась по сторонам. На лице старшей
читалось полное безразличие.
Пятая санитарка, шедшая во главе, была высокой и стройной. Она потеряла
свою шапочку во время взрыва, когда ударной волной ее перебросило через
откидной борт грузовика, и теперь ее густые иссиня-черные волосы
беспрестанно падали на глаза, время от времени она резким движением
откидывала их назад. Судя по всему, она не была ни малайкой, ни китаянкой, у
которых просто не бывает таких голубых глаз. Не принадлежала она и к
европейской расе - скорее всего была полукровкой. В мерцающем желтоватом
свете нельзя было разглядеть цвета ее лица, к тому же покрытого слоем пыли и
грязи.
Прошло полчаса, час, а девушки все не могли выбраться из бесконечного
лабиринта разрушенных улиц. Как несправедливо было со стороны военврача,
майора Блэкли, отправлять их на поиски раненых солдат, которых, в отчаянии
подумала старшая медсестра, им, похоже, не суждено найти никогда. Но,
стараясь не поддаться отчаянию, девушка стиснула зубы, и, прибавив шагу,
повела подруг на другую, такую же темную и пустынную улицу.
Страх, смятение, боль и отчаяние двигали заблудившимися солдатами,
малышом, санитарками и десятками тысяч других людей в ту ночь, 12 февраля
1942 года, когда воодушевленные успехами японцы собирались с силами на
подходах к последним защитным рубежам города, чтобы с рассветом предпринять
новый кровавый штурм и окончательно закрепить победу. И только один человек
в этой трагической обстановке, казалось, сохранял присутствие духа.
Он сидел в освещенной свечами приемной канцелярии штаба, находившегося
к югу от Форт-Кэннинга и был целиком погружен в свои мысли. Испещренный
морщинами, коричневого цвета лоб венчала копна густых, совершенно седых
волос. Из-под таких же седых колючих усов торчал кончик бирманской сигары,
крупный орлиный нос лоснился. Он сидел, вальяжно откинувшись в плетеном
кресле. Но в этом не было ничего удивительного: отличительной чертой
бригадного генерала в отставке Фостера Фарнхольма была поразительная
способность сохранять спокойствие при любых обстоятельствах, хотя бы чисто
внешне.
Дверь за спиной генерала открылась, и в комнату вошел молодой,
выглядевший очень уставшим, сержант.
- Я доставил ваше донесение, сэр. - Голос сержанта был под стать его
виду. - Капитан Брайсленд говорит, что скоро выходит.
- Брайсленд? - густые брови генерала сошлись в горизонтальную линию,
тяжело нависнув над глубоко посаженными глазами. - Какой еще, к черту,
капитан Брайсленд? Послушай, сынок, я ведь просил о встрече с вашим
полковником, причем немедленно. Тотчас же. Понял?
- Может, все-таки я смогу чем-нибудь помочь? - В дверях за спиной
сержанта появился еще кто-то, и даже в мерцающих отблесках свечей можно было
разглядеть, что глаза вошедшего сильно воспалены, а щеки покрыты нездоровым
румянцем. Однако голос с мягким уэльским акцентом прозвучал достаточно
учтиво.
- Брайсленд?
Молодой офицер кивнул.
- Уж вы-то определенно сможете помочь, - согласился Фарнхольм. -
Пригласите сюда вашего полковника, и быстро. Времени у меня в обрез.
- Это невозможно, - ответил Брайсленд, покачав головой. - Он прилег
вздремнуть, первый раз за трое суток...
- Знаю. И все же он мне нужен. - Фарнхольм замолчал, пережидая шальной
грохот тяжелого пулемета. Потом тихим, но серьезным голосом продолжил: -
Капитан Брайсленд, вы даже не представляете, как мне нужен полковник. И
судьба Сингапура ничто по сравнению с делом, которое я должен с ним
обсудить. - Сунув руку под гимнастерку, он вынул тяжелый черный
автоматический "кольт-455".
- Если мне придется пойти за ним самому, захвачу вот эту штуку - и
найду его... Впрочем, не думаю, что она понадобится. Скажите полковнику -
его ждет бригадный генерал Фарнхольм. Он придет.
Брайсленд пристально взглянул на генерала, и малость помедлив, молча
развернулся и вышел. Минуты через три капитан вернулся с офицером, которого
пропустил вперед. Полковника шатало, точно пьяного. Ему стоило немалых
усилий держать глаза открытыми, но, натужно улыбнувшись, он медленно подошел
к генералу и почтительно протянул руку:
- Добрый вечер, сэр. Каким ветром вас сюда занесло?
- Здравствуйте, полковник, - сказал Фарнхольм, поднимаясь, и, пропустив
вопрос мимо ушей, прибавил:
- Стало быть, вы меня знаете?
- Выходит, так. Впервые я услышал о вас позапрошлой ночью, сэр.
- Вот и прекрасно. - Фарнхольм удовлетворенно кивнул. - Это избавит
меня от ненужных объяснений. Давайте сразу перейдем к делу.
Не успел он повернуться, как комнату сотрясло от взрыва разорвавшегося
неподалеку снаряда, а ударной волной чуть не задуло свечи. Но генерал почти
не обратил на это внимания:
- Полковник, мне нужен самолет, вылетающий из Сингапура в самое
ближайшее время. Вы отправите меня, даже если вам придется снять с борта
кого-то из пассажиров. Мне также наплевать, куда он летит - в Бирму, Индию,
на Цейлон или даже в Австралию. Главное - самолет, и как можно скорее.
- Значит, вам нужен самолет, - равнодушно повторил полковник голосом
таким же безжизненным, как и выражение лица. Затем вымученно улыбнулся. - А
разве всем нам не нужен самолет, генерал?
- Вы не поняли. - Медленно, словно намекая на свое беспримерное
терпение, генерал затушил сигару о пепельницу. - Я знаю, что здесь сотни
больных, раненых, женщин и детей...
- Последний самолет уже улетел, - бесстрастно перебил его полковник,
потирая воспаленные глаза. - День или два назад - точно не помню.
- Последний самолет. - Голос Фарнхольма прозвучал холодно. - Последний.
Но... насколько я знаю, были и другие самолеты. Истребители - "Брюстеры",
"Уайлдбисты"...
