В оправдание обоих можно сказать лишь одно: с вечера подобных намерений ни у кого из них не было, планов никто не строил и занимали и его, и ее совсем другие мысли – правда, отнюдь не одинаковые, что легко понять. Иными словами, все получилось непроизвольно и естественно – и, значит, наилучшим из всех возможных образом. Но при всем этом каждый из них предпочел сделать вид, что ничего не было, а если и было, то забылось сразу же и навсегда.
Но и время вставать тоже пришло в конце концов.
8
(149 часов до)
Вот тогда-то рассудок и принялся за свою пакостную работу. Нет, вовсе не стал упрекать за уже сделанное, отлично понимая, что прошлого не вернуть и не изменить. Но стал хитренько представлять дело так, что ничего, собственно, такого не произошло – ну мало ли, с кем не бывает, тут все взрослые, никому и ничем не обязанные… Даже хорошо, получена важная информация: оказывается, техналь в этой области совершенно ничем не рознится от обычной женщины, но, в отличие от многих женщин, вовсе не является фригидной, напротив. Итак, все произошло к лучшему, но поскольку это никак не лучший из миров, то и нет никакой причины расслабляться, погружаться в лирику, предаваться романтическим мыслям и вообще отвлекаться от главного; наоборот, надо еще строже следить за собой и за нею и не допускать более никаких осечек до самого конца, до мгновения, когда он покинет этот дом, чтобы отправиться на встречу к фонтану – туда, где уже был вчера и где, надо надеяться, сегодня ему повезет больше. Да, именно так надо было сейчас вести себя – однако и не переусердствуя в прохладной невозмутимости: если встреча не состоится и сегодня – придется где-то переждать еще три дня, до следующего срока, а другого места, кроме этой вот комнатенки с ее хозяйкой, Милов не знал. Значит, надо было сохранять спокойствие во всем – как, скорее всего, делал бы настоящий технет; похоже, что другого отношения Леста и не ждет – во всяком случае, сама она ведет себя именно так. Может быть, все это – действительно лишь стечение случайностей, однако возможен и другой вариант…
Пока Милов умывался над раковиной в углу, эти и подобные мысли быстренько прошуршали в голове, оставляя извилистый, как змея на пыльной дороге, след. Леста тем временем накрывала на стол. Завтрак оказался весьма умеренным – чтобы не сказать скудным: какие-то хрусткие кусочки (синтетика, что ли? Нет, кажется… но дома есть такое не приходилось никогда. Что-то эта жратва напоминает, никак не сообразить только – что именно; да ладно – выбирать не из чего, остается надеяться, что это не отрава для нежного человеческого организма). Сомнения Милова, впрочем, никак не отразились ни на лице его, ни на поведении – он хрустел себе и хрустел, пока посуда не опустела. Запили кипятком, подкрашенным слабой заваркой, вместо сахара была вроде бы карбоксилаза – ее Милов брать не стал, помнил, что от нее болит голова, а у него и так хватало причин для головной боли.
Поев – начали собираться, ни о чем не разговаривая, стараясь даже не встречаться взглядами – не из смущения, но как раз для того, чтобы не начинать никакого обмена мнениями: никто не стремился раскрывать свои планы и намерения на предстоящий день. Сборы, собственно, заключались только в том, что Леста убрала со стола посуду и надела куртку; технетский гардероб разнообразием не отличался. Милов стоял уже у двери.
– Мне пора, – объявил он кратко.
Леста кивнула:
– Я тоже иду.
– Лучше выйдем порознь. Я первым.
– Хорошо. Мне все равно нужно еще позвонить по делу. А телефон на втором этаже. Ты успеешь отойти достаточно далеко.
– В случае чего – ты меня не знаешь, я у тебя не был.
Он ожидал, что она улыбнется, но она ответила серьезно:
– Да, конечно.
– Наверное, не вернусь.
Она только кивнула, лицо не выразило ничего.
Надо было уже идти; он бессознательно медлил.
– Спасибо тебе, – сказал он. – За все.
Вот тут она неожиданно улыбнулась. Но лишь мгновенной улыбкой. И повернулась спиной – наверное, чтобы он ушел, наконец.
Милов осторожно приотворил дверь. Войти и выйти – это как летчику взлететь и приземлиться: самые опасные мгновения. Но за дверью все оказалось спокойно: пустынный коридор, и в конце его – выход на тихую улицу.
Он перешагнул через порог и пошел, не оборачиваясь.
9
(147 часов до)
Путь до фонтана, до городского центра занял, как он и предполагал, сорок с небольшим минут. За это время, шагая в ритме, никого не обгоняя и не отставая, Милов успел совсем прийти в себя и настроиться на предстоящие, возможно, дела.
Он старался заметить признаки какого-то беспокойства, неблагополучия в городе, что было бы естественно после вчерашней информационной передачи; все, однако, представлялось спокойным, обычным, народу на улицах было не меньше и не больше, чем вчера, трамваи, автобусы, машины двигались с прежней плотностью. Все прекрасно, словом. И все же что-то происходило в стране – пусть и не в столице, а на востоке, но что-то происходило. Если сейчас встреча не состоится, то на предстоящие три дня выжидания надо будет, пожалуй, направиться именно туда – понять, что и почему происходит и обогатить свои запасы информации: ее, как правило, больше всего бывает именно там, где что-то происходит, потому что события и происходят вследствие возникновения какой-то новой информации. Как пробраться, если дороги перекрыты? Ну, это уже, как говорится, дело техники…
Обдумывание способов проникнуть на закрытую территорию и заняло почти все время; он занимался этой работой, заранее зная, что на местности все получится не так и придется принимать другие решения. Однако сам процесс размышления действовал успокаивающе.
Перед тем как приблизиться к фонтану, он сделал широкий круг, исподволь приглядываясь. Ничего, что могло бы его встревожить, он не заметил, да и интуиция подсказывала, что никакой угрозы сейчас не было. И даже места на скамейках есть. В том числе и на той, на которой он должен был усесться и ждать.
Милов подошел к скамейке, повернулся спиной, чтобы непринужденно опуститься на нее. И замер на миг.
К скамейке приближалась с противоположной стороны – от бульвара – Леста. Она смотрела прямо на него, и этот ее взгляд даже оптимист не назвал бы добрым.
Но и его нимало не обрадовало появление технали; уже утихомирившиеся было подозрения вспыхнули газовым факелом. Сам того не сознавая, он стиснул кулаки. Но вовремя спохватился: технеты не проявляют эмоций! – и лишь отвернулся, понимая, что не в его силах помешать ей подойти и сесть на ту же скамейку. К счастью, она опустилась на жесткое сиденье не рядом с ним, а поодаль, насколько это было возможно – уселась на противоположном конце достаточно длинного сиденья. Она тоже не смотрела в его сторону, даже головы не повернула, и тем не менее он продолжал ощущать ту ненависть, что ясно прочиталась в ее глазах, когда их взгляды на мгновение встретились только что.
Сколько-то времени протекло в безмолвной взаимной ненависти, прежде чем Милов глянул на часы – небрежно, вскользь. Уже совсем мало минут осталось до истечения условленного срока; все ясней становилось, что и сегодня встреча не состоится. Но теперь Милов начал уже догадываться, почему: вероятно, Леста была известна тем, с кем ему предстояло встретиться, и они не хотели – или не должны были – устанавливать контакт в ее присутствии. Она пасла его, вероятнее всего; все было театром, начиная со вчерашнего уличного происшествия, после которого представители власти так быстро его потеряли. На самом же деле (соображал он) они издалека вели его до того самого момента, пока он не заговорил с нею здесь, на этом самом месте; после этого им не о чем больше было беспокоиться. Постой, а как они могли знать, что именно здесь надо ждать его? Выходит, место рандеву им известно, они не знают только, кто придет на свидание; это-то и хотят установить. Все очень просто, никаких загадок, ничего сверхъестественного…
Да, чудесно. Вывод отсюда следовал лишь один: немедленно уходить. Куда угодно. В пустоту. Раствориться. Пусть, если хотят, гонятся за ним – но зато не пострадает никто другой из немногих, видимо, еще уцелевших здесь…
Тут же он заспорил с самим собой. Если именно ее присутствие – причина того, что к нему никто не подходит, значит, те, кто ему так нужен, еще раньше прочитали ситуацию и никто сюда не подойдет. Однако встреча должна произойти – иначе все зря. Они понимают это не хуже, чем он сам, и непременно будут искать возможность войти в контакт. Не здесь, разумеется; но если он просто пойдет по улице, то наверняка ему каким-то способом дадут понять, что и как нужно делать. Кто-нибудь, обгоняя или идя навстречу, обронит два слова, или сунет записку в руку, или мало ли еще как. Только это обязательно должен будет быть некто с большим родимым пятном под левым глазом; если обстановка позволит, Милов скажет этому меченому: «Никак не могу оторваться от этого фонтана», на что в ответ последует: «Свободно текущая вода – основа нашей энергетики», после чего Милов, помолчав, начнет негромко напевать популярную некогда в этих местах песенку: «Лето было в разгаре, и пели луга и леса. Ты шла мне навстречу в зеленой косынке своей…» Тут он закончит, и после маленькой паузы его собеседник в свою очередь запоет – другую песню, тоже всем давно знакомую: «На пустынном морском берегу как-то встретились двое; он приплыл из далекой страны, она много лет ожидала…». Только после всего этого и будет установлен настоящий контакт. Но это всё – в спокойной обстановке, а для начала неплохо будет и услышать хоть два слова – от существа с родинкой… Поэтому сейчас необходимо не торопясь встать и, не оглядываясь, уйти не в ту сторону, откуда пришел, но в противоположную…
Он встал медленно, как и собирался, но следующего условия не выполнил: не утерпел и хотя не оглянулся, но все же покосился на нее – чтобы убедиться, наверное, что Леста не собирается вскочить, чтобы последовать за ним по пятам. Но нет, она не собиралась. Она даже не смотрела в его сторону – он находился слева от нее, а ее взгляд был направлен наискось вправо, техналь была видна слева в профиль: прядь волос, ровная линия носа, глазная впадина, а под левым глазом, почти на скуле…
Милов не сделал второго шага. Моргнул. Нахмурился. Ничего такого не было раньше на ее лице. Была гладкая кожа. Еще сегодня, какой-нибудь час с небольшим назад. А сейчас – большое, коричневое родимое пятно. Мушка. Но это…
«Ловушка, – пронеслось в голове, – тебя ловят на блесну. На муху ловят. Там наверняка крючок. Острый, с бородкой. Родинка. Но… Но…»
Он заставил себя подойти к ней вплотную. Просто-таки подтащил. Не мог поверить. Но обязан был.
Он кашлянул. Леста медленно повернула голову, хотя боковым зрением наверняка заметила, как он приближался. Она окинула его взглядом с ног до головы, словно видела впервые – выражение глаз было презрительным – и столь же медленно отвернулась. После такого приема обычно остается только уйти. Но этого Милов сейчас не мог себе позволить.
– Никак не могу оторваться от этого фонтана… – проговорил он условную фразу, стараясь, чтобы голос звучал совершенно естественно.
На этот раз ее голова повернулась резко. Лоб нахмурился. В глазах было недоверие вперемешку с удивлением. Мгновение она колебалась.
– Свободно текущая вода – основа нашей энергетики. – Она произнесла слова чуть ли не с вопросительной интонацией.
Тогда, уже почти не сомневаясь более, он запел без малого ликующе – так, словно эта женщина действительно дожидалась его многие годы, и только ради нее он прибыл из дальних стран – только чтобы увидеть ее в зеленом платочке… который, кстати, и был тут как тут – пусть не платочек, а шарфик, не на голове, а на шее – но был, был…
Леста медленно поднялась со скамейки.
– Великий Альмир! – сказала она, и голос ее вовсе не звучал ласково. – Какой идиот! И я тоже хороша… Идемте быстрее.
– Куда? – невольно спросил он.
– Все равно. Подальше отсюда!
10
(146 часов до)
– Ну почему, почему сюда послали такого бездарного агента! – негромко, сдавленно говорила Леста, пока они шли по плавно изгибавшейся аллее центрального городского парка.
