Страница:
И снова раздался телефонный звонок. Евгений Дернулся, как от удара электрическим током.
— Если это опять Алиса, — закричал он, — клянусь, вас обеих убью!
Я испуганно прижала трубку к уху и обреченно призналась:
— Это Алиса.
Евгений плюнул, матюкнулся, схватил в охапку свою одежду и выскочил из спальни. Я хотела бежать за ним, но Алиса дрожащим голосом пропищала:
— Со-оня, теперь я точно умираю.
— Аля, что? Что на этот раз с тобой?
— И руки и ноги отнимаются, а по телу бегают мурашки, и дышать не могу. Задыхаюсь! Задыхаюсь!
— Аля, дорогая, погоди, всего минуту, — сказала я, но в прихожей хлопнула дверь.
Евгений снова ушел. Теперь уже навсегда. «Он не простит мне такого унижения, — подумала я. — А как хорошо начиналось…»
— Аля, слушаю тебя, — устало произнесла я, но Алиса прохрипела что-то невнятное, потом раздался шум падающего тела и тишина.
Охваченная ужасом, я бросилась звонить Симочке. Симочка, на этот раз вооруженная ключами, помчалась к Алисе и позвонила мне уже от нее.
— Соня! — кричала она. — Не знаю, что делать, Алиса вся черная! Она задыхается!
— «Скорую» вызывай! — крикнула я и бросилась собирать чемодан.
— Почему вы здесь? — удивилась я.
— Сима ждет звонка, — сказала Алиса. Я присела рядом с ней, положила руку на ее влажный лоб, спросила:
— Что на этот раз с тобой?
За Алису ответила Симочка:
— Отравление. Ее рвало.
Я рассердилась:
— Так почему, черт возьми, вы еще здесь, а не в больнице?
— Мы же там были, — пропищала Алиса, — Врачи все равно скажут, что я здорова, здорова. Я беспомощно посмотрела на Симу и спросила:
— Она теперь что, до конца жизни может не обращаться к врачам? Лишь на том основании, что когда-то они ей поставили диагноз «практически здорова»?
Симочка пожала плечами, я же скомандовала Алисе:
— Поднимайся, отвезу тебя в больницу.
— Нет-нет, — испугалась она, — Герман будет мне звонить.
— Какой Герман? Посмотри на себя! Ты же полутруп! Встать сможешь?
— Конечно, — Алиса вскочила с дивана, но, покачнувшись, едва не упала на пол. Благо Симочка удержала ее. Я возмутилась:
— Видишь? Видишь? Едва стоишь на ногах!
Вдвоем с Симочкой мы отвели Алису в ее квартиру, уложили на кровать и принялись убеждать, что надо срочно ехать в больницу. Она стояла на своем:
— Ехать бесполезно, я здорова. Дайте мне лучше еще молока, еще молока.
Возмущенная таким упрямством, я принялась ругать Алису, а Симочка отправилась на кухню за молоком. Вскоре мы услышали ее душераздирающий крик.
— Что там? — испугалась Алиса.
Симочка вбежала в спальню, на ней не было лица. Она с ужасом показывала в сторону кухни и беззвучно шевелила губами. Я словно окаменела от страха.
— Соня, — не своим голосом попросила Алиса, — пойди посмотри, что там случилось.
— Боюсь, — призналась я.
— Самой мне, что ли, идти? — Алиса сделала попытку подняться с кровати. Я строго взглянула на Симу:
— Что там? Говори.
Бедняжка не могла вымолвить ни слова. Цепенея от ужаса и мысленно читая «Отче наш», я отправилась в кухню и… обнаружила там трупик кота Шустрика, не так давно подаренного мною Алисе. С криком я вернулась в спальню.
— Что там? — спросила Алиса.
— Шустрик мертв, — сообщила я. — Алиса откинулась на подушку и разрыдалась.
— Мой Шустрик, Шустрик, — жалобно приговаривала она.
— Ну да, Шустрик погиб, но зачем, как говорит Фаня, гнать волну? Я же сама чуть не умерла, когда Сима завопила как потерпевшая. Так же можно и заикой сделаться.
— У меня тоже сердце едва не выскочило, едва не выскочило, — рыдая, пожаловалась Алиса.
Я уставилась на Симочку, которая пришла в себя и виновато пожимала плечами.
— Сама не знаю, что на меня нашло, — оправдывалась она. — Показалось, что-то мне в последнее время чудится всякое, тоже нервы ни к черту.
Посоветовав Симочке лечить нервы, я отправилась обследовать трупик кота. С первого взгляда на беднягу Шустрика складывалось впечатление, что он умер совершенно здоровым. Я сразу вспомнила профессора, убеждавшего меня, что Алиса совсем не больна, и пришла в ужас.
— Срочно едем в больницу! — скомандовала я. На этот раз возражений не поступило.
— Отравление? — спросила я.
— Отравление, — кивнул доктор. Симочке стало дурно.
— Алиса вчера и меня угощала, — пролепетала она. — И я ела.
— Признавайтесь, как вы себя чувствуете? — спросил у нее доктор.
— Уже плохо. В ногах прямо сейчас слабость появилась.
Доктор усмехнулся:
— Это от страха. Скажите, чем вас угощали?
Симочка задумалась.
— Пловом, — принялась перечислять она, — сыром, тортом, горчицей.
Я тут же заключила:
— Значит, кот сдох не от плова, и не от сыра, и не от торта, и, уж конечно, не от горчицы. Коты горчицы не едят. Наш кот сдох молодым и здоровым.
Доктор удивился:
— Какой кот?
— Шустрик, — пояснила я. — У Алисы неожиданно скончался кот. Алиса, сейчас же говори, что он ел?
— Я кормлю его только сухим кормом, — заливаясь слезами, призналась Алиса.
— В любом случае, — сказал доктор, — вам придется полежать в токсикологии.
ГЛАВА 8
ГЛАВА 9
— Если это опять Алиса, — закричал он, — клянусь, вас обеих убью!
Я испуганно прижала трубку к уху и обреченно призналась:
— Это Алиса.
Евгений плюнул, матюкнулся, схватил в охапку свою одежду и выскочил из спальни. Я хотела бежать за ним, но Алиса дрожащим голосом пропищала:
— Со-оня, теперь я точно умираю.
— Аля, что? Что на этот раз с тобой?
— И руки и ноги отнимаются, а по телу бегают мурашки, и дышать не могу. Задыхаюсь! Задыхаюсь!
— Аля, дорогая, погоди, всего минуту, — сказала я, но в прихожей хлопнула дверь.
Евгений снова ушел. Теперь уже навсегда. «Он не простит мне такого унижения, — подумала я. — А как хорошо начиналось…»
— Аля, слушаю тебя, — устало произнесла я, но Алиса прохрипела что-то невнятное, потом раздался шум падающего тела и тишина.
Охваченная ужасом, я бросилась звонить Симочке. Симочка, на этот раз вооруженная ключами, помчалась к Алисе и позвонила мне уже от нее.
— Соня! — кричала она. — Не знаю, что делать, Алиса вся черная! Она задыхается!
— «Скорую» вызывай! — крикнула я и бросилась собирать чемодан.
* * *
Я долго и звонила, и стучала в квартиру Алисы, потом вспомнила, что у меня есть ключи, открыла дверь, но Алисы там не оказалось. Я устремилась к Симочке. Она отпаивала лежащую на диване Алису молоком и кормила таблетками.— Почему вы здесь? — удивилась я.
— Сима ждет звонка, — сказала Алиса. Я присела рядом с ней, положила руку на ее влажный лоб, спросила:
— Что на этот раз с тобой?
За Алису ответила Симочка:
— Отравление. Ее рвало.
Я рассердилась:
— Так почему, черт возьми, вы еще здесь, а не в больнице?
— Мы же там были, — пропищала Алиса, — Врачи все равно скажут, что я здорова, здорова. Я беспомощно посмотрела на Симу и спросила:
— Она теперь что, до конца жизни может не обращаться к врачам? Лишь на том основании, что когда-то они ей поставили диагноз «практически здорова»?
Симочка пожала плечами, я же скомандовала Алисе:
— Поднимайся, отвезу тебя в больницу.
— Нет-нет, — испугалась она, — Герман будет мне звонить.
— Какой Герман? Посмотри на себя! Ты же полутруп! Встать сможешь?
— Конечно, — Алиса вскочила с дивана, но, покачнувшись, едва не упала на пол. Благо Симочка удержала ее. Я возмутилась:
— Видишь? Видишь? Едва стоишь на ногах!
Вдвоем с Симочкой мы отвели Алису в ее квартиру, уложили на кровать и принялись убеждать, что надо срочно ехать в больницу. Она стояла на своем:
— Ехать бесполезно, я здорова. Дайте мне лучше еще молока, еще молока.
Возмущенная таким упрямством, я принялась ругать Алису, а Симочка отправилась на кухню за молоком. Вскоре мы услышали ее душераздирающий крик.
— Что там? — испугалась Алиса.
Симочка вбежала в спальню, на ней не было лица. Она с ужасом показывала в сторону кухни и беззвучно шевелила губами. Я словно окаменела от страха.
— Соня, — не своим голосом попросила Алиса, — пойди посмотри, что там случилось.
— Боюсь, — призналась я.
— Самой мне, что ли, идти? — Алиса сделала попытку подняться с кровати. Я строго взглянула на Симу:
— Что там? Говори.
Бедняжка не могла вымолвить ни слова. Цепенея от ужаса и мысленно читая «Отче наш», я отправилась в кухню и… обнаружила там трупик кота Шустрика, не так давно подаренного мною Алисе. С криком я вернулась в спальню.
— Что там? — спросила Алиса.
— Шустрик мертв, — сообщила я. — Алиса откинулась на подушку и разрыдалась.
— Мой Шустрик, Шустрик, — жалобно приговаривала она.
— Ну да, Шустрик погиб, но зачем, как говорит Фаня, гнать волну? Я же сама чуть не умерла, когда Сима завопила как потерпевшая. Так же можно и заикой сделаться.
— У меня тоже сердце едва не выскочило, едва не выскочило, — рыдая, пожаловалась Алиса.
Я уставилась на Симочку, которая пришла в себя и виновато пожимала плечами.
— Сама не знаю, что на меня нашло, — оправдывалась она. — Показалось, что-то мне в последнее время чудится всякое, тоже нервы ни к черту.
Посоветовав Симочке лечить нервы, я отправилась обследовать трупик кота. С первого взгляда на беднягу Шустрика складывалось впечатление, что он умер совершенно здоровым. Я сразу вспомнила профессора, убеждавшего меня, что Алиса совсем не больна, и пришла в ужас.
— Срочно едем в больницу! — скомандовала я. На этот раз возражений не поступило.
* * *
Алиса напрасно боялась, что ее и на этот раз сочтут симулянткой. Когда мы привезли ее, трясущуюся от озноба, в приемное отделение, доктор сразу начал бедняжку пытать, что и когда она ела.— Отравление? — спросила я.
— Отравление, — кивнул доктор. Симочке стало дурно.
— Алиса вчера и меня угощала, — пролепетала она. — И я ела.
— Признавайтесь, как вы себя чувствуете? — спросил у нее доктор.
— Уже плохо. В ногах прямо сейчас слабость появилась.
Доктор усмехнулся:
— Это от страха. Скажите, чем вас угощали?
Симочка задумалась.
— Пловом, — принялась перечислять она, — сыром, тортом, горчицей.
Я тут же заключила:
— Значит, кот сдох не от плова, и не от сыра, и не от торта, и, уж конечно, не от горчицы. Коты горчицы не едят. Наш кот сдох молодым и здоровым.
Доктор удивился:
— Какой кот?
— Шустрик, — пояснила я. — У Алисы неожиданно скончался кот. Алиса, сейчас же говори, что он ел?
— Я кормлю его только сухим кормом, — заливаясь слезами, призналась Алиса.
— В любом случае, — сказал доктор, — вам придется полежать в токсикологии.
ГЛАВА 8
Оставив Алису в больнице, мы с Симочкой вернулись в ее квартиру — одна я возвращаться в квартиру Алисы боялась. Симочке тоже было жутковато. Она настойчиво звала меня к себе, но я сказала:
— Все равно мне придется здесь ночевать, поэтому лучше привыкать сразу, да и чего боимся? Разве что нечистой силы.
— Раньше я не верила в нечистую силу, — поеживаясь, сообщила Симочка.
— Что значит — раньше? А теперь, выходит, веришь?
— Соня, в этом доме происходят странные вещи. Сначала я посмеивалась над Марго, но когда…
Она осеклась и замолчала. Естественно, охваченная любопытством, я начала Симочку расспрашивать, но она лишь мямлила:
— Ерунда, не стоит и разговоров. Наконец я сдалась:
— Не стоит так не стоит. Нам и без нечистой силы есть о чем поговорить. Вот хотя бы об Але…
Я запнулась, потому что громкий раскатистый бой пронесся по квартире, за ним следующий, и еще, и еще, и еще. Били на все лады многочисленные часы, но они постоянно здесь били, так чего же пугаться?
— Нет, я лучше пойду домой! — вскакивая, закричала Симочка.
Она изрядно перетрусила и держалась за сердце. Я ее успокоила:
— Ерунда, Герман захламил часами квартиру. Добро бы били все разом, а то друг за другом, друг за другом. Днем еще этого не замечаешь, а ночью спать абсолютно невозможно. Шум стоит невообразимый, но что делать, если Герман это обожает.
— Лично для меня, — пожаловалась Симочка, — это абсолютно невозможно даже днем.
— Но чего ты боишься? — изумилась я.
— Не знаю. Всего! Просто страшно. Ничего не могу с этим поделать. Я предложила:
— Давай поговорим об Алисе.
Симочка нехотя вернулась в кресло, из которого не так давно выскочила, и вопрошающе уставилась на меня.
— Кот сдох, — сказала я, — Алиса отравилась, а перед этим странными недомоганиями страдала. Что ты об этом думаешь?
Симочка пожала плечами:
— Марго говорит, что ее сглазили.
— Я тоже так считала, но теперь этот вариант не годится. Теперь все гораздо хуже.
— Хуже? — В глазах Симочки появилось смятение. — Что же хуже? Я выпалила:
— Кто-то пытается нашу Алису убить! Симочка хотела возразить, да так и застыла с раскрытым ртом; глаза ее остекленели от запредельного ужаса. Я тоже оцепенела от страха, сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди — непонятно откуда, пожалуй, со всех сторон исходил громкий зловещий скрип. Секунду-другую мы к этому скрипу прислушивались, а потом дружно вскочили и с визгом бросились вон из квартиры.
Остановившись на лестничной площадке, мы истошно вопили, глядя друг на дружку. Потом разом замолчали.
— Что за глупость? — сказала я, негодуя на Симочку. — Так на любого можно страхов нагнать. Чего испугались? Ну скрип, так и что?
— Д-да, н-ничего, — неуверенно согласилась она.
— Значит, надо вернуться.
Симочка с визгом отскочила к своей квартире. Я почему-то сделала то же самое.
— Хорошо, — сказала я, — пойдем к тебе.
— Пойдем, — обрадовалась она, но с места не тронулась.
Мне тоже было страшно шевельнуться. Наконец Симочка взяла себя в руки и принялась шарить по карманам.
— В кресле остались мои ключи, — растерянно сообщила она.
— Так вернись и возьми, — уверенно предложила я.
Симочка попятилась:
— Сонечка, сходи ты.
— Ладно, пойдем вместе, это будет справедливо.
Взявшись за руки, мы робко, прислушиваясь к каждому звуку, направились в квартиру. Вошли в холл. Я остановилась на пороге, а Симочка метнулась к креслу, схватила ключи и…
И снова раздался скрип.
На этот раз мы орали так, что, казалось, стены задрожали. Парализованные страхом, мы с Симочкой стояли столбами и «любовались» друг на друга.
Вопили старательно, с надрывом, приседая от натуги. И вдруг мы поняли, что в наш стройный крик вплелся еще чей-то, разгульный. На секунду мы умолкли, вслушиваясь, а когда осознали, что не ошиблись, то грянули с утроенной силой. Следом раздался невообразимый грохот — по ступеням катилось пустое ведро. Я подняла глаза и увидела Марго. Она стояла на лестнице, ведущей в мастерскую и оранжерею, и тоже кричала, причем легко перекрывая и Симу, и меня.
Встретившись со мной взглядом. Марго замолчала и, сплюнув, зло спросила:
— Это вы тут, что ли, орали?
— Как видишь, — ответила я, тревожно прислушиваясь к своему часто бьющемуся сердцу. — Ты, Марго, до инфаркта меня доведешь.
— Это вы меня доведете. Спускаюсь себе из оранжереи и, главное, только что похоронила кота…
— Ты похоронила кота?! — хором вскрикнули мы с Симой.
— Ну да, а что здесь такого? Говорила же, что он не жилец, вот и сдох, болезный. Уж я над ним такую хорошую молитву прочитала.
— Почему — болезный? — удивилась я.
— А разве здоровый? — рассердилась Марго. — Что-то не слышала я, чтобы кто-то умирал при полном здравии. Разве что машина собьет или зять покалечит. Вот мой зять нажрался, зараза, вчера, как скотина…
— Марго, мы не о том говорили, — напомнила я, зная, что если ее не остановить, то до утра можно слушать рассказы о ее непутевом зяте.
— Ну да, — согласилась она. — Мы про кота. Не лежать же ему здесь. Кота похоронила, молитву отчитала и пошла к цветочкам своим. Потом вспомнила, что удобрения забыла, решила спуститься, а тут визг. Я пулей обратно. Прислушалась — тишина. Снова спускаюсь, и снова визг, так кто из нас виноват? Я думала, что сойду с ума или на месте парализует. Из-за чего вы визжали-то? Я промолчала, а Сима призналась:
— Из-за скрипа. Марго изумилась:
— Ну скрип и скрип, ступени скрипят, так орать-то зачем, спрашивается.
Я рассердилась:
— Ну визжим мы себе и визжим, так зачем к нам присоединяться, спрашивается.
— У меня нервы зятем подорваны, — пожаловалась Марго.
— У меня тоже, — присоединилась к ней Сима, но не сталауточнять, чем подорваны ее нервы.
Подумав, я вынуждена была признать, что и у меня нервы ни к черту, тоже, оказывается, подорваны. Судя по всему, разводом с Евгением. Разве до этого меня можно было испугать каким-то скрипом?
Марго спустилась с лестницы, подобрала ведро. Мы с Симой успокоились и присели на диван. Марго рядом пристроилась. Широко расставив ноги и поставив между ними ведро дном вверх, она задумчиво принялась пальцами выстукивать на нем дробь.
— А что это Алиски не видно? — вдруг спохватилась она. — Кота, главное, бросила…
— Алиса в больнице, — сказала я, и Марго ахнула, прикрывая широкой ладонью рот. — С отравлением, — пояснила я.
Марго обратилась к Симочке.
— Вот, — сказала она, — надоело стервам сглаживать нашу, Алиску, начали ее стравливать. А все потому, что я своими молитвами всю нечисть в доме извела. Вот что значит практическая магия. Эти стервы нашу глупышку травят, а она им рада.
Я оживилась:
— Ты тоже так считаешь? Думаешь, эти стервы Алису травят?
Согласитесь, интересный разговор: толкуем о стервах, не уточняя, кого имеем в виду. Впрочем, женщин этим я не удивлю.
— А как еще мне считать? — возмутилась Марго. — На днях прихожу, а эти дурочки пируют, — она кивнула на Симу.
— Что за пир? — заинтересовалась я. — Почему не знаю?
Сима пояснила:
— Алиса продала свою картину. В салоне на Невском выставила, ее и купили. Согласись, нечасто случается такое.
Я согласилась и даже добавила:
— Что и неудивительно.
— Алиса на радостях пригласила подруг, — продолжила Симочка. — Мы поужинали, а потом Алисе стало плохо.
— И кот сдох, — вставила Марго. — И после этого надо думать, что Алиска отравилась сама? Да эти же стервы ее и отравили.
— Какие стервы? — наконец спросила я, и без того догадываясь, о ком идет речь.
— Да Нюрка с Лоркой, — ответила Марго. — И Каринка с этим фельдфебелем в юбке, с Фаинкой усатой. Пировали здесь, а как ушли, Алиска, выходит, концы начала отдавать.
— И кот сдох, — вставила я.
— Коты ладно, — отмахнулась Марго, — коты у нас и без того не живут, а вот Алиску отравили.
— Но почему? Почему? — изумилась Сима.
— Из-за вернисажа, — просветила ее я. — И ворожея так же сказала. Богатство и красоту Алисы подруги как-то еще переварили, а вот когда на горизонте забрезжила слава, тут-то у них терпение и лопнуло.
Сима недоумевала.
— Что, сразу у всех? — спросила она.
— У всех, у всех, — заверила Марго. — Видели, как эти змеи разбрелись по квартире?
Я сразу поняла, о чем она говорит. О том дне, когда Алиса после вернисажа пригласила подруг к себе. Ни Лора, ни Нюра, ни Карина, ни тем более Фаина не видели новой квартиры Алисы, теперь же, увидев ее, все они были просто ошеломлены.
— Голову готова на отсечение дать, что у всех испортилось настроение, — сказала я.
— Еще бы, — поддержала меня Марго. — Нюрка так и шныряла глазами по всем углам. Она же задавака, работает всего лишь в какой-то цветочной компании, а строит из себя принцессу. Видели ее мужа?
— Такой же сноб, — подтвердила я.
— Менеджер по свежему срезу! — Марго сплюнула и пояснила:
— В аэропорту встречает новую партию цветов и сопровождает ее до компании. Экспедитор простой, но ходит в костюме с бабочкой. Смехота! Та еще парочка. Подберутся же такие друг к другу.
Сима вертела головой, переводя взгляд с меня на Марго и ничего не понимая.
— О чем вы говорите? — спросила она. Я пояснила:
— О том дне, когда был вернисаж Алисы. Помнишь, как она пригласила подруг?
— Да-а, — задумчиво ответила Симочка. — Мне тоже показалось, что они все страшно Алисе завидуют. Лора просто сходила с ума, Нюра тоже сидела мрачная, но я никогда не видела их мужей.
Марго даже подпрыгнула.
— Еще бы! — закричала она. — Все эти Нюрки, Лорки, Каринки и Фаинки прячут от нашей Алиски подальше своих мужей, боятся ее красоты.
Я уточнила:
— У Каринки и Фаинки вообще нет никаких мужей, а с мужем Лоры все дружно поругались чуть ли не на следующий день после их свадьбы.
— Ну уж не знаю, — ответила Марго. — Я не была на свадьбе Лорки, но о муже своем она даже не заикается в присутствии подруг. Это я сразу заметила.
Я вспомнила, что Алиса, видимо, чувствуя зависть подруг, как-то старалась перед ними оправдаться за свое счастье. Даже попыталась бросить на Германа тень, что-то лепетала о его измене, успокаивала Фаину и Карину, что не все в ее семейной жизни так гладко, как им кажется. Зря старалась, лишь сильней возбудила их зависть. Вот тогда и появилась змеиная улыбочка на губах Лоры, да и Нюркины лаза как-то подозрительно заблестели. Уж не злорадствовала ли она? Да нет, Алиске никто не поверил. Все знают Германа с самой лучшей стороны.
Я задумалась и выпала из беседы, а между тем Марго и Симочка что-то оживленно обсуждали. Я прислушалась.
— Торт был отравлен, — с напором утверждала Марго. — Его я не ела, терпеть не могу бисквитов. А вот плов попробовала.
— Нет, — горячась, возражала Симочка, — торт я ела и чувствую себя нормально.
Марго тут же выдвинула новую версию:
— Тогда Фаинка насыпала яда в кофе. Его я не пила из-за сердца.
— Но я пила кофе, — разочаровала ее Симочка. — И ела горчицу.
— О чем вы говорите? — заинтересовалась я.
— О том, что Алиску нашу отравили, — просветила меня Марго.
Я только что думала о том же, но из объяснений Марго ничего не поняла, потому что ее не однажды травили.
— Когда? — спросила я. — О каком случае идет речь?
— Отравили в тот день, когда она праздновала продажу картины, — пояснила Марго. Симочка замахала руками:
— Это глупости!
— Нет, не глупости, — рассердилась я. — Так оно и есть. Скажу больше, скажу то, до чего не додумалась Марго: Алису и на вернисаже травили, и потом каким-то образом постоянно подтравливали. Чем еще объяснить тот факт, что Алиска сразу оживала, лишь только к ней приезжала я?
— Чем? — спросила Симочка.
— Лишь тем, что подруги ее теряли к ней доступ. Все они боятся силы моего ума, а потому не решаются делать свое злое дело. Но как только я уезжаю, Алиска сразу же начинает погибать.
Марго со мной бурно согласилась.
— Я думала, что ее сглазили, а теперь уверена — травят! Безбожно травят свои же подружки!
Симочка опешила:
— Все?
— Нет, не все, — заверила я, — а одна, уверена, что одна из них, но кто? Кто чаще остальных приходил к Алисе в мое отсутствие?
Симочка задумалась:
— Все приходили.
Марго подтвердила:
— Приходили все. Не ходят они по одной.
— Все равно мне придется здесь ночевать, поэтому лучше привыкать сразу, да и чего боимся? Разве что нечистой силы.
— Раньше я не верила в нечистую силу, — поеживаясь, сообщила Симочка.
— Что значит — раньше? А теперь, выходит, веришь?
— Соня, в этом доме происходят странные вещи. Сначала я посмеивалась над Марго, но когда…
Она осеклась и замолчала. Естественно, охваченная любопытством, я начала Симочку расспрашивать, но она лишь мямлила:
— Ерунда, не стоит и разговоров. Наконец я сдалась:
— Не стоит так не стоит. Нам и без нечистой силы есть о чем поговорить. Вот хотя бы об Але…
Я запнулась, потому что громкий раскатистый бой пронесся по квартире, за ним следующий, и еще, и еще, и еще. Били на все лады многочисленные часы, но они постоянно здесь били, так чего же пугаться?
— Нет, я лучше пойду домой! — вскакивая, закричала Симочка.
Она изрядно перетрусила и держалась за сердце. Я ее успокоила:
— Ерунда, Герман захламил часами квартиру. Добро бы били все разом, а то друг за другом, друг за другом. Днем еще этого не замечаешь, а ночью спать абсолютно невозможно. Шум стоит невообразимый, но что делать, если Герман это обожает.
— Лично для меня, — пожаловалась Симочка, — это абсолютно невозможно даже днем.
— Но чего ты боишься? — изумилась я.
— Не знаю. Всего! Просто страшно. Ничего не могу с этим поделать. Я предложила:
— Давай поговорим об Алисе.
Симочка нехотя вернулась в кресло, из которого не так давно выскочила, и вопрошающе уставилась на меня.
— Кот сдох, — сказала я, — Алиса отравилась, а перед этим странными недомоганиями страдала. Что ты об этом думаешь?
Симочка пожала плечами:
— Марго говорит, что ее сглазили.
— Я тоже так считала, но теперь этот вариант не годится. Теперь все гораздо хуже.
— Хуже? — В глазах Симочки появилось смятение. — Что же хуже? Я выпалила:
— Кто-то пытается нашу Алису убить! Симочка хотела возразить, да так и застыла с раскрытым ртом; глаза ее остекленели от запредельного ужаса. Я тоже оцепенела от страха, сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди — непонятно откуда, пожалуй, со всех сторон исходил громкий зловещий скрип. Секунду-другую мы к этому скрипу прислушивались, а потом дружно вскочили и с визгом бросились вон из квартиры.
Остановившись на лестничной площадке, мы истошно вопили, глядя друг на дружку. Потом разом замолчали.
— Что за глупость? — сказала я, негодуя на Симочку. — Так на любого можно страхов нагнать. Чего испугались? Ну скрип, так и что?
— Д-да, н-ничего, — неуверенно согласилась она.
— Значит, надо вернуться.
Симочка с визгом отскочила к своей квартире. Я почему-то сделала то же самое.
— Хорошо, — сказала я, — пойдем к тебе.
— Пойдем, — обрадовалась она, но с места не тронулась.
Мне тоже было страшно шевельнуться. Наконец Симочка взяла себя в руки и принялась шарить по карманам.
— В кресле остались мои ключи, — растерянно сообщила она.
— Так вернись и возьми, — уверенно предложила я.
Симочка попятилась:
— Сонечка, сходи ты.
— Ладно, пойдем вместе, это будет справедливо.
Взявшись за руки, мы робко, прислушиваясь к каждому звуку, направились в квартиру. Вошли в холл. Я остановилась на пороге, а Симочка метнулась к креслу, схватила ключи и…
И снова раздался скрип.
На этот раз мы орали так, что, казалось, стены задрожали. Парализованные страхом, мы с Симочкой стояли столбами и «любовались» друг на друга.
Вопили старательно, с надрывом, приседая от натуги. И вдруг мы поняли, что в наш стройный крик вплелся еще чей-то, разгульный. На секунду мы умолкли, вслушиваясь, а когда осознали, что не ошиблись, то грянули с утроенной силой. Следом раздался невообразимый грохот — по ступеням катилось пустое ведро. Я подняла глаза и увидела Марго. Она стояла на лестнице, ведущей в мастерскую и оранжерею, и тоже кричала, причем легко перекрывая и Симу, и меня.
Встретившись со мной взглядом. Марго замолчала и, сплюнув, зло спросила:
— Это вы тут, что ли, орали?
— Как видишь, — ответила я, тревожно прислушиваясь к своему часто бьющемуся сердцу. — Ты, Марго, до инфаркта меня доведешь.
— Это вы меня доведете. Спускаюсь себе из оранжереи и, главное, только что похоронила кота…
— Ты похоронила кота?! — хором вскрикнули мы с Симой.
— Ну да, а что здесь такого? Говорила же, что он не жилец, вот и сдох, болезный. Уж я над ним такую хорошую молитву прочитала.
— Почему — болезный? — удивилась я.
— А разве здоровый? — рассердилась Марго. — Что-то не слышала я, чтобы кто-то умирал при полном здравии. Разве что машина собьет или зять покалечит. Вот мой зять нажрался, зараза, вчера, как скотина…
— Марго, мы не о том говорили, — напомнила я, зная, что если ее не остановить, то до утра можно слушать рассказы о ее непутевом зяте.
— Ну да, — согласилась она. — Мы про кота. Не лежать же ему здесь. Кота похоронила, молитву отчитала и пошла к цветочкам своим. Потом вспомнила, что удобрения забыла, решила спуститься, а тут визг. Я пулей обратно. Прислушалась — тишина. Снова спускаюсь, и снова визг, так кто из нас виноват? Я думала, что сойду с ума или на месте парализует. Из-за чего вы визжали-то? Я промолчала, а Сима призналась:
— Из-за скрипа. Марго изумилась:
— Ну скрип и скрип, ступени скрипят, так орать-то зачем, спрашивается.
Я рассердилась:
— Ну визжим мы себе и визжим, так зачем к нам присоединяться, спрашивается.
— У меня нервы зятем подорваны, — пожаловалась Марго.
— У меня тоже, — присоединилась к ней Сима, но не сталауточнять, чем подорваны ее нервы.
Подумав, я вынуждена была признать, что и у меня нервы ни к черту, тоже, оказывается, подорваны. Судя по всему, разводом с Евгением. Разве до этого меня можно было испугать каким-то скрипом?
Марго спустилась с лестницы, подобрала ведро. Мы с Симой успокоились и присели на диван. Марго рядом пристроилась. Широко расставив ноги и поставив между ними ведро дном вверх, она задумчиво принялась пальцами выстукивать на нем дробь.
— А что это Алиски не видно? — вдруг спохватилась она. — Кота, главное, бросила…
— Алиса в больнице, — сказала я, и Марго ахнула, прикрывая широкой ладонью рот. — С отравлением, — пояснила я.
Марго обратилась к Симочке.
— Вот, — сказала она, — надоело стервам сглаживать нашу, Алиску, начали ее стравливать. А все потому, что я своими молитвами всю нечисть в доме извела. Вот что значит практическая магия. Эти стервы нашу глупышку травят, а она им рада.
Я оживилась:
— Ты тоже так считаешь? Думаешь, эти стервы Алису травят?
Согласитесь, интересный разговор: толкуем о стервах, не уточняя, кого имеем в виду. Впрочем, женщин этим я не удивлю.
— А как еще мне считать? — возмутилась Марго. — На днях прихожу, а эти дурочки пируют, — она кивнула на Симу.
— Что за пир? — заинтересовалась я. — Почему не знаю?
Сима пояснила:
— Алиса продала свою картину. В салоне на Невском выставила, ее и купили. Согласись, нечасто случается такое.
Я согласилась и даже добавила:
— Что и неудивительно.
— Алиса на радостях пригласила подруг, — продолжила Симочка. — Мы поужинали, а потом Алисе стало плохо.
— И кот сдох, — вставила Марго. — И после этого надо думать, что Алиска отравилась сама? Да эти же стервы ее и отравили.
— Какие стервы? — наконец спросила я, и без того догадываясь, о ком идет речь.
— Да Нюрка с Лоркой, — ответила Марго. — И Каринка с этим фельдфебелем в юбке, с Фаинкой усатой. Пировали здесь, а как ушли, Алиска, выходит, концы начала отдавать.
— И кот сдох, — вставила я.
— Коты ладно, — отмахнулась Марго, — коты у нас и без того не живут, а вот Алиску отравили.
— Но почему? Почему? — изумилась Сима.
— Из-за вернисажа, — просветила ее я. — И ворожея так же сказала. Богатство и красоту Алисы подруги как-то еще переварили, а вот когда на горизонте забрезжила слава, тут-то у них терпение и лопнуло.
Сима недоумевала.
— Что, сразу у всех? — спросила она.
— У всех, у всех, — заверила Марго. — Видели, как эти змеи разбрелись по квартире?
Я сразу поняла, о чем она говорит. О том дне, когда Алиса после вернисажа пригласила подруг к себе. Ни Лора, ни Нюра, ни Карина, ни тем более Фаина не видели новой квартиры Алисы, теперь же, увидев ее, все они были просто ошеломлены.
— Голову готова на отсечение дать, что у всех испортилось настроение, — сказала я.
— Еще бы, — поддержала меня Марго. — Нюрка так и шныряла глазами по всем углам. Она же задавака, работает всего лишь в какой-то цветочной компании, а строит из себя принцессу. Видели ее мужа?
— Такой же сноб, — подтвердила я.
— Менеджер по свежему срезу! — Марго сплюнула и пояснила:
— В аэропорту встречает новую партию цветов и сопровождает ее до компании. Экспедитор простой, но ходит в костюме с бабочкой. Смехота! Та еще парочка. Подберутся же такие друг к другу.
Сима вертела головой, переводя взгляд с меня на Марго и ничего не понимая.
— О чем вы говорите? — спросила она. Я пояснила:
— О том дне, когда был вернисаж Алисы. Помнишь, как она пригласила подруг?
— Да-а, — задумчиво ответила Симочка. — Мне тоже показалось, что они все страшно Алисе завидуют. Лора просто сходила с ума, Нюра тоже сидела мрачная, но я никогда не видела их мужей.
Марго даже подпрыгнула.
— Еще бы! — закричала она. — Все эти Нюрки, Лорки, Каринки и Фаинки прячут от нашей Алиски подальше своих мужей, боятся ее красоты.
Я уточнила:
— У Каринки и Фаинки вообще нет никаких мужей, а с мужем Лоры все дружно поругались чуть ли не на следующий день после их свадьбы.
— Ну уж не знаю, — ответила Марго. — Я не была на свадьбе Лорки, но о муже своем она даже не заикается в присутствии подруг. Это я сразу заметила.
Я вспомнила, что Алиса, видимо, чувствуя зависть подруг, как-то старалась перед ними оправдаться за свое счастье. Даже попыталась бросить на Германа тень, что-то лепетала о его измене, успокаивала Фаину и Карину, что не все в ее семейной жизни так гладко, как им кажется. Зря старалась, лишь сильней возбудила их зависть. Вот тогда и появилась змеиная улыбочка на губах Лоры, да и Нюркины лаза как-то подозрительно заблестели. Уж не злорадствовала ли она? Да нет, Алиске никто не поверил. Все знают Германа с самой лучшей стороны.
Я задумалась и выпала из беседы, а между тем Марго и Симочка что-то оживленно обсуждали. Я прислушалась.
— Торт был отравлен, — с напором утверждала Марго. — Его я не ела, терпеть не могу бисквитов. А вот плов попробовала.
— Нет, — горячась, возражала Симочка, — торт я ела и чувствую себя нормально.
Марго тут же выдвинула новую версию:
— Тогда Фаинка насыпала яда в кофе. Его я не пила из-за сердца.
— Но я пила кофе, — разочаровала ее Симочка. — И ела горчицу.
— О чем вы говорите? — заинтересовалась я.
— О том, что Алиску нашу отравили, — просветила меня Марго.
Я только что думала о том же, но из объяснений Марго ничего не поняла, потому что ее не однажды травили.
— Когда? — спросила я. — О каком случае идет речь?
— Отравили в тот день, когда она праздновала продажу картины, — пояснила Марго. Симочка замахала руками:
— Это глупости!
— Нет, не глупости, — рассердилась я. — Так оно и есть. Скажу больше, скажу то, до чего не додумалась Марго: Алису и на вернисаже травили, и потом каким-то образом постоянно подтравливали. Чем еще объяснить тот факт, что Алиска сразу оживала, лишь только к ней приезжала я?
— Чем? — спросила Симочка.
— Лишь тем, что подруги ее теряли к ней доступ. Все они боятся силы моего ума, а потому не решаются делать свое злое дело. Но как только я уезжаю, Алиска сразу же начинает погибать.
Марго со мной бурно согласилась.
— Я думала, что ее сглазили, а теперь уверена — травят! Безбожно травят свои же подружки!
Симочка опешила:
— Все?
— Нет, не все, — заверила я, — а одна, уверена, что одна из них, но кто? Кто чаще остальных приходил к Алисе в мое отсутствие?
Симочка задумалась:
— Все приходили.
Марго подтвердила:
— Приходили все. Не ходят они по одной.
ГЛАВА 9
Едва самолет остановился, пилот вышел, спрыгнул с крыла, достал из багажного отсека раскладную лестницу.
— Сеньоры, сеньорита, — улыбаясь, сказал он, — вы можете размять ноги, пока я буду устранять повреждения. Возможно, очень скоро мы продолжим полет.
— Папа! — обрадовалась девушка. — Мы можем погулять. Пошли! Рауль обещает починить самолет.
Инженер Горов лишь помотал головой.
— Иди одна, дочка, — ответил он. — В мои годы такой стресс быстро не отпускает, — добавил он, скептически глядя на остановившиеся пропеллеры «Чесны».
Дочь чмокнула его в щеку и выпорхнула из кабины. Сеньор Диас, уже покинувший самолет, ласково улыбаясь, наблюдал за девушкой.
Тропический лес, обживший подножия скалистых утесов, напоил воздух ущелья пряными сладкими ароматами.
Девушка подбежала к зеленой стене растений.
— Какая прелесть! — воскликнула она. — Какой воздух! Как легко дышится. Удивительно, я будто вернулась домой!
Сеньор Диас подошел незаметно.
— Это ваша душа, юная сеньорита, — тихо, но многозначительно сказал он. — Она впитывает древнюю магию моей родины.
Девушка нахмурилась.
— Сеньор Диас, — спросила она, — вы так необычно говорили там, в самолете. На каком языке?
— Это древний язык, — загадочно улыбнулся Энрике Диас. — Его уже мало кто помнит.
— Древнеиспанский? — уточнила девушка. Сеньор Диас покачал головой:
— Нет. Наш язык на тысячи лет старше. Девушка растерялась:
— Этого не может быть. Я знаю только испанский, как же так?
— Однако вы все поняли, юная сеньорита, — улыбнулся сеньор Диас.
— Да…
Она изумленно замолчала. Задумалась. Но вскоре рассмеялась:
— Вы разыгрываете меня! Рассказ был на испанском! Я же все поняла! Это какой-то диалект.
— И все же я говорил на своем родном языке. Языке древних ольмеков, — с гордостью сообщил Энрике Диас. — Он доступен для понимания, но… лишь тому, кому доступен.
— Ах, сеньор Диас, вы шутите, а я серьезно хочу знать. Ваш рассказ звучал так поэтично. Я и вправду все поняла, но не до конца. Кто она, Аматталь-ма? А мастер?
Сеньор Диас ничего не ответил и обернулся назад.
— О! — воскликнул он. — Кажется, Рауль готов продолжить полет.
…"Чесна" легко оторвалась от асфальта горной дороги, по которой за все это время не проехал ни один автомобиль. Самолет взмыл над ущельем, поднялся выше скал и уверенно лег на курс. Моторы работали надежно и ровно. Рауль вел оживленную беседу с диспетчерами.
Через час с небольшим самолет Энрике Диаса совершил посадку в портовом городе с трудным названием Коацакоалькос.
Сеньор Диас был любезен до конца. Он вызвал из порта представителей администрации, безмерно удивленных тем, что русский инженер прибыл в город на частном самолете влиятельного банкира.
Тепло попрощавшись с Горовым, Энрике Диас поцеловал пальчики девушки.
— Мы еще увидимся, юная сеньорита, — сказал он, глядя ей в глаза. — Обязательно увидимся.
Как только машина с его русскими спутниками покинула аэропорт, лицо благодушного сеньора Диаса превратилось в бесстрастную маску. Он быстро прошел к роскошному «Линкольну», вызванному для него, и тихо проговорил в трубку автомобильного радиотелефона:
— Она вернулась.
Телефонный собеседник банкира долго о чем-то говорил. Энрике Диас лишь кивал иногда, не отвечая, но в конце устало сказал:
— Нет, Диего. Нет. Я слишком стар. К тому же… Понимаешь, другая культура, другой народ. И, главное, время. Оно так изменилось и изменило ее.
Собеседник сеньора Диаса вновь, видимо, принялся возражать, но банкир твердо стоял на своем.
— Нет! — отрезал он. — Мы выберем другой путь. Ты прав, конечно, люди остались людьми, но каждому времени присущи свои законы.
Он вновь послушал доводы собеседника, вздохнул. Кивнул, соглашаясь:
— Что ж, пусть будет по-твоему. Спросим Его.
На том сеньор Диас прервал разговор.
Бронзовые, застывшие, словно маски, лица. Взгляд, источающий мудрость и понимание. Наголо обритые головы, удлиненные, удивительной яйцеобразной формы.
Старейший, занимающий единственное кресло с высокой спинкой, встал. Поклонился церемонно и медленно. Сказал своим редкостным низким голосом на языке, который понимают не больше пятидесяти людей планеты:
— Братья. ОНА вернулась!
Бронзовые лица остались бесстрастными, но словно шум пробежал по кругу, будто возгласами удивления и восторга взорвался зал.
— Братья! — голос старейшего взлетел, выдавая напряжение. — Я, Верховный жрец и правитель народа Амару! Я говорю вам: ОНА вернулась! Теперь мы обязаны провести обряд. Но я знаю жизнь. Я уверен, что в этом мире нельзя жить по предписанному. Мы погубим ЕЕ. Обряд не может быть полным.
Возникли разногласия. Повинуясь нашим обычаям, мы обязаны спросить Гранитного. Пусть разногласия разрешатся!
Мудрые и понимающие глаза продолжали смотреть на банкира. Ни один мускул не дрогнул на лицах. Ни одна голова не качнулась, но словно ветерок согласия обежал кольцевой стол.
— Что ж, — резюмировал старейший, — я рад. Голос его утратил напряжение. Стал обыденным, деловым.
— Уаскар, Гуама, — обратился он к двум из собравшихся. — Все ли готово к встрече?
Названные кивнули и встали. Двигаясь плавно, почти неслышно, внесли в зал изящные золотые светильники, наполненные ароматным маслом. Осторожно всыпали в диковинные лампады темный порошок, помешивая его нефритовыми палочками. Установили по светильнику рядом с каждым из пятерых. Положили перед собравшимися крупные квадратные камни — нефриты с барельефами: младенец с головой хищного ягуара. Медленно, торжественно заняли свои места.
Взгляды всех сосредоточились на старейшем. Пальцы правых рук легли на нефритовые барельефы.
Старейший встал. Надвинул на глаза темную повязку и голосом, исполненным священного трепета, начал молитву:
— Я Верховный жрец храма Белого Ягуара, правитель народа Амару, плачущего о Стране Дождя и Тумана, прошу Высшей Благодати! Понимания! Прозрения!
Он вскинул руки, и зал наполнился грохотом невидимых барабанов. В перестук их вплелись хлопки сотен ладоней. Мелодичные выкрики «Аоа-ту, аоа-ту!» гармонично наложились на хлопки и дробь ударных инструментов.
Старейший опустил руки, развел их, резко хлопнул ладонями. Светильники перед собравшимися испустили струйки голубоватого дыма, удивительно быстро наполнившего большой зал. Он вновь хлопнул в ладони, и светильники вспыхнули неярким голубоватым пламенем, вокруг которого сгустились клубы голубого дыма.
«Аоа-ту, аоа-ту, аоа-ту», — однотонно молил о чем-то невидимый хор.
Вздрогнули, заколебались прикрытые голубым туманом контуры современного зала. Исчезли стены. Пятеро бритоголовых, меднолицых мудрецов повисли в искрящемся переливающемся светом пространстве.
Из матово светящейся белизны выступили очертания низкого храма, стоящего на холме. В центре базальтовой плиты, за которой вздыбилась в небо мрачная Большая пирамида, четко обозначились ритуальный двор и Великая гробница.
— Сеньоры, сеньорита, — улыбаясь, сказал он, — вы можете размять ноги, пока я буду устранять повреждения. Возможно, очень скоро мы продолжим полет.
— Папа! — обрадовалась девушка. — Мы можем погулять. Пошли! Рауль обещает починить самолет.
Инженер Горов лишь помотал головой.
— Иди одна, дочка, — ответил он. — В мои годы такой стресс быстро не отпускает, — добавил он, скептически глядя на остановившиеся пропеллеры «Чесны».
Дочь чмокнула его в щеку и выпорхнула из кабины. Сеньор Диас, уже покинувший самолет, ласково улыбаясь, наблюдал за девушкой.
Тропический лес, обживший подножия скалистых утесов, напоил воздух ущелья пряными сладкими ароматами.
Девушка подбежала к зеленой стене растений.
— Какая прелесть! — воскликнула она. — Какой воздух! Как легко дышится. Удивительно, я будто вернулась домой!