- Их уже нет. Все уничтожены. - Теперь полковник рассматривал
Фарнхольма с любопытством. - Но даже если бы они уцелели, что толку? Японцы
захватили все аэродромы - Селетар, Семвабант, Тенга. Может, и Келанг тоже.
- Полковник, мы можем поговорить с вами с глазу на глаз?
- Конечно. - Полковник подождал, пока за Брайслендом и сержантом не
закрылась дверь, и чуть заметно улыбнулся: - Боюсь, сэр, последний самолет
все равно уже улетел.
- А я в этом нисколько не сомневался. - Фарнхольм расстегнул ворот
гимнастерки и взглянул на полковника.
- Надеюсь, полковник, вам известно, кто я такой? Я имею в виду не
только имя.
- Я узнал об этом еще позавчера. Полная секретность, и все такое...
Говорили, вы можете нагрянуть в любой день. - Полковник впервые взглянул на
своего собеседника с нескрываемым интересом. - Вот уже лет семнадцать вы
возглавляете службу контрразведки в Юго-Восточной Азии, владеете чуть ли не
всеми азиатскими языками, как никто...
- Пощадите мою скромность. - Расстегнув гимнастерку до конца, Фарнхольм
принялся снимать широкий, плоский прорезиненный пояс. - А вы, как я понимаю,
не знаете ни одного восточного языка.
- Да нет, один знаю. Японский. Поэтому я и здесь. - Полковник
безрадостно улыбнулся. - Что ж, в концлагере он, надеюсь, мне пригодится...
- Значит, японский? Тем лучше.
Сняв пояс, Фарнхольм расстегнул в нем два кармана, выложил на стол все,
что там находилось, и сказал:
- Взгляните сюда, полковник.
Полковник пристально посмотрел на генерала, потом - на разложенные на
столе фотографии и катушки с фотопленкой, понимающе кивнул и вышел из
комнаты. Вернулся он с очками, увеличительным стеклом и фонариком. Минуты
три сидел, безмолвно склонив голову над столом. Снаружи взорвался еще один
шальной снаряд, а вслед за тем раздался треск пулемета, сопровождавшийся
зловещим свистом пуль. Но полковник сидел неподвижно, зато в глазах его
сверкал яркий, живой огонь. Фарнхольм закурил новую сигару и с безучастным
видом вытянулся в плетеном кресле.
Наконец полковник взглянул через стол на Фарнхольма.
- Тут и без японского все ясно. Господи, сэр, где вы это достали?
- На Борнео. И заплатил слишком высокую цену - потеряв двух наших
лучших людей и еще двух голландцев. Но сейчас это уже не имеет никакого
отношения к делу. - Фарнхольм затянулся сигарой. - Важно, что все это теперь
у меня, и японцы ничего не знают.
- Просто невероятно, - проговорил полковник. - Даже не верится. Таких
копий, наверное, от силы одна-две. План вторжения в Северную Австралию!
- Причем полный и подробный, - подтвердил Фарнхольм. - Здесь указано
все: и предполагаемые районы высадки морского десанта, и подлежащие захвату
аэродромы, и время начала операций - с точностью до минуты, и количество сил
- с точностью до батальона.
- Да, но здесь есть еще что-то...
- Знаю, знаю, - резко оборвал его Фарнхольм. - Даты, главные и
второстепенные объекты атаки закодированы. Ясное дело, японцы просто не
могли не зашифровать такую информацию. Потом, они используют такие коды, что
голову сломаешь, - разгадать практически невозможно. Однако живет в Лондоне
один старичок - он и имя-то свое написать грамотно не может... - Фарнхольм
прервался и выпустил струю сизого дыма. - И все-таки это уже что-то, не так
ли, полковник?
- Но... но как это к вам попало? Неужели случайно?
- Уверяю вас, случайность здесь ни при чем. Я пять лет потратил, чтобы
получить эти материалы: ведь далеко не все японцы неподкупны. Я сделал все,
чтобы получить документы своевременно, а вот с местом вышла промашка.
Поэтому я здесь.
- Эти документы... Им же цены нет, сэр. - Как бы взвешивая в руке
фотографии, полковник уставился на Фарнхольма невидящими глазами. - Это...
это... во имя всего святого подумайте об Австралии. Наши люди должны
получить эти документы... Нет, просто обязаны!
- Совершенно верно, - согласился Фарнхольм. - В том-то все и дело! - Он
потянулся за пленками и фотографиями и начал аккуратно укладывать их обратно
в водонепроницаемые карманы пояса. - Так что теперь вы, надеюсь, понимаете
мое беспокойство по поводу... м-м... самолета? - И, застегнув молнии на
карманах, прибавил: - Уверяю вас, это тревожит меня как ничто другое.
Полковник, ничего не сказав в ответ, только кивнул.
- Значит, говорите, не осталось ни одного самолета? - настойчиво
спросил Фарнхольм. - Даже самой захудалой развалины?.. - Заметив отчаянное
выражение на лице полковника, он было осекся, однако затем продолжил: - А
как насчет подводной лодки?
- Ничего не осталось. - Полковник занервничал. - Даже ни одного
торгового судна. Последние - "Грассхоппер", "Тьен-Кванг", "Куала",
"Кэтидид", "Дрэгонфлай" и несколько небольших каботажных судов покинули
Сингапур еще прошлой ночью. И уже не вернутся. Но им не пройти и ста миль:
над морем постоянно кружат японские самолеты. На этих судах полно женщин,
детей и раненых. И большинству из них, боюсь, суждено утонуть.
- Что ж, неплохая перспектива по сравнению с японским концлагерем.
Поверьте, полковник, уж я-то знаю. - Фарнхольм закрепил пояс на животе и
вздохнул.
- Боже мой, зачем вас вообще сюда занесло? - с горечью спросил
полковник. - Почему вы выбрали именно Сингапур? Неужели не знали, что здесь
творится? Кстати, как, черт побери, вам удалось сюда попасть?
