– Какой красивый, да?
Милов покосился на своего спутника-южанина, остановившегося рядом с ним и, казалось, искренне любовавшегося судном.
– А похуже не могли найти? – поинтересовался он, не сдержавшись.
– Было одно еще хуже, – ответил тот серьезно. – Мы уже совсем было договорились. Но капитан вдруг почему-то отказался. Не знаю, почему. Я думаю, мы его уговорили бы, – он ухмыльнулся. – Но тут подвернулся этот вот корабль. Эти согласились сразу. И о цене спорили не очень много. Наверное, у них дела совсем плохи были.
– Да уж куда хуже, – пробормотал Милов. Оглянулся. И тут же почти бегом направился к замыкающей машине, успев бросить южанину лишь невразумительное: «Сейчас вернусь…»
Он поспешил, потому что увидел: весь отряд, включая и шоферов с трех машин, собрался плотной группой в некотором отдалении, у стены то ли пакгауза, то ли эллинга; иными словами, бойцы покинули свой трейлер, обнаружились без всякой надобности, не говоря уже об отсутствии команды; впрочем, командовал ими по-прежнему не Милов, а их командир. К нему-то Милов и подступил в первую очередь.
– Что это значит?
Тренер команды пожал плечами.
– Свое дело мы сделали. Не так ли? Конвой больше не нужен. Сейчас погрузят – и мы свободны.
– Но ведь вам нужно как-то выбраться отсюда!
Командир усмехнулся.
– Скорее мы перейдем океан как посуху, чем погрузимся на этот гроб. Он держится на воде только по недосмотру высших сил. Но они в любой миг могут спохватиться…
– Это судно только кажется таким, – Милов старался говорить как можно убедительнее. – На самом же деле…
– Мистер, – сказал командир. – Половина моих людей служили на флоте. И вы не убедите их даже под гипнозом. Нет, уж лучше вплавь…
– Как же вы рассчитываете выбраться?
– Вполне законно. Каждый из нас имеет паспорт и все, что полагается иметь добропорядочному гражданину великой страны, путешествующему с чисто познавательными целями. И поверьте – к нам здесь не станут придираться.
Это Милов понимал и сам. Не станут. Слишком много волшебства в трех буквах, обозначающих сокращенное название их державы. А вот ему в Технеции паспорт не поможет, даже самый наиподлинный. В конце концов, он тут многократно засвечен, да еще старые счеты, но прежде всего – необходимость оставаться с грузом до конца.
– Кроме того, – сказал командир отряда, – мистер Орланз обещал обеспечить нам самый спокойный выезд – если мы не захотим задержаться тут в качестве туристов. Но мы не захотим. Судя по тому, что мы успели увидеть, эта страна – очень скучная провинция. А технеты – неинтересное общество.
– Орланз? Откуда он узнал, кто вы такие?
– Разве не вы ему сказали?
– Конечно, нет.
– А я думал… Впрочем, что в этом плохого? Он же наш человек.
– Вы полагаете?
– Меня об этом предупредили заранее. Еще дома. Разве это не так?
– Так, так, – успокоил командира Милов.
Милов подумал, что Орланз в своих обещаниях командиру отряда был совершенно искренним. Старик вовсе не хотел портить отношения своей оппозиции с сильными мира сего. В конце концов, только на их поддержку он и мог рассчитывать. Но была у него и другая причина: не в его интересах было – чтобы американцы узнали, куда же на самом деле отправились ракеты. Будь они на судне, это стало бы для них ясным. А так – он наплетет что-нибудь, старик – краснобай, а американцы от природы доверчивы…
И в самом деле – не успел он подумать это, как командир сказал:
– Да и к чему сопровождать груз: его ведь везут для уничтожения, как и полагается. Вы ведь это прекрасно знаете: уничтожение произойдет в вашей стране, потому вы и будете с грузом до конца.
– Это тоже – Орланз?
– Разумеется. Разве что-то не так?
– Да нет, – сказал Милов спокойно. – Все о’кей.
Все и на самом деле было так. Ракеты предназначались для уничтожения. Ракеты, привезенные в заштатный порт конвоем, кабины и фургоны которого на этот раз были украшены надписями и эмблемами восточного соседа Технеции. И Милов должен был оставаться с грузом до конца…
– Ну что же, – сказал он. – Счастливого пути, капитан. Кстати, это не вас там собрались фотографировать?
И он кивнул в сторону, где два человека усиленно щелкали камерами, а еще один снимал происходившее видеокамерой.
– Не думаю, – сказал командир отряда. – Пресса, наверное; не вижу в этом ничего плохого. Снимают они, кстати, ваши машины.
Это Милов и сам видел.
– Ладно, – сказал он. – Еще раз – пока.
– Еще увидимся, – выразил надежду командир.
– Обязательно.
Впрочем, в этом Милов не был уверен.
Он неспешно вернулся к машине. Четверо откуда-то взявшихся грузчиков уже крепили стропы, продевая крюки в проушины контейнера, открывшегося для всеобщего обозрения, когда убрали брезент с прицепа. Толстая балка корабельной стрелы нависала над трейлером. Стоя поодаль, Орланз внимательно наблюдал за работой, южане разделились: двое были тут, у машины, трое – на палубе, у трюмного люка. Прозвучала команда – стрела дрогнула, стропы натянулись и контейнер плавно пошел вверх. Вот он уже над палубой… Грузчики-технеты бесстрашно вели контейнер за тросы, не боясь, видимо, что многотонный груз сорвется. Технеты, не боящиеся смерти…
– Милов…
Леста осторожно дотронулась до его руки. Он посмотрел на нее и улыбнулся.
– Все бросили меня – кроме тебя, – проговорил он.
– Теперь – и я…
Милов нахмурился.
– Думаю, тебе опасно возвращаться в Текнис.
– Приходится. Больше ведь никого нет.
– Ты не слишком засветилась?
– Не думаю.
– А Орланз…
– Он знает меня в другом моем качестве – ты понимаешь, о чем я.
– Да, – сказал Милов. И добавил – уже совсем о другом: – И все-таки – мне жаль, что так…
Она поняла.
– Ничего. Было бы труднее расставаться.
Он хотел поцеловать ее. Леста покачала головой.
– Не забудь: для Орланза мы едва знакомы.
– Да, правда. Прости. К сеансу успеешь добраться до места?
– Надеюсь.
– Сообщи всю обстановку. Название судна и прочее. А я постараюсь с моря выйти на связь. Может быть, как-нибудь смогут перехватить. Если уж сюда нельзя было успеть…
Леста вздохнула:
– Во всяком случае, известно будет, куда груз придет. Ты уж постарайся. Ты не виноват, что получился перекос.
Она вовремя заметила приближающегося Орланза.
– Милов, подгоняйте вторую машину…
– Прощай, – сказал Милов. – До встречи в Москве. Когда-нибудь.
Она только кивнула. Повернулась и пошла – как бы к своей машине, но Милов понимал, что она не станет садиться в кабину.
Сам он направился ко второму грузовику. Стрела снова уже нависала над берегом.
Когда он подогнал вторую машину и погрузка продолжилась, Орланз подошел к нему. Огляделся и сунул Милову в руки небольшой сверток.
– Что тут? Бутерброды?
Орланз не улыбнулся.
– Передатчик. С фиксированной частотой – это моя волна. Как только выйдете из территориальных вод – сообщите мне.
– Зачем?
– Мне нужно знать. Обязательно сообщите!
– Хорошо. – Милов взял сверток, сунул в объемистый карман куртки. И, не разговаривая более, направился к третьей машине – чтобы быть на месте, когда понадобится подогнать и ее.
Отряда уже не было. Но двое любопытных в отдалении по-прежнему щелкали камерами, третий не отрывался от окуляра камеры – он успел, наверное, сменить кассету.
Потом, словно выполняя неслышную команду, они разом кончили работу и повернулись, чтобы уйти. Милов не без интереса глядел им вслед, когда услышал сказанное негромко, совсем рядом:
– Милов…
Он резко обернулся. То был Клеврец.
8
(2 часа 30 минут до)
Первым движением Милова было: выхватить оружие, или даже просто – нанести удар и исчезнуть, сбежать на судно, пока противник не успел еще ничего предпринять. Но Клеврец, предусмотрительно отступив, улыбнулся неожиданно миролюбиво, и Милов решил пока воздержаться от атаки.
– Я на тебя не в обиде, – сказал Клеврец спокойно. – Ты не думай. Просто в том эпизоде ты оказался удачливей.
Милов промолчал.
– Хотя и зря, – продолжал Клеврец. – Я ведь и тогда пришел к тебе с деловым предложением. И не собирался причинить тебе никакого вреда.
На этот раз Милов пожал плечами:
– Откуда мне было знать, что собираешься сделать ты – технет…
– Относительно технетов ты, кажется, уже разобрался? – спросил Клеврец.
Милов, немного подумав, кивнул:
– Думаю, что да.
– Значит – понял, что это – не наука и не техника. Немного медицины – и много политики. Ты и сам успел побыть технетом, хоть и недолго, верно? И ничего страшного с тобою ведь не случилось?
– Пока не знаю, – сказал Милов.
– Да знаешь, знаешь. Теперь послушай. Ты собираешься отплыть. Можно, конечно, задержать тебя – хотя бы попробовать. Твои люди уже ушли, ты один. Но я этого делать не стану. Я только предложу тебе другой вариант.
– Слушаю, – сказал Милов.
– Сперва проинформирую: если ты отплывешь вместе с грузом, который так усердно курировал все последние дни, в неизбежном международном скандале твое имя будет упоминаться не раз и не два. В результате, тебя никогда уже не привлекут к выполнению какой бы то ни было задачи. Даже свои не привлекут. Гарантирую. Потому что я в курсе всех дел. И знаю – и ты теперь знаешь, – что при всем желании не сможешь ничему помешать и ничего, предотвратить.
– Ну, допустим, что так, – сказал Милов едва ли не равнодушно. – Что же предлагаешь ты?
– Предлагаю остаться. Мы помним тебя, как специалиста. Твоя жизнь, по сути дела, прошла здесь. Почему бы тебе и не дожить ее в знакомых условиях, имея хорошую работу по специальности?
Он сделал паузу, ожидая, видно, ответа. Милов промолчал. Тогда Клеврец заговорил снова.
– У вас такой беспорядок, что в ближайшие годы, а может, десятилетия ничего не изменится к лучшему. У нас пока тоже не рай, но мы – маленькая страна, и нам помогают куда больше; так что мы заживем нормальной жизнью куда раньше вашего. Здесь ты застанешь эту жизнь; там – не успеешь. Все же приходится считаться с календарем, не так ли?
– Несомненно, – подтвердил Милов.
– Полиция – везде полиция, пусть даже здесь она называется Системой порядка. Называться можно, как угодно… А работать легче: технеты – я имею в виду маленьких технетов – контролируются гораздо легче. Поверь мне: я уже успел в этом разобраться. Но ты-то станешь не маленьким технетом; получишь тот уровень, какого достоин. За это могу поручиться.
Милов усмехнулся.
– Интересно, а твое начальство думает так же?
– Мое начальство думает так же. Ты же не думаешь всерьез, что я делаю тебе такое предложение и даю обещания от своего имени, как частное лицо?
– Не думаю, – сказал Милов искренне.
– Надо ли еще тебя уговаривать?