– Сначала скажите: куда это мы так летим?
– Не знаю. Какая разница?
– От чего спасаемся?
– От сипо, естественно.
– Почему бы не вернуться к вам?
– Потому что там они уже поджидают вас.
– Откуда вы знаете?
– Да я сама их вызвала. По телефону… Когда вы ушли.
– Чего ради?
– Потому что вы слишком уж были похожи на провокатора, на этакую подсадную утку – довольно неумелую, или, быть может, наоборот…
– Откровенно говоря, не понимаю.
– Ну, все ведь совершенно ясно! Вы начали с того, что демонстративно открыто показались перед бывшей явкой, хотя все знают, что она провалена бесповоротно. И вообще – вели себя именно так, чтобы даже несмышленышу стало бы понятно: вы человек, и притом пришлый – или же очень стараетесь, чтобы вас за такого приняли. А тут у нас, как вы несомненно знаете, – во всяком случае, должны знать, – укрывательство таких людей считается одним из самых серьезных преступлений против государства, против технетской идеи. Наказания очень суровы. И я подумала, что самым лучшим было бы – сдать властям их собственного провокатора. Вот почему я позвонила. Сказала, что вы, возможно, еще вернетесь. Так что ко мне больше нельзя. Не знаю даже, следует ли мне самой… Ну, и кроме того… – она запнулась на мгновение, – мне казалось, что человек оттуда – разведчик – должен быть, ну, как бы это сказать…
– Суперменом во цвете лет, – договорил за нее Милов. – А не существом преклонного возраста, так? Только я вообще-то не разведчик. А кроме того – не вы одна так представляете, мне это на руку. Ничего, я не обижаюсь.
– Нет, я вовсе не это хотела сказать… – Она совсем смешалась.
– Ага, – сказал он невесело. – Вот почему вы постарались ночью сделать так, чтобы я уснул покрепче.
Она слегка покраснела:
– Вовсе нет! Это получилось как-то… само собой.
– Спасибо и на этом, – сказал Милов. – По крайней мере, сейчас я знаю, чего мне ожидать. Но в чем же я так засветился? Полезно будет усвоить на дальнейшее. Если оно будет, конечно.
– Да господи, на каждом шагу… Когда мы пришли ко мне, я, как полагается, произнесла формулу благодарности стране за кров. Вы промолчали – а должны были повторить то же самое. Потом, когда наступило время углубления, вы решили, что я просто задремала – и дали понять это; не знать таких простых вещей может только человек, впервые попавший в Технецию. Ну, и еще, и еще… Неужели вас не могли как следует подготовить?
– Если бы вы знали, Леста, как мало у нас информации обо всем этом… Вот и вы не удосужились своевременно сообщить насчет нравов и обычаев.
– Насколько я знаю, мы всегда только отвечали на вопросы. А таких вопросов нам не задавали. Конечно, Мирон знал об этом больше. Но его нет.
– Мирон – резидент?
– Вы должны знать это.
– Я и знаю. Откровенно говоря, я не сразу опознал вас потому, что меня должен был встретить мужчина. Что с ним? Сгорел? Вряд ли: тогда вы не сидели бы дома так спокойно, не разгуливали бы по городу. Что же произошло?
– Он отправился в Круг. После провала явки.
– Объясните.
– Так называется место, где – мы собрали эту информацию по клочкам – находится, может находиться то, что интересует вас.
– Уточните. Что может находиться там?
– Там растут грибы. Если не все, то хотя бы некоторые… Мирон надеялся выяснить это на месте, чтобы вы могли сразу же начать работу. Он поехал туда. Уже не в первый раз: ему приходилось бывать там и раньше, да и мне тоже: Круг – это место, где находится центр так называемой человеческой оппозиции…
– С Орланзом во главе?
– Вы уже знаете…
– Очень мало. Об Орланзе слышал.
– Мы считались принадлежащими не к самой оппозиции, но к сочувствующим технетам. Вам следовало бы знать, что вовсе не каждый технет безоговорочно поддерживает принципы исключительности и ненависти. Не так уж мало их выступает за возвращение к людскому…
– Леста… А вы – техналь? Или женщина все же?
Она помедлила.
– А вы сами не можете ответить – после того?
– Если бы мог – не спросил бы.
– Откровенно говоря, я уже сама не понимаю – кто я. Все мы, живущие здесь… Но это не относится к делу. Так или иначе, мы туда вхожи. Из Круга временами удавалось добыть интересную информацию. И вот как будто бы туда не так давно доставили…
– Я понял. Итак, Мирон отправился туда.
– Чтобы проверить, я уже сказала. И исчез.
– И никаких сведений о нем?
– Ну, какие же могут быть оттуда сведения? Опять вы не понимаете…
– Ладно, может быть, когда-нибудь пойму. Давайте работать. Что еще у вас есть для меня?
– По-моему, я все сказала. Разве что…
– Говорите все до конца.
– По-моему, он отправился туда, потому что возникла какая-то информация, связанная с вами. Он успел сказать мне, что вам не следует приезжать, но не сказал – почему. Я, когда он не вернулся, передала это – но вы были уже в дороге.
– Интересно… Но сделанного не вернешь. Тем больше у меня причин пробраться в то место, куда он так стремился – поскольку это касается меня. Как туда попасть? Где находится этот самый Круг?
– Надо ехать до станции Сандра на поезде…
– Знакомые места. Очень хорошо. Дальше?
– Перейти линию. Там только одна дорога. Пройти до развилки. Путь в Круг – левая дорога. Но там – глухой забор. Место очень строго охраняется, и пробраться туда практически невозможно. Боюсь, что Мирон сгорел именно при такой попытке.
– Возможно. Но мне необходимо попасть туда.
– Тогда вы пойдете по правой дороге. И дойдете до придорожного ресторанчика. Там по вечерам собираются люди Орланза.
– Думаете, они мне помогут?
– Конечно, нет. Но уже сегодня вечером там должна быть и я. И может быть, что-нибудь придумаем…
– А завести знакомства с людьми из Круга – просто?
– Те, кто там работает, там же и живут, и в столице возникают крайне редко – и всегда под надзором.
– Как это место называется?
– Производство-два.
– Есть и другие производства?
– Первое – это собственно производство технетов. Оттуда они выходят. Это место называется Базой. Но о нем у нас практически ничего нет.
– Не густо…
– Поработайте здесь сами!
– Каждому свое. Что же, задача мне ясна.
– Послушайте… я даже не знаю вашего имени…
– Это неважно.
– Мне очень неприятно: выходит, я сдала вас им…
– Я все понимаю. В той обстановке ничего другого, наверное, вы и не могли сделать. Но самое позднее через час меня уже не будет в городе.
– Во всяком случае, теперь вы знаете, где меня найти уже этим вечером.
– Постарайтесь не попасть еще в какую-нибудь неприятность. Что с вами, кстати, стряслось тогда на улице?
– Какое-то мгновенное нарушение регуляции… Может быть, потому, что у меня была нелегкая ночь.
– В каком смысле?
– Эта информация вам не нужна.
– Нарушение регуляции, – повторил он. – Так вы техналь все-таки?
Леста слабо улыбнулась:
– Я же сказала: если бы я сама понимала…
– Объясните. Не очень-то понятно.
Она пожала плечами.
– Даже не знаю, что и как тут можно объяснить… Видите ли, я однажды уже исчезала.
– Как это понять?
– Исчезновение? Ну, представьте: вы просыпаетесь утром – и вдруг оказывается, что вы ничего не помните. То есть, знаете, как вас зовут, понимаете, что находитесь у себя дома, вам известно, что и как вы должны делать, куда идти и так далее. Но о том, что было вчера и еще раньше – ни малейшего представления. Начинаете как бы жить с чистой страницы.
– Гм… Это интересно. Леста, но вот то, что вы делаете… по поводу чего мы с вами встречаемся – это тоже возникло после исчезновения?
– Откуда мне знать? Может быть, да, может – нет…
– Вы помните, как начинали эту работу?
– Самое начало? Нет… нет, не помню. Странно: никогда и не пыталась вспомнить. Интересно, правда?
«Значит, это было предвидено, – подумал Милов. – Ей поставили блок. Следовательно, блок помогает. Для меня это очень важно: дает новые возможности… Конечно, блок: иначе ее давно не было бы в живых».
– Вы не могли бы, Леста, рассказать об этом подробнее?
– Теперь уже некогда. Вам надо поспешить: сейчас они ждут вас у меня или где-нибудь по соседству, но вскоре наверняка перекроют все ходы и выходы. К сожалению, они теперь знают, как вы выглядите…
– Неприятно, конечно. Леста, почему же вы не раскрылись сразу – когда я подошел к вам у фонтана в первый раз?
– Да все потому же: узнала в вас того, кто пытался помочь мне на улице. Это было так непрофессионально, что я сразу заподозрила в вас провокатора. Ну, а при малейшем сомнении, как вы сами знаете…
– Спасибо за то, что не прикончили меня, – усмехнулся Милов.
Она серьезно ответила:
– Могло быть и так. Я просто решила передоверить эту работу им самим.
– О’кей, – сказал он. – Как, по-вашему, мне сейчас проще и надежнее выбраться из Текниса?
– Пожалуй, через рынок. Кажется, ничего лучшего сейчас не придумать. Подходит уже время, когда начнется разъезд оттуда, и те, кто с утра привозил продукты на продажу, потянутся из города восвояси. Если бы вы смогли как-то пристроиться к ним… Их обычно проверяют достаточно условно. Я попыталась бы помочь вам в этом, однако за мной сейчас тоже будут следить, ожидая, что вы захотите со мной встретиться. Поэтому не приглашаю вас ехать в Круг со мной.
– Но это ставит под угрозу и вас?
– Думаю, что не вполне. Я описала вас, как весьма озабоченного сексуально и выражавшего ясные намерения…
– Понял. Следует считать это комплиментом?
– Как пожелаете. Во всяком случае, теперь они будут, конечно, приглядываться, но не только ко мне, а и ко всем техналям, которые могут вызвать такого рода интерес у маньяка. Что же касается меня…
– Кстати: вы даже не сказали мне, какова ваша крыша.
Леста отвела взгляд в сторону. Помолчала.
– Я уже сказала: вам не обязательно знать это.
Милов не стал говорить, что догадывается. «Жаль ее, конечно, – подумал он. – Но позиция удобная, безусловно. Знакомства, встречи, разъезды – все оправдывается…»
– Будьте осторожны, – проговорил он.
– Вы тем более. Где рынок, знаете?
– Еще бы. Итак, я исчезаю. Наверное, вы еще понадобитесь; я вас найду.
– Найдете в Круге. Но если меня потом не окажется в городе, значит, я попала на Производство-один. Или меня вообще устранили.
– Ну, – сказал Милов. – Такую красивую женщину…
– Теряете время, – она даже топнула ногой, сердясь.
– Меня уже нет, – сказал он и пошел прочь.
Леста повернулась и направилась в противоположную сторону выразительной походкой прогуливающейся девицы.
Глава четвертая
1
(140 часов до)
Технет, привозивший на рынок свинью для продажи, на своем пикапе подбросил Милова до удобного места и взял за услугу самую мелочь. От перекрестка, на котором он высадил Милова, до станции Сандра оставалось пройти не так уж много. Можно было попробовать пробраться лесом, однако Милов рассудил, что безопаснее будет идти по дороге: вблизи закрытого района в этот час суток, уже слишком поздний для грибников, человек, пробирающийся лесом вызовет больше подозрений, чем просто и открыто шагающий по дороге. Конечно, если в нем заподозрили просто психически больного, – странности его поведения, о которых сообщила властям Леста, можно было ведь объяснить и таким образом, – то большой тревоги поднимать не станут: не больно-то он им и нужен. Но если у сипо возникли более опасные для него предположения… В любом случае рисковать не следовало.
В лес он углубился лишь тогда, когда от уже знакомой ему станции его отделяло совсем немного. Оставшееся до вечера время – часа четыре – он использовал для того, чтобы, отдыхая неподалеку от заложенного им тайника, где была спрятана сумка со снаряжением, примерно представить, что же он может здесь найти и каким образом это найденное использовать.