Страница:
— Может быть, завтра утром и начнете? — Белласар вопросительно посмотрел на жену.
— Если ты этого хочешь, — ответила она без всякого выражения.
— Что значит — я хочу? — Белласар улыбнулся. — Если ты хочешь, дорогая. Я не собираюсь тебя ни к чему принуждать.
Сиена посмотрела на Малоуна. И по ее взгляду он понял, что именно принуждать ее муж и собирается.
— В какое время?
— В девять утра не слишком рано? — спросил Малоун.
— Нет. Обычно я встаю в шесть.
— Сиена у нас большая любительница верховой езды, — объяснил Белласар. — Выезжает каждый день. Причем рано утром.
Белласар произнес эти слова вроде бы с гордостью, как бы подчеркивая достоинства Сиены, но Малоуну все это показалось наигранным. Он теперь все время искал и находил в словах и действиях Белласара скрытый смысл. Три предыдущие его жены погибли в результате несчастных случаев. Не предполагается ли, что очередное несчастье произойдет во время верховой прогулки?
— В детстве я очень любил ездить верхом, — сказал Малоун и, помолчав, добавил: — В таком случае в девять. В солярии за террасой.
— Замечательно. — Белласар наклонился, поцеловал Сиену в щеку и повернулся к Малоуну: — Допивайте вашу текилу и пойдемте ужинать.
Глава 9
Глава 10
Часть третья
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
— Если ты этого хочешь, — ответила она без всякого выражения.
— Что значит — я хочу? — Белласар улыбнулся. — Если ты хочешь, дорогая. Я не собираюсь тебя ни к чему принуждать.
Сиена посмотрела на Малоуна. И по ее взгляду он понял, что именно принуждать ее муж и собирается.
— В какое время?
— В девять утра не слишком рано? — спросил Малоун.
— Нет. Обычно я встаю в шесть.
— Сиена у нас большая любительница верховой езды, — объяснил Белласар. — Выезжает каждый день. Причем рано утром.
Белласар произнес эти слова вроде бы с гордостью, как бы подчеркивая достоинства Сиены, но Малоуну все это показалось наигранным. Он теперь все время искал и находил в словах и действиях Белласара скрытый смысл. Три предыдущие его жены погибли в результате несчастных случаев. Не предполагается ли, что очередное несчастье произойдет во время верховой прогулки?
— В детстве я очень любил ездить верхом, — сказал Малоун и, помолчав, добавил: — В таком случае в девять. В солярии за террасой.
— Замечательно. — Белласар наклонился, поцеловал Сиену в щеку и повернулся к Малоуну: — Допивайте вашу текилу и пойдемте ужинать.
Глава 9
В огромном камине потрескивали горящие поленья. Да и все в этом обеденном зале было огромным. Особенно стол, за которым можно было усадить не меньше сорока человек. Он казался еще длиннее, поскольку за ним сидели только трое. Белласар во главе, а по обе стороны от него лицом друг к другу Малоун и Сиена. Горели свечи. Их свет отражался в столовых приборах. Дальше это похожее на пещеру пространство терялось во мраке. В тишине гулко отдавались шаги слуг.
— Пища и секс, — произнес Белласар, кладя в рот кусочек форели.
Малоун бросил взгляд на Сиену. Та сосредоточенно ела, опустив глаза.
— Я не понял, что значит «пища и секс»? — спросил Малоун.
— Это из теории Мальтуса. — Белласар отведал еще форели. — Два фактора, на которых строится жизнь любого человеческого индивидуума. А мощные сексуальные инстинкты побуждают его к размножению.
— Вот как?
— Да. Человечество растет по закону геометрической прогрессии. Вы понимаете, что я имею в виду: один, два, четыре, восемь, шестнадцать, тридцать два и так далее. А производство продуктов питания, к сожалению, увеличивается, подчиняясь закону арифметической прогрессии. То есть один, два, три, четыре, пять, шесть и так далее. Таким образом, наша способность к воспроизведению всегда была выше нашей способности накормить население. И как следствие, определенная часть общества обречена жить в нищете. — Белласар сделал паузу, чтобы еще вкусить форели. — Разумеется, можно попытаться регулировать рождаемость с помощью контрацепции, воздержания и ограничения числа детей в семье. В некоторых странах практикуют аборты. Но секс неумолимо берет свое, и потому народонаселение Земли продолжает увеличиваться. Только в одном этом году оно возросло на величину, численно равную всему населению Скандинавии и Соединенного Королевства. Мы приближаемся к шести миллиардам, а в середине двадцать первого века, согласно прогнозам специалистов, на земле будут жить уже десять миллиардов. И при этом обеспечить их всех продуктами питания будет совершенно невозможно. Но Божье провидение милосердно. Потому при возникновении резкого дисбаланса между численностью населения и снабжением его продовольствием немедленно возникают эпидемии и войны.
— Вы сказали, согласно Божьему милосердному провидению? — хмуро спросил Малоун.
— По Мальтусу именно так. И я с ним согласен. Ведь он был англиканским священником и верил, что нищета и прочие напасти ниспосланы нам Богом с целью подвергнуть испытаниям. Тот, кто их выдержал с честью и в результате духовно возвысился, после смерти обретает вечное блаженство.
— А до той поры он обречен пребывать в земном аду, страдая от голода, эпидемий и войн, — неожиданно произнесла Сиена.
— Дорогая, очевидно, ты невнимательно меня слушала. — В голосе Белласара послышались нотки раздражения. — Иначе бы ты не пропустила существо вопроса.
Сиена снова опустила глаза.
— Значит, война — это хорошо? — вырвалось у Малоуна. — И те, кто торгует оружием, работают на благо человечества?
— Дорогой мой, не осуждайте того, чего до конца не понимаете. К вашему сведению, мой прапрапрадед был дружен с Мальтусом.
— Неужели?
— Вскоре после опубликования этого трактата Мальтус совершил поездку на континент. Моему предку посчастливилось познакомиться с ним на званом ужине в Риме. Позднее они провели много вечеров, обмениваясь идеями. Экземпляр трактата, который я давал вам читать, был подарен моему предку самим Мальтусом.
— И что же, после знакомства с Мальтусом ваш предок стал торговать оружием?
— Что-то в этом роде. — Белласар внимательно посмотрел на Сиену. — Дорогая, ты почти не притронулась к форели. Неужели не нравится? Сейчас принесут кролика. Может быть, он придется тебе по вкусу.
— Пища и секс, — произнес Белласар, кладя в рот кусочек форели.
Малоун бросил взгляд на Сиену. Та сосредоточенно ела, опустив глаза.
— Я не понял, что значит «пища и секс»? — спросил Малоун.
— Это из теории Мальтуса. — Белласар отведал еще форели. — Два фактора, на которых строится жизнь любого человеческого индивидуума. А мощные сексуальные инстинкты побуждают его к размножению.
— Вот как?
— Да. Человечество растет по закону геометрической прогрессии. Вы понимаете, что я имею в виду: один, два, четыре, восемь, шестнадцать, тридцать два и так далее. А производство продуктов питания, к сожалению, увеличивается, подчиняясь закону арифметической прогрессии. То есть один, два, три, четыре, пять, шесть и так далее. Таким образом, наша способность к воспроизведению всегда была выше нашей способности накормить население. И как следствие, определенная часть общества обречена жить в нищете. — Белласар сделал паузу, чтобы еще вкусить форели. — Разумеется, можно попытаться регулировать рождаемость с помощью контрацепции, воздержания и ограничения числа детей в семье. В некоторых странах практикуют аборты. Но секс неумолимо берет свое, и потому народонаселение Земли продолжает увеличиваться. Только в одном этом году оно возросло на величину, численно равную всему населению Скандинавии и Соединенного Королевства. Мы приближаемся к шести миллиардам, а в середине двадцать первого века, согласно прогнозам специалистов, на земле будут жить уже десять миллиардов. И при этом обеспечить их всех продуктами питания будет совершенно невозможно. Но Божье провидение милосердно. Потому при возникновении резкого дисбаланса между численностью населения и снабжением его продовольствием немедленно возникают эпидемии и войны.
— Вы сказали, согласно Божьему милосердному провидению? — хмуро спросил Малоун.
— По Мальтусу именно так. И я с ним согласен. Ведь он был англиканским священником и верил, что нищета и прочие напасти ниспосланы нам Богом с целью подвергнуть испытаниям. Тот, кто их выдержал с честью и в результате духовно возвысился, после смерти обретает вечное блаженство.
— А до той поры он обречен пребывать в земном аду, страдая от голода, эпидемий и войн, — неожиданно произнесла Сиена.
— Дорогая, очевидно, ты невнимательно меня слушала. — В голосе Белласара послышались нотки раздражения. — Иначе бы ты не пропустила существо вопроса.
Сиена снова опустила глаза.
— Значит, война — это хорошо? — вырвалось у Малоуна. — И те, кто торгует оружием, работают на благо человечества?
— Дорогой мой, не осуждайте того, чего до конца не понимаете. К вашему сведению, мой прапрапрадед был дружен с Мальтусом.
— Неужели?
— Вскоре после опубликования этого трактата Мальтус совершил поездку на континент. Моему предку посчастливилось познакомиться с ним на званом ужине в Риме. Позднее они провели много вечеров, обмениваясь идеями. Экземпляр трактата, который я давал вам читать, был подарен моему предку самим Мальтусом.
— И что же, после знакомства с Мальтусом ваш предок стал торговать оружием?
— Что-то в этом роде. — Белласар внимательно посмотрел на Сиену. — Дорогая, ты почти не притронулась к форели. Неужели не нравится? Сейчас принесут кролика. Может быть, он придется тебе по вкусу.
Глава 10
Малоун лежал в постели, устремив глаза в темноту. Очень странный ужин. Какой-то сюрреалистический, как в фильме Бунюэля. На душе было тревожно. Зачем этому злодею, герцогу Синяя Борода конца двадцатого века, понадобилось морочить ему голову таким образом? С помощью каких-то дурацких идей Мальтуса.
Однако усталость взяла свое. Веки Малоуна сомкнулись. Ему снился 1798 год, двое в париках и бархатных камзолах. Они сидели рядом у камина в дымной таверне, горячо обсуждая судьбы человечества. Ему снилась Сиена верхом на лошади. Она мчалась галопом по кипарисовой аллее, не замечая туго натянутой проволоки впереди. Вот лошадь поднимается на дыбы, Сиена со всего маху падает наземь и ломает себе шею. Ему снился вертолет, идущий на посадку. Он приземлился и тут же взлетел снова. Рокот его двигателя затихал вдали.
Неожиданно Малоун проснулся, вскочил с постели и подошел к широкому окну напротив. В пруду отражался лунный свет. Кроме него территорию усадьбы освещали прожекторы. Из-за кустов возник охранник, выбросил окурок, а затем перекинул автомат с левого плеча на правое. Издалека доносились сердитые приглушенные голоса. Двое о чем-то ожесточенно спорили. Охранник не обращал на них никакого внимания. Спор прекратился так же внезапно, как и начался. Над скрытой высокими стенами усадьбой воцарилась тишина. Малоун немного постоял в задумчивости и вернулся в постель. Прежде чем снова погрузиться в сон, он услышал отдаленный выстрел, на который охранник скорее всего тоже не обратил внимания.
Однако усталость взяла свое. Веки Малоуна сомкнулись. Ему снился 1798 год, двое в париках и бархатных камзолах. Они сидели рядом у камина в дымной таверне, горячо обсуждая судьбы человечества. Ему снилась Сиена верхом на лошади. Она мчалась галопом по кипарисовой аллее, не замечая туго натянутой проволоки впереди. Вот лошадь поднимается на дыбы, Сиена со всего маху падает наземь и ломает себе шею. Ему снился вертолет, идущий на посадку. Он приземлился и тут же взлетел снова. Рокот его двигателя затихал вдали.
Неожиданно Малоун проснулся, вскочил с постели и подошел к широкому окну напротив. В пруду отражался лунный свет. Кроме него территорию усадьбы освещали прожекторы. Из-за кустов возник охранник, выбросил окурок, а затем перекинул автомат с левого плеча на правое. Издалека доносились сердитые приглушенные голоса. Двое о чем-то ожесточенно спорили. Охранник не обращал на них никакого внимания. Спор прекратился так же внезапно, как и начался. Над скрытой высокими стенами усадьбой воцарилась тишина. Малоун немного постоял в задумчивости и вернулся в постель. Прежде чем снова погрузиться в сон, он услышал отдаленный выстрел, на который охранник скорее всего тоже не обратил внимания.
Часть третья
Глава 1
Гул приближающегося вертолета испугал арабского жеребца Сиены. Он резко остановился, чуть не сбросив ее в поток. Удержавшись, она натянула поводья и повернула коня. Вертолет прогрохотал над головой и скрылся за холмами.
Потрепав жеребца по гриве, Сиена подождала, пока шум окончательно стихнет. Посмотрела на часы — около восьми. В распоряжении супруга было два вертолета. Первый всегда поднимался, когда она утром возвращалась в конюшню. Если бы на нем сейчас улетел Дерек, это было бы неплохо. Совсем неплохо. Потому что видеть его Сиене очень не хотелось. Надоело приспосабливаться к настроению, которое в последнее время было неизменно отвратительным. За ту неделю, что Белласар отсутствовал, она едва пришла в себя от скандала, который он устроил ей перед отъездом. За последние несколько месяцев он к ней сильно переменился. Что бы она ни делала, как бы ни пыталась себя вести, ему все не нравилось. Сиена терялась в догадках.
И дело было вовсе не в том, что она очень любила мужа, а он к ней охладел. Ни о какой любви здесь и речи быть не могло. Она была заперта в тюрьме, из которой не было выхода.
Вот если сейчас поехать не домой, а прямо, в направлении вон тех холмов. А затем дальше. Что будет? Как далеко она сможет добраться, даже если ее не станут преследовать? Без еды и питья. Ведь взять с собой на утреннюю прогулку сумку совершенно невозможно. Обязательно возникнут подозрения. Потому что за ней постоянно наблюдают. Это очевидно. Ну хорошо, пусть ей удастся обмануть тех, кому поручено следить, и даже захватить с собой кое-что из ювелирных украшений. Что тогда? Где в этой глуши найти на них покупателя, который бы заплатил настоящую цену? А без денег не получить даже номера в отеле. Да что там отель — билет автобусный не купишь. А паспорт? Нет, пока ее паспорт у Дерека, все мысли о побеге надо отбросить. И примириться с тем, что она в капкане.
Этот вертолет, только что прогрохотавший над ее головой, в очередной раз напомнил, что все надежды на побег напрасны.
Пора назад, в зону — так она мысленно называла огороженную со всех сторон усадьбу. Природа вокруг была необыкновенно красива, но Сиена ее почти не замечала. Меньше чем через час ей предстояло встретиться с этим художником.
Что еще за художник? И зачем? Непонятно. Но Дерек никогда ничего не делает просто так. Он что-то задумал. Но что? Сиена потерла левую руку. Она до сих пор болит, после того как он сдавил ее на прошлой неделе перед отъездом. Ничего, по-видимому, скоро все прояснится.
Потрепав жеребца по гриве, Сиена подождала, пока шум окончательно стихнет. Посмотрела на часы — около восьми. В распоряжении супруга было два вертолета. Первый всегда поднимался, когда она утром возвращалась в конюшню. Если бы на нем сейчас улетел Дерек, это было бы неплохо. Совсем неплохо. Потому что видеть его Сиене очень не хотелось. Надоело приспосабливаться к настроению, которое в последнее время было неизменно отвратительным. За ту неделю, что Белласар отсутствовал, она едва пришла в себя от скандала, который он устроил ей перед отъездом. За последние несколько месяцев он к ней сильно переменился. Что бы она ни делала, как бы ни пыталась себя вести, ему все не нравилось. Сиена терялась в догадках.
И дело было вовсе не в том, что она очень любила мужа, а он к ней охладел. Ни о какой любви здесь и речи быть не могло. Она была заперта в тюрьме, из которой не было выхода.
Вот если сейчас поехать не домой, а прямо, в направлении вон тех холмов. А затем дальше. Что будет? Как далеко она сможет добраться, даже если ее не станут преследовать? Без еды и питья. Ведь взять с собой на утреннюю прогулку сумку совершенно невозможно. Обязательно возникнут подозрения. Потому что за ней постоянно наблюдают. Это очевидно. Ну хорошо, пусть ей удастся обмануть тех, кому поручено следить, и даже захватить с собой кое-что из ювелирных украшений. Что тогда? Где в этой глуши найти на них покупателя, который бы заплатил настоящую цену? А без денег не получить даже номера в отеле. Да что там отель — билет автобусный не купишь. А паспорт? Нет, пока ее паспорт у Дерека, все мысли о побеге надо отбросить. И примириться с тем, что она в капкане.
Этот вертолет, только что прогрохотавший над ее головой, в очередной раз напомнил, что все надежды на побег напрасны.
Пора назад, в зону — так она мысленно называла огороженную со всех сторон усадьбу. Природа вокруг была необыкновенно красива, но Сиена ее почти не замечала. Меньше чем через час ей предстояло встретиться с этим художником.
Что еще за художник? И зачем? Непонятно. Но Дерек никогда ничего не делает просто так. Он что-то задумал. Но что? Сиена потерла левую руку. Она до сих пор болит, после того как он сдавил ее на прошлой неделе перед отъездом. Ничего, по-видимому, скоро все прояснится.
Глава 2
Вдали показалась конюшня. Сиена спешилась, сняла шлем и тряхнула головой. Волосы свободно упали на плечи. Коня следовало после прогулки остудить. Она любила делать это сама, хотя, конечно, могла поручить и конюху.
Сиена погладила шею жеребца, пробормотала несколько ласковых слов и медленно повела по кипарисовой аллее. У ворот конюшни, облокотившись на перила, стоял художник. Она вздрогнула.
Вчера за ужином Сиена так и не поняла, что он собой представляет на самом деле. Скорее всего из-за вечернего костюма, который всегда делает мужчину значительнее и благороднее. Сейчас художник был одет в джинсы, кроссовки и голубую рубашку-шамбре с закатанными рукавами. Он был высокий — метр девяносто или около того, — мускулистый, с грубоватым загорелым лицом и длинноватыми светлыми волосами песочного оттенка. Он спокойно смотрел на нее, скрестив на груди руки. Сразу видно, человек в ладу с самим собой.
— Доброе утро. — Приветливая улыбка сделала его еще симпатичнее. — Как прогулка?
— Замечательно. Но у меня, должно быть, остановились часы. Мы, кажется, договорились встретиться в девять, в солярии. Я опоздала?
— Нет. Это я пришел раньше. Решил посмотреть на вас в другой обстановке.
— Мистер Малоун, я чувствую себя непринужденно в любой обстановке.
— Зовите меня просто Чейз.
— Вчера за ужином мой муж об этом не сказал, но в свое время я была довольно известной моделью. Так что буду чувствовать себя свободно в любой позе, какую бы мне ни предложили.
— Я вообще не собираюсь вам предлагать позировать. По крайней мере не так, как вы привыкли.
— В таком случае как же вы собираетесь писать портрет? — удивилась Сиена.
— А вот это мы решим вместе.
Жеребец дернул повод, да так сильно, что она чуть не упала.
— Извините, — засмеялась Сиена. — Моему другу не нравится, когда на него не обращают внимания.
— Это естественно. Мне кажется, он уже вполне остыл.
— Чувствуется, что вы знаете толк в лошадях. — Глаза ее потеплели. — Ах да, вчера вечером вы говорили, что в детстве ездили верхом.
— На ферме у дедушки. Я принесу недоуздок.
— Принесите. Он в...
— ...в помещении для сбруи, первая дверь справа. Я уже успел ознакомиться с конюшней.
Когда он вернулся, Сиена пристегнула недоуздок, затем подняла левое стремя и ослабила седло.
— Что значит «мы вместе решим, как писать портрет»?
— Видите ли, я не портретист. Моя специальность пейзажи.
— Странно. — Сиена выпрямилась. — Тогда почему же муж нанял именно вас?
— Знаете, я очень плохо отношусь к слову «нанял». Давайте не будем его употреблять. Он сделал мне заказ на портрет. Почему? Говорит, ему нравятся мои работы. Я вначале отказывался, но он проявил большую настойчивость.
— Ну, с этим у моего мужа полный порядок.
— Я это заметил. Но вы не волнуйтесь, миссис Белласар, я профессионал. И смогу вас написать.
— Я в этом не сомневаюсь. И зовите меня просто Сиена.
— Вы уже позавтракали?
— Нет. Только съела пару яблок пополам с приятелем.
— Тогда, может быть, сделаем это вместе?
Сиена погладила шею жеребца, пробормотала несколько ласковых слов и медленно повела по кипарисовой аллее. У ворот конюшни, облокотившись на перила, стоял художник. Она вздрогнула.
Вчера за ужином Сиена так и не поняла, что он собой представляет на самом деле. Скорее всего из-за вечернего костюма, который всегда делает мужчину значительнее и благороднее. Сейчас художник был одет в джинсы, кроссовки и голубую рубашку-шамбре с закатанными рукавами. Он был высокий — метр девяносто или около того, — мускулистый, с грубоватым загорелым лицом и длинноватыми светлыми волосами песочного оттенка. Он спокойно смотрел на нее, скрестив на груди руки. Сразу видно, человек в ладу с самим собой.
— Доброе утро. — Приветливая улыбка сделала его еще симпатичнее. — Как прогулка?
— Замечательно. Но у меня, должно быть, остановились часы. Мы, кажется, договорились встретиться в девять, в солярии. Я опоздала?
— Нет. Это я пришел раньше. Решил посмотреть на вас в другой обстановке.
— Мистер Малоун, я чувствую себя непринужденно в любой обстановке.
— Зовите меня просто Чейз.
— Вчера за ужином мой муж об этом не сказал, но в свое время я была довольно известной моделью. Так что буду чувствовать себя свободно в любой позе, какую бы мне ни предложили.
— Я вообще не собираюсь вам предлагать позировать. По крайней мере не так, как вы привыкли.
— В таком случае как же вы собираетесь писать портрет? — удивилась Сиена.
— А вот это мы решим вместе.
Жеребец дернул повод, да так сильно, что она чуть не упала.
— Извините, — засмеялась Сиена. — Моему другу не нравится, когда на него не обращают внимания.
— Это естественно. Мне кажется, он уже вполне остыл.
— Чувствуется, что вы знаете толк в лошадях. — Глаза ее потеплели. — Ах да, вчера вечером вы говорили, что в детстве ездили верхом.
— На ферме у дедушки. Я принесу недоуздок.
— Принесите. Он в...
— ...в помещении для сбруи, первая дверь справа. Я уже успел ознакомиться с конюшней.
Когда он вернулся, Сиена пристегнула недоуздок, затем подняла левое стремя и ослабила седло.
— Что значит «мы вместе решим, как писать портрет»?
— Видите ли, я не портретист. Моя специальность пейзажи.
— Странно. — Сиена выпрямилась. — Тогда почему же муж нанял именно вас?
— Знаете, я очень плохо отношусь к слову «нанял». Давайте не будем его употреблять. Он сделал мне заказ на портрет. Почему? Говорит, ему нравятся мои работы. Я вначале отказывался, но он проявил большую настойчивость.
— Ну, с этим у моего мужа полный порядок.
— Я это заметил. Но вы не волнуйтесь, миссис Белласар, я профессионал. И смогу вас написать.
— Я в этом не сомневаюсь. И зовите меня просто Сиена.
— Вы уже позавтракали?
— Нет. Только съела пару яблок пополам с приятелем.
— Тогда, может быть, сделаем это вместе?
Глава 3
Справа от террасы маячил охранник. Они сидели за железным кованым столом. Под зонтом, потому что февральское солнце в этом году было очень теплым.
Она сделала глоток кофе и подняла глаза на Малоуна.
— Какое у вас необычное имя — Чейз.
— Это прозвище. На самом деле меня зовут Чарлз, но в одной из начальных школ...
— У вас их было много?
— Пожалуй. Мне действительно пришлось часто менять школы, но это другая история. А с моим прозвищем получилось так: в начале учебного года учительница вывесила список класса, чтобы нам было легче познакомиться друг с другом. Тогда носить на груди карточки с именами было не принято. И при этом она использовала сокращения. Ричард — Рич, Дэниел — Дэн, а Чарлз вроде должен был быть Чаз, а она почему-то написала Чейз. Но всем ребятам понравилось. И мне тоже показалось, что это звучит классно, так что я предпочел, чтобы меня звали именно так — Чейз.
— А не оказало ли это имя на вашу судьбу какого-нибудь метафизического воздействия? — Сиена взяла круассан. — Я имею в виду, приходилось ли вам впоследствии кого-нибудь преследовать или самому быть преследуемым[5]?
— Во время службы в морской пехоте такое, конечно, бывало. И я преследовал, и меня, случалось, тоже преследовали. Однако я уже давно художник и считаю эту профессию своей судьбой. Впрочем, ведь не вы будете писать мой портрет, а я ваш. Поэтому мне нужно узнавать вас.
— Доброе утро, — раздался знакомый голос. — Я думал, вы уже работаете.
У Сиены все сжалось внутри. Она медленно отложила круассан и повернула голову. В дверном проеме террасы стоял ее супруг.
Чейз несколько секунд спокойно жевал, а затем ответил:
— Мы уже начали.
— Своеобразная у вас манера работать.
— Должен заметить, что собственно живопись — это самая легкая часть работы над портретом. Труднее всего проникнуть в существо натуры. В настоящий момент я изучаю натуру за завтраком.
Чейз, разумеется, шутил, но Сиена вдруг осознала, что все это время его голубые глаза внимательно ее рассматривали. И не то чтобы он бросал пристальные взгляды. Вроде бы нет. Но ее не покидало ощущение, что прежде ее никто никогда так не разглядывал. Даже когда она была моделью.
Тишину разорвала пулеметная очередь. Сиена вздрогнула. Стреляли где-то справа от Монастыря.
— Похоже на пятидесятый калибр. — Чейз вопросительно посмотрел на Белласара.
Тот улыбнулся:
— У вас хорошие уши.
— В свое время мне довелось пострелять из таких штуковин.
— Сейчас мы дорабатываем новую модификацию с более быстрым механизмом подачи.
— Но ведь при этом непременно должен увеличиться нагрев. Как вы собираетесь его компенсировать?
— Над этим как раз и бьемся.
Сиена удивленно посмотрела на Малоуна. Нашел о чем разговаривать. О пулеметах. Да еще с ее мужем.
— Прошу меня извинить, — произнесла она вставая. — Мне нужно принять душ и причесаться. Через полчаса я буду готова для сеанса. — Она снова взглянула на Чейза: — У вас есть пожелания относительно одежды?
— Мне вполне подходит та, которая на вас. Душ, разумеется, можете принять, но специально причесываться не нужно и... никакого макияжа. Я хочу видеть вас такой, какая вы есть. В общем, специально ничего не делайте.
У Сиены пробежали по телу мурашки, потому что его взгляд проникал в самую душу.
Нарастающий гул возвестил о приближении вертолета. Он возник в небе, похожий на гигантского дракона, и вскоре приземлился на площадке между замком и Монастырем.
Белласар улыбнулся:
— Мне не терпится посмотреть эскизы. Что делать, ведь я коллекционер.
Он кивнул Малоуну и поспешно вышел. Минуя фонтан и розарий, Белласар направился к посадочной площадке, где его ждали у вертолета.
Она сделала глоток кофе и подняла глаза на Малоуна.
— Какое у вас необычное имя — Чейз.
— Это прозвище. На самом деле меня зовут Чарлз, но в одной из начальных школ...
— У вас их было много?
— Пожалуй. Мне действительно пришлось часто менять школы, но это другая история. А с моим прозвищем получилось так: в начале учебного года учительница вывесила список класса, чтобы нам было легче познакомиться друг с другом. Тогда носить на груди карточки с именами было не принято. И при этом она использовала сокращения. Ричард — Рич, Дэниел — Дэн, а Чарлз вроде должен был быть Чаз, а она почему-то написала Чейз. Но всем ребятам понравилось. И мне тоже показалось, что это звучит классно, так что я предпочел, чтобы меня звали именно так — Чейз.
— А не оказало ли это имя на вашу судьбу какого-нибудь метафизического воздействия? — Сиена взяла круассан. — Я имею в виду, приходилось ли вам впоследствии кого-нибудь преследовать или самому быть преследуемым[5]?
— Во время службы в морской пехоте такое, конечно, бывало. И я преследовал, и меня, случалось, тоже преследовали. Однако я уже давно художник и считаю эту профессию своей судьбой. Впрочем, ведь не вы будете писать мой портрет, а я ваш. Поэтому мне нужно узнавать вас.
— Доброе утро, — раздался знакомый голос. — Я думал, вы уже работаете.
У Сиены все сжалось внутри. Она медленно отложила круассан и повернула голову. В дверном проеме террасы стоял ее супруг.
Чейз несколько секунд спокойно жевал, а затем ответил:
— Мы уже начали.
— Своеобразная у вас манера работать.
— Должен заметить, что собственно живопись — это самая легкая часть работы над портретом. Труднее всего проникнуть в существо натуры. В настоящий момент я изучаю натуру за завтраком.
Чейз, разумеется, шутил, но Сиена вдруг осознала, что все это время его голубые глаза внимательно ее рассматривали. И не то чтобы он бросал пристальные взгляды. Вроде бы нет. Но ее не покидало ощущение, что прежде ее никто никогда так не разглядывал. Даже когда она была моделью.
Тишину разорвала пулеметная очередь. Сиена вздрогнула. Стреляли где-то справа от Монастыря.
— Похоже на пятидесятый калибр. — Чейз вопросительно посмотрел на Белласара.
Тот улыбнулся:
— У вас хорошие уши.
— В свое время мне довелось пострелять из таких штуковин.
— Сейчас мы дорабатываем новую модификацию с более быстрым механизмом подачи.
— Но ведь при этом непременно должен увеличиться нагрев. Как вы собираетесь его компенсировать?
— Над этим как раз и бьемся.
Сиена удивленно посмотрела на Малоуна. Нашел о чем разговаривать. О пулеметах. Да еще с ее мужем.
— Прошу меня извинить, — произнесла она вставая. — Мне нужно принять душ и причесаться. Через полчаса я буду готова для сеанса. — Она снова взглянула на Чейза: — У вас есть пожелания относительно одежды?
— Мне вполне подходит та, которая на вас. Душ, разумеется, можете принять, но специально причесываться не нужно и... никакого макияжа. Я хочу видеть вас такой, какая вы есть. В общем, специально ничего не делайте.
У Сиены пробежали по телу мурашки, потому что его взгляд проникал в самую душу.
Нарастающий гул возвестил о приближении вертолета. Он возник в небе, похожий на гигантского дракона, и вскоре приземлился на площадке между замком и Монастырем.
Белласар улыбнулся:
— Мне не терпится посмотреть эскизы. Что делать, ведь я коллекционер.
Он кивнул Малоуну и поспешно вышел. Минуя фонтан и розарий, Белласар направился к посадочной площадке, где его ждали у вертолета.
Глава 4
С такого расстояния рассмотреть детали было невозможно. Малоун увидел, как Белласар приветственно раскинул руки, и они обнялись. Значит, приятели и, наверное, давно не виделись. Гость был явно полноват (Малоун обратил внимание, что бедра и талия у него шире, чем грудь) и, кажется, лысоват. А вообще обычный человек: костюм, галстук, на вид лет сорок пять. Очевидно, кабинетный работник. Он внимательно следил за разгрузкой больших деревянных ящиков, по-видимому, тяжелых, потому что каждый с трудом тащили двое грузчиков. Один из них споткнулся и чуть не выронил свой конец ящика, и тогда прибывший что-то повелительно крикнул, да так громко, что донеслось даже до террасы. А расстояние оттуда было метров сто, не меньше.
— Доброе утро, Сиена. Доброе утро, мистер Малоун.
Малоун неохотно оторвался от созерцания вертолетной площадки. На пороге террасы стоял Поттер.
— Доброе утро, Алекс, — произнесла Сиена.
Малоун молча кивнул.
— Как прогулялись? — спросил Поттер и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Я вижу, вы уже поладили с мистером Малоуном. Это удается далеко не каждому.
— Я этого не заметила.
— Значит, особое отношение у него только ко мне. — Поттер поправил очки и, повторив путь Белласара, направился к вертолету. К шефу и его гостю ему удалось присоединиться только у входа в Монастырь.
— Не удивительно, что Поттер меня невзлюбил, — сказал Малоун. — Но похоже, что и с вами он холодноват. Или я ошибаюсь?
— Единственный человек, которого он любит, это мой муж.
— Как и положено хорошему сторожевому псу.
— Доброе утро, Сиена. Доброе утро, мистер Малоун.
Малоун неохотно оторвался от созерцания вертолетной площадки. На пороге террасы стоял Поттер.
— Доброе утро, Алекс, — произнесла Сиена.
Малоун молча кивнул.
— Как прогулялись? — спросил Поттер и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Я вижу, вы уже поладили с мистером Малоуном. Это удается далеко не каждому.
— Я этого не заметила.
— Значит, особое отношение у него только ко мне. — Поттер поправил очки и, повторив путь Белласара, направился к вертолету. К шефу и его гостю ему удалось присоединиться только у входа в Монастырь.
— Не удивительно, что Поттер меня невзлюбил, — сказал Малоун. — Но похоже, что и с вами он холодноват. Или я ошибаюсь?
— Единственный человек, которого он любит, это мой муж.
— Как и положено хорошему сторожевому псу.
Глава 5
Солярий — одноэтажная пристройка к замку со стороны террасы — оказался довольно просторным, с высоким потолком. Пол каменный, из того же плитняка, что и дорожка. Стена с южной стороны сплошь стеклянная, кроме того, имелось несколько потолочных световых люков. В воздухе витал отчетливый запах плесени.
— Здесь, должно быть, градусов на десять теплее, чем снаружи, — сказал Малоун. — Наверное, в холодную погоду вы тут завтракаете.
— Пока я живу в усадьбе, это помещение ни разу не использовали.
— Неужели? Отсюда открывается такой прекрасный вид...
— Дереку не нравится.
По левой стороне стояли несколько деревянных столов, стулья, небольшой диван и больше никакой мебели.
— Вы действительно не хотите, чтобы я переоделась? — спросила Сиена.
— Ведите себя естественно — это единственное, что от вас требуется. — Малоун уселся на один из столов и продолжил, болтая ногами: — Понимаете, портрет должен приковать внимание зрителя. Нужно, чтобы любой, кто вас знает, сказал: «Да, это действительно Сиена, такая, как есть». Вот такая у меня проблема.
— Ну и как вы собираетесь ее решать?
Малоун задумался.
— Расслабиться лучше всего помогает интересный разговор.
— В таком случае начинайте меня развлекать.
— Жаль, что здесь нет банджо. Я довольно прилично на нем играю.
Сиена улыбнулась.
Несколько секунд он любовался закруглениями ее полуоткрытых губ, восхищаясь уникальным сочетанием в этой улыбке одновременно радостного сияния и легкой грусти.
— Это очень трудно вынести.
— О чем вы? Я не понял.
— То, как вы... Даже когда я была моделью, никто меня так не рассматривал.
— Извините. — Малоун смутился. — Это у меня чисто профессиональное. Понимаете, я должен смотреть на вас именно так. Поэтому позировать для портрета всегда не просто. Мне нужно тщательно изучить ваше лицо и тело. Если хотите, вы должны определенным образом в меня впитаться. — Он сделал паузу. — Могу я спросить вас кое о чем?
Она насторожилась.
— За завтраком мы выяснили происхождение моего имени. А как насчет вашего?
— Я не пони...
— Ваше имя.
— Ах вот вы о чем. — Казалось, Сиена почувствовала облегчение. — Тут все очень просто. Я родилась в маленьком городке в Иллинойсе. Там же провела детство. Мои родители по происхождению итальянцы, причем бабушка с дедушкой (не помню уж с чьей стороны) родом из Сиены. Есть такой старинный город в Италии. Здесь мои папа с мамой провели медовый месяц. Вот откуда у меня это имя.
— Я так и подумал, что ваши родители итальянцы.
— Их уже нет. В двенадцать лет я потеряла и мать, и отца. Почти одновременно.
— Извините, — пробормотал Малоун.
— Мама погибла в автомобильной катастрофе, а через два месяца отец умер от инфаркта. Не выдержало сердце.
— Вы их любили?
— Странный вопрос. Конечно. А разве возможно как-то иначе относиться к родителям?
— Ну, бывают разные ситуации.
— Со своими родителями вы, наверное, не ладили.
Малоун уже жалел, что затеял этот разговор.
— Мне кажется, ладил. Особенно с отцом. Это было несложно, потому что я его ни разу в жизни не видел.
Тишину разорвала пулеметная очередь. Малоун посмотрел в сторону открытой двери. Стреляли где-то справа от Монастыря.
— Это не действует вам на нервы?
— Я уже привыкла. — Сиена передернула плечами. — Меня беспокоят сейчас долгие паузы. Что-то похожее я испытывала, когда жила на Манхэттене. Там так привыкаешь к шуму уличного движения, который не стихает даже ночью, что когда вдруг становится тихо, становится не по себе. Иногда я даже просыпалась посреди ночи.
— Я вас понимаю.
— Здесь, должно быть, градусов на десять теплее, чем снаружи, — сказал Малоун. — Наверное, в холодную погоду вы тут завтракаете.
— Пока я живу в усадьбе, это помещение ни разу не использовали.
— Неужели? Отсюда открывается такой прекрасный вид...
— Дереку не нравится.
По левой стороне стояли несколько деревянных столов, стулья, небольшой диван и больше никакой мебели.
— Вы действительно не хотите, чтобы я переоделась? — спросила Сиена.
— Ведите себя естественно — это единственное, что от вас требуется. — Малоун уселся на один из столов и продолжил, болтая ногами: — Понимаете, портрет должен приковать внимание зрителя. Нужно, чтобы любой, кто вас знает, сказал: «Да, это действительно Сиена, такая, как есть». Вот такая у меня проблема.
— Ну и как вы собираетесь ее решать?
Малоун задумался.
— Расслабиться лучше всего помогает интересный разговор.
— В таком случае начинайте меня развлекать.
— Жаль, что здесь нет банджо. Я довольно прилично на нем играю.
Сиена улыбнулась.
Несколько секунд он любовался закруглениями ее полуоткрытых губ, восхищаясь уникальным сочетанием в этой улыбке одновременно радостного сияния и легкой грусти.
— Это очень трудно вынести.
— О чем вы? Я не понял.
— То, как вы... Даже когда я была моделью, никто меня так не рассматривал.
— Извините. — Малоун смутился. — Это у меня чисто профессиональное. Понимаете, я должен смотреть на вас именно так. Поэтому позировать для портрета всегда не просто. Мне нужно тщательно изучить ваше лицо и тело. Если хотите, вы должны определенным образом в меня впитаться. — Он сделал паузу. — Могу я спросить вас кое о чем?
Она насторожилась.
— За завтраком мы выяснили происхождение моего имени. А как насчет вашего?
— Я не пони...
— Ваше имя.
— Ах вот вы о чем. — Казалось, Сиена почувствовала облегчение. — Тут все очень просто. Я родилась в маленьком городке в Иллинойсе. Там же провела детство. Мои родители по происхождению итальянцы, причем бабушка с дедушкой (не помню уж с чьей стороны) родом из Сиены. Есть такой старинный город в Италии. Здесь мои папа с мамой провели медовый месяц. Вот откуда у меня это имя.
— Я так и подумал, что ваши родители итальянцы.
— Их уже нет. В двенадцать лет я потеряла и мать, и отца. Почти одновременно.
— Извините, — пробормотал Малоун.
— Мама погибла в автомобильной катастрофе, а через два месяца отец умер от инфаркта. Не выдержало сердце.
— Вы их любили?
— Странный вопрос. Конечно. А разве возможно как-то иначе относиться к родителям?
— Ну, бывают разные ситуации.
— Со своими родителями вы, наверное, не ладили.
Малоун уже жалел, что затеял этот разговор.
— Мне кажется, ладил. Особенно с отцом. Это было несложно, потому что я его ни разу в жизни не видел.
Тишину разорвала пулеметная очередь. Малоун посмотрел в сторону открытой двери. Стреляли где-то справа от Монастыря.
— Это не действует вам на нервы?
— Я уже привыкла. — Сиена передернула плечами. — Меня беспокоят сейчас долгие паузы. Что-то похожее я испытывала, когда жила на Манхэттене. Там так привыкаешь к шуму уличного движения, который не стихает даже ночью, что когда вдруг становится тихо, становится не по себе. Иногда я даже просыпалась посреди ночи.
— Я вас понимаю.
Глава 6
В углу стоял стул. Деревянный, с высокой спинкой. Малоун взял его и поставил на свету.
— К сожалению, он не очень удобный. Наверное, лучше принести диванную подушку...
— Не нужно, — поспешно произнесла Сиена и уселась. — Я должна чем-нибудь заниматься?
— Заниматься? Ничем. Просто сидите.
— Но как вы хотите, чтобы я сидела? Голову повернуть направо или налево? Глаза вверх или вниз?
— Сидите так, как вам удобно. — Малоун взял большой эскизный альбом и коробку с угольными карандашами. — Учтите, сейчас у нас всего лишь подготовительный период.
— В таком случае, вы не возражаете, если я встану?
— Только поверните лицо в мою сторону.
Угольный карандаш заскрипел по бумаге.
— Фотографы не допускали, чтобы я стояла неподвижно, — произнесла она через некоторое время. — Мне предписывалось постоянно двигаться. Обычно включали ритмическую музыку. Экспонированную пленку фотограф быстро передавал ассистенту, а сам переходил к другой камере. Так проходила работа в студии. И все это ради одного удачного кадра. Иногда работал вентилятор, направленный на мои волосы. Использовались и другие ухищрения.
Малоун оторвал руку от листа.
— Что-то не так? — спросила она.
— Для меня чем меньше вы будете двигаться, тем лучше. Иначе портрет получится неудачный, и ваш супруг останется недоволен.
— А разговаривать мне разрешается? Фотографы, например, очень не любили, когда я начинала болтать.
— Сколько угодно. — Малоун сделал еще несколько штрихов угольным карандашом, затем вырвал лист из альбома и положил на стол.
— Неудачный? — встревожилась Сиена. — Я слишком много двигалась?
— Для начала годится. — Малоун взял альбом и начал новый эскиз. — Я ведь сейчас только изучаю натуру. Придется сделать много эскизов, чтобы прочувствовать вас насквозь.
— Много — это сколько?
— Несколько десятков.
— Фотографы, с которыми я работала, иногда делали за сеанс больше сотни кадров.
— У меня это займет больше времени.
Сиена улыбнулась.
— Вот так, — обрадовался Малоун. — Замечательно. Постарайтесь подольше сохранить это выражение.
— К сожалению, он не очень удобный. Наверное, лучше принести диванную подушку...
— Не нужно, — поспешно произнесла Сиена и уселась. — Я должна чем-нибудь заниматься?
— Заниматься? Ничем. Просто сидите.
— Но как вы хотите, чтобы я сидела? Голову повернуть направо или налево? Глаза вверх или вниз?
— Сидите так, как вам удобно. — Малоун взял большой эскизный альбом и коробку с угольными карандашами. — Учтите, сейчас у нас всего лишь подготовительный период.
— В таком случае, вы не возражаете, если я встану?
— Только поверните лицо в мою сторону.
Угольный карандаш заскрипел по бумаге.
— Фотографы не допускали, чтобы я стояла неподвижно, — произнесла она через некоторое время. — Мне предписывалось постоянно двигаться. Обычно включали ритмическую музыку. Экспонированную пленку фотограф быстро передавал ассистенту, а сам переходил к другой камере. Так проходила работа в студии. И все это ради одного удачного кадра. Иногда работал вентилятор, направленный на мои волосы. Использовались и другие ухищрения.
Малоун оторвал руку от листа.
— Что-то не так? — спросила она.
— Для меня чем меньше вы будете двигаться, тем лучше. Иначе портрет получится неудачный, и ваш супруг останется недоволен.
— А разговаривать мне разрешается? Фотографы, например, очень не любили, когда я начинала болтать.
— Сколько угодно. — Малоун сделал еще несколько штрихов угольным карандашом, затем вырвал лист из альбома и положил на стол.
— Неудачный? — встревожилась Сиена. — Я слишком много двигалась?
— Для начала годится. — Малоун взял альбом и начал новый эскиз. — Я ведь сейчас только изучаю натуру. Придется сделать много эскизов, чтобы прочувствовать вас насквозь.
— Много — это сколько?
— Несколько десятков.
— Фотографы, с которыми я работала, иногда делали за сеанс больше сотни кадров.
— У меня это займет больше времени.
Сиена улыбнулась.
— Вот так, — обрадовался Малоун. — Замечательно. Постарайтесь подольше сохранить это выражение.
Глава 7
— Мадам, вы не желаете пообедать?
Малоун повернул голову. В дверях стояла горничная в переднике.
— Так рано?
— Месье, уже почти два.
Малоун смутился. Стол позади него был завален эскизами.
— Я так заработался, — сказал он, обращаясь к Сиене, — что даже не смотрел на часы. Вы, должно быть, измучились.
Она сидела на стуле.
— Немного. Но с вами было так интересно беседовать. — Сиена посмотрела на горничную: — Спасибо. Мы сейчас придем.
— Интересно?
Щурясь от яркого солнца, Малоун последовал за Сиеной на террасу. Содержание их разговора вспоминалось смутно.
— Я уже очень давно ни с кем так долго не разговаривала. — Сиена села за стол и кивнула горничной, чтобы та подавала.
— Конечно, ваш муж так занят, — предположил Малоун.
Сиена промолчала, но у нее были такие глаза, что ему стало ясно: с Белласаром у нее долгих бесед не бывает.
— Вы действительно никогда не видели своего отца?
Вопрос этот застал Чейза врасплох. Только через секунду он сообразил, о чем идет речь.
Сиена смутилась:
— Не отвечайте, если вам неприятно.
— Отчего же. Можно поговорить и об этом. Дело в том, что... — Малоун сделал паузу. — Моя мать пила. И у нее была куча любовников. Так что претендентов на роль моего отца было много.
Малоун повернул голову. В дверях стояла горничная в переднике.
— Так рано?
— Месье, уже почти два.
Малоун смутился. Стол позади него был завален эскизами.
— Я так заработался, — сказал он, обращаясь к Сиене, — что даже не смотрел на часы. Вы, должно быть, измучились.
Она сидела на стуле.
— Немного. Но с вами было так интересно беседовать. — Сиена посмотрела на горничную: — Спасибо. Мы сейчас придем.
— Интересно?
Щурясь от яркого солнца, Малоун последовал за Сиеной на террасу. Содержание их разговора вспоминалось смутно.
— Я уже очень давно ни с кем так долго не разговаривала. — Сиена села за стол и кивнула горничной, чтобы та подавала.
— Конечно, ваш муж так занят, — предположил Малоун.
Сиена промолчала, но у нее были такие глаза, что ему стало ясно: с Белласаром у нее долгих бесед не бывает.
— Вы действительно никогда не видели своего отца?
Вопрос этот застал Чейза врасплох. Только через секунду он сообразил, о чем идет речь.
Сиена смутилась:
— Не отвечайте, если вам неприятно.
— Отчего же. Можно поговорить и об этом. Дело в том, что... — Малоун сделал паузу. — Моя мать пила. И у нее была куча любовников. Так что претендентов на роль моего отца было много.