Страница:
Что это значит? — спросила Валентина, пробежав лазами написанное. — Господин Фран-Карре, королевский прокурор, просит принять его для короткой беседы. Для чего я могла понадобиться прокурору?
— Боже мой, Валентина, как ты не догадалась? — воскликнула Жюли. — Наверняка он собирается говорить с тобой о Максе!
Молодая женщина, прочитав записку, вначале сильно побледнела — возможно, оттого, что слова «королевский прокурор» напомнили ей об отце, — но потом справилась со своими чувствами и быстро поднялась.
— В таком случае мне следует с ним встретиться, не так ли? — нерешительно спросила она.
— Несомненно! — поддержал Эмманюель. — Пенелон, проводи господина королевского прокурора в гостиную. Будьте осторожны, Валентина, никогда нельзя знать, с какой целью пришел королевский прокурор. У него могут быть добрые намерения, а возможно, он хочет все разузнать о Максимилиане. Так что будьте начеку!
— Господи, я так мало знаю о том, что сделал Макс! Мне это будет нетрудно! — воскликнула Валентина.
Она передала Жюли своего Эдмона и прошла в гостиную, где навстречу ей поднялся одетый в черное господин с бледным худым лицом, со шляпой в руке.
— Госпожа Валентина Моррель? — спросил он, учтиво поклонившись.
— Это я.
— Дочь господина де Вильфора, если не ошибаюсь?
— Совершенно верно, господин королевский прокурор. Прошу вас садиться. Чему я обязана удовольствием видеть вас у себя? Подозреваю, вас привели ко мне дела моего мужа.
— Вы правы, сударыня, — ответил Фран-Карре, который целиком и полностью перенял здесь непринужденный тон и манеры истинного джентльмена. — И надеюсь, это обстоятельство извиняет мою дерзость.
— Напротив, я даже благодарна вам. Меня утешает уже сама возможность услышать что-то о моем муже. Как я узнала из газет, его нет среди обвиняемых, представших перед судом Палаты пэров.
— Его участие в этом деле незначительно. Я даже надеюсь, что он окажется в числе тех, кто отделается непродолжительным лишением свободы. Но отчасти это зависит от него самого.
— Как так — от него самого?! — спросила Валентина, обрадованная, и удивленная.
— Да, да, сударыня! От него самого! — ответил Фран-Карре. бросив на молодую женщину самый невинный, самый простодушный взгляд, на какой только был способен. — Позвольте мне быть с вами откровенным! Я пришел к вам не по долгу службы, а как друг, истинный друг! Надеюсь, вы согласитесь со мной, что ваш супруг поступил опрометчиво. Он спокойно наслаждался жизнью в лоне счастливой семьи, имея превосходную супругу. Зачем он пустился в политические спекуляции, зачем принял участие в авантюре, которая теперь полностью и навсегда потерпела неудачу? Ему не следовало это делать хотя бы ради вас!
— Ваши слова не лишены справедливости! — согласилась Валентина, которая с сочувствием встретила тираду королевского прокурора. — Но у моего мужа были некие святые для него обязательства, заставившие его принять сторону принца.
— Я знаю, ваш супруг был весьма откровенен с нами на этот счет. Он выполнял желание графа Монте-Кристо и передал в Лондон сумму в два миллиона. Мне кажется, речь шла о двух миллионах.
— Мне и в самом деле это неизвестно, — чистосердечно призналась молодая женщина, не подозревая, что дружелюбный господин намерен выпытать у нее все, что можно. — Однако меня удивляет, что Макс сказал вам об этом. Он имеет обыкновение скрывать от всех свое знакомство с графом Монте-Кристо.
— Ну что вы, он рассказал нам гораздо больше! — воскликнул Фран-Карре. — И был совершенно прав, потому что знает: мы желаем ему добра, а искренность всегда ведет к цели. Тем более странно, что он упорно отказывается отвечать на один вопрос, который нас весьма и весьма интересует. Речь идет об имени одного-единственного человека, к тому же совершенно незначительного. Вероятно, ваш муж дал слово чести не называть его имени, и это соображение мешает ему подумать о собственном благе и благе своей семьи. Ибо не скрою, что свободу ваш супруг получит не раньше, чем назовет имя этого человека. Поэтому я подумал о вас…
— О ком же идет, собственно говоря, речь? — испуганно спросила Валентина.
— Речь идет о человеке, которому ваш супруг вручил в Лондоне упомянутую сумму, — уточнил Фран-Карре.
— Боже мой, к сожалению, я его не знаю! — искренне огорчившись, призналась госпожа Моррель. — Как жаль!
— Действительно, очень досадно! — заметил королевский прокурор. Он понял, что обманулся в своих ожиданиях, и теперь с трудом сохранял спокойствие. — Я полагал, что вам известно это лицо. Ну что же, есть еще один выход. Если не ошибаюсь, завтра вы сможете получить свидание с мужем. Он вам скажет, что его спрашивали об этой фамилии. Употребите все свое красноречие, сударыня, чтобы побудить его отказаться от своего упорного молчания. От этого зависит многое. Скажите ему, что он не увидит вас, не увидит сына, не вдохнет воздух свободы, пока не назовет фамилию этого человека.
— Боже мой, это ужасно! — в крайнем испуге вскричала молодая женщина. — Макс так упрям, так своенравен! И мне не суждено его увидеть свободным! Он не увидит своего Эдмона — да муж просто сойдет с ума!
— Тем больше у вас оснований объяснить ему неразумность запирательства! — решительно сказал Фран-Карре. — Если он любит вас и ребенка, он назовет этого человека, с именем которого мы не связываем особенно больших планов, но оно, это имя, увы, непременное условие освобождения вашего супруга. Возможно, я мог бы и сам узнать его, поскольку проявляю к вам большой интерес. Но в таком случае мне необходимо знать, что за человек передал вашему супругу такое поручение графа Монте-Кристо. Он вам знаком?
— Господи, даже это я не в силах вам сказать! — воскликнула молодая женщина, еще больше смутившись.
— Фатальное невезение! — заметил прокурор, не в силах скрыть неудовольствие. — Выходит, не остается иного средства, кроме того, что я вам предложил. Постарайтесь завтра убедить вашего мужа назвать это злополучное имя. Приложите все усилия, возьмите с собой сына. Иначе, сударыня, — я вынужден, несмотря на свое расположение, преупредить вас, — в противном случае вы, быть может, долго не увидите мужа! Впрочем, я надеюсь, он будет благоразумным' Вы обещаете мне сделать это?
— Обещаю! — твердо заявила Валентина. — Я очень благодарна вам, господин королевский прокурор!
— Ну что же! Тогда оставим эту скучную политику, сударыня, и поговорим о других вещах. Вы знаете, какое-то время я полагал, что вас нет в живых! Я едва решился поверить вашему супругу, когда он сказал, что женат на Валентине де Вильфор, дочери прежнего королевского прокурора.
— И вы были совершенно правы, — ответила Валентина с невеселой улыбкой. — Скажу вам, что только чудо спасло меня от смерти. Еще несколько лет назад я никому бы не рассказала эту историю, но теперь стала спокойнее и в том, что тогда казалось мне ужасным, непостижимым, бесчеловечным, усматриваю волю Провидения. Вы, может быть, не знаете, что мой отец был женат дважды. Первый раз в Марселе, когда служил там королевским прокурором, на Рене де Сен-Меран. Это моя рано умершая мать. Она была богата, и по материнской линии мне досталось большое наследство. Отец женился снова, на молодой красивой женщине. От нее у него родился сын. Я со своей стороны не обрела в ней матери, и даже отец едва осмеливался мне признаться, что еще любит меня. В доме я чувствовала себя лишней, пока в конце концов по воле случая не познакомилась тайком с Максимилианом Моррелем. Официально этот молодой человек не был вхож в наш дом, однако мы нередко встречались украдкой. Но наша любовь оказалась несчастливой: я была помолвлена с другим молодым человеком, Францем д'Эпине. Отец и мачеха настаивали, чтобы я вышла за него замуж. Так что в своем доме у меня не было никакой защиты и поддержки, единственный, кто понимал меня, — это мой дедушка по отцовской линии, Нуартье де Вильфор.
— Это мне известно, — заметