Миронов Валерий. Я был на этой войне (Чечня-95)

часть своего оружия и техники, а еще того хлеще, за нанесенный ущерб отдадим
наших бойцов в рабство. Тьфу!
- Смотри, какой-то прыщ из штаба на полусогнутых несется к духам.
Сейчас будет целоваться с этими обезьянами.
И точно. Со стороны штаба бежал какой-то офицер. Подбежав, он начал с
каждым духом здороваться, обниматься, целоваться.
- Слава! Ты только посмотри, как он с ними дружится, прямо как будто
богатые родственники из Америки приехали, подарки привезли. Ты что-нибудь
понимаешь?
- Только то, что нас в очередной раз предали и подставили. И больше
ничего.
- Сейчас этих ученых баранов приведут на совещание командиров частей, и
они совместно будут вырабатывать план действий. Будут думу думать, как
бороться с незаконными вооруженными формированиями. Как пить дать предложат
еще создать отряды самообороны, а у нас будут просить оружие, технику.
- Наверняка. А еще будут тянуть время, заливая нам баки тем, что будут
вести переговоры с боевиками о добровольном отказе от вооруженной борьбы.
- Много я дал бы, чтобы присутствовать на совещании, когда с этими
мудаками будут вести переговоры.
- А зачем?
- Как зачем? Чтобы посмотреть на наших руководителей ставки и
московских представителей, как они будут им задницы лизать.
- Ничего нового и путного ты не увидишь и не услышишь, а нервы мотать
ни к чему. Что там будет говориться, мы с тобой прекрасно знаем.
- Они там будут визжать о том, что они оппозиция, что все хорошо, а
ждали они нашего прихода, как избавителей-освободителей от ненавистной
тирании Дудаева и его клики. Обычная лапша на уши, ничего нового и
толкового.
- Надо идти вперед и топтать их ногами.
- Я вот только одного понять не могу: чем больше мы сейчас топчемся на
месте, тем большей кровью нам достанутся следующие объекты и населенные
пункты.
- Мы сейчас практически без потерь и разрушений можем взять и объекты,
и близлежащие деревни, а промедлим немного - духи оклемаются и укрепятся. И
вновь бомбежки, артналеты, штурмы. Мы совершаем ценой своей жизни очередные
подвиги, о которых взахлеб рассказывает пресса, все больше разрушается
домов, все больше гибнет мирного населения. Экономике Чечни приходит полный
звиздец, в Россию уходит больше "двухсотых", все больше сирот появляется по
обе стороны границы и все больше мирного населения уходит к боевикам. И все
только потому, что московские придурки затеяли какие-то переговоры. Деньги и
ничего кроме денег.
- Громадные деньги.
- Естественно. Нашлись же деньги, чтобы начать этот "освободительный"
поход, нашлись деньги для вооружения боевиков. Сейчас не выгодно теневым
воротилам прекратить эту бойню. Я не удивлюсь, если сейчас идет полным ходом
вербовка за бугром и у нас, в России, наемников для войны с нами.
- Так что, брат, идем запустим катапульту, а вечером напьемся!
- Давай, один хрен, делать нечего. Настроение - дрянь. Хоть бы
подождали, когда мы уедем, и привезли этих духов, так нет, прямо сейчас
нужно было их притаранить.
- Чтобы показать нам, кто здесь хозяин, и чтобы знали свое место.
Хороший плевок и пощечина нам и памяти погибших. Они пачками ложились под
пулеметным огнем в Грозном, а сейчас с этими же духами начальство ведет
переговоры.
- Где же они были со своими переговорами, когда нас на Северном, на
Минутке расстреливали? Уроды московские! Не хочу, чтобы сын шел в армию
служить. Ни в каком качестве. Ни солдатом, ни офицером. И его вот так же
предадут, продадут тем же, с кем он будет воевать. Сначала визжат на весь
мир о высокой миссии, о защите прав русских, о спасении мирного населения. А
через пару месяцев сами продают эту идею. Тьфу! Чтоб они сдохли и подавились
своими деньгами!
- Деньги не пахнут. Ни кровью, ни потом, ни порохом, ни блевотиной, ни
нефтью. Поэтому, так как нам все равно не дадут их грохнуть и от нас здесь
ничего не зависит, пойдем запустим катапульту. Сейчас ради этого сброда
быстренько закончат совещание с командирами, и окрыленные, воодушевленные
новыми задачами, мы поедем к себе. Спорим, что ничего нового мы не услышим,
только то, что надо зачищаться вокруг и строить отношения с местным
населением.
- Что спорить? Так оно и будет. Это и ежу понятно.
Мы подошли к самолету. Бойцы, уложив в кресло пилота узкий мешок с
землей, пристегивали его. Длинную зеленую веревку привязали к рычагу
катапульты. Вокруг собралось уже немало любопытствующих. Никто еще ни разу
не видел, как работает катапульта.
Все приготовления были закончены, присутствующие отошли подальше. Боец
сильно дернул за конец веревки. Мгновенно раздался громкий хлопок, и кресло
с мешком-"пилотом" взмыло вверх. Самолет окутался облаком дыма от
сработавших пороховых ускорителей. Кресло поднялось по дуге примерно на
двадцать метров и так же по дуге начало свое падение. Все ждали увидеть
раскрывающийся парашют, но его не было. Медленно переворачиваясь в воздухе,
кресло рухнуло метрах в ста от нас. Парашют так и не открылся. Я поискал
глазами того бойца, что пытался посидеть в кресле пилота, и обратился к
нему:
- Видел, как парашют не открылся? То же самое было бы и с тобой. Мешок
с костями.
- Это точно. Спасибо, что отговорили. А то бы собрали в целлофан и
отправили родителям. Спасибо.
- То-то, старших надо слушать. Дурного не посоветуют. Идем посмотрим,
что там с мешком стало.
Мы подошли к креслу катапульты. Мешок лопнул, и земля высыпалась. Все
стояли молча, прекрасно осознавая, что на месте этого порванного мешка могли
оказаться они сами. И вот так же из разорванного бока торчали бы поломанные
ребра, а позвоночник высыпался бы в трусы.
На грохот пороховых ускорителей уже мчалась охрана базы. Когда они
подбежали, то думали, что увидят мертвое тело. Но на этот раз обошлось. По
их словам, почти каждую неделю находится один камикадзе - любитель острых
ощущений. Как будто на войне их и без этого мало. Кто-то из бойцов отцепил
мешок и потащил кресло к себе. Очередной трофей. Его можно будет выменять на
пару литров спиртного, выдавая за кресло самого Дудаева. А можно будет и
продать на родине любителям военных трофеев. Есть еще в наше время такие
чудаки.
Чеченцы, стоявшие толпой на ступенях штаба, что-то бурно обсуждали на
своем гортанном языке, показывая пальцем в нашу сторону. Тут начали выходить
командиры. Совещание закончилось. Все стали подтягиваться к своим.
В дверях образовалась пробка. Командиры выходили. А чеченцев пригласили
зайти. Никто, естественно, не хотел уступать. Мы с Юрой с интересом
наблюдали, гадая, дойдет ли дело до рукопашной. Потом кто-то из местных
штабных отодвинул в сторону чеченских старейшин и дал дорогу нашим офицерам.
Вот показался и Буталов. Широким размашистым шагом он шел в сторону
оставленной БМП. Остальные офицеры и бойцы подтягивались. Вот он
остановился. Все наши его окружили и ждали, что он расскажет. Он обвел нас
глазами:
- Ничего нового. Стоять на месте. Приказа вперед еще нет.
- Маразм!
- Продались духам!
- Скоты бессовестные.
- Суки! Гады!
- Все беды от Москвы и москвичей!
- Факт!
- Поехали, да напьемся!
- А что еще делать?
- Поехали.
Мы двинулись в обратный путь. Добрались без приключений. И еще почти
две недели мы стояли на своих местах. Чтобы не свихнуться от безделья и не
расхолаживать личный состав, изнуряли себя физическими нагрузками. Копали,
копали, копали окопы, обкладывались мешками с землей. Нет ничего хуже на
войне, чем вот такое бестолковое сидение. В городе начали появляться молодые
люди, которые стали шататься возле позиций войск. Совсем духи обнаглели.
Разведка докладывала, что теперь штаб Дудаева переместился в село Шали.
Основные группировки боевиков расположились в городах Аргун и Гудермес.
Ночью в Грозном вновь начали обстреливать блокпосты, стали пропадать
военнослужащие. По дороге к Ханкале вэвэшный БТР подорвался на мине. Почти
все погибли. Те, кто уцелели, были захвачены в плен и уведены в неизвестном
направлении. Также обстреляли и аэропорт Северный. Такова цена непонятного
для нас перемирия с противником. По данным разведчиков и контрразведчиков, в
Шали был сделан концентрационный лагерь для наших пленных. Якобы около
сорока человек там находилось. В селе Комсомольское также был концлагерь, но
количество пленных там меньше. В Ведено и Ножай-Юрт проводятся митинги в
пользу боевиков, записывают добровольцев. Готовят мальчиков 7-12 лет к
диверсионной войне и ведению разведки. Время духи и их руководители зря не
теряли. В отличие от нас. Мы все так же продолжали стоять на месте и жевать
сопли.
Единственное, что радовало, так это то, что начали готовить горячую
пищу в котлах. Не надо было питаться чем бог пошлет. Быстро сообразили
небольшую баньку в каждом батальоне. Помылись от души, постирали. Тут еще и
белье из Новосибирска прислали. Как нательное, так и постельное.
Подстриглись, побрились. Но сам факт бездействия давил на психику. Духи
подкидывали листовки, отпечатанные на ксероксе. В них они угрожали,
призывали разоружаться и переходить на их сторону. После того, как почти
наполовину наша бригада была обескровлена, эти твари предлагают нам дружбу?!
Стало модным подбрасывать на наши позиции аудиокассеты, где на манер
"афганских" песен чеченцы поют о том, что русские пришли и убивают их. На
меня ни текст песен, ни музыка, ни само гнусавое пение не произвело ни
малейшего впечатления. Если бы они додумались до этого в период ввода войск,
так может и нашлась бы пара идиотов, которые поверили бы, но после Минутки и
"живого" щита какие тут на хрен сантименты. Смерть! Только лютая смерть за
всех тех, кто погиб, пропал без вести, пленен, кто остался инвалидом! А эти
московские лизоблюды тянут время и не дают команды не то что на штурм, а
даже на простые перемещения.
И вот вызвали в Ханкалу командира и начальника штаба. По приезде им
объявили, что наша бригада перемещается. Выступать завтра. Как все в армии
делается через задницу, так нынче и происходило. Это же не в мирное время,
когда тебе сказали, чтобы сел на автомобиль и съездил за сорок километров за
бутылкой водки. Но настолько все устали от ожидания, что быстро собрались и
в пять утра уже были готовы выдвинуться.
На этот раз мы провели колонну без потерь. Погода была
мерзопакостнейшая. Все серое, грязное. С неба сыплет дождь. В городе, на
асфальте еще более-менее, а за городом, чуть съедешь с трассы - непролазная
грязь. Все мгновенно пропитывается влагой. Бушлат отсыревает и становится
неподъемным. На ботинках комки грязи. Не ботинки, а огромные бахилы. Техника
покрывается толстым слоем грязи, на котором трудно удержаться при болтанке.
Подушка под тобой так и норовит выскочить и сбросить на землю. Приходится
цепляться чуть ли не зубами, лишь бы не сбросило. Поэтому, несмотря на риск,
мы с Юрой решили ехать на своей машине. Шли в середине колонны. Я провожал
взглядом город. То, что осталось от города. Я не знаю, был ли он хорош,
красив до моего приезда сюда, но каждый метр его улиц, скверов, площадей был
обильно полит кровью, как нашей, так и его защитников. Больше всего поражало
и пугало то, что до сих пор были неубранные трупы. Безобразно раздутые, они
редко, но попадались. Судя по одежде, среди них было большинство русских.
Чеченцы хоронят своих быстро, а мы? Мы и здесь бросили наших. Предали живых,
а что уж говорить о мертвых? Мне рассказывали, что была создана специальная
команда, чтобы собирать вот такие трупы и сортировать. Военнослужащих - в
фольгу и в Ростов-на-Дону, а штатских - на городское кладбище и в братскую
могилу. Простите, люди русские!
Впереди пошла разведка. Когда выезжаешь из Ханкалы, то двигаешься по
дороге на Аргун. Через километров тридцать сворачиваешь налево и переезжаешь
мост, который проходит над железнодорожными путями, потом все в горку и
прибываешь в Петропавловскую. Мы ее называли Петропавловка. По дороге
проехали село Новый Биной. Не знаю, что из себя представляет Старый. Но
Новый - это скопище "новых" чеченцев. Громаднейшие особняки из кирпича,
ажурные арки, резные ворота. Вот где надо останавливаться. Но там уже
обосновались десантники. Везет "элите", язви их в душу.
До Петропавловки можно было добраться и северным путем, но так было
ближе, и дорога не такая разбитая. Процентов восемьдесят пути пролегало
через лес, заросли кустарника; идеальное место для засады, много поворотов,
еще больше оврагов, которые почти вплотную подходят к дороге. Пока зима -
ветки голые, а вот когда появится первая листва, начнется "зеленка". Зеленые
заросли. Из-за которых ни черта не видать, и можно внезапно наносить
кинжальные удары и так же незаметно уходить. До "зеленки" осталось не так
много времени. Поэтому саперам придется попотеть и заставить все вокруг
минами и растяжками.
Что такое растяжка? Все просто. Привязываешь к колечку гранаты или мины
тонкую проволоку, желательно не медную, чтобы не блестела на солнце, другой
ее конец к колышку или кусту. Зацепил проволочку, колечко выдернулось, рычаг
отлетел, и все.
По пути в Петропавловку выяснилось, что у нас отказали тормоза, жесткой
сцепки нет, поэтому проволокой примотали пару старых автомобильных покрышек
на радиатор и тормозили о впереди идущую БМП, чем приводили в неописуемый
восторг бойцов, сидящих на броне. Пока Юра, сидевший с Пашкой в кабине,
периодически отсыпал тому подзатыльник за неисправные тормоза, я с трудом
ловил летавшие по кунгу вещи. Главное, что печка-буржуйка постоянно норовила
сорваться с места и упасть на постели, так же как и постели пытались улечься
на печь.
На окраине села стояли две сожженные БМП. По этой дороге в Чечню входил
корпус Ролина, вот его разведка и напоролась на засаду. Погибло пять
человек, и трое было ранено. Так что это еще то духовское гнездышко. Пусть
нас не трогают, и мы их не тронем, а то ведь и спалить можем.
До окраины станицы добрались без приключений. Там встретила нас
разведка, доложила, что явного проявления недовольства, открытого
вооруженного сопротивления, засад, завалов не встретили. Только местные
жители спросили, не едем ли мстить за сожженную в декабре технику и погибших
ролинцев? На что наши разведчики резонно заметили, что если что-нибудь
произойдет хоть с одним нашим бойцом, то головенки живо открутим всей
деревне. А пока добровольно предложили выдать всех боевиков, оружие, валюту,
золото. Ничего нам не выдали, конечно.

Штаб бригады разместили на дворе бывшей МТС. Два атрдивизиона севернее
села, третий батальон - восточнее села, он и прикрывал дорогу, по которой мы
приехали. Первый и второй батальоны на западной окраине. Инженерно-саперный
- с западной стороны, в непосредственной близости от бывшей зверофермы.
Медрота, материально-технический и ремонтно-восстановительный рядом. Там же
находилось и местное кладбище. Высокие прямоугольные плиты из светлого
камня, испещренные арабской вязью. В деревне находилась школа, мечеть. До
прихода Дудаева это село почти полностью было русским, но потом их отсюда
просто выдавили, многих убили. Вот и осталось всего не более десяти домов,
да и то старики и старухи.
Мы с Юрой поставили свой автомобиль рядом с автомобилем Сереги
Казарцева. Надо было знакомиться с окружавшей нас местностью. Охрану КП
бригады несли разведчики и связисты.
Собрались мы с Юрой, взяли начальника разведки Серегу Казарцева и
отправились смотреть, как устроились подразделения, а заодно и что собой
представляет сама деревня. Асфальт лежал только на центральной улице Ленина,
на остальных не было. Много было домов новой постройки. Не просто дома,
шикарнейшие особняки. Нам в Сибири и не снилась такая роскошь. На всем лежал
отпечаток Востока. Даже ворота были выкрашены в зеленый цвет различных
оттенков. Местные жители старались нам не показываться на глаза, прятались
по домам. Проезжая мимо какого-то сарая, мы увидели старушку, которая левой
рукой вытирала слезы, а правой крестилась, глядя на нас. Мимо нее мы не
могли проехать. Остановились. Спрыгнули, подошли к ней. Она зарыдала еще
громче, во весь голос, раскрывая беззубый рот. Морщинистое лицо и вовсе
сморщилось. Мы не понимали, в чем дело. Когда подошли ближе, она повалилась
на колени, бросилась к разведчику и обняла его ноги. Мы оторопели. Стали
поднимать бабушку, а она еще сильней вцепилась в ноги и кричала:
- Родные мои! Пришли! Спасибо, Господи, что позволил дожить! Родненькие
мои! Спасибо!
- Бабушка! Вы что?! Прекратите! Встаньте.
Кое-как мы оторвали старушку от бойца, поставили ее на ноги и начали
расспрашивать:
- Бабушка, где вы живете?
- А вот, родненькие, здесь, - она показала на сарай, в котором не было
и окон. - Раньше дом был, но выгнали меня оттуда, и вот сюда поселили.
- Как выгнали? - спросили мы в недоумении.
- Пришли и сказали, чтобы я убиралась из дома, а то убьют.
- Кто сказал?! - в жилах закипела кровь. - Где твой дом?
- Ничего не надо, миленькие, а то убьют. Хоть перед смертью на своих
посмотреть.
Мы вошли в сарай, который бабушка называла своим домом. Раньше там
держали скотину. Старая продавленная койка, заваленная каким-то тряпьем,
рядом стол; бочка, обмазанная глиной, была вместо печки. Было видно, что,
несмотря на всю эту убогость, здесь периодически подметают, убирают. Мы
посадили старушку на кровать. Хотели ей дать воды, чтобы успокоить. Но не
было воды в этом помещении.
- Бабушка, вода у тебя есть?
- Нет, сынки, нет. Раньше соседи-чечены, дай Бог им здоровья,
приносили, а сейчас вот уже три дня не приходят.
- А кушать у тебя есть?
- Нет, родные, нет.
- А ну, быстро все, что есть в машинах, сюда, - Казарцев приказал
бойцам, что стояли рядом.
Те быстро убежали и вернулись с консервами. Нашли чистое ведро и вылили
туда всю воду из фляжек. Когда бабушка увидела все это, она вновь повалилась
на пол и пыталась целовать наши ботинки. В горле у меня встал комок, на
глаза навернулись слезы. Четыре года издевались над этой бабушкой, над всеми
русскими в этой деревне, многие просто пропали без вести. Кулаки сжимались
от злости. Бабушку вновь удалось поднять и усадить на кровать. Она
заголосила:
- Только не уходите, миленькие!
- Да нет, бабушка, вас теперь никто не тронет.
- Только вы уйдете из деревни, они нас тут всех убьют. Увезите меня
куда угодно, только увезите!
- Никуда мы не уйдем, останемся здесь, и всем скажем, чтобы не смели
вас трогать.
- Точно, бабушка, голову оторвем всякому, кто посмеет только посмотреть
косо в вашу сторону.
- А в деревне много еще русских?
- Нет. Мало.
И бабушка перечислила адреса русских семей. Одни старики и старухи,
которым некуда было ехать. Никто их не ждал. России было глубоко наплевать
на их горе и на страдания, которые они пережили за это время. Похоже, что и
сейчас никто не собирался их эвакуировать из этой Чечни. Прокляты и забыты,
как все в России.
Сдерживая рвущиеся из груди всхлипы, стиснув до хруста в скулах зубы,
вышел на улицу. Достал пачку сигарет. Руки дрожали. Прикурил и хотел уже
отбросить спичку. Но тут Юра подошел и так же молча прикурил у меня.
Некоторое время мы курили. Вот комок понемногу растаял.
- Как тебе, Юра, все это блядство?
- Полный звиздец! Сейчас вернемся на КП, найду местного председателя, и
пусть эта собака всех русских обратно переселит в их дома. Пусть только
попробует вякнуть. На первом фонарном столбе повешу собственной рукой, -
судя по выражению его лица, он не шутил.
- Ты представляешь, Юра, что пришлось этим людям здесь пережить, в то
время когда московские ублюдки перекачивали нефть. Хрен с ним, пусть воруют!
Если у нас такая власть и такое государство, что воровство - национальный
вид спорта. Но почему своих соплеменников забывают?
- Они, Слава, в странах бывшего Союза оставили двадцать миллионов
русских, а тут какие-то старики. Кого это волнует?! Сволочи!
- Поехали. Надо найти местного председателя, а то выберу сейчас самый
красивый дом и поселю туда эту бабушку. Блядь, это же надо воевать со
старухами и стариками. Что за народ! Ну, сейчас мы наведем здесь порядок.
Умоются они у меня кровью.
Из сарая вышли наши во главе с Казарцевым. Все молчали. Некоторые
солдаты вытирали слезы. Все закурили. Когда мы с Юрой вышли, бабушка
рассказала, что с началом ввода войск боевики ворвались к ней, избили и
изнасиловали. И только благодаря соседям она выжила. Соседи были чеченцами.
Мы приметили эти дома. Значит, хорошие люди живут. Трогать не будем. А вот
насчет остальных я глубоко сомневаюсь.
Мы выехали с этой улицы и через несколько минут уже были на КП. Там
всем, включая комбрига и Сан Саныча, рассказали о судьбе бабушки и остальных
русских. Все были поражены. Кулаки чесались вздернуть пару-тройку этих
завоевателей на фонарях, чтобы в головах селян проступило прояснение, что
нельзя обижать русских. Последует возмездие, пусть даже и с опозданием, но
оно непременно наступит. Нужен был председатель.
Разведчики отловили какого-то местного и приказали ему привести
председателя этой дыры. Местный пояснил, что председатель уже недели три как
сбежал куда-то, что он был самый главный вор, хапуга и негодяй. Тут еще по
радио вышли на связь с инженерно-саперного батальона и сообщили, что их
только что обстрелял снайпер. Есть один убитый и один раненый, срочно нужны
медики, раненый нетранспортабелен. Похоже, что снайпер на минарете мечети.
Минарет, читатель, это высокая цилиндрическая башня, заостренная
сверху. На ней имеется круговая площадка, по которой ходит мулла или его
помощник, кричит, когда время намаза, и собирает свою паству на молитву,
сход и т.д. Как правило, минарет - это самое высокое строение в деревнях. С
площадки открывается чудесный сектор для обстрела. А для ведения визуальной
разведки лучше не придумаешь.
Саперы сообщили, что уже обстреляли минарет и звероферму из ПКТ.
Снайпер больше не появлялся. Приготовили, значит, селяне нам теплый прием.
Хорошо, сейчас мы с вами начнем разбираться. Все были взбудоражены.
Разведчики, прихватив медиков, ринулись к саперам, часовым дали команду
усилить наблюдение и при любой попытке провокации открывать огонь на
поражение. Что считать провокацией, мы доверили им самим определять. Люди
опытные, обстрелянные, разберутся.
Через пятнадцать минут доложили, что раненого солдата отправили на
Северный в госпиталь, а также, что собираются местные жители перед КП.
Многие возмущены обстрелом минарета, но ведут себя пока сдержанно. Мы вышли
к народу. Впереди генерал, потом Буталов, Сан Саныч с Казарцевым и мы
следом. Если руководство бригады было без автоматического оружия и
демонстрировало свою открытость, то все остальные были настороже. Ремень на
правом плече, правая рука на пистолетной рукоятке автомата, а левая на цевье
сверху. Глаз настороженно ловит малейшее движение в толпе.
Народу собралось около пятидесяти человек, много старейшин. Судя по
тому, что им переводят слова генерала, те по-русски не понимают. Но важно
при этом кивают головой, как будто мы у них чего-то просим. Нет, голуби
сизокрылые, у вас мы ничего не просим, а выдвигаем требования. Ваше право
принимать или не принимать наши условия. Но для вашей же безопасности лучше,
если примете.
Ухо не слышит, что говорит генерал и Сан Саныч, Буталов как всегда
молчит. Он в своем-то кругу ничего толкового сказать не может, а тут вести
переговоры с противником, его парламентерами, куда ему. Я рассматривал
местных жителей именно как пособников, передаточное звено боевиков. Именно
эти местные жители - или с их молчаливого согласия их односельчане -
обстреляли ролинцев, выгоняли русских, убивали их, только что был убит наш
солдат, еще один борется за жизнь. А мы здесь всего несколько часов и еще
никого не убили. Так что этим духам надо? Чтобы мы обиделись? Устроим в
момент.
Генерал говорит решительно, словно рубит дрова, веско, хорошо
поставленным голосом, не терпящим пререканий. На то он и генерал, чтобы вот
так говорить. Смысл выступления такой: немедленно выдать снайпера, русским
вернуть их дома, минарет закрыть - при всяком появлении на нем человека он
будет рассматриваться как гнездо снайпера и будет разрушен выстрелом из
танка. А также нам нужны боевики, периодически выборочно будут проводиться
проверки домов на предмет наличия в них боевиков и оружия. И вообще
благодарите своего Аллаха и нашего Бога, что мы не пошли зачищать село
сразу. Что такое зачистка? Поясняю. В окно кидается граната, а затем заходим
и смотрим, имеются ли в доме боевики, оружие. Понятно? Если в наш адрес или
в адрес проживающих здесь русских последуют какие-нибудь угрозы, акции или
провокации, то, пользуясь моментом, мы вынуждены будем провести зачистку
села.
Толпа возмущенно заворчала. Я напрягся, поводя стволом вправо-влево.
- Слава, полшага вправо, ты находишься в моем секторе огня, -
прошелестел мне на ухо Юра.
Значит, тоже бдит, это хорошо. Всегда приятно чувствовать локоть
товарища, готового тебя прикрыть и вытащить из огня.
Также генерал потребовал, чтобы выдвинули какого-нибудь председателя, а
то прежний сбежал. Духи-старейшины посовещались и сообщили, что выбрали
председателем Арсанукаева Ибрагима. Нравится мне у них демократия. Собрались
самые дряхлые, выжившие из ума и выбрали кого-то. Тут же вышел из толпы