- Приплыл из Банджармасина, - коротко ответил Фарнхольм. - На "Кэрри
Дэнсер", самой убогой из посудин, которым когда-либо отказывали в
свидетельстве на годность к плаванию. Капитаном на ней один прощелыга по
имени Сайрэн - довольно опасный тип. Точно не скажу, но мог бы поклясться -
он из тех англичан, которые работают на япошек. Сначала объявил, что поведет
судно в Кота-Бару, Бог знает зачем. А потом вдруг передумал и взял курс на
Сингапур.
- Передумал?
- Я ему хорошо заплатил. Благо, деньги не мои. Я думал, в Сингапуре
безопасно. Я был на севере Борнео, когда услышал по радио, что пали Гонконг,
Гуам и Уэйк - так что пришлось сматывать удочки. Прошел не один день, прежде
чем я мог послушать свежие новости, - уже на борту "Кэрри Дэнсер".
Единственным приличным местом на этой посудине была радиорубка. Радист тоже
оказался неплохим парнем. Мы торчали на судне уже вторые сутки. Как раз в
тот день, 29 января, я зашел в радиорубку к этому парню, Луну, и мы поймали
сообщение Би-би-си о бомбежке Ипоха. Казалось, японцы наступают черепашьим
шагом, и мы вполне успеем добраться до Сингапура, где я бы мог пересесть на
самолет.
Полковник понимающе кивнул:
- Я тоже слышал это радиосообщение. Интересно, какой болван его
придумал? На самом деле, сэр, японцы захватили Ипох месяцем раньше. А 29
января они уже были в нескольких милях к северу от дамбы. - Он покачал
головой. - Кошмар, да и только!
- Это еще мягко сказано, - проговорил Фарнхольм. - Сколько еще времени
у нас в запасе?
- Завтра придется сдаваться. - Полковник уставился на свои руки.
- Завтра?!
- Мы проиграли, сэр. И тут ничего не поделаешь. К тому же не осталось
воды. Взорвав дамбу, мы уничтожили единственный трубопровод, протянутый с
материка.
- Да уж, нечего сказать, толковые ребята понастроили здесь укрепления,
- неприступная крепость, похлеще Гибралтара и все такое. Боже, ну прямо с
души воротит! - Генерал презрительно фыркнул и поднялся с кресла. - Придется
поспешить назад, на старушку "Кэрри Дэнсер". Да поможет Господь Австралии!
- "Кэрри Дэнсер"?! - Полковник изумленно воззрился на генерала. - Да
ведь через час после наступления рассвета, сэр, от нее ни черта не
останется. Говорю вам - японские самолеты кишмя кишат над проливом.
- А вы можете предложить другой выход? - устало спросил Фарнхольм.
- Прекрасно вас понимаю, но, даже если вам повезет, где гарантия, что
капитан доставит вас туда, куда нужно?
- Гарантии никакой, - признался Фарнхольм. - Но у него служит довольно
смышленый голландец по фамилии Ван Эффен. Вдвоем нам, может быть, и удастся
наставить уважаемого капитана на путь истинный.
- Возможно, - согласился полковник, но тут же спохватился: - Но где
гарантия, что он вообще будет ждать, когда вы соизволите вернуться на борт?
- Вот она, - Фарнхольм пнул лежавший у его ног потертый саквояж. -
Сайрэн думает - здесь полно бриллиантов. И то верно: я отдал ему несколько
камешков в виде платы за проезд. Так что пока он считает, что в один
прекрасный день сможет меня ограбить, он будет относиться ко мне, как к
родному брату. Он думает - я старый спившийся распутник, проматывающий
состояние. И мне пришлось стараться вовсю, чтобы... э-э... не разуверить его
в этом.
- Понимаю, сэр. - Полковник наконец решился и нажал на кнопку звонка.
Появился сержант, и он сказал:
- Попросите капитана Брайсленда.
Фарнхольм вопросительно поднял бровь.
- Это все, чем могу вам помочь, сэр, - объяснил полковник. - У меня нет
самолета, равно как и гарантии, что завтра утром вы не пойдете ко дну. Зато
в одном я уверен точно: капитан "Кэрри Дэнсер" будет слушаться вас
беспрекословно. Младший офицер и солдаты из шотландского полка будут
сопровождать вас на корабль и получат на этот счет соответствующие
инструкции. - Он улыбнулся. - А с ними шутки плохи.
- Я тоже так думаю. Глубоко признателен вам за помощь, полковник. - Он
взял одной рукой саквояж, а другую протянул полковнику. - Спасибо за все.
Пусть это звучит нелепо, поскольку впереди у вас, скорее всего, японский
концлагерь, но желаю вам, однако, всего наилучшего.
- Благодарю, сэр. Я также желаю вам удачи - видит Бог, она вам еще
пригодится. - Бросив взгляд на обтянутый рубашкой пояс с пленками и
фотографиями, полковник безрадостно прибавил: - По крайней мере, теперь у
нас есть хоть надежда.
Близился рассвет. Пушки теперь грохотали реже, но пальба из винтовок и
пулеметов участилась: японцы, очевидно, решили не разрушать до конца город,
который через день все равно будет в их руках. Фарнхольм и сопровождающий
отряд быстрым шагом двинулись по безлюдной улице к гавани, куда добрались
через несколько минут. Дыма на берегу не было - его разогнал легкий бриз,
зато начал накрапывать дождь.
И тут вдруг Фарнхольм застыл как вкопанный - небольшая спасательная
шлюпка с "Кэрри Дэнсер", на которой он добрался до берега, словно
растворилась вместе с дымом. От скверного предчувствия у генерала засосало
под ложечкой, он резко вскинул голову и принялся обшаривать глазами
бескрайний морской горизонт. "Кэрри Дэнсер" тоже исчезла, как не бывало.
Остались лишь дождь, мягкий бриз, обдувавший лицо генерала, и доносившийся
откуда-то слева, из редеющей мглы, душераздирающий плач ребенка.
Лейтенант Паркер, принявший на себя командование отрядом, схватил
Фарнхольма за руку и кивнул в сторону моря:
- Сэр, но где же корабль?
Фарнхольм едва сдержался, но голос его звучал спокойно и бесстрастно,
как всегда.
- Скоро появится, лейтенант. Как поется в одной старой песне, "они
оставили нас ждать на берегу". Чертовски неловкое положение, мягко говоря.
- Так точно, сэр. - Лейтенанту Паркеру показалось, что Фарнхольма это
нисколько не огорчало. - Что же делать, сэр?
- Хороший вопрос, дружище. - Какое-то время Фарнхольм стоял совершенно
неподвижно и в недоумении потирал подбородок. - Вы слышали плач ребенка -
тут неподалеку, на берегу? - внезапно спросил он.
- Да, сэр.
- Пусть кто-нибудь из ваших людей сходит и приведет ребенка сюда.
Пошлите, - прибавил генерал, - самого доброго, чтобы не испугать малыша до
смерти.
- Я пошлю человека сию же минуту, сэр.
- Благодарю вас. А потом отправьте еще двоих или четверых вдоль берега,
в обоих направлениях. Пусть обшарят все на расстоянии, ну, скажем, полумили.
И, если найдут еще кого-нибудь, пусть ведут прямо сюда - может, узнаем, куда
подевался этот чертов корабль. А потом мне хотелось бы переговорить с вами с
глазу на глаз.
Фарнхольм не спеша отступил в темноту. Через минуту к нему подошел
лейтенант Паркер, и Фарнхольм задумчиво посмотрел на молодого офицера.
- Молодой человек, вам известно, кто я такой? - внезапно спросил он.
- Никак нет, сэр.
- Бригадный генерал Фарнхольм. - Он усмехнулся, заметив, как лейтенант
расправил плечи. - А теперь забудьте, что я сказал. Вы никогда обо мне не
слышали. Понятно?
- Нет, сэр, - вежливо ответил Паркер. - Но приказ мне ясен вполне.
- Большего от вас и не требуется. И прошу больше не называть меня
сэром. А известно ли вам, зачем я здесь?
- Нет, сэр, я...
- Я же сказал - никакого сэра, - перебил его Фарнхольм. - И зарубите
это себе на носу прямо сейчас. - Генерал глубоко затянулся и задумчиво
посмотрел на тлеющий ярко-красный огонек сигары. - Скажите, лейтенант, вам
никогда не приходилось слышать о бичкомберах?
- Бичах? - догадавшись, о чем идет речь, Паркер едва не подскочил на
месте. - Ну конечно, приходилось.
- Отлично. С этой минуты считайте, что я один из них. Вы должны
обращаться со мной, как с бичом - старым, презренным пропойцей, думающем
только о спасении своей шкуры. Вы повстречали меня на улице - я искал любой
транспорт, чтобы поскорее убраться из Сингапура. Вам стало известно, что
прибыл я сюда на маленьком каботажном пароходе - и вы решили воспользоваться
им в своих целях.
- Но парохода-то и след простыл, - возразил Паркер.
- Вот-вот, зрите в самый корень, - согласился Фарнхольм. - Но мы еще
можем его найти. Его или какое-нибудь другое судно, хотя я сильно
сомневаюсь. И еще: мы плывем в Австралию.
- Куда-куда?! - не сообразил сразу Паркер. - Боже мой, сэр, но до
Австралии добрая тысяча миль.
- Да уж, дальше некуда, - согласился Фарнхольм. - И все же наша
Густой и удушливый черный дым плотной пеленой окутал умирающий город,
каждый его дом и каждый квартал - жилой и деловой, уцелевший и разрушенный
бомбежкой. Дымовая завеса, увенчанная темным, чуть завихряющимся коконом,
скрыла улицы, переулки, акваторию порта. Теплый воздух тропической ночи был
буквально отравлен едкими, зловонными клубами.
Поначалу дым исходил только из полыхавших зданий, в его плотной завесе
зияли широкие бесформенные бреши - сквозь них наверху, в пустынном небе,
проглядывали мерцающие звезды. Однако вскоре ветер залатал прорехи, принеся
колышущееся облако маслянистой, разъедающей глаза копоти, валившей из
расположенных за пределами города прорванных топливных резервуаров, и к
полуночи уже не видно было ни зги. Наступила кромешная тьма. Теперь даже
догоравшие дома почти не отбрасывали света: на практически полностью
уничтоженных огнем, обуглившихся руинах лишь изредка вспыхивали крохотные
языки пламени, медленно угасавшие, как сама жизнь Сингапура.
Город будто погружался в безмолвие смерти, время от времени нарушаемое
жутким свистом шального снаряда, что, пролетев над головой, либо падал в
море, издавая при этом безобидный всплеск, либо ударял в стену какого-нибудь
дома, разрываясь с коротким, оглушительным грохотом и мгновенной яркой
вспышкой. Однако и грохот, и вспышки казались естественной и неотъемлемой
частью этой фантастической ночи с ее глубокой, давящей тишиной.
Иногда со стороны Форт-Кеннинга и Перлс-Хилла или с северо-западной
окраины города доносился треск винтовочных выстрелов и пулеметных очередей,
которые также казались нереальными, - точно в кошмарном сне. И даже люди,
бредущие по вымощенным булыжником пустынным улицам Сингапура, больше
походили на призраков, - безразличные ко всему, они ощупью, спотыкаясь, с
вытянутыми вперед руками, пробирались сквозь клубы дыма, словно сбившиеся с
дороги слепцы.
Медленной, неуверенной поступью солдаты - отряд числом не более двух
дюжин - продвигались по темным улицам к порту, низко склонив головы и
ссутулившись подобно старикам, - хотя самому старшему из них едва перевалило
за тридцать. Солдаты просто смертельно устали - и им было легче волочить
ноги, чем стоять на месте. Измотанные, больные и покалеченные, они двигались
чисто механически, ибо у каждого мозг истощился до предела. Однако крайне
умственное и физическое истощение подобно наркотическому опьянению, и, какие
бы физические страдания они ни испытывали, ощущение боли мгновенно стиралось
из их памяти.
Только один солдат был, похоже, не безучастен к происходящему вокруг.
Он медленно брел во главе выстроенной по двое колонны и время от времени
включал фонарь, выбирая путь через заваленные обломками домов улицы. Он был
невысок и худощав, и на нем одном была юбка шотландского полка и
национальная шотландская шапочка. Откуда взялся килт, знал только сам капрал
Фрейзер: во время отхода на юг Малайского полуострова его на нем определенно
никто не видел.
Капрал Фрейзер устал, как и все. Глаза его были воспалены и налиты
кровью, изможденное осунувшееся лицо - с явно сероватым оттенком -
свидетельствовало о перенесенной малярии или дизентерии, а то и обеих
болезней сразу. Сильно приподнятое левое плечо капрала доставало почти до
уха, однако бросающееся в глаза уродство объяснялось тем, что раненное еще
днем плечо под рубашкой было второпях неуклюже перевязано дежурным
санитаром. В правой руке Фрейзер с трудом удерживал пулемет системы Брэна,
весивший чуть ли не все двадцать три фунта. Пулемет сильно оттягивал правую
руку вниз, поэтому левое плечо и казалось неестественно вздернутым.
Два часа назад офицер, командовавший их смешанной ротой, собравшейся на
северных подступах к городу, приказал Фрейзеру вывести за линию огня и
доставить в безопасное место всех раненых. Бесполезность приказа не вызывала
у Фрейзера ни малейшего сомнения, как и у офицера, его отдавшего. Последние
защитные укрепления были давно сокрушены, и это предопределило участь
Сингапура. Так что еще до наступления нового дня защитники острова будут
либо мертвы, либо ранены, либо попадут в плен. Но приказ есть приказ - и
капрал Фрейзер вел вверенных ему солдат к бухте Келанг.
В темном, задымленном переулке плакал ребенок - очень маленький мальчик
лет, наверное, двух с половиной. У него были голубые глаза, светлые волосы и
белая кожа, покрытая размытой слезами грязью. Вся его одежда состояла из
тоненькой рубашечки и шортиков цвета хаки на лямках. Ноги мальчика были
босы. Он сидел и беспрерывно трясся: тропические ночи тоже бывают холодными.
А еще ему было страшно: он не знал теперь, где его дом и что сталось с его
мамой. Этой ночью, 9 января, они, вместе с мамой и старушкой Анной,
няней-малайкой, должны были сесть на "Уэйкфилд", последний большой пароход,
уходивший из Сингапура.
Его старая няня долго таскала малыша на руках по темным улицам, но
потом опустила его на землю, схватилась руками за сердце и опустилась возле,
сказав, что ей надо отдохнуть. Прошло уже полчаса, а старушка все сидела.
Мальчик раз или два наклонялся расшевелить няню. Теперь же отсел подальше,
боясь даже поглядеть в ее сторону, смутно понимая, что няне уже никогда не
подняться.
Малышу было страшно уходить и страшно оставаться. Он еще раз украдкой,
сквозь сложенные решеткой пальцы, взглянул на старушку - и боязнь остаться
рядом с нею пересилила другие страхи. Малыш встал и побрел вниз по переулку,
не глядя, куда идет, спотыкаясь и падая на кирпичи и камни.
Подобно маленькому мальчику, по разрушенным улицам пробиралась группа
девушек-санитарок. Поравнявшись с единственным, до сих пор горящим зданием в
деловой части города, они с опаской пригнули головы. В их грузовик,
закрепленный за Красным Крестом, угодил снаряд, отбросив машину в канаву
перед поворотом на Букит-Тимор. Они все еще не могли прийти в себя от
пережитого потрясения.
Две из них были китаянками, две другие - малайками. Красивые
темно-карие глаза той, что помоложе, были широко раскрыты от страха, и она
то и дело с тревогой и беспокойством озиралась по сторонам. На лице старшей
читалось полное безразличие.
Пятая санитарка, шедшая во главе, была высокой и стройной. Она потеряла
свою шапочку во время взрыва, когда ударной волной ее перебросило через
откидной борт грузовика, и теперь ее густые иссиня-черные волосы
беспрестанно падали на глаза, время от времени она резким движением
откидывала их назад. Судя по всему, она не была ни малайкой, ни китаянкой, у
которых просто не бывает таких голубых глаз. Не принадлежала она и к
европейской расе - скорее всего была полукровкой. В мерцающем желтоватом
свете нельзя было разглядеть цвета ее лица, к тому же покрытого слоем пыли и
грязи.
Прошло полчаса, час, а девушки все не могли выбраться из бесконечного
лабиринта разрушенных улиц. Как несправедливо было со стороны военврача,
майора Блэкли, отправлять их на поиски раненых солдат, которых, в отчаянии
подумала старшая медсестра, им, похоже, не суждено найти никогда. Но,
стараясь не поддаться отчаянию, девушка стиснула зубы, и, прибавив шагу,
повела подруг на другую, такую же темную и пустынную улицу.
Страх, смятение, боль и отчаяние двигали заблудившимися солдатами,
малышом, санитарками и десятками тысяч других людей в ту ночь, 12 февраля
1942 года, когда воодушевленные успехами японцы собирались с силами на
подходах к последним защитным рубежам города, чтобы с рассветом предпринять
новый кровавый штурм и окончательно закрепить победу. И только один человек
в этой трагической обстановке, казалось, сохранял присутствие духа.
Он сидел в освещенной свечами приемной канцелярии штаба, находившегося
к югу от Форт-Кэннинга и был целиком погружен в свои мысли. Испещренный
морщинами, коричневого цвета лоб венчала копна густых, совершенно седых
волос. Из-под таких же седых колючих усов торчал кончик бирманской сигары,
крупный орлиный нос лоснился. Он сидел, вальяжно откинувшись в плетеном
кресле. Но в этом не было ничего удивительного: отличительной чертой
бригадного генерала в отставке Фостера Фарнхольма была поразительная
способность сохранять спокойствие при любых обстоятельствах, хотя бы чисто
внешне.
Дверь за спиной генерала открылась, и в комнату вошел молодой,
выглядевший очень уставшим, сержант.
- Я доставил ваше донесение, сэр. - Голос сержанта был под стать его
виду. - Капитан Брайсленд говорит, что скоро выходит.
- Брайсленд? - густые брови генерала сошлись в горизонтальную линию,
тяжело нависнув над глубоко посаженными глазами. - Какой еще, к черту,
капитан Брайсленд? Послушай, сынок, я ведь просил о встрече с вашим
полковником, причем немедленно. Тотчас же. Понял?
- Может, все-таки я смогу чем-нибудь помочь? - В дверях за спиной
сержанта появился еще кто-то, и даже в мерцающих отблесках свечей можно было
разглядеть, что глаза вошедшего сильно воспалены, а щеки покрыты нездоровым
румянцем. Однако голос с мягким уэльским акцентом прозвучал достаточно
учтиво.
- Брайсленд?
Молодой офицер кивнул.
- Уж вы-то определенно сможете помочь, - согласился Фарнхольм. -
Пригласите сюда вашего полковника, и быстро. Времени у меня в обрез.
- Это невозможно, - ответил Брайсленд, покачав головой. - Он прилег
вздремнуть, первый раз за трое суток...
- Знаю. И все же он мне нужен. - Фарнхольм замолчал, пережидая шальной
грохот тяжелого пулемета. Потом тихим, но серьезным голосом продолжил: -
Капитан Брайсленд, вы даже не представляете, как мне нужен полковник. И
судьба Сингапура ничто по сравнению с делом, которое я должен с ним
обсудить. - Сунув руку под гимнастерку, он вынул тяжелый черный
автоматический "кольт-455".
- Если мне придется пойти за ним самому, захвачу вот эту штуку - и
найду его... Впрочем, не думаю, что она понадобится. Скажите полковнику -
его ждет бригадный генерал Фарнхольм. Он придет.
Брайсленд пристально взглянул на генерала, и малость помедлив, молча
развернулся и вышел. Минуты через три капитан вернулся с офицером, которого
пропустил вперед. Полковника шатало, точно пьяного. Ему стоило немалых
усилий держать глаза открытыми, но, натужно улыбнувшись, он медленно подошел
к генералу и почтительно протянул руку:
- Добрый вечер, сэр. Каким ветром вас сюда занесло?
- Здравствуйте, полковник, - сказал Фарнхольм, поднимаясь, и, пропустив
вопрос мимо ушей, прибавил:
- Стало быть, вы меня знаете?
- Выходит, так. Впервые я услышал о вас позапрошлой ночью, сэр.
- Вот и прекрасно. - Фарнхольм удовлетворенно кивнул. - Это избавит
меня от ненужных объяснений. Давайте сразу перейдем к делу.
Не успел он повернуться, как комнату сотрясло от взрыва разорвавшегося
неподалеку снаряда, а ударной волной чуть не задуло свечи. Но генерал почти
не обратил на это внимания:
- Полковник, мне нужен самолет, вылетающий из Сингапура в самое
ближайшее время. Вы отправите меня, даже если вам придется снять с борта
кого-то из пассажиров. Мне также наплевать, куда он летит - в Бирму, Индию,
на Цейлон или даже в Австралию. Главное - самолет, и как можно скорее.
- Значит, вам нужен самолет, - равнодушно повторил полковник голосом
таким же безжизненным, как и выражение лица. Затем вымученно улыбнулся. - А
разве всем нам не нужен самолет, генерал?
- Вы не поняли. - Медленно, словно намекая на свое беспримерное
терпение, генерал затушил сигару о пепельницу. - Я знаю, что здесь сотни
больных, раненых, женщин и детей...
- Последний самолет уже улетел, - бесстрастно перебил его полковник,
потирая воспаленные глаза. - День или два назад - точно не помню.
- Последний самолет. - Голос Фарнхольма прозвучал холодно. - Последний.
Но... насколько я знаю, были и другие самолеты. Истребители - "Брюстеры",
"Уайлдбисты"...
- Их уже нет. Все уничтожены. - Теперь полковник рассматривал
Фарнхольма с любопытством. - Но даже если бы они уцелели, что толку? Японцы
захватили все аэродромы - Селетар, Семвабант, Тенга. Может, и Келанг тоже.
- Полковник, мы можем поговорить с вами с глазу на глаз?
- Конечно. - Полковник подождал, пока за Брайслендом и сержантом не
закрылась дверь, и чуть заметно улыбнулся: - Боюсь, сэр, последний самолет
все равно уже улетел.
- А я в этом нисколько не сомневался. - Фарнхольм расстегнул ворот
гимнастерки и взглянул на полковника.
- Надеюсь, полковник, вам известно, кто я такой? Я имею в виду не
только имя.
- Я узнал об этом еще позавчера. Полная секретность, и все такое...
Говорили, вы можете нагрянуть в любой день. - Полковник впервые взглянул на
своего собеседника с нескрываемым интересом. - Вот уже лет семнадцать вы
возглавляете службу контрразведки в Юго-Восточной Азии, владеете чуть ли не
всеми азиатскими языками, как никто...
- Пощадите мою скромность. - Расстегнув гимнастерку до конца, Фарнхольм
принялся снимать широкий, плоский прорезиненный пояс. - А вы, как я понимаю,
не знаете ни одного восточного языка.
- Да нет, один знаю. Японский. Поэтому я и здесь. - Полковник
безрадостно улыбнулся. - Что ж, в концлагере он, надеюсь, мне пригодится...
- Значит, японский? Тем лучше.
Сняв пояс, Фарнхольм расстегнул в нем два кармана, выложил на стол все,
что там находилось, и сказал:
- Взгляните сюда, полковник.
Полковник пристально посмотрел на генерала, потом - на разложенные на
столе фотографии и катушки с фотопленкой, понимающе кивнул и вышел из
комнаты. Вернулся он с очками, увеличительным стеклом и фонариком. Минуты
три сидел, безмолвно склонив голову над столом. Снаружи взорвался еще один
шальной снаряд, а вслед за тем раздался треск пулемета, сопровождавшийся
зловещим свистом пуль. Но полковник сидел неподвижно, зато в глазах его
сверкал яркий, живой огонь. Фарнхольм закурил новую сигару и с безучастным
видом вытянулся в плетеном кресле.
Наконец полковник взглянул через стол на Фарнхольма.
- Тут и без японского все ясно. Господи, сэр, где вы это достали?
- На Борнео. И заплатил слишком высокую цену - потеряв двух наших
лучших людей и еще двух голландцев. Но сейчас это уже не имеет никакого
отношения к делу. - Фарнхольм затянулся сигарой. - Важно, что все это теперь
у меня, и японцы ничего не знают.
- Просто невероятно, - проговорил полковник. - Даже не верится. Таких
копий, наверное, от силы одна-две. План вторжения в Северную Австралию!
- Причем полный и подробный, - подтвердил Фарнхольм. - Здесь указано
все: и предполагаемые районы высадки морского десанта, и подлежащие захвату
аэродромы, и время начала операций - с точностью до минуты, и количество сил
- с точностью до батальона.
- Да, но здесь есть еще что-то...
- Знаю, знаю, - резко оборвал его Фарнхольм. - Даты, главные и
второстепенные объекты атаки закодированы. Ясное дело, японцы просто не
могли не зашифровать такую информацию. Потом, они используют такие коды, что
голову сломаешь, - разгадать практически невозможно. Однако живет в Лондоне
один старичок - он и имя-то свое написать грамотно не может... - Фарнхольм
прервался и выпустил струю сизого дыма. - И все-таки это уже что-то, не так
ли, полковник?
- Но... но как это к вам попало? Неужели случайно?
- Уверяю вас, случайность здесь ни при чем. Я пять лет потратил, чтобы
получить эти материалы: ведь далеко не все японцы неподкупны. Я сделал все,
чтобы получить документы своевременно, а вот с местом вышла промашка.
Поэтому я здесь.
- Эти документы... Им же цены нет, сэр. - Как бы взвешивая в руке
фотографии, полковник уставился на Фарнхольма невидящими глазами. - Это...
это... во имя всего святого подумайте об Австралии. Наши люди должны
получить эти документы... Нет, просто обязаны!
- Совершенно верно, - согласился Фарнхольм. - В том-то все и дело! - Он
потянулся за пленками и фотографиями и начал аккуратно укладывать их обратно
в водонепроницаемые карманы пояса. - Так что теперь вы, надеюсь, понимаете
мое беспокойство по поводу... м-м... самолета? - И, застегнув молнии на
карманах, прибавил: - Уверяю вас, это тревожит меня как ничто другое.
Полковник, ничего не сказав в ответ, только кивнул.
- Значит, говорите, не осталось ни одного самолета? - настойчиво
спросил Фарнхольм. - Даже самой захудалой развалины?.. - Заметив отчаянное
выражение на лице полковника, он было осекся, однако затем продолжил: - А
как насчет подводной лодки?
- Ничего не осталось. - Полковник занервничал. - Даже ни одного
торгового судна. Последние - "Грассхоппер", "Тьен-Кванг", "Куала",
"Кэтидид", "Дрэгонфлай" и несколько небольших каботажных судов покинули
Сингапур еще прошлой ночью. И уже не вернутся. Но им не пройти и ста миль:
над морем постоянно кружат японские самолеты. На этих судах полно женщин,
детей и раненых. И большинству из них, боюсь, суждено утонуть.
- Что ж, неплохая перспектива по сравнению с японским концлагерем.
Поверьте, полковник, уж я-то знаю. - Фарнхольм закрепил пояс на животе и
вздохнул.
- Боже мой, зачем вас вообще сюда занесло? - с горечью спросил
полковник. - Почему вы выбрали именно Сингапур? Неужели не знали, что здесь
творится? Кстати, как, черт побери, вам удалось сюда попасть?
- Приплыл из Банджармасина, - коротко ответил Фарнхольм. - На "Кэрри
Дэнсер", самой убогой из посудин, которым когда-либо отказывали в
свидетельстве на годность к плаванию. Капитаном на ней один прощелыга по
имени Сайрэн - довольно опасный тип. Точно не скажу, но мог бы поклясться -
он из тех англичан, которые работают на япошек. Сначала объявил, что поведет
судно в Кота-Бару, Бог знает зачем. А потом вдруг передумал и взял курс на
Сингапур.
- Передумал?
- Я ему хорошо заплатил. Благо, деньги не мои. Я думал, в Сингапуре
безопасно. Я был на севере Борнео, когда услышал по радио, что пали Гонконг,
Гуам и Уэйк - так что пришлось сматывать удочки. Прошел не один день, прежде
чем я мог послушать свежие новости, - уже на борту "Кэрри Дэнсер".
Единственным приличным местом на этой посудине была радиорубка. Радист тоже
оказался неплохим парнем. Мы торчали на судне уже вторые сутки. Как раз в
тот день, 29 января, я зашел в радиорубку к этому парню, Луну, и мы поймали
сообщение Би-би-си о бомбежке Ипоха. Казалось, японцы наступают черепашьим
шагом, и мы вполне успеем добраться до Сингапура, где я бы мог пересесть на
самолет.
Полковник понимающе кивнул:
- Я тоже слышал это радиосообщение. Интересно, какой болван его
придумал? На самом деле, сэр, японцы захватили Ипох месяцем раньше. А 29
января они уже были в нескольких милях к северу от дамбы. - Он покачал
головой. - Кошмар, да и только!
- Это еще мягко сказано, - проговорил Фарнхольм. - Сколько еще времени
у нас в запасе?
- Завтра придется сдаваться. - Полковник уставился на свои руки.
- Завтра?!
- Мы проиграли, сэр. И тут ничего не поделаешь. К тому же не осталось
воды. Взорвав дамбу, мы уничтожили единственный трубопровод, протянутый с
материка.
- Да уж, нечего сказать, толковые ребята понастроили здесь укрепления,
- неприступная крепость, похлеще Гибралтара и все такое. Боже, ну прямо с
души воротит! - Генерал презрительно фыркнул и поднялся с кресла. - Придется
поспешить назад, на старушку "Кэрри Дэнсер". Да поможет Господь Австралии!
- "Кэрри Дэнсер"?! - Полковник изумленно воззрился на генерала. - Да
ведь через час после наступления рассвета, сэр, от нее ни черта не
останется. Говорю вам - японские самолеты кишмя кишат над проливом.
- А вы можете предложить другой выход? - устало спросил Фарнхольм.
- Прекрасно вас понимаю, но, даже если вам повезет, где гарантия, что
капитан доставит вас туда, куда нужно?
- Гарантии никакой, - признался Фарнхольм. - Но у него служит довольно
смышленый голландец по фамилии Ван Эффен. Вдвоем нам, может быть, и удастся
наставить уважаемого капитана на путь истинный.
- Возможно, - согласился полковник, но тут же спохватился: - Но где
гарантия, что он вообще будет ждать, когда вы соизволите вернуться на борт?
- Вот она, - Фарнхольм пнул лежавший у его ног потертый саквояж. -
Сайрэн думает - здесь полно бриллиантов. И то верно: я отдал ему несколько
камешков в виде платы за проезд. Так что пока он считает, что в один
прекрасный день сможет меня ограбить, он будет относиться ко мне, как к
родному брату. Он думает - я старый спившийся распутник, проматывающий
состояние. И мне пришлось стараться вовсю, чтобы... э-э... не разуверить его
в этом.
- Понимаю, сэр. - Полковник наконец решился и нажал на кнопку звонка.
Появился сержант, и он сказал:
- Попросите капитана Брайсленда.
Фарнхольм вопросительно поднял бровь.
- Это все, чем могу вам помочь, сэр, - объяснил полковник. - У меня нет
самолета, равно как и гарантии, что завтра утром вы не пойдете ко дну. Зато
в одном я уверен точно: капитан "Кэрри Дэнсер" будет слушаться вас
беспрекословно. Младший офицер и солдаты из шотландского полка будут
сопровождать вас на корабль и получат на этот счет соответствующие
инструкции. - Он улыбнулся. - А с ними шутки плохи.
- Я тоже так думаю. Глубоко признателен вам за помощь, полковник. - Он
взял одной рукой саквояж, а другую протянул полковнику. - Спасибо за все.
Пусть это звучит нелепо, поскольку впереди у вас, скорее всего, японский
концлагерь, но желаю вам, однако, всего наилучшего.
- Благодарю, сэр. Я также желаю вам удачи - видит Бог, она вам еще
пригодится. - Бросив взгляд на обтянутый рубашкой пояс с пленками и
фотографиями, полковник безрадостно прибавил: - По крайней мере, теперь у
нас есть хоть надежда.
Близился рассвет. Пушки теперь грохотали реже, но пальба из винтовок и
пулеметов участилась: японцы, очевидно, решили не разрушать до конца город,
который через день все равно будет в их руках. Фарнхольм и сопровождающий
отряд быстрым шагом двинулись по безлюдной улице к гавани, куда добрались
через несколько минут. Дыма на берегу не было - его разогнал легкий бриз,
зато начал накрапывать дождь.
И тут вдруг Фарнхольм застыл как вкопанный - небольшая спасательная
шлюпка с "Кэрри Дэнсер", на которой он добрался до берега, словно
растворилась вместе с дымом. От скверного предчувствия у генерала засосало
под ложечкой, он резко вскинул голову и принялся обшаривать глазами
бескрайний морской горизонт. "Кэрри Дэнсер" тоже исчезла, как не бывало.
Остались лишь дождь, мягкий бриз, обдувавший лицо генерала, и доносившийся
откуда-то слева, из редеющей мглы, душераздирающий плач ребенка.
Лейтенант Паркер, принявший на себя командование отрядом, схватил
Фарнхольма за руку и кивнул в сторону моря:
- Сэр, но где же корабль?
Фарнхольм едва сдержался, но голос его звучал спокойно и бесстрастно,
как всегда.
- Скоро появится, лейтенант. Как поется в одной старой песне, "они
оставили нас ждать на берегу". Чертовски неловкое положение, мягко говоря.
- Так точно, сэр. - Лейтенанту Паркеру показалось, что Фарнхольма это
нисколько не огорчало. - Что же делать, сэр?
- Хороший вопрос, дружище. - Какое-то время Фарнхольм стоял совершенно
неподвижно и в недоумении потирал подбородок. - Вы слышали плач ребенка -
тут неподалеку, на берегу? - внезапно спросил он.
- Да, сэр.
- Пусть кто-нибудь из ваших людей сходит и приведет ребенка сюда.
Пошлите, - прибавил генерал, - самого доброго, чтобы не испугать малыша до
смерти.
- Я пошлю человека сию же минуту, сэр.
- Благодарю вас. А потом отправьте еще двоих или четверых вдоль берега,
в обоих направлениях. Пусть обшарят все на расстоянии, ну, скажем, полумили.
И, если найдут еще кого-нибудь, пусть ведут прямо сюда - может, узнаем, куда
подевался этот чертов корабль. А потом мне хотелось бы переговорить с вами с
глазу на глаз.
Фарнхольм не спеша отступил в темноту. Через минуту к нему подошел
лейтенант Паркер, и Фарнхольм задумчиво посмотрел на молодого офицера.
- Молодой человек, вам известно, кто я такой? - внезапно спросил он.
- Никак нет, сэр.
- Бригадный генерал Фарнхольм. - Он усмехнулся, заметив, как лейтенант
расправил плечи. - А теперь забудьте, что я сказал. Вы никогда обо мне не
слышали. Понятно?
- Нет, сэр, - вежливо ответил Паркер. - Но приказ мне ясен вполне.
- Большего от вас и не требуется. И прошу больше не называть меня
сэром. А известно ли вам, зачем я здесь?
- Нет, сэр, я...
- Я же сказал - никакого сэра, - перебил его Фарнхольм. - И зарубите
это себе на носу прямо сейчас. - Генерал глубоко затянулся и задумчиво
посмотрел на тлеющий ярко-красный огонек сигары. - Скажите, лейтенант, вам
никогда не приходилось слышать о бичкомберах?
- Бичах? - догадавшись, о чем идет речь, Паркер едва не подскочил на
месте. - Ну конечно, приходилось.
- Отлично. С этой минуты считайте, что я один из них. Вы должны
обращаться со мной, как с бичом - старым, презренным пропойцей, думающем
только о спасении своей шкуры. Вы повстречали меня на улице - я искал любой
транспорт, чтобы поскорее убраться из Сингапура. Вам стало известно, что
прибыл я сюда на маленьком каботажном пароходе - и вы решили воспользоваться
им в своих целях.
- Но парохода-то и след простыл, - возразил Паркер.
- Вот-вот, зрите в самый корень, - согласился Фарнхольм. - Но мы еще
можем его найти. Его или какое-нибудь другое судно, хотя я сильно
сомневаюсь. И еще: мы плывем в Австралию.
- Куда-куда?! - не сообразил сразу Паркер. - Боже мой, сэр, но до
Австралии добрая тысяча миль.
- Да уж, дальше некуда, - согласился Фарнхольм. - И все же наша