Страница:
«Бедный Герман, — подумала я. — Даже меня этим можно пронять, из него же Алиска просто вьет веревки».
Мы вернулись в ее квартиру. Я с удовлетворением отметила, что воздух почти очистился. Краской все еще пахло, но это, похоже, надолго, о чем я тут же и сообщила Алисе. Чтобы я не ругалась, она поспешно заказала столик в ресторане. Вынужденная выбирать подходящий наряд, я успокоилась.
Ужинать с Алисой одно расстройство. Глядя, с каким аппетитом лопает она, я забыла про диету и сильно повредила фигуре.
— Ничего, — успокоила меня Алиса, — будем долго гулять по ночному городу и сплетничать, сплетничать.
— Это всегда пожалуйста, — обрадовалась я. Так мы и поступили. Домой вернулись глубокой ночью и, ни на секунду не прекращая беседы, еще раз поужинали, приняли душ, почистили зубы и улеглись спать. Но и лежа в постели продолжали болтать, болтать, болтать…
Когда встречаются две подруги, которых объединяют и детство, и юность, им всегда найдется о чем потолковать. Конечно же, мы проговорили до утра. Алиса оказалась слабее меня, часам к семи прямо на полуслове заснула. Несмотря на бессонную ночь, она снова была свежа. Я успокоилась, поцеловала ее в нежную щечку, оделась, схватила сумку и тихонечко выскользнула из квартиры. Едва подошла к лифту, как двери раскрылись и передо мной предстала Марго с ведром, наполненным пакетиками удобрений.
— О, Софья Адамовна, — воскликнула она, — ты уже уезжаешь?
— Да. Мне пора.
Марго нахмурилась и заговорщицки прошептала:
— Зря ты Алиску покидаешь, здесь творится такое, такое! Она мне не верит, не хочет замечать, а напрасно, напрасно.
Она сделала страшные глаза и замолчала. Я отметила, что и Марго уже повторяет последние слова в каждой фразе. Всех уже Алиска заразила.
— Здесь творится такое, такое, — бормотала Марго, преграждая мне путь к лифту.
Я рассердилась:
— Какое — такое? Чахнут цветы?
— Да, и цветы тоже. Видишь, — Марго кивнула на лестницу, ведущую вниз. — Видишь, мелькнул человечек в черных чулках, в черных чулках.
Признаться, я не увидела человечка. Спустилась на несколько ступеней, заглянула на нижний этаж и все равно никого не увидела.
«Бедняжка, — подумала я. — Так будет с каждым, кто долго пообщается с Алисой, пообщается с Алисой».
Марго, между тем, остановилась, дико озираясь, и забормотала отчетливой скороговоркой:
— Невидимый, взявший себе опорой землю, вырывший пропасти, чтобы наполнить их своим могуществом! Ты, имя которого заставляет содрогаться своды мира, который направляет потоки семи металлов по каменным жилам, Властитель семи Светов, вознаграждающий труд рудокопов, выведи нас на желательный нам воздух…
Я была поражена. До сей поры Марго казалась мне женщиной пусть и не слишком образованной, но, безусловно, умной и рассудительной. Теперь же она производила прямо противоположное впечатление.
— Маргуша, — ласково сказала я, отходя на всякий случай подальше. — Маргуша, дорогая, что за чушь ты несешь?
Она отмахнулась, уставившись остекленевшими глазами куда-то в угол. Словно и нет меня. Застыла и бормотать стала погромче:
— О, устойчивость и движение! О, господин, всегда вознаграждающий своих рабочих! О, серебристая белизна! О, золотой блеск! О, венец живых и мелодичных алмазов!
— Каких, каких алмазов?! — теряя терпение, закричала я. — Мелодичных?
— Да, да, мелодичных, — вполне здраво, тоном предельно занятого человека ответила Марго. Сделала знак, подожди, мол, и продолжила с предельной серьезностью:
— Ты, который скрыл в земле, в царстве камней, чудное семя звезд…
Терпение мое лопнуло.
— Марго!! — рявкнула я что есть сил, решительно вцепилась в ее руку и принялась трясти эту сумасшедшую, как черт сухую грушу.
Никакой реакции. Лишь бормотание стало каким-то прерывистым, заикающимся:
— Т-ты н-ас с-дел-ал. Ам-инь!
Когда я уже была готова будить и звать на помощь Алису, Марго, удовлетворенная, остановилась и с укоризной взглянула на меня.
— Софья Адамовна, — обиженно сказала она, — что ж это ты молитву читать мешаешь?
С облегчением я заметила, что сумасшествия уже нет в ее глазах.
— Молитву? — возмутилась я. — Теперь понятно, почему Алиса больна. Мне самой в пору читать молитву! Об исцелении страждущих от душевных болезней. Что это ты там несла об алмазах мелодичных?
— В книжке так написано, — сконфуженно пояснила Марго.
При слове «книжка» я, в таких делах дока, сделала стойку и с презрением спросила:
— В какой такой книжке могли написать подобную чушь?
— В практической магии.
Я призадумалась. Горький опыт у меня имелся. Не так уж и давно все мои подруги повально увлеклись спиритизмом. Сколько сил потратила я, чтобы разоблачить мошенников и отвратить подруг от глупости, одному богу известно. Однако практика показала: с налету всю эту мистическую чепуху из женской головы не выветрить.
— Маргуша, — ласково поинтересовалась я, — а для чего ты молитву читала?
— Как же, — возмутилась Марго, — сама же видела: человечек в черных чулках побежал. Гном это.
— И ты молитвой, значит, на гнома воздействовать решила?
— А чем же еще, — искренне удивилась Марго. — Молитва специальная. Так и называется:
«Молитва к гномам». Я ее пока выучила, семь потов сошло. Зато теперь, чуть что, читаю.
— И помогает?
— Поможет, обязательно поможет, — убежденно заявила Марго и, переменившись в лице, закричала:
— Вот! Побежал! Опять! Опять!
На этот раз и мне показалось, что на лестнице мелькнула тень.
— Знаешь что, Маргуша, — сказала я, — еще пара твоих молитв, и у меня в голове появятся тараканы.
— Гномы, — поправила меня Марго. — Гномы.
ГЛАВА 3
ГЛАВА 4
Мы вернулись в ее квартиру. Я с удовлетворением отметила, что воздух почти очистился. Краской все еще пахло, но это, похоже, надолго, о чем я тут же и сообщила Алисе. Чтобы я не ругалась, она поспешно заказала столик в ресторане. Вынужденная выбирать подходящий наряд, я успокоилась.
Ужинать с Алисой одно расстройство. Глядя, с каким аппетитом лопает она, я забыла про диету и сильно повредила фигуре.
— Ничего, — успокоила меня Алиса, — будем долго гулять по ночному городу и сплетничать, сплетничать.
— Это всегда пожалуйста, — обрадовалась я. Так мы и поступили. Домой вернулись глубокой ночью и, ни на секунду не прекращая беседы, еще раз поужинали, приняли душ, почистили зубы и улеглись спать. Но и лежа в постели продолжали болтать, болтать, болтать…
Когда встречаются две подруги, которых объединяют и детство, и юность, им всегда найдется о чем потолковать. Конечно же, мы проговорили до утра. Алиса оказалась слабее меня, часам к семи прямо на полуслове заснула. Несмотря на бессонную ночь, она снова была свежа. Я успокоилась, поцеловала ее в нежную щечку, оделась, схватила сумку и тихонечко выскользнула из квартиры. Едва подошла к лифту, как двери раскрылись и передо мной предстала Марго с ведром, наполненным пакетиками удобрений.
— О, Софья Адамовна, — воскликнула она, — ты уже уезжаешь?
— Да. Мне пора.
Марго нахмурилась и заговорщицки прошептала:
— Зря ты Алиску покидаешь, здесь творится такое, такое! Она мне не верит, не хочет замечать, а напрасно, напрасно.
Она сделала страшные глаза и замолчала. Я отметила, что и Марго уже повторяет последние слова в каждой фразе. Всех уже Алиска заразила.
— Здесь творится такое, такое, — бормотала Марго, преграждая мне путь к лифту.
Я рассердилась:
— Какое — такое? Чахнут цветы?
— Да, и цветы тоже. Видишь, — Марго кивнула на лестницу, ведущую вниз. — Видишь, мелькнул человечек в черных чулках, в черных чулках.
Признаться, я не увидела человечка. Спустилась на несколько ступеней, заглянула на нижний этаж и все равно никого не увидела.
«Бедняжка, — подумала я. — Так будет с каждым, кто долго пообщается с Алисой, пообщается с Алисой».
Марго, между тем, остановилась, дико озираясь, и забормотала отчетливой скороговоркой:
— Невидимый, взявший себе опорой землю, вырывший пропасти, чтобы наполнить их своим могуществом! Ты, имя которого заставляет содрогаться своды мира, который направляет потоки семи металлов по каменным жилам, Властитель семи Светов, вознаграждающий труд рудокопов, выведи нас на желательный нам воздух…
Я была поражена. До сей поры Марго казалась мне женщиной пусть и не слишком образованной, но, безусловно, умной и рассудительной. Теперь же она производила прямо противоположное впечатление.
— Маргуша, — ласково сказала я, отходя на всякий случай подальше. — Маргуша, дорогая, что за чушь ты несешь?
Она отмахнулась, уставившись остекленевшими глазами куда-то в угол. Словно и нет меня. Застыла и бормотать стала погромче:
— О, устойчивость и движение! О, господин, всегда вознаграждающий своих рабочих! О, серебристая белизна! О, золотой блеск! О, венец живых и мелодичных алмазов!
— Каких, каких алмазов?! — теряя терпение, закричала я. — Мелодичных?
— Да, да, мелодичных, — вполне здраво, тоном предельно занятого человека ответила Марго. Сделала знак, подожди, мол, и продолжила с предельной серьезностью:
— Ты, который скрыл в земле, в царстве камней, чудное семя звезд…
Терпение мое лопнуло.
— Марго!! — рявкнула я что есть сил, решительно вцепилась в ее руку и принялась трясти эту сумасшедшую, как черт сухую грушу.
Никакой реакции. Лишь бормотание стало каким-то прерывистым, заикающимся:
— Т-ты н-ас с-дел-ал. Ам-инь!
Когда я уже была готова будить и звать на помощь Алису, Марго, удовлетворенная, остановилась и с укоризной взглянула на меня.
— Софья Адамовна, — обиженно сказала она, — что ж это ты молитву читать мешаешь?
С облегчением я заметила, что сумасшествия уже нет в ее глазах.
— Молитву? — возмутилась я. — Теперь понятно, почему Алиса больна. Мне самой в пору читать молитву! Об исцелении страждущих от душевных болезней. Что это ты там несла об алмазах мелодичных?
— В книжке так написано, — сконфуженно пояснила Марго.
При слове «книжка» я, в таких делах дока, сделала стойку и с презрением спросила:
— В какой такой книжке могли написать подобную чушь?
— В практической магии.
Я призадумалась. Горький опыт у меня имелся. Не так уж и давно все мои подруги повально увлеклись спиритизмом. Сколько сил потратила я, чтобы разоблачить мошенников и отвратить подруг от глупости, одному богу известно. Однако практика показала: с налету всю эту мистическую чепуху из женской головы не выветрить.
— Маргуша, — ласково поинтересовалась я, — а для чего ты молитву читала?
— Как же, — возмутилась Марго, — сама же видела: человечек в черных чулках побежал. Гном это.
— И ты молитвой, значит, на гнома воздействовать решила?
— А чем же еще, — искренне удивилась Марго. — Молитва специальная. Так и называется:
«Молитва к гномам». Я ее пока выучила, семь потов сошло. Зато теперь, чуть что, читаю.
— И помогает?
— Поможет, обязательно поможет, — убежденно заявила Марго и, переменившись в лице, закричала:
— Вот! Побежал! Опять! Опять!
На этот раз и мне показалось, что на лестнице мелькнула тень.
— Знаешь что, Маргуша, — сказала я, — еще пара твоих молитв, и у меня в голове появятся тараканы.
— Гномы, — поправила меня Марго. — Гномы.
ГЛАВА 3
Алиса разбередила мне душу. Мало того, что она на все лады расхваливала своего Германа, будто я слепая и не вижу ее новой квартиры, так еще и эти телеграммы, и звонки. Едва мы вернулись с ночной прогулки, раздался очередной звонок. С экватора Герман интересовался, как чувствует себя Алиса и по-прежнему ли любит его. Минут двадцать они, как голубки, ворковали.
Легко представить, с каким смешанным чувством приняла я это событие. Настроившись на разрыв, я демонстрировала Евгению абсолютнейшую независимость, а теперь пожалела, как никогда ощущая одиночество. Никто не звонит мне, не интересуется, люблю ли его. Нет ничего хуже жалости к себе. Самые глупые поступки совершаем мы с этим чувством. Нет ничего безжалостней к нам, чем эта самая жалость.
Вернувшись в Москву, я тут же бросилась капать ядом на счастье Юльки. Звонила ей в любое время суток и передавала всяческие поручения для Евгения и в конце концов добилась своего: Женька мне позвонил. Сам! Хотя я его об этом не просила…
— Соня, — строго сказал он, — что это за номера?
— Какие номера? — спросила я голосом святой невинности.
— Зачем ты мучаешь Юлю? Она ни в чем не виновата.
— А тебе ее жалко? Уж не из жалости ли ты женился на ней?
Евгений зарычал, но быстро взял себя в руки и тихо спросил:
— Соня, скажи, почему так получается: хочу серьезно с тобой поговорить, но не проходит и минуты, как, забыв обо всем, уже готов наброситься на тебя…
— А ты не сдерживай своих желаний, — посоветовала я, и он повесил трубку.
Повесил трубку!
Не этого ли добивалась я?
Не этого! Не этого!!
Боже, как рыдала я! Как я рыдала! Он никогда! Никогда больше не позвонит! Сам! И я не унижусь до того, чтобы звонить ему. Я не буду бегать за ним! Не буду! Не буду!
Кстати, это идея! Можно подкараулить его выходящим с работы. Случайно столкнуться с ним…
Нет, он же не дурак, хоть и женился на Юльке. Что невзначай занесло меня в район его работы? Нет! Я не буду унижаться и бегать за ним!
Но тогда можно сделать вид, что случайно зашла в ту пивную, где Женька расслабляется с Ма-русиным Ваней…
Ужас! Иной раз в мою голову такое придет! Встретиться с Женькой на глазах у Вани?
В пивной! В тот же день об этом будет знать Маруся. Следовательно, весь город заговорит о том, что Мархалева бегает за мужем.
Я упала на кровать и заплакала еще горше. Подушка стала мокрой в один момент. И вот тут-то вновь раздался телефонный звонок. Я сняла трубку, но еще долго не могла сказать ни слова — рыдания душили меня. Наконец, взяв себя в руки, выдавила:
— Слушаю.
— Соня, что с тобой? — это был Евгений. Но как нежен его голос!
Или показалось?
На всякий случай я зарыдала с утроенным вдохновением. Заикаясь, ответила:
— Н-ничего.
— Я сейчас же к тебе еду, — сказал он и повесил трубку.
Он ко мне едет? Не поняла. Он ко мне едет?
Он ко мне едет".
Вихрем вынесло меня с кровати. Душ, побольше косметики на лицо, на волосы побольше пенки, платье! Новое платье! Нет, лучше костюм. Костюм меня стройнит. И туфли-лодочки на шпильках. К черту эти модные каблуки, на которых женщина выглядит клоуном! Да, лодочки и духи! Любимые духи Евгения. Откуда он звонил? Судя по позднему времени, с работы. Тогда я успею, встречу его неотразимой!
С этой мыслью я заметалась по квартире, пытаясь двигаться сразу во всех направлениях. В ванную, там духи, нет, в спальню, там костюм, нет, туфли в тумбочке в прихожей…
В результате Евгений застал меня в банном халате с мокрыми волосами, без духов, без пенки, без каблуков и косметики. Я стояла в шлепанцах, жалкая, как мокрая курица, недоуменно смотрела на него и молчала. Впрочем, из меня рвался вопль:
— Ты?! Ты?!
Но его никто не услышал. Даже я. Видимо, вопль застрял где-то на пути к горлу.
— Почему ты плакала? — спросил Евгений, делая смелый шаг через порог моей квартиры.
— Потому… Потому…
Я растерялась, не зная, что сказать. Как умная женщина, я не привыкла говорить правду. Правда не украшает женщин и портит мужчин, а я Евгению зла не желаю.
— Соня, милая, почему ты плакала?
Нежность! Нежность в его голосе!
Я глянула на часы: десять вечера, а он у меня, он не у Юльки. Ха-ха, будет скандал! Но какой будет скандал, если он вообще к ней не вернется!
И я снова заплакала. Безутешно. Евгений обнял меня (оказывается, это совсем просто — у Юльки мужа уводить!), прижал мою голову к своей груди, принялся бормотать ласковые слова, успокаивать как ребенка.
— Ну-ну-ну, — приговаривал он, — не будем плакать, плакать не будем, соленые слезки, — и так далее и тому подобное.
Когда так успокаивают, готова плакать хоть всю жизнь. В этот же вечер решила плакать до утра, лишь бы Женька никуда не ушел. Однако он уходить и не собирался, все тискал меня и тискал под марку сочувствия моему необъяснимому, но безутешному горю.
Я рыдала не просто так, а с большой пользой: ломала голову, что бы это все могло значить, а так же как повернуть все это себе на пользу.
«Он меня любит? — гадала я. — Все еще любит? Или сработала привычка?»
Наконец Евгений, отчаявшись меня успокоить, сказал:
— Сонечка, погоди, я сейчас.
И убежал куда-то. Опять бросил меня одну. Я растерялась. После его неожиданного ухода к Юльке ждала от него чего угодно. Каково же было мое удивление, когда вернулся он с букетом цветов и с пакетом, не скрывшим победоносно торчащее горлышко бутылки.
— Купил вино, — смущенно оправдывался Евгений, — чтобы успокоить твои нервы. Очень хорошее вино.
Тут же выяснилось, что в пакете не одно вино, но и закуски: все самое мое любимое. За годы супружества он хорошо изучил мои вкусы.
Я пришла в восторг неописуемый. Любая женщина знает, что означает подобный жест. Когда мужчина покупает бывшей жене цветы, вино и закуски, означать это может только одно: он не собирается возвращаться к новой супруге!
В эту ночь не собирается. Об остальном же, увы, нам, женщинам, остается лишь гадать — зачастую мужчины непредсказуемы.
Впрочем, тот, кто знает мужчин так, как я, все может предсказать. Я сразу себе предсказала мир с Евгением. Мир и никакой Юльки!
Завтра утром… Нет, ближе к полудню. Надо хорошенько выспаться, чтобы выглядеть! Ближе к полудню отправимся к Юльке вдвоем и все ей расскажем. Евгений извинится, обязательно, как настоящий мужчина, попросит прощения за несбыточные надежды и причиненные в связи с ними неудобства. Юлька умрет от горя, но ничего, Роза, ее спасет.
Короче, я дала себя успокоить посредством бокала вина. Евгений тоже выпил, обнял меня и облегченно выдохнул:
— Соня, как я соскучился…
Я собралась ответить ему в том же духе, но… зазвонил телефон. Это была Алиска.
— Ты не вовремя, — сказала я ей и бросила трубку.
Евгений насторожился:
— Кто это тебе звонил?
Черт знает почему, я покраснела и начала оправдываться.
— Это Алиска, Женечка, Алиска, — униженно бормотала я.
Он не поверил:
— Алиска? А почему ты не поговорила с ней? Почему сразу бросила трубку?
— Ах, не хотелось попусту тратить время…
— Попусту? Раньше ты так не считала — щебетала с Алиской по два… Нет, по три часа!
И пошло и поехало, чем больше я оправдывалась, тем больше он на меня наступал. В конце концов я снова заплакала, и плакала так горько, что Евгению пришлось идти за новой порцией успокаивающего. Когда он ушел, я глянула на часы и подумала: «Так не так, а уже час ночи. Хорошо сидим».
Когда Евгений вернулся, мы о звонке уже не поминали. Снова выпили вина, долго словоблудием занимались, хитрили и выжидали, кто первый сделает шаг навстречу. Первым не выдержал Евгений, опять обнял меня, и опять раздался телефонный звонок.
«Теперь вообще не буду трубку снимать», — подумала я и наткнулась на его подозрительный взгляд.
Евгений зверел буквально на глазах, а телефон надрывался.
— Кто это? — наконец спросил он.
— Понятия не имею, — ответила я, но, сообразив, что это его окончательно разъярит, поспешно поправилась:
— Какая-нибудь подруга.
— Так поздно?
А телефон не умолкал, верещал как резаный.
— Почему бы тебе не снять трубку? — ехидно поинтересовался Евгений и тут же добавил:
— Сам сниму.
Он поднял трубку и тут же передал ее мне со словами:
— Это опять Алиса.
Я возликовала, обнаружив, как стал ласков его взгляд. «То-то, — подумала я, — знай, какой ты бессовестный ревнивец, а я святая, святая!»
На этот раз Алиска оказалась невероятно многословной. Она жаловалась уже не только на плохое самочувствие, но и на… нечистую силу.
— Это понятно, — отчаявшись дождаться конца ее повести, воскликнула я, — но от меня чего ты хочешь? Почему звонишь так поздно?
— Я же раньше звонила, но ты сама не захотела со мной разговаривать, разговаривать.
— Да, у меня были причины, но мы не о том. Скорей говори, чем могу тебе помочь?
— Позвони своей бизнесменке Тамарке, она хвастала, что какую-то сильную колдунью знает. Наверное, меня сглазили. Вот и Маргуша говорит…
— По твоей Маргуше дурдом в три ручья плачет! — не выдержала я.
Обычно Алиса остерегается мне возражать, на этот же раз она проявила неслыханное упрямство.
— Маргуша говорит, — словно не слыша меня, продолжила она, — что это сглаз. Маргуша гадала на зеркале святой Елены.
— На чем, на чем? — изумилась я, поеживаясь и вспоминая дикий взгляд Марго во время чтения молитвы к гномам.
Алиса погрузила меня в подробности.
— Маргуша принесла хрустальную чашу, — скороговоркой сообщила она. — Под чашей оливковым маслом нарисовала крест, а под крестом написала: «Святая Елена». Потом Жорику, сыну соседки, дала эту чашу в руки. Тут, понимаешь, нужен непорочный ребенок, зачатый в законном браке…
Мне стало смешно. Зная эту соседку, любому стало бы смешно.
— Ты не слишком удачно выбрала непорочного ребенка, точнее соседку, — воскликнула я, нервно оглядываясь на Евгения.
Но разве Алиса слушала меня, она с упоением продолжала:
— Потом Маргуша стала за Жориком на колени и произнесла три раза молитву святой Елены. Ах, Соня, эт-то что-то! Такая красивая молитва!
— Надеюсь, там ничего не было о мелодичных алмазах? — ядовито поинтересовалась я.
— О мелодичных? — переспросила Алиса. — О мелодичных ничего не было, не было. Но Жорик увидел ангела, и мы задавали ему вопросы, вопросы.
— И что? — свирепея, спросила я.
— Ангел сказал, что нужна колдунья, колдунья. Что Маргуша сама не справится, сама не справится, — горестно поведала Алиса и жалобно добавила:
— Соня, позвони Тамаре.
— И ты с этой галиматьей не могла дождаться утра? — спросила я, умоляюще поглядывая на Евгения.
Он одобрительно кивнул, мол, все в порядке. Я прикрыла трубку рукой и шепнула:
— Алиска хочет, чтобы я позвонила Тамарке. Евгений удивился.
— Не слишком ли поздно? — спросил он.
Я подумала: «Разбудить Тамарку? Бред! Только сумасшедший рискнет это сделать. Впрочем, идея недурна. Позвоню, разбужу Тамарку, пусть не одной мне будет плохо».
И я позвонила Тамарке.
Здесь должна заметить, что все мои подруги не любят Алису. А все потому, что она слишком красивая. К тому же Алиса практически не имеет мозгов, хоть Роза и утверждает, что с точки зрения анатомии такое невозможно. Что бы Роза ни утверждала, все знают, как обстоят дела с мозгами Алисы. Глупость делает ее красоту неотразимой и дает массу поводов для нападок со стороны моих подруг. Все они страшно меня к Алисе ревнуют, просто бесятся, когда я поминаю о ней и тем более о ее Германе, который всю жизнь носит Алису на руках и в прямом и в переносном смысле, потакает ее капризам и гордится этой дурочкой безмерно.
Короче, все мои подруги завидуют Алисе. Все, кроме Тамарки. Тамарка Алисе не завидует, потому что ей некогда, она ворует. Бизнес в нашей стране страшно хлопотная штука. Приходится отдаваться ему всецело, не остается времени не то что на зависть, даже на сплетни и сон.
— Мама, ты невозможная! — заверещала Тамарка, как только я ее разбудила. — Чуть разрыв сердца не получила! Думала, из налоговой!
— Успокойся, это я.
— Что ты, Мама, говоришь? Ха! Ты! Радость какая! Уж лучше тогда налоговая:
Вот это прием, а чего еще ждать от лучшей подруги? Я было собралась обидеться, но какой в этом смысл, когда Тамарка так собой увлечена, что все равно не заметит.
— Как ты мне надоела, — лютовала она. — Никакой не даешь жизни. Мама, ты невозможная! Опять про горе свое будешь цедить? Ха! Мне бы твое горе! Кому сказать, не поверят. Счастливица! В кратчайшие сроки, да просто вмиг избавилась от самой зловредной подруги да еще и от поганца мужа в придачу. Кто бы меня от тебя избавил да еще и Даню моего так подобрал? Слушай, Мама, возьми себе моего Даню, он… Уйди, скотина! Куда одеяло потащил?! Спать я ему, видишь ли, не даю! Ты, сволочь, жить мне не даешь, и то терплю, сволочь!
Я поняла, что последние фразы ко мне не имеют отношения. Просто у моей нежной Тамарки идет интимное общение с мужем.
Общение это так Тамарку захватило, что даже трубку бросила она. Бросила, но не отключила, давая и мне возможность насладиться их семейным «счастьем». Даня грозил подать на развод, а Тамарка по этому поводу неистово выражала сомнения.
— Ха! Дождешься от тебя подарка такого! Еще долго, паразит, кровь мою будешь пить! И не найдется на тебя никакой Юльки!
Все это сопровождалось разнообразными звуками, очень похожими на затрещины и шлепки. Зная Тамарку, невозможно было подумать, что звуки сии издает Даня.
Наконец Тамарка пресытилась. Теперь ей срочно понадобилась я, чтобы тут же поделиться впечатлениями.
— Как хорошо, Мама, что ты позвонила. Очень вовремя. Сразу тебе расскажу, какой негодяй этот Даня — среди ночи затеял, подлец, драку! Слышала, как я его лупила? Вот что значит настоящая подруга, вовремя позвонила, — похвалила меня Тамарка, намертво забыв, что если бы я не позвонила, то и никакой драки не состоялось бы, дрых бы Даня ее, как сурок.
Евгений, сообразив, что разговор этот может затянуться до утра, бросился принимать меры: теребил меня за халат, нервно стучал пальцем по циферблату и нетерпеливо закатывал глаза.
— Сейчас, дорогой, — успокоила его я, чем сильно возбудила Тамарку.
— Мама, ты невозможная! — закричала она. — Уже привела к себе кого-то и молчишь?
— Да не кого-то, Тома, не кого-то, — отмахнулась я.
— А кого? — срочно пожелала знать Тамарка.
— Евгения.
— А-а-а-а! — Тамарка задохнулась и перешла на шепот:
— Мама, Женька вернулся? Ну дела! А как же Юлька? Нет, ты убила меня! Сейчас упаду!
— Ты же в постели лежишь, — напомнила я.
— Все равно упаду, — заверила Тамарка. — Мама, как же тебе удалось его вернуть? Это же просто чудо!
Я обиделась:
— Никакое не чудо, он до сих пор меня любит…
Евгений вскочил и забегал по комнате.
— Мама, ты невозможная! — возмутилась Тамарка. — Он ее любит! Кстати, зачем ты звонила? Вам что там, заняться нечем? По ночам мне трезвонят…
Дальше я слушать Тамарку не могла, потому что зазвонил мой мобильный, это снова была Алиса. Когда я начала манипулировать сразу двумя телефонами, Евгений, схватившись за голову, выбежал в прихожую.
— Не так я собирался провести эту ночь! — крикнул он.
— Женя, погоди, уже закругляюсь, — крикнула я и тут же оповестила подруг:
— Девочки, извините, очень ограничена во времени.
Тамарка сразу вызверилась:
— Что значит «ограничена»? Мама, ты невозможная! Ты для этого разбудила меня, чтобы сообщить, что в чем-то ограничена?
Алиса от Тамарки не отставала, даже и похлеще вопила, что человеку больному совсем не к лицу.
— Соня! Соня! — кричала она. — Тебе не стыдно? Я умираю, а ты просишь прощения? Просишь прощения? И говоришь, что во времени ограничена? Ограничена! Ограничена!
Признаться, я тоже не так собиралась провести эту ночь, это же не ночь, а сумасшедший дом — если так можно выразиться. Думаю, после того, что со мной случилось, мне можно все.
Евгений вернулся и принялся нервно мерить шагами комнату.
— Женечка, я закругляюсь, — успокоила я его.
— Я тебе не мешаю, — огрызнулся он. Я принялась объяснять Тамарке, как плохо Алисе, как рассчитывает она на ту гадалку, которая всем нам сняла венец безбрачия, не глядя на то, что мы по много раз были замужем. Растолковала ей, что Марго может своим самодеятельным колдовством и вовсе загнать Алису в гроб. Тут Евгений не выдержал, некрасиво ругнулся и вылетел, хлопнув дверью. Я остолбенела. Он ушел? Совсем?
Долго предаваться горю мне не дали.
— Мама, ты невозможная! — завопила Тамарка. — Как гадалка может помочь Алисе? Гадалка в Москве, а Алиса в Питере. Там разве нет своих гадалок?
Должна сказать, что разговор стал неуправляем. И Алиса и Тамарка вопили одновременно все, что хотели, пользуясь тем, что я парализована Евгением.
Я подумала: «Теперь, когда он ушел, смогу наконец нормально поговорить».
И в этот самый момент в Алисиной трубке раздался подозрительный звук, затем крик и тишина. В Тамаркиной трубке тишины и не предвиделось.
— Тома, замолчи! — закричала я.
Тамарка перешла на шепот, но окончательно не замолчала.
— В чем дело. Мама? — прошипела она.
— С Алиской что-то случилось. Боюсь, она в обморок упала.
— Ее что там, не поднимут?
— В том-то и дело, что Алиса одна. Гeрман в командировке. Все, Тома, я уезжаю.
— Куда, Мама, куда?
— К Алиске.
— Мама, ты невозможная!
— Вполне возможно, — ответила я, хватая в руки чемодан.
Легко представить, с каким смешанным чувством приняла я это событие. Настроившись на разрыв, я демонстрировала Евгению абсолютнейшую независимость, а теперь пожалела, как никогда ощущая одиночество. Никто не звонит мне, не интересуется, люблю ли его. Нет ничего хуже жалости к себе. Самые глупые поступки совершаем мы с этим чувством. Нет ничего безжалостней к нам, чем эта самая жалость.
Вернувшись в Москву, я тут же бросилась капать ядом на счастье Юльки. Звонила ей в любое время суток и передавала всяческие поручения для Евгения и в конце концов добилась своего: Женька мне позвонил. Сам! Хотя я его об этом не просила…
— Соня, — строго сказал он, — что это за номера?
— Какие номера? — спросила я голосом святой невинности.
— Зачем ты мучаешь Юлю? Она ни в чем не виновата.
— А тебе ее жалко? Уж не из жалости ли ты женился на ней?
Евгений зарычал, но быстро взял себя в руки и тихо спросил:
— Соня, скажи, почему так получается: хочу серьезно с тобой поговорить, но не проходит и минуты, как, забыв обо всем, уже готов наброситься на тебя…
— А ты не сдерживай своих желаний, — посоветовала я, и он повесил трубку.
Повесил трубку!
Не этого ли добивалась я?
Не этого! Не этого!!
Боже, как рыдала я! Как я рыдала! Он никогда! Никогда больше не позвонит! Сам! И я не унижусь до того, чтобы звонить ему. Я не буду бегать за ним! Не буду! Не буду!
Кстати, это идея! Можно подкараулить его выходящим с работы. Случайно столкнуться с ним…
Нет, он же не дурак, хоть и женился на Юльке. Что невзначай занесло меня в район его работы? Нет! Я не буду унижаться и бегать за ним!
Но тогда можно сделать вид, что случайно зашла в ту пивную, где Женька расслабляется с Ма-русиным Ваней…
Ужас! Иной раз в мою голову такое придет! Встретиться с Женькой на глазах у Вани?
В пивной! В тот же день об этом будет знать Маруся. Следовательно, весь город заговорит о том, что Мархалева бегает за мужем.
Я упала на кровать и заплакала еще горше. Подушка стала мокрой в один момент. И вот тут-то вновь раздался телефонный звонок. Я сняла трубку, но еще долго не могла сказать ни слова — рыдания душили меня. Наконец, взяв себя в руки, выдавила:
— Слушаю.
— Соня, что с тобой? — это был Евгений. Но как нежен его голос!
Или показалось?
