своих сыновей, пошлет их на смерть? Разве нельзя было хирургически
уничтожить опухоль - Дудаева? Молчишь. Можно, все можно. И мы, и весь мир
хлопали бы в ладоши, что так аккуратно все провели. Все можно, если ты не в
сговоре с Дудаевым. Патриотизм? Оскар Уайльд, был такой толковый англичанин,
сказал, что патриотизм - это последнее прибежище негодяев. Самый главный
парадокс заключается в том, что я люблю Россию, люблю эту территорию, но не
люблю правительство. А данный парадокс рождает ненависть к понятию "Родина".
Трудно жить в стране, которую ненавидишь.
- А зачем ты воюешь? И, на мой взгляд, неплохо воюешь.
- Не подлизывайся. Сам не знаю. Родину защищаю. Парадокс. Дурдом. Здесь
все просто. Черные и белые. Индейцы и бледнолицые. Мы защищаем свою Родину,
которую они пытаются разорвать. Крыша едет от таких мыслей. Знаешь такой
анекдот: приезжает в часть генерал и ходит, проверяет. Потом говорит
командиру: "Мрачно у тебя здесь, покрась забор во все цвета радуги".
Командир под козырек: "Есть!" Идут дальше. Генерал: "Поставь кровати в
шахматном порядке, все веселей будет". Командир опять: "Есть, товарищ
генерал!" Генерал: "Ты что, командир, личного мнения не имеешь? Под всякую
чушь, ерунду отвечаешь "Есть"?" Командир: "Мнение-то я имею, а вот выслуги у
меня нет, а то бы я тебя, генерал, с твоей чушью на хрен послал". Нет у
меня, Юра, выслуги. А то бы не было раздвоения личности у меня.
- Так, может, тебе к психиатру сходить?
- И он мне объяснит, что такое Родина и чьи интересы я здесь защищаю? И
почему нефтеперегонный завод мы не можем взорвать? А руки так и чешутся.
Устроить кому-нибудь большое западло. Вот только если бы восстанавливали
потом только они из своего кармана, то было бы хорошо, а то ведь за счет
бюджета. Кстати, Юра, ты ведь знаешь, что авиация в первую очередь дотла
разнесла местное министерство финансов?
- Знаю, ну и что?
- Давай спорить, что сейчас авиация не дворец Дудаева в темноте долбит
и не склады с боеприпасами и казармы духов, а чеченский Госбанк.
- Да ну, вряд ли, - протянул Юрка, - хотя если эти уроды сначала
Минфин, а затем, по логике, накануне штурма... Вполне могут. Тем самым они
предупреждают, что скоро штурм. Во гады!
- А я о чем. Так что такое Родина, Юра?
- Пошел на хрен. Софист несчастный. Тебе в замполиты надо было идти.
- У меня папа бывший военный, так я от него перенял стойкую антипатию к
замполитам, хотя и там иногда попадаются порядочные люди. Редко, но бывают.
- Пошли жрать, а то околеем. Напьемся?
- С радостью, но не получится. Тем более что и день был тяжелый.
Вспомни, мы с тобой выкушали по полкилограмма водки на нос, закусывая только
"курятиной", и хоть бы хны.
- Было дело, - Юрка мрачно сплюнул. - Бля, во жизнь! Захочешь напиться
и не можешь. Приеду домой - нажрусь до зеленых соплей и мордой в салат.
- Точно. В салат. В "зимний". По самые уши. Вот только как бы не
захлебнуться.
Мы засмеялись. Когда задаешь глупые вопросы, на которые у тебя нет
ответов, и ты ничего не можешь изменить, остается только плыть по течению,
держаться за напарника. Мы вошли в кунг. Пашка накрыл стол и поставил в
центре открытую бутылку водки.
- Коньяк остался?
- Остался.
- Так ставь его на стол. Радуйся жизни.
Юрка укоризненно посмотрел на меня. Было понятно - неизвестно,
доведется ли нам выпить коньяк этот позже, но взгляд его красноречиво
говорил, мол, зачем я свои гнилые мысли на бойце вымещаю. Пашка, не убирая
водку, поставил коньяк. Я взял, открыл и почти полные налил стаканы. Было
дикое желание напиться.
- Поехали! - я поднял свой пластмассовый стаканчик.
Остальные последовали моему примеру. Сдвинули свои "кубки", они
прошелестели, темная жидкость коньяка в них заколыхалась, когда мы
чокнулись. Опрокинул. Тяжелая, вязкая жидкость потекла вниз. Я зажмурился от
удовольствия. Вот она дошла до желудка и начала там растекаться теплом.
Принялись закусывать. Молча, без слов. Нечего говорить. Все уже определено,
решено без нас. Можно написать рапорт и уехать домой, но такой мысли даже не
возникало.
Мы быстро жевали, как только тепло начало в желудке проходить, я разлил
остатки коньяка. Юрка быстро взял свой стаканчик:
- У нас что, просто пьянка? Пьем без тостов.
- Нет, мы просто ужинаем, но если хочешь что-то сказать, то говори, но
покороче, а то коньяк горячий, а тем более водку, я не пью.
- Я предлагаю выпить, - начал Юра, - за то, что Бог нам помогал раньше.
Я хочу выразить общую надежду, что удача нас не оставит и мы выберемся из
этого пекла...
- Чтобы через пару лет попасть в новое... - перебил и продолжил я.
- Может, и попадем, но сейчас, а может, и через день, нам предстоит
идти на Минутку, и поэтому, Господи, пошли нам удачу. За удачу!
- Юра, ты служишь в армии?
- Ну и что?
- А то, что в армии единоначалие и субординация, а ты, минуя командира,
напрямую обращаешься к Богу. За это можно получить взыскание.
- Пошел на хрен, идиот! - Юрка выдохнул и опрокинул, выпил коньяк.
Мы с Пашкой тоже опрокинули. В голове что-то зашумело. Неужели хмель
появился?! Это здорово. Я боялся спугнуть это чувство и сидел, не
шелохнувшись. Наступило легкое опьянение, оно нарастало и нарастало.
- Слава, ты что? - испуганно спросил Юра.
- Ничего, - я нехотя открыл глаза, - гад, ты мне хмель спугнул.
Голова стала абсолютно ясной и чистой:
- Тьфу на тебя. Тьфу на тебя три раза.
- Чего спугнул? - недоуменно спросил напарник.
- Чего-чего, - передразнил я его, - хмель, гад, спугнул ты мне. Я сижу
и чувствую, как начинаю пьянеть, а тут ты лезешь со своими вопросами.
- Я смотрю, что ты сидишь и как кот, который гадит, в одну точку
уставился, а потом и вовсе закрыл глаза. Ну, думаю, может, поперхнулся.
Извини, что кайф тебе сломал. Может, еще догонишь?
- Хрен его догонишь, - досада меня разбирала, - но можно попробовать,
наливай.
Я взял бутылку водки, которую Пашка вначале поставил на стол, и разлил
по стаканам. Мы с Юркой не закусывали. Может, после смешения водки с
коньяком удастся немного опьянеть. Я встал, держа стакан с водкой.
- Третий тост.
- Третий, - подхватил Юрка.
- Третий, - эхом отозвался Пашка.
Немного постояв молча, мы почти одновременно выпили и, не закусывая и
не запивая, сели на свои места. Молча, не торопясь начали закусывать.
- Это правда, что в лоб будем Минутку брать? - спросил Пашка с набитым
ртом.
- Правда, сынок, правда, - ответил я. Я знал, что он терпеть не мог,
когда его называли "сынком". Пашка взвился:
- Какой я вам сынок! У меня у самого вот будет сынок.
Подумал и добавил:
- А может, дочка. А вы - "сынок, сынок".
- Так, Паша, сынка сделать большого ума не надо - это десятиминутное
дело, а потом всю жизнь мучайся. Вот из тебя, как ни старались, а так
человека и не сделали.
- Почему не сделали? - Пашка уже весь ощерился.
- Пьешь много, нам хамишь. А мы к тебе как к родному. Надо воспитывать.
Как думаешь, Слава?
- Да, - я подхватил, - пора переходить к радикальным средствам. Ты
какого хрена в эшелоне караул напоил? Пьяный часовой, да еще с оружием -
преступник. Значит, ты пособник.
- Какой пособник?
- Обыкновенный, в тридцать седьмом приписали бы тебе диверсию и к
стенке по законам военного времени. И пломбу свинцовую в затылок, - я
коснулся пальцем его затылка, куда обычно стреляли при расстреле. Тот
дернулся.
- Шутки, Вячеслав Николаевич, дурацкие.
Я закурил. Юрка и Пашка последовали моему примеру.
- Значит, так, Паша, - начал я, - пока нас не будет...
- А куда вы денетесь? - перебил меня Павел.
- В подвале будем сидеть, - огрызнулся я. - Не перебивай старших. С
войсками, скорее всего, пойдем. Ты, сукин сын, отвечаешь головой за машину.
И за все, что в ней находится. Если что, то... - я остановил жестом Пашку,
который пытался меня перебить, - если что, то передашь вещи семьям. Ты
понял? А за машину голову сниму и скажу, что так было. Ты все понял?
- Да понял, понял. Вы мне уже это в сотый раз говорите. У вас-то и
вещей, кроме грязных носков, ничего и нет.
- Вот ты их и постираешь.
- Еще чего, - Пашка фыркнул.
- Постираешь, постираешь, будешь нас вспоминать и, обливаясь слезами,
постираешь.
- Если и буду обливаться слезами, то только потому, что вонь от ваших
носков будет глаза есть.
- Паша, - вмешался Юра, - у нас уже своеобразный ритуал: когда
предстоит серьезное дело, то мы тебе наказываем, что сделать с нашим вонючим
бельем. Но так как тебе с ним неохота возиться, то ты усиленно молишься за
нас, и Бог, услышав твои молитвы, охраняет нас, тем самым спасая тебя от
неблагодарной работы - стирать наши носки. Кстати, а ты не забыл, как пахнут
наши носки?
- Вот еще! Я когда "молодым" был, дембелям носки не стирал, а вам и
подавно не буду, - Пашка уже буквально кипел.
Его злость нас раззадоривала.
- Паша, ты же знаешь, что когда человек умирает, то последняя воля -
закон. Слышал?
- Ну?
- Так вот, - голос мой стал торжественный, - наша последняя воля с
Юрием Николаевичем, что когда помрем, чтобы ты постирал наши носки, погладил
их и передал семье. По паре от каждого можешь оставить себе. На память.
Можешь повесить на ковер над кроватью.
- Так вы еще не помираете.
- А вдруг...
- Ничего я не буду вам стирать! - Пашка стал угрюмым и насупился.
- Ладно, Паша, мы пошутили. Не обижайся. Лучше разлей остатки, - сказал
Юра.
Пашка повиновался и аккуратно разлил оставшуюся водку по всем трем
стаканам. Все долго ждали, пока он не перестанет капать последние капли в
свой стакан. Все про себя считали.
- Двадцать две, - сказал Юра, нарушив тишину.
- Я слышал, что можно из любой бутылки тридцать три капли выжать, -
вмешался я.
Взяли нашу пластмассовую тару.
- Что день грядущий нам готовит? - спросил Юра, обращаясь к нам.
- Хрен его знает, - ответил за всех Пашка.
- Пусть будет то, что должно произойти. И давайте выпьем за это. За
Судьбу и за Его Величество Случай! - сказал я.
- Правильно! - поддержал меня Юра. - За Судьбу и Случай.
Потом тихо добавил, как бы про себя, но мы отчетливо слышали:
- К смерти надо быть готовым. Да минует меня чаша сия, - и выпил.
- Это ты правильно сказал, Юра, что к смерти надо быть готовым. Чтобы
она тебя не застала врасплох. Дела надо завершать и долгов больших не
делать, а то семье придется за твою опрометчивость расплачиваться. Да минует
меня чаша сия, - повторил я слова из Евангелия и тоже выпил.
Пашка тоже выпил. Закусили молча. Подчистили то, что лежало на тарелках
и в банках. Снова закурили, но уже сытые, довольные. Предстоящий день уже не
рисовался таким мрачным.
- Про какую вы чашу говорили? - спросил, с наслаждением затягиваясь,
Пашка.
- Это, Павел, сказал Иисус накануне своей смерти, обращаясь к своему
Богу-Отцу. Он знал, что его казнят, ему было страшно, вот он на всякий
случай и просил папашу, чтобы тот не делал этого, - пояснил я. - Когда будет
время, Пашка, почитай Евангелие. Очень занимательная и поучительная книга.
Очень много полезного там обнаружишь.
- А, книги... - протянул Пашка.
Сразу стало ясно, что Пашка не является любителем чтения.
- Читай, Паша, читай. В книгах сосредоточена вековая мудрость
поколений. На одном своем опыте не проживешь. И как ты будешь своего ребенка
воспитывать? Какие примеры будешь приводить из жизни? Из чьей жизни? Из
своей? Так кроме как пьянки, ты ничего не видел. Вот и будешь рассказывать,
как нужно пить. Или как ты в эшелоне караул напоил? - Юрку явно тянуло
пофилософствовать.
- Не компостируй, Юра, парню мозги, - я вмешался. - По крайней мере,
ему не грозит шизофрения.
- Это почему же?
- Когда был курсантом, была у меня подружка из медицинского. Так вот
она рассказывала: им на курсе по психиатрии говорили, что если человек не
читает книг, то он не склонен к шизофрении. Потому что, читая книгу, человек
сопереживает героям и пропускает все через себя. Тем самым на его личность
накладывается отпечаток личности книжного героя, и происходит смещение
личности читателя. Что-то еще. Но это было так пересыпано медицинскими
терминами, что из ее объяснения я запомнил только вот это.
- М-да, ты прав. Пашке шизофрения не грозит. А вот белая горячка -
точно! - вынес резюме Юра.
- Если в наше отсутствие будут раздавать гуманитарную помощь, то
подойдешь к замполиту бригады подполковнику Казарцеву, скажешь, что от нас.
Заберешь у него на себя и нас помощь. Если ты, гад, выпьешь наше пиво, то
вешайся. Размеры одежды и обуви знаешь. На всякий случай запишем. И самое
главное, он должен дать побольше сигарет. Если забудет, то напомнишь, что
он-де обещал сигареты. Понял?
- Понял. А много сигарет будет?
- Не знаю. Но надеемся, что много. Не бойся - поделимся. Мы
когда-нибудь тебя обходили?
- Нет. Не было. Это другие штабные офицеры прячут свое добро, а вы -
нет.
- Вот видишь. Мы думаем, как тебя накормить, напоить, накурить. А ты,
засранец, носки постирать нам не хочешь! - опять начал гнуть свое Юрка.
- Не буду я стирать вам носки! - взорвался Пашка.
- Не ори на офицеров, а то можно и в глаз схлопотать, - сказал Юрка. -
Мы пойдем отольем, а ты пока прибери и подумай насчет носков. Кунг проветри,
а то спать невозможно. Хоть топор вешай.
- Не буду я носки стирать! - уже сквозь зубы тихо и упрямо процедил
Пашка.
- Ты что его заводишь? - спросил я, закуривая и пристраиваясь рядом с
Юркой, когда отошли от машины.
- Скучно, - просто ответил Юра.
- Такое впечатление, что тебя что-то гложет.
- Ничего не гложет, просто весь вечер голову ломал над твоими дурацкими
вопросами. Что такое Родина?
- А, тоже проняло? Так что же такое Родина?
- На хрен!
- Нет, ты меня на хрен не посылай. Ты ответь на вопрос о Родине.
- Ты бы еще о смысле жизни у меня спросил бы.
- Нет, Юра, этого точно никто не знает, а вот по поводу Родины ты
ответь!
- В одном ты, Слава, прав. Родина и правительство - два понятия
несовместимые.
- Родина и государство, - поправил я Юру.
- Хорошо, когда страна твоего проживания с одной культурой, например,
как Израиль.
- Так в Штатах вон сколько, как в Вавилоне. И понимают друг друга. И не
собирается штат Техас выходить из состава США. А почему? А потому что там
хватает работы. Если ты не лодырь, то живешь как человек.
- Правильно, а у нас все с ног на голову поставлено.
- Ладно, хватит философствовать. Один черт, ничего не узнаем и не
добьемся. А настроение Пашке своими носками мы надолго испортили.
- Это точно. Постреляем? - Юра достал из кармана захваченные
осветительные ракеты.
- Давай! - я взял у него несколько штук.
Разойдясь в стороны, мы подняли вверх на вытянутых руках эти ракетницы
и дернули за запальные шнуры. Раздались почти одновременно два громких
хлопка, и с громким шипением ракеты устремились в темную высь. Там, на
высоте, они с треском зажгли свои огни и устремились к земле. Часовые тоже
периодически запускали осветительные ракеты, и поэтому все вокруг почти
постоянно было залито неживым, мертвым огнем. Предметы отбрасывали
неестественные, причудливо изломанные тени. Когда запускаешь ракеты, то
кажется, что Новый год дома. Я постоянно на каждый Новый год приносил из
части осветительные ракеты, и после полуночи мы всей семьей выходили на
улицу и запускали их. Я радовался вместе с сыном. Сейчас такое же чувство
охватило меня. Выбросил пустую гильзу, взял следующую ракету и, не дожидаясь
напарника, запустил ее. В воздухе кисло запахло сгоревшим порохом. Юра тоже
не отставал от меня.
- Пойдем спать? - спросил я, когда последняя наша ракета погасла.
- Давай по последней покурим и пойдем, - отозвался напарник.
Закурили. Помолчали.
- Как думаешь, вместе пошлют? - нарушил молчание Юра.
- Не знаю. Может, вместе, а может, и нет.
- Могут и во второй батальон засунуть, пока нового начальника штаба не
назначат.
- Там ротных толковых полно. У нас что, в бригаде мало желающих
начальником штаба стать?
- Желающих много, а вот с опытом штабной работы - мало.
- Думаешь, тебе предложат покомандовать пока штабом?
- Может. Тебя-то не отправят. Ты офицер по взаимодействию.
- Поживем - увидим.
- Представь, сейчас мужикам в батальонах готовить технику, людей,
уточнять порядок колонны. Боеприпасы, люди. Какое счастье, что удалось
вырваться с командных должностей. Хуже нет в войсках должности ротного. Как
собака бегаешь.
- Это точно. На эту тему есть хороший анекдот, только с военно-морским
уклоном. Вызывают в штаб флота старого командира подводной лодки и говорят:
"Мы хотим ввести новые льготы для плавсостава. Как вы на это смотрите?"
Командир, старый, прожженный морской волк: "Хорошо смотрю". Кадровик: "Мы
хотим увеличить оклад, квартиры вне очереди, путевки давать в дом отдыха. Мы
думаем, что когда об этом на берегу узнают, то их от зависти разорвет. Вы
как считаете?" Командир: "Это точно. Но когда первого разорвет, вы меня на
его место поставьте, пожалуйста!" Вот и у нас. Какие бы льготы ни обещали
ротным, взводным, какие бы дифирамбы ни пели, один хрен, надо держаться
подальше от этих командных должностей.
- Пошли спать. День трудный будет.
- Да. Неизвестно, когда еще предстоит выспаться толком. Слава, а ты
знаешь, ты паразит знатный.
- С какой это стати?
- Да со своими глупыми вопросами. Родина, не Родина. Государство,
страна. Тьфу. Голова разламывается.
- Зато мне хорошо. Выговорился, и вроде лучше. Пусть другие мучаются.
- Вот и я говорю - паразит.
- Не мучай себя. Самокопание никому пользу не приносило. Пока забудь.
Выйдем живыми - поговорим. В ближайшие дни нам некогда будет думать. Пусть
рефлексы работают.
- Это правда, пусть нервная система поработает. Пацанов только жалко.
Много их тут останется.
- "Навеки девятнадцатилетние", как у Бакланова.
- Хватит, опять завелся. Пошли спать.
Мы подошли к нашей машине, выбросили окурки и зашли внутрь. Пашка за
время нашего отсутствия успел прибрать и уже лежал в постели.
- Ты сегодня не в карауле?
- Нет. Завтра моя очередь, и то днем.
- Шланг да и только. А кто мой сон оберегать будет?
- Ваш сон, сами и сторожите.
- Опять хамит. Надо будет тебя заставить копать окоп для стрельбы с
коня стоя.
- Для стрельбы с коня стоя?
- Именно, а то уж больно языкастый стал.
- А высота коня?
- Три метра.
- Таких коней не бывает.
- Бывает. В Москве памятник Юрию Долгорукому видел? Вот для его коня и
его самого и будешь копать, если еще хоть раз будешь дерзить. Понял, балбес?
- Понял, понял, - проворчал Пашка, отворачиваясь от нас. Он знал, что
если нас "достать", то мы можем многое сотворить.
Мы в который раз сняли только ботинки, носки, ослабили ремни на брюках.
Автомат у меня у подножия топчана, у Юрки - на гвозде над головой. Пару
гранат в изголовье под матрас. Трофейный ПБ - под матрас на уровне бедер,
патрон в патронник и на предохранитель. Теперь можно забыться в коротком
сне. Жаль, что не удалось опьянеть. Юрка, гад, помешал. Завтра я ему
напомню. Лампочка, освещающая наше помещение, висела у меня над постелью. Я
выкрутил ее наполовину, все погрузилось в темноту. На прощание объявил:
- Отбой в войсках связи.
Закончился еще один долгий день очередной войны. Богу, Судьбе, Случаю
было угодно, чтобы я остался жив. Помогите и дальше. Вся прожитая жизнь мало
что значила, впереди был самоубийственный штурм Минутки. Господи, помоги!
После этого мысленного обращения к Богу я уснул.

    Глава 8



В семь часов прозвенел будильник. Ночь была спокойная. На нас никто не
нападал. Спал сном младенца. Снов не было. Во рту, казалось, только что
опорожнилась сотня-другая пионеров. В горле пересохло. Все-таки алкоголь
подействовал на организм, жаль, что мозги остались ясными. Выпить бы сейчас
рассольчику огуречного. Эх, мечты, мечты. Я встал, оделся. С Юркой вышли на
улицу. Опять туман. Погода, значит, будет хорошая. Я несколько раз энергично
взмахнул руками, кровь по венам и артериям побежала веселее. Умылись,
перекурили. Пашка тем временем, встав немного раньше нас, приготовил
завтрак.
- Что приготовил, сынок, своим отцам? - спросил Юра, когда мы вошли в
кунг.
- Кофе, бутерброды с сыром и "братская могила" - килька в томатном
соусе, чеснок, лук, - ответил Паша.
- Может, по стопочке опрокинем? - спросил Юра.
- Давай грамм по пятьдесят, - я был не против, хотя по утрам пил крайне
редко.
- Водку, коньяк?
- Давай "конины", водка по утрам - это пошло.
- Пашка, доставай "конину". Предпочтительней французский, марочный,
двадцатилетней выдержки, с юга Франции. У нас есть такой?
- Есть из Дагестана, сэр, - в тон Юре ответил Паша.
- Дерьмо, конечно. Но за неимением гербовой пишут на обычной бумаге.
Придется давиться дагестанским, настоенным на клопах. Пашка, достанешь
французского - все прощу. Можешь даже Родину продать. Я все прощу! - у Юрки
было приподнятое настроение.
Пашка тем временем полез в ящик, где хранились продукты и выпивка,
достал бутылку коньяка, открыл ее и разлил по стаканчикам. Только мы хотели
выпить, как раздался стук в дверь, и она открылась. На пороге стоял наш
сосед - замполит бригады Казарцев Серега. Он с порога начал в шутку орать:
- Вы, что, черти, охренели? С утра коньяк стаканами жрать. И этого
малолетнего преступника спаивать! Подвинься! Ого, какую ты себе задницу
отожрал. У подполковника и то меньше. Гонять тебя надо. А еще лучше -
отправить в какой-нибудь батальон, там людей не хватает. Враз похудеешь, -
Серега примостился рядом с Пашкой и взял у него стакан, понюхал.
- Во гады, пьют, а замполита не приглашают. Свинство это. Придется
комбригу доложить, пьют штабные с утра. И, главное, что пьют - коньяк. А с
меня еще вчера сигареты вымогали. Совести ни на грош.
- Будешь пить-то? Или ты хочешь нам настроение с утра пораньше
испортить? - мне хотелось опрокинуть стакан, а замполит под руку трещал.
- Какой нюх у тебя, Серега! - Юрка не скрывал своего восхищения. - Не
раньше, не позже, а только как налили, и нате вам.
- Он за дверью стоял, подслушивал, наверное.
- Пить будешь?
- А то! - Серега еще раз посмотрел в стакан, который забрал у Пашки. -
Мал еще, алкоголик. За, что пьем, мужики?
- За удачу. Нам она всем понадобится в ближайшее время, - Юрка был
серьезен.
- За удачу, так за удачу, - Серега тоже стал серьезен.
Выпили. Коньяка было налито у всех немного. Пашка остался без своей
порции спиртного и поэтому с завистью смотрел на нас. Начали закусывать.
- Ночью было принято решение отправить часть руководства и штабных
офицеров в батальоны, - сказал Серега, жуя бутерброд.
- На хрена?! - моя реакция была мгновенна и неподдельна. - Мы же будем
только мешать работать. Командир роты и батальона не сможет полноценно
руководить, командовать. Мы же как балласт будем у него на КП болтаться. Как
не пришей к голове рукав.
- Действительно, Сергей, на какой ляд мы там нужны? - Юрка тоже был
удивлен.
- Хрен его знает, мужики, что они там планируют, приказ пришел с
"Северного". Кстати, сегодня ночью наши взяли Ханкалу, и поэтому штаб
переезжает туда.
- А смысл? Самолеты там все равно не сядут, так? Только "вертушки".
Перепахать все на "Северном", самолеты, которые там остались, либо перегнать
на Большую землю, либо уничтожить, и головной боли меньше. Это целый полк
будет охранять аэропорт, а еще полк снимай с боевых позиций и кидай на
охрану Ханкалы! Маразм! - я искренне не понимал смысла всех этих
перемещений.
- А что такое Ханкала? - в разговор вклинился Пашка. - Много слышал, а
что это?
- Ханкала - это, - начал Серега по замполитовской привычке отвечать на
все солдатские вопросы, - бывший аэродром ДОСААФа, там сосредоточены учебные
самолеты чешского производства. Дуда пытался переоборудовать их в боевые, но
не успел. По слухам и данным разведки...
- Что одно и то же, - встрял Юрка.
- Точно, - продолжал Серега, - несколько самолетов ему все-таки удалось
переоборудовать под боевые и перегнать куда-то. Недалеко от Ханкалы
находятся ракетные пусковые установки. Раньше тут баллистические ракеты
находились, ну а когда нас поперли, может, и пару боеголовок с носителями мы
могли оставить. Я уже ничему не удивляюсь. Плюс на Ханкале находятся
постройки. Скоро поедем за гуманитаркой, вот и поглядим на новый командный
пункт командующего.
- Серега, хрен с этой Ханкалой, расскажи лучше, на какой х... нас
кидают в батальоны. Как с боевых единиц от нас толку ноль. Взвод, роту нам
не дают. Да и мы переросли эту ступень. Смысл?
- Не знаю. Команда Ролина. Максимум управленцев и штабных - на
передовую.
- Ладно, от нас еще толк будет, а от зама по тылу? - Юрка тоже кипел от
негодования.
- Не засерайте мне мозги, мужики. Приказ есть приказ. Мы с вами идем во
второй батальон.
- Вместе? Это хорошо.
- Сам попросился с нами?
- Да. Сам.
- А для чего?
- Курево не хочешь отдавать?
- Лучше с вами, отморозками, чем с каким-нибудь гнусом.
- Ага, Серега, признал наши заслуги!
- Вы хоть и придурки - Пашка, закрой уши - но вы не побежите, не
бросите ни меня, ни людей. И на рожон не полезете.
- Правильно. На рожон мы тебя пошлем. По второй?
- Давай, и идем в штаб на совещание. Штурм назначен на сегодня на
полдень.
- Звиздец! - я был шокирован.
- Они что там, на "Северном", гребанулись совсем? - Юрка покраснел от
злости.
- Звиздец бригаде! - выразил общее мнение Пашка.
- Заткнись, дурак, не каркай! Наливай лучше, и, пока будем на
совещании, заполни фляжки коньяком и водкой. Одну фляжку - спиртом. Сам
знаешь, где бутылка спрятана. И никому ни слова, что здесь слышал. Ты понял?
- Юрка уже не говорил, а кричал. Злость, страх, бессилие, - все это читалось
на его лице.
- Да понял я, понял, что орать-то, - бурчал в ответ Пашка.