Страница:
которым и мы укрылись. Рикошет с противным визгом уходил вверх и куда-то в
сторону. Казалось, что воздух стал горячим от постоянно висящего в нем
раскаленного металла. Опять послышались крики и стоны новых раненых.
За спиной послышался скрежет и лязг гусениц. Мы все оглянулись. На ту
сторону моста вышли два танка и открыли огонь. Духи поумерили пыл и
перенесли весь свой огонь на танки. Тут настала наша очередь. Комбат вновь
скомандовал: "Вперед!" Оставив наших раненых, мы снова ринулись вперед. Дым
стоял над площадью сплошной стеной, толком ничего не разглядеть.
Растянулись цепью. Стреляем наугад, от живота, патронов не жалеем. Что
в десяти метрах впереди, не видно, как ни напрягай глаза. Они слезятся от
висящих пороховых газов. Вперед!!! Только вперед!!! Я вместе со всеми ору.
Кто кричит "Ура!", кто кричит "Суки! Смерть сукам!!!", я просто, раскрыв
широко рот, ору "А-а-а-а". Помогает заглушить страх. В крови вновь бушует
адреналин, могу побить мировой рекорд по бегу. Из-за плотной завесы дыма нас
встречают кинжальные автоматные очереди. Бьют так же, как и мы, от пояса
длинными очередями. Видимо, специально подпустили поближе. Падаем. Залегли.
Нельзя лежать на одном месте на открытой местности. Я перекатываюсь.
Перекат, еще один. Ага, вот и милый сердцу обломочек стены, я пребольно
ударился об него плечом. Ладно, ушиб не ранение, пройдет синяк. Я
пристраиваюсь за этим валуном и начинаю стрельбу.
Первый шок от внезапного обстрела духов проходит, и мы принимаем
встречный бой. Расстояние не больше пятнадцати метров, но у них неоспоримое
преимущество. Они закрыты стенами, а мы задницами кверху на площади.
Автомат сухо щелкнул и перестал стрелять. Понятно, патроны кончились.
Как всегда, не вовремя. Спаренные пристегнутые магазины опустели. Лежа
задираю ствол у автомата и засовываю в подствольник гранату. Удобнее
стрелять с колена, но теперь уже выбирать не приходится. Нажимаю левой рукой
на спусковой крючок. Взрывается капсюль-детонатор, и граната летит в сторону
противника. Перелет. Ну ничего, это мы сейчас откорректируем. Снова граната
уходит в подствольник, и снова жму на крючок. Пока летит граната, быстро
вынимаю магазин и вставляю еще один спаренный.
За спиной раздается грохот. Оглядываюсь. шь твою мать! Духам удалось
подбить оба наших танка. Они горят жирным пламенем. Донесся треск
взрывающихся патронов, сейчас будут рваться снаряды. И точно. Через секунду
послышался оглушительный взрыв, а за ним второй - у танков отлетели башни.
Почти синхронно они медленно, очень медленно поднялись в воздух и,
кувыркаясь, полетели в разные стороны. У первого танка башня с шумом упала в
воду, у второго - на нашу сторону. Сами танки продолжали гореть. Корпус у
первого раскололся посередине. В пламени продолжали рваться патроны.
Духи, осатанев от этой победы, переключили свое внимание, и заодно и
огонь, на нас. Вновь мины начали собирать свой урожай. Бойцы под этим
ураганным огнем начали окапываться. Повезло тому, кому попался разрушенный
взрывами или гусеницами танков, БМП асфальт. Там была обнажена грязь, но под
ней земля, в которую "махор" закопается по самые уши. Но таяли наши ряды.
Таяли на глазах. Многие были ранены. Солнце уже не пробивалось сквозь
плотный дым. С надеждой я вслушивался, не начнется ли стрельба на
противоположной стороне площади. Именно там, по замыслу командования, должны
были начать свою атаку десантники и морские пехотинцы. Но не было слышно с
той стороны музыки боя. Жалкая горстка, не более ста пятидесяти человек,
билась на открытой площади с хорошо укрытым противником.
За спиной вновь послышались крики и треск автоматных очередей.
Посмотрев назад, увидел, как первый батальон пытается перебежать мост. Мы с
удвоенной силой начали поливать из автоматов и подствольников позиции духов.
Но что-то не заладилось опять у первого батальона. И вновь он откатился
назад.
И тут дрогнули наши ряды. Чувство безысходности накатило, навалилось.
Страх, черный страх раздавил своей массой все человеческое, что было.
Сработал инстинкт самосохранения. И без команды мы начали отступать. Не
бежать, а именно отступать. Огрызаясь автоматными очередями, редкими
выстрелами из подствольников. Унося своих раненых. Оставляя своих убитых.
Оставляя погибших и зная, что если не заберем их до ночи, то надругаются над
ними духи, изрежут их тела. Отрежут носы, уши, половые органы и выбросят их
вместе с телами в Сунжу на корм рыбам. Простите нас, ребята!
Отходили к прежним позициям, где нас накрыла собственная авиация. Вдруг
раздался крик: "Батю ранило!" Все повернулись и увидели, что комбат бежит в
укрытие, а левая рука болтается как чужая, как канат, привязанный к бушлату.
Тут он споткнулся и, припав на левую ногу, завалился на бок. Подбежали бойцы
и вытащили его из-под обстрела. Затащили за временное укрытие. Тут же стали
подтягиваться, подползать, перекатываться офицеры батальона. Я также
поспешил. По пути увидел Юру. Значит, жив! Во время недавнего боя я потерял
его из вида. Прибежал и заместитель комбата майор Кугель Иван Генрихович.
Возле комбата уже суетился санитар. Перетягивал жгутом раны и накладывал
повязки. Комбат то приходил в сознание, то вновь его терял. Тяжело дышал, в
груди что-то хрипело, мешало дышать. Был он бледен, крупные капли
нездорового пота постоянно скатывались по его лицу, оставляя за собой серые
дорожки на пыльной, грязной коже.
- Что вы приперлись? - спросил Петрович, открыв в очередной раз глаза.
- Идите работайте, людей не бросайте. Окапывайтесь. Идите на хрен. Пока я
здесь валяюсь, командует батальоном мой заместитель Кугель. Вперед! Пошли
вон! Работать, желудки, работать!
Он вновь закрыл глаза и в который раз потерял сознание. Мы обратились к
санитару:
- Как он? Выкарабкается?
- Задеты артерии на ногах, большая потеря крови. Не знаю, надо выносить
на материк.
- Спасай! Ты слышишь? Спасай комбата, а то я в тебе дырок наковыряю! -
орал на него Кугель Ваня.
- Не ори на него, Иван! Надо выносить его, - тоже заорал на нового
комбата командир первой роты.
- Вот и бери его и иди на прорыв! Выноси. Мы постараемся прикрыть, -
снова орал Иван. - Постарайся, вынеси Батю.
И уже громко, перекрывая шум боя, закричал:
- Слушай мою команду! Командую батальоном, пока командир ранен, я!
Первая рота идет на прорыв и выносит комбата, а мы прикрываем! Окапываться и
стоять до последнего! Радист! Радист, сука, где ты?!
- Нет радиста, убит, - крикнул кто-то из солдат.
- Перестроить ротные радиостанции на частоту бригады и сообщить, что
через пять минут попытаемся вынести комбата, чтобы встречали и прикрывали
огнем! Всем все понятно?! Вперед!!! Вперед!!!
И побежала первая рота, побежала под огнем, под сметающим все на своем
пути огнем по простреливаемому навылет полотну моста. Несли они с собой
комбата, который уже не приходил в сознание, и еще трех раненых. Не могли
они больше взять. От роты осталось всего тридцать три человека, чуть больше
полнокровного взвода.
Мы стреляли, стреляли, перезаряжая магазины, когда заканчивались
патроны. Кидали взгляд через плечо назад. Пять человек из первой роты
остались неподвижно лежать на мосту, добавив свои тела к уже многим лежащим.
Но вот оставшиеся в живых, уцелевшие, пока живые преодолели половину моста.
Еще, родные, еще немного поднажмите! Духи яростно стреляли как по нам, так и
по первой роте. Ничего, суки, хватило бы патронов, а там мы еще поговорим с
вами. Уроды долбаные!
Наступило спокойствие, умиротворение на душе. Так бывает, когда принял
решение и понимаешь, что это уже все. ВСЕ!!! Дальше только финиш, и от тебя,
к сожалению, уже ни хрена не зависит. Остается только подороже продать свое
тело и душу. Погибать не хочется, но и трусость тоже ушла. Осталось только
абсолютное спокойствие и трезвая, ясная голова. И мысли ясны, четки.
Рефлексы обострены. Все происходящее вокруг воспринимается остро. Ну что,
черномазые, повоюем?! Появился даже некий задор, азарт. Кто кого. Мы
хорошие, а вы плохие. Все ясно и просто, жаль, что в обычной жизни так
нельзя разделить. Хороший индеец - это мертвый индеец! Вспомнилась строчка
из песни: "Есть у нас еще в резерве бабы, водка и консервы, и родной АКМС
наперевес". Повоюем, уроды!
Я оглянулся. Все вокруг помаленьку окапывались. Правильно. "Махор" и в
асфальт вгрызется, а удержит рубеж. Лопатки саперной, по-военному МСЛ, у
меня не было. Надо достать. Метрах в трех справа от меня лежал убитый боец,
сзади у него на ремне в чехле висела лопатка. Я перекатился к нему и
попытался расстегнуть чехол, не получалось. Рядом просвистела пуля, я
инстинктивно пригнулся. Хоть и известно, что пуля, которую ты слышишь, не
твоя, но все равно пригибаешься. Рывком перевернул мертвое тело, расстегнул
бляху на животе и стащил ремень. Откатился на свое место. Как только я снова
укрылся за спасительным обломком кирпичной кладки, в мертвое тело бойца
попала пуля и заставила его как бы вздрогнуть. А могли и в меня попасть
уребищные духи. Посмотрел на место, где лежал. Асфальт во многих местах был
разбит. Я начал лопаткой выворачивать его куски, укладывая их перед собой.
Вот и земля вперемешку со щебнем. Не обращая внимания на содранные в кровь
пальцы, продолжал копать. Земля была холодная, местами попадалась грязь,
все, что вынимал, я укладывал впереди себя, укрепляя бруствер. Вот уже и
грудь с животом оказались в малюсеньком окопчике. На поверхности осталась
торчать только голова и ноги. Весь я был грязный, сорвал подшлемник, от
головы валил пар. Жарко, очень жарко.
За спиной вновь послышались лязг и грохот. Оглянулся. Там танки,
подцепив тросами сгоревшие свои машины, пытались оттащить их в сторону. Духи
опять начали обстреливать через наши головы танкистов из гранатометов и
минометов. Мы все бросили копать и принялись обстреливать их укрепления. Я с
ужасом услышал, как в очередной раз сухо щелкнул затвор моего автомата.
Звиздец, полный звиздец, патронов больше нет! Для подствольника осталось не
больше семи гранат. И все. Капут! На ремне, снятом с бойца, болталась фляжка
и подсумок для магазинов. Я поднял подсумок. Ого! Тяжелый. Значит, живем!
Значит, воюем. Я вытащил три магазина, осмотрел их. Полные. Три магазина по
тридцать патронов - девяносто. Не густо. Ну, ничего. На безрыбье и хрен
мясо. Зарядил автомат, прицелился, дал короткую очередь по мелькнувшей тени.
Тень скрылась. Может, и попал. На всякий случай поставил переводчик огня на
стрельбу одиночными. Начал снова копать.
И тут впереди раздались пронзительные крики духов. Они и в нормальной
жизни тихо-спокойно говорить не умеют, а на войне и подавно, кричат так, что
уши закладывает. Послышался знакомый лязг. Выглянул. Выкатывается танк и
БМП. Весело. Отступать нельзя, расстреляют в спину, и наступать тоже пока не
получается. Воевать на площади с танком очень не здорово. Разные весовые
категории. Иван Кугель что-то прокричал, но из-за расстояния и стрельбы
толком не слышно, только слышно, как раздались выстрелы из подствольников.
Эх, разве из подствольника возьмешь танк, тем более этот в "активную" броню
одет.
Хорошая эта штука для танкистов - "активная" броня. На обычном корпусе
располагаются впритык друг к другу квадратные коробочки. Внутри этих
коробушек находится взрывчатка, которая взрывается при высокой температуре,
и вот когда раскаленная струя от кумулятивного снаряда или от "мухи"
пробивается к броне танка, она встречает на своем пути вот эту взрывчатку.
Последняя взрывается и ломает направление этой огненной струи. Танк цел.
Так этот танк, что начинал свое медленное движение в нашу сторону, был
увешан этими коробочками. Как новогодняя елка игрушками. Подготовились,
уроды, к нашей встрече. С левого фланга раздался выстрел из гранатомета. По
звуку определил, что стреляли из "мухи". Кумулятивная граната прилетела
точно в стык корпуса с башней. Прогремел взрыв. Из танка повалил дым, огонь,
через полсекунды раздался оглушительный взрыв, башню сорвало и откинуло
назад. Она угодила на духовские позиции. Обрушилась стена, подняв большое
облако пыли. Послышались вопли. Танк горел жирным пламенем. В его утробе
продолжали взрываться боеприпасы.
Мы сами взорвались радостными криками и воплями. Ага, суки, знай наших!
Но выстрел! Какой выстрел! Ай да молодец стрелок. Звезды Героя за такой
выстрел не жалко! Молодец!
БМП духов откатилась дальше и начала нас обстреливать. Снаряды начали
рваться сначала перед нашими укреплениями, а затем и за спинами. Осколками
задело нескольких бойцов, но не убило, а ранило. Наше счастье, что наводчик
у них хреновый. Зенитная пушка, установленная на БМП, могла бы разнести наши
укрепления в клочья.
За спиной опять раздался скрежет и лязг. Когда мы оглянулись, то
увидели, что два наших танка стоят у начала моста с нашей стороны и
приготовились вести огонь по духам, а третий едет к нам - на духовский
берег, ведя беспорядочную стрельбу. За этим танком пряталась пехота, через
танк и наши головы закидывая противника гранатами из подствольника. Здорово!
БМП духов откатывалась все дальше, пока не скрылась из вида. Мы тоже
старались, как могли, поливая отступающую пехоту. Вовремя, ребята, ой как
вовремя.
Танк подъехал ближе и, остановившись, начал расстреливать почти в упор
позиции духов, засевших перед Госбанком. Из-за танка выбежала пехота -
оказалось, что вернулась первая рота второго батальона и часть первого
батальона. По мосту бежала еще пехота, как сообщили подоспевшие на помощь,
это был первый и третий батальон. Также они рассказали, что комбат умер, не
приходя в сознание. Только без сознания сильно матерился и продолжал
командовать, метался, потом затих и умер. Эта весть потрясла не только
бойцов, но и всех офицеров. Александр Петрович олицетворял собой колосса,
нечто вечное и незыблемое. Был каким-то стержнем батальона, и вот нет его,
даже не верилось, что это произошло. На войне поневоле привыкаешь терять
близких тебе людей, но его... Нет, не верилось. Не хотелось верить.
У всех ходуном ходили желваки. Петрович был не просто командиром, он
был для солдат и своих офицеров вроде наставника, старшего брата, одним
словом - "Батя", "Папа". Жаль, искренне жалко.
Прибывшие подтащили боеприпасы. Их быстро разобрали и начали снаряжать
полупустые магазины и сумки для гранат, предоставив "новичкам" насладиться
обстрелом духовских позиций и отрыванием для себя окопов.
Танк отстрелялся и, не поворачивая башни, начал пятиться назад, а с
"нашего" берега уже стартовал второй и, ведя огонь из пушки, на ходу
приблизился к нам. Его место на старте занял третий танк. Танковая
"карусель" заработала! Сейчас начнется веселье.
И вновь адреналин забушевал в крови, и вновь от кожи повалил пар, и
азарт боя захлестнул меня. Я посмотрел на ближайших бойцов. Тот же самый
эффект. Если мы полчаса назад думали, как бы подороже продать свои жизни, то
теперь в нас проснулся охотничий азарт. Из загнанных зверьков мы
превратились в матерых волков. Нет! Не волков. Это чеченцы волки, у них на
флаге изображен волк под луной, а нас они именуют "псами". Мы - "бешеные
псы". Держитесь, волки позорные, мы идем! Порвем, суки! За всех порвем. За
комбата! За тех ребят, что остались на мосту, и тех, что лежат на этой
сраной площади перед нами. За свой страх, за бомбежку. За ВСЕ!
Командовать начал комбат первого батальона. Он долго разговаривал по
радиостанции, а затем громко начал командовать. Но грохот боя не позволял
расслышать все, и поэтому по цепочке передавали его приказ. Он гласил, что
после того как отстреляются еще два танка, мы все идем на прорыв. Атакуем
Госбанк. А также он сообщил, что на противоположной стороне десантники и
морпехи, а вдобавок еще "махра" из Питера, готовятся к атаке. Устроим духам
Сталинград!
Все повеселели. Толпой, да еще когда противнику ударят в спину, так
можно воевать! Усилили огонь из ручного оружия. Духи не переставая
огрызались. Понимали, что скоро начнется атака. Танк у них мы спалили, БМП
против наших танков - игрушка. Теперь они трясутся от страха. Теперь их
очередь потеть от страха!
Один танк закончил стрельбу, навстречу ему выехал второй, мы увидели,
что на его стволе свежей белой краской было написано "Лови". От души
посмеялись шутке танкистов. Ждем, считаем выстрелы танка. Никто толком не
знает, сколько танк взял снарядов, но ждем и считаем.
И вот команда: "Приготовиться!" Мы подобрались, взяли оружие
наизготовку, карманы полны снаряженными магазинами, по ноге бьет тяжелая
сумка, полная гранат для подствольника. Как песня прозвучала команда
"Вперед! На штурм!", и с последним выстрелом танка мы выскочили из наших
окопчиков и устремились вперед. За спиной послышался грохот, мост был укутан
гарью от выстрелов и выхлопных газов. Наши танки и БМП начали переезжать
мост. Значит, и штаб тоже подтягивается поближе к своим батальонам, которые,
сгрудившись, не разберешь, кто где, с криками и гиканьем несутся к позициям
неприятеля.
Нас встречали не цветами. Опять, в который уже раз, навстречу неслись
длинные автоматные очереди, опять начался минометный обстрел. Но то ли
прицел был неверный, то ли мы слишком быстро бежали, мины падали далеко за
спиной, не причиняя нам никакого ущерба. Из БМП, укрытой за стеной, нас
расстреливали из пулемета. Бойцы начали падать, передние ряды попятились, но
сзади напирали, толкая первых вперед - под пули. И вот мы у нашей первой
цели - баррикада из наваленных блоков, обломков бетонных плит, кирпичных
кладок. Высотой метров пять и длиной метров пятьдесят. Видимо, долго свозили
сюда этот строительный мусор. Сооружение прочное. Прямое попадание танка с
первого раза не разрушит. Но мы же пехота! Стали карабкаться по этим плитам,
обходить с флангов. Где-то огневой контакт был настолько плотным, что наши и
духи расстреливали друг друга в упор длинными очередями, которые обрывались
либо потому, что был пуст магазин, либо потому, что владелец автомата был
убит.
Я бежал, опять лил ручьями пот. Прямо передо мной в импровизированной
амбразуре возник душман с перекошенным от злости и страха лицом, он поливал
нас из автомата. На ходу я вскинул автомат, дал короткую очередь по нему. Он
заметил возникшую опасность и перенес огонь на меня. Я резко присел, инерция
бегущего тела завалила меня на правый бок. И вот из этого чертовски
неудобного положения я открыл огонь по духу. Кажется, попал, дух исчез и
больше не появлялся. Редко в таком бою видишь лицо своего противника. Этого
я разглядел. Попал, значит, помер - и хрен с ним. Главное не это. Главное
выжить и взять эту гребаную площадь!
Духи из-за этой хреновой баррикады вновь принялись обстреливать нас из
подствольников и минометов. Темп атаки замедлился, гранаты и мины начали
рваться уже среди нас. По радиостанции все стали требовать, чтобы танки
помогли огнем. И опять через наши головы танки начали бить фугасными
снарядами прямой наводкой по духовскому "сооружению" и по тылам духов.
Фугасные снаряды чем хороши, так это тем, что обычный снаряд взрывается
от соприкосновения с твердой поверхностью, это если он обычный осколочный. А
фугасно-осколочный под собственной тяжестью "вгрызается" в грунт и там уже
взрывается. При этом в качестве осколков используются не только собственно
металлические составные части от оболочки снаряда и его "начинка", но и
камни и частицы грунта, которые пробивают тело не хуже любого осколка. Также
"фугасы" очень эффективно пробивают и уничтожают блиндажи, щели перекрытия
противника, выкашивая внутри все живое.
Пришлось откатиться назад. Осколки от снарядов и куски кирпича и щебня
летели в нашу сторону, собирая часть смертельного урожая богу войны.
Санитары вытаскивали с площади раненых и убитых. Кто находился рядом с ними,
также помогали эвакуировать своих товарищей.
Духи, укрывшись за обломками стен, не переставали огрызаться. В сторону
пехоты и танков летели, оставляя за собой почти невидимые шлейфы белесого
дыма, "мухи". Почувствовав, что мы начали топтаться на месте, духи
попытались контратаковать нас. Под прикрытием огня своих гранатометчиков и
минометчиков духи начали выскакивать из-за укрытия, протискиваясь сквозь
щели, отверстия, пробитые нашими танками. С визжащими криками "Аллах акбар!"
они кинулись на нас. У многих головы перевязаны зелеными лентами. Говорят,
это означает, что они смертники, а может, и еще что-нибудь. Не доводилось
спрашивать у духов. Попадется в руки, обязательно спрошу, если успею,
конечно.
С этими мыслями я перекатился влево и залез в небольшую воронку,
оставшуюся после попадания танкового снаряда. Земля еще была чуть
тепловатой, от нее нестерпимо несло кислятиной - сгоревшей взрывчаткой.
Высунувшись, дал в сторону духов короткую очередь. Так сказать,
"обозначился". Быстро оглянулся. Остальные тоже начали быстро искать укрытия
и принимать встречный бой. Посмотрел на наступавших духов. Вылезло уже и
пыталось наступать человек двести. Примерно две роты. Негусто, ребятишки. Не
густо. С вами, блядями, мы быстро управимся.
Духи, визжа от страха и ярости, бежали на нас, ведя отчаянный огонь из
автоматов, некоторые кидали гранаты. Не подпуская их ближе, мы встретили их
огнем из автоматов. Правее заговорил пулемет, спустя секунду еще один, потом
еще парочка. Их по звуку отличаешь. Бойцы также не молчали. Заглушая
собственный страх и ужас, в приступе ярости они орали кто как мог. В
основном это был мат, не виртуозный, а короткий, как автоматная очередь.
Кто-то на левом фланге кричал и после каждого вопля выдавал по противнику
короткую очередь. Он перечислял, видимо, своих погибших друзей.
- За Федора! - очередь.
- За Ваську! - очередь.
- За Пашку! - очередь.
- За Сеню! - очередь.
Особый счет у кричавшего был к духам. Я невольно приноровился к его
проклятиям. Когда он давал короткую, прицельную очередь в два-три патрона, я
тоже давал, когда он замолкал, умолкал и мой автомат. Ждал, когда он
выкрикнет очередное имя, и тоже шептал его. Очередь. "За Мишку" - очередь.
Выбираю темную фигуру духа, спешащего на смерть. Жму на спусковой крючок.
Дух падает, срезанный. Наблюдаю, не шевелится ли? Нет. Готов. Спекся. Снова
голос кричит: "За Сашку!" Шепотом повторил имя. Выбрал очередного духа. На
голове зеленеет повязка. Он стреляет, вскинув автомат. Прицельно стреляет,
сука! Слева вскрикнул боец.
Вдох-выдох, на полувыдохе затаиваю дыхание и совмещаю прорезь
прицельной планки, мушку и темное пятно фигуры духа на одной линии. Тварь!
Не стоит на месте, перемещается. Слева раненый боец стонет. Сейчас, браток,
сейчас, завалю этого пидора и помогу тебе. Потерпи немножко! Ага! Вот эта
сволочь. Я, уже не выцеливая, даю короткую очередь. Дух завалился и вопит.
Ранил. И ладно. Потом добью.
Перекатываясь и заглушая страх, даю во время перемещений пару коротких
очередей. Вот и боец. Лицо бледное, по нему из-под грязной шапки катятся
крупные градины пота. Левое плечо разворочено. Бушлат вокруг раны намок и
разбух от крови. Боец правой рукой пытается пристроить жгут, чтобы
остановить кровотечение. Не получается. Я начинаю расстегивать бушлат, чтобы
освободить раненое плечо от тяжелого бушлата. Боец морщится от боли и кричит
мне в ухо. Инстинктивно я отшатываюсь.
- Не ори, браток! - я вновь начинаю снимать с него бушлат.
Он кривит лицо. Плохо ему. Больно. Очень больно. Правой рукой боец
залез в нагрудный карман и достал индивидуальную аптечку. Протянул мне. Я
открыл ее. Шприц-тюбик с обезболивающим на месте. Это уже хорошо. Отложил в
сторону. Вынул из ножен трофейный стилет и осторожно начал разрезать бушлат
на плече. Намокшая от крови ткань и вата плохо поддавались. Тут вокруг нас
начали подниматься фонтанчики от пуль, и послышался противный визгливый звук
рикошетивших пуль. Уроды долбаные! Не видите, что ли, раненого перевязываю!
Я оставил бойца и, схватив автомат, поднялся на колено, начал поливать
приближавшихся духов. Они упали, залегли, начали отстреливаться. Крикнул
бойцам, которые залегли неподалеку:
- Мужики! Прикройте. Я раненым займусь. А потом поможете его
эвакуировать.
- Сделаем.
- Уроем скотов!
И вокруг поднялась стрельба, я посмотрел в сторону духов. Они поначалу
огрызались, а потом уже и не смели и головы поднять. Так их, ублюдков!
Я вновь лег рядом с раненым, перевернулся на бок и продолжил пилить
окровавленный бушлат. При каждом нажатии из него вытекала кровь и
скатывалась по ножу, пальцам, затекая в рукав. Казалось, что режу не тряпку,
а живое существо и оно истекает кровью. Много крови. Надо спешить. Очень
много крови. Как бы не потерять бойца. Тот мужественно терпел толчки.
Я отрезал воротник бушлата, рукав и часть бушлата на раненом плече.
Затем совместными усилиями, не поднимаясь с земли, сняли остатки бушлата.
Сделал продольный разрез на правом рукаве, показалась кожа. Взял из аптечки
шприц-тюбик с обезболивающим лекарством. Отвинтил колпачок, проткнув сперва
им крохотный пластиковый пакетик. После этого воткнул иглу в руку бойца.
- Терпи, мужик, терпи! Сам не люблю уколы. Сейчас будет легче, - я
надавил, жидкость вышла из тюбика. Не разжимая пальцев, я выдернул иголку и
помассировал ему руку. - Как тебя звать-то?
- Саша, - выдавил из себя боец.
- Все будет хорошо, Саша! Все будет хорошо. Сейчас я займусь твоей
сторону. Казалось, что воздух стал горячим от постоянно висящего в нем
раскаленного металла. Опять послышались крики и стоны новых раненых.
За спиной послышался скрежет и лязг гусениц. Мы все оглянулись. На ту
сторону моста вышли два танка и открыли огонь. Духи поумерили пыл и
перенесли весь свой огонь на танки. Тут настала наша очередь. Комбат вновь
скомандовал: "Вперед!" Оставив наших раненых, мы снова ринулись вперед. Дым
стоял над площадью сплошной стеной, толком ничего не разглядеть.
Растянулись цепью. Стреляем наугад, от живота, патронов не жалеем. Что
в десяти метрах впереди, не видно, как ни напрягай глаза. Они слезятся от
висящих пороховых газов. Вперед!!! Только вперед!!! Я вместе со всеми ору.
Кто кричит "Ура!", кто кричит "Суки! Смерть сукам!!!", я просто, раскрыв
широко рот, ору "А-а-а-а". Помогает заглушить страх. В крови вновь бушует
адреналин, могу побить мировой рекорд по бегу. Из-за плотной завесы дыма нас
встречают кинжальные автоматные очереди. Бьют так же, как и мы, от пояса
длинными очередями. Видимо, специально подпустили поближе. Падаем. Залегли.
Нельзя лежать на одном месте на открытой местности. Я перекатываюсь.
Перекат, еще один. Ага, вот и милый сердцу обломочек стены, я пребольно
ударился об него плечом. Ладно, ушиб не ранение, пройдет синяк. Я
пристраиваюсь за этим валуном и начинаю стрельбу.
Первый шок от внезапного обстрела духов проходит, и мы принимаем
встречный бой. Расстояние не больше пятнадцати метров, но у них неоспоримое
преимущество. Они закрыты стенами, а мы задницами кверху на площади.
Автомат сухо щелкнул и перестал стрелять. Понятно, патроны кончились.
Как всегда, не вовремя. Спаренные пристегнутые магазины опустели. Лежа
задираю ствол у автомата и засовываю в подствольник гранату. Удобнее
стрелять с колена, но теперь уже выбирать не приходится. Нажимаю левой рукой
на спусковой крючок. Взрывается капсюль-детонатор, и граната летит в сторону
противника. Перелет. Ну ничего, это мы сейчас откорректируем. Снова граната
уходит в подствольник, и снова жму на крючок. Пока летит граната, быстро
вынимаю магазин и вставляю еще один спаренный.
За спиной раздается грохот. Оглядываюсь. шь твою мать! Духам удалось
подбить оба наших танка. Они горят жирным пламенем. Донесся треск
взрывающихся патронов, сейчас будут рваться снаряды. И точно. Через секунду
послышался оглушительный взрыв, а за ним второй - у танков отлетели башни.
Почти синхронно они медленно, очень медленно поднялись в воздух и,
кувыркаясь, полетели в разные стороны. У первого танка башня с шумом упала в
воду, у второго - на нашу сторону. Сами танки продолжали гореть. Корпус у
первого раскололся посередине. В пламени продолжали рваться патроны.
Духи, осатанев от этой победы, переключили свое внимание, и заодно и
огонь, на нас. Вновь мины начали собирать свой урожай. Бойцы под этим
ураганным огнем начали окапываться. Повезло тому, кому попался разрушенный
взрывами или гусеницами танков, БМП асфальт. Там была обнажена грязь, но под
ней земля, в которую "махор" закопается по самые уши. Но таяли наши ряды.
Таяли на глазах. Многие были ранены. Солнце уже не пробивалось сквозь
плотный дым. С надеждой я вслушивался, не начнется ли стрельба на
противоположной стороне площади. Именно там, по замыслу командования, должны
были начать свою атаку десантники и морские пехотинцы. Но не было слышно с
той стороны музыки боя. Жалкая горстка, не более ста пятидесяти человек,
билась на открытой площади с хорошо укрытым противником.
За спиной вновь послышались крики и треск автоматных очередей.
Посмотрев назад, увидел, как первый батальон пытается перебежать мост. Мы с
удвоенной силой начали поливать из автоматов и подствольников позиции духов.
Но что-то не заладилось опять у первого батальона. И вновь он откатился
назад.
И тут дрогнули наши ряды. Чувство безысходности накатило, навалилось.
Страх, черный страх раздавил своей массой все человеческое, что было.
Сработал инстинкт самосохранения. И без команды мы начали отступать. Не
бежать, а именно отступать. Огрызаясь автоматными очередями, редкими
выстрелами из подствольников. Унося своих раненых. Оставляя своих убитых.
Оставляя погибших и зная, что если не заберем их до ночи, то надругаются над
ними духи, изрежут их тела. Отрежут носы, уши, половые органы и выбросят их
вместе с телами в Сунжу на корм рыбам. Простите нас, ребята!
Отходили к прежним позициям, где нас накрыла собственная авиация. Вдруг
раздался крик: "Батю ранило!" Все повернулись и увидели, что комбат бежит в
укрытие, а левая рука болтается как чужая, как канат, привязанный к бушлату.
Тут он споткнулся и, припав на левую ногу, завалился на бок. Подбежали бойцы
и вытащили его из-под обстрела. Затащили за временное укрытие. Тут же стали
подтягиваться, подползать, перекатываться офицеры батальона. Я также
поспешил. По пути увидел Юру. Значит, жив! Во время недавнего боя я потерял
его из вида. Прибежал и заместитель комбата майор Кугель Иван Генрихович.
Возле комбата уже суетился санитар. Перетягивал жгутом раны и накладывал
повязки. Комбат то приходил в сознание, то вновь его терял. Тяжело дышал, в
груди что-то хрипело, мешало дышать. Был он бледен, крупные капли
нездорового пота постоянно скатывались по его лицу, оставляя за собой серые
дорожки на пыльной, грязной коже.
- Что вы приперлись? - спросил Петрович, открыв в очередной раз глаза.
- Идите работайте, людей не бросайте. Окапывайтесь. Идите на хрен. Пока я
здесь валяюсь, командует батальоном мой заместитель Кугель. Вперед! Пошли
вон! Работать, желудки, работать!
Он вновь закрыл глаза и в который раз потерял сознание. Мы обратились к
санитару:
- Как он? Выкарабкается?
- Задеты артерии на ногах, большая потеря крови. Не знаю, надо выносить
на материк.
- Спасай! Ты слышишь? Спасай комбата, а то я в тебе дырок наковыряю! -
орал на него Кугель Ваня.
- Не ори на него, Иван! Надо выносить его, - тоже заорал на нового
комбата командир первой роты.
- Вот и бери его и иди на прорыв! Выноси. Мы постараемся прикрыть, -
снова орал Иван. - Постарайся, вынеси Батю.
И уже громко, перекрывая шум боя, закричал:
- Слушай мою команду! Командую батальоном, пока командир ранен, я!
Первая рота идет на прорыв и выносит комбата, а мы прикрываем! Окапываться и
стоять до последнего! Радист! Радист, сука, где ты?!
- Нет радиста, убит, - крикнул кто-то из солдат.
- Перестроить ротные радиостанции на частоту бригады и сообщить, что
через пять минут попытаемся вынести комбата, чтобы встречали и прикрывали
огнем! Всем все понятно?! Вперед!!! Вперед!!!
И побежала первая рота, побежала под огнем, под сметающим все на своем
пути огнем по простреливаемому навылет полотну моста. Несли они с собой
комбата, который уже не приходил в сознание, и еще трех раненых. Не могли
они больше взять. От роты осталось всего тридцать три человека, чуть больше
полнокровного взвода.
Мы стреляли, стреляли, перезаряжая магазины, когда заканчивались
патроны. Кидали взгляд через плечо назад. Пять человек из первой роты
остались неподвижно лежать на мосту, добавив свои тела к уже многим лежащим.
Но вот оставшиеся в живых, уцелевшие, пока живые преодолели половину моста.
Еще, родные, еще немного поднажмите! Духи яростно стреляли как по нам, так и
по первой роте. Ничего, суки, хватило бы патронов, а там мы еще поговорим с
вами. Уроды долбаные!
Наступило спокойствие, умиротворение на душе. Так бывает, когда принял
решение и понимаешь, что это уже все. ВСЕ!!! Дальше только финиш, и от тебя,
к сожалению, уже ни хрена не зависит. Остается только подороже продать свое
тело и душу. Погибать не хочется, но и трусость тоже ушла. Осталось только
абсолютное спокойствие и трезвая, ясная голова. И мысли ясны, четки.
Рефлексы обострены. Все происходящее вокруг воспринимается остро. Ну что,
черномазые, повоюем?! Появился даже некий задор, азарт. Кто кого. Мы
хорошие, а вы плохие. Все ясно и просто, жаль, что в обычной жизни так
нельзя разделить. Хороший индеец - это мертвый индеец! Вспомнилась строчка
из песни: "Есть у нас еще в резерве бабы, водка и консервы, и родной АКМС
наперевес". Повоюем, уроды!
Я оглянулся. Все вокруг помаленьку окапывались. Правильно. "Махор" и в
асфальт вгрызется, а удержит рубеж. Лопатки саперной, по-военному МСЛ, у
меня не было. Надо достать. Метрах в трех справа от меня лежал убитый боец,
сзади у него на ремне в чехле висела лопатка. Я перекатился к нему и
попытался расстегнуть чехол, не получалось. Рядом просвистела пуля, я
инстинктивно пригнулся. Хоть и известно, что пуля, которую ты слышишь, не
твоя, но все равно пригибаешься. Рывком перевернул мертвое тело, расстегнул
бляху на животе и стащил ремень. Откатился на свое место. Как только я снова
укрылся за спасительным обломком кирпичной кладки, в мертвое тело бойца
попала пуля и заставила его как бы вздрогнуть. А могли и в меня попасть
уребищные духи. Посмотрел на место, где лежал. Асфальт во многих местах был
разбит. Я начал лопаткой выворачивать его куски, укладывая их перед собой.
Вот и земля вперемешку со щебнем. Не обращая внимания на содранные в кровь
пальцы, продолжал копать. Земля была холодная, местами попадалась грязь,
все, что вынимал, я укладывал впереди себя, укрепляя бруствер. Вот уже и
грудь с животом оказались в малюсеньком окопчике. На поверхности осталась
торчать только голова и ноги. Весь я был грязный, сорвал подшлемник, от
головы валил пар. Жарко, очень жарко.
За спиной вновь послышались лязг и грохот. Оглянулся. Там танки,
подцепив тросами сгоревшие свои машины, пытались оттащить их в сторону. Духи
опять начали обстреливать через наши головы танкистов из гранатометов и
минометов. Мы все бросили копать и принялись обстреливать их укрепления. Я с
ужасом услышал, как в очередной раз сухо щелкнул затвор моего автомата.
Звиздец, полный звиздец, патронов больше нет! Для подствольника осталось не
больше семи гранат. И все. Капут! На ремне, снятом с бойца, болталась фляжка
и подсумок для магазинов. Я поднял подсумок. Ого! Тяжелый. Значит, живем!
Значит, воюем. Я вытащил три магазина, осмотрел их. Полные. Три магазина по
тридцать патронов - девяносто. Не густо. Ну, ничего. На безрыбье и хрен
мясо. Зарядил автомат, прицелился, дал короткую очередь по мелькнувшей тени.
Тень скрылась. Может, и попал. На всякий случай поставил переводчик огня на
стрельбу одиночными. Начал снова копать.
И тут впереди раздались пронзительные крики духов. Они и в нормальной
жизни тихо-спокойно говорить не умеют, а на войне и подавно, кричат так, что
уши закладывает. Послышался знакомый лязг. Выглянул. Выкатывается танк и
БМП. Весело. Отступать нельзя, расстреляют в спину, и наступать тоже пока не
получается. Воевать на площади с танком очень не здорово. Разные весовые
категории. Иван Кугель что-то прокричал, но из-за расстояния и стрельбы
толком не слышно, только слышно, как раздались выстрелы из подствольников.
Эх, разве из подствольника возьмешь танк, тем более этот в "активную" броню
одет.
Хорошая эта штука для танкистов - "активная" броня. На обычном корпусе
располагаются впритык друг к другу квадратные коробочки. Внутри этих
коробушек находится взрывчатка, которая взрывается при высокой температуре,
и вот когда раскаленная струя от кумулятивного снаряда или от "мухи"
пробивается к броне танка, она встречает на своем пути вот эту взрывчатку.
Последняя взрывается и ломает направление этой огненной струи. Танк цел.
Так этот танк, что начинал свое медленное движение в нашу сторону, был
увешан этими коробочками. Как новогодняя елка игрушками. Подготовились,
уроды, к нашей встрече. С левого фланга раздался выстрел из гранатомета. По
звуку определил, что стреляли из "мухи". Кумулятивная граната прилетела
точно в стык корпуса с башней. Прогремел взрыв. Из танка повалил дым, огонь,
через полсекунды раздался оглушительный взрыв, башню сорвало и откинуло
назад. Она угодила на духовские позиции. Обрушилась стена, подняв большое
облако пыли. Послышались вопли. Танк горел жирным пламенем. В его утробе
продолжали взрываться боеприпасы.
Мы сами взорвались радостными криками и воплями. Ага, суки, знай наших!
Но выстрел! Какой выстрел! Ай да молодец стрелок. Звезды Героя за такой
выстрел не жалко! Молодец!
БМП духов откатилась дальше и начала нас обстреливать. Снаряды начали
рваться сначала перед нашими укреплениями, а затем и за спинами. Осколками
задело нескольких бойцов, но не убило, а ранило. Наше счастье, что наводчик
у них хреновый. Зенитная пушка, установленная на БМП, могла бы разнести наши
укрепления в клочья.
За спиной опять раздался скрежет и лязг. Когда мы оглянулись, то
увидели, что два наших танка стоят у начала моста с нашей стороны и
приготовились вести огонь по духам, а третий едет к нам - на духовский
берег, ведя беспорядочную стрельбу. За этим танком пряталась пехота, через
танк и наши головы закидывая противника гранатами из подствольника. Здорово!
БМП духов откатывалась все дальше, пока не скрылась из вида. Мы тоже
старались, как могли, поливая отступающую пехоту. Вовремя, ребята, ой как
вовремя.
Танк подъехал ближе и, остановившись, начал расстреливать почти в упор
позиции духов, засевших перед Госбанком. Из-за танка выбежала пехота -
оказалось, что вернулась первая рота второго батальона и часть первого
батальона. По мосту бежала еще пехота, как сообщили подоспевшие на помощь,
это был первый и третий батальон. Также они рассказали, что комбат умер, не
приходя в сознание. Только без сознания сильно матерился и продолжал
командовать, метался, потом затих и умер. Эта весть потрясла не только
бойцов, но и всех офицеров. Александр Петрович олицетворял собой колосса,
нечто вечное и незыблемое. Был каким-то стержнем батальона, и вот нет его,
даже не верилось, что это произошло. На войне поневоле привыкаешь терять
близких тебе людей, но его... Нет, не верилось. Не хотелось верить.
У всех ходуном ходили желваки. Петрович был не просто командиром, он
был для солдат и своих офицеров вроде наставника, старшего брата, одним
словом - "Батя", "Папа". Жаль, искренне жалко.
Прибывшие подтащили боеприпасы. Их быстро разобрали и начали снаряжать
полупустые магазины и сумки для гранат, предоставив "новичкам" насладиться
обстрелом духовских позиций и отрыванием для себя окопов.
Танк отстрелялся и, не поворачивая башни, начал пятиться назад, а с
"нашего" берега уже стартовал второй и, ведя огонь из пушки, на ходу
приблизился к нам. Его место на старте занял третий танк. Танковая
"карусель" заработала! Сейчас начнется веселье.
И вновь адреналин забушевал в крови, и вновь от кожи повалил пар, и
азарт боя захлестнул меня. Я посмотрел на ближайших бойцов. Тот же самый
эффект. Если мы полчаса назад думали, как бы подороже продать свои жизни, то
теперь в нас проснулся охотничий азарт. Из загнанных зверьков мы
превратились в матерых волков. Нет! Не волков. Это чеченцы волки, у них на
флаге изображен волк под луной, а нас они именуют "псами". Мы - "бешеные
псы". Держитесь, волки позорные, мы идем! Порвем, суки! За всех порвем. За
комбата! За тех ребят, что остались на мосту, и тех, что лежат на этой
сраной площади перед нами. За свой страх, за бомбежку. За ВСЕ!
Командовать начал комбат первого батальона. Он долго разговаривал по
радиостанции, а затем громко начал командовать. Но грохот боя не позволял
расслышать все, и поэтому по цепочке передавали его приказ. Он гласил, что
после того как отстреляются еще два танка, мы все идем на прорыв. Атакуем
Госбанк. А также он сообщил, что на противоположной стороне десантники и
морпехи, а вдобавок еще "махра" из Питера, готовятся к атаке. Устроим духам
Сталинград!
Все повеселели. Толпой, да еще когда противнику ударят в спину, так
можно воевать! Усилили огонь из ручного оружия. Духи не переставая
огрызались. Понимали, что скоро начнется атака. Танк у них мы спалили, БМП
против наших танков - игрушка. Теперь они трясутся от страха. Теперь их
очередь потеть от страха!
Один танк закончил стрельбу, навстречу ему выехал второй, мы увидели,
что на его стволе свежей белой краской было написано "Лови". От души
посмеялись шутке танкистов. Ждем, считаем выстрелы танка. Никто толком не
знает, сколько танк взял снарядов, но ждем и считаем.
И вот команда: "Приготовиться!" Мы подобрались, взяли оружие
наизготовку, карманы полны снаряженными магазинами, по ноге бьет тяжелая
сумка, полная гранат для подствольника. Как песня прозвучала команда
"Вперед! На штурм!", и с последним выстрелом танка мы выскочили из наших
окопчиков и устремились вперед. За спиной послышался грохот, мост был укутан
гарью от выстрелов и выхлопных газов. Наши танки и БМП начали переезжать
мост. Значит, и штаб тоже подтягивается поближе к своим батальонам, которые,
сгрудившись, не разберешь, кто где, с криками и гиканьем несутся к позициям
неприятеля.
Нас встречали не цветами. Опять, в который уже раз, навстречу неслись
длинные автоматные очереди, опять начался минометный обстрел. Но то ли
прицел был неверный, то ли мы слишком быстро бежали, мины падали далеко за
спиной, не причиняя нам никакого ущерба. Из БМП, укрытой за стеной, нас
расстреливали из пулемета. Бойцы начали падать, передние ряды попятились, но
сзади напирали, толкая первых вперед - под пули. И вот мы у нашей первой
цели - баррикада из наваленных блоков, обломков бетонных плит, кирпичных
кладок. Высотой метров пять и длиной метров пятьдесят. Видимо, долго свозили
сюда этот строительный мусор. Сооружение прочное. Прямое попадание танка с
первого раза не разрушит. Но мы же пехота! Стали карабкаться по этим плитам,
обходить с флангов. Где-то огневой контакт был настолько плотным, что наши и
духи расстреливали друг друга в упор длинными очередями, которые обрывались
либо потому, что был пуст магазин, либо потому, что владелец автомата был
убит.
Я бежал, опять лил ручьями пот. Прямо передо мной в импровизированной
амбразуре возник душман с перекошенным от злости и страха лицом, он поливал
нас из автомата. На ходу я вскинул автомат, дал короткую очередь по нему. Он
заметил возникшую опасность и перенес огонь на меня. Я резко присел, инерция
бегущего тела завалила меня на правый бок. И вот из этого чертовски
неудобного положения я открыл огонь по духу. Кажется, попал, дух исчез и
больше не появлялся. Редко в таком бою видишь лицо своего противника. Этого
я разглядел. Попал, значит, помер - и хрен с ним. Главное не это. Главное
выжить и взять эту гребаную площадь!
Духи из-за этой хреновой баррикады вновь принялись обстреливать нас из
подствольников и минометов. Темп атаки замедлился, гранаты и мины начали
рваться уже среди нас. По радиостанции все стали требовать, чтобы танки
помогли огнем. И опять через наши головы танки начали бить фугасными
снарядами прямой наводкой по духовскому "сооружению" и по тылам духов.
Фугасные снаряды чем хороши, так это тем, что обычный снаряд взрывается
от соприкосновения с твердой поверхностью, это если он обычный осколочный. А
фугасно-осколочный под собственной тяжестью "вгрызается" в грунт и там уже
взрывается. При этом в качестве осколков используются не только собственно
металлические составные части от оболочки снаряда и его "начинка", но и
камни и частицы грунта, которые пробивают тело не хуже любого осколка. Также
"фугасы" очень эффективно пробивают и уничтожают блиндажи, щели перекрытия
противника, выкашивая внутри все живое.
Пришлось откатиться назад. Осколки от снарядов и куски кирпича и щебня
летели в нашу сторону, собирая часть смертельного урожая богу войны.
Санитары вытаскивали с площади раненых и убитых. Кто находился рядом с ними,
также помогали эвакуировать своих товарищей.
Духи, укрывшись за обломками стен, не переставали огрызаться. В сторону
пехоты и танков летели, оставляя за собой почти невидимые шлейфы белесого
дыма, "мухи". Почувствовав, что мы начали топтаться на месте, духи
попытались контратаковать нас. Под прикрытием огня своих гранатометчиков и
минометчиков духи начали выскакивать из-за укрытия, протискиваясь сквозь
щели, отверстия, пробитые нашими танками. С визжащими криками "Аллах акбар!"
они кинулись на нас. У многих головы перевязаны зелеными лентами. Говорят,
это означает, что они смертники, а может, и еще что-нибудь. Не доводилось
спрашивать у духов. Попадется в руки, обязательно спрошу, если успею,
конечно.
С этими мыслями я перекатился влево и залез в небольшую воронку,
оставшуюся после попадания танкового снаряда. Земля еще была чуть
тепловатой, от нее нестерпимо несло кислятиной - сгоревшей взрывчаткой.
Высунувшись, дал в сторону духов короткую очередь. Так сказать,
"обозначился". Быстро оглянулся. Остальные тоже начали быстро искать укрытия
и принимать встречный бой. Посмотрел на наступавших духов. Вылезло уже и
пыталось наступать человек двести. Примерно две роты. Негусто, ребятишки. Не
густо. С вами, блядями, мы быстро управимся.
Духи, визжа от страха и ярости, бежали на нас, ведя отчаянный огонь из
автоматов, некоторые кидали гранаты. Не подпуская их ближе, мы встретили их
огнем из автоматов. Правее заговорил пулемет, спустя секунду еще один, потом
еще парочка. Их по звуку отличаешь. Бойцы также не молчали. Заглушая
собственный страх и ужас, в приступе ярости они орали кто как мог. В
основном это был мат, не виртуозный, а короткий, как автоматная очередь.
Кто-то на левом фланге кричал и после каждого вопля выдавал по противнику
короткую очередь. Он перечислял, видимо, своих погибших друзей.
- За Федора! - очередь.
- За Ваську! - очередь.
- За Пашку! - очередь.
- За Сеню! - очередь.
Особый счет у кричавшего был к духам. Я невольно приноровился к его
проклятиям. Когда он давал короткую, прицельную очередь в два-три патрона, я
тоже давал, когда он замолкал, умолкал и мой автомат. Ждал, когда он
выкрикнет очередное имя, и тоже шептал его. Очередь. "За Мишку" - очередь.
Выбираю темную фигуру духа, спешащего на смерть. Жму на спусковой крючок.
Дух падает, срезанный. Наблюдаю, не шевелится ли? Нет. Готов. Спекся. Снова
голос кричит: "За Сашку!" Шепотом повторил имя. Выбрал очередного духа. На
голове зеленеет повязка. Он стреляет, вскинув автомат. Прицельно стреляет,
сука! Слева вскрикнул боец.
Вдох-выдох, на полувыдохе затаиваю дыхание и совмещаю прорезь
прицельной планки, мушку и темное пятно фигуры духа на одной линии. Тварь!
Не стоит на месте, перемещается. Слева раненый боец стонет. Сейчас, браток,
сейчас, завалю этого пидора и помогу тебе. Потерпи немножко! Ага! Вот эта
сволочь. Я, уже не выцеливая, даю короткую очередь. Дух завалился и вопит.
Ранил. И ладно. Потом добью.
Перекатываясь и заглушая страх, даю во время перемещений пару коротких
очередей. Вот и боец. Лицо бледное, по нему из-под грязной шапки катятся
крупные градины пота. Левое плечо разворочено. Бушлат вокруг раны намок и
разбух от крови. Боец правой рукой пытается пристроить жгут, чтобы
остановить кровотечение. Не получается. Я начинаю расстегивать бушлат, чтобы
освободить раненое плечо от тяжелого бушлата. Боец морщится от боли и кричит
мне в ухо. Инстинктивно я отшатываюсь.
- Не ори, браток! - я вновь начинаю снимать с него бушлат.
Он кривит лицо. Плохо ему. Больно. Очень больно. Правой рукой боец
залез в нагрудный карман и достал индивидуальную аптечку. Протянул мне. Я
открыл ее. Шприц-тюбик с обезболивающим на месте. Это уже хорошо. Отложил в
сторону. Вынул из ножен трофейный стилет и осторожно начал разрезать бушлат
на плече. Намокшая от крови ткань и вата плохо поддавались. Тут вокруг нас
начали подниматься фонтанчики от пуль, и послышался противный визгливый звук
рикошетивших пуль. Уроды долбаные! Не видите, что ли, раненого перевязываю!
Я оставил бойца и, схватив автомат, поднялся на колено, начал поливать
приближавшихся духов. Они упали, залегли, начали отстреливаться. Крикнул
бойцам, которые залегли неподалеку:
- Мужики! Прикройте. Я раненым займусь. А потом поможете его
эвакуировать.
- Сделаем.
- Уроем скотов!
И вокруг поднялась стрельба, я посмотрел в сторону духов. Они поначалу
огрызались, а потом уже и не смели и головы поднять. Так их, ублюдков!
Я вновь лег рядом с раненым, перевернулся на бок и продолжил пилить
окровавленный бушлат. При каждом нажатии из него вытекала кровь и
скатывалась по ножу, пальцам, затекая в рукав. Казалось, что режу не тряпку,
а живое существо и оно истекает кровью. Много крови. Надо спешить. Очень
много крови. Как бы не потерять бойца. Тот мужественно терпел толчки.
Я отрезал воротник бушлата, рукав и часть бушлата на раненом плече.
Затем совместными усилиями, не поднимаясь с земли, сняли остатки бушлата.
Сделал продольный разрез на правом рукаве, показалась кожа. Взял из аптечки
шприц-тюбик с обезболивающим лекарством. Отвинтил колпачок, проткнув сперва
им крохотный пластиковый пакетик. После этого воткнул иглу в руку бойца.
- Терпи, мужик, терпи! Сам не люблю уколы. Сейчас будет легче, - я
надавил, жидкость вышла из тюбика. Не разжимая пальцев, я выдернул иголку и
помассировал ему руку. - Как тебя звать-то?
- Саша, - выдавил из себя боец.
- Все будет хорошо, Саша! Все будет хорошо. Сейчас я займусь твоей