Страница:
- Независимо от исхода, напьюсь сегодня, - настроение окончательно
испортилось, и я со злостью посматривал на охрану "Северного". Те уже успели
отмыться и привести форму в порядок, некоторые уже щеголяли в новом,
необмятом обмундировании.
Я посмотрел на свои брюки, залитые кровью убитого зека, на свой
промасленный, пыльный, грязный, многократно прожженный и пробитый в двух
местах осколками бушлат. М-да, если в мирной жизни появиться в таком виде,
сразу в милицию попадешь, бич бичом.
- Непременно напьемся, Славян, я, тем более, тебе должен, - у Юрки,
напротив, было прекрасное настроение.
- Водку где будешь брать? Из-под топчана? - мы с Рыжовым перед входом в
Грозный скинулись и взяли три ящика водки, да я у связистов по старой памяти
семь литров спирта обменял на полный камуфляжный костюм. Так что я бы
удивился, если бы напарник нашел водку в другом месте.
- А где еще я ее возьму. Духи киоски позакрывали, а наш Военторг дальше
"Северного" не выезжает.
- Слушай, возле госпиталя есть точка Военторга, попробуем из-под полы
купить пива, а? - Страшно захотелось пива, вот прямо сейчас, я даже
представил, как оно прохладной, тугой, вязкой струей вливается в горло и,
булькая, прокатывается вниз, тяжело ударяясь о стенки желудка. И пить только
из горлышка, не признаю стаканов. Может, это недостаток воспитания, но
нравится мне, ничего поделать с собой не могу.
- Это идея. Сейчас, один черт, раненых пока будут сгружать, минут
двадцать у нас есть. Вот только будет ли там пиво и хватит ли денег? -
сказал он, выгребая из карманов почти не нужные здесь деньги и пересчитывая
их.
- У меня тоже есть, - сказал я, вытаскивая из карманов свои мятые
бумажки, - и сигарет обязательно надо взять, желательно что-нибудь классное.
- Что, на красивую жизнь потянуло? - Рыжов усмехнулся.
- Потянет тут, когда видишь, как в пятнадцати километрах от тебя люди
живут, - я со вздохом обвел глазами расположение "придворного" полка.
- Подожди, сейчас в госпиталь приедем, там что говорить будешь, когда
на женщин посмотришь, - Юрка уже откровенно издевался.
Я решил поддержать разговор:
- Или десяток изнасилую, или застрелюсь.
Стали подъезжать к госпиталю, он разместился слева от аэропорта в
здании бывшего большого ресторана, по слухам, принадлежавшего ранее кому-то
из родственников Дудаева. Стали попадаться медсестры и врачи, в том числе и
женщины. Любая женщина на фронте - это богиня. И дело не только в
сексуальном голодании. Просто, глядя на женщину, общаясь с ней, не так
быстро грубеешь, ниточка, связывающая тебя с нормальным миром, не так быстро
рвется, а у нас в бригаде нет женщин. И поэтому, может, так и тянуло всех к
женщинам. Первое желание, естественно, это чисто сексуальное влечение, и
почему с нами не ездят передвижные бордели? Вот раньше были войны!
Позиционные, неторопливые. Уважали противника. Чудесная кухня, передвижные
бардаки, шампанское, белые рубашки. Времена изменились, и, на мой взгляд, не
в лучшую сторону. Зато сейчас медицина на высоте. Пока никто из доставленных
сюда раненых не умер.
- Приехали! - комбриг первым спрыгнул с БМП.
Следом последовали все, разминая затекшие ноги и растирая озябшие
задницы. Подскочили врачи и санитары, началась выгрузка раненых и убитых.
Последних здесь или в Моздоке положат в деревянные гробы, затем гробы в
цинковые ящики, ящики запаяют, сделают обрешетку, чтобы было удобней
переносить и не перепутать, где верх, а где низ, и отправят "груз-200"
родителям с уведомлением и благодарностями за прекрасное воспитание сына.
Вот так-то и все. Прогремит над его могилой залп из автоматов холостыми
патронами. Стрелять будут либо молодые курсанты, либо молодые солдаты. И те
и другие - потенциальные кандидаты на такие же "пышные" похороны в ближайшее
время. Бог войны требует новых жертв, и противоборствующие стороны их в
достатке поставляют.
Затем родителям или вдове выдадут деньги за погибшего - десятилетнее
денежное довольствие, аж пять миллионов рублей, в течение полугода будут их
навещать, а потом, как водится, забудут. И когда мать или вдова придут за
помощью к властям (не имеет значения, в военкомат или районную
администрацию), вначале от нее вежливо отделаются отговорками, а затем
сообщат, что ни средств, ни возможностей помочь ей нет. А если она будет
настойчивой, скажут - вашего сына (мужа) мы не посылали на войну. Идите
просите и разбирайтесь с теми, кто его послал, а к нам можете не приходить,
потому что те, кто посылал на смерть, забыли выделить деньги вам на пенсию
за потерю кормильца, а также на ремонт крыши, проведение телефона и т.д. И
можешь, читатель, жаловаться, толку, поверь, не будет. Власть имущие про
тебя будут говорить: "А, это та, у которой(-го) погиб сын (муж)". И будет
это сказано с таким чувством пренебрежения, что независимо от возраста и
состояния здоровья зарыдаешь ты, читатель, и бросишься на выход, и уже
никогда не придешь сюда, даже когда в Новый год или к 23 февраля выделят
смехотворную сумму на подарок. Вот и подумай, стоит ли отправлять сына на
кровавую бойню ради какого-то больного Верховного Главнокомандующего. Крепко
подумай. На момент войны в Чечне у него внук был призывного возраста, но
почему-то я даже на экскурсии его там не наблюдал.
Тем временем раненых сгружали и относили внутрь госпиталя. Мы прошли
следом, на нас ровным счетом никто не обращал внимания. Мы с Рыжовым
пялились и даже не пытались заигрывать с женщинами-медиками, они и без нас
были давным-давно поделены и распределены. Да и внешний вид наш не внушал
доверия. Мы искали полуподпольную точку Военторга или хотя бы местного
жулика, который втихаря торговал бы спиртным и сигаретами. История мировых
войн показывает, что всегда найдутся мелкие жулики, которые заработают
копейку, перепродавая мелкий дефицит. Ничего особенно противозаконного, и, с
другой стороны, они делают благо, поставляя на фронт мелкие радости из
нормальной жизни, которых лишены люди. Были бы только деньги. Для кого
война, а для кого мать родна. Может, так и надо? Нет, не смогу, воспитание и
мой небогатый жизненный опыт не позволят сделать это.
И поэтому, шатаясь по госпиталю, мы спрашивали солдат, где есть пиво и
сигареты. Но так как здесь был эвакуационный госпиталь и солдаты больше
суток, как правило, не задерживались, то никто толком не знал. Тут мы
увидели солдата, но с харей больше, чем у нас с Юркой вместе взятых. Тот был
в новом камуфляже и, стоя у открытой форточки, с наслаждением курил, пуская
дым вверх. Рожа его выражала самодовольство и сытость, казалось,
происходящее вокруг его не касалось. На раненого он никак не был похож.
Я толкнул Юрку в бок, когда он откровенно разглядывал какую-то
медсестру, спешащую по своим делам и имевшую несчастье пройти мимо. Судя по
выражению Юркиной голодной морды, он ее уже минимум раз десять изнасиловал и
собирался это дело продолжить.
- Хватит насиловать женщин, мы здесь с тобой с миротворческой миссией.
Глянь лучше на эту картинку, - я показал воина-богатыря, - по-моему, его
телом можно десяток амбразур закрыть сразу. Кажется, что он олицетворяет всю
мощь вооруженных сил России. Как ты считаешь, Юра?
Говорил я нарочно громко, чтобы боец нас услышал. Юрка понял мой
замысел и подхватил игру.
- Да, мужик, ты прав. Нам бы его в разведку, вместо живого щита, а еще
лучше - в штурмовую группу, или раненых на себе вытаскивать.
Боец лениво скосил на нас глаза и даже не повернулся. На нас, как на
многих офицерах, не было погон и звездочек, указывающих звание, а то у
снайперов есть дурная привычка выбивать в первую очередь офицеров. Прямо
какая-то тотальная ненависть у них к нам. Что ж, у каждого свои комплексы, а
тут комплекс профессиональный, к тому же неплохо оплачиваемый.
- Сынок, - вежливо-вкрадчиво начал Юрка, - как ты думаешь, если мы тебя
пригласим к себе в бригаду на экскурсию, чтобы ты, сучонок, посмотрел на
войну, а то ведь, пидор, приедешь с войны с железкой, а войны толком и не
видел.
Все это Юрка говорил тихим голосом, так что проходящие мимо врачи не
обращали на нас никакого внимания. Стоят вояки, беседуют тихо-мирно, без
шума и крика.
- Да пошел ты на хрен, - пробормотал боец лениво, не поворачивая
головы, и столько в его голосе было презрения, что не по себе стало.
Мгновенно проснулась злость. По себе знаю, что в такие моменты я плохо
контролирую себя, много могу глупостей наделать, но осмысление приходит
потом.
- Ну-ка, повернись, гнида, когда к тебе боевой офицер обращается, и
немедленно попроси прощения, - я тоже старался говорить спокойным голосом,
но слова клокотали в горле. Меня никогда никто из солдат не смел оскорблять,
в каком бы состоянии они ни находились. Будучи сопливым лейтенантом,
приходилось успокаивать пьяный караул. А тут тыловая вошь смеет двух
офицеров оскорблять.
Жирный хорек повернулся и опять насмешливо уставился на нас, не говоря
ни слова и всем своим видом издеваясь над нами. Я и Юрка поняли, что
убеждать словами это животное бесполезно, надо действовать. Рядом находился
закуток, где хранился хозяйственный инвентарь. Мы, не сговариваясь, быстро
взяли юношу под ручки и впихнули его в темную душную каморку. Я мгновенно
схватил его за горло, чтобы тот не заорал, а Юрка упер ствол своего автомата
ему в пах и надавил. Даже при недостаточном освещении было видно, как тот
побледнел. Глаза готовы были вывалиться из орбит и крик рвался из горла, но
я сдерживал его, сжимая сильнее горло, позволяя ему только дышать. Я
наклонился к уху и прошептал:
- Сейчас я отпущу немного горло, если ты, подонок, обещаешь спокойно,
тихо принести нам извинения. И еще пива и сигарет, уверен, что есть. Если
согласен - моргни, если отказываешься, то я тебя душу, а мой приятель
отстреливает тебе яйца. Разбираться никто не будет, спишут на боевые потери.
Если вздумаешь выкинуть какой-нибудь другой фокус, то история повторится.
Смятое горло и отстреленные яйца, а также мы можем тебя погрузить в машину и
обменять у духов на ящик пива и блок сигарет. Кстати, урод, мы тебе самому
предлагаем сделать такой обмен. Понял, уребище? - я чуть посильней сдавил
горло, а Юрка нажал на автомат.
Солдат заморгал глазами, как мотылек крылышками у лампочки:
- Извините меня, пожалуйста, товарищи офицеры, я обознался, я больше не
буду, честное слово, не буду, - из глаз его покатились слезы, но жирное
горлышко его я не отпускал.
- А вторая часть выступления? - спросил Юрка, намекая на пиво и
сигареты.
- Да-да, сейчас, - боец засуетился, начал шарить у себя за головой в
каких-то ведрах и вытащил на свет божий упаковку пива "Holsten" и блок "LM".
По-нашему - "любовь мента".
Мы отпустили поганца, я снисходительно похлопал его по щеке, вытащил из
кармана смятые пять тысяч рублей и сунул в карман хныкающему бойцу:
- Никогда не хами, юноша, и, может, тогда останешься жить, а это деньги
тебе за товар, чтобы не говорил, что мы бандиты. Кстати, одолжи нам пару
сумочек, чтобы спокойно вынести наши покупки.
Боец отвернулся и опять в полутьме зашарил по ведрам. Хороший у него
тут тайничок, в ведрах звякнуло что-то металлическое, по звуку похоже на
пистолет. Неужели будет дурить пацан? Я поднял свой автомат и упер ствол в
основание черепа, там, где он стыкуется с позвоночником, и нажал - есть там
болевая точка. Если быстро и сильно туда ударить, то человек падает без
сознания. Юрка мгновенно упер ствол своего автомата в позвоночник в районе
почек.
- Сынок, не дури, - я опять сделал елейный голос, - или ты, ублюдок,
решил помереть героем, тогда валяй.
Левой рукой я вытащил из ножен узкий трофейный стилет и приложил к его
горлу, слегка нажал, холодная сталь у горла подействовала почему-то лучше
автомата. Интересно, почему? Снова звякнуло металлическое, видимо, он бросил
пистолет обратно в ведро. Убрав стилет от горла, я рывком развернул бойца к
себе и опять упер автомат ему под подбородок. Боец поднял руки вверх, в
левой руке он зажал чехол от спецаппаратуры. Я левой рукой пошарил у него за
головой и наткнулся на пистолет. Вытащил его. -мое! Пистолет с глушителем -
ПБС (прибор для бесшумной и беспламенной стрельбы). Здорово. Упер у
какого-нибудь раненого разведчика или спецназовца. Я ударил рукояткой
пистолета в переносицу бойца, туда, где нос соединяется со лбом. Тот
беззвучно начал опускаться вниз. Мы опустили его на пол и, забрав сумки,
погрузив в них пиво и сигареты, вышли.
На улице уже заканчивалась выгрузка, и комбриг собирал офицеров своего
штаба, чтобы идти на совещание к руководству группировкой. Мы кинули сумки в
свою БМПшку, наказав механику, что если уведут сумки, то мы его кастрируем и
оставим здесь, в госпитале. Боец понятливо кивнул головой, продолжая
раздевать глазами проходящих мимо женщин. Идя за командиром, мы неторопливо
затягивались хорошими сигаретами и обсуждали аргументы, которые будем
выдвигать против штурма в лоб долбаной Минутки.
- Давай так: авиация, артиллерия, танки, реактивная артиллерия, а потом
уже, когда все раздолбят, заходит "махра", а? - спросил Юрка, с наслаждением
затягиваясь и осматривая почти мирную жизнь вокруг.
- А еще лучше бомбы с напалмом, чтобы все горело вокруг, и включить
погромче веселую музыку, чтобы духи веселее Аллаху душу отдавали, - я
испытывал умиротворение, а от сигареты и от спокойной обстановки - почти
сексуальное удовлетворение. Как мало, черт побери, человеку надо. Хорошая
сигарета, мирная атмосфера, женщины вокруг.
Тут мы увидели знакомого офицера, вместе штурмовали "Северный", а потом
его полк оставили для охраны аэродрома, везет же людям.
- Юра, Слава, живы, вот здорово! Наслышаны о ваших подвигах. И про
Карпова тоже наслышаны. Здесь сначала думали, что это вы его грохнули, но
потом все выяснили, сам дурак. Представили его к Ордену мужества.
- Прямо так и думали, что мы со Славкой и грохнули это московское
уребище?
- Да нет, тут все знают, что он большой гнус.
Мы с Юркой заржали во весь голос:
- Саша, мы видели его в первый раз и такую же кличку ему дали. Гнус -
он и есть гнус. Ты лучше расскажи, какие виды на Минутку и на нас.
- Мужики, морпех и десантники попытались с ходу взять эту гребаную
Минутку, потеряли человек тридцать и откатились. И вот теперь хотят вас
кинуть.
- Да пошли они на хрен!
- Там еще этот сраный миротворец сидит. По радио выходит к нам с
обращениями. Слушайте анекдот про него. Сидит этот миротворец по правам
человека в бункере у Дудаева со своей делегацией, а про них и забыли, не
кормят, не поят. Думают, что делать дальше. Тут он и предлагает: "Давайте
примем ислам!". У него спрашивают: "А что, поможет?" - "Нет. Но из обрезков
можно сварить суп!" - Сашка довольно заржал.
Мы плюнули и от его сообщений, и от анекдота, и тоже улыбнулись.
- Мужики, я здесь комендантом устроился, заходите. А сейчас, извините,
спешу, в госпитале кто-то бойцу голову проломил.
Присвистнув от удивления, что Сашка получил такую должность, мы пошли
догонять наших. За бойца мы не беспокоились. Башка у него целая, я за это
ручаюсь, а что из носа кровь идет, так это в темноте споткнулся. Разве у нас
в армии кто-нибудь посмеет ударить такого гарного хлопца? Нет, конечно, а
пока без сознания валялся, вот и привиделись ему офицеры. С его избыточным
весом и повышенным давлением еще не такая чепуха может показаться. На диету,
товарищи врачи, посадите его. А еще лучше, подарите его на неделю нам. Не
узнаете хлопчика.
Навстречу нам вышел какой-то офицер и сказал, что генерал Ролин сейчас
занят и освободится через десять-пятнадцать минут. Они-де разговаривают с
министром обороны. Ладно, пусть говорит. Один хрен, ничего толкового не
наговорит. Комбриг пошел звонить в бригаду, чтобы узнать последние новости.
Тут мы заметили, что Сашка возвращается, и окликнули его:
- Саша, ну как боец?
- Несет какую-то чушь, что два офицера его избили. У самого штаны
мокрые, обоссался, пока без сознания был. И приметы, - тут он на нас
подозрительно посмотрел, - ну, на вас похожи.
- Сашок, неужели ты думаешь, что мы способны избить солдата? Я лично
сразу хватаю за горло, - начал я.
- А я отстреливаю яйца, ты же нас знаешь, - подхватил Юрка.
Мы с обиженным выражением лица уставились на Сашку Холина, как бы
требуя, чтобы тот снял с нас всякие подозрения.
- Вот вас-то я как раз и знаю, отморозки несчастные. Насмотрелся. Ни
себя, ни других не пожалеете. Так это вы бойца ухайдакали?
- Саша, - вновь начал я задушевным голосом, полуобнимая его за плечи, -
дорогой ты наш человек, объясни нам, по твоим словам - двум отморозкам, чего
это ради ты помчался в госпиталь? Милосердия и сострадания мы в тебе никогда
не замечали. Даже когда привезли наших раненых, ты, видимо, был так сильно
занят, что забыл встретить своих друзей.
- Которые, между прочим, пришли к тебе на выручку, когда духи загнали
тебя с бойцами на край летного поля, - продолжил Юрка, - и, неудобно
напоминать, клялся всеми святыми, что не забудешь своих спасителей.
- А сейчас, отец родной, ты хочешь сдать своих благодетелей как
стеклотару, - снова вступил я. - Мы же никому не говорим, что твой подручный
по спекулятивным ценам сбывал спертое, пардон - сэкономленное тобой
имущество, да еще, сука, пытался запугать нас пистолем. Так как, Александр?
Сдается мне, что твой боец просто ударился башкой обо что-то.
- За что вы его?
- Меня на хрен послал, причем так откровенно, и не извинился,
прикидываешь, Саша?
- Ну, я ему задам, засранцу.
- Саша, так как мы нашли общий язык, предлагаем тебе оказать нам
гуманитарную помощь.
- Так вы и так уже набрали.
- Ложь, поклеп и навет, - с пафосом произнес Юрий, - мы не украли, а
купили за пять долларов. Или пять тысяч рублей. Темно было, а доллары и
рубли лежат в одном кармане. Правда, Слава?
- Истинная правда, сам расплачивался. Но сдается мне, что твой хренов
помощничек пытается утаить от тебя часть незаконно заработанной выручки. И
купили мы у него всего-то упаковочку пива, ма-а-а-ленькие такие баночки, и
блок "ментовской любви", а ты не хочешь нас снарядить в путь-дорожку по
полной программе.
- Представляешь, - Юра тоже вошел в раж, - убьют нас, тьфу-тьфу-тьфу,
конечно, а ты будешь переживать, что не дал нам трех палок хорошей колбасы,
водки московского завода "Кристалл", пары бутылочек хорошего коньячку, ну,
сыра, конечно, и еще там по мелочи. И мы будем являться тебе по ночам, и
будем протягивать к тебе руки и говорить, - тут мы как вампиры стали
протягивать к нему руки: - "Зажал хавчик, гад!"
- Да, Саша, - вмешался я, - без пары упаковок пива и хороших сигарет я
уже точно не сдохну, но к пиву неплохо бы добавить рыбки сушеной, а еще...
- Хватит, придурки. Дайте, тетенька, воды напиться, а то так есть
хочется, и переночевать негде, - передразнил нас Саша. - Если бы вы мне
жизнь не спасли, то сидели бы уже в комендатуре на казенных харчах.
- Так я тогда во время боя и говорю Славке: "Смотри, Слава, какой
хороший капитан погибает. Давай его спасем, а он, когда станет комендантом,
будет нас до окончания войны кормить". Слава, это правда?
- Чтоб я сдох, правда. Юра, а было бы неплохо недельку-другую половить
вшей в комендатуре, а? Трехразовое питание, чистое белье, можно раздеваться,
баня! - я мечтательно закрыл глаза и потянулся до хруста в суставах. - Кайф!
Саша, а может, ты сдашь нас, а твой пидор через две недели изменит свои
показания, мол, обознался, и нас выпустят, а там, глядишь, и война
закончится. Подумай, Саша? Я тебе коньяк поставлю.
- Нет, вы точно идиоты. Недаром вашу бригаду духи называют "собаками",
загрызете, с ума сведете кого угодно.
- Мы сейчас пойдем к командующему, послушаем, как он будет нас
агитировать идти на Минутку. Так вот, я, Слава, думаю предложить, чтобы он
этот свой полчок с охраны аэропорта снял и на Минутку кинул, а нас на его
место. А после Минутки, когда вы ее возьмете, и мы можем дальше воевать.
Как, Саш? Кстати, ты здесь всех девочек перепробовал?
- Нет, они здесь все поделены, так что в чужой огород не суйся.
- Так поделись на пару дней, мы ее потом привезем, не жадничай!
- Придурки, чистой воды придурки.
Из штаба показался порученец, который позвал нашу группу штабных
офицеров к командующему.
- Саша, мы минут сорок будем у командующего, ты гуманитарную помощь не
забудь, а то будем по ночам являться. А своему нукеру передай, что если
будет хамить или звиздеть в наш адрес что-нибудь, то легким испугом не
отделается. Жди, и мы вернемся. Только очень жди, - перефразировал я слова
известного стихотворения на прощание. - И пива, родной, еще пива не забудь,
а остальное - это уже обязательно.
Юрка, дурачась, послал Сашке воздушный поцелуй.
- До встречи, дорогой! Жди в гости!
Сашка плюнул в сторону, показывая свое отношение к нашему
дуракавалянию. Проходящие мимо солдаты с удивлением смотрели на сцену нашего
прощания.
Мы пошли вслед за своими офицерами в задние аэропорта, на ходу
торопливо докуривая сигареты и выбрасывая окурки. На войне обычно курили,
пряча сигарету в кулак, чтобы в темноте снайпер не заметил. Эта привычка
работала и днем. Так легче. А то днем одни повадки, а ночью - другие, так
легко запутаться и сделать роковую ошибку.
Всей группой вошли в зал, где сидели уже командующий группировкой
генерал-майор Ролин и наш генерал Захарин. В прошлом он носил армянскую
фамилию, но после распада Союза ему порекомендовали ее сменить, и вот из
Авакяна он стал Захариным - взял фамилию жены.
Окна в зале для совещаний были заложены мешками с песком. Горел свет,
который не освещал углов, где сидели люди-тени: связисты, ординарцы,
порученцы и еще много всякого народа из тех, кто помогал генералу или просто
подхалимничал.
- Прошу садиться, товарищи офицеры, - Ролин встал и за руку
поздоровался с Бахелем, остальным просто кивнул.
- Я только что говорил с министром обороны Грачиным. На высшем уровне,
- Ролин подчеркнул этот "высший уровень", - принято решение штурмовать
комплекс зданий, расположенный на площади Минутка. Операцию поручено
возглавить мне, а выполнять эту сложную и ответственную миссию - вашей
бригаде.
В конце его выступления голос стал торжественный. Интересно, с Карповым
они не у одного ли учителя учились? Хотя этот вроде не москвич. Хрен
разберет в этой ставке, ху из ху.
- Нашей оперативной группой разработан план, согласованный с
Генеральным штабом и утвержденный министром обороны. Генерал Захарин только
что закончил ознакомление с ним. Прошу и вас также внимательно слушать.
Правильное его выполнение позволит в кратчайшие сроки ликвидировать силы
боевиков во главе с Дудаевым, дислоцированные в Госбанке и так называемом
Дворце Дудаева, - он начал водить пальцем по карте, расстеленной на столе
(судя по выражению лица Захарина, тот был не в восторге от этого плана), -
остальные здания малозначительные и не представляют для нас особого
интереса.
Удивительно, что военный человек, тем более при планировании такого
кровопролитного сражения, так пренебрежительно относится к соседним зданиям,
где также расположились боевики, ни слова не говорит о двух мостах,
выходящих на площадь. Они-то хорошо охраняются и как пить дать заминированы.
В армии есть ближайшая задача, последующая и главная. Всегда начинают с
ближайшей задачи, а затем, развивая тему, доходят до главной. Ну а если
начинают с главной задачи, тем более не упоминая о промежуточных, да и еще
называя такие персоналии, как Дудаев, то это голая политика. Политика для
военного - это смерть, верная гибель, потому что эти придурки не думают о
загубленных жизнях и последствиях, им важен результат, и как можно скорее.
Цель оправдывает средства. Иезуитская аксиома.
Мы все уперли взгляды в карту, выходило, что мы должны на полном ходу
проскочить мосты. А если не удастся, или проскочит только часть войск, а
затем духи взорвут мост? То тогда тех, кто проскочил, самых резвых, самых
первых вырежут на наших глазах, как баранов. Никому эта авантюра не
нравилась. Мы профессиональные военные, и рисковать жизнями, как своими, так
и чужими, мы учились с первого курса военного училища, но вот так абсурдно
гибнуть, ну нет - увольте. У всех присутствующих помрачнели лица, все
поняли, что если сейчас не отстоим свою позицию, то смерть Майкопской
бригады покажется детским лепетом на лужайке. Тем более что это даже не
железнодорожный вокзал, а резиденция их президента, символ национальной
гордости. Тут надо или атомную бомбу кидать, чтобы разом со всем покончить,
либо авиации и артиллерии долго и упорно трудиться.
Из тени выдвинулся так называемый начальник штаба группировки полковник
Седов. О нем мало кто знал, но война часто выносит и великих полководцев, и
великих бездарей на вершину военного Олимпа. Про Седова я ничего не мог
сказать, но если это он разработал план, лежащий перед нами на столе, то он
не бездарь, а военный преступник или, вернее, - преступник в погонах. Седов
начал говорить. Голос у него был хорошо поставлен. Чувствовалось, что не
тушуется перед Ролиным и выступать ему уже приходилось не раз. Судя по
выправке и обветренному лицу, не из Генерального штаба, а строевой офицер.
Послушаем.
- Товарищ генерал, товарищи офицеры, - начал Седов, - противник
сосредоточил основные силы в районе площади Минутка.
"Тоже мне новость", - подумал я.