– Ты рискуешь, – сказал Милов. – Я ведь могу согласиться только ради того, чтобы внедриться…
– Конечно, такая вероятность есть. И какое-то время ты будешь испытывать некоторые неудобства: тобою будут интересоваться. Но это пройдет. И делаться это будет с максимальной деликатностью.
Милов кивнул и улыбнулся.
– Спасибо, коллега.
– Ты согласен?
– Ты же заранее знал, что я не соглашусь.
– Ничего подобного. Ты всегда умел логически рассуждать. И твоя хваленая порядочность не пострадает: ты сейчас не на службе, никому ничем не обязан…
– Все верно. И все-таки – нет.
– Объясни.
– Две причины. Первая: да, я прожил тут долго. Но это не моя страна.
– Это не логика, а лирика.
– И вторая. Не хочу жить среди каннибалов.
– Мы – каннибалы?
– И всегда были такими. Во все времена обожали пожирать своих. Вы людоеды, Клеврец. Живя здесь, я как-то притерпелся к этому. А потом увидал со стороны – и мне стало не по себе. Вы потому и стали технетами, коллега, что это снимает последние сдерживающие моменты: у технетов совести не должно быть по определению. А у вас ее никогда и не было; амбиции – были, и громадные, и сейчас они никуда не девались, а вот совести не было; я говорю о массе, конечно, единицы были порядочными и здесь. Но очень хорошо, что вы перестали выдавать себя за людей. А я хочу помереть человеком – как жил…
– Ты нас оскорбляешь, Милов.
– Да брось. Обидно, конечно, слышать такое, но правда не есть оскорбление.
Сейчас они разговаривали уже на ходу: Милов медленно шагал к пароходу, Клеврец не хотел отставать.
– Я ведь могу задержать тебя сейчас, – предостерег Клеврец. – И тогда разговаривать придется с другой позиции…
– Остерегись, Клеврец, – сказал Милов. – Ты ведь не умеешь плавать.
Он стоял рядом со сходнями, и Клеврец не сделал попытки удержать его.
– Прощай, – сказал Милов. – А знаешь, тут будет очень хорошо со временем.
– Я же говорил!
– Когда вы перегрызете друг друга. А люди останутся. Они ведь тут есть и сегодня.
– Люди! Такие, как Орланз?
– Нет, – сказал Милов. – Не такие, как Орланз.
9
(1 час 30 минут до)
Берег уже скрылся из вида. Милов стоял на корме, опершись на релинг, и хмуро смотрел на спокойную поверхность. На душе было скверно. Не получился даже и авантюрный пиратский вариант. Все должно было уже закончиться – а вышло так, что только начиналось на самом деле… Начиналось, чтобы совсем скоро завершиться уже окончательно – и плохо, так плохо, что хуже не бывает. Сейчас Милову даже не казалось самым страшным то, что погибнет – вместе с ракетами и кораблем – и он сам; плохо было потому, что он не привык проваливать задания, обманывать надежды, однако именно так получалось теперь. И предстоящая гибель казалась чуть ли не заслуженным наказанием за плохую работу.
А впрочем – разве игра совсем уже окончилась?
Отодвинув рукав, он взглянул на часы. Еще почти полтора часа оставалось до взрыва. Восемьдесят шесть минут. Даже при выполнении сложных задач приходилось укладываться и в меньшие сроки…
Что же мы имеем на сегодняшний день и час? Давай-ка разберемся хладнокровно.
Он снова попытался спокойно оценить положение.
Контейнеры были надежно укреплены в неожиданно просторном трюме, люк закрыт, затянут брезентом; южане, побыв недолго на палубе, спустились вниз: погода их не привлекала. Пассажирских кают на пароходе не было, но место нашлось для всех. Хотя капитан, небритый и, похоже, не выспавшийся как следует, счел, видимо, ниже своего достоинства знакомиться с сопровождавшими груз людьми, ими все же занялся один из помощников – а может быть, и единственный, черт его знал, – и указал, где можно будет поспать. По-морскому ранний обед уже давно прошел, но был обещан ужин, и оставалось только дожидаться его. Милов прикинул: похоже, что скоро они покинут территориальные воды. И придет пора доложить Орланзу, что все проходит благополучно…
Милов вытащил из кармана сверток. И тут же засунул обратно: рядом с ним остановился кто-то из экипажа; одеты люди на пароходе были как попало, и невозможно было угадать, кто есть кто. Не капитан – в этом Милов был уверен. А впрочем – не все ли равно? Милова они не интересовали.
Что можно сейчас практически? Оставалось полтора часа. Всего-навсего девяносто минут до того мгновения, когда сработают устройства самоуничтожения ракет; этот тип был снабжен ими как раз в предвидении ситуации, когда ракеты останутся без технического обслуживания на время, превышающее допустимый срок. Ракеты должны были уничтожиться тихо и мирно, не грохоча, не выбрасывая ничего в воздух – просто что-то растворилось бы, что-то замкнулось, произошли бы некоторые химические реакции – и каждая ракета сделалась бы не более опасной, чем какое-нибудь полено.
Но сейчас они были заминированы. Заминированы неизвестно как: Милов не был специалистом в пиротехнике. Однако знал, что даже небольшая искра – а они были неизбежны при замыканиях в электронных и электрических системах – хотя бы на одной ракете могла инициировать посторонний заряд. А уж при его срабатывании могло – нет, должно было сдетонировать и ракетное топливо. И тогда… В этом и заключалась опасность, ради этого и надо было ему добраться до ракет и, на самый худой, конец выключить таймер системы самоуничтожения – выиграть время, чтобы найти новый способ получить ракеты в свое распоряжение, где с ними разберутся отечественные специалисты. Да, это было единственным, чему его успели научить: как остановить таймер.
Но ведь технетские мины могут сработать и сами: там и в самом деле не исключался собственный таймер – электронный, не определимый на слух. Да и сами контейнеры были минированы.
Словом, выхода он не видел. И все же надо было рисковать. Пробиться в трюм – даже силой, если понадобится. И пустить в ход те скудные знания взрывного дела, какие у него были. Шансов почти никаких. Однако почти – не значит совершенно никаких. Он обязан рискнуть. И сделает это.
Милов нащупал пистолет во внутреннем кармане. Автомат пришлось оставить в машине: к отходу судна на берегу появились уже новые водители – скорее всего, опять люди Орланза, а может, и Базы – наведенные Клеврецем. Но судьба Восточного конвоя Милова более не волновала. Пусть жрут друг друга.
Милов бросил последний взгляд на берег. Повернулся и неторопливо зашагал по чуть колеблющейся палубе по направлению к третьему – первому с кормы – трюму.
Крышка трюма была закрыта и затянута брезентом, укрепленным клиньями. Но это было небольшой бедой. Куда хуже было то, что совсем близко от крышки, у противоположного борта, спиной к Милову стоял человек. Он глядел на уходящий берег – стоял чуть пригнувшись, как будто пытаясь хоть немного сократить все увеличивающееся расстояние между ним и земной твердью, – и роба на спине его, слегка натянувшись, явственно обозначила пистолет, засунутый, видимо, под брючный ремень со спины. Похоже, что трюм охранялся.
Однако человек был всего один – и он не был готов к нападению. У Милова тоже не было четкого плана. Однако сейчас нужно было попасть в трюм, получить доступ к ракетам. Выиграть это очко. А потом уже думать дальше: подсказывать будет сама обстановка. Придется, видимо, пойти на риск и попытаться обезвредить взрывные устройства самому. В случае неудачи – произойдет лишь то, что случится и если он вообще ничего делать не станет. Ведь какой-то, пусть и крохотный, шанс есть и на благоприятный исход: не настолько уж Милов на самом деле безграмотен…
Так или иначе – надо было пробиться в трюм.
Невольно вздохнув, Милов сунул руку в карман.
Он уже вынимал пистолет, когда сзади послышались шаги, и Милов застыл, не завершив движения, стараясь сохранить спокойствие.
Подошедший остановился за его спиной, закурил, на Милова пахнуло дымком скверной сигареты. Люди эти не процветали. Ну и наплевать. Было тихо, внизу работала машина, палуба чуть подрагивала. Вероятно, кто-то находился на мостике – отсюда Милов не видел, – но палуба была пуста. Было, в общем, тихо, только стоявший сзади громко посапывал в промежутках между затяжками, да тот, что опирался на релинг, негромко кашлянул и сплюнул за борт. И снова наступила тишина. Потом она нарушилась. Звук был похож на выстрел. Милов встрепенулся, а стоявший позади сделал шаг и приблизился к Милову совсем вплотную, встал рядом. Милов искоса глянул на него и наткнулся на такой же – искоса – взгляд. Когда их глаза встретились, тот улыбнулся.
– Ну, привет, пенсионер, – поздоровался пришедший. – Только не делай резких движений, пожалуйста. Все в порядке.
Пока он говорил это, Милов успел прийти в себя.
– Рад видеть тебя, Мерцалов, – ответил он безмятежно.
Глава четырнадцатая
1
(Отсчет закончен)
– Я ожидаю удивленных восклицаний, – сказал Мерцалов.
– По-моему, стреляют, – сказал Милов задумчиво.
– Да вроде бы, – услышал он в ответ.
– Что это значит? – Милов на всякий случай шагнул в сторону.
– Да так, – сказал Мерцалов. – Детали. Неприятности. Для кого-то мелкие, для других – крупные. Но не для тебя. Ты не должен волноваться. Учти: я продолжаю заботиться о твоем здоровье.
– Пожалуй, я спущусь, – сказал Милов. – Становится прохладно.
– Отчего же нет, – согласился Мерцалов. – Только сперва отдай мне рацию. Ту самую, что у тебя в кармане. Очень разумно, что ты до сих пор не включал ее. Пока еще это преждевременно. Оружие можешь оставить себе.
– Спасибо, – поблагодарил Милов. – Это все?
Мерцалов засмеялся.
– Ладно, старик, – сказал он. – Поздравляю тебя с благополучным выполнением домашнего задания.
Милов покачал головой.
– Откровенно говоря, – молвил он, – мне казалось, что все дело провалено настолько, насколько его вообще можно было провалить. Как вы вообще оказались тут? На этой калоше? Не думаю, что тут сработал случай…
– Если бы ты так думал, я оскорбился бы, – сказал Мерцалов. – Но – только не обижайся, – ты ведь у нас не единственный…
– Это ясно. И все же…
– Тебя волнует этот пароход? Конечно, это наше судно. В какой еще стране можно найти такую развалюху не списанной? Это знают на всех морях и океанах. Конечно, если бы мы позволили посторонним заглянуть внутрь – их бы, возможно, удивило количество первоклассной электроники, какой этот пароходик набит, что называется, от кильсона до клотиков. Однако внешне все в порядке; вот и ты поверил. Но не спеши задавать вопросы: пока доплетемся до места, успеем переговорить обо всем на свете.
– Значит, можно считать, что ты меня поздравил, – сказал Милов. – От имени и по поручению?
– От себя лично. Чтобы дать возможность другим сделать то же.
– Они, надо полагать, далеко?
– Двумя палубами ниже. Заняты делами, но вскоре, надеюсь, освободятся и воздадут тебе должное.
– Пока что я воздаю должное твоему хладнокровию, – не выдержал Милов. – Тратишь время на всякую болтовню – когда до взрыва остаются считанные минуты!
– Не совсем так, – сказал Мерцалов. – Все не так плохо, как ты привык думать. На самом деле все обстоит достаточно благополучно. Хотя воспользуйся ты этим передатчиком, от благополучия остались бы одни обломки. Но я не думаю, что ты собирался им воспользоваться.
