Мур Робин. Человек семьи

   – Все оставайтесь на месте, – приказал Пат.
   Он просигналил, Том вошел через открытую дверь, и они включили ослепительный верхний свет. Сэмми лежал на полу в мокром переднике, его глаза странно вывалились из орбит, язык высунулся, будто дразня, а лицо приобрело пурпурный цвет. Очевидно, он был в состоянии, настолько близком к смерти, что мускулы сфинктера уже перестали функционировать, отчего он лежал в коричневой вонючей жидкости.
   – Позвони в скорую помощь. Пусть прихватят искусственные легкие. Может быть, он еще жив, – сказал Пат Тому.
   Том защелкнул наручники на мужчине, лежавшем на полу.
   – Этот парень получил пулю в плечо. Он тоже поедет в этой скорой помощи.
   Пат приказал другому бандиту – блондину с отекшим лицом и водянистыми голубыми глазами:
   – Подними руки вверх, как следует вверх.
   Мужчина повиновался.
   – Хорошо. Теперь раздвинь ноги, – сказал Пат.
   Бандит стоял в странной позе, как будто был деревянным прыгающим на шарнирах человеком-игрушкой. Пат оперся левой рукой о стойку бара, старательно нацелился и сильно ударил его между ног. Блондин от боли сложился вдвое. Пат поднял колено и с удовольствием услышал звук крошащихся костей, когда его коленная чашечка ударила в пухлый подбородок.
   Оба бандита были задержаны за вооруженный грабеж и попытку убийства. Но присутствие веревки на месте преступления указывало на то, что это было нечто более, чем обычное бандитское нападение. Веревка была "фирменным знаком" бруклинской банды Профачи. Пат понимал, что это происшествие означает се-мейную неприятность.
   Джули Пьяченца – раненый бандит – умер от заражения крови в отделении больницы Беллвью. Паджи Кемельмоне – пухлый блондин – принял участие в бунте арестантов в тюрьме Томбс и умер от ранения заточкой, сделанной из кроватной пружины.
   Сэмми Уэйн выжил после попытки удушения, так как прямо в машине скорой помощи, пока она мчалась в больницу Святого Винсента, ему начали давать кислород и подключили к автомату искусственных легких.
   Так как во время задержания стрельба производилась с обеих сторон, работа полицейских была признана достойной награждения. Кроме того, этому происшествию выделили по колонке газеты "Дейли ньюс", "Пост" и "Джорнел".
   Теперь у Пата было так много наград, что газеты часто называли его "героем-копом". Такое отношение репортеров к Конте вызывало гомерический смех в гардеробной участка, но в нем слышались нотки зависти.
   Состоялось заседание представителей Семьи Дженовезе и бруклинской группы Профачи.
   Профачи клялся, что ничего не знал о проделках обоих своих бандитов, к тому времени уже умерших. Тот факт, что оба столь мученически погибли, уладил дело для бруклинской организации.

Глава 9

   Наконец пришел долгожданный приказ о перемещении Регана Дойла в Чикаго. Очутиться после Атланты в загрязненной атмосфере Чикаго было все равно, что погрузиться в зловонное болото. Чикагский полицейский департамент был известен по всей стране как самый коррумпированный в Америке. Каждого капитана подбирал окружной комитетчик, и, если вновь назначенный не шел на поводу, его быстро увольняли.
   Колтрейн – новый начальник Дойла – предупредил его, чтобы он не делился какой-либо информацией с полицейским департаментом, не доложив об этом вначале в Бюро.
   Директору ФБР, не желавшему верить в существование организованной преступности, пошло бы на пользу побыть некоторое время в Чикаго, где мафия контролировала не только азартные игры, проституцию и наркотики, но и легальный бизнес: строительные подряды, сеть распределения продуктов, прачечные, развлекательные аттракционы и, кроме того, сотни баров с девочками и двадцать один притон, где с "карася" брали двадцать пять долларов за бутылку газированного калифорнийского вина и десять долларов за оральный секс в кабинке.
   Все признавали Первый участок Департамента полиции Чикаго собственностью мафии. У Сэма Момо Гианканы – известного босса мафии – многие родственники состояли на откупе по всему Первому участку.
   Практически город не изменился со времен гангстерских войн тридцатых годов, когда Торрио, Капоне и Большой Джим Колисимо одержали победу над О'Баньоном и его приятелями. Но чиновники ФБР продолжали твердить: "Организованной преступности не существует. Мафии нет, опасайтесь коммунистов".
   Дойла охватывало разочарование каждый раз, когда он собирал доказательства организованной преступности, но не мог завести на отдельные случаи дела. Даже получив сведения о крупной команде взломщиков, оперирующей внутри полицейского департамента, Реган не смог добиться у Вашингтона поддержки в расследовании.
   Хотя ФБР обладало властью для проверки коррумпированных полицейских департаментов, без поддержки "свыше" проект был безнадежен. В самые мрачные минуты Дойл подумывал об отставке или переходе в частную охранную службу.
   Вскоре после переезда Дойла в Чикаго в городе появилась Китти в качестве прима-актрисы представления, устроенного в честь конференции фирм-производителей сантехнического оборудования. Представление называлось: "Не позволим бизнесу вылететь в трубу".
   К этому времени Дойл уже не дорожил своей работой так, как раньше, и они с Китти провели целую неделю в Блэкстоне. В постели Китти была самой нежной, любящей и прекрасной из всех женщин, которых он знал, но его постоянно грызло сомнение, мучая постоянным вопросом: "Кто научил ее такому искусству любви?" У него хватило ума не заговаривать с ней на эту тему, но однажды воскресным утром, когда они завтракали кусочками бекона, он вдруг заговорил о женитьбе:
   – Китти, ты единственная женщина, которая по-настоящему "достала" меня. Ты, надеюсь, понимаешь, что я имею в виду.
   Китти кивнула, с хрустом пережевывая кусочки бекона своими великолепными зубами.
   – Дело не только в том, что нам хорошо в постели, – продолжал Дойл. – Просто, когда мы вместе, я счастлив и все идет прекрасно. Если мы выходим куда-нибудь, люди смотрят на нас и любуются нами и тогда происходят забавные вещи. Помнишь, как один парень пригласил нас в свой подвальчик на Уобэш-авеню, где собрались на джем-сейшн музыканты диксиленда или как мы веселились во время вечеринки на яхте на озере?
   – Это было очень здорово, Реган, – согласилась Китти.
   – Так вот, я сделал неплохую карьеру в Бюро. Вероятно, в следующий раз меня переведут в Нью-Йорк, а ты, поездив по стране, быть может, добьешься успеха в театре. Почему бы нам не пожениться?
   Китти обхватила теплыми мягкими руками голову Регана, едва не сбив поднос:
   – Реган, ты такой милый. Наверное, ты самый славный парень в целом свете.
   Реган понял, что это означало "нет". Он уткнулся носом в щель между гладкими полушариями и задержался там на пару минут, чтобы Китти не увидела, как он обиделся. Вскоре он вынырнул, чтобы отдышаться.
   – Что ж, это всего лишь идея, – заметил он.
   – Это хорошая идея, Реган, – серьезно сказала Китти. – Я думаю, она сработает. По-моему, нам будет хорошо вместе, но я никогда не посвящу себя замужеству, пока во мне занозой сидит театр. Поверь, участвовать в шоу "Не позволим бизнесу вылететь в трубу" – не мой идеал актрисы...
   В тот день они решили сходить в Брукфилдский зоопарк. Во время одевания Реган спросил у Китти, не видела ли она Пата и Конни.
   – Я встречаюсь с ними раз-два в год, когда бываю в Нью-Йорке, – ответила она. – Похоже, они очень счастливы, и Пат прекрасно продвигается по службе.
   После ее ответа Реган долго молчал, поскольку толком не знал, как ему реагировать на имя Пата, но чувствовал, что лучше всего вообще не вспоминать ту неприятную для него ночь.
   Он сделал в блокноте пометку, чтобы попросить завтра о перемещении в Нью-Йорк.

Глава 10

   Когда Пат стал сержантом, он попросил, чтобы его перевели в Семнадцатый участок. Его уже не интересовали мелкие полицейские взятки. Теперь он занимался более серьезными делами, и куча денег в его сейфе росла с каждым годом.
   Конечно, ему приходилось время от времени тратиться. Когда он выходил поразвлекаться, то посещал уже не соседние бары в Вилледже и на Малбери-стрит, а ходил в "Копу", или "Везувий", к Джилли или в "Ла Скалу". Иногда ему надо было появляться в таких местах отдыха, как Голд-Ки или Лейк-Клуб.
   Деньги уходили, но и приходили тоже. Во многих случаях Пат вел себя как "денежный мешок". Он тратил деньги, покупая коллекции, а также "швырял" деньгами, устраивая дела Семьи, часто такие, которые не имели отношения к Департаменту полиции.
   Семья, к этому времени самая большая Семья – Семья Дженовезе тоже претерпевала некоторые изменения. Вито укреплял хватку, в то время как Костелло ее терял.
   Расписание Пата было нерегулярным, поэтому он все меньше времени проводил с Конни. В нерабочее время он занимался своей сверхурочной деятельностью. Иногда они с Конни ездили отдыхать в Майами, Лас-Вегас, Лос-Анджелес, на Багамы, но она ненавидела большие курорты и места азартных игр.
   Единственная поездка, когда Конни была счастлива, – двухнедельное путешествие в Италию и Швейцарию во время отпуска Пата. В кармане у Пата лежал пакет для мистера Лукания – Чарли Лаки. В Неаполе они с Конни пробыли только два дня, затем поехали на машине на север и провели четыре дня в Риме, где Конни попала на аудиенцию с Папой Римским, устроенную Сэмом Мэсси.
   Потом они поехали во Флоренцию, в Милан и дальше направились через Доломиты в Швейцарию. В Цюрихе, где у Пата было дело в банке "Креди Сюисс", они остановились в отеле "Идеи Сюр Лак". Пребывание в Цюрихе оказалось их вторым медовым месяцем.
   Однажды вечером после фантастического обеда в отеле, в течение которого они прикончили две бутылки Доуля и завершили еду персиками, плавающими в Киршвассере, Конни воспламенилась. И Пат тоже, видя, как она выбирается из черного платья, ощутил нежность и возбудился. Ее тело все еще было крепким и красивым: груди высокие и выдающиеся вперед, живот гладкий и без морщин, под пушком между ногами просвечивает, розовая кожа. Он начал целовать ее тело, которое горело, как в лихорадке. Когда Пат коснулся пушистого треугольника между ее ног, она застонала от страсти. Никогда Конни не была такой готовой ответить на его желание. Изогнувшись под прикосновением Пата, она решительно потянулась к его твердому органу. Внутри у нее было скользко и очень горячо. Он двигался длинными медленными толчками, и она во второй раз со времени их женитьбы вслух забормотала: "О, Господи, о, Господи, как хорошо. О, Господи, еще еще".
   Пат с Конни заснули в объятиях друг друга – впервые за последние три года. На следующее утро они остались в постели и заказали в номер американский завтрак – яйца, ветчину, апельсиновый сок.
   – Господи, как мне надоел этот континентальный дерьмовый завтрак, – сказал Пат, когда они стояли на балконе и смотрели на прогулочные лодки, двигавшиеся по поверхности озера Цюрих.