На всякий случай я зарыдала с утроенным вдохновением. Заикаясь, ответила:
— Н-ничего.
— Я сейчас же к тебе еду, — сказал он и повесил трубку.
Он ко мне едет? Не поняла. Он ко мне едет?
Он ко мне едет".
Вихрем вынесло меня с кровати. Душ, побольше косметики на лицо, на волосы побольше пенки, платье! Новое платье! Нет, лучше костюм. Костюм меня стройнит. И туфли-лодочки на шпильках. К черту эти модные каблуки, на которых женщина выглядит клоуном! Да, лодочки и духи! Любимые духи Евгения. Откуда он звонил? Судя по позднему времени, с работы. Тогда я успею, встречу его неотразимой!
С этой мыслью я заметалась по квартире, пытаясь двигаться сразу во всех направлениях. В ванную, там духи, нет, в спальню, там костюм, нет, туфли в тумбочке в прихожей…
В результате Евгений застал меня в банном халате с мокрыми волосами, без духов, без пенки, без каблуков и косметики. Я стояла в шлепанцах, жалкая, как мокрая курица, недоуменно смотрела на него и молчала. Впрочем, из меня рвался вопль:
— Ты?! Ты?!
Но его никто не услышал. Даже я. Видимо, вопль застрял где-то на пути к горлу.
— Почему ты плакала? — спросил Евгений, делая смелый шаг через порог моей квартиры.
— Потому… Потому…
Я растерялась, не зная, что сказать. Как умная женщина, я не привыкла говорить правду. Правда не украшает женщин и портит мужчин, а я Евгению зла не желаю.
— Соня, милая, почему ты плакала?
Нежность! Нежность в его голосе!
Я глянула на часы: десять вечера, а он у меня, он не у Юльки. Ха-ха, будет скандал! Но какой будет скандал, если он вообще к ней не вернется!
И я снова заплакала. Безутешно. Евгений обнял меня (оказывается, это совсем просто — у Юльки мужа уводить!), прижал мою голову к своей груди, принялся бормотать ласковые слова, успокаивать как ребенка.
— Ну-ну-ну, — приговаривал он, — не будем плакать, плакать не будем, соленые слезки, — и так далее и тому подобное.
Когда так успокаивают, готова плакать хоть всю жизнь. В этот же вечер решила плакать до утра, лишь бы Женька никуда не ушел. Однако он уходить и не собирался, все тискал меня и тискал под марку сочувствия моему необъяснимому, но безутешному горю.
Я рыдала не просто так, а с большой пользой: ломала голову, что бы это все могло значить, а так же как повернуть все это себе на пользу.
«Он меня любит? — гадала я. — Все еще любит? Или сработала привычка?»
Наконец Евгений, отчаявшись меня успокоить, сказал:
— Сонечка, погоди, я сейчас.
И убежал куда-то. Опять бросил меня одну. Я растерялась. После его неожиданного ухода к Юльке ждала от него чего угодно. Каково же было мое удивление, когда вернулся он с букетом цветов и с пакетом, не скрывшим победоносно торчащее горлышко бутылки.
— Купил вино, — смущенно оправдывался Евгений, — чтобы успокоить твои нервы. Очень хорошее вино.
Тут же выяснилось, что в пакете не одно вино, но и закуски: все самое мое любимое. За годы супружества он хорошо изучил мои вкусы.
Я пришла в восторг неописуемый. Любая женщина знает, что означает подобный жест. Когда мужчина покупает бывшей жене цветы, вино и закуски, означать это может только одно: он не собирается возвращаться к новой супруге!
В эту ночь не собирается. Об остальном же, увы, нам, женщинам, остается лишь гадать — зачастую мужчины непредсказуемы.
Впрочем, тот, кто знает мужчин так, как я, все может предсказать. Я сразу себе предсказала мир с Евгением. Мир и никакой Юльки!
Завтра утром… Нет, ближе к полудню. Надо хорошенько выспаться, чтобы выглядеть! Ближе к полудню отправимся к Юльке вдвоем и все ей расскажем. Евгений извинится, обязательно, как настоящий мужчина, попросит прощения за несбыточные надежды и причиненные в связи с ними неудобства. Юлька умрет от горя, но ничего, Роза, ее спасет.
Короче, я дала себя успокоить посредством бокала вина. Евгений тоже выпил, обнял меня и облегченно выдохнул:
— Соня, как я соскучился…
Я собралась ответить ему в том же духе, но… зазвонил телефон. Это была Алиска.
— Ты не вовремя, — сказала я ей и бросила трубку.
Евгений насторожился:
— Кто это тебе звонил?
Черт знает почему, я покраснела и начала оправдываться.
— Это Алиска, Женечка, Алиска, — униженно бормотала я.
Он не поверил:
— Алиска? А почему ты не поговорила с ней? Почему сразу бросила трубку?
— Ах, не хотелось попусту тратить время…
— Попусту? Раньше ты так не считала — щебетала с Алиской по два… Нет, по три часа!
И пошло и поехало, чем больше я оправдывалась, тем больше он на меня наступал. В конце концов я снова заплакала, и плакала так горько, что Евгению пришлось идти за новой порцией успокаивающего. Когда он ушел, я глянула на часы и подумала: «Так не так, а уже час ночи. Хорошо сидим».
Когда Евгений вернулся, мы о звонке уже не поминали. Снова выпили вина, долго словоблудием занимались, хитрили и выжидали, кто первый сделает шаг навстречу. Первым не выдержал Евгений, опять обнял меня, и опять раздался телефонный звонок.
«Теперь вообще не буду трубку снимать», — подумала я и наткнулась на его подозрительный взгляд.
Евгений зверел буквально на глазах, а телефон надрывался.
— Кто это? — наконец спросил он.
— Понятия не имею, — ответила я, но, сообразив, что это его окончательно разъярит, поспешно поправилась:
— Какая-нибудь подруга.
— Так поздно?
А телефон не умолкал, верещал как резаный.
— Почему бы тебе не снять трубку? — ехидно поинтересовался Евгений и тут же добавил:
— Сам сниму.
Он поднял трубку и тут же передал ее мне со словами:
— Это опять Алиса.
Я возликовала, обнаружив, как стал ласков его взгляд. «То-то, — подумала я, — знай, какой ты бессовестный ревнивец, а я святая, святая!»
На этот раз Алиска оказалась невероятно многословной. Она жаловалась уже не только на плохое самочувствие, но и на… нечистую силу.
— Это понятно, — отчаявшись дождаться конца ее повести, воскликнула я, — но от меня чего ты хочешь? Почему звонишь так поздно?
— Я же раньше звонила, но ты сама не захотела со мной разговаривать, разговаривать.
— Да, у меня были причины, но мы не о том. Скорей говори, чем могу тебе помочь?
— Позвони своей бизнесменке Тамарке, она хвастала, что какую-то сильную колдунью знает. Наверное, меня сглазили. Вот и Маргуша говорит…
— По твоей Маргуше дурдом в три ручья плачет! — не выдержала я.
Обычно Алиса остерегается мне возражать, на этот же раз она проявила неслыханное упрямство.
— Маргуша говорит, — словно не слыша меня, продолжила она, — что это сглаз. Маргуша гадала на зеркале святой Елены.
— На чем, на чем? — изумилась я, поеживаясь и вспоминая дикий взгляд Марго во время чтения молитвы к гномам.
Алиса погрузила меня в подробности.
— Маргуша принесла хрустальную чашу, — скороговоркой сообщила она. — Под чашей оливковым маслом нарисовала крест, а под крестом написала: «Святая Елена». Потом Жорику, сыну соседки, дала эту чашу в руки. Тут, понимаешь, нужен непорочный ребенок, зачатый в законном браке…
Мне стало смешно. Зная эту соседку, любому стало бы смешно.
— Ты не слишком удачно выбрала непорочного ребенка, точнее соседку, — воскликнула я, нервно оглядываясь на Евгения.
Но разве Алиса слушала меня, она с упоением продолжала:
— Потом Маргуша стала за Жориком на колени и произнесла три раза молитву святой Елены. Ах, Соня, эт-то что-то! Такая красивая молитва!
— Надеюсь, там ничего не было о мелодичных алмазах? — ядовито поинтересовалась я.
— О мелодичных? — переспросила Алиса. — О мелодичных ничего не было, не было. Но Жорик увидел ангела, и мы задавали ему вопросы, вопросы.
— И что? — свирепея, спросила я.
— Ангел сказал, что нужна колдунья, колдунья. Что Маргуша сама не справится, сама не справится, — горестно поведала Алиса и жалобно добавила:
— Соня, позвони Тамаре.
— И ты с этой галиматьей не могла дождаться утра? — спросила я, умоляюще поглядывая на Евгения.
Он одобрительно кивнул, мол, все в порядке. Я прикрыла трубку рукой и шепнула:
— Алиска хочет, чтобы я позвонила Тамарке. Евгений удивился.
— Не слишком ли поздно? — спросил он.
Я подумала: «Разбудить Тамарку? Бред! Только сумасшедший рискнет это сделать. Впрочем, идея недурна. Позвоню, разбужу Тамарку, пусть не одной мне будет плохо».
И я позвонила Тамарке.
Здесь должна заметить, что все мои подруги не любят Алису. А все потому, что она слишком красивая. К тому же Алиса практически не имеет мозгов, хоть Роза и утверждает, что с точки зрения анатомии такое невозможно. Что бы Роза ни утверждала, все знают, как обстоят дела с мозгами Алисы. Глупость делает ее красоту неотразимой и дает массу поводов для нападок со стороны моих подруг. Все они страшно меня к Алисе ревнуют, просто бесятся, когда я поминаю о ней и тем более о ее Германе, который всю жизнь носит Алису на руках и в прямом и в переносном смысле, потакает ее капризам и гордится этой дурочкой безмерно.
Короче, все мои подруги завидуют Алисе. Все, кроме Тамарки. Тамарка Алисе не завидует, потому что ей некогда, она ворует. Бизнес в нашей стране страшно хлопотная штука. Приходится отдаваться ему всецело, не остается времени не то что на зависть, даже на сплетни и сон.
— Мама, ты невозможная! — заверещала Тамарка, как только я ее разбудила. — Чуть разрыв сердца не получила! Думала, из налоговой!
— Успокойся, это я.
— Что ты, Мама, говоришь? Ха! Ты! Радость какая! Уж лучше тогда налоговая:
Вот это прием, а чего еще ждать от лучшей подруги? Я было собралась обидеться, но какой в этом смысл, когда Тамарка так собой увлечена, что все равно не заметит.
— Как ты мне надоела, — лютовала она. — Никакой не даешь жизни. Мама, ты невозможная! Опять про горе свое будешь цедить? Ха! Мне бы твое горе! Кому сказать, не поверят. Счастливица! В кратчайшие сроки, да просто вмиг избавилась от самой зловредной подруги да еще и от поганца мужа в придачу. Кто бы меня от тебя избавил да еще и Даню моего так подобрал? Слушай, Мама, возьми себе моего Даню, он… Уйди, скотина! Куда одеяло потащил?! Спать я ему, видишь ли, не даю! Ты, сволочь, жить мне не даешь, и то терплю, сволочь!
Я поняла, что последние фразы ко мне не имеют отношения. Просто у моей нежной Тамарки идет интимное общение с мужем.
Общение это так Тамарку захватило, что даже трубку бросила она. Бросила, но не отключила, давая и мне возможность насладиться их семейным «счастьем». Даня грозил подать на развод, а Тамарка по этому поводу неистово выражала сомнения.
— Ха! Дождешься от тебя подарка такого! Еще долго, паразит, кровь мою будешь пить! И не найдется на тебя никакой Юльки!
Все это сопровождалось разнообразными звуками, очень похожими на затрещины и шлепки. Зная Тамарку, невозможно было подумать, что звуки сии издает Даня.
Наконец Тамарка пресытилась. Теперь ей срочно понадобилась я, чтобы тут же поделиться впечатлениями.
— Как хорошо, Мама, что ты позвонила. Очень вовремя. Сразу тебе расскажу, какой негодяй этот Даня — среди ночи затеял, подлец, драку! Слышала, как я его лупила? Вот что значит настоящая подруга, вовремя позвонила, — похвалила меня Тамарка, намертво забыв, что если бы я не позвонила, то и никакой драки не состоялось бы, дрых бы Даня ее, как сурок.
Евгений, сообразив, что разговор этот может затянуться до утра, бросился принимать меры: теребил меня за халат, нервно стучал пальцем по циферблату и нетерпеливо закатывал глаза.
— Сейчас, дорогой, — успокоила его я, чем сильно возбудила Тамарку.
— Мама, ты невозможная! — закричала она. — Уже привела к себе кого-то и молчишь?
— Да не кого-то, Тома, не кого-то, — отмахнулась я.
— А кого? — срочно пожелала знать Тамарка.
— Евгения.
— А-а-а-а! — Тамарка задохнулась и перешла на шепот:
— Мама, Женька вернулся? Ну дела! А как же Юлька? Нет, ты убила меня! Сейчас упаду!
— Ты же в постели лежишь, — напомнила я.
— Все равно упаду, — заверила Тамарка. — Мама, как же тебе удалось его вернуть? Это же просто чудо!
Я обиделась:
— Никакое не чудо, он до сих пор меня любит…
Евгений вскочил и забегал по комнате.
