Милевская Людмила. Пусти козла в огород

   Чтобы не вдаваться в подробности и не слушать неубедительных возражений Алисы, я сразу привела важный аргумент:
   — Фаина отпадает, она в Мексике не была. Лишь только я это сказала, как Симочка подпрыгнула, словно ее ужалили, и закричала:
   — Девочки! Фаина совсем недавно в Мексике была! Клянусь, сама ей путевку оформляла. Я с удивлением уставилась на Алису.
   — Сима подрабатывает в турагентстве, — пояснила она и тут же обратилась к Симочке:
   — Это правда? Ты не ошиблась?
   — Как тут можно ошибиться? — ответила я за Симочку. — Полагаешь, Фаню можно перепутать с кем-то другим?
   — Да, это сложно, — согласилась Алиса. Я же мысленно ругала себя последними словами: «Ах она чертовка! Ловко заморочила мне голову! Но что она сделала с Германом? Как он мог вторично польститься на этот матюкающийся кусок мяса?»
   Алиса пригорюнилась.
   — Не забывай, — напомнила она, словно подслушав мои мысли, — Фаина очень умна, и она психиатр, владеет гипнозом.
   Я не согласилась:
   — До такой степени загипнотизировала Германа? Если твой муж влюбился в Фаину, значит, он псих! Зато теперь мне ясно, почему эта гипнотизерша покушалась на меня.
   — Почему? — хором закричали Алиса и Сима.
   — Она убоялась силы моего ума!
   О своем уме могу говорить часами, но в то утро была не судьба — помешал телефонный звонок. Алиса схватила трубку и с удивлением передала ее мне.
   — Нюра, — сказала она, — почему-то просит тебя.
   С Нюрой произошел очень странный разговор. Она долго и с подробностями интересовалась моим здоровьем. Потом еще дольше жаловалась на свое, на нервы и на давление. В конце концов мне все это надоело. Я сказала, что чувствую себя отлично, и прямо спросила:
   — Чего ты хочешь?
   Нюра не пожелала так же прямо ответить. Она снова завела шарманку про мое здоровье, про свое, про то, что не надо передавать Алисе наш разговор.
   — Что, — просила я, — что не передавать? Что мы беседовали о Гегеле и Ницше?
   Она снова залепетала нечто невразумительное. Из всего сказанного я поняла лишь одно: Нюрка наконец сообразила, что проболталась об анонимке, и теперь заносит хвосты. На очередном вопросе о моем самочувствии я сообщила, что оно прекрасное, и повесила трубку. Тут же набрала Евгения.
   — Женя, — сказала я, — скоро приеду. Хочу, чтобы ты знал: все бабы сволочи! Я тоже не совсем права. Короче, в нашей ссоре виновата я!
   Евгений почему-то запаниковал.
   — Соня! — закричал он. — Ты где? Что с тобой?
   — Я скоро приеду, — повторила я и повесила трубку.
   Симочка смущенно пропищала:
   — Мне пора на работу.
   — А мне пора спать, — сказала я, падая на кровать прямо в одежде.
   То, что я делала, лежа в кровати Алисы, было мало похоже на сон. Это был или бред, или кошмар, или нечто, неизвестное науке. Помню лишь, что мне было дурно, хотела подняться, попросить Алису вызвать врача, но что-то мешало. Тело не слушалось, язык не ворочался, мысли путались.

ГЛАВА 21

   Взгляд банкира оторвался от бумаг. Скользнул по вошедшим. Бронзовое лицо сеньора Диаса словно окаменело. В чуть раскосых глазах отразилось осуждение.
   — Проходи, Рафаэль, садись, — холодно сказал он.
   Обернулся ко второму посетителю. Кивнул, пряча улыбку:
   — Проходи и ты, Пабло.
   Рафаэль Гомес, средних лет мужчина, бронзоволицый, с тяжелым взглядом и жесткими чертами лица, небрежно бросил свое грузное тело в кресло. Махнул рукой молодому парню, почти мальчику, пробасил:
   — Располагайся, сынок. Сейчас сеньор Диас в тысячный раз расскажет нам, что быть честным грабителем, как он и другие банкиры, достойней. Растолкует, что наш способ отбирания денег у толстосумов жесток и аморален.
   Юноша последовал за отцом, глядя на сеньора Диаса с трепетным уважением, даже с легким страхом. Он осторожно присел, не позволяя себе откинуться на спинку кресла.
   — Желание прочитать мораль, Рафаэль, не смогло бы заставить меня пригласить тебя с сыном в банковский офис. Это кощунственно.
   — Час от часу не легче, — оскалил крепкие зубы тот. — Что за кара уготована мне на этот раз? И при чем тут Пабло?
   — Пришел твой черед, Рафаэль, — со значением произнес сеньор Диас.
   Нарочитую улыбку с лица мужчины как ветром сдуло. Чуть раскосые глаза превратились в щелки.
   — Но Пабло, сын… Не понимаю…
   — Его черед тоже пришел, — качнул головой банкир, — твой сын стал мужчиной.
   Его бесстрастный взгляд скрестился с тяжелым, сумрачным взглядом Рафаэля.
   — На все воля богов, — хрипло ответил он, — мы с сыном готовы. Говори.
   Сеньора Диаса ответ не удовлетворил. Он внимательно посмотрел на Пабло, покрасневшего под его взглядом. Спросил:
   — Ты тоже готов, сынок?
   — Да, — коротко ответил юноша, гордый значительностью происходящего и своей ролью в нем. Его миловидное лицо дышало решительностью. Сеньор Диас довольно кивнул.
   — Ну что ж, — сказал он, — обсудим детали. Я, конечно же, недоволен, Рафаэль, тем, что ты избрал преступление способом зарабатывать на жизнь. Еще более недоволен, что ты втянул в это сына, но… нет худа без добра. Пусть и твоя беспутная профессия послужит общему делу.
   — Я грабитель, — гордо заявил мужчина, — но разве ты слышал, чтобы я хоть раз позарился на гроши бедняка? И сын мой воспитан так же. — Он усмехнулся, дерзко взглянув на банкира:
   — Кроме того, могу дать гарантии: твой банк в безопасности.
   — Ладно, — махнул рукой сеньор Диас. — Не время считаться. К делу.
   И мужчины погрузились в обсуждение деталей предстоящего. В конце разговора сеньор Диас строго напомнил:
   — Главное, не подвергать опасности ее жизнь. Ты отвечаешь за это, Рафаэль.
   — Волос с головы не упадет, — убежденно сказал грабитель.
   — Но при этом, — продолжил сеньор Диас, — все должно быть натурально, хотя и без жертв. Необходимо ввести ее в соответствующее состояние.
   — Сделаем, — отозвались одновременно отец и сын.
   — Я все же не понимаю, — пожал плечами Рафаэль, — к чему волноваться, она же бессмертна.
   — Да, — подтвердил банкир, — бессмертна, но… В общем необходимо делать, как я сказал.
   Дальнейшие пояснения он посчитал излишними. Извлек из стенного сейфа наборный нефритовый пояс, на каждой плашке которого древний мастер вырезал изображение двухголовой богини, отдал его Рафаэлю. Спросил:
   — Ты знаешь истинную цену этой вещи?
   — Да, — коротко ответил мужчина. — Она получит это.
   — Что ж, — вздохнул сеньор Диас. — Идите.

* * *

   Девушка решила, что поручение отца может подождать. С утра у нее возникла необходимость разобрать свои немногочисленные вещички, привести их в порядок. Пришло время позаботиться о теплой одежде. Здесь, в Мексике, она, конечно же, ни к чему, но скоро домой. Октябрь в Москве это не тропики. Не выходить же из самолета в легком сарафанчике.
   Впрочем, задача перед ней стояла пустяковая: всего и дел-то, что сходить в ближайший банк и взять со счета, по доверенности отца, немного денег на хозяйственные нужды. Она проделывала это много раз.
   Собирая банковские документы, девушка вспомнила о симпатичном молодом человеке.
   «То лавка древностей, то цветочная выставка, — вспоминала она. — Удивительные случайности. Может, это судьба? Ах, как жаль, если он погиб в той ужасной аварии», — подумала девушка, не веря в то, что это могло случиться.

* * *

   Она вошла в кондиционированную прохладу банка часа за два до закрытия. Клиентов почти не было, лишь несколько пожилых сеньоров заполняли у стойки банковские документы.
   Ей нравился этот банк. Небольшой, уютный и в тоже время солидный, респектабельный. Зал, декорированный мрамором и металлом, подпирала в центре массивная колонна. За конторками, отделенными от посетителей стеклянными перегородками, споро работали молоденькие сеньориты. Улыбчивые и доброжелательные.
   У входа в операционный зал она споткнулась о чуть выступающий порожек. Неловко взмахнула рукой. Ее сумочка вылетела, описала в воздухе дугу и…
   Высокий гибкий молодой человек ловко поймал ее у самого пола.
   — Вы? Извините, — смущенно пробормотал он по-русски, одной рукой приглаживая растрепавшийся белокурый чуб, другой протягивая ей сумочку.
   — Вы? — девушка расплылась в улыбке. — А я только что о вас думала.
   Он оживился:
   — Думали? Что?
   — Переживала. Такая ужасная катастрофа.
   — Да, но все обошлось. Вряд ли кто-то утонул. И в газетах сообщений о жертвах не было.
   Помолчали. И он и она не знали, как продолжить разговор, но и расставаться оба не хотели.
   Неподалеку за столом бронзоволицый юный мексиканец, нежные щеки которого еще не познакомились с бритвой, насторожился. Старательно выводя в банковском бланке каракули, он искоса разглядывал молодых людей.
   Молчание затягивалось. Наконец блондин решился.
   — Простите, — торопливо сказал он, — мы так и не познакомились. Меня зовут…
   И в этот момент хриплый бас прогремел так, что задрожали стекла:
   — Всем на пол! Это налет!
   Крупный мужчина в черной маске, потрясая револьвером, ворвался в операционный зал.
   Пожилые сеньоры у стойки с округлившимися от ужаса глазами оцепенели. Девушки-операционистки вспорхнули со своих мест. Прижались к стене. Все остолбенели.
   Грохнул револьверный выстрел.
   — На пол! — прорычал мужчина. — Лицом вниз!
   Пожилые сеньоры, кряхтя, выполнили команду.
   Грабитель подскочил к стоящим посреди зала молодым людям. Толкнул парня в грудь. Размахивая у его лица револьвером, заорал:
   — Ты не понял?! Я сказал на пол! Девушка вышла из оцепенения, решительно встала между грабителем и молодым человеком.
   — Не трогайте его! — звенящим голоском по-русски потребовала она. Грабитель отступил.
   — Иисус милосердный! — воззвал он. — Они не понимают испанский!
   Не надеясь больше на слова, грабитель трижды выстрелил из револьвера поверх голов. Визг рикошетящих пуль наполнил зал.
   Грабитель метнул в центр зала увесистый сверток, прогремел сильный взрыв, полыхнуло пламя. Все затянуло дымом. Но, когда гарь рассеялась, выяснилось, что никаких повреждений взрыв не причинил.
   — Эй ты, — рявкнул грабитель дрожащей от ужаса кассирше. — Собери-ка всю наличность. Да поживее! — Он бросил ей сумку.
   Выбивая зубами дробь, бедняжка повиновалась. Русскую девушку кто-то потянул за рукав блузки.
   — Сеньорита, сеньорита, — прошептал ей в ухо юный мексиканец, укрывшийся за колонной. — Идите ко мне. Здесь безопасней.
   Девушка юркнула за колонну.
   — Меня зовут Пабло, сеньорита, — прошептал юноша. — Не бойтесь. Все будет хорошо.
   В зале воцарилась тишина. Кассирша складывала в сумку деньги.
   Девушка, дрожа от страха, прижалась плечом к Пабло.
   — Вы и тот блондин иностранцы? — спросил он.
   — Да, — ответила она, — но мы не знакомы, даже не знаю, как его зовут. Вы не заметили, куда он делся?
   — Нет. Вы так напуганы. Не бойтесь и послушайте меня.
   И, к ее удивлению, она снова услышала звуки удивительного языка, насыщенного согласными. Девушка перестала дрожать, вслушиваясь в чарующий ритм этой речи. Совершенно непонятной и… такой понятной.

* * *

   Четыре звезды упали к ногам Атуэя. Опалил жар небес душу творящего лики богов. Теплым пеплом опал на сердце.
   Золотым свечением звезды заструились с плеч Атуэя.
   Сколько звезд пролетит над миром? О, сколько звезд!
   Полыхнули огнем светила. Опалили кожу до углей.
   Сколько ярости в пламени неба? О, сколько ярости!
   Четыре звезды упали. Четыреста лунных дней ждал Мастер. Рыдала Земля Любви обреченно.
   Четыре звезды — свет мечты Атуэя.
   Четыре звезды!
   Красная — ярость схватки.
   Сколько ярости в бездне неба? О, сколько ярости!
   Голубая — тоска по дому.
   Сколько лун у дороги к дому? О, сколько лун!
   Белая — бремя чести.
   Сколько слабых падет душою? О, сколько слабых!
   Желтая — путь разрушений.
   Как печальны руины храмов! О, как печальны!
   Прекрасным днем полнолунья, в день Двуликой Богини. В день плача. Роздал душу свою Мастер. Роздал, любовь утратив. Навек потеряв надежду.
   Полыхнули звезды, взлетая. Устремились к заре рассветной.
   Засверкал взгляд Атуэя.
   Сколько лун ждать звездного взлета? О, сколько лун!
   Воцарились на небе звезды. Разлетелись узором созвездий. Небо в плен их втянуло вечный.
   Сколько лун ждать звездного часа? О, сколько лун!
   Тщетно Мастер молил Небо. Умолял возвратить душу.
   Небеса отличает бесстрастье!
   Тысячу мер нефрита сложил Атуэй к краю свода.
   Скорбел о души утрате. В ответ шелестела вечность.
   Что для вечности смертный?!
   В месяц Белого Ягуара, в пору Змеиных Перьев, спустилась с небес рабыня, похитив Мастера душу.
   На остров Вечной Печали легко опустил ее ветер, лаская вздохами кожу.
   По следам памяти предков направил свой парус Мастер. На острове Вечной Печали — сыскать удалось беглянку.
   Прикрыла лицо рабыня.
   — Сколько ждать тебя, Мастер? Сколько лун одиночеству светят? О, сколько лун!
   — Долог миг ожиданья. Ты же. Мастер, не знаешь спешки.
   Не меня ты ищешь. Забаву!
   Сколько лун искупят разлуку? О, сколько лун!
   Обогрел ее взглядом Мастер. Вплел в янтарные косы Верность.
   Улыбнулась рабыня. Взглядом обогрела лицо Атуэя. Омыл он нежностью масла ее обнаженное тело.
   Подняла их ладья на гребень. Унесла за черту свода.
   Стража полночью их схватила. Смерть, Пернатого Змея милость, обещала за преступленье.
   За разврат! За святотатство!
   Перед казнью плечо рабыни украсил искусно Мастер. Нарисовал созвездье.
   — Татуированная Аматтальма, — Мастер назвал ее имя. — Ты обретешь свободу! Любовь моя больше безумья. Любовь моя выше смерти.
   Не думай! Ступай к звездам.
   Смахнула слезу Аматтальма. Ступила на звездный полог.
   Прикрыли лучами звезды исчезнувшую Аматтальму.
   Уберегли от смерти!
   Уберегли от неволи!
   В Землю Вечной Любви опустили.
   Опал серым пеплом Мастер, сожженный яростью Неба. Сдул ветер горных ущелий прах души Атуэя.
   Долго ль ждать, чтоб новые звезды обогрели ушедших в Вечность?
   Долго!
   Пабло закончил рассказ, и девушка успокоилась. Улыбнулась. Даже грабитель показался ей не таким страшным. Она выглянула из-за колонны, с интересом рассматривая его. Он тряхнул головой, бейсболка соскочила, обнажив странной формы череп, обритый наголо.
   — Вы иностранка, — сокрушенно сказал Пабло. — Мне стыдно, что Мексика встретила вас так неласково. Вот, возьмите.
   Он протянул девушке нефритовый пояс, сверкнувший полированным камнем.
   — Эта священная вещь придаст вам сил и поможет забыть этот ужасный день, — прошептал Пабло.
   — Нет! — в голос закричала девушка, не зная, почему и от чего она отказывается. — Нет!
   Грабитель даже не взглянул в ее сторону. Пабло же быстро застегнул пояс на талии девушки.
   Ее охватило чувство покоя и отрешенности.
   С улицы, между тем, донеслись звуки полицейской сирены. Грабитель подхватил сумку с деньгами и скрылся в чреве банка.

* * *

   Дома отец застал ее погруженной в раздумья. Перед дочерью лежали красивейшие вещицы из нефрита. Она поостереглась рассказывать, что это подарки, полученные при очень странных обстоятельствах.
   — Купила нефрит, — заметил отец. — Правильно. В этом камне душа Мексики. Конкистадоры испытали потрясение, узнав, что индейцы ценят нефрит значительно выше золота.

ГЛАВА 22

   — Алиса, что происходит? — спросила я, обнаруживая себя лежащей на незнакомой кровати в незнакомой комнате.
   Осмотрелась. Прикроватная тумбочка, шкаф, потертый коврик, старый телевизор. На тумбочке белые цветы — великолепный свежий вереск.
   — Где я?
   — Ты в больнице, — всхлипывая, сообщила Алиса. — Отравление лекарством, сумасшедшая доза. Жидкость только спасла. Огромное количество жидкости. Ты много пила, много пила.
   Я вспомнила посиделки у Карины, у Нюры и Лоры — все они сопровождались обильным чаепитием. Фаина угощала меня кофе. Действительно много пила, вот и думай теперь, какая стерва меня отравила.
   — Соня, — хлюпая носом, пропищала Алиса, — тебя Фаина чем-нибудь поила?
   — Кофе у нее пила. Кстати, когда меня вытащили из сетки, я потеряла сознание, а очнулась уже в ее кабинете, на диване.
   Алиса схватилась за голову:
   — Соня! Это она! Пока ты была без чувств, она как-то запихнула в тебя это лекарство.
   Как тут не призадуматься? Я призадумалась и пришла к выводу: «Слишком Фаина умна, чтобы действовать так прямолинейно. Отравил меня кто-то другой, скорей всего Нюра. Или Карина. А может, даже и Лора».
   Прислушавшись к своему организму, я поняла, что почти здорова, не считая легкой слабости. Но она сразу пройдет, как только я займусь делом.
   — Где моя одежда? — спросила я. Алиса кивнула на шкаф:
   — Там.
   Я вскочила с постели, резво забросила себя в костюм и пришла в восторг — юбка с меня сползала, пиджак болтался как на вешалке.
   — Здорово мне кишки промыли, — похвастала я. — Хоть бери и каждый день травись! Худит получше всякой диеты.
   Алиса с ужасом уставилась на меня.
   — Доктор прописал тебе постельный режим, постельный режим, — лепетала она.
   — Режим буду соблюдать ночью, — пообещала я, выбрасывая из бутоньерки старые цветы и втыкая в нее стоящий на тумбочке вереск.
   — Соня, — взмолилась Алиса, — скажи хоть, куда ты собралась?
   Я удивилась:
   — Как — куда? Разумеется, к Фаине.
   — Она добьет тебя! — запаниковала Алиса. — Соня, прошу, сейчас же уезжай! Уезжай в Москву, пока еще жива! Я не хочу тебя потерять!
   — Я тебя тоже терять не хочу, но кто-то из этих кикимор, твоих подруженек, спит и видит, как бы с тобой расправиться. Поэтому я и не поеду никуда, пока до правды не докопаюсь.
   Алису не устроил такой ответ. Она вцепилась в меня и принялась с жаром уговаривать. Я, конечно же, сопротивлялась. Алиса все доводы перебрала, но так и не доказала, что мне пора возвращаться в Москву.
   — Соня, тебе нужно налаживать отношения с мужем, — прибегла она, по ее мнению, к самому сильному аргументу.
   — Не так уж этими отношениями и дорожу, как ты думаешь, — гордо ответила я и отправилась к Фаине.
   Фаину застала все с тем же ботаническим психом. Видимо, она снова гипнотизировала его. Увидев меня, псих по традиции не замедлил возбудиться. Простирая руки к бутоньерке, он тут же закричал:
   — Эрика альбенс! Эрика альбенс! Я спросила:
   — Что-что?
   — Вереск белеющий, — машинально перевела Фаина и во всю мощь завопила:
   — Мархалева, бес тебя раздери! Зачем приперлась опять?
   Всем известно: лучшая защита — это нападение. Я не стала оригинальничать и сразу напала.
   — Ты меня не только пыталась с третьего этажа сбросить, но и лекарством отравила, — с ходу заявила я и нежно улыбнулась.
   Фаина недовольно покосилась на психа, нехотя поднялась с дивана, как кувалду схватила телефонную трубку и пробасила:
   — Заберите.
   Мгновенно появились медбратья и психа увели.
   Фаина закрыла дверь на ключ, я поежилась.
   — Не бойся, Мархалева, — заметив мой страх, успокоила она. — Это чтобы нам не мешали. Так чем я тебя отравила? Врешь, поди, все!
   — Не вру, можешь позвонить в больницу, из которой я только что сбежала.
   — Ладно, верю, — отмахнулась Фаина. — Так что там за лекарство?
   Я назвала препарат, и Фаина неожиданно рассвирепела.
   — Вот же сучка! — завопила она. — Как последнюю дуру вокруг пальца меня обвела!
   Она вскочила и принялась нервно нарезать круги по кабинету.
   — Да в чем дело? — возмутилась я. — Скажешь ты или нет!
   — Скажу! — рявкнула Фаина. — Конечно, скажу! Еще как скажу!
   — Так сделай это поскорей, пока я от любопытства не умерла.
   Она остановилась, сложила на груди руки и с мольбой на меня посмотрела:
   — Мархалева, только не поднимай шума, Каринка дурная, но безобидная. Бес один знает, зачем ей понадобилось травить тебя, но, клянусь, Каринка совершенно безвредная.
   — Что-о?! — озверела я. — Безвредная? Совершенно безобидно чуть не отправила меня на тот свет, и ты просишь не поднимать шума? Ха! Еще как подниму! Весь Питер скоро узнает об этом! Рассказывай! С чего взяла, что отравительница Каринка?
   Фаина вздохнула и рассказала. Оказывается, накануне того злосчастного дня Карина звонила в психушку и долго изводила Фаню рассказами о своей соседке, якобы пытающейся совершить суицид. Она спрашивала, какие лекарства особенно опасны, заверяла, что хочет предотвратить беду.
   — И ты сказала? — ужаснулась я.
   — Как последняя дура! — созналась Фаина. — Под метелку все выложила! Я схватилась за голову:
   — Сумасшедшая!
   — А что я должна была делать? — она виновато пожала плечами. — Я же не знала о хитрых замыслах Каринки, вот и перечислила ей особо опасные лекарства. Среди них было и то, чем ты отравилась. Каринка пообещала мне, что сейчас же отправится К соседке. Сказала, что извлечет эти препараты из аптечки.
   Я даже некоторое удовлетворение испытала и с гордостью закричала:
   — Фаня, я была права!
   — В чем это? — изумилась она.
   — Выходит, и в самом деле ты меня отравила, посредством Каринки.
   И тут я вспомнила подозрительные расспросы Нюрки, уж как-то слишком интересовалась она моим здоровьем.
   «Нюрка что-то знает!» — подумала я и помчалась к ней.

* * *

   Нюре я рассказала о странном поведении Карины, об ее истерике, о лекарствах.
   Она, вопреки ожиданиям, не испугалась и не расстроилась, а рассвирепела.
   — Чего ты добиваешься? — зло спросила она.
   — Ясное дело чего, хочу найти отравительницу.
   — Зачем?
   Вопрос мне показался странным, но я ответила:
   — Во-первых, травят Алису, во-вторых, уже и меня. Только что тебе рассказала: Карина отравила меня лекарством.
   — С чего ты взяла? — удивилась Нюрка.
   — Ну как же, я же только что говорила, Карина позвонила Фане…
   Дальше Нюрка слушать не стала.
   — Карина всегда нам звонит, — перебила она меня. — Что бы в ее жизни ни случилось, она сразу бросается звонить подругам. Всем. Насчет лекарств она и мне звонила, не только Фане. Уверена, что звонила и Лоре, и Алисе.
   Я опешила:
   — А вам-то зачем? Что вы смыслите в лекарствах?
   — Ничего, — согласилась Нюра, — но зато мы ее подруги и умеем слушать, когда ей одиноко. Она позвонила и подробно передала мне разговор с Фаиной. Думаю, и Лоре выслушать то же пришлось, и Алисе. Уж такая у нас Карина.
   «Если задумает кого отравить, так тут же всем и расскажет», — мысленно продолжила я.
   Нюрка хмурилась и кусала губы.
   — Вот что. Соня, — тоном, не предвещающим ничего хорошего, сказала она, — ехала бы ты домой по-хорошему и не ворошила наше грязное белье.
   Я подумала: «Ей меня не запугать», — и с издевкой спросила:
   — Почему это «ваше»? Нюрка на вопрос не ответила.
   — Уедешь или нет? — вызывающе поинтересовалась она.
   — И не подумаю, — решительно ответила я.
   — Хорошо, — с угрозой прошептала Нюрка и закрыла дверь на ключ.
   Я струхнула. Мелькнула мысль: «Вот я глупая, как сразу не догадалась, Нюрка и отравила меня. Не зря же она так настойчиво интересовалась моим самочувствием. Вот я попала! Изнуренная диетами, не справлюсь с ней никогда».
   А Нюрка тем временем на меня наступала. Глаза ее метали стрелы и молнии.
   — Ты еще пожалеешь, что приехала сюда, — сквозь зубы цедила она.
   — Я приехала потому, что ты хочешь отобрать Германа у Алиски, у своей подруги! — в отчаянии закричала я.
   Нюрка засмеялась каким-то зловещим, инфернальным смехом. Или я недостаточно оправилась после отравления, или и в самом деле Нюрка была похожа на ведьму, но по моей спине пробежал холодок. Я закрыла глаза и перекрестилась. А Нюрка продолжала хохотать.
   — Нет, не я увела у Алиски Германа, — сквозь этот жуткий смех сказала она. — Наоборот, Алиска у меня Германа увела. Мы с Германом любили друг друга. Все было так хорошо, пока не появилась эта подлая Алиска. Понимаешь ли ты, что это на мне Герман хотел жениться! На мне! На мне! А женился на ней!
   Нюрка уже бесновалась, топала ногами. Я струхнула.
   «Вот и с ней уже приключилась истерика. Кто знает, на что в таком состоянии она способна?» — подумала я и жалобно попросила:
   — Нюрочка, мы с Алисой давно тебя простили, только не надо больше нас травить.
   Она перестала свирепствовать и топать ногами, спокойно посмотрела на меня и прошептала:
   — Что-о-о?
   Я поежилась, сочла свою просьбу чрезмерной и, исключив Алису, решила замолвить словечко лишь за себя.
   — Нюрочка, — пропищала я, — не надо больше меня травить.
   — Ах, вот оно что! Так знай, я тебя не буду травить, я тебя просто придушу.
   И Нюрка фурией кинулась на меня. Я вжалась в кресло, ее цепкие пальцы вдавились мне в шею…
   Вряд ли осталась бы я жива, если бы не позвонила в тот миг Фаина. Она позвонила и сообщила:
   — Карина умирает.
   — Карина умирает? — удивилась Нюрка и передумала меня душить.
   — Что с ней? — закричала я.

ГЛАВА 23

   Беда нас примирила. Мы с Нюрой отправились в больницу и с удивлением обнаружили, что все подруги в сборе, даже Фаина пожаловала. Она мне тут же доложила, что Карина отравилась такими же таблетками, которыми кто-то травил меня.
   Нюра удивилась и деловито поинтересовалась у Фаины:
   — Сама отравилась?
   Фаина не к месту заржала и изрекла:
   — В отличие от Мархалевой Карина все делает сама.