   – Знаешь, – лениво заметил Пат, – давно у меня не было такого чувства умиротворенности. Нью-Йорк отсюда кажется таким далеким. Здесь теряется ощущение времени. Едва ли я вспомню, какой сегодня день недели или месяц.
   – Я тоже не смогу, – мечтательно ответила Конни. – Я оставила календарь дома и термометр тоже.
   Пат ощутил мгновенную панику, но потом улыбнулся. Почему бы и нет? У них теперь были деньги. У них было благополучие, и они планировали переехать из квартиры в дом, расположенный кварталах в пяти от Сэма, – приятный кирпичный дом, похожий на те, которые стоят вокруг озера здесь, в Швейцарии, с задним двориком и деревьями спереди. Дом принадлежал "Поставщикам провизии Бергоффа", но Бергофф разорился и был готов на хорошую сделку, особенно с другом Ала Сантини.
   Внезапно Конни вспомнила, что это был за день – воскресенье. Они нарядно оделись и пошли на мессу в Гросс-Мюнстерский собор, построенный Шарлеманом.
   Позже Конни сказала:
   – Я молилась Святой Терезе. Я просила у нее, чтобы у нас был красивый мальчик. Мы назовем его Патриком, как и тебя.
   – Ты несколько торопишься, – кисло заметил Пат. – Кроме того, меня зовут Паскуале.

Глава 11

   Через два месяца после возвращения из Швейцарии Конни второй раз сходила к молодому доктору Пиледжи и обнаружила, что Святая Тереза откликнулась на ее молитвы. Прямо от врача она пошла в собор Святого Адриана и поставила свечку святому.
   В тот день Пат дежурил в Семнадцатом участке с двенадцати до восьми утра. Когда он выходил в ночную смену, он обычно покупал пакет печенья. Конни старалась встать, когда он возвращался, чтобы помочь ему сделать завтрак, но если она спала, он просто ел печенье со сливочным сыром и кофе и прыгал в кровать. Из-за беспорядочного расписания у них были отдельные, но смежные спальни.
   Тем утром Конни проснулась со звоном будильника, который она поставила, чтобы проснуться, когда Пат вернется. Как только она услышала звук подъезжающей машины, она стала выжимать сок из апельсинов. Это для Пата. Она смолола и поставила кофе. Когда он завтракал один, то всегда пользовался быстрорастворимым.
   Пат, как только вошел, сразу же учуял запах молотого кофе.
   – Конни, ты встала? – крикнул он.
   – Я здесь, в кухне, – ответила она.
   Кухня была большой и солнечной, с окнами с трех сторон. Позади был выход к гаражу. Пат вошел через него. Коснувшись губами лба Конни, он взял стакан с соком.
   – Великолепно. Это мне пригодится, – заметил он и одним глотком отхлебнул половину.
   Повесив китель на стул, он сел с утренним выпуском "Дейли ньюс", чтобы просмотреть результаты матчей.
   Конни так и не смогла привыкнуть к виду Пата, сидящего на кухне без пиджака с торчащим из-за пояса пистолетом, но она была счастлива. Поджарив яйца с маслом и свежим зеленым перцем, как любил Пат, она взяла у него пакет с печеньем, сломала одно и положила на тостер для подогрева.
   – Восхитительно, – пробормотал Пат, переходя к следующей странице спортивных новостей.
   Конни принесла ему кофе и бутылочку сахарина, который он стал употреблять, чтобы не толстела талия. Фигура Пата все еще была стройной и атлетической, но когда он сидел, над ремнем показывалось подобие брюшка.
   Конни села напротив за желтый кухонный столик и стала смотреть, как он пьет кофе и листает газету. Через некоторое время Пат почувствовал, что она на него смотрит, и с вопросительным видом опустил газету.
   – Пат, – сказала она, – У меня есть чудесная новость.
   Такое заявление Конни обычно означало, что или собор Святого Адриана раздобыл восемьсот долларов для азиатских детей-сирот, или она договорилась покрасить ванную по знакомству всего за двадцать пять, или еще какую-нибудь малозначительную новость. Он поднял глаза, делая вид, что ему интересно:
   – Да?
   – Пат, – сказала Конни, потянувшись, чтобы взять его руку, – Святая Тереза услышала мои молитвы.
   – Очень приятно.
   – У нас будет ребенок.
   Секунд десять он смотрел на нее, не понимая, затем до него дошло. Он широко улыбнулся, не в силах скрыть восторг:
   – Это восхитительно, Конни! Серьезно, это восхитительно! Когда ты узнала?
   Она рассказала ему все в деталях, и он показался ей ближе и более заинтересованным в ней, чем за два последних месяца, прошедших после поездки. Потянув вокруг стола, Пат посадил ее на колени, осторожно держа за талию.
   – Я рад. Это то, что мы ждали. А как ты считаешь? – спросил он.
   – Сейчас все хорошо. У нас есть дом. Достаточно денег. Здесь хороший район для ребенка.
   – Ты уже говорила Сэму?
   – Собиралась позвонить попозже.
   – Давай вместе ему позвоним, – предложил Пат.
   Сэм был вне себя от восторга:
   – Господи, я буду дедушкой! Я уж думал, что это никогда не случится! Давайте, я устрою приятную семейную вечеринку.
   – Нет, это мы ее устроим. Но я хотел бы подождать несколько месяцев, пока мы не удостоверимся, что все будет в порядке.
   Конни сияла от счастья.

* * *

   Пат выбрал время для вечеринки в июне. Поскольку Конни была уже на седьмом месяце, он настоял на том, чтобы все блюда для стола были привозными. Сэм порекомендовал поставщика Чарли Найтингейла, который работал на Вилли Мура в округе Берген. Чарли должен был разжечь на заднем дворе древесный уголь, чтобы приготовить огромный филей чистого, выдержанного говяжьего мяса.
   Звонок Ала Сантини в "Ройял" обеспечил нужное количество высококачественного мяса. Конни настояла на том, чтобы самой сделать лазанью в качестве добавочного блюда, и Пат не возражал, так как Эсперанца должна была помогать. Льюис, черный дворецкий и подручный Сэма, должен был встречать гостей и принимать у них одежду. Приглашено было более пятидесяти человек, включая университетских друзей Пата – Арти Уинберга и Джима Бэйли – и нескольких других приятелей из старой команды с улицы Малбери – Ала Сантини, Поли Федеричи и Поля Ганчи.
   Чтобы оживить вечер, Сэм пригласил "музыкальную банду" – аккордеониста, скрипача и пианиста, которые перемежали "Торна а Сорренто", "Маре, Маре, Меццо Маре" и классику Монтовани.
   Во время вечеринки женщины болтали о детях и восхищались, как Конни обставила дом, использовав эклектическую комбинацию стиля модерн с провинциальным французским стилем.
   Мужчины говорили о работе, спорте, политике и сексе. Поли Федеричи был главным редактором "Бронкс хоум ньюс". Поль Ганчи владел похоронным бюро на краю старого района Малбери. В Семье ходили слухи, что именно Ганчи изобрел гроб с двойным дном. В таком гробу можно спрятать тело, которое по определенным соображениям должно исчезнуть.
   Среди приглашенных был Гвидо Патерно – банкир и финансист Семьи. Недавно его избрали директором Первого американского банка, в котором он был самым крупным вкладчиком. Банк имел отделения в других городах и был связан с частными банками на Багамах, в Монреале и на Бермудах.
   Примерно в пол-одиннадцатого гости начали расходиться, шумно прощаясь с объятиями и двойными итальянскими поцелуями.
   Оставив Конни с гостями, чтобы она помогала им искать их пальто и окончательно прощалась с уходящими, Патерно с Патом перешли в комнату первого этажа, которую Пат превратил в свой кабинет с конторским стулом, антикварным письменным столом из красного дерева, кожаным диваном и стеной книг. Под досками пола Пат сам сделал незаметный подвальчик из бетона и стали.
   Пат предложил Патерно сесть на диван и, достав из маленького холодильника лед и грант двенадцатилетней выдержки, разлил его. Выпив друг за друга и за ребенка, они занялись делом.
   – Гвидо, – сказал Пат, – этим делом я занимаюсь самостоятельно. Что бы ты сделал с облигациями правительства на триста тысяч долларов?
   – Я мог бы гарантировать тебе двадцать – двадцать пять процентов, – ответил Гвидо после размышления. – Почему бы нам не продать их здесь, в Нью-Йорке?
   – А что, если бы я открыл счет в швейцарском банке?
   – Ну, будет трудно перевести туда деньги.
   В прихожей Конни искала черную норковую шубу Сильвии Ганчи. Она находилась в глубине большого стенного шкафа для одежды. Сняв тяжелую блестящую шубу с крюка, Конни услышала голоса, идущие от стены. Этот шкаф граничил с большой комнатой, которая служила Пату кабинетом. Возможно, Констанца не стала бы прислушиваться, если бы не узнала громкий, возбужденный голос Пата.
   – Ты с ума сошел, Гвидо! – горячо говорил он. – Я быстро все улажу в Монреале. Мы сможем получить полную цену. Мы разместим деньги в отделении твоего банка в Монреале. Я тебе дам десять процентов. Это хорошие проценты. Затем я сам провезу деньги из Монреаля прямо в Цюрих, и нигде это не будет зарегистрировано. Может быть, на обратном пути я закину пятьдесят тысяч Чарли Лаки в Италию, так чтобы деньги на меня работали. Эти пятьдесят я могу за два месяца превратить в сто пятьдесят.
   Гвидо, казалось, заинтересовался:
   – Может быть, я мог бы немного подкинуть отравы? Ну, белый порошок, ты понимаешь. Хочешь в это включиться?
   – А я думал, Фрэнк приказал не лезть в дела с белым порошком.
   – Э! Сейчас все этим занимаются. Вито ничего не говорит Фрэнку, но это большая часть его бизнеса. Если наша Семья хочет остаться на плаву, мы должны тоже этим заняться.
   Наступило молчание, затем послышался приглушенный голос Гвидо. Очевидно, они разливали спиртное, но он говорил:
   – Мои проценты... возьми их с собой и обрати в товар...
   Дальше голоса перестали быть различимыми. Видимо, они отошли от стены в сторону холодильника, Конни оперлась о стену, держась за живот и размышляя.
   Раньше ей казалось, что нет ничего странного в той жизни, которую они вели. Она была уверена, что с большой квартирой в Ривердейле им помог Сэм. По дому Пат не обсуждал с ней финансовую сторону, но Конни предполагала, что основная часть оплаты произведена из свадебных подарков. Она никогда не обращала особого внимания на денежные дела, но слышала, что этот дом стоит не меньше ста тысяч. Никто никогда не обсуждал их образ жизни. Она привыкла к подаркам и помощи со стороны отца.
   Конни имела смутное представление о том, что Пат вовлечен в какие-то деловые связи с Сэмом и Артуром тоже, но не знала, что это за дела. Однако, основываясь на немногочисленных знаниях, полученных из отделов новостей газет, она ясно поняла, о чем шла речь в услышанном разговоре. Она плохо разбиралась в акциях и облигациях, но в данном случае с ними определенно было связано что-то нелегальное. Насчет же белого порошка все было понятно. Это, должно быть, героин или кокаин.
   Не отсюда ли брались средства на все их шикарные путешествия, которые, как говорил ей Пат, оплачивал некий "друг"? Не из-за этих ли манипуляций они ездили во второй медовый месяц с остановками в Неаполе и Цюрихе – в ту поездку, из которой она и приехала с пузом? За дар Святой Терезы было заплачено наркотиками в венах какого-нибудь больного бедняги в Гарлеме.
   – Святая Богоматерь, прости нас! – прошептала Конни.
   Внезапно ее семимесячный живот показался ей очень тяжелым, свет над головой помутился и замерцал разными цветами. Лицо Конни повлажнело, дыхание начало выходить короткими хрипами. Ей казалось, что огромный комок плоти и крови в ее животе стремится пробиться к ее горлу.
   Почувствовав, что сползает на пол, она постаралась за что-нибудь ухватиться. Ее рука нашла деревянный стержень над головой, на котором висели остальные пальто. Но стержень не был предназначен для такого веса, стенная накладка оторвалась с резким скрипом, и Конни неуклюже упала на пол, оказавшись под грудой одежды.
   В комнате рядом Пат и Гвидо услышали странные звуки и выбежали из комнаты в тот же момент, когда Сильвия, подбежав, открыла полузакрытую дверь стенного шкафа. Увидев происшедшее, она издала пронзительный крик:
   – Помогите! Помогите! Это Конни! Быстро. Помогите кто-нибудь!
   Пат, бросив взгляд в шкаф, во всю мощь легких крикнул:
   – Позовите Пиледжи!
   Вбежав в кладовку, он начал стаскивать упавшие пальто с Конни, лицо которой было влажным и мертвенно бледным, ноги неуклюже раскинуты. Синее шелковое платье задралось намного выше колен. Пат взял ее подмышки и потащил на свежий воздух.

Глава 12

   Пату удалось выпроводить оставшихся гостей и отнести бессознательную Конни в ее спальню наверху.
   Врач посветил ей в глаза фонариком-карандашом, потрогал пульс, ощупал живот и прослушал сердце стетоскопом. Он попросил Пата помочь стянуть с нее длинное платье.
   – С ней все в порядке, доктор? – спросил Пат.
   Он заметил, что глаза у Конни остекленели и были полузакрыты.
   – Все в порядке, насколько я понимаю, – сказал молодой врач.
   Это был не тот старый доктор Пиледжи, который так долго лечил семью, а молодой Пиледжи с длинными рыжими волосами и сильной верой в психиатрию по Фрейду.
   – Она испытала какой-то шок. Вы не помните каких-либо происшествий сегодня, которые могли бы это вызвать?
   Пат удивленно покачал головой.
   – Ну, я просто беспокоюсь, что это может вызвать преждевременные схватки. Сколько у нее, уже семь месяцев?
   Пат кивнул.
   – Что же, было бы хорошо, если бы роды не были преждевременными. Посмотрим, что мы можем сделать, Вы меня извините?
   Он выгнал Пата за дверь, перед тем как продолжить осмотр.
   – Думаю, все будет в порядке, – сказал он позже. – Я дал ей пару таблеток секонала, но лучше ее держать под присмотром. Я зайду завтра. А вы пока могли бы поискать причину шока или испуга. Это может быть полезным. Не испытывала она тревоги насчет болей при родах?
   – Нет, – сказал Пат. – Думаю, она с радостью их ждала.
   – Что же, поговорим с ней завтра. У нее были случаи истерики?
   – Ну, иногда она шумит. Я не назвал бы это истерикой. Она немного нервная.
   – Гм, – ответил врач, оставив Пату догадываться, что это означало. – Ну, а как насчет секса? Было ли с этим нормально? Надеюсь, вы не будете возражать против моего вопроса.
   – Я не против. Я только думаю, что это не ваше собачье дело.
   Пат проводил врача до двери.
   – Не принимайте мои слова близко к сердцу, – сказал молодой Пиледжи. – Просто я думаю, это может иметь отношение.
   – Займитесь лучше медициной, доктор, – заметил Пат, помогая врачу найти свои пальто и шляпу.