И вежливо пропустил Милова вперед.
7
(223 часа до)
– Прежде всего хочу извиниться перед вами за то, что мы весьма бесцеремонно прервали ваш отдых в вашей прекрасной стране России, – такими словами Хоксуорт начал объяснение в любви.
Был самый разгар дня, и разговаривали они с бокалами в руках – подливали, правда, очень редко. Оба понимали, что тема требует свежей головы, ясного мышления. Третий – долговязый, белобрысый мужик неопределенного возраста, что-то около пятидесяти – пока помалкивал, но в предмете разговора, видимо, разбирался достаточно хорошо. Он был представлен Милову, как мистер Клип, эксперт.
– Ну, последнее время я только и делаю, что отдыхаю, – сказал Милов. – Так что не стесняйтесь. Вы разожгли мое любопытство, если говорить откровенно.
Собеседник, казалось, не принял его слов во внимание.
– Хотя, – продолжал он медленно, как бы размышляя вслух, – есть у нас, пожалуй, возможность эту оплошность компенсировать. Да, безусловно. Скажите, мистер Милф, как вы ответите на предложение совместить отдых с некоторой полезной деятельностью? Провести время на побережье – море, прекрасный пляж…
– Я уже не очень хорошо переношу жару во влажном климате, – покачал головой Милов, значительно отклоняясь от истины.
Хоксуорт улыбнулся:
– Там не жарко. Во всяком случае, в прямом значении слова.
– Вот как, – сказал Милов. – Могу отгадывать до трех раз?
– Убежден – вам хватит и одного.
– Каспария, – сказал Милов.
Молчаливый блондин чуть заметно усмехнулся.
– Другой на вашем месте поиграл бы в недогадливость, – сказал Хоксуорт.
– Не люблю суеты, – усмехнулся Милов.
– Могу только приветствовать. И все же – интересно проследить за ходом вашей мысли. Для лучшего знакомства.
– Нет ничего проще. У вас всегда богатый выбор. И если обращаются ко мне, то потому, что я обладаю каким-то нестандартным опытом. Нестандартным и достаточно редким. Что у меня за душой – я знаю не так уж плохо… Кроме каспарийского опыта, вряд ли что-нибудь в моей пестрой биографии могло вас заинтересовать.
– Да, – сказал мистер Клип, эксперт. – Вы прожили там много лет.
– Может быть, даже слишком много. Иногда мне так кажется. Но должен напомнить: я жил в Каспарии, но не в Технеции.
– Практически в Технеции не жил никто – кроме, конечно, тех, кто и сейчас там обитает, будь они людьми – или кем-то другим, да… Но хотелось бы, чтобы вы нарушили эту… скажем, традицию.
Милов кивнул – в знак того, что понимает суть предложения. И, помолчав, ответил:
– Что бы там ни предстояло делать – могу сказать лишь одно: это работа для молодых и честолюбивых. Я, к сожалению, ни то, ни другое. Увы. Вам ведь известно, что с некоторых пор я в отставке?
– Работа для знающих и терпеливых. Умелых и опытных.
– Я падок на лесть, – кивнул Милов. – Вы угадали. Следует ли мне считать ваши слова официальным приглашением на службу?
– Наш разговор – просто беседа двух частных лиц. Мистер Клип не в счет – он, так сказать, наблюдатель. Итак – два лица. Одно делает некое предложение. Другое частное лицо – принимает.
– Или отвергает. Какой мне смысл на старости лет совать голову в растопленный камин? Или вы думаете, что в Технеции – намного прохладнее?
– Позвольте мне, – сказал Хоксуорт, – немного порассуждать на общие темы. Говорят, вы, русские, любите такие разговоры.
– Выслушаю вас с интересом.
– Не обижайтесь, Милф, но вы уже не очень молоды. Это наш общий недостаток, избавиться от которого не представляется возможным.
– Откровенно говоря, я и раньше догадывался об этом.
– Я так и подозревал. Так вот, начиная с определенного возраста я стал задумываться о том, что оставлю после себя. И пришел к невеселому выводу…
– Относительно счета в банке?
– Это не единственное, и даже не главное. Далеко не главное. Не все ведь измеряют совершенное ими в жизни количеством нулей. Уверен, что и вы смотрите на свое пребывание в сей юдоли слез так же – или почти так же.
– Продолжайте, – так отозвался Милов на сделанную собеседником паузу. – Прежде, чем исполнять дуэт, я хотел бы услышать как можно больше, чтобы уяснить, в каком ключе играется мелодия.
– Хорошо. Короче: перед тем, как окончательно выйти в ничто, я хотел бы сделать что-то такое, что забылось бы не сразу. Писатели в таких случаях говорят о главной книге. Ну, а нам с вами…
– Следовало бы говорить о главной операции? Это вы хотели сказать?
– Я так и думал, что мы воспринимаем жизнь одинаково.
– Насчет жизни – не уверен.
– Вы считаете, что совершили уже всё, на что были способны?
Милов немного подумал.
– Вряд ли кто-то знает предел своих возможностей.
– Следовательно, не считаете. Но от активной работы вы отстранены. И вряд ли это вас устраивает.
– Возможно, вы правы.
– Наверняка прав. А я предлагаю вам неплохой способ доказать, что с вами еще следует считаться. Подумайте о своей репутации, Милф. Если вы сделаете эту работу, ваш рейтинг среди профессионалов всего мира подскочит… даже не знаю, на сколько. Просто боюсь сказать.
– Знаете, кого вы мне сейчас напоминаете? – сказал Милов. – Воскресного рыболова с длинной удочкой и банкой червей. – Он пожал плечами. – Но то, что вы сейчас наживили – даже не червяк на крючке, в лучшем случае – капроновая муха. Я не клюю.
– Вы кривите душой, Милф. Клюете. Но это не главная наживка. Поскольку, повторяю, я выступаю как частный предприниматель, то я подряжаю вас – и, следовательно, плачу. И хорошо плачу – даже по нашим представлениям. Согласитесь – это уже не капрон. Чувствуете слюноотделение?
– Захлебываюсь, – кивнул Милов. – Еще что-нибудь?
– Вам мало?
– Нет. Просто по существующим канонам вы сейчас должны бы мне чем-то пригрозить. Завуалированно, тем не менее ощутимо. Скажем, заговорить о благополучии Евы…
– Фу, – сказал Хоксуорт укоризненно. – Неужели вам лезет в голову подобная ерунда?
Милов лишь усмехнулся. Мистер Клип поднял брови.
– Откровенно говоря, – признался Хоксуорт, смеясь – мне и самому порой начинают мерещиться кремлевские злодеи с кинжалами в зубах; так и тянет заглянуть под кровать, основательно вооружившись…
Милов тоже коротко посмеялся. Клип остался серьезным. Он сказал:
– Мне такая предосторожность никогда не кажется излишней. Отношения между двумя странами сейчас далеки от идеальных. Наше правительство опасается, – вполне обоснованно, по-моему, – что ваши интересы на Балканах и в Центральной Азии весьма ощутимо расходятся…
– Ну, ну, – остановил его Хоксуорт. – Мы ведь не собираемся решать большие политические проблемы; нас никто не уполномочил на это. Наши стремления куда скромнее.
– Ладно, – сказал в ответ Милов. – Теперь будет любопытно услышать – какие объективные причины должны заставить меня принять ваше предложение – которого вы, собственно, еще и не сделали.
– Разумеется, – кивнул Хоксуорт. – Во-первых, у вас больше шансов выполнить эту работу успешно, чем у любого другого, кого мы могли бы послать.
– Нет-нет, – Милов покачал головой. – Это все еще вариация на тему моих безграничных достоинств. Где тут объективность?
– Вы не совсем правы. Дело в том, что любая – гм – профессиональная группа весьма хорошо осведомлена обо всех, кому мы могли бы доверить такое задание. В том числе и соответственные службы Каспарии.
– Технеции, – поправил Милов.
– Это одно и то же, – сухо вставил мистер Клип. – Во всяком случае, со многих точек зрения.
– Ну да, конечно же. Вы ведь понимаете: они наблюдают за нами весьма заинтересованно. И стоит одному из наших людей скрыться из поля их зрения, как технетские специалисты начнут – просто так, на всякий случай – искать его у себя. И скорее всего найдут раньше, чем нам этого хотелось бы. Что же касается вас, то вы в эту обойму не входите: вы полицейский, а ни одна полиция не занимается подобными делами. Кроме того, вы вообще в отставке. Никого не беспокоит, где вы находитесь и чем развлекаетесь в данный момент; я имею в виду заинтересованные службы. Вот вам одна из объективных причин, заставивших меня остановить выбор на вас: наилучшие шансы из всех возможных.
– Может быть, это причина для вас. Но не для меня.
– Не спешите. Вообще, боюсь, что мы ведем разговор в неправильном направлении. Конечно, в принципе вряд ли стоило бы говорить с вами о сути дела прежде, чем вы дали свое согласие. Но я в такой мере уверен в нем, что рискну. Потому что все объективные причины настолько тесно связаны с существом предлагаемой вам работы, что я просто затрудняюсь… Впрочем, вряд ли нужно специально предупреждать вас о полной конфиденциальности нашего разговора?
– Она сама собой подразумевается, – кивнул Милов.
– Ну, вот. Тогда я позволю себе сперва изложить вам содержание предлагаемой работы, и лишь потом, если еще потребуется, вновь примусь уговаривать вас.
– Согласен.
– Полагаю, что картина преображения Каспарии и превращения этой маленькой страны в Технецию вам известна хорошо, так что не стану тратить времени на изложение событий.
Милов не ответил.
– Вы задумались, мистер Милф?
– Одну минуту, – сказал Милов. – Я собираюсь с мыслями.
8
(224 часа до)
Он и на самом деле стал вспоминать.
Тогда, после Большого Распада множество обломков Империи превратилось в независимые образования. В том числе и Каспария. Губерния стала государством, хотя и не обладала еще собственной историей, поскольку все годы ее самостоятельного существования два человека могли бы пересчитать по пальцам, и, строго говоря, все только еще начиналось; тем не менее – да, стала государством со своими традициями, фольклором (достаточно богатым), литературой (весьма еще бедной пока что), искусством, деньгами, которые в мировой экономике ажиотажа не вызывали, но все же котировались. Страна, производившая не шибко качественную продукцию, но стремившаяся как можно быстрее перенимать опыт гигантов, чтобы найти на мировом рынке местечко для установки и своего киоска; к европейским центрам чего бы то ни было никак не относившаяся, но вызывавшая всеобщее сочувствие многими печальными событиями, происходившими в те давние и совсем недавние времена, когда страны этой, как и некоторых других с подобной же судьбой, вообще в реальности не существовало, а были только департаменты и губернаторства. Но когда она, страна эта, обрела, наконец, искомую самостоятельность, в ней вроде бы все быстренько сделалось, как у порядочных: избирался парламент, действовало правительство, существовала оппозиция, профсоюзы, банки и супермаркеты; был не такой уж узкий спектр политических партий, от категорически консервативных до лево-коммунистической, для которой Китай был переродившимся социал-империалистическим обществом; были армия и полиция – словом, все, что уместно иметь любой пристойной стране, с гомиками и наркоманами, коллекционерами и рокерами, национальным большинством и меньшинством, богатыми и бедными, и так далее. И была всячески воспитывавшаяся и поддерживавшаяся ненависть к большому восточному соседу, имя которого было – Россия.
«Да, вот так это было на моей памяти, вовсе не очень давно, – думал Милов, позволяя себе на время забыть о сидевшем тут Хоксуорте, не проявлявшем, впрочем, нетерпения. – Пока тамошние правители не провозгласили иное направление развития, в котором узрели давно уже искомый выход из политико-экономической безвестности, шанс в одночасье из задворков Европы превратиться в один из ее центров, вопреки географии. Светлая и плодотворная идея заключалась в том, чтобы, по сути дела, совершить очередную научно-техническую революцию, а для этого, не отказываясь от машин, научиться создавать их на биологической основе, иными словами, на той базе, что существовала в живой природе – на фундаменте естества. Чего ради? Да просто потому, что живое вещество сложено из едва ли не самых дешевых и широко распространенных материалов, технология производства которых издавна известна, использоваться же всякое разумное существо может в любой области деятельности – независимо от того, получено ли оно традиционным или же промышленным путем.
Это, казалось, вовсе не должно было означать каких-либо крутых перемен в отношениях Каспарии с другими странами – и с теми, с кем отношения эти были весьма дружественными, и с другими, с которыми они были скорее враждебными. И вроде бы поначалу так и обстояло дело: покровители продолжали поддерживать политически и давать кредиты, дипломаты – вести переговоры, деловые люди – торговать по возможности, хотя товара у Каспарии было маловато. Но постепенно стали замечаться и некоторые перемены. В частности, оказалось: доступ иностранцев в страну был сильно ограничен, а у тех, кто там уже находился по необходимости, оказалась весьма урезанной возможность передвижения по Каспарии. К сожалению (а может быть, и к счастью, как знать?) остальной мир не оценил своевременно всей серьезности положения и предоставил малозначительной стране сходить с ума так, как ей кажется приятным, поскольку такое право и является одним из краеугольных камней демократии. Спохватились люди лишь тогда, когда в постепенно самоизолировавшейся стране стали происходить события, которые смело можно было назвать необратимыми и – быть может – даже весьма опасными для всех, находившихся за ее границами, то есть для всего остального мира…»
9
(По-прежнему 224 часа до)
– Ну, что же, – сказал Милов наконец, после весьма длительной паузы. – Если я что-то забыл – спрошу, когда понадобится.
– Окей. Тогда скажите, Милф: сколько технетов сейчас обитает, по-вашему, в Технеции?
– Полагаю… их число сопоставимо с количеством населения в старой Каспарии. Во всяком случае, суммарно, насколько известно, население не выросло. Но какую его часть составляют технеты, и какую – люди, данных нет; во всяком случае, я их не знаю.
– Иными словами, всех вместе должно быть около двух миллионов?
– Не исключено, что даже больше.
– Два миллиона сто тридцать две тысячи, – вставил мистер Клип. – И у нас есть цифры, которые у вас, по вашим словам, отсутствуют: сегодня технеты составляют уже самое малое три четверти всего населения. То есть, больше полутора миллионов. Впечатляет?
– Такие цифры подразумевают наличие мощной промышленности по производству этих… существ, – сказал Милов.
Хоксуорт кивнул:
– Именно. Кто такой – или что такое – технет, вы, без сомнения, представляете достаточно хорошо.
– Человекоподобный робот.
– Пожалуй, даже точнее будет сказать – искусственный человек. Техногенный. Произведенный промышленным способом. Согласны с таким определением? – снова вступил в разговор мистер Клип.
– Не вижу возражений.
– Насколько вы сильны в вопросах экономики промышленности, Милф? – поинтересовался Хоксуорт.
– Ну, у нас в стране с некоторых пор каждый, похоже, считает себя сведущим в экономике. Я, правда, не столь самонадеян. Хотя, конечно, всякий юрист должен что-то понимать и в экономических проблемах.
– Но тем не менее… вы пытались прикинуть, какова может быть себестоимость одного такого существа – даже при поточном производстве?
– Не пытался, потому что не было в этом никакой необходимости. Но если знать технологию, или хотя бы принцип производства..
– Увы, секрета пока не знает никто. Но несмотря на это, мы можем предположить, что производство такого андроида стоит – ну, во всяком случае, больше, чем изготовление среднего автомобиля.
– Полагаю, что в таком расчете нет ошибки.
– Прекрасно. Но автомобили выгодно производить потому, что их можно продать, вернуть расходы и получить прибыль. А вот технеты не продаются. Мы серьезно интересовались этим, и не установили ни одного случая продажи. За пределами страны их просто нет.
– Иными словами, расходы не возмещаются?
– Совершенно верно. То есть, в производство приходится вкладывать все новые и новые средства – не получая никакой прибыли.
– Возможны иные формы прибыли. Не обязательно от продажи. Технеты участвуют в производстве всей другой продукции. Их труд, надо полагать, не оплачивается. Однако, продавая произведенные ими товары, владелец получает прибыль. Не так ли?
– Рассуждение верное. В принципе. Но в отношении данного конкретного случая… У нас имеются исчерпывающие сведения относительно экспорта Технеции за все минувшее десятилетие – то есть за все время ее существования. Это нищенские цифры, Милф. Полученной прибыли не хватило бы даже на сырье. А деньги за свою работу технеты, насколько нам известно, все же получают. Пусть и не очень большие. В их стране, мистер Милф, сохранилось еще очень многое от людского общества, наследниками которого они стали. Деньги в том числе.
– Кстати, насчет сырья. Технеция сама ничего не имеет. Значит, должна ввозить все, из чего делают технетов – если, конечно, они не производятся из песка и древесины. Вы наверняка интересовались и этими данными?
– Следим очень внимательно, – сказал мистер Клип.
– И что же?
– Ничего. Если, конечно, эти существа имеют хоть что-то общее с роботами, к каким мы привыкли.
– А не может ли быть, что средства в производство этих технетов инвестируют какие-то зарубежные фирмы, банки, группы?..
– Мы, разумеется, прощупали. Ничего не установлено, никакого движения капиталов. Да и смысл? Финансировать производство продукции, не выставляемой на продажу?
– Гм. А вам не приходило в голову, – задумчиво сказал Милов, – что продажа все-таки происходит? Ведь если технеты внешне не отличимы от людей, их можно вывозить совершенно нетрадиционными способами. Они просто выезжают. Как угодно: воздухом, морем, по рельсам…
– Мы думали и об этом. И попытались ненавязчиво проследить за технецийским экспортом. Что касается выезда, то сейчас оттуда выезжают очень немногие, в основном это – официальные лица: дипломаты, журналисты, деловые люди, – массового потока нет. Конечно, это не значит, что его и не может быть. Может – контрабандой. Но в таком случае вывоз может осуществляться только в одном направлении: на восток. Через Россию, мистер Милф, через вашу страну. А вопросы, связанные с вашей страной, вы сможете решить успешнее, чем, скажем, я или мистер Клип, не так ли? Да, конечно, нас интересует: не вывозятся ли технеты именно таким путем? И если да, то куда и для чего?
– Даровая рабочая сила…
– Мы бы знали. Ведь технеты должны быть дорогой продукцией, и приобретение их под силу лишь богатым странам или концернам. Но они все на виду. А представляете, какой шум подняли бы профсоюзы?!
– Пусть так. Ну, а если использовать их не в производстве? Если слухи соответствуют истине, то технеты – первоклассный военный материал: хорошие солдаты, за гибель которых не приходится ни перед кем отчитываться – что для командования весьма существенно. Не поверю, что вы не анализировали проблему в этом аспекте.
Хоксуорт одобрительно кивнул:
– Вы ясно мыслите, Милов. Конечно же, мы анализировали – и не только анализировали. Результат нулевой. Но именно по этой причине проблема интересует нас все больше. Понимаете, если их вывозят, чтобы использовать в качестве солдат, но до сих пор они нигде не засветились – значит, не исключено, что их кто-то где-то накапливает для внезапного удара – по кому-то… Это интересует нас, и должно еще более интересовать вас, Милф. Потому что отношения вашей страны с Технецией всегда были достаточно напряженными. Теперь вам ясен масштаб проблем? И причины, по которым они нас интересуют?
– Пожалуй. Вопросов целый мешок. Вот первый: кого это «нас»? И почему, собственно, эти вопросы вас настолько заинтересовали?
Хоксуорт не спешил с ответом. Но заговорил Клип:
– Интересоваться обсуждаемой проблемой у нас есть множество причин. Вы знаете, конечно, что эта страна всегда относилась к Каспарии с большим сочувствием. Даже в самые тяжелые времена. Наша позиция и сейчас остается неизменной. Но, как вы знаете, если вы оказываете кому-то поддержку, вы должны быть уверены в его, так сказать, добросовестности – во избежание неприятностей.
– Но это – дело государства, а не частных лиц.
– В принципе частные лица тоже могут действовать по доверенности государства. Я вовсе не хочу сказать, что в данном случае это так – однако мы заинтересованы в том, чтобы быть полностью в курсе происходящих там событий. Согласитесь: если окажется вдруг, что произведенные там технеты входят в состав каких-либо вооруженных сил – законных или, того хуже, незаконных – это может привести к немалым осложнениям и для Технеции, и для нас…
– Снова «нас». Кто же вы в конце концов?
– Скажем, так: группа частных лиц, заинтересованных в благоприятном развитии отношений с Технецией и в дальнейшем. И мы готовы взять на себя финансирование операции по выяснению некоторых деталей. Хотим получить ответы на наши вопросы.
– Большая куча вопросов, Милф, – заговорил и Хоксуорт. – Громадная. Как пирамида Хеопса. И ни одного ответа.
– Чтобы найти их, воистину надо быть семи пядей во лбу. Вот бы вам отыскать такого – вместо отставного копа… Вроде Леонардо да Винчи. Универсала…
– Мы искали. Но лучшей, чем ваша, кандидатуры не смогли найти. Поверьте: мы с куда большим удовольствием послали бы своего. Его не пришлось бы уговаривать: достаточно было приказать. Мистер Милф, уверяю: я не привык упрашивать, это не доставляет мне ни малейшего удовольствия, да и не очень у меня получается. И уж если я пошел на такое, то, видимо, потому, что лучшего выхода не нашлось.
– А как отнесутся к привлечению иностранца ваши государственные службы?
– Мое правительство? Оно в этом никак не замешано: как мы уже говорили, операция проводится частными лицами. И то, что мы сейчас находимся и разговариваем именно тут – всего лишь случайное совпадение. Во всяком случае, так будет официально объяснено всякому любопытному. Кроме того, мы ничем не нарушаем интересов страны. Наше правительство по-прежнему твердо стоит на позициях невмешательства в чьи бы то ни было дела – до тех пор, пока дела эти остаются внутренними. Мало того: правительство традиционно придерживается политики наибольшего благоприятствования по отношению к бывшей Каспарии; правительство всегда – достаточно консервативная институция, тяжелая на подъем. Однако по отношению к отдельным лицам, группам, организациям, существующим и действующим на территории любой страны, но распространяющим свою деятельность за ее пределы, мы не брали на себя никаких обязательств. Так что наше правительство не обеспокоено моей активностью.
– В частности и потому, – не мог не усмехнуться Милов, – что если я и попадусь на чем-то, ваша страна никак не будет скомпрометирована: виноватым окажется иностранный подданный…
– Ну, вы не попадетесь. Не берусь сравнивать вас с Леонардо в живописи или изобретательстве, но если говорить о предлагаемой мною работе, то при возможности выбирать между великим итальянцем и вами, я все равно остановился бы на вас. И вовсе не потому, что вы нравитесь мне, как собеседник. В этом качестве как раз я предпочел бы многих других. Но у вас есть, кроме личных качеств, и другие необходимые для этой работы данные. Знание языка. Местности. В конце концов, вы можете найти там людей, с которыми были знакомы ранее – если вам понадобится помощь…
– М-да. Или они найдут меня – когда это будет мне совершенно ни к чему.
– Н-ну, вы будете достаточно осторожны, я убежден. Итак, я, как видите, выкладываю на стол все карты до единой.
– Что же, я всегда был сторонником полной откровенности.
– Полной – насколько это допустимо при нашей профессии… Хорошо, мистер Милф, вернемся к делу. Думаю, я сказал вам достаточно для того, чтобы вы могли себе представить масштаб предложенной вам работы и, разумеется, уровень опасности.
– В самых общих чертах – да. Но о многом хотелось бы получить более конкретную информацию.
– При наличии вашего согласия.
– Какие-то бумаги?
– Никаких. Я верю вам на слово. Надеюсь, что и вы поверите мне.
– О’кей, – сказал Милов. – Я согласен.
– В таком случае, сделаем перерыв, чтобы вы сумели просмотреть то, что у нас есть по месту предстоящей вам работы.
10
(221 час до)
В безмолвном одиночестве Милов знакомился с материалами. Впрочем, большую часть этой информации он знал и раньше.
Заключалась же она в том, что Каспария привлекла внимание мира несколько лет тому назад, когда неожиданно, без всяких предварительных намеков, в главных газетах и на телеканалах мира были опубликованы документы, получившие наименование «Манифеста необратимости». Основным из этих документов было правительственное заявление, многословное и полное ссылок на исторические прецеденты, философские учения и на всякое другое. Если же говорить о сути дела, то она заключалась в следующем:
а) сообщалось, что за последние годы в стране была не только разработана основывавшаяся на достижениях мировой науки конструкция, но и создана технология и развито производство принципиально новых роботов – на биологической, а не механической основе (эта часть заявления заставила многих невольно вспомнить Чапека). Названные «технетами», они внешне и конструктивно были очень похожи на людей, однако не обладали множеством недостатков, свойственных царю природы, зато превосходили его немалым количеством достоинств. Они полностью заменяли человека в любой области деятельности, во всем многообразии созидательной жизни;
б) за минувшие годы, вследствие указанных перемен, граждане страны получили возможность жить, пользуясь всеми благами цивилизации, не прилагая никаких усилий для того, чтобы зарабатывать на жизнь и используя все свое время для собственного развития и совершенствования. Таким образом, были решены все социальные проблемы и, если называть вещи их именами, осуществлена извечная мечта человечества;