— Мама, ты невозможная! — возмутилась Тамарка. — Он ее любит! Кстати, зачем ты звонила? Вам что там, заняться нечем? По ночам мне трезвонят…
Дальше я слушать Тамарку не могла, потому что зазвонил мой мобильный, это снова была Алиса. Когда я начала манипулировать сразу двумя телефонами, Евгений, схватившись за голову, выбежал в прихожую.
— Не так я собирался провести эту ночь! — крикнул он.
— Женя, погоди, уже закругляюсь, — крикнула я и тут же оповестила подруг:
— Девочки, извините, очень ограничена во времени.
Тамарка сразу вызверилась:
— Что значит «ограничена»? Мама, ты невозможная! Ты для этого разбудила меня, чтобы сообщить, что в чем-то ограничена?
Алиса от Тамарки не отставала, даже и похлеще вопила, что человеку больному совсем не к лицу.
— Соня! Соня! — кричала она. — Тебе не стыдно? Я умираю, а ты просишь прощения? Просишь прощения? И говоришь, что во времени ограничена? Ограничена! Ограничена!
Признаться, я тоже не так собиралась провести эту ночь, это же не ночь, а сумасшедший дом — если так можно выразиться. Думаю, после того, что со мной случилось, мне можно все.
Евгений вернулся и принялся нервно мерить шагами комнату.
— Женечка, я закругляюсь, — успокоила я его.
— Я тебе не мешаю, — огрызнулся он. Я принялась объяснять Тамарке, как плохо Алисе, как рассчитывает она на ту гадалку, которая всем нам сняла венец безбрачия, не глядя на то, что мы по много раз были замужем. Растолковала ей, что Марго может своим самодеятельным колдовством и вовсе загнать Алису в гроб. Тут Евгений не выдержал, некрасиво ругнулся и вылетел, хлопнув дверью. Я остолбенела. Он ушел? Совсем?
Долго предаваться горю мне не дали.
— Мама, ты невозможная! — завопила Тамарка. — Как гадалка может помочь Алисе? Гадалка в Москве, а Алиса в Питере. Там разве нет своих гадалок?
Должна сказать, что разговор стал неуправляем. И Алиса и Тамарка вопили одновременно все, что хотели, пользуясь тем, что я парализована Евгением.
Я подумала: «Теперь, когда он ушел, смогу наконец нормально поговорить».
И в этот самый момент в Алисиной трубке раздался подозрительный звук, затем крик и тишина. В Тамаркиной трубке тишины и не предвиделось.
— Тома, замолчи! — закричала я.
Тамарка перешла на шепот, но окончательно не замолчала.
— В чем дело. Мама? — прошипела она.
— С Алиской что-то случилось. Боюсь, она в обморок упала.
— Ее что там, не поднимут?
— В том-то и дело, что Алиса одна. Гeрман в командировке. Все, Тома, я уезжаю.
— Куда, Мама, куда?
— К Алиске.
— Мама, ты невозможная!
— Вполне возможно, — ответила я, хватая в руки чемодан.
ГЛАВА 4
Всю дорогу от Москвы до Питера ругала себя, что не послушалась Марго и не осталась. Но кто мог подумать, что Алиса так заболеет? И что там за черти у них завелись?
Я мучительно вспоминала все, о чем сверхъестественном лепетала Алиса, но беседа с ней велась в таких немыслимых условиях, что половину пропустила мимо ушей — больше слушала Тамарку и Женьку.
Чем ближе я подъезжала к дому Алисы, тем сильнее нервничала. Когда мой «Мерседес» вкатился в ее двор, меня уже просто колотило.
«Это от холода», — успокоила я себя, вылетая из автомобиля.
Уже собиралась войти в подъезд, и вдруг откуда ни возьмись черный котенок. Я плюнула и через правое плечо, и через левое — котенок остановился, с любопытством наблюдая за взрослой теткой, плюющейся как верблюд.
— Брысь! — сказала я ему и даже рукой показала, в каком направлении это лучше сделать.
Котенок бестолково уставился на меня своими огромными голубыми глазами. Он недоумевал. Он совсем меня не боялся, скорей даже симпатизировал мне.
Я топнула ногой — он не тронулся с места. Наоборот, уселся поудобней, с интересом за мной наблюдая, склонив набок ушастую голову. Я махнула рукой, схватила котенка на руки и побежала к Алисе.
Выйдя из лифта, нос к носу столкнулась с Симочкой, милой и доброй девушкой из соседней квартиры. Она выходила из двери Алисы.
— Что с ней? — тревожно спросила я. Симочка пожала плечами:
— Понять не могу. Сейчас она спит, но утром к ней зашла Марго. Она обнаружила Алису на полу с телефонной трубкой в руке.
Котенок, напоминая о себе, громко мяукнул.
— Ой, какая прелесть! — восхитилась Симочка.
— Алисе несу, — пояснила я. — Чтобы она без Германа не тосковала.
Мимо нас прогремела ведром Марго. Она остановилась, скептически глянула на котенка и вынесла бедняге жестокий приговор:
— Сдохнет.
— Что за чушь? — возмутилась я. Симочка грустно вздохнула:
Я мучительно вспоминала все, о чем сверхъестественном лепетала Алиса, но беседа с ней велась в таких немыслимых условиях, что половину пропустила мимо ушей — больше слушала Тамарку и Женьку.
Чем ближе я подъезжала к дому Алисы, тем сильнее нервничала. Когда мой «Мерседес» вкатился в ее двор, меня уже просто колотило.
«Это от холода», — успокоила я себя, вылетая из автомобиля.
Уже собиралась войти в подъезд, и вдруг откуда ни возьмись черный котенок. Я плюнула и через правое плечо, и через левое — котенок остановился, с любопытством наблюдая за взрослой теткой, плюющейся как верблюд.
— Брысь! — сказала я ему и даже рукой показала, в каком направлении это лучше сделать.
Котенок бестолково уставился на меня своими огромными голубыми глазами. Он недоумевал. Он совсем меня не боялся, скорей даже симпатизировал мне.
Я топнула ногой — он не тронулся с места. Наоборот, уселся поудобней, с интересом за мной наблюдая, склонив набок ушастую голову. Я махнула рукой, схватила котенка на руки и побежала к Алисе.
Выйдя из лифта, нос к носу столкнулась с Симочкой, милой и доброй девушкой из соседней квартиры. Она выходила из двери Алисы.
— Что с ней? — тревожно спросила я. Симочка пожала плечами:
— Понять не могу. Сейчас она спит, но утром к ней зашла Марго. Она обнаружила Алису на полу с телефонной трубкой в руке.
Котенок, напоминая о себе, громко мяукнул.
— Ой, какая прелесть! — восхитилась Симочка.
— Алисе несу, — пояснила я. — Чтобы она без Германа не тосковала.
Мимо нас прогремела ведром Марго. Она остановилась, скептически глянула на котенка и вынесла бедняге жестокий приговор:
— Сдохнет.
— Что за чушь? — возмутилась я. Симочка грустно вздохнула: