Мютцельбург Адольф. Властелин мира

   — Друг мой, — крикнул он санитару, который по-прежнему лежал на земле, не в силах пошевелиться, — я напугал вас. Может быть, вас прогонят отсюда, если придут к мысли, что вы были в сговоре со мной. В этом случае отправляйтесь в Париж, на улицу Меле, к господину Эрбо. Он отсчитает вам от моего имени двадцать тысяч франков.
   Затем доктор, воспользовавшись веревочной лестницей, спустился наземь, где его уже ждал недоумевающий Моррель.
   — Где мой сын? — кричал он, озираясь по сторонам. — Где Валентина?
   — Пойдемте, пойдемте, они там! — восклицал доктор, схватив капитана за руку и увлекал за собой.
   Повторяя на разные лады эти слова и подбадривая таким образом несчастного Морреля, он тащил его прочь, подальше от злополучной лечебницы. Негр помогал ему, поддерживая Макса с другой стороны. Спустя несколько минут все трое миновали заросли кустарника и оказались на дороге, где их уже ожидала запряженная шестеркой лошадей дорожная карета. На козлах сидел человек, одетый кучером.
   Доктор Коннар подсадил Морреля в экипаж, негр захлопнул дверцу, и карета рванулась с места, держа путь на юго-восток.
   Оказавшись в тесном, отрезанном от внешнего мира помещении, какое представляла собой карета, капитан попытался было оказать доктору некоторое сопротивление, но тот поднес к его лицу флакон, содержимое которого привело Макса в состояние беспамятства. Доктор переодел его в гражданское платье, а тюремную одежду вышвырнул в окно.
   Что и говорить, доктор Коннар умел ездить так же быстро, как граф Монте-Кристо, и в этом не было ничего удивительного: как давно уже, наверное, догадались читатели, это и был граф собственной персоной. На этот раз он, понятно, избрал другой путь — не тот, каким добирался до Парижа в обществе полицейского чиновника. Он направлялся через Лион в Пьемонт. Под Ниццей графа должна была поджидать его яхта, но не паровая — поскольку граф стремился отвести от себя всякие подозрения, — а обычная парусная.
   Все время, пока продолжалось путешествие, Моррель пребывал в полузабытьи, потому что граф добавлял в воду и вино, предназначавшиеся больному, особое снадобье. Это было единственное средство, позволявшее несчастному выдерживать длительное пребывание в тесной карете.
   Бумаги путешественников не вызвали никаких сомнений. Судя по паспортам, в карете находились доктор Коннар, некий весьма состоятельный больной, сопровождаемый доктором в Ниццу, и его слуга-негр, в котором читатель, безусловно, узнал нубийца Али. По прибытии в Ниццу граф дал капитану сильнейшую дозу своего лекарства, погрузив в такой крепкий сон, что без всякого труда перенес его в ожидавшую яхту.
   Парусник, двигаясь вдоль побережья, доставил наших героев в условленное место, где стояла на якоре паровая яхта.
   Едва поднявшись на борт судна, граф обратил внимание на удрученные, сумрачные лица команды. Штурман протянул ему письмо.
   Монте-Кристо распечатал его и прочел следующее:
   «Ваше сиятельство!
   Клянусь Богом, я не виноват в том, что случилось! Предотвратить это несчастье я не мог. Если Вы хоть на миг усомнитесь в моей преданности, я готов лишить себя жизни!
   Бертуччо».

XVI. БЕНЕДЕТТО

   В то время, когда мягкая зима, привычная для жителей Центральной Европы, незаметно преодолевала незримую границу, отделявшую старый год от нового, в то время, когда снега, которые покрывали Альпы и Апеннины, спустились чуть ниже к подножию гор, на благословенном острове Монте-Кристо царила самая настоящая весна.
   Неудивительно, что бедняга прокаженный не мог усидеть в отведенной ему хижине, а с самого утра поднимался на скалы и, расположившись на нагретых камнях, нежился под лучами солнца. Никому не было до него дела. Бертуччо исправно давал ему лекарство, оставленное графом, однако больной, как нетрудно догадаться, не спешил использовать его по назначению.
   Обыкновенно прокаженный устраивался над обрывом, как раз там, где у подножия находилось таинственное жилище графа, почти целиком вырубленное в скале, так что непосвященный мог заметить его лишь после длительных поисков.
   Теперь это жилище — ему, разумеется, недоступное, ибо его хижина стояла в стороне, — сделалось, похоже, объектом самого пристального внимания прокаженного. Сидел ли он на скале, как бы отрешившись от всего, что его окружало, или лежал, притворившись спящим, он не сводил с него глаз и мало-помалу раскрыл все его тайны. Он узнал расположение отдельных комнат, определил назначение отдельных помещений, установил обитателей загадочных апартаментов. Скоро ему стало известно, где помещается жена графа с сыном и служанками, где содержат безумного Вильфора, где устроился управляющий Бертуччо и какие комнаты отведены прислуге.
   Как— то утром, выйдя из своей хижины, прокаженный увидел Бертуччо и Джакопо, увлеченных разговором. Время от времени Джакопо показывал рукой на восток. Прокаженный попытался незаметно приблизиться к собеседникам, пока не очутился совсем рядом с ними, и, спрятавшись за кустами, притворился спящим.
   — Правда, его сиятельство особенно не предостерегал нас, — сказал Бертуччо, — однако нам следует соблюдать осторожность. Впрочем, ничего такого пока не произошло. Пираты и контрабандисты знают, что на этот остров наложено табу. Но графа давно здесь не было, и молодые парни, которые занимаются теперь этим неправедным делом, не питают должного почтения к прежним обычаям и законам.
   — Если они и осмелятся нарушить неписаный закон, охраняющий наш остров, у нас хватит людей, чтобы постоять за себя! — сказал Джакопо. — Господин граф оставил нам столько оружия, что мы в состоянии обратить в бегство целую шайку! А их всего девять человек!
   — Как ты думаешь, кто они — пираты или контрабандисты? — спросил Бертуччо.
   — Мне кажется, контрабандисты, — заметил Джакопо. — Поэтому особых мер можно не принимать.
   — Нас в общем-то целая дюжина, так что опасаться, пожалуй, нечего.
   — За все время, что я на острове, и пираты и контрабандисты высаживались здесь раз пятьдесят, не меньше, и никогда им не приходило в голову забираться сюда.
   Поговорив, собеседники ушли, а прокаженный еще некоторое время оставался в своем убежище, потом осторожно поднялся, обогнул жилище графа и, никем не замеченный, затерялся в конце концов среди скал, направляясь на восточное побережье острова.
   Остров Монте-Кристо, как помнит читатель, невелик, и прокаженный довольно скоро добрался до места, откуда мог окинуть взором всю восточную оконечность этого клочка суши. В укромной бухте он обнаружил небольшое суденышко типа итальянской сперонары, так искусно укрытое среди скал, что заметить его было почти невозможно. На берегу, неподалеку от судна, расположились вокруг костра, кто сидя, кто лежа, какие-то люди.
   Судя по всему, незнакомцы готовили обед. Один из них отделился от своих товарищей и направился в глубь острова, вероятно, на поиски щавеля, который моряки и вообще итальянцы охотно употребляют в пищу вместо салата.
   Роскович незаметно приблизился к сборщику щавеля, пока расстояние между ними не сократилось примерно до пятидесяти шагов.
   Наружностью этот человек нисколько не походил на контрабандиста, а тем более на пирата. Это был тучный, безобразного сложения коротышка с красным одутловатым лицом, которое свидетельствовало скорее о склонности к праздной жизни и чревоугодию, но отнюдь не об энергии, столь необходимой всякому пирату.
   Если бы обезображенная физиономия прокаженного, его налитые кровью глаза были способны отразить хоть малую толику того, что он почувствовал, вглядевшись в толстяка, мы увидели бы выражение полного недоумения, сменившегося радостью. Он не удержался от удивленного возгласа и тут же вышел из-за скалы, за которой до сих пор таился.
   — Рад вас видеть, мой друг! — сказал он по-французски. — Сдается мне, вы ищете салат к обеду!
   Контрабандист — назовем его так — поднял глаза и, увидев лицо прокаженного, в ужасе отшатнулся.
   — Дьявол! — вскричал он. — Настоящее исчадие ада! Боже, спаси меня!
   — Весьма неучтиво с вашей стороны, приятель, — ответил Роскович, состроив отвратительную гримасу, — просто не по-христиански так обращаться ко мне. Разве моя вина в том, что я выгляжу не так, как прежде? Как говорит древняя пословица, времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Кто узнал бы в том жалком бродяге, которого я вижу перед собой, барона Данглара, одного из первых банкиров Парижа?
   — Так кто же вы, кто? — пролепетал барон, дрожа от страха, ибо прокаженный неумолимо приближался к нему. — В жизни не встречал вашего лица! Да Боже упаси!
   — Некогда я был настоящим красавцем и, надеюсь, стану им снова! — ответил Роскович. — А теперь возьмите себя в руки и отвечайте на мои вопросы. Что это за люди, с которыми я вас видел? Контрабандисты или пираты?
   — Понемногу и того, и другого, — ответил Данглар, все еще не оправившийся от испуга.
   — Нет ли у вас охоты разжиться изрядным количеством дукатов? — продолжал спрашивать прокаженный.
   — Э, тут нужно подумать! Да и не так просто добыть их здесь, на этом бесплодном клочке земли!
   — И тем не менее. У вас не пропало желание отомстить графу Монте-Кристо, Данглар?
   Толстяк невольно попятился. Казалось, он колеблется.
   Можно ли доверять этому человеку, который неожиданно, словно нечистый, принявший на этот раз самое отталкивающее свое обличье, вырос перед ним как из-под земли.
   — Ну, ну, поразмыслите! — продолжал Роскович, видя его замешательство. — Не хочу принуждать вас. Приходите опять сюда после полудня. Может быть, узнаете во мне старого знакомого? Вашим приятелям обо всем этом ни слова, лучше убедите их провести в этой бухте еще одну ночь. Когда вы услышите мой план и расскажете о нем остальным, они наверняка согласятся. Итак, по рукам, господин Данглар!
   — Пожалуй, но прежде мне нужно знать, кто вы, — настаивал банкир.
   — Узнаете после обеда, — ответил Роскович. — Сейчас я не могу задерживаться здесь, меня могут хватиться.
   С этими словами он покинул ошеломленного банкира и тайком вернулся в свою хижину.
   Он почти не притронулся к нехитрому обеду, что ему принесли. Он обследовал свой узелок, с которым почти не расставался, и, когда все кругом, казалось, стихло, захватил его с собой на вершину скалы и припрятал в укромном месте. Потом, распластавшись на скале, возобновил свои наблюдения, еще раз проверил все подходы к жилищу графа, после чего вновь улизнул на восточное побережье.
   Какое— то время ему пришлось ждать и даже присесть на обломок скалы, пока вдалеке не показалась медленно приближавшаяся неуклюжая фигура барона.
   — Поторапливайтесь, господин барон! — ободряюще крикнул ему Роскович. — Вы тащитесь так, словно в сутках семьдесят два часа!
   — Сударь, — обратился к нему, приблизившись, Данглар, — ради Бога, скажите же мне, кто вы!
   — Вы имеете удовольствие, господин барон, видеть человека, который однажды едва не стал вашим зятем. Я — Бе-недетто, князь Кавальканти!
   — Черт побери! — отпрянул Данглар. — Возможно ли такое? И это говорите мне вы, вы — убийца, вы — человек, убивший мою жену!
   — Неужели и до ваших ушей дошли эти вздорные слухи? — сочувственно спросил Бенедетго, пожимая плечами. — И как вы могли поверить этому — вы, кто не должен допускать и тени сомнений в моей невиновности? Впрочем, хватит об этом, теперь вам известно, кто я. Не угодно ли господину Данглару вкратце поведать мне о своих злоключениях с того времени, как ему пришлось бежать из Парижа?
   То ли банкир несколько успокоился, узнав, с кем имеет дело, то ли воспоминания о прежних знакомствах развязали ему язык — как бы там ни было, он принялся бойко пересказывать прокаженному свою невеселую историю, то и дело осыпая проклятьями графа Монте-Кристо. Барон пожаловался внимательно слушавшему его Бенедетго, как граф разорил его в Париже, как преследовал даже в Риме, куда он бежал, захватив с собой последние пять миллионов, как лишил его там и этих денег, после чего открыл ему, что он Эдмон Дантес.
   — Этот граф — большой хитрец! — воскликнул, смеясь, Бенедетго. — Но мы все-таки перехитрим его!
   — Что мне тогда оставалось делать в Риме? — продолжал Данглар. — Я был без денег, без знакомств, потому что после банкротства мои прежние компаньоны отвернулись от меня. Хочешь не хочешь, а пришлось зарабатывать на жизнь. Некоторое время я служил официантом в гостинице. Но место оказалось незавидное: хлопот по горло, а денег мало; поскольку же в Риме меня знали плохо, подработать где-нибудь на стороне никак не удавалось. Тогда я поступил камердинером к одному знатному синьору. Однажды он оставил на столе тысячефранковый банкнот, и я, решив, что он намерен сделать мне тайный подарок, забрал деньги себе. К несчастью, этот сумасброд просто задумал проверить мою честность. Он прогнал меня, и мне оставалось только радоваться, что удалось избежать знакомства с итальянскими тюрьмами. Потом я вошел в пай с хозяином одной римской таверны, и когда тот однажды послал меня в Остию — помочь получить контрабандный сахар и сигареты, — я свел знакомство с теперешними моими това-рищами. Они промышляют контрабандой, а при случае не прочь сыграть роль таможенников и обшарить других в поисках недозволенных товаров. Скоро они узнали мои хорошие качества, а когда убедились, что для всех тех дел, где требуются мужество и ловкость, я не гожусь, стали использовать меня для выведывания нужных сведений у всяких глупцов и простофиль. Кроме того, чтобы урвать иногда лишний кусок, я сам вызвался готовить на всю компанию.
   — Бедный барон! — иронически заметил Бенедетто. — Какая превратность судьбы! В Париже — один из первейших богачей, а теперь — повар в шайке контрабандистов! И во всем этом виноват достойнейший граф Монте-Кристо! Как вы, наверное, благодарны ему!
   — Еще бы не благодарен! Я уничтожил бы его, не задумываясь! — пробормотал Данглар, невольно сжимая кулаки.
   — Так вот слушайте! — сказал Бенедетго. — Вам известно, что это остров Монте-Кристо, что он принадлежит графу. Но вы, пожалуй, не знаете, что здесь находятся его жена и сын, а может быть, и его сокровища, что самого графа здесь нет и вернется он только через несколько дней!
   — В самом деле? — вскричал барон, жадно ловивший каждое слово прокаженного. — Что же дальше?
   — Дальше все очень просто: хватит ли мужества у ваших приятелей-контрабандистов напасть на одинокое жилище, которое защищает горстка людей, и захватить несметные сокровища?
   — Хм! А вы точно знаете, что графа здесь нет? — спросил Данглар. — Иначе…
   — Его нет на острове. Я ждал такого случая. Не напрасно же я навлек на себя эту ужасную хворь, не напрасно все разузнал и разведал. Я жажду отомстить. Я собирался сделать это в одиночку, но вот встретил вас и могу совершить двойную месть. Может быть, удастся лишить графа и его сокровищ. Ну, что скажете? Второго такого случая больше не представится. Не побоятся контрабандисты поддержать нас?
   — Их главарь — отчаянный парень, — заметил Данглар. — Позвать его?
   — Разумеется, — сказал Бенедетто. — Я как раз собирался попросить вас об этом одолжении. Сходите за ним.
   Данглар не заставил просить себя дважды и через четверть часа вернулся с человеком, в котором Бенедетто еще издали угадал настоящего итальянского «браво». Он был строен, мускулист, со смуглой кожей и черными как смоль волосами. Большие бакенбарды и изящная одежда, какую носят на юге Италии, придавали ему весьма живописный вид.
   — Позвольте представить вас друг другу, господа! — высокопарно произнес Данглар. — Синьор Бенедетто, некогда весьма уважаемая персона, — синьор Тордеро, наш главарь!
   Как ни был привычен синьор Тордеро ко всему тому, что люди именуют ужасным и безобразным, взглянув на Бенедетто, он поморщился и вместо того, чтобы протянуть ему руку, ограничился запоздалым поклоном.
   — Синьор, — сказал прокаженный, тотчас отметивший про себя это обстоятельство, — вам неприятно глядеть на калеку, допустим на однорукого, не так ли?
   — Верно, — согласился Тордеро. — Но почему вы спрашиваете об этом?
   — Ответьте еще на один вопрос, — продолжал Бенедетто. — Итак, удовольствия это вам не доставляет. Однако же вы смотрели бы на него с участием, если бы прослышали, что он сам лишил себя руки ради достижения цели?
   — И это верно! — сказал контрабандист, который с присущими людям такого сорта невозмутимостью и хладнокровием успел расположиться на каменной глыбе. — К чему, однако, столь странное вступление, синьор Бенедетто?
   — К тому, что болезнь, так напугавшая вас, не что иное, как плод моего собственного желания! К тому, что я намеренно вызвал ее у себя, стремясь добиться своего — сбить с толку человека, который меня знает, чтобы покончить с ним!
   — О! Браво! — одобрительно воскликнул Тордеро. — Дайте вашу руку, Бенедетто!
   И они обменялись теперь крепким рукопожатием.
   — Да, я хочу отомстить, и вы должны помочь мне в этом, Тордеро! Вы хорошо знаете остров? Вам известно, что он обитаем?
   — Я не знаток этих мест, синьор, — ответил контрабандист. — Моя родина — Южная Италия… Неаполь… Сицилия… Сюда нас привел случай. Но если мне не изменяет память, этот остров принадлежит графу Монте-Кристо.
   — Именно. Он здесь живет, и ему я собираюсь отомстить! — сказал Бенедетто.
   — Отомстить графу? — с сомнением переспросил Тордеро. — Как-то я слышал, что он в союзе с нами. Говорят, нам запрещено причинять ему и его людям какой бы то ни было вред.
   — Глупости! — насмешливо сказал Бенедетто. — Скорее всего, граф сам распустил этот слух, чтобы чувствовать себя в безопасности, но я готов держать пари: все это — чистый вздор! А если даже и так, разве это остановило бы вас и помешало бы заполучить сто тысяч скудо, а может быть, и вдвое больше?

XVII. НАПАДЕНИЕ

   — Сто тысяч скудо? Черт побери! Я не ослышался? — недоверчиво воскликнул Тордеро.
   — Нет, не ослышались. Граф сказочно богат. В его жилище хранятся, наверное, миллионы — уж сотни тысяч наверняка — золотом и драгоценными камнями.
   — Если то, что вы говорите, синьор, правда, упустить такое богатство — непростительная глупость! Но если граф и в самом деле входит в наше братство, если он под его защитой, тут есть над чем задуматься. Нападение на того, кто принадлежит к братству, карается смертью!
   — На этот счет можете не беспокоиться, клянусь честью! — начал убеждать его Бенедетто. — Судите сами. Во-первых, вы с вашими сокровищами в Италии не останетесь — отправитесь во Францию или Испанию, где вас никто не знает. Во-вторых, у графа не будет возможности преследовать вас. Он занялся политикой и сейчас находится в заключении во Франции.
   То ли прокаженный высказывал предположения, то ли, подслушав разговоры прислуги и команды яхты об эпизоде с французским корветом, догадался об истинном положении дел — утверждать трудно.
   — Нужно подумать! — сказал Тордеро.
   Бенедетто примолк, не желая отвлекать главаря контрабандистов от серьезных размышлений.
   — Что касается меня, — заметил он через некоторое время, — я не требую своей доли в той добыче, что попадет в ваши руки. Моя месть иного рода. Я удовлетворюсь тем, чтб вы уступите мне по собственному разумению. Вас девять человек. В жилище графа, если не ошибаюсь, всего шестеро. Кроме того, мне как свои пять пальцев известны все входы и выходы в жилище графа, так что вы захватите его прежде, чем прислуга сможет оказать сопротивление. У вас будет время не спеша, без помех заняться поисками сокровищ графа, и вы отыщете их, где бы они ни были спрятаны.
   — Черт подери! Я согласен, синьор! — решительно сказал Тордеро, вскочив.
   — Прекрасно! — с удовлетворением ответил Бенедетто. — А теперь слушайте, что вы должны делать. Как только стемнеет, на всякий случай приготовьте свою лодку к отплытию. Оставлять охрану излишне. Потом, как следует вооружившись, собирайтесь с вашими людьми на вершине скалы. Вон той, видите? Отлично! Там я буду ждать вас и потом в темноте проведу до места, откуда можно незаметно проникнуть в жилище графа. Договорились?
   — Договорились! — сказал Тордеро, еще раз с удовлетворением пожимая безобразную лапу Бенедетто.
   — До вечера еще несколько часов, — поучал прокаженный. — Нельзя быть уверенными, что кто-нибудь из слуг графа не следит за вами, поэтому напоминаю еще раз: не забудьте приготовить лодку к отплытию. Пусть думают, что с наступлением ночи вы собираетесь выйти в море. Пока совсем не стемнеет, не приходите. А теперь пора расходиться. Я должен возвращаться, мое отсутствие может вызвать подозрения.
   Оба контрабандиста, Тордеро и Данглар, отправились в сторону бухты, а Бенедетто с обычными предосторожностями вернулся в свою хижину. Его острый, наметанный глаз замечал все, но не обнаружил ничего подозрительного, никаких признаков того, что приняты дополнительные меры безопасности. Матросы находились в доме, специально для них построенном. Бертуччо вместе с Джакопо занимали часть главного здания. Женщины, как обычно, прогуливались по террасе дома.
   Может показаться странным, что граф, столь предусмотрительный и столь пекущийся о благе своих близких, не принял никаких мер, чтобы предотвратить несчастье такого рода, какое угрожало им теперь. Но, с одной стороны, он был уверен, что может положиться на бдительность своих слуг — надежных, проверенных людей, с другой — он и в самом деле поддерживал хорошие отношения с великим братством итальянских разбойников. Когда-то в Риме он оказал большую услугу знаменитому Луиджи Вампе, избавив от виселицы его любимца Беппино. За это Луиджи поклялся быть его вечным должником и в доказательство отдал всем главарям строжайший приказ никогда не причинять вреда ни графу, ни тем, кто его окружает. А при той железной дисциплине, какая царила среди этих людей, можно было не сомневаться, что этот приказ будет неукоснительно выполняться.
   Однако с тех пор минуло уже немало времени, и имя графа Монте-Кристо почти изгладилось из памяти итальянцев. К тому же Тордеро не входил в это братство. Наполовину контрабандист, наполовину разбойник, он был сам себе хозяин. Кроме того, граф, вероятно, не задумывался над тем, что необычайная осторожность и предусмотрительность, с какими он всегда действовал, притупили бдительность его собственных слуг и им стало казаться почти нереальным, чтобы с графом или его семьей могло что-то случиться.
   Солнце зашло. Вскоре сделалось так темно, что Бенедетто рискнул отправиться к утесам на востоке острова напрямую, не делая уже привычного крюка. Поднявшись на вершину, избранную для встречи с людьми Тордеро, он никого не застал. Спустя несколько минут из темноты одна за другой стали появляться фигуры контрабандистов.
   — Это вы, Бенедетто? — спросил, приблизившись к прокаженному, их главарь.
   — Тихо! Это я! — отозвался тот. — Теперь, синьоры, беспрекословно подчиняйтесь моим указаниям и следуйте за мной. Говорить только шепотом!
   — Да будет так! — сказал Тордеро и строго повторил своим людям распоряжения Бенедетто.
   Прокаженный пошел впереди. По пятам за ним двинулся Данглар, затем Тордеро и все остальные, растянувшись в безмолвную, зловещую цепочку.
   Добравшись до скал, примыкавших к жилищу графа, Бенедетто стал продвигаться осторожно, без единого шороха. Остальные злоумышленники последовали его примеру. Дорогу прокаженный знал назубок. С обломка он вскарабкался на выступ, нависавший над бездной, а оттуда поднялся на вершину скалы. Контрабандисты ни на шаг не отставали от своего проводника.
   — Осторожно! — прошептал Бенедетто. — Теперь придется прыгать.
   Он прыгнул с высоты примерно десяти футов. Данглар было заупрямился, но Тордеро подтолкнул его, а внизу толстяка подхватил Бенедетто.
   — С этой минуты, Данглар, от меня ни на шаг, слышишь? — почти угрожающе прошептал он на ухо испуганному барону.
   — Да, да, разумеется! — ответил тот дрожащим от пережитого страха голосом. — Я сделаю все, что вы скажете.
   Дождавшись, когда вся шайка очутилась на террасе, Бенедетто подал знак всем лечь и указал Тордеро те окна, через которые ему и его людям надлежало проникнуть в дом, и те, которые им предстояло защищать от возможного нападения слуг графа.
   Затем прокаженный первым взобрался на парапет окна, выдавил стекло и исчез в темноте. Данглар последовал за ним. По-видимому, сильно развитое природное чутье подсказывало ему, что там, где Бенедетто, ему менее всего грозит опасность и ждет самая богатая пожива.
   Между тем Бенедетто очутился в передней, где в дневные часы находились служанки. Он слышал, как через остальные окна в жилище ворвались контрабандисты, и поспешил вперед. Одна из дверей вела в соседнюю комнату; дверь оказалась незапертой, а комната — пустой. Тут до его слуха донеслись женские крики — сперва один, затем другой.
   — Теперь вперед! — крикнул он Данглару. — В этой комнате две женщины и ребенок. Я свяжу первую, а вторую ты возьми на себя! Все это нужно проделать как можно быстрее! Держи веревку!
   Следующая дверь была заперта, но Бенедетто навалился на нее с такой силой, что она не выдержала и разлетелась в щепки.Осторожно перешагнув через обломки, он проник в комнату.
   Здесь была комната Ранде, где она спала вместе с ребенком и верной Мирто.