Страница:
меньше, а то в засаду угодишь, - понизив голос, сказал я, глядя на него
исподлобья.
Тот поежился под взглядом, хотел, видимо, что-то ответить дерзкое, но
потом передумал. Эх, зелень, у тебя на лице все твои мысли видно. Он
помялся, потом жалостливо произнес:
- Товарищ капитан, разрешите с вами пару кварталов проехать, там уже
наши, а то топать не хочется, да и на духов нарваться тоже неохота.
- Садись, вода у тебя из Сунжи? - задал я глупый вопрос, откуда она еще
может быть.
- Да, из Сунжи. Пока набирали, нас два раза обстреляли, - похвастался
лейтенант.
- Если бы хотели прикончить, то посадили бы одного снайпера, так и
остался бы ты со своими баками на берегу. Где брали? - я по дороге к БМП
развернул карту.
- Вот здесь, - Криков показал мне место недалеко от школы, пять
кварталов вниз. - А вот отсюда стреляли.
- Ясно, мы там воду брать не будем, а то завтра они будут нас ждать. Вы
хоть отпор им дали?
- Конечно.
- Ладно, садись.
Мы погрузились на броню. Вперед. Через два квартала лейтенант попросил
остановиться.
Я дал команду, и машины остановились. Лейтенант Криков со своими
бойцами спрыгнули и, помахав нам, пошли к своим, сгибаясь под тяжестью
канистр и бидонов. Через полчаса мы прибыли на свой КП. Медики побежали к
себе в медроту, сортировать трофеи.
Я прошел к своему кунгу, там сидел и подбрасывал дрова в печку Пашка.
- Рассказывай, что нового? - спросил я, снимая бронежилет.
- Ничего, все на совещании. Это правда, что будем Минутку брать?
- Правда, - сухо ответил я, - совещание долго идет?
- Часа полтора уже. Вас спрашивали неоднократно.
- Иду, - я на ходу закурил и вышел наружу.
Меся грязь ногами, я подошел к штабу, толпа офицеров и солдат, стоявших
перед входом, оживленно что-то обсуждала. Не хотелось выбрасывать такой
хороший окурок, да и вновь сидеть и обсуждать самоубийственные планы также
не хотелось. Вопрос заключался в том, сколько сотен погибнет из нас. Не
хотели вражьи души на "Северном" и в Москве долбить Минутку артиллерией и
авиацией. И поджимали со сроками. Сейчас предстояло обсудить, какой батальон
отдать на расстрел. Как уцелеть самим. Офицеры что-то мне пытались говорить,
но я их не слушал, в голове уже обкатывал фразы и аргументы в пользу своего
варианта, он до конца еще не оформился, но что-то забрезжило. Похоже, есть
небольшой шанс сократить количество убитых и раненых. Окружающие, видимо,
поняв мое состояние, оставили меня в покое. Я молча кивнул им, отшвырнул
окурок, который, описав дугу, упал в грязь. Прямо как жизнь, промелькнуло в
голове, вот так же, только войдет в зенит, как катится к закату. Сколько
жизней в ближайшие дни придет к закату, не дойдя до пика своего расцвета.
Войну придумывают старики, они уже импотенты, мудрость еще не пришла, а
амбиций хватает, как у молодых, не хотят упускать свою власть, вот и
придумывают так, чтобы молодежь умирала за стариковские идеалы. Они же,
удовлетворив свои бессмысленные амбиции, будут теперь воровать деньги,
отпущенные на восстановление разрушенного. А нас, свидетелей их безумия,
временного помешательства, будут загонять в угол. Как это было с
"афганцами". Сначала делали из них кумиров, героев, затем начали
повествовать о том, что они наркоманы, пьяницы. Исходя из этого постулата,
они якобы вырезали мирное население и могли-де воевать только с мирными
жителями, с мощным противником им было не справиться. Затем не дали мужикам
выговориться, загнали их в угол, обвинили во всех смертных грехах, объявили
об "афганском синдроме", забыли, правда, потом перечислить все синдромы на
территории Союза. Что ни "точка", то "синдром", многовато для одной страны,
пусть даже и такой большой, как Россия.
Сам себя я "заводил", лучше прийти на совещание уже злым и
"заведенным", чем войти и заводиться там. Все уже устали и отупели от
бесконечных разговоров и тупикового положения. А тут заходишь агрессивный,
злой, готовый порвать любого, кто не согласен с твоей точкой зрения. И
привносишь свежую струю, новый взгляд на проблему. Идея начала уже выходить
из подсознания. Главное, чтобы не было во Дворце Дудаева наших мужиков, а
там мы можем их накрыть. Есть такая штука у саперов - для разминирования, не
знаю, как называется, но работает великолепно. Представляет собой небольшую
ракету с тремя двигателями, одним маршевым и двумя стартовыми. Эта хреновина
взлетает и тащит за собой толстый шланг, набитый тротилом, летит строго в
одном направлении. Когда шланг (мы называем его "кишкой") разматывается, то
ракета падает, и через полторы секунды после падения тротил, что в "кишке",
подрывается, и получается расчищенная колея где-то метра четыре в ширину.
Применяется этот "Змей Горыныч" для проделывания проходов в минных полях. Те
мины, что не взорвались, после детонации выбрасывает наружу.
И вот если подобраться поближе к этому екарному дворцу, да и пустить
несколько "горынычей", то мало что останется от их богадельни. Главное,
уничтожить нижние этажи, он высокий, неустойчивый - завалится вместе с
содержимым и духами. Но это, опять же, чтобы внутри не было наших, а только
духи. Я подошел к двери, автомат повесил на плечо, толкнул дверь.
- Разрешите присутствовать, товарищ полковник? - отвлек я Бахеля от
объяснения.
Все командиры батальонов, их начальники штабов, заместители комбрига и
офицеры штаба бригады склонились над картой. В темноте, у щели в оконном
проеме, заложенном мешками с песком, курило человека четыре.
- Проходите, Миронов, как съездили?
- Все хорошо, товарищ полковник.
- Проходите, не мешайте, что неясно - спросите у окружающих, но потом.
Вновь он склонился над картой, водя по ней ручкой, как указкой. Я
понял, что вопрос идет о штурме Госбанка. Значит, на карте бригада уже
перебралась через мосты и успешно преодолела двести метров открытой
местности под ураганным огнем противника, надо не забыть спросить, как это
им удалось. Но это потом, сейчас не мешать командиру, придет мое время, и
выскажу свою заготовку, так же, как и всякий присутствующий. Сначала будет
говорить самый младший по званию и должности. Сделано это специально, чтобы
не довлело над ним высказанное мнение старших начальников, а потом по
возрастающей, и итог подведет командир. Задача оценивать обстановку,
принимать решение, отдавать приказ и контролировать его выполнение
возлагается только на одного человека в бригаде - на командира. Потом может
и начальник штаба как-то боком здесь пролететь, но за все спрос только с
командира. Так же будет и на местах. Почему батальон, рота, взвод не
выполнил задачу? Виноват командир того подразделения, которое не выполнило
задачу. Спрос строгий и короткий, долго разбираться не будут. В лучшем
случае сдерут погоны и взашей, поднимать народное хозяйство, ладно, если
выслуга для пенсии уже есть, а если нет?
А могут и под суд, а там и наград всех твоих лишат, и с позором в
тюрьму. В нашей стране самая страшная приставка - это "бывший". Если не
уважают и плюют, правда, заслуженно, на бывшего Президента, то уж на бывшего
боевого командира любого ранга и подавно. А если еще и узнают, что он
боевой, то тем более надо его утопить, он же кровью замазан, он, наверное, и
мирных жителей убивал. Он военный преступник - ату его, ату!!! Мы
сознательные граждане, никого не убивали, и если убивают наших
соотечественников в какой-то дыре на юге страны, то, значит, так и надо.
Чего еще изволите, господа правители? Отправить наших детей на очередную
бойню? Ради Бога! Ведь мы же избрали вас, разве вы можете ошибаться и
шельмовать? Ни в жизнь! Не так разве ты рассуждал, читатель? И продолжаешь
рассуждать?
Чехов сказал, что ежедневно по капле необходимо выдавливать из себя
раба, остается добавить, чтобы наши правители ежедневно выдавливали из себя
хозяина.
Ведь только стоит посмотреть на карту, как возникает вопрос. Разве
может республика, которой не видно на карте, угрожать суверенитету России?
Нет, если только не поддерживать и не подкармливать этого опереточного
генерала с его пылкими речами. Так, мелкий фюрер с кавказским акцентом.
Когда необходимо было убрать Льва Троцкого, добрались до Мексики и даже не
гранатой, а простым ледорубом, как бешеную собаку, завалили. А этого бывшего
летчика? Не поверю, что не было возможности или желания его уничтожить, то
же самое и сейчас.
Объяви вознаграждение, они сами принесут на блюде его голову,
украшенную зеленью. Каждый человек стоит денег, если не можешь его купить,
то можешь за половину этой суммы "заказать" его. При условии, если у него на
тебя нет компрометирующих материалов или у вас не общий банковский счет в
Цюрихском банке.
А мы, как бараны, пойдем вновь к урнам для голосования и будем
голосовать за тех, кто будет поддерживать новые кровавые "разборки",
устраивать их, расстреливать наших детей, заставлять ветеранов Великой
Отечественной рыться на помойке, вытаскивая порожние бутылки.
И не идет речь о коммунистах, демократах, социалистах и прочих
словоблудах, нет. Все они хотят сами есть кусок с маслом за наш с тобою
счет, читатель. А для того чтобы не задумывались над этим грабежом,
устраиваются и войны, и катаклизмы.
Тем временем совещание продолжалось, план был набросан, представлен.
Пришло время высказывать свое мнение и видение проблемы. Подошел связист и
позвал Сан Саныча к телефону. Все смолкли, может, нас отставят от этой
бойни. Тот вернулся к столу мрачнее, чем уходил. Сел на стул, обвел всех
беспомощным взглядом, мы молчали, только комбриг не выдержал:
- Говори, не томи.
- Получены данные от нашей разведки, оппозиция подтвердила, что во
дворец свозятся все наши раненые и захваченные в плен. Просили соблюдать
максимальную осторожность при штурме. В авиации отказано, артиллерию
использовать только свою. "Ураганов" и "Градов" не будет.
В полной тишине послышалось кряхтение, звук передвигаемых стульев,
шарканье ног и звонкий хруст ломаемого комбригом карандаша. Похоже было, что
он сам даже не заметил, как переломил карандаш, продолжая вертеть в руках
два обломка, уставившись в одну точку. Все были как парализованные.
- Нельзя штурмовать без артиллерийской и авиационной подготовки, людей
положим, - начал комбат первого батальона.
- И нельзя штурмовать, когда там наши пленные, погибнут они. Все
прекрасно понимаем, что при захвате с артиллерией или без оной они в
большинстве погибнут, - продолжил мысль комбат танкового батальона.
- Либо духи их убьют, либо случайная очередь, взрыв гранаты, мины
прекратит их страдания. Но не хочется, ой как не хочется становиться убийцей
своих соплеменников. Ситуация патовая, что в лоб, что по лбу, - вслух
рассуждал комбат третьего батальона.
- Пленных вряд ли спасешь, а подчиненных положим больше. Нельзя не
учитывать возможность контратак со стороны противника, - подхватил нештатный
заместитель комбрига, он же начальник артиллерии.
Пауза затягивалась. Комбриг отбросил обломки карандаша.
- Перерыв десять минут. Подчиненным ничего не говорить! После перерыва
будьте готовы высказываться по существу, каждому не более трех минут.
Все повалили на улицу глотнуть свежего воздуха, сходить в туалет,
перекурить, обсудить происходящее без командира.
- Полный звиздец!
- Что придумали, ублюдки.
- Теперь точно с ножом в зубах полезем на стены.
- Думать надо, а не орать, - казалось, что весь этот шум не касался
командира танкового батальона. Он обратился к начальнику артиллерии и
командирам артдивизионов, они стояли рядом:
***
- Вы сможете свои самоходки подтащить поближе?
- Вряд ли. Мосты не выдержат нас. У тебя танк сколько тонн весит?
То-то. А мои САУшки потяжелее будут, да и боекомплект у меня меньше, надо
постоянно подвозить, а скорость у них - сам знаешь, в три раза меньше. Нас
поставить где-то недалеко на закрытых позициях, и через дома и ваши головы
мы будем "класть", как скажете.
Но казалось, что "танковый" комбат его уже не слышал и бормотал себе
под нос:
- Маленький боекомплект, скорость подвоза боеприпасов, револьвер. Надо
сделать "револьвер", надо сделать карусель. Точно карусель. Сначала пехота,
а затем ураганный огонь из танка. БМП не потянет, слишком маленький калибр.
Потом он позвал своего начальника штаба, и они что-то начали чертить,
обсуждать. Время перерыва закончилось, и все пошли на заседание. Расселись
на свои прежние места. Командир начал:
- Товарищи офицеры, нам всем ясна сложившаяся ситуация. И штурмовать
нельзя, и не штурмовать тоже нельзя, мы позвонили во время перерыва Ролину и
нашим соседям, с кем предстоит брать Минутку. Все предоставляют нам
карт-бланш. Мы должны взять, а какой ценой, это наше дело. Прошу
высказываться.
Повисла тишина. Слово взял "главный танкист":
- Я понимаю так, что в связи с нахождением наших пленных в здании
правительства артиллерию и авиацию применять нельзя, так?
- Так, - подтвердил комбриг.
- Тонкое жизненное наблюдение, - кто-то хихикнул из-за спины.
- У БМП слишком малый калибр и слишком тонкая броня, поэтому вести
более-менее эффективный огонь с дальнего расстояния не получится, так?
- Так, - вновь подтвердил комбриг, еще не понимая, куда клонит комбат.
- У танков больше броня, больше калибр, но меньше боекомплект, и
поэтому ведение огня также будет неэффективно из-за быстро заканчивающегося
боекомплекта. Весь вопрос в скорости подвоза боеприпасов. Но загружать танк
под огнем противника - это самоубийство, поэтому я предлагаю, чтобы танки
сами ездили за боеприпасами. А чтобы огонь велся непрерывно, то предлагаю
устроить танковую карусель.
- Какую карусель?
- А в этом что-то есть!
- Башка! Молодец.
Почти все поняли суть идеи, предлагаемой танкистом. Он подошел к карте
и начал рассказывать и показывать:
- Вот здесь первоначально по мосту выкатываются на противоположный
берег два танка, один ведет интенсивный огонь, второй вяло поддерживает, но
больше молчит, третий танк стоит посередине моста и ждет своей очереди. У
въезда на мост, на нашем берегу, стоит четвертый танк, пятый под загрузкой.
Первый ведет интенсивный огонь по цели, расстреляв свой боекомплект, он
возвращается на наш берег для погрузки боезапаса. Танк, стоящий посередине
моста, занимает положение для стрельбы и открывает огонь. Третий, что в
начале моста, выезжает на середину. Во время всех этих перемещений танк,
стоявший и не стрелявший, открывает огонь и не дает противнику уничтожить
передвигающиеся танки. Тем самым мы обеспечиваем плотность огня, точность,
поддержку пехоты. Работаем за артиллерию. Артиллерия может бить по площадям,
а мы можем и по форточкам, - закончил под одобрительный смех присутствующих.
- Вот это здорово!
- Молодцы танкисты!
- Спасибо за идею, - комбриг пожал руку танкисту.
- У меня тоже идея есть, - вперед выступил командир третьего батальона.
- Я предлагаю воспользоваться канализационным коллектором для проникновения
внутрь здания.
- А что, мудро.
- И людей сохраним, и, может, пленных освободим.
- А если засада? Перебьют как куропаток.
- Это здорово, но стремное дело.
- Идея хороша, но мы не знаем, куда и как он может вывести нас. Это
первое, второе - чечены и так уже активно используют канализацию как пути
подхода и отхода при совершении диверсионных вылазок против нас. Так что там
можем нарваться на засаду. Поэтому за идею спасибо, но надо взорвать
коллектор, завалить его, чтобы духи к нам в тыл не зашли. Согласен?
- Да, согласен, - со вздохом разочарования сказал комбат и сел на
место.
- Еще предложения?
Многие высказывали предложения, но более радикального, чем танкисты, не
смогли придумать. Гостиницу "Кавказ" не смогли взять сегодня, и поэтому, по
согласованию с "Северным", ее передали для осады и штурма морским
пехотинцам. Людей отвели поближе к КП. Было принято решение максимально дать
людям отдохнуть, подготовить их и технику к предстоящим боям. В заключение
совещания слово взял заместитель командира бригады по воспитательной работе,
по-старому "замполит", подполковник Казарцев Сергей Николаевич.
Роста он был где-то метр шестьдесят пять, сам был не худой, а, как
многие пехотинцы, жилистый. Воевал в Афганистане. Его выгодно отличало от
многих его соплеменников по прежней политработе то, что он не делал людям
гадостей, не бегал по мелочам к командирам и своим кураторам, а просто
выполнял свою работу. Умел находить общий язык с людьми, ладить с ними.
Среди как офицеров, так и солдат он пользовался авторитетом. Уважали его и
за Афганистан, и за способность работать спокойно с окружающими.
- Товарищи офицеры, позвонили с "Северного" - два московских банка
готовятся праздновать свой юбилей и отложенные "бабки" решили пустить на
"гуманитарку" для войск в Чечне. Поэтому завтра надо будет отправить
транспорт на "Северный" за посылками. В каждой находится спортивный костюм,
кроссовки, туалетные принадлежности, блок сигарет, для офицеров по две банки
пива, а для бойцов - две банки "колы" или еще чего-то.
- Хорошо!
- Пиво!
- Вот это халява!
- Повезло тем, кто распределяет гуманитарку.
- Бери больше - и на раненых, и на погибших!
- Да, да, берите больше.
- Помощь нужна?
- А что за банки?
- "Менатеп", "Инком", - перекрывая шум, ответил Казарцев.
- Значит, "менатеповские и инкомовские пайки".
- "Менатеповские" звучит лучше, почти как "натовские".
- Сигареты!
- Кто не курит? Покупаю его сигареты.
- Подожди, там, может, "Астра" или "Нищий в горах" будет.
- Правильно, на "Северном" могут подменить.
- Да, те могут закрысить.
- Не замылят, мы же на Минутку идем.
- А им какая разница. Для них было бы лучше выдавать гуманитарку после
штурма, себе больше можно оставить.
- Тихо! - перекрыл шум баритон комбрига.
Шум почти сразу стих, люди были рады отвлечься от мысли о предстоящем.
- Тихо! - вновь повторил командир. - Работы у каждого много, и не
тратьте время попусту. Вопросы?
Вопросов у всех было много, но большинство из них были риторическими, и
поэтому, зная, что не получишь вразумительного ответа, кроме как "пошел на
хрен" и "не умничай", охотников не нашлось. Все разошлись, обсуждая
предстоящую халяву. Это сладкое слово "халява"!
С Юркой мы подошли к Казарцеву:
- Серега, ты про нас не забудь, когда посылки будешь делить. Самое
главное - это сигареты. Может, кто курить не будет.
- Мужики, вы уже не первые. И еще много ко мне подойдет. Имейте
совесть!
- Юра! Это он о чем?
- О совести.
- А что это?
- Не знаю. Почки знаю, печень знаю, желудок тоже знаю, а вот совесть?
Нет, не знаю. А ты, Слава?
- Не слышал.
- Серега, у нас есть почти абсолютная монополия на спирт, и неужели ты
своих соседей отфутболишь? Нехорошо все это.
- Ты представляешь, как мы будем в отместку мочиться на колеса твоего
автомобиля, да какать нам тоже придется под твоей дверью. Ты представляешь?
- И так всю оставшуюся войну.
- А это дурная привычка и может перейти и на мирное время. Будем гадить
перед дверями твоей квартиры.
- Ты только представь себе, выходишь ты утром на службу и падаешь,
поскользнувшись на дерьме. Весь такой красивый - и в дерьме. Обидно, да?
- И все это из-за каких-то сигарет.
- Придурки.
- Слава, по-моему, мы недавно это уже слышали.
- Кстати о птичках, когда будешь на "Северном", передавай привет
коменданту Сашке, пусть положит нам побольше сигарет и чего-нибудь от себя.
- Он вас и не вспомнит.
- Вспомнит, куда он денется.
- Так насчет твоего выбора?
- Какого выбора?
- Или до окончания службы ты будешь скользить на дерьме, или дашь нам
сигарет. С пенсионерами мы не воюем.
- Да пошли вы...
- Юра, он выбрал дерьмо.
- Определенно. Начнем сегодня вечером. Пашка нам поможет.
- Вас что, специально по всему СибВО искали и поселили в одном кунге?
- Не только по СибВО. Я из ставки ЮЗН приехал, а Юрка - со СКВО.
Поэтому - это судьба, Сергей Николаевич. И придется тебе постоянно нести
свой крест.
- Поскальзываясь на дерьме. Но этого можно избежать...
- Если подбросить нам сигарет.
- И тогда мы будем всегда тебя рады видеть.
- И детям своим будем рассказывать, какой ты замечательный и сердечный
человек. А если нет, то тоже расскажем. Что ты дерьмо.
- Идиоты.
- Клиент еще не созрел.
- Ничего, как пару раз упадет - созреет.
- Так как?
- Завтра поговорим.
- Так бы сразу. Спасибо.
- Клиент созрел. Спокойной ночи.
Мы пошли спать в свой кунг. Постепенно навалилась усталость, страшно
хотелось спать. Придя "домой", мы застали Пашку за накрытым столом. Он сиял
словно новогодний пряник на елке, завернутый в фольгу. Счистив налипшую на
ботинки грязь, сделавшую их похожими на огромные бахилы, мы ввалились в
кунг.
- Ты что сияешь, как приз выиграл? - спросил Юрка у Пашки. Я молчал, в
голове крутилась какая-то мысль, не оформившаяся до конца, но казалось, что
очень важная.
- Так, я наслышан, что вы сотворили на "Северном"...
- Молчи. Молчи и никогда никому об этом не говори. Ничего не было. Ты
понял? - жестко я оборвал его. Не было желания даже вспоминать, а обсуждать
это - тем более. - Доставай, что есть у нас в заначке. А мы пойдем руки
вымоем.
Оставив оружие и раздевшись, мы вышли с Юркой на улицу с чайником
теплой воды. Поливая друг друга и отфыркиваясь, мылись долго и тщательно.
Кожа вновь задышала. Вытерлись жесткими армейскими вафельными полотенцами.
Присели на лесенку, закурили, подставив лица не очень холодному ночному
зимнему ветерку. Было желание вот так долго сидеть. Просто сидеть и ни о чем
не думать. Сидеть и курить. В кулаке разгорается от затяжек огонь сигареты,
обжигая ладонь. Благодать. Юрка вмешался в мое мажорное настроение:
- Ты что на Пашку напустился?
- Нечего попусту языком трепать. Что было, то прошло, а обсуждать, из
пустого в порожнее переливать, тем более солдату, ни к чему. Сейчас будет
ходить, трепать по КП то, что мы ему расскажем. Пусть обижается, но молчит.
Я думаю, что если выберемся, тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить, то у нас
еще на дыбе спросят, что это вы, сукины дети, замышляли. Просто в бой не
идти, или хотели мятеж поднять. Поэтому и тебе советую заткнуться и не
вспоминать об этом.
- Испугали ежа голой задницей.
- Мы с тобой, родной ты мой, не на Великой Отечественной, а в войне за
чью-то собственность. И вот хозяин этой собственности и спросит нас, не
против него ли мы собирались повернуть вверенное оружие. Технику и людей.
Юра, мы с тобой участники такого дешевого водевиля, что если бы не было так
страшно, то можно было бы просто посмеяться. Вот ты знаешь, для чего ВСЕ
это?
- Брось, Слава, крыша поедет.
- Она у меня уже съехала, раз я начал задавать такие вопросы, - я
достал новую сигарету и от окурка прикурил, потом бросил его под ноги и
затушил каблуком.
- Вот так и нас с тобой, придет время, а оно придет раньше, чем мы
предполагаем, выбросят. Вытрут ноги и выбросят. И как ты, когда покуришь,
сплевываешь, так и нам вслед плюнут. Попомни мои слова. Если мы сейчас
посмели командующему показать свои зубы, так и не побоимся показать, а если
надо, то и перегрызть глотку - начальнику, командиру. Мы привыкли к крови, к
смерти. Я не могу спать, если ночью тихо. Когда работает артиллерия, то сплю
как младенец, а когда авиация, еще лучше.
- Я тоже, - тихо заметил Юрка.
- Вот ты ответь на один простой и глупый вопрос, что такое
национальность?
- Как что? - не понял Юрка. - Ты с ней родился. Если хочешь, то Богом
она дана тебе.
- А если, допустим, чеченца в младенчестве вывезли во Францию. Всю
жизнь скрывали от него, кто он. Дали свою фамилию, воспитывался он в той
среде. Обучался в нормальной французской школе, потом в ихнем институте,
постиг их культуру. Кто ОН? Если тебе легче, то не чеченца, а русского
вывезли во Францию. Жаль, что не меня. Так, Юра, КТО ОН?
- Получается, что француз, - неуверенно произнес Юра.
- Так вот и получается, что национальность - это не биологическая
категория, а социальная. То есть люди сами создали себе проблему, придумали
национальный критерий и, прикрываясь им, стравливают нас. Древние придумали
аксиому, которая действует: "Разделяй и властвуй". Ты вспомни, что даже в
советские времена, когда был провозглашен лозунг о равенстве наций и
народов, русские служили на национальных окраинах, а "чурки" - в Прибалтике
или в России, прибалты - на Украине, в Молдавии. Тем самым получалось, что
стрелять, в случае бунта стрелять в соплеменников тяжелее, чем в аборигенов.
А отцы-замполиты искусственно подогревали национализм.
- А как же патриотизм? Любовь к Родине?
- К Родине?
- Да, именно, к Родине, - Юрка торжествовал. Вопрос был трудный.
- А что такое Родина, Юра? - тихо спросил я. - Я не цыган, не еврей и
не какой-нибудь кочевник. Но ты мне объясни, что такое Родина. Какой смысл
ТЫ вкладываешь в это понятие. Раньше солдаты кричали "За Бога, Царя,
Отечество!", потом "За Родину, за Сталина!" А сейчас? "За Родину и
Президента!", "За Родину и Грачина". - Я сплюнул. - Лет через двадцать,
может, в каком-нибудь фильме и покажут, как идут цепью на пулеметы с таким
идиотским криком. И как говорил Грачин, что мальчики умирали с улыбкой на
устах, всадил бы я ему грамм тридцать свинца в брюхо и посмотрел, как он бы
умирал с улыбкой на устах. Так что такое Родина? Это Президент, который
развалил Союз, а потом бросил нас с тобой в одно пекло, в другое, третье. А
в личном деле даже отметки забыли поставить. Разве Родина, которая любит
исподлобья.
Тот поежился под взглядом, хотел, видимо, что-то ответить дерзкое, но
потом передумал. Эх, зелень, у тебя на лице все твои мысли видно. Он
помялся, потом жалостливо произнес:
- Товарищ капитан, разрешите с вами пару кварталов проехать, там уже
наши, а то топать не хочется, да и на духов нарваться тоже неохота.
- Садись, вода у тебя из Сунжи? - задал я глупый вопрос, откуда она еще
может быть.
- Да, из Сунжи. Пока набирали, нас два раза обстреляли, - похвастался
лейтенант.
- Если бы хотели прикончить, то посадили бы одного снайпера, так и
остался бы ты со своими баками на берегу. Где брали? - я по дороге к БМП
развернул карту.
- Вот здесь, - Криков показал мне место недалеко от школы, пять
кварталов вниз. - А вот отсюда стреляли.
- Ясно, мы там воду брать не будем, а то завтра они будут нас ждать. Вы
хоть отпор им дали?
- Конечно.
- Ладно, садись.
Мы погрузились на броню. Вперед. Через два квартала лейтенант попросил
остановиться.
Я дал команду, и машины остановились. Лейтенант Криков со своими
бойцами спрыгнули и, помахав нам, пошли к своим, сгибаясь под тяжестью
канистр и бидонов. Через полчаса мы прибыли на свой КП. Медики побежали к
себе в медроту, сортировать трофеи.
Я прошел к своему кунгу, там сидел и подбрасывал дрова в печку Пашка.
- Рассказывай, что нового? - спросил я, снимая бронежилет.
- Ничего, все на совещании. Это правда, что будем Минутку брать?
- Правда, - сухо ответил я, - совещание долго идет?
- Часа полтора уже. Вас спрашивали неоднократно.
- Иду, - я на ходу закурил и вышел наружу.
Меся грязь ногами, я подошел к штабу, толпа офицеров и солдат, стоявших
перед входом, оживленно что-то обсуждала. Не хотелось выбрасывать такой
хороший окурок, да и вновь сидеть и обсуждать самоубийственные планы также
не хотелось. Вопрос заключался в том, сколько сотен погибнет из нас. Не
хотели вражьи души на "Северном" и в Москве долбить Минутку артиллерией и
авиацией. И поджимали со сроками. Сейчас предстояло обсудить, какой батальон
отдать на расстрел. Как уцелеть самим. Офицеры что-то мне пытались говорить,
но я их не слушал, в голове уже обкатывал фразы и аргументы в пользу своего
варианта, он до конца еще не оформился, но что-то забрезжило. Похоже, есть
небольшой шанс сократить количество убитых и раненых. Окружающие, видимо,
поняв мое состояние, оставили меня в покое. Я молча кивнул им, отшвырнул
окурок, который, описав дугу, упал в грязь. Прямо как жизнь, промелькнуло в
голове, вот так же, только войдет в зенит, как катится к закату. Сколько
жизней в ближайшие дни придет к закату, не дойдя до пика своего расцвета.
Войну придумывают старики, они уже импотенты, мудрость еще не пришла, а
амбиций хватает, как у молодых, не хотят упускать свою власть, вот и
придумывают так, чтобы молодежь умирала за стариковские идеалы. Они же,
удовлетворив свои бессмысленные амбиции, будут теперь воровать деньги,
отпущенные на восстановление разрушенного. А нас, свидетелей их безумия,
временного помешательства, будут загонять в угол. Как это было с
"афганцами". Сначала делали из них кумиров, героев, затем начали
повествовать о том, что они наркоманы, пьяницы. Исходя из этого постулата,
они якобы вырезали мирное население и могли-де воевать только с мирными
жителями, с мощным противником им было не справиться. Затем не дали мужикам
выговориться, загнали их в угол, обвинили во всех смертных грехах, объявили
об "афганском синдроме", забыли, правда, потом перечислить все синдромы на
территории Союза. Что ни "точка", то "синдром", многовато для одной страны,
пусть даже и такой большой, как Россия.
Сам себя я "заводил", лучше прийти на совещание уже злым и
"заведенным", чем войти и заводиться там. Все уже устали и отупели от
бесконечных разговоров и тупикового положения. А тут заходишь агрессивный,
злой, готовый порвать любого, кто не согласен с твоей точкой зрения. И
привносишь свежую струю, новый взгляд на проблему. Идея начала уже выходить
из подсознания. Главное, чтобы не было во Дворце Дудаева наших мужиков, а
там мы можем их накрыть. Есть такая штука у саперов - для разминирования, не
знаю, как называется, но работает великолепно. Представляет собой небольшую
ракету с тремя двигателями, одним маршевым и двумя стартовыми. Эта хреновина
взлетает и тащит за собой толстый шланг, набитый тротилом, летит строго в
одном направлении. Когда шланг (мы называем его "кишкой") разматывается, то
ракета падает, и через полторы секунды после падения тротил, что в "кишке",
подрывается, и получается расчищенная колея где-то метра четыре в ширину.
Применяется этот "Змей Горыныч" для проделывания проходов в минных полях. Те
мины, что не взорвались, после детонации выбрасывает наружу.
И вот если подобраться поближе к этому екарному дворцу, да и пустить
несколько "горынычей", то мало что останется от их богадельни. Главное,
уничтожить нижние этажи, он высокий, неустойчивый - завалится вместе с
содержимым и духами. Но это, опять же, чтобы внутри не было наших, а только
духи. Я подошел к двери, автомат повесил на плечо, толкнул дверь.
- Разрешите присутствовать, товарищ полковник? - отвлек я Бахеля от
объяснения.
Все командиры батальонов, их начальники штабов, заместители комбрига и
офицеры штаба бригады склонились над картой. В темноте, у щели в оконном
проеме, заложенном мешками с песком, курило человека четыре.
- Проходите, Миронов, как съездили?
- Все хорошо, товарищ полковник.
- Проходите, не мешайте, что неясно - спросите у окружающих, но потом.
Вновь он склонился над картой, водя по ней ручкой, как указкой. Я
понял, что вопрос идет о штурме Госбанка. Значит, на карте бригада уже
перебралась через мосты и успешно преодолела двести метров открытой
местности под ураганным огнем противника, надо не забыть спросить, как это
им удалось. Но это потом, сейчас не мешать командиру, придет мое время, и
выскажу свою заготовку, так же, как и всякий присутствующий. Сначала будет
говорить самый младший по званию и должности. Сделано это специально, чтобы
не довлело над ним высказанное мнение старших начальников, а потом по
возрастающей, и итог подведет командир. Задача оценивать обстановку,
принимать решение, отдавать приказ и контролировать его выполнение
возлагается только на одного человека в бригаде - на командира. Потом может
и начальник штаба как-то боком здесь пролететь, но за все спрос только с
командира. Так же будет и на местах. Почему батальон, рота, взвод не
выполнил задачу? Виноват командир того подразделения, которое не выполнило
задачу. Спрос строгий и короткий, долго разбираться не будут. В лучшем
случае сдерут погоны и взашей, поднимать народное хозяйство, ладно, если
выслуга для пенсии уже есть, а если нет?
А могут и под суд, а там и наград всех твоих лишат, и с позором в
тюрьму. В нашей стране самая страшная приставка - это "бывший". Если не
уважают и плюют, правда, заслуженно, на бывшего Президента, то уж на бывшего
боевого командира любого ранга и подавно. А если еще и узнают, что он
боевой, то тем более надо его утопить, он же кровью замазан, он, наверное, и
мирных жителей убивал. Он военный преступник - ату его, ату!!! Мы
сознательные граждане, никого не убивали, и если убивают наших
соотечественников в какой-то дыре на юге страны, то, значит, так и надо.
Чего еще изволите, господа правители? Отправить наших детей на очередную
бойню? Ради Бога! Ведь мы же избрали вас, разве вы можете ошибаться и
шельмовать? Ни в жизнь! Не так разве ты рассуждал, читатель? И продолжаешь
рассуждать?
Чехов сказал, что ежедневно по капле необходимо выдавливать из себя
раба, остается добавить, чтобы наши правители ежедневно выдавливали из себя
хозяина.
Ведь только стоит посмотреть на карту, как возникает вопрос. Разве
может республика, которой не видно на карте, угрожать суверенитету России?
Нет, если только не поддерживать и не подкармливать этого опереточного
генерала с его пылкими речами. Так, мелкий фюрер с кавказским акцентом.
Когда необходимо было убрать Льва Троцкого, добрались до Мексики и даже не
гранатой, а простым ледорубом, как бешеную собаку, завалили. А этого бывшего
летчика? Не поверю, что не было возможности или желания его уничтожить, то
же самое и сейчас.
Объяви вознаграждение, они сами принесут на блюде его голову,
украшенную зеленью. Каждый человек стоит денег, если не можешь его купить,
то можешь за половину этой суммы "заказать" его. При условии, если у него на
тебя нет компрометирующих материалов или у вас не общий банковский счет в
Цюрихском банке.
А мы, как бараны, пойдем вновь к урнам для голосования и будем
голосовать за тех, кто будет поддерживать новые кровавые "разборки",
устраивать их, расстреливать наших детей, заставлять ветеранов Великой
Отечественной рыться на помойке, вытаскивая порожние бутылки.
И не идет речь о коммунистах, демократах, социалистах и прочих
словоблудах, нет. Все они хотят сами есть кусок с маслом за наш с тобою
счет, читатель. А для того чтобы не задумывались над этим грабежом,
устраиваются и войны, и катаклизмы.
Тем временем совещание продолжалось, план был набросан, представлен.
Пришло время высказывать свое мнение и видение проблемы. Подошел связист и
позвал Сан Саныча к телефону. Все смолкли, может, нас отставят от этой
бойни. Тот вернулся к столу мрачнее, чем уходил. Сел на стул, обвел всех
беспомощным взглядом, мы молчали, только комбриг не выдержал:
- Говори, не томи.
- Получены данные от нашей разведки, оппозиция подтвердила, что во
дворец свозятся все наши раненые и захваченные в плен. Просили соблюдать
максимальную осторожность при штурме. В авиации отказано, артиллерию
использовать только свою. "Ураганов" и "Градов" не будет.
В полной тишине послышалось кряхтение, звук передвигаемых стульев,
шарканье ног и звонкий хруст ломаемого комбригом карандаша. Похоже было, что
он сам даже не заметил, как переломил карандаш, продолжая вертеть в руках
два обломка, уставившись в одну точку. Все были как парализованные.
- Нельзя штурмовать без артиллерийской и авиационной подготовки, людей
положим, - начал комбат первого батальона.
- И нельзя штурмовать, когда там наши пленные, погибнут они. Все
прекрасно понимаем, что при захвате с артиллерией или без оной они в
большинстве погибнут, - продолжил мысль комбат танкового батальона.
- Либо духи их убьют, либо случайная очередь, взрыв гранаты, мины
прекратит их страдания. Но не хочется, ой как не хочется становиться убийцей
своих соплеменников. Ситуация патовая, что в лоб, что по лбу, - вслух
рассуждал комбат третьего батальона.
- Пленных вряд ли спасешь, а подчиненных положим больше. Нельзя не
учитывать возможность контратак со стороны противника, - подхватил нештатный
заместитель комбрига, он же начальник артиллерии.
Пауза затягивалась. Комбриг отбросил обломки карандаша.
- Перерыв десять минут. Подчиненным ничего не говорить! После перерыва
будьте готовы высказываться по существу, каждому не более трех минут.
Все повалили на улицу глотнуть свежего воздуха, сходить в туалет,
перекурить, обсудить происходящее без командира.
- Полный звиздец!
- Что придумали, ублюдки.
- Теперь точно с ножом в зубах полезем на стены.
- Думать надо, а не орать, - казалось, что весь этот шум не касался
командира танкового батальона. Он обратился к начальнику артиллерии и
командирам артдивизионов, они стояли рядом:
***
- Вы сможете свои самоходки подтащить поближе?
- Вряд ли. Мосты не выдержат нас. У тебя танк сколько тонн весит?
То-то. А мои САУшки потяжелее будут, да и боекомплект у меня меньше, надо
постоянно подвозить, а скорость у них - сам знаешь, в три раза меньше. Нас
поставить где-то недалеко на закрытых позициях, и через дома и ваши головы
мы будем "класть", как скажете.
Но казалось, что "танковый" комбат его уже не слышал и бормотал себе
под нос:
- Маленький боекомплект, скорость подвоза боеприпасов, револьвер. Надо
сделать "револьвер", надо сделать карусель. Точно карусель. Сначала пехота,
а затем ураганный огонь из танка. БМП не потянет, слишком маленький калибр.
Потом он позвал своего начальника штаба, и они что-то начали чертить,
обсуждать. Время перерыва закончилось, и все пошли на заседание. Расселись
на свои прежние места. Командир начал:
- Товарищи офицеры, нам всем ясна сложившаяся ситуация. И штурмовать
нельзя, и не штурмовать тоже нельзя, мы позвонили во время перерыва Ролину и
нашим соседям, с кем предстоит брать Минутку. Все предоставляют нам
карт-бланш. Мы должны взять, а какой ценой, это наше дело. Прошу
высказываться.
Повисла тишина. Слово взял "главный танкист":
- Я понимаю так, что в связи с нахождением наших пленных в здании
правительства артиллерию и авиацию применять нельзя, так?
- Так, - подтвердил комбриг.
- Тонкое жизненное наблюдение, - кто-то хихикнул из-за спины.
- У БМП слишком малый калибр и слишком тонкая броня, поэтому вести
более-менее эффективный огонь с дальнего расстояния не получится, так?
- Так, - вновь подтвердил комбриг, еще не понимая, куда клонит комбат.
- У танков больше броня, больше калибр, но меньше боекомплект, и
поэтому ведение огня также будет неэффективно из-за быстро заканчивающегося
боекомплекта. Весь вопрос в скорости подвоза боеприпасов. Но загружать танк
под огнем противника - это самоубийство, поэтому я предлагаю, чтобы танки
сами ездили за боеприпасами. А чтобы огонь велся непрерывно, то предлагаю
устроить танковую карусель.
- Какую карусель?
- А в этом что-то есть!
- Башка! Молодец.
Почти все поняли суть идеи, предлагаемой танкистом. Он подошел к карте
и начал рассказывать и показывать:
- Вот здесь первоначально по мосту выкатываются на противоположный
берег два танка, один ведет интенсивный огонь, второй вяло поддерживает, но
больше молчит, третий танк стоит посередине моста и ждет своей очереди. У
въезда на мост, на нашем берегу, стоит четвертый танк, пятый под загрузкой.
Первый ведет интенсивный огонь по цели, расстреляв свой боекомплект, он
возвращается на наш берег для погрузки боезапаса. Танк, стоящий посередине
моста, занимает положение для стрельбы и открывает огонь. Третий, что в
начале моста, выезжает на середину. Во время всех этих перемещений танк,
стоявший и не стрелявший, открывает огонь и не дает противнику уничтожить
передвигающиеся танки. Тем самым мы обеспечиваем плотность огня, точность,
поддержку пехоты. Работаем за артиллерию. Артиллерия может бить по площадям,
а мы можем и по форточкам, - закончил под одобрительный смех присутствующих.
- Вот это здорово!
- Молодцы танкисты!
- Спасибо за идею, - комбриг пожал руку танкисту.
- У меня тоже идея есть, - вперед выступил командир третьего батальона.
- Я предлагаю воспользоваться канализационным коллектором для проникновения
внутрь здания.
- А что, мудро.
- И людей сохраним, и, может, пленных освободим.
- А если засада? Перебьют как куропаток.
- Это здорово, но стремное дело.
- Идея хороша, но мы не знаем, куда и как он может вывести нас. Это
первое, второе - чечены и так уже активно используют канализацию как пути
подхода и отхода при совершении диверсионных вылазок против нас. Так что там
можем нарваться на засаду. Поэтому за идею спасибо, но надо взорвать
коллектор, завалить его, чтобы духи к нам в тыл не зашли. Согласен?
- Да, согласен, - со вздохом разочарования сказал комбат и сел на
место.
- Еще предложения?
Многие высказывали предложения, но более радикального, чем танкисты, не
смогли придумать. Гостиницу "Кавказ" не смогли взять сегодня, и поэтому, по
согласованию с "Северным", ее передали для осады и штурма морским
пехотинцам. Людей отвели поближе к КП. Было принято решение максимально дать
людям отдохнуть, подготовить их и технику к предстоящим боям. В заключение
совещания слово взял заместитель командира бригады по воспитательной работе,
по-старому "замполит", подполковник Казарцев Сергей Николаевич.
Роста он был где-то метр шестьдесят пять, сам был не худой, а, как
многие пехотинцы, жилистый. Воевал в Афганистане. Его выгодно отличало от
многих его соплеменников по прежней политработе то, что он не делал людям
гадостей, не бегал по мелочам к командирам и своим кураторам, а просто
выполнял свою работу. Умел находить общий язык с людьми, ладить с ними.
Среди как офицеров, так и солдат он пользовался авторитетом. Уважали его и
за Афганистан, и за способность работать спокойно с окружающими.
- Товарищи офицеры, позвонили с "Северного" - два московских банка
готовятся праздновать свой юбилей и отложенные "бабки" решили пустить на
"гуманитарку" для войск в Чечне. Поэтому завтра надо будет отправить
транспорт на "Северный" за посылками. В каждой находится спортивный костюм,
кроссовки, туалетные принадлежности, блок сигарет, для офицеров по две банки
пива, а для бойцов - две банки "колы" или еще чего-то.
- Хорошо!
- Пиво!
- Вот это халява!
- Повезло тем, кто распределяет гуманитарку.
- Бери больше - и на раненых, и на погибших!
- Да, да, берите больше.
- Помощь нужна?
- А что за банки?
- "Менатеп", "Инком", - перекрывая шум, ответил Казарцев.
- Значит, "менатеповские и инкомовские пайки".
- "Менатеповские" звучит лучше, почти как "натовские".
- Сигареты!
- Кто не курит? Покупаю его сигареты.
- Подожди, там, может, "Астра" или "Нищий в горах" будет.
- Правильно, на "Северном" могут подменить.
- Да, те могут закрысить.
- Не замылят, мы же на Минутку идем.
- А им какая разница. Для них было бы лучше выдавать гуманитарку после
штурма, себе больше можно оставить.
- Тихо! - перекрыл шум баритон комбрига.
Шум почти сразу стих, люди были рады отвлечься от мысли о предстоящем.
- Тихо! - вновь повторил командир. - Работы у каждого много, и не
тратьте время попусту. Вопросы?
Вопросов у всех было много, но большинство из них были риторическими, и
поэтому, зная, что не получишь вразумительного ответа, кроме как "пошел на
хрен" и "не умничай", охотников не нашлось. Все разошлись, обсуждая
предстоящую халяву. Это сладкое слово "халява"!
С Юркой мы подошли к Казарцеву:
- Серега, ты про нас не забудь, когда посылки будешь делить. Самое
главное - это сигареты. Может, кто курить не будет.
- Мужики, вы уже не первые. И еще много ко мне подойдет. Имейте
совесть!
- Юра! Это он о чем?
- О совести.
- А что это?
- Не знаю. Почки знаю, печень знаю, желудок тоже знаю, а вот совесть?
Нет, не знаю. А ты, Слава?
- Не слышал.
- Серега, у нас есть почти абсолютная монополия на спирт, и неужели ты
своих соседей отфутболишь? Нехорошо все это.
- Ты представляешь, как мы будем в отместку мочиться на колеса твоего
автомобиля, да какать нам тоже придется под твоей дверью. Ты представляешь?
- И так всю оставшуюся войну.
- А это дурная привычка и может перейти и на мирное время. Будем гадить
перед дверями твоей квартиры.
- Ты только представь себе, выходишь ты утром на службу и падаешь,
поскользнувшись на дерьме. Весь такой красивый - и в дерьме. Обидно, да?
- И все это из-за каких-то сигарет.
- Придурки.
- Слава, по-моему, мы недавно это уже слышали.
- Кстати о птичках, когда будешь на "Северном", передавай привет
коменданту Сашке, пусть положит нам побольше сигарет и чего-нибудь от себя.
- Он вас и не вспомнит.
- Вспомнит, куда он денется.
- Так насчет твоего выбора?
- Какого выбора?
- Или до окончания службы ты будешь скользить на дерьме, или дашь нам
сигарет. С пенсионерами мы не воюем.
- Да пошли вы...
- Юра, он выбрал дерьмо.
- Определенно. Начнем сегодня вечером. Пашка нам поможет.
- Вас что, специально по всему СибВО искали и поселили в одном кунге?
- Не только по СибВО. Я из ставки ЮЗН приехал, а Юрка - со СКВО.
Поэтому - это судьба, Сергей Николаевич. И придется тебе постоянно нести
свой крест.
- Поскальзываясь на дерьме. Но этого можно избежать...
- Если подбросить нам сигарет.
- И тогда мы будем всегда тебя рады видеть.
- И детям своим будем рассказывать, какой ты замечательный и сердечный
человек. А если нет, то тоже расскажем. Что ты дерьмо.
- Идиоты.
- Клиент еще не созрел.
- Ничего, как пару раз упадет - созреет.
- Так как?
- Завтра поговорим.
- Так бы сразу. Спасибо.
- Клиент созрел. Спокойной ночи.
Мы пошли спать в свой кунг. Постепенно навалилась усталость, страшно
хотелось спать. Придя "домой", мы застали Пашку за накрытым столом. Он сиял
словно новогодний пряник на елке, завернутый в фольгу. Счистив налипшую на
ботинки грязь, сделавшую их похожими на огромные бахилы, мы ввалились в
кунг.
- Ты что сияешь, как приз выиграл? - спросил Юрка у Пашки. Я молчал, в
голове крутилась какая-то мысль, не оформившаяся до конца, но казалось, что
очень важная.
- Так, я наслышан, что вы сотворили на "Северном"...
- Молчи. Молчи и никогда никому об этом не говори. Ничего не было. Ты
понял? - жестко я оборвал его. Не было желания даже вспоминать, а обсуждать
это - тем более. - Доставай, что есть у нас в заначке. А мы пойдем руки
вымоем.
Оставив оружие и раздевшись, мы вышли с Юркой на улицу с чайником
теплой воды. Поливая друг друга и отфыркиваясь, мылись долго и тщательно.
Кожа вновь задышала. Вытерлись жесткими армейскими вафельными полотенцами.
Присели на лесенку, закурили, подставив лица не очень холодному ночному
зимнему ветерку. Было желание вот так долго сидеть. Просто сидеть и ни о чем
не думать. Сидеть и курить. В кулаке разгорается от затяжек огонь сигареты,
обжигая ладонь. Благодать. Юрка вмешался в мое мажорное настроение:
- Ты что на Пашку напустился?
- Нечего попусту языком трепать. Что было, то прошло, а обсуждать, из
пустого в порожнее переливать, тем более солдату, ни к чему. Сейчас будет
ходить, трепать по КП то, что мы ему расскажем. Пусть обижается, но молчит.
Я думаю, что если выберемся, тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить, то у нас
еще на дыбе спросят, что это вы, сукины дети, замышляли. Просто в бой не
идти, или хотели мятеж поднять. Поэтому и тебе советую заткнуться и не
вспоминать об этом.
- Испугали ежа голой задницей.
- Мы с тобой, родной ты мой, не на Великой Отечественной, а в войне за
чью-то собственность. И вот хозяин этой собственности и спросит нас, не
против него ли мы собирались повернуть вверенное оружие. Технику и людей.
Юра, мы с тобой участники такого дешевого водевиля, что если бы не было так
страшно, то можно было бы просто посмеяться. Вот ты знаешь, для чего ВСЕ
это?
- Брось, Слава, крыша поедет.
- Она у меня уже съехала, раз я начал задавать такие вопросы, - я
достал новую сигарету и от окурка прикурил, потом бросил его под ноги и
затушил каблуком.
- Вот так и нас с тобой, придет время, а оно придет раньше, чем мы
предполагаем, выбросят. Вытрут ноги и выбросят. И как ты, когда покуришь,
сплевываешь, так и нам вслед плюнут. Попомни мои слова. Если мы сейчас
посмели командующему показать свои зубы, так и не побоимся показать, а если
надо, то и перегрызть глотку - начальнику, командиру. Мы привыкли к крови, к
смерти. Я не могу спать, если ночью тихо. Когда работает артиллерия, то сплю
как младенец, а когда авиация, еще лучше.
- Я тоже, - тихо заметил Юрка.
- Вот ты ответь на один простой и глупый вопрос, что такое
национальность?
- Как что? - не понял Юрка. - Ты с ней родился. Если хочешь, то Богом
она дана тебе.
- А если, допустим, чеченца в младенчестве вывезли во Францию. Всю
жизнь скрывали от него, кто он. Дали свою фамилию, воспитывался он в той
среде. Обучался в нормальной французской школе, потом в ихнем институте,
постиг их культуру. Кто ОН? Если тебе легче, то не чеченца, а русского
вывезли во Францию. Жаль, что не меня. Так, Юра, КТО ОН?
- Получается, что француз, - неуверенно произнес Юра.
- Так вот и получается, что национальность - это не биологическая
категория, а социальная. То есть люди сами создали себе проблему, придумали
национальный критерий и, прикрываясь им, стравливают нас. Древние придумали
аксиому, которая действует: "Разделяй и властвуй". Ты вспомни, что даже в
советские времена, когда был провозглашен лозунг о равенстве наций и
народов, русские служили на национальных окраинах, а "чурки" - в Прибалтике
или в России, прибалты - на Украине, в Молдавии. Тем самым получалось, что
стрелять, в случае бунта стрелять в соплеменников тяжелее, чем в аборигенов.
А отцы-замполиты искусственно подогревали национализм.
- А как же патриотизм? Любовь к Родине?
- К Родине?
- Да, именно, к Родине, - Юрка торжествовал. Вопрос был трудный.
- А что такое Родина, Юра? - тихо спросил я. - Я не цыган, не еврей и
не какой-нибудь кочевник. Но ты мне объясни, что такое Родина. Какой смысл
ТЫ вкладываешь в это понятие. Раньше солдаты кричали "За Бога, Царя,
Отечество!", потом "За Родину, за Сталина!" А сейчас? "За Родину и
Президента!", "За Родину и Грачина". - Я сплюнул. - Лет через двадцать,
может, в каком-нибудь фильме и покажут, как идут цепью на пулеметы с таким
идиотским криком. И как говорил Грачин, что мальчики умирали с улыбкой на
устах, всадил бы я ему грамм тридцать свинца в брюхо и посмотрел, как он бы
умирал с улыбкой на устах. Так что такое Родина? Это Президент, который
развалил Союз, а потом бросил нас с тобой в одно пекло, в другое, третье. А
в личном деле даже отметки забыли поставить. Разве Родина, которая любит