Страница:
пулеметчика, и его страшное оружие. Я - это он. Сейчас, через полторы
секунды, эти тяжелые пули попадут в меня!
Есть фиксация гранаты! Я вскакиваю на одно колено и уже не с левой, как
положено, а с правой руки стреляю по черному проему подъезда. Выстрел. Сам
смотрю не на дверь, а на пулеметную строчку. Вот до меня остается уже не
более двадцати сантиметров, как я слышу приглушенный взрыв, и строчка
замирает на месте, а потом исчезает. Поднимаю голову. Из подъезда валит дым,
там что-то горит.
И тут вновь ворвался мир звуков. Странно, кажется, что прошла целая
вечность, а не несколько секунд. Нечего рассуждать! Жив, и ладно. Значит, не
судьба! Вперед! Только вперед. Я вскочил на ноги и помчался в сторону
"своего" подъезда. И хотя предстояло пробежать не более двадцати метров,
посмотрел в сторону второго подъезда. Там бойцы, подойдя с нашей стороны,
закидывали ручными гранатами черный проем. Так их, мужики! Никому никакой
пощады! Вперед! Вперед! Врываемся в подъезд. На полу валяется в тлеющей,
тошнотворно воняющей одежде обугленный, полуразорванный труп пулеметчика.
Рядом искореженное орудие убийства. Моя работа! На бегу перескакиваю через
него и успеваю в деталях рассмотреть свое "произведение". Всадил я гранату у
него перед носом. Буквально в полуметре. Головы не было. Так, какое-то
неопределенное месиво коричнево-серого цвета. Руки, вернее, все что осталось
от них, раскиданы, бушлат тлеет. Воняет горелой ватой.
Врываемся на первый этаж. Большое помещение, с колоннами, уходящими в
темноту потолка. В воздухе висит смесь пыли и дыма от выстрелов. Видны следы
от костров. В углу валяются какие-то тряпки. Куда бежать? Из-за отсутствия
света и из-за пыли толком ничего не видать. Сразу начинаем проверять
помещение. Всего нас уже человек пятнадцать. Народ постоянно прибывает.
Быстро, приставными шагами, страхуя друг друга, обходим помещение.
Автомат у плеча, все напряжены. От бега еще никто не отошел. Слышны лишь
тяжелое дыхание и односложные реплики и восклицания. Так получилось, что мне
и трем рядом стоящим бойцам досталось осматривать за стойкой. Заглядываем. В
темноте что-то лежит. Боец осторожно подходит, наставив автомат. Носком
ботинка трогает. Затем сгибается и переворачивает. Темно. Очень темно.
Дышать трудно из-за пыли, вони, дыма.
- Что там? - не выдерживаю я. - Только быстро. Времени в обрез.
- Наш, - отвечает боец, возвращаясь к нам.
- Кто?
- Наш. Темно. Не разобрать.
- Жив?
- Давно уже убили. Наверное, от первого штурма остался.
- Ладно. Пошли. Потом заберем.
Народ все прибывает. Слышны крики и вопли. Снаружи и у нас над головой
стрельба становится все ожесточенней. Русские крики, маты смешались с
гортанными чеченскими воплями. Кто что конкретно кричит, уже не разобрать.
Просто все в голове смешивается в один вопль. Толстые стены как-то
приглушают стрельбу. Но она уже настолько сильна, что больно стегает по
ушам. Духи понимают, что путь к отступлению им отрезан, и поэтому дерутся с
остервенением. Правильно, уроды гребаные, живых не берем!
Тут вновь раздались выстрелы. Рядом, совсем рядом. И откуда-то с левого
торца здания врывается толпа. Крики, топот. Все слушают. Маты. Ругаются без
акцента. Наши!!! Значит, им тоже удалось! Мы не один. Держитесь, духи,
сейчас мы поднимемся и всем нашим объединенным коллективом начнем вас
убивать! Радостное возбуждение охватывает нас, идем, бежим навстречу друг
другу. Кричим радостно.
- Свои!
- Мужики, не стреляйте! Свои!
- Здорово, "махра"!
- Ура! Наши!
- Что так долго!
Никто никого не слушает. Просто говорят. Нет ни офицеров, ни солдат.
Здороваемся, обнимаемся, целуемся. Наши! Наша "махра", наши десантники. Во
рту катается это слово "наши"! Готов вновь и вновь проговаривать его вслух и
повторять про себя. Отходим назад. Все больше прибывает народу. Прибегают,
прорываются наши. Прибывают и десантники вперемешку с незнакомой "махрой".
Радостно-приподнятое настроение охватывает всех:
- Звиздец духам!
- Теперь уж точно!
- А ты знаешь, как нас здесь раздолбали во время первого штурма?
- Слышали!
- Они слышали. А почему не пришли на помощь?
- Приказа не было.
- Сейчас возьмем этот банк и деньги пополам.
- А как еще?
Такие и другие разговоры слышались. Никто не торопился подняться
наверх. Возле лестниц стояли бойцы и выстрелами, очередями загоняли духов
обратно наверх. Сейчас все поднимемся и накостыляем этим ублюдкам. Пусть они
там бесятся от злости. Всех охватило благодушно-лирическое настроение.
Многие закурили, прибавив к общему аромату табачный дым. Кто-то начал искать
земляков. Кто просто обсуждал то, что уже сделали, и предстоящий штурм
Дворца Дудаева. Штурм банка считался почти решенным делом. Многие шутили,
как будут делить золото и доллары, что спрятаны в подвале.
Раздается ужасный грохот. Кажется, что потолок падает на тебя. Тут же
раздались вопли. Пару секунд спустя еще один взрыв и грохот. Не видно
абсолютно ничего. В воздухе сплошной стеной висит пыль. Слышны только крики
и стоны раненых. В потолке, там, где был левый угол, зияет пустота. Что
случилось? В ушах звон. Вопли чеченцев слышны все громче. Стрельба
усиливается. Кто-то обвалил стену. Может, какой-нибудь танкист выстрелил?
Вряд ли. Снаряд такого не смог бы натворить. Значит, духи заминировали. Вот
и решили нам братскую могилу устроить. Подождали, пока нас не набьется
побольше, а затем и взорвали. Ну, уроды, ну, гады, суки долбаные! Они меня
уже достали со своей восточной извращенной психологией! Подошел поближе к
обвалившемуся углу. Пыль, дым забивают легкие. Кашляют все.
Целый пролет обвалился. Под завалом оказалось не меньше десяти человек.
Многие были просто раздавлены. Головы, животы разорваны. У многих
внутренности вылезли наружу. Многие метры белесо-серых кишок тащились по
грязи, пыли за своими хозяевами, когда их вытаскивали из-под обломков.
Некоторые лишились конечностей. Раздавленные кисти, руки, ноги, обутые в
ботинки, валялись под ногами. Живые ходили как сонные под впечатлением от
увиденного, пинали оторванные части своих товарищей. Какой-то боец
наклонился к трупу и пытался заправить вывалившиеся внутренности обратно. Не
получалось. Как тесто они лезли наружу. Потом ему это надоело, он достал нож
и отрезал лишнее. Обрезки толкнул в разорванное тело. Когда вынул руки, они
были перемазаны кровью, желчью и чем-то еще склизким кашеобразным. Боец
брезгливо вытер руки о бушлат трупа. Я с трудом сдержал позывы рвоты.
Тут же сидели раненые. Им делали перевязки. Двум бинтовали культи
оторванных рук. Раненый курил здоровой рукой и возбужденно расспрашивал у
присутствующих: "А руку мне пришьют? Не, мужики, не молчите, ведь правда,
что пришьют?!" Окружающие стыдливо отворачивались и молчали.
Одному перевязывали, перетягивали ногу. Он был без сознания. Из ноги
торчала ослепительно белая кость, и по ней непрерывным потоком бежала
черно-алая кровь. Ногу уже стянули в нескольких местах жгутами, но кровь
продолжала хлестать.
Кто истошно орал, кто отчаянно матерился. Кто-то громко читал что-то
наподобие молитвы. Три или четыре человека, из-за пыли не разобрать кто,
кричали в гарнитуру своих радиостанций, мешая друг другу:
- Нас завалило!
- Есть и убитые, и раненые!
- Пошел ты на хрен со своими "двухсотыми" - "трехсотыми"! Я сказал -
убитые и раненые!
- Не знаю я сколько наших. Тут все наши!
- Не знаю!
- Медиков!
- Немедленно медиков!
- Есть тяжелые! На руках не вынесем!
- Да! Технику подгоняй!
- Духов выбить?!
С момента взрыва не прошло и минуты, а уже почти все пострадавшие были
извлечены из-под завала. Оставались еще там и другие. Но без крана было
невозможно это сделать. В живых не осталось никого под этой страшной
бетонной плитой.
Стало понятно всем, что из-за духов на крыше и втором этаже нам не
подогнать технику для эвакуации раненых и убитых. Надо выгонять их. И тут
вновь раздались крики:
- На штурм!
- Идем вдарим сволочам!
- За этот взрыв я сотню в капусту изрублю!
- Ура! На штурм!
- Вперед!
- Наверх!
Не было единого командира, не было команд. Все побежали к единственной
лестнице, ведущей на второй этаж. Оттуда неслись проклятия и вопли. Что
именно орали духи, не разобрать. Первые подбежавшие начали из подствольников
стрелять наверх. Звук разрывов гранат заметался по помещению, больно стегая
барабанные перепонки. Остальные из-за узости подхода были вынуждены просто
стоять, ожидая, когда им представится возможность. И вот впереди стоящие
бойцы и офицеры сделали еще один залп из подствольников и шагнули наверх.
Шаг - залп, потом еще два шага, и еще залп. А потом уже просто побежали,
стреляя из автоматов перед собой. Все тоже побежали наверх. Толкая друг
друга, подталкивая передних магазинами, выталкивая руками, все рвались на
второй этаж. Остатки третьего этажа и часть крыши. Внизу нас скопилось, по
моим подсчетам, не меньше шестисот человек. Опасался, что лестница не
выдержит такой тяжести и обрушится вниз. Не обвалилась.
Я бегу в плотной толпе. Автоматом больно толкаю переднего. Меня так же
толкают. Потом кто-то пнул меня в зад, чтобы пошевеливался. Наверху уже
слышны разрывы гранат и автоматные очереди. Вперед! Вперед! Да, что же это
за большая задница впереди меня так плохо шевелится?! Да пошел ты вперед!
Быстрее, быстрее! Не можешь, что ли, урод, ноги передвигать. С трудом
удерживаю себя, чтобы ножом не уколоть его.
Вот и миновали первую лестничную площадку. Наверх. Наверх! Что там под
ногами такое мягкое. Опускаю глаза вниз. Остатки духа. По ним уже прошлось
не меньше ста человек. Ноги разъезжаются на чем-то скользком и липком. Не
думать, что это было когда-то человеком. Вперед! Наверх! Разве это был
человек? Это был дух. И этим все сказано! Не надо разводить никаких
дискуссий. Вперед! Как ты меня достал уже, задница! Иди быстрей! Не можешь?
Толкай впереди идущего. Хреново толкаешь. Сильней толкай! Ублюдочное племя!
Пока доберемся, всех духов перебьют.
Злость, ярость меня душат. Никого не слушаю. Все говорят только о том,
что необходимо быстрее подняться. Злость на толстую задницу, что не может
впереди двигаться быстрее, злость на того идиота, что постоянно подталкивает
меня в спину. Не видит, что ли, что из-за какого-то толстяка я не могу идти
быстрее. Я знаю, что сам не худенький, но если бы ты посмотрел, кто передо
мной, то я бы показался тебе тростинкой.
Вот и показалась крыша. Темп ускоряется. Все бегут по ступеням,
заваленным мусором. Ноги, кажется, вот-вот сорвутся, и упаду. Хрен! Не
упаду. Стискиваю зубы и наклоняю корпус. Вперед! Вырываюсь на крышу. Бегу
вправо. Там залегли бойцы и не могут выкурить каких-то духов, укрывшихся на
третьем этаже. Если второй этаж почти весь уцелел, то от третьего остался
лишь один угол. А вот крыша сохранилась почти полностью. Она как портик
нависала над нами на семиметровой высоте. Часть духов укрылась на оставшемся
углу третьего этажа. А часть забралась на крышу. Все они оказались выше нас
и, не щадя патронов и гранат, поливали сверху. Уже оттаскивали наших убитых
и раненых. Вот и тело духа свалилось сверху. Его никто не трогал, просто
ногами отпинали подальше, чтобы не мешалось.
Что у духов, что у нас, позиции были практически одинаково неуязвимы
друг для друга. Мы поливали свинцом своего противника, как могли, но толку
не было никакого. Все мое естество жаждало возмездия. Я подошел к бойцам:
- У кого взрывчатка есть?
- Не знаю.
- У кого есть взрывчатка?! - заорал я, пытаясь перекрыть шум боя.
Подтащили грамм пятьдесят пластита. Мало. Я подозвал радиста с нашей
бригады:
- Выйди на наших, скажи, чтобы принесли килограмм пластита и
электродетонаторы. Понял?
- Понял! - боец закивал головой и радостно оскалился в улыбке.
- Не суши зубы, вызывай!
- Есть!
Злость не проходила. Она требовала выхода. Перед глазами встала картина
с раздавленными телами. Вскинул автомат и дал очередь от души вверх. Надо их
как-нибудь отогнать от края, а то не заложим взрывчатку. Вкратце объяснил
свой план рядом стоящим. Те поняли, и мы начали усиленно обстреливать духов.
Попробовали закидывать гранаты и долбить гадов из подствольников и "мух".
Вроде помогло. Отошли от края, откатились. Знай наших!
Тут уже подоспели и наши бригадные саперы. Притащили большой кусок
желтоватого пластита и детонаторы с проводом. Сейчас пойдет потеха!
- Мужики! Вы только не переборщите, а то все здание завалите вместе с
нами!