Милов невольно поежился.
– Об этом я догадался и сам. Но благополучие и сейчас еще сомнительно: заряды в контейнерах, и …
– Да успокойся ты, наконец! Нервы! Наши специалисты сели в трюм еще до начала погрузки, и сразу принялись за дело. Мы много чего порастеряли за последние годы, но специалисты еще остались. И сейчас заряды обезврежены. Но эта штука, которую вручил тебе великий оппозиционер, едва ты попытался бы включить ее – взорвалась бы у тебя в руках; тогда детонация действительно не исключалась. А для тебя лично это могло кончиться очень прискорбно. Но, повторяю, все в порядке. Мы успеем рассказать тебе все. Куда держим курс? Домой, разумеется.
– А те, кто купил ракеты? Эти…
– Эти террористы с давних пор в розыске, и мы передадим их Интерполу. Выстрел, услышанный вами, означал, скорее всего, что у кого-то из них при аресте не выдержали нервы. Правда, они не все… но это мелочи. Хочешь спросить еще о чем-нибудь?
Милов с минуту постоял молча, закрыв глаза. Он вдруг почувствовал себя совершенно пустым. Выкачанным. Возраст, подумал он. Этот чертов возраст…
Он медленно открыл глаза. Так же медленно улыбнулся.
– Есть, – сказал он. – Два. Где тут можно прилечь – это первый. И второй: когда будет ужин?
– Увы – только через два часа. – Мерцалов развел руками. – Но зато с шампанским…
– А, – сказал Милов, – тогда я потерплю.
Он постарался сказать это как можно спокойнее. Хотя невыносимо хотелось есть.
– Ты-то потерпишь, – согласился Мерцалов. – А вот Эскулап, думаю, уже исходит нетерпением: ему очень хочется полюбоваться твоими статями.
– Господи…
– Что поделать: полного счастья, как сказано, не бывает.
2
– И все же, – сказал Милов после второго бокала, когда ему, усталому, слегка ударило в голову, – по-моему, вся эта операция была излишней. Все это можно было бы сделать проще: перебросить людей, внедрив их предварительно в контрабанду, не вязаться ни с кем из посторонних…
Они сидели в кают-компании парохода; ужин был без разносолов, но шампанское действительно было на столе. Эскулап хмуро поглядывал на Милова: чем-то он был недоволен. Географ (на сей раз он был в штатском и даже в каком-то легкомысленном штатском, суперкурортном) спокойно жевал; на заявление Милова он только покачал головой.
– Вряд ли, – ответил Мерцалов. – Ведь лучшей кандидатуры, чем твоя, у нас все равно не было, а внедрять к контрабандистам именно тебя никто не рискнул бы: там тебя могли с легкостью опознать, этот народ тебя хорошо знает. Да и потом – мы предпочитали официально остаться в стороне, пусть ставки делают другие. Они и поставили.
– Можно подумать, – проворчал Милов, – что вы заранее все знали…
– Если бы так, мы и начинать ничего не стали бы. Но мы не знали, в частности, где они укрывают ракеты, где – головки. Предполагали, что они хотят учинить крупную провокацию – взорвать, даже выбросить в атмосферу излучающие материалы, и во всем обвинить нас; чтобы понять это, не нужны семипяденные лбы. Второй проблемой была доставка – к нашей границе или к морю. Ты практически справился с обеими задачами.
– И для этого вы меня подставили, – сказал Милов не очень дружелюбно. – Вы ведь понимали, что я могу попасть к ним – и тогда рискую больше любого другого?
– Ничуть не больше. Мы ведь знали, что им самим понадобился именно ты…
– Знали? Откуда?
– Ну, старик…
– Извини. Снимаю вопрос.
– Мы знали, что они попробуют вытащить именно тебя. Прежде всего потому, что у них была все же надежда тебя перевербовать. Тебе предлагали?