Сеньор Диас подошел незаметно.
— Это ваша душа, юная сеньорита, — тихо, но многозначительно сказал он. — Она впитывает древнюю магию моей родины.
Девушка нахмурилась.
— Сеньор Диас, — спросила она, — вы так необычно говорили там, в самолете. На каком языке?
— Это древний язык, — загадочно улыбнулся Энрике Диас. — Его уже мало кто помнит.
— Древнеиспанский? — уточнила девушка. Сеньор Диас покачал головой:
— Нет. Наш язык на тысячи лет старше. Девушка растерялась:
— Этого не может быть. Я знаю только испанский, как же так?
— Однако вы все поняли, юная сеньорита, — улыбнулся сеньор Диас.
— Да…
Она изумленно замолчала. Задумалась. Но вскоре рассмеялась:
— Вы разыгрываете меня! Рассказ был на испанском! Я же все поняла! Это какой-то диалект.
— И все же я говорил на своем родном языке. Языке древних ольмеков, — с гордостью сообщил Энрике Диас. — Он доступен для понимания, но… лишь тому, кому доступен.
— Ах, сеньор Диас, вы шутите, а я серьезно хочу знать. Ваш рассказ звучал так поэтично. Я и вправду все поняла, но не до конца. Кто она, Аматталь-ма? А мастер?
Сеньор Диас ничего не ответил и обернулся назад.
— О! — воскликнул он. — Кажется, Рауль готов продолжить полет.
…"Чесна" легко оторвалась от асфальта горной дороги, по которой за все это время не проехал ни один автомобиль. Самолет взмыл над ущельем, поднялся выше скал и уверенно лег на курс. Моторы работали надежно и ровно. Рауль вел оживленную беседу с диспетчерами.
Через час с небольшим самолет Энрике Диаса совершил посадку в портовом городе с трудным названием Коацакоалькос.
Сеньор Диас был любезен до конца. Он вызвал из порта представителей администрации, безмерно удивленных тем, что русский инженер прибыл в город на частном самолете влиятельного банкира.
Тепло попрощавшись с Горовым, Энрике Диас поцеловал пальчики девушки.
— Мы еще увидимся, юная сеньорита, — сказал он, глядя ей в глаза. — Обязательно увидимся.
Как только машина с его русскими спутниками покинула аэропорт, лицо благодушного сеньора Диаса превратилось в бесстрастную маску. Он быстро прошел к роскошному «Линкольну», вызванному для него, и тихо проговорил в трубку автомобильного радиотелефона:
— Она вернулась.
Телефонный собеседник банкира долго о чем-то говорил. Энрике Диас лишь кивал иногда, не отвечая, но в конце устало сказал:
— Нет, Диего. Нет. Я слишком стар. К тому же… Понимаешь, другая культура, другой народ. И, главное, время. Оно так изменилось и изменило ее.
Собеседник сеньора Диаса вновь, видимо, принялся возражать, но банкир твердо стоял на своем.
— Нет! — отрезал он. — Мы выберем другой путь. Ты прав, конечно, люди остались людьми, но каждому времени присущи свои законы.
Он вновь послушал доводы собеседника, вздохнул. Кивнул, соглашаясь:
— Что ж, пусть будет по-твоему. Спросим Его.
На том сеньор Диас прервал разговор.
* * *
Их было пятеро в зале заседаний. Они расположились за огромным круглым столом, занимавшим почти всю площадь зала, сверкающего стеклом и никелем. Очень разные, они неуловимо походили друг на друга.Бронзовые, застывшие, словно маски, лица. Взгляд, источающий мудрость и понимание. Наголо обритые головы, удлиненные, удивительной яйцеобразной формы.
Старейший, занимающий единственное кресло с высокой спинкой, встал. Поклонился церемонно и медленно. Сказал своим редкостным низким голосом на языке, который понимают не больше пятидесяти людей планеты:
— Братья. ОНА вернулась!
Бронзовые лица остались бесстрастными, но словно шум пробежал по кругу, будто возгласами удивления и восторга взорвался зал.
— Братья! — голос старейшего взлетел, выдавая напряжение. — Я, Верховный жрец и правитель народа Амару! Я говорю вам: ОНА вернулась! Теперь мы обязаны провести обряд. Но я знаю жизнь. Я уверен, что в этом мире нельзя жить по предписанному. Мы погубим ЕЕ. Обряд не может быть полным.
Возникли разногласия. Повинуясь нашим обычаям, мы обязаны спросить Гранитного. Пусть разногласия разрешатся!
Мудрые и понимающие глаза продолжали смотреть на банкира. Ни один мускул не дрогнул на лицах. Ни одна голова не качнулась, но словно ветерок согласия обежал кольцевой стол.
— Что ж, — резюмировал старейший, — я рад. Голос его утратил напряжение. Стал обыденным, деловым.
— Уаскар, Гуама, — обратился он к двум из собравшихся. — Все ли готово к встрече?
Названные кивнули и встали. Двигаясь плавно, почти неслышно, внесли в зал изящные золотые светильники, наполненные ароматным маслом. Осторожно всыпали в диковинные лампады темный порошок, помешивая его нефритовыми палочками. Установили по светильнику рядом с каждым из пятерых. Положили перед собравшимися крупные квадратные камни — нефриты с барельефами: младенец с головой хищного ягуара. Медленно, торжественно заняли свои места.
Взгляды всех сосредоточились на старейшем. Пальцы правых рук легли на нефритовые барельефы.
Старейший встал. Надвинул на глаза темную повязку и голосом, исполненным священного трепета, начал молитву:
— Я Верховный жрец храма Белого Ягуара, правитель народа Амару, плачущего о Стране Дождя и Тумана, прошу Высшей Благодати! Понимания! Прозрения!
Он вскинул руки, и зал наполнился грохотом невидимых барабанов. В перестук их вплелись хлопки сотен ладоней. Мелодичные выкрики «Аоа-ту, аоа-ту!» гармонично наложились на хлопки и дробь ударных инструментов.
Старейший опустил руки, развел их, резко хлопнул ладонями. Светильники перед собравшимися испустили струйки голубоватого дыма, удивительно быстро наполнившего большой зал. Он вновь хлопнул в ладони, и светильники вспыхнули неярким голубоватым пламенем, вокруг которого сгустились клубы голубого дыма.
«Аоа-ту, аоа-ту, аоа-ту», — однотонно молил о чем-то невидимый хор.
Вздрогнули, заколебались прикрытые голубым туманом контуры современного зала. Исчезли стены. Пятеро бритоголовых, меднолицых мудрецов повисли в искрящемся переливающемся светом пространстве.
Из матово светящейся белизны выступили очертания низкого храма, стоящего на холме. В центре базальтовой плиты, за которой вздыбилась в небо мрачная Большая пирамида, четко обозначились ритуальный двор и Великая гробница.