- Не боись!
- Здесь немного будет. Сейчас духов как яблоки-падалицу будем собирать.
- Давай, зажарим скотов!
- Эх, огнемета, жаль, нет!
- Еще раз, мужики, отгоним духов от края!
- Давай! Огонь!
И все начали вновь в бешеном темпе обстреливать засевших наверху духов.
Пули рикошетили от стен, уходили вверх. Ручная граната, брошенная вверх,
ударилась и отскочила обратно вниз. Упала на площадь. Никто из наших не
пострадал.
- Ты что делаешь, чурка долбаный?
- Я же не специально!
- Да меня не гребет, специально или нет. Чуть не угробил. Идиот!
- Бери от подствольника гранату, бей о каблук, а потом кидай.
- А не взорвется в руках?
- Не бойся, попробуй!
Тот попробовал. Получилось. Остальные тоже, узнав о нашей задумке,
начали обстреливать "своих" духов, отгоняя их подальше от края. Наши саперы
быстро работали. Широкой черной изолентой привязали бруски взрывчатки к
сохранившимся колоннам, воткнули электродетонаторы, по одному запасному на
всякий случай, и побежали обратно. И вот он настал. Настал Судный День.
Молитесь своему Аллаху, ублюдочное племя. Сапер закрепил концы проводов в
своей "адской машинке" и начал крутить рукоятку. А затем резко надавил
небольшую черную кнопку.
Раздался оглушительный взрыв, и кирпичная кладка рухнула вниз. Были
слышны короткие, полные ужаса человеческие крики, когда раздался взрыв. Под
этими кирпичами нашли свою смерть духи. Так и надо. Око за око! Еще духи
остались на остатках крыши. Там тоже работали саперы. И теперь потащили свою
"машинку" в тот угол.
- Крыша не обвалится?
- Не знаю.
- Давай подальше уберемся.
Послышались команды, и толпа отхлынула и освободила угол. Саперы тоже
отошли подальше. Снова быстро покрутили рукоятку, нажали на кнопку, и грянул
взрыв. Здесь уже кровля медленно наклонилась и падала не на второй этаж, а
на улицу. Сначала посыпались духи, а следом рухнула крыша, завалив их собой.
Высота, с которой они слетели, была метров двенадцать, да еще бетонные
перекрытия сверху... Нормально, я даже не подходил к краю посмотреть. А
народ пошел.
- Не видать ничего!
- Сейчас пыль осядет.
- Не стреляй! И так пылища висит.
- А вдруг кто живой остался?
- Ты в своем уме? С такой высоты...
- Да тонн десять камней сверху. Нет, вряд ли.
- Смотри, совсем как внизу наших накрыло.
- Ага. И кишки точно так же размотало. Не надо было взрывать над нами
потолок, тогда бы по-человечески погибли.
- Тьфу. Собакам собачья смерть. Идем деньги делить.
- Идем!
- Идем деньги делить!
- Всем поровну!
- Размечтался. Поровну! Ха!
- Все, кто брали этот сраный банк, тот с долей.
- И больше никому!
- Пошли они на хрен!
- В гробу я этих халявщиков видел!
Вниз! В подвал! Скорее! У всех сперло дыхание от возможности
поживиться. Странно, но те, кто остался внизу, не пошли осматривать и
грабить подвалы. Хотя там оставалось не менее пятидесяти человек с ранеными.
Они стояли, постреливая вниз. А внизу, в подвалах, было темно, как у
грешника на душе. Из бушлатов, которые остались от раненых и убитых,
соорудили что-то наподобие факелов, окунули в солярку у подъехавших БМП и
зажгли.
На ступенях, ведущих в подземелье, лежали обезображенные пытками трупы
наших солдат и офицеров. Тех, кто ранеными или контуженными попали в плен к
духам при первом штурме. У многих в распахнутые рты были забиты пачки денег.
У некоторых были разрезаны животы, и вместо внутренностей также были забиты
деньги. Много денег. Но деньги были старые. В России в девяносто третьем их
поменяли, а в свободной независимой Чечне они ходили до нашего прихода.
Умно, сволочи, поступили. Населению, народу сунули фантики, которые, кроме
как в этой сраной дыре, больше нигде не имели никакой силы, а сами получали
за нефть, оружие, наркотики доллары. Ублюдки долбаные. Хотя они действовали
по примеру незабвенной коммунистической партии. Когда кроме как в Союзе наши
"деревянные" рубли нигде не принимали. Сомневаюсь, что их и сейчас где-то
примут.
У всех сразу прошла золотая лихорадка. Вынесли трупы на улицу.
Десантники и пришлая "махра" ушли к своим. Мы остались на месте. Пошли вниз,
в подвалы.
Подвалы Государственного банка независимой Республики Ичкерия
располагались под всем зданием. В одном месте подвал был "двухэтажным".
Освещая себе путь самодельными факелами, спустились вниз. Шли медленно. Духи
могли оставить нам любой сюрприз, любую подлянку. С них станется. Всюду
видны следы поспешного бегства. Брошеные развороченные ящики, коробки, из
некоторых наполовину высыпались деньги образца 1991 года. Пустые и набитые
инкассаторские сумки. Впереди идущий радостно закричал и начал копаться в
коробке. Все подошли поближе. Из двух полуразорванных коробок торчали
перевязанные резинками и бумажными лентами пачки долларов. При тусклом,
неверном свете факелов эти две коробки, битком набитые вожделенными зелеными
деньгами, казались чем-то вроде невероятной удачи. Доллары, доллары! Это -
обеспеченная жизнь, это квартиры, машины, хорошее образование для детей.
Доллары, доллары!
Сразу стало тесно вокруг коробок. Толкая друг друга, все подбежали к
этим коробкам. Начали расхватывать. Брали по пачке, по две. Выдергивали
банкноты, пытались рассмотреть при плохом освещении на просвет, мяли их,
тискали, нюхали. Доллары! Вот за это стоит воевать! Это как награда за все
перенесенное! Заслуженная награда. И не надо ни орденов, ни медалей. Вот
она, наша награда! Все были возбуждены. Но тут один боец закричал:
- Мужики! Они же красятся!
- Брось. Ты что выдумываешь?
- А точно, красятся! Вон пальцы зеленые!
- Они у тебя по жизни грязные!
- У самого грязные! Плюнь на банкноту и потри!
- Точно красятся! Тьфу, ты...
- Это же надо! А я уже и губу раскатал. Думал, что хоть сейчас повезло,
и буду как человек жить. Хрен! Тьфу! Гребаные чечены, не могли пару коробок
настоящих баксов оставить!
- Уроды!
- Что с ними будем делать?
- Что, что! Задницу подтирать!
- Зеленая будет.
- Значит, спалить их. Да и хрен с ними!
- А может, можно что-нибудь сделать? - раздался робкий голос из
темноты.
- Сделай, лет пять тюрьмы получишь.
- Так что, палить?
- Давай, родной, запаливай!
- Давайте проверим, а вдруг там пара пачек есть настоящих!
- Давайте проверим!
И тут же начали рвать коробки, разрывать пачки, ощупывать, мусолить
банкноты. Единственное, что не делали, так это не лизали их. Если бы имело
смысл, то, как раньше проверяли деньги, и надкусывали бы. Проверенные
фальшивые пачки летели в общую кучу. И вот от факела очень неохотно занялась
куча с фальшивыми долларами. Медленно, чадя, потрескивая, распространяя вонь
горелой бумаги и краски, куча загорелась. Не было в этих коробках ни одного
настоящего доллара.
Странно, подумал я, еще каких-то семь-десять лет назад я готовился к
войне со страной, где доллары являются национальной валютой, а сейчас я с
радостью готов их заполучить. Так за что же я здесь воюю? За доллар? За
идею? За Родину? Не знаю. Но то, что мы проиграли третью мировую войну - это
уже свершившийся факт. Проиграли, не открывая боевых действий. Нас победили
с помощью этого самого доллара. Он наш Бог, наш Главнокомандующий, из-за
него началась эта война. И не помогли наши танки, которыми заставлена
площадь, равная, пожалуй, территории Франции. Не помогли и наши ракеты с
ядерными боеголовками. Наши правители стараются вывезти этот самый доллар за
границу. А это означает, что Россия, великая, могучая, неделимая им не
нужна. Получив свою долю "зелени", они готовы отбыть. Детей своих уже
обучают за границей, а мы здесь загибаемся в этой холодной, сырой,
простреливаемой и продуваемой всеми ветрами Чечне! За что, Господи! За что?
Пока смотрели на догорающую кучу фальшивых долларов, как на сгорающие
наши надежды, бойцы принесли шесть мешков с пятидесятитысячными купюрами. И
опять, с надеждой, но уже без прежнего рвения начали рассматривать их. Но, к
сожалению, даже при поверхностном осмотре было обнаружено, что бумага, на
которой отпечатаны эти фальшивки, не выдерживает никакой критики. Такое
ощущение, что у духов не нашлось никакой бумаги, кроме оберточной, для этих
денег. И опять летит в костер очередная порция наших надежд и чаяний. Костер
вспыхивает, и огонь уже ярче и веселее горит.
- Смотри, а наши-то горят лучше, чем баксы!
- Так они же деревянные!
- Точно, деревянные!
- Ладно, пошли дальше.
- Пойдем посмотрим, зачем наши разбомбили местное министерство
финансов, и на кой черт им понадобилось разбивать Госбанк.
- Как зачем? Для того чтобы сжечь документы по махинациям!
- Ты здесь в здании хоть один документ видел?
- Нет. Только чистые бланки.
- Вот то-то и оно. Духи все документы вывезли, не знаю, правда, удался
ли им этот фокус с Минфином, но похоже, что они долго будут еще
шантажировать наших правителей. А мы, как собаки, будем выбивать духов
отовсюду, чтобы только найти эти документы.
- Похоже, что так. А что делать?
- А кому сейчас хорошо?
- Что это?
- Деньги. Что еще ты хотел найти в Госбанке?
- Точно. Деньги. Но старые деньги. Деньги образца девяносто первого
года. Что с ними будем делать?
- Как что! Давай наберем и используем для растопки печей. Нам еще
ночевать в этом здании. Вот и будем греться у костра из миллионов! Тебе
когда-нибудь приходилось греться у костра из многих миллионов?
- Нет.
- И мне тоже. Вот и погреемся!
- Мне нравится!
- А то!
Всем присутствующим эта идея понравилась. Потащили на выход мешки с
деньгами, вышедшими из обращения. Теперь все были пусть не настоящими, так
хоть мнимыми миллионерами. Могли позволить себе погреться у костра, где
сгорали деньги. Попутно можно помечтать, отвлечься от реалий.
А реалии были таковы: при взятии здания Госбанка мы потеряли около
пятидесяти человек. Убитыми, ранеными, пропавшими без вести. Вместе с первым
штурмом Минутки, неудачным переходом и взятием банка получалось что-то около
трехсот человек. Дорогая плата. Многое было неизвестно. Было неизвестно
местонахождение нового командира, который бросил нас. Многие бойцы пропали,
искать их никто и не пытался. Не было ни сил, ни средств. Накатилась бешеная
усталость. Не хотелось ничего. Было одно желание - поесть и в тепле лечь
спать.
Если поесть нам принесли, то вот со вторым вопросом было сложнее. Из
батальона материального обеспечения нам принесли продовольственные пайки
армии НАТО. Такая картонная прямоугольная коробочка. В ней находились
запаянные банки с продуктами, самая большая - с мясом и овощами, затем -
что-то типа желе, шоколад, растворимый кофе, таблетки для обеззараживания
воды, салфетки гигиенические, жевательные таблетки. Они выполняли двойное
действие. С одной стороны служили для очищения полости рта после приема
пищи, а с другой - в них содержалось вещество типа кофеина, и при усталости,
утомляемости они придавали силу и бодрость.
Начали греть консервированное мясо с овощами на костре из денег и
обломков мебели. Оказалось, что его можно есть и в холодном виде. Мясо не
жирное. Овощи вкусные. Пришли к выводу, что наш раненый боец не сможет
открыть банку тушенки и потому умрет с голоду. Рядом крутились бойцы и
офицеры из батальона материального обеспечения.
- Откуда такая роскошь, мужики?
- Было направлено в Россию в качестве гуманитарной помощи. Досталось от
немцев. Вот то, что осталось от гуманитарки, нам и направили.
- Хорошо кормят наших противников!
- А ты как думал!
- Лучше не говорить об этом.
- Да. Спирт тыловики привезли?
- Есть. На брата по пятьдесят грамм.
- Не густо. Могли бы отвалить за Госбанк и побольше.
- Подожди. Завтра пойдем на долбаный дворец, вот тогда и попьешь.
- Кстати, как там?
- Да никак. Наши бегают туда и назад. Вот и все дела.
- Опять что-то брать.
- А ты как хотел на войне?
- Надоело!
- Бери и вешайся.
- Да пошел ты.
- Сам туда иди.
Через четыре часа после взятия Госбанка эйфория победы сменилась глухой
усталостью. С крыши здания мы видели, как наши войска пытались прорваться к
Дворцу, но массированный огонь заставлял их откатываться назад. С тупым
упорством обреченных войска посылали вновь и вновь на штурм, и всякий раз
они откатывались от укутанного в дым здания, оставляя на площади погибших.
Все прекрасно отдавали себе отчет в том, что завтра и нам предстоит вот так
же идти вперед под мощным обстрелом. Авиация летала высоко в небе, изредка
расстреливая здание из пушек. Немногочисленные танки старались, как могли,
но толка пока не было заметно. От вида тщетности и бесполезности попыток
штурма в горле пересохло. Появилось желание крепко выпить. Раздраженность,
негодование против бессмысленной бойни сменилось глухой усталостью. Было все
безразлично. И даже тот факт, что недалеко от нас под развалинами лежат наши
товарищи, уже не вызывал никаких эмоций. Было абсолютно все равно.
секунды, эти тяжелые пули попадут в меня!
Есть фиксация гранаты! Я вскакиваю на одно колено и уже не с левой, как
положено, а с правой руки стреляю по черному проему подъезда. Выстрел. Сам
смотрю не на дверь, а на пулеметную строчку. Вот до меня остается уже не
более двадцати сантиметров, как я слышу приглушенный взрыв, и строчка
замирает на месте, а потом исчезает. Поднимаю голову. Из подъезда валит дым,
там что-то горит.
И тут вновь ворвался мир звуков. Странно, кажется, что прошла целая
вечность, а не несколько секунд. Нечего рассуждать! Жив, и ладно. Значит, не
судьба! Вперед! Только вперед. Я вскочил на ноги и помчался в сторону
"своего" подъезда. И хотя предстояло пробежать не более двадцати метров,
посмотрел в сторону второго подъезда. Там бойцы, подойдя с нашей стороны,
закидывали ручными гранатами черный проем. Так их, мужики! Никому никакой
пощады! Вперед! Вперед! Врываемся в подъезд. На полу валяется в тлеющей,
тошнотворно воняющей одежде обугленный, полуразорванный труп пулеметчика.
Рядом искореженное орудие убийства. Моя работа! На бегу перескакиваю через
него и успеваю в деталях рассмотреть свое "произведение". Всадил я гранату у
него перед носом. Буквально в полуметре. Головы не было. Так, какое-то
неопределенное месиво коричнево-серого цвета. Руки, вернее, все что осталось
от них, раскиданы, бушлат тлеет. Воняет горелой ватой.
Врываемся на первый этаж. Большое помещение, с колоннами, уходящими в
темноту потолка. В воздухе висит смесь пыли и дыма от выстрелов. Видны следы
от костров. В углу валяются какие-то тряпки. Куда бежать? Из-за отсутствия
света и из-за пыли толком ничего не видать. Сразу начинаем проверять
помещение. Всего нас уже человек пятнадцать. Народ постоянно прибывает.
Быстро, приставными шагами, страхуя друг друга, обходим помещение.
Автомат у плеча, все напряжены. От бега еще никто не отошел. Слышны лишь
тяжелое дыхание и односложные реплики и восклицания. Так получилось, что мне
и трем рядом стоящим бойцам досталось осматривать за стойкой. Заглядываем. В
темноте что-то лежит. Боец осторожно подходит, наставив автомат. Носком
ботинка трогает. Затем сгибается и переворачивает. Темно. Очень темно.
Дышать трудно из-за пыли, вони, дыма.
- Что там? - не выдерживаю я. - Только быстро. Времени в обрез.
- Наш, - отвечает боец, возвращаясь к нам.
- Кто?
- Наш. Темно. Не разобрать.
- Жив?
- Давно уже убили. Наверное, от первого штурма остался.
- Ладно. Пошли. Потом заберем.
Народ все прибывает. Слышны крики и вопли. Снаружи и у нас над головой
стрельба становится все ожесточенней. Русские крики, маты смешались с
гортанными чеченскими воплями. Кто что конкретно кричит, уже не разобрать.
Просто все в голове смешивается в один вопль. Толстые стены как-то
приглушают стрельбу. Но она уже настолько сильна, что больно стегает по
ушам. Духи понимают, что путь к отступлению им отрезан, и поэтому дерутся с
остервенением. Правильно, уроды гребаные, живых не берем!
Тут вновь раздались выстрелы. Рядом, совсем рядом. И откуда-то с левого
торца здания врывается толпа. Крики, топот. Все слушают. Маты. Ругаются без
акцента. Наши!!! Значит, им тоже удалось! Мы не один. Держитесь, духи,
сейчас мы поднимемся и всем нашим объединенным коллективом начнем вас
убивать! Радостное возбуждение охватывает нас, идем, бежим навстречу друг
другу. Кричим радостно.
- Свои!
- Мужики, не стреляйте! Свои!
- Здорово, "махра"!
- Ура! Наши!
- Что так долго!
Никто никого не слушает. Просто говорят. Нет ни офицеров, ни солдат.
Здороваемся, обнимаемся, целуемся. Наши! Наша "махра", наши десантники. Во
рту катается это слово "наши"! Готов вновь и вновь проговаривать его вслух и
повторять про себя. Отходим назад. Все больше прибывает народу. Прибегают,
прорываются наши. Прибывают и десантники вперемешку с незнакомой "махрой".
Радостно-приподнятое настроение охватывает всех:
- Звиздец духам!
- Теперь уж точно!
- А ты знаешь, как нас здесь раздолбали во время первого штурма?
- Слышали!
- Они слышали. А почему не пришли на помощь?
- Приказа не было.
- Сейчас возьмем этот банк и деньги пополам.
- А как еще?
Такие и другие разговоры слышались. Никто не торопился подняться
наверх. Возле лестниц стояли бойцы и выстрелами, очередями загоняли духов
обратно наверх. Сейчас все поднимемся и накостыляем этим ублюдкам. Пусть они
там бесятся от злости. Всех охватило благодушно-лирическое настроение.
Многие закурили, прибавив к общему аромату табачный дым. Кто-то начал искать
земляков. Кто просто обсуждал то, что уже сделали, и предстоящий штурм
Дворца Дудаева. Штурм банка считался почти решенным делом. Многие шутили,
как будут делить золото и доллары, что спрятаны в подвале.
Раздается ужасный грохот. Кажется, что потолок падает на тебя. Тут же
раздались вопли. Пару секунд спустя еще один взрыв и грохот. Не видно
абсолютно ничего. В воздухе сплошной стеной висит пыль. Слышны только крики
и стоны раненых. В потолке, там, где был левый угол, зияет пустота. Что
случилось? В ушах звон. Вопли чеченцев слышны все громче. Стрельба
усиливается. Кто-то обвалил стену. Может, какой-нибудь танкист выстрелил?
Вряд ли. Снаряд такого не смог бы натворить. Значит, духи заминировали. Вот
и решили нам братскую могилу устроить. Подождали, пока нас не набьется
побольше, а затем и взорвали. Ну, уроды, ну, гады, суки долбаные! Они меня
уже достали со своей восточной извращенной психологией! Подошел поближе к
обвалившемуся углу. Пыль, дым забивают легкие. Кашляют все.
Целый пролет обвалился. Под завалом оказалось не меньше десяти человек.
Многие были просто раздавлены. Головы, животы разорваны. У многих
внутренности вылезли наружу. Многие метры белесо-серых кишок тащились по
грязи, пыли за своими хозяевами, когда их вытаскивали из-под обломков.
Некоторые лишились конечностей. Раздавленные кисти, руки, ноги, обутые в
ботинки, валялись под ногами. Живые ходили как сонные под впечатлением от
увиденного, пинали оторванные части своих товарищей. Какой-то боец
наклонился к трупу и пытался заправить вывалившиеся внутренности обратно. Не
получалось. Как тесто они лезли наружу. Потом ему это надоело, он достал нож
и отрезал лишнее. Обрезки толкнул в разорванное тело. Когда вынул руки, они
были перемазаны кровью, желчью и чем-то еще склизким кашеобразным. Боец
брезгливо вытер руки о бушлат трупа. Я с трудом сдержал позывы рвоты.
Тут же сидели раненые. Им делали перевязки. Двум бинтовали культи
оторванных рук. Раненый курил здоровой рукой и возбужденно расспрашивал у
присутствующих: "А руку мне пришьют? Не, мужики, не молчите, ведь правда,
что пришьют?!" Окружающие стыдливо отворачивались и молчали.
Одному перевязывали, перетягивали ногу. Он был без сознания. Из ноги
торчала ослепительно белая кость, и по ней непрерывным потоком бежала
черно-алая кровь. Ногу уже стянули в нескольких местах жгутами, но кровь
продолжала хлестать.
Кто истошно орал, кто отчаянно матерился. Кто-то громко читал что-то
наподобие молитвы. Три или четыре человека, из-за пыли не разобрать кто,
кричали в гарнитуру своих радиостанций, мешая друг другу:
- Нас завалило!
- Есть и убитые, и раненые!
- Пошел ты на хрен со своими "двухсотыми" - "трехсотыми"! Я сказал -
убитые и раненые!
- Не знаю я сколько наших. Тут все наши!
- Не знаю!
- Медиков!
- Немедленно медиков!
- Есть тяжелые! На руках не вынесем!
- Да! Технику подгоняй!
- Духов выбить?!
С момента взрыва не прошло и минуты, а уже почти все пострадавшие были
извлечены из-под завала. Оставались еще там и другие. Но без крана было
невозможно это сделать. В живых не осталось никого под этой страшной
бетонной плитой.
Стало понятно всем, что из-за духов на крыше и втором этаже нам не
подогнать технику для эвакуации раненых и убитых. Надо выгонять их. И тут
вновь раздались крики:
- На штурм!
- Идем вдарим сволочам!
- За этот взрыв я сотню в капусту изрублю!
- Ура! На штурм!
- Вперед!
- Наверх!
Не было единого командира, не было команд. Все побежали к единственной
лестнице, ведущей на второй этаж. Оттуда неслись проклятия и вопли. Что
именно орали духи, не разобрать. Первые подбежавшие начали из подствольников
стрелять наверх. Звук разрывов гранат заметался по помещению, больно стегая
барабанные перепонки. Остальные из-за узости подхода были вынуждены просто
стоять, ожидая, когда им представится возможность. И вот впереди стоящие
бойцы и офицеры сделали еще один залп из подствольников и шагнули наверх.
Шаг - залп, потом еще два шага, и еще залп. А потом уже просто побежали,
стреляя из автоматов перед собой. Все тоже побежали наверх. Толкая друг
друга, подталкивая передних магазинами, выталкивая руками, все рвались на
второй этаж. Остатки третьего этажа и часть крыши. Внизу нас скопилось, по
моим подсчетам, не меньше шестисот человек. Опасался, что лестница не
выдержит такой тяжести и обрушится вниз. Не обвалилась.
Я бегу в плотной толпе. Автоматом больно толкаю переднего. Меня так же
толкают. Потом кто-то пнул меня в зад, чтобы пошевеливался. Наверху уже
слышны разрывы гранат и автоматные очереди. Вперед! Вперед! Да, что же это
за большая задница впереди меня так плохо шевелится?! Да пошел ты вперед!
Быстрее, быстрее! Не можешь, что ли, урод, ноги передвигать. С трудом
удерживаю себя, чтобы ножом не уколоть его.
Вот и миновали первую лестничную площадку. Наверх. Наверх! Что там под
ногами такое мягкое. Опускаю глаза вниз. Остатки духа. По ним уже прошлось
не меньше ста человек. Ноги разъезжаются на чем-то скользком и липком. Не
думать, что это было когда-то человеком. Вперед! Наверх! Разве это был
человек? Это был дух. И этим все сказано! Не надо разводить никаких
дискуссий. Вперед! Как ты меня достал уже, задница! Иди быстрей! Не можешь?
Толкай впереди идущего. Хреново толкаешь. Сильней толкай! Ублюдочное племя!
Пока доберемся, всех духов перебьют.
Злость, ярость меня душат. Никого не слушаю. Все говорят только о том,
что необходимо быстрее подняться. Злость на толстую задницу, что не может
впереди двигаться быстрее, злость на того идиота, что постоянно подталкивает
меня в спину. Не видит, что ли, что из-за какого-то толстяка я не могу идти
быстрее. Я знаю, что сам не худенький, но если бы ты посмотрел, кто передо
мной, то я бы показался тебе тростинкой.
Вот и показалась крыша. Темп ускоряется. Все бегут по ступеням,
заваленным мусором. Ноги, кажется, вот-вот сорвутся, и упаду. Хрен! Не
упаду. Стискиваю зубы и наклоняю корпус. Вперед! Вырываюсь на крышу. Бегу
вправо. Там залегли бойцы и не могут выкурить каких-то духов, укрывшихся на
третьем этаже. Если второй этаж почти весь уцелел, то от третьего остался
лишь один угол. А вот крыша сохранилась почти полностью. Она как портик
нависала над нами на семиметровой высоте. Часть духов укрылась на оставшемся
углу третьего этажа. А часть забралась на крышу. Все они оказались выше нас
и, не щадя патронов и гранат, поливали сверху. Уже оттаскивали наших убитых
и раненых. Вот и тело духа свалилось сверху. Его никто не трогал, просто
ногами отпинали подальше, чтобы не мешалось.
Что у духов, что у нас, позиции были практически одинаково неуязвимы
друг для друга. Мы поливали свинцом своего противника, как могли, но толку
не было никакого. Все мое естество жаждало возмездия. Я подошел к бойцам:
- У кого взрывчатка есть?
- Не знаю.
- У кого есть взрывчатка?! - заорал я, пытаясь перекрыть шум боя.
Подтащили грамм пятьдесят пластита. Мало. Я подозвал радиста с нашей
бригады:
- Выйди на наших, скажи, чтобы принесли килограмм пластита и
электродетонаторы. Понял?
- Понял! - боец закивал головой и радостно оскалился в улыбке.
- Не суши зубы, вызывай!
- Есть!
Злость не проходила. Она требовала выхода. Перед глазами встала картина
с раздавленными телами. Вскинул автомат и дал очередь от души вверх. Надо их
как-нибудь отогнать от края, а то не заложим взрывчатку. Вкратце объяснил
свой план рядом стоящим. Те поняли, и мы начали усиленно обстреливать духов.
Попробовали закидывать гранаты и долбить гадов из подствольников и "мух".
Вроде помогло. Отошли от края, откатились. Знай наших!
Тут уже подоспели и наши бригадные саперы. Притащили большой кусок
желтоватого пластита и детонаторы с проводом. Сейчас пойдет потеха!
- Мужики! Вы только не переборщите, а то все здание завалите вместе с
нами!
- Не боись!
- Здесь немного будет. Сейчас духов как яблоки-падалицу будем собирать.
- Давай, зажарим скотов!
- Эх, огнемета, жаль, нет!
- Еще раз, мужики, отгоним духов от края!
- Давай! Огонь!
И все начали вновь в бешеном темпе обстреливать засевших наверху духов.
Пули рикошетили от стен, уходили вверх. Ручная граната, брошенная вверх,
ударилась и отскочила обратно вниз. Упала на площадь. Никто из наших не
пострадал.
- Ты что делаешь, чурка долбаный?
- Я же не специально!
- Да меня не гребет, специально или нет. Чуть не угробил. Идиот!
- Бери от подствольника гранату, бей о каблук, а потом кидай.
- А не взорвется в руках?
- Не бойся, попробуй!
Тот попробовал. Получилось. Остальные тоже, узнав о нашей задумке,
начали обстреливать "своих" духов, отгоняя их подальше от края. Наши саперы
быстро работали. Широкой черной изолентой привязали бруски взрывчатки к
сохранившимся колоннам, воткнули электродетонаторы, по одному запасному на
всякий случай, и побежали обратно. И вот он настал. Настал Судный День.
Молитесь своему Аллаху, ублюдочное племя. Сапер закрепил концы проводов в
своей "адской машинке" и начал крутить рукоятку. А затем резко надавил
небольшую черную кнопку.
Раздался оглушительный взрыв, и кирпичная кладка рухнула вниз. Были
слышны короткие, полные ужаса человеческие крики, когда раздался взрыв. Под
этими кирпичами нашли свою смерть духи. Так и надо. Око за око! Еще духи
остались на остатках крыши. Там тоже работали саперы. И теперь потащили свою
"машинку" в тот угол.
- Крыша не обвалится?
- Не знаю.
- Давай подальше уберемся.
Послышались команды, и толпа отхлынула и освободила угол. Саперы тоже
отошли подальше. Снова быстро покрутили рукоятку, нажали на кнопку, и грянул
взрыв. Здесь уже кровля медленно наклонилась и падала не на второй этаж, а
на улицу. Сначала посыпались духи, а следом рухнула крыша, завалив их собой.
Высота, с которой они слетели, была метров двенадцать, да еще бетонные
перекрытия сверху... Нормально, я даже не подходил к краю посмотреть. А
народ пошел.
- Не видать ничего!
- Сейчас пыль осядет.
- Не стреляй! И так пылища висит.
- А вдруг кто живой остался?
- Ты в своем уме? С такой высоты...
- Да тонн десять камней сверху. Нет, вряд ли.
- Смотри, совсем как внизу наших накрыло.
- Ага. И кишки точно так же размотало. Не надо было взрывать над нами
потолок, тогда бы по-человечески погибли.
- Тьфу. Собакам собачья смерть. Идем деньги делить.
- Идем!
- Идем деньги делить!
- Всем поровну!
- Размечтался. Поровну! Ха!
- Все, кто брали этот сраный банк, тот с долей.
- И больше никому!
- Пошли они на хрен!
- В гробу я этих халявщиков видел!
Вниз! В подвал! Скорее! У всех сперло дыхание от возможности
поживиться. Странно, но те, кто остался внизу, не пошли осматривать и
грабить подвалы. Хотя там оставалось не менее пятидесяти человек с ранеными.
Они стояли, постреливая вниз. А внизу, в подвалах, было темно, как у
грешника на душе. Из бушлатов, которые остались от раненых и убитых,
соорудили что-то наподобие факелов, окунули в солярку у подъехавших БМП и
зажгли.
На ступенях, ведущих в подземелье, лежали обезображенные пытками трупы
наших солдат и офицеров. Тех, кто ранеными или контуженными попали в плен к
духам при первом штурме. У многих в распахнутые рты были забиты пачки денег.
У некоторых были разрезаны животы, и вместо внутренностей также были забиты
деньги. Много денег. Но деньги были старые. В России в девяносто третьем их
поменяли, а в свободной независимой Чечне они ходили до нашего прихода.
Умно, сволочи, поступили. Населению, народу сунули фантики, которые, кроме
как в этой сраной дыре, больше нигде не имели никакой силы, а сами получали
за нефть, оружие, наркотики доллары. Ублюдки долбаные. Хотя они действовали
по примеру незабвенной коммунистической партии. Когда кроме как в Союзе наши
"деревянные" рубли нигде не принимали. Сомневаюсь, что их и сейчас где-то
примут.
У всех сразу прошла золотая лихорадка. Вынесли трупы на улицу.
Десантники и пришлая "махра" ушли к своим. Мы остались на месте. Пошли вниз,
в подвалы.
Подвалы Государственного банка независимой Республики Ичкерия
располагались под всем зданием. В одном месте подвал был "двухэтажным".
Освещая себе путь самодельными факелами, спустились вниз. Шли медленно. Духи
могли оставить нам любой сюрприз, любую подлянку. С них станется. Всюду
видны следы поспешного бегства. Брошеные развороченные ящики, коробки, из
некоторых наполовину высыпались деньги образца 1991 года. Пустые и набитые
инкассаторские сумки. Впереди идущий радостно закричал и начал копаться в
коробке. Все подошли поближе. Из двух полуразорванных коробок торчали
перевязанные резинками и бумажными лентами пачки долларов. При тусклом,
неверном свете факелов эти две коробки, битком набитые вожделенными зелеными
деньгами, казались чем-то вроде невероятной удачи. Доллары, доллары! Это -
обеспеченная жизнь, это квартиры, машины, хорошее образование для детей.
Доллары, доллары!
Сразу стало тесно вокруг коробок. Толкая друг друга, все подбежали к
этим коробкам. Начали расхватывать. Брали по пачке, по две. Выдергивали
банкноты, пытались рассмотреть при плохом освещении на просвет, мяли их,
тискали, нюхали. Доллары! Вот за это стоит воевать! Это как награда за все
перенесенное! Заслуженная награда. И не надо ни орденов, ни медалей. Вот
она, наша награда! Все были возбуждены. Но тут один боец закричал:
- Мужики! Они же красятся!
- Брось. Ты что выдумываешь?
- А точно, красятся! Вон пальцы зеленые!
- Они у тебя по жизни грязные!
- У самого грязные! Плюнь на банкноту и потри!
- Точно красятся! Тьфу, ты...
- Это же надо! А я уже и губу раскатал. Думал, что хоть сейчас повезло,
и буду как человек жить. Хрен! Тьфу! Гребаные чечены, не могли пару коробок
настоящих баксов оставить!
- Уроды!
- Что с ними будем делать?
- Что, что! Задницу подтирать!
- Зеленая будет.
- Значит, спалить их. Да и хрен с ними!
- А может, можно что-нибудь сделать? - раздался робкий голос из
темноты.
- Сделай, лет пять тюрьмы получишь.
- Так что, палить?
- Давай, родной, запаливай!
- Давайте проверим, а вдруг там пара пачек есть настоящих!
- Давайте проверим!
И тут же начали рвать коробки, разрывать пачки, ощупывать, мусолить
банкноты. Единственное, что не делали, так это не лизали их. Если бы имело
смысл, то, как раньше проверяли деньги, и надкусывали бы. Проверенные
фальшивые пачки летели в общую кучу. И вот от факела очень неохотно занялась
куча с фальшивыми долларами. Медленно, чадя, потрескивая, распространяя вонь
горелой бумаги и краски, куча загорелась. Не было в этих коробках ни одного
настоящего доллара.
Странно, подумал я, еще каких-то семь-десять лет назад я готовился к
войне со страной, где доллары являются национальной валютой, а сейчас я с
радостью готов их заполучить. Так за что же я здесь воюю? За доллар? За
идею? За Родину? Не знаю. Но то, что мы проиграли третью мировую войну - это
уже свершившийся факт. Проиграли, не открывая боевых действий. Нас победили
с помощью этого самого доллара. Он наш Бог, наш Главнокомандующий, из-за
него началась эта война. И не помогли наши танки, которыми заставлена
площадь, равная, пожалуй, территории Франции. Не помогли и наши ракеты с
ядерными боеголовками. Наши правители стараются вывезти этот самый доллар за
границу. А это означает, что Россия, великая, могучая, неделимая им не
нужна. Получив свою долю "зелени", они готовы отбыть. Детей своих уже
обучают за границей, а мы здесь загибаемся в этой холодной, сырой,
простреливаемой и продуваемой всеми ветрами Чечне! За что, Господи! За что?
Пока смотрели на догорающую кучу фальшивых долларов, как на сгорающие
наши надежды, бойцы принесли шесть мешков с пятидесятитысячными купюрами. И
опять, с надеждой, но уже без прежнего рвения начали рассматривать их. Но, к
сожалению, даже при поверхностном осмотре было обнаружено, что бумага, на
которой отпечатаны эти фальшивки, не выдерживает никакой критики. Такое
ощущение, что у духов не нашлось никакой бумаги, кроме оберточной, для этих
денег. И опять летит в костер очередная порция наших надежд и чаяний. Костер
вспыхивает, и огонь уже ярче и веселее горит.
- Смотри, а наши-то горят лучше, чем баксы!
- Так они же деревянные!
- Точно, деревянные!
- Ладно, пошли дальше.
- Пойдем посмотрим, зачем наши разбомбили местное министерство
финансов, и на кой черт им понадобилось разбивать Госбанк.
- Как зачем? Для того чтобы сжечь документы по махинациям!
- Ты здесь в здании хоть один документ видел?
- Нет. Только чистые бланки.
- Вот то-то и оно. Духи все документы вывезли, не знаю, правда, удался
ли им этот фокус с Минфином, но похоже, что они долго будут еще
шантажировать наших правителей. А мы, как собаки, будем выбивать духов
отовсюду, чтобы только найти эти документы.
- Похоже, что так. А что делать?
- А кому сейчас хорошо?
- Что это?
- Деньги. Что еще ты хотел найти в Госбанке?
- Точно. Деньги. Но старые деньги. Деньги образца девяносто первого
года. Что с ними будем делать?
- Как что! Давай наберем и используем для растопки печей. Нам еще
ночевать в этом здании. Вот и будем греться у костра из миллионов! Тебе
когда-нибудь приходилось греться у костра из многих миллионов?
- Нет.
- И мне тоже. Вот и погреемся!
- Мне нравится!
- А то!
Всем присутствующим эта идея понравилась. Потащили на выход мешки с
деньгами, вышедшими из обращения. Теперь все были пусть не настоящими, так
хоть мнимыми миллионерами. Могли позволить себе погреться у костра, где
сгорали деньги. Попутно можно помечтать, отвлечься от реалий.
А реалии были таковы: при взятии здания Госбанка мы потеряли около
пятидесяти человек. Убитыми, ранеными, пропавшими без вести. Вместе с первым
штурмом Минутки, неудачным переходом и взятием банка получалось что-то около
трехсот человек. Дорогая плата. Многое было неизвестно. Было неизвестно
местонахождение нового командира, который бросил нас. Многие бойцы пропали,
искать их никто и не пытался. Не было ни сил, ни средств. Накатилась бешеная
усталость. Не хотелось ничего. Было одно желание - поесть и в тепле лечь
спать.
Если поесть нам принесли, то вот со вторым вопросом было сложнее. Из
батальона материального обеспечения нам принесли продовольственные пайки
армии НАТО. Такая картонная прямоугольная коробочка. В ней находились
запаянные банки с продуктами, самая большая - с мясом и овощами, затем -
что-то типа желе, шоколад, растворимый кофе, таблетки для обеззараживания
воды, салфетки гигиенические, жевательные таблетки. Они выполняли двойное
действие. С одной стороны служили для очищения полости рта после приема
пищи, а с другой - в них содержалось вещество типа кофеина, и при усталости,
утомляемости они придавали силу и бодрость.
Начали греть консервированное мясо с овощами на костре из денег и
обломков мебели. Оказалось, что его можно есть и в холодном виде. Мясо не
жирное. Овощи вкусные. Пришли к выводу, что наш раненый боец не сможет
открыть банку тушенки и потому умрет с голоду. Рядом крутились бойцы и
офицеры из батальона материального обеспечения.
- Откуда такая роскошь, мужики?
- Было направлено в Россию в качестве гуманитарной помощи. Досталось от
немцев. Вот то, что осталось от гуманитарки, нам и направили.
- Хорошо кормят наших противников!
- А ты как думал!
- Лучше не говорить об этом.
- Да. Спирт тыловики привезли?
- Есть. На брата по пятьдесят грамм.
- Не густо. Могли бы отвалить за Госбанк и побольше.
- Подожди. Завтра пойдем на долбаный дворец, вот тогда и попьешь.
- Кстати, как там?
- Да никак. Наши бегают туда и назад. Вот и все дела.
- Опять что-то брать.
- А ты как хотел на войне?
- Надоело!
- Бери и вешайся.
- Да пошел ты.
- Сам туда иди.
Через четыре часа после взятия Госбанка эйфория победы сменилась глухой
усталостью. С крыши здания мы видели, как наши войска пытались прорваться к
Дворцу, но массированный огонь заставлял их откатываться назад. С тупым
упорством обреченных войска посылали вновь и вновь на штурм, и всякий раз
они откатывались от укутанного в дым здания, оставляя на площади погибших.
Все прекрасно отдавали себе отчет в том, что завтра и нам предстоит вот так
же идти вперед под мощным обстрелом. Авиация летала высоко в небе, изредка
расстреливая здание из пушек. Немногочисленные танки старались, как могли,
но толка пока не было заметно. От вида тщетности и бесполезности попыток
штурма в горле пересохло. Появилось желание крепко выпить. Раздраженность,
негодование против бессмысленной бойни сменилось глухой усталостью. Было все
безразлично. И даже тот факт, что недалеко от нас под развалинами лежат наши
товарищи, уже не вызывал никаких эмоций. Было абсолютно все равно.