Мютцельбург Адольф. Властелин мира

   — Это еще вопрос, действительно ли вы — частное лицо! — с явным раздражением вскричал король. — Утверждают, что вы — авантюрист, политический агент, Бог знает кто!
   — Домыслы и предположения людей по поводу моей жизни уже давно стали мне безразличны и останутся таковыми впредь. Теперь я понимаю, что Ваше Величество введены в заблуждение относительно важности моей персоны. Не моя вина, что я не являюсь важной фигурой и не владею искусством делать золото, обманув тем самым ожидания Вашего Величества.
   — Послушайте, друг мой, вы, кажется, решили прочесть мне нотацию? — с горечью сказал король. — Вы забываете, что находитесь в обществе, в котором еще никогда не бывали. Вы забываете, что богатство как таковое, сколь бы велико оно ни было, еще не гарантирует доступа в этот дворец.
   — Я отнюдь не стремился попасть сюда, — ответил Монте-Кристо, и лицо его осталось таким же непроницаемым, холодным и спокойным, как и при входе в кабинет короля.
   — Вы хотите сказать, что пребывание здесь оставляет вас равнодушным? — вскричал король почти с яростью. — Может быть, вы хотите подчеркнуть, что оказанная честь вам безразлична?
   — О нет, сир, я ценю честь, которую вы мне оказали! — ответил граф. — Я только сожалею, что обязан этой честью всего лишь любознательности Вашего Величества!
   — О, да вы, кажется, якобинец, сударь?
   — Одному Богу известно, кто я! — спокойно и почти торжественно произнес Монте-Кристо.
   Мгновение король медлил, потом позвонил. В кабинет вошел Тьер.
   — Не знаю, как поступить с этим человеком, — обратился к министру король. — Отвечать он отказывается, похоже, он даже вознамерился перечить мне. Что будем делать?
   — Я мог бы наперед сказать об этом Вашему Величеству, — ответил Тьер. — Что будем с ним делать? Думаю, его надо выслать туда, откуда он прибыл.
   — Выслать из пределов Франции, ничего не узнав? — спросил Луи Филипп.
   Говоря эти слова, он немного запнулся, и по лицу Монте-Кристо пробежала улыбка. Он догадывался, чтб именно хотел сказать король: не узнав тайну изготовления золота!
   — С таким же успехом мы можем прибегнуть к принудительным мерам! — предложил министр. — Не исключено, что этот граф приобрел свои богатства незаконным путем. Возможно, он обнаружил пропавшую армейскую казну или нашел клад, половина которого принадлежит государству.
   — Верно, — согласился король. — Я уже думал об этом. Значит, половина его состояния! А что известно нашей полиции а размерах всего состояния?
   — Точно установить не удалось. Приблизительно пятьдесят миллионов франков.
   — Что же, неплохая сумма! Однако прежде нам необходимо выяснить правду, всю правду! Государство не имеет права обогащаться так, как это может позволить себе частное лицо.
   — Итак, Вашему Величеству угодно, чтобы было начато следствие по делу так называемого графа Монте-Кристо? — спросил министр.
   — Ну да, пожалуй, если он продолжает упорствовать! Видите, Монте-Кристо, мы не позволим водить себя за нос! Так что будьте благоразумны!
   — Ваше Величество! — вскричал Монте-Кристо. — Я не ваш подданный, я не ваш враг, я не обвиняемый! Я требую, чтобы мне предоставили свободу! Пусть полиция следит за каждым моим шагом. Через три дня я уеду из Парижа, а не позже чем через неделю вообще покину пределы Франции. Но три дня я должен пробыть здесь!
   Король повернулся к нему спиной и вышел из кабинета.
   Спустя четверть часа граф, сопровождаемый полицейским чиновником довольно высокого ранга, уже находился в своей карете, на козлах которой рядом с кучером вновь восседал Али. Монте-Кристо успел обменяться с Али какими-то знаками и сказать ему несколько слов по-арабски. Затем карета тронулась.
   Вдруг граф распахнул дверцу и, прежде чем полицейский чин успел его задержать, исчез. Чиновник велел кучеру остановиться, но тот продолжал погонять лошадей, не жалея кнута. Когда карета наконец остановилась и полицейский выбрался из нее, он обнаружил, что Али тоже исчез. Чемодан графа загадочным образом пропал еще раньше, когда карета стояла перед дворцом Тюильри, и полицейский чин даже не мог сорвать досаду на кучере, потому что перед тем, как соскочить с козел, Али знаками приказал ехать как можно быстрее.
   На этот раз граф был свободен.

XIV. ТРИУМВИРАТ

   В уже знакомой нам комнате дома на улице Меле, где мы недавно видели Валентину Моррель в кругу родных ее мужа, в тот день находился лишь Эмманюель Эрбо. Он был бледен, выглядел растерянным и от волнения не находил себе места, расхаживая по комнате.
   Болезнь жены, которая последовала за родами и усугубилась случайно до нее дошедшим известием о смерти Морреля, невозможность из-за этого самому покинуть Париж, отсутствие вестей от Валентины и ее покровителя — эти обстоятельства способны были повергнуть в уныние и печаль любое сердце.
   Вошедший слуга передал Эмманюелю письмо. Господин Эрбо распечатал его и, пораженный написанным, перечитал еще несколько раз.
   «Наш друг уже в Париже, — говорилось в письме. — Это тот самый человек, которому Ваше семейство издавна считает себя многим обязанным. Неблагоприятные обстоятельства не позволяют ему прийти к Вам открыто, как во время первого приезда в Париж. Поэтому по истечении часа с той минуты, как получите это письмо, откройте в своем саду калитку и впустите того, кто произнесет слова „Томсон и Френч“».
   — «Томсон и Френч»! Да, да, это он! — не помня себя от радости, вскричал Эмманюель. — Именно так назывался банкирский дом, вексель которого выкупил граф Монте-Кристо, спасая моего тестя! Это граф, и никто другой! Слава Богу! Теперь снова есть надежда!
   Он поспешил было к дверям, но, подумав, остановился.
   — Нет, нет, эта весть только взволнует Жюли, и ничего больше! Значит, через час!
   Ближайшие четверть часа, которые он провел у постели больной жены, казались ему бесконечными. За десять минут до назначенного срока он уже был у калитки сада, выходившего на тихую улицу. Точно в указанное время в калитку постучали и кто-то произнес долгожданные слова «Томсон и френч». Эмманюель моментально распахнул калитку и немного опешил от неожиданности: перед ним стоял вовсе не граф Монте-Кристо. Это оказался сгорбленный, седой старик, одетый очень скромно, почти бедно.
   — Добрый день, господин Эрбо, — сказал он, войдя в сад и сразу же закрывая за собой калитку. — Надеюсь, мы здесь одни и нас никто не слышит?
   — Никто! — поспешно ответил Эмманюель, не сводивший глаз с незнакомца. — А вы, сударь… что привело вас ко мне?
   — Как, вы не узнали меня в этом обличье? — смеясь, воскликнул неизвестный. — Неужели я так изменился?! Что ж, тем лучше! Так вот, я — Эдмон Дантес, собственной персоной!
   — Да, да, теперь я и сам вижу! — обрадованно промолвил Эмманюель и, схватив руку графа, горячо пожал ее. — Слава Богу, что вы приехали! Ах, господин граф, вы появились в такое тяжелое время! Моррель мертв, Валентина далеко, моя жена больна!
   — Именно поэтому я здесь! — сказал граф Монте-Кристо. — А теперь пойдемте в эту милую беседку, где нас никто не увидит и не услышит. Мне хотелось бы разузнать у вас обо всем, что произошло.
   Они отправились в беседку, где завязался долгий разговор, из которого Монте-Кристо узнал только то, о чем ему было уже известно со слов аббата и герцога. Единственным источником сведений, которым располагал Эмманюель, было письмо Валентины. Обращение к властям не дало никакого определенного результата, хотя его еще раз заверили, что Моррель не был казнен, ему удалось бежать. Вероятно, болезнь жены помешала Эмманюелю Эрбо продолжить поиски истины. Иначе бы он, конечно, узнал, что капитана Морреля судили вместо настоящего преступника, а затем отправили в психиатрическую лечебницу.
   — Утешьтесь, друг мой, — успокоил граф, невозмутимо выслушав невеселое повествование Эмманюеля. — Макс жив, правда, находится в тюрьме. Прошу вас только об одном: заботы о его освобождении предоставьте мне. Вторая моя задача — выяснить судьбу Валентины и соединить ее с мужем. Обо всем этом никому ни слова. Никто не должен знать, что я еще во Франции, больше того — в Париже. Оставайтесь с женой и приложите все усилия, чтобы она поправилась. А теперь прощайте, мне дорога каждая минута.
   — О, господин граф, вы снова наш спаситель! Да вознаградит вас Бог! — вскричал Эмманюель со слезами благодарности. — Так вы не вернетесь вместе с Максом? Вы покидаете Париж и не оставляете мне надежды вновь увидеть вас?
   — Все это еще неясно мне самому, мой друг! — ответил Монте-Кристо. — Передайте Жюли, что Макс жив. Это подействует на нее лучше любого лекарства!
   С этими словами граф удалился, провожаемый радостно возбужденным Эмманюелем. Однако прежде, чем он достиг калитки, из дома поспешно вышел старик слуга, издали размахивая зажатым в руке письмом. Монте-Кристо немедленно спрятался за установленной в саду статуей, опасаясь, что слуга заметит его.
   — Письмо! Письмо из Берлина! — кричал старик. Издав радостный вопль, Эмманюель бросился навстречу слуге, взял у него конверт и, мельком взглянув на адрес, заторопился к графу.
   — Идите сюда! — позвал он. — Письмо из Берлина, возможно, от Валентины! Во всяком случае, оно нам скажет что-то новое. Идите сюда, прочтем его вместе!
   Снова очутившись в уже знакомой нам беседке, Эмманюель распечатал конверт.
   — Письмо адресовано мне и написано явно мужской рукой! — воскликнул он. — А подпись — дон Лотарио де Толедо! Такого имени я не знаю!
   — Зато я знаю! — сказал граф. — Ну, читайте! Я сгораю от нетерпения!
   — «Сударь!
   Эти строки написаны по поручению дамы, которая Вам дорога, — по просьбе госпожи Моррель. Познакомившись со мной у графа Аренберга, она попросила меня узнать, получали ли Вы пис ма из Берлина, написанные ею, или же к Вам поступали письма некоего де Ратура, утверждающего, что он — друг капитана Морреля. Мне кажется, у госпожи Моррель возникло подозрение, что этот Ратур неискренен с нею. Она не может поверить в смерть своего мужа. Бели бы у Вас появилась возможность приехать в Берлин, это было бы самое лучшее, чтобы внести некоторую ясность и положить конец отношениям, сложившимся между госпожой Моррель и этим человеком, которого я считаю двуличным. Во всяком случае, госпожа Моррель ждет, что Вы сообщите мне, известны ли Вам какие-либо подробности о судьбе ее мужа, ибо она желает, чтобы переписка между нею и Вами шла через меня. Дело в том, что госпожа Моррель не доверяет де Ратуру, который, откровенно говоря, держит ее буквально под домашним арестом. Поэтому прилагаю свой адрес и хочу заверить Вас, что не премину выполнить Ваши поручения на этот счет, если Вам будет угодно мне их дать, чтобы оказать услугу даме, несчастная судьба которой вызывает во мне величайшее сочувствие.
   Лотарио де Толедо ».
   Кто же такой этот дон Лотарио? — воскликнул Эмманюель, закончив чтение.
   — Дон Лотарио — мой протеже, человек чести. Я считаю большой удачей, что Валентина выбрала именно его. Теперь мне будет спокойнее за нее. Что касается личности господина де Ратура, скоро я это выясню. Никаких оснований для волнений, дорогой Эмманюель, у вас нет!
   На этот раз Монте-Кристо без помех добрался до садовой калитки и на прощание пожал руку Эмманюелю.
   В некотором отдалении графа ожидал фиакр. Монте-Кристо велел кучеру ехать на улицу Гран-Шантье.
   Как помнит читатель, там жил аббат Лагиде, и граф торопился именно к нему. Али уже успел известить аббата о часе приезда графа. Аббат воспользовался оставшимся временем, чтобы уведомить герцога***, и теперь оба с нетерпением ожидали появления человека, дружбу которого ценили превыше всего на свете.
   Встреча получилась сердечной, лишенной даже намека на какие бы то ни было церемонии. Все трое искренне радовались возможности увидеться, как радуются друзья юности, не встречавшиеся много лет. Они долго трясли друг другу руки, не скрывая своих чувств. Как обычно бывает в подобных случаях, разговор зашел вначале о всякого рода пустяках.
   Граф первым завел речь о более серьезных делах.
   — Дорогой аббат, — поинтересовался он, — письма для меня уже пришли?
   Аббат принес целую пачку корреспонденции. Большая часть писем была из разных городов и касалась религиозных устремлений графа. Сначала Монте-Кристо прочитал только подписи, а затем отложил весь пакет для себя. Лишь одно послание он прочел от первой до последней строчки — письмо из Нового Орлеана от мистера Натана.
   Банкир сообщал — спустя два дня после отъезда графа, — что состояние Вольфрама ничуть не изменилось и врач, который, впрочем, проявляет всяческую заботу о раненом, пока ничего не обещает. Амелии же Натан сказал, что Вольфрам в отъезде, а поскольку ее хозяйка ведет жизнь весьма уединенную, он надеется, правды она не узнает. В городе стали теперь питать к Вольфраму некоторую симпатию, и, если он поправится, о нем, несомненно, позаботятся, так что непосредственная помощь со стороны графа или его — Натана — ему вряд ли потребуется. Граф прочел это письмо друзьям.
   — Сознаюсь, — добавил он, опустив глаза, — что смерть этого человека сделала бы меня несчастным на всю жизнь, она тяжким бременем легла бы на мою совесть. Бог избавил меня от подобного испытания. Он прочитал в моей душе, он знает, что я желаю Вольфраму добра.
   — Но в то же время, — заметил герцог, — в то же самое время, дорогой граф, Бог предостерег вас. Ему угодно было напомнить вам, чтобы вы не заходили слишком далеко.
   — Я чувствую это! — сказал граф Монте-Кристо. — Еще одно, более очевидное предостережение — это судьба Морреля. Поэтому я и спешил сюда, спешил помочь, если удастся. Надеюсь, так оно и будет. Только скажите мне, что вы узнали о Морреле?
   И теперь от герцога, которому удалось выяснить обстоятельства этого странного дела, Монте-Кристо со всеми подробностями узнал о том, что Морреля приняли за Рабласи, обвинили и осудили, узнал о помешательстве капитана.
   — Но почему же Морреля спутали с тем убийцей? — недоумевал граф. — Ведь вы были у него той ночью, герцог. Вы говорите, на нем был обыкновенной черный костюм, а между тем решающую роль на суде сыграло то обстоятельство, что Макса нашли одетым в куртку негодяя Рабласи.
   Герцог — а он-то и был тем таинственным незнакомцем — еще раз подробно поведал об обстоятельствах злополучной ночи, и все трое, взвесив и обсудив известные им факты, пришли наконец к заключению, что узник, покинувший горящую тюрьму вместе с Моррелем, герцогом и королевским прокурором, и был тем самым Рабласи. Они предположили также, что преступник воспользовался бумагами, обнаруженными в карманах Макса, чтобы обмануть Валентину и выманить ее из Франции.
   — Теперь мне ясно, что господин де Ратур, о котором дон Лотарио написал Эмманюелю Эрбо, не кто иной, как убийца Рабласи. Вряд ли, однако, он познакомился с графом Аренбергом уже в Берлине. Вы не помните, Лагиде, здесь, в Париже, не встречали человека с таким именем?
   — Позвольте! — воскликнул аббат. — Некий де Ратур был однажды представлен мне у графа Аренберга! Он слыл бонапартистом, тайно проживающим в Париже, и выдавал себя, если не ошибаюсь, за медика.
   — Все совпадает! — сказал Монте-Кристо. — Хорошо! Из письма дона Лотарио следует, что этот негодяй пока не осмеливался всерьез докучать госпоже Моррель. В самое ближайшее время мы разузнаем все подробности этой истории, и, думаю, вырвать Валентину из лап мерзавца не составит особого труда. А мне предстоит поразмыслить о более важном деле. Особого внимания заслуживает сейчас сам Моррель. И, наконец, о доне Лотарио. Что вам о нем известно?
   — Ничего, кроме того, что он влюблен в Терезу и из-за ее холодности к нему чувствует себя несчастным! — ответил Лагиде. — Могу вам повторить, граф, только то, о чем уже писал. Я бы не хотел, чтобы вы подвергали этого молодого человека слишком суровому испытанию! В этом нет необходимости!
   — Мне нужно основательно все обдумать, — задумчиво ответил граф. — Я не намерен идти дальше, чем следует. Надеюсь, небо, которое до сих пор благоволило мне, будет покровительствовать и впредь и оградит от опасностей тех, кого бы мне хотелось сделать опорой нашего союза.

XV. ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ЛЕЧЕБНИЦА

   В одной из живописнейших провинций к югу от Парижа вдалеке от дорог возвышался большой приветливый, хотя и сильно укрепленный, дом, окруженный обширным парком. Раньше это был замок, но по распоряжению властей он был расширен и превращен в психиатрическую лечебницу, в которой, впрочем, содержались только те, кто и так уже находился под строгим надзором государства. Иными словами, это была лечебница для заключенных.
   Спустя несколько дней после описанных выше событий к заведующему лечебницей явился незнакомый пожилой господин с рекомендательным письмом некоего высокопоставленного чиновника министерства, ведавшего подобными заведениями. В письме содержалась просьба рассказать его подателю — доктору Коннару — все, что тому угодно будет узнать о лечебнице и ее пациентах.
   Заведующий, которому поневоле приходилось вести довольно уединенную жизнь, ведь больных насчитывалось немного, с готовностью согласился познакомить любезного доктора Коннара с особенностями проводимого лечения.
   Доктор, казалось, остался весьма доволен разумными порядками, установленными в лечебнице. У каждого пациента он проводил немало времени, с большим вниманием изучая характерные симптомы расстройства его психики.
   — А здесь у нас еще один тихий, безобидный больной, — заметил заведующий, открывая дверь очередной палаты. — Он кроток, словно дитя. Тем не менее мне охарактеризовали его как весьма опасного преступника, способного даже симулировать сумасшествие. Это убийца. Его зовут Этьен Рабласи.
   — По-моему, я уже что-то слышал об этом человеке, — сказал доктор Коннар. — Теперь давайте посмотрим на него.
   Они вошли в просторное помещение, довольно светлое, ибо там было несколько окон, расположенных, правда, очень высоко, почти под потолком, и забранных крепкими решетками. Больной сидел на табурете у стола, подперев голову рукой. Выглядел он в общем неплохо и производил впечатление вполне разумного человека.
   Он с удивлением взглянул на вошедших. Убедившись, что это не санитары, к которым он успел привыкнуть, больной поднялся со своего места, поклонился и пододвинул им свой табурет, как бы приглашая присесть.
   — Ну, как вы чувствуете себя сегодня, господин Рабласи? — спросил заведующий.
   Больной ничего не ответил, а лицо его приняло угрюмое выражение.
   — Он никак не реагирует, если его называют Рабласи! — шепнул заведующий Коннару. — Он выдает себя за небезызвестного капитана Морреля. Впрочем, сейчас вы сами услышите! Я вижу, вы здоровы и бодры, капитан Моррель! — громко сказал он.
   — Да, благодарю вас, сударь! — учтиво отозвался капитан. — Я чувствую себя совершенно здоровым. Позвольте узнать, мое дело закончено?
   — Еще не совсем, — ответил заведующий. — Но я надеюсь, вас оправдают.
   — Оправдают? Этого я не требую! — сказал капитан с необъяснимой улыбкой душевнобольного, спокойно глядя на заведующего своими блестящими, но пустыми глазами. — Мне хотелось бы только повидать жену и ребенка!
   — Но, дорогой капитан, у вас нет ни жены, ни ребенка! — возразил заведующий.
   — Ни жены, ни ребенка? — пробормотал Моррель, тупо и безразлично уставившись в пол. — Странно, а мне казалось… хм! Я хочу вам кое-что сказать! Да, да, так оно и есть!
   С этими словами он загадочно и доверительно, как это свойственно сумасшедшим, подмигнул заведующему, приглашая подойти поближе, и наклонился к его уху.
   — Я видел сон! — сказал он довольно громким шепотом, так что было слышно и доктору. — Видел сон с той минуты, когда попал на остров Монте-Кристо. Да, мне явилась не сама Валентина, а всего лишь ее дух! У меня не было ни жены, ни ребенка! Это был только сон!
   — Ну, что вы скажете об этом безумце? — поинтересовался заведующий у доктора. — Похоже это на симуляцию?
   — Нет, — ответил доктор, — это, безусловно, не притворство. Да и к чему оно здесь? Палата прочна, словно тюремная камера. Бежать отсюда не легче, чем из тюрьмы.
   — Ну, не скажите, — прошептал заведующий. — Во время прогулки в парке больные пользуются некоторой свободой.
   Вместе с доктором он покинул палату, продемонстрировал своему гостю еще нескольких пациентов и наконец вернулся с ним в свою квартиру.
   Доктор Коннар рассказал, что остановился у друга детства, который живет неподалеку. Он попросил разрешения навещать иногда необычное заведение, на что заведующий охотно дал согласие. Вполне удовлетворенный, доктор распрощался с гостеприимным хозяином.
   На следующий день его можно было видеть в несколько непривычном для почтенного, уже немолодого врача месте. Он расположился среди ветвей дерева, которое росло вблизи стены, окружавшей больничный парк. Со своего наблюдательного пункта доктор внимательно изучал все дорожки парка, прибегая иногда к помощи небольшой подзорной трубы. Окончив осмотр, он осторожно спустился с дерева и, стараясь остаться незамеченным, покинул окрестности лечебницы, к счастью весьма малонаселенные, чтобы направиться в раскинувшийся неподалеку городок, где снимал комнату в скромной гостинице.
   Еще через день доктор снова наведался в лечебницу, причем оказался там как раз в то время, когда Моррель, или Рабласи, в сопровождении санитара прогуливался в парке. Присоединившись к ним, доктор время от времени задавал больному какие-то вопросы, причем спрашивал столь необычным голосом, что того всякий раз охватывало беспокойство и он устремлял на Коннара пристальный взгляд.
   — Погода, мне кажется, не совсем подходит для прогулок, — заметил доктор, делясь своими наблюдениями с заведующим. (И в самом деле, было очень холодно, и земля оделась легким снежным покрывалом.) — И вы разрешаете несчастному не пропускать ни одного дня?
   — А почему бы нет? — ответил заведующий. — Движение оказывает на больного благотворное действие.
   — А не опасно отпускать его с одним санитаром?
   — О нет, ничуть! Вы сами могли убедиться, насколько безобиден и тих этот человек. Не думаю, чтобы он притворялся! Да и санитары нужны мне для других больных — ведь большинство из них буйные. Кроме того, на ногах у него кандалы — где уж тут перебраться через высокую стену?
   — Ах да, я и забыл! — спохватился доктор Коннар. — Вы совершенно правы!
   Назавтра, незадолго до полудня, доктор снова находился на своем наблюдательном пункте, который устроил на громадной ели: ее густые лапы служили прекрасным укрытием даже зимой. Он не отрывался от подзорной трубы, наведенной на здание лечебницы. Заметив, что в дверях, выходящих в парк, появились двое, доктор слез с дерева и сделал знак какому— то человеку, который сидел на пне недалеко от него и, казалось, только и ждал этого сигнала.
   Незнакомец — это был негр — поднялся и подошел к доктору.
   Доктор что-то сказал ему, потом забросил на стену веревочную лестницу и взобрался по ней наверх. Все это он проделал так скрытно, что заметить его из парка было совершенно невозможно. Тем временем негр притащил еще одну лестницу — на этот раз деревянную — и установил рядом с веревочной.
   Прошло около десяти минут. Услышав шаги, доктор осторожно выглянул и увидел Морреля, приближающегося в сопровождении санитара.
   Им предстояло пройти совсем рядом со стеной. Моррель шел немного впереди, а санитар, беззаботно насвистывающий какую-то песенку, отставал от своего подопечного на несколько шагов. И когда страж капитана проходил мимо того места, где притаился взобравшийся на стену Коннар, доктор прыгнул прямо на него. От неожиданности санитар закричал, но доктор не дал ему опомниться: засунул в рот кляп и связал руки. Все это Коннар проделал с таким проворством и с такой энергией, каких вряд ли можно было ожидать от человека его возраста. В довершение всего он связал санитару ноги и только тогда взглянул на Морреля.
   Услышав вопль своего провожатого, капитан обернулся — да так и застыл на месте при виде столь необычного зрелища. Не теряя ни минуты, доктор шагнул к нему.
   — Моррель! — сказал он. — Мы должны бежать! Вы меня понимаете? Нам нужно к Валентине, к маленькому Эдмону! Скорее, там лестница!
   Говоря это, он лихорадочно разбивал кандалы на ногах капитана.
   Пока доктор Коннар занимался с санитаром, негр тоже не терял времени попусту. Он уже успел взобраться на стену и спустить в парк деревянную лестницу.
   Моррель недоуменно уставился на странного доктора. При упоминании о Валентине и Эдмоне лицо у него задрожало, но казалось, он не понимает Коннара.
   — Говорю вам, Моррель, маленький Эдмон зовет вас! Он там, за стеной! Идите за мной! Разве вы не слышите, как он зовет отца? Это ваш Эдмон!
   — Эдмон! Мой сын! — вскричал Моррель, и лицо его просияло. — Где он, мой мальчик? Где Валентина? Да, я слышу — он зовет меня! Я иду, иду, Эдмон!
   Он бросился к лестнице и взобрался по ней с ловкостью и уверенностью лунатика. Очутившись на стене, он выпрямился во весь рост, намереваясь шагать дальше, словно находился на земле. Он непременно разбился бы, свалившись с изрядной высоты, если бы негр не подхватил его и не помог спуститься по веревочной лестнице.
   Между тем доктор Коннар последовал за капитаном, втянул наверх деревянную лестницу и перебросил ее через стену, за пределы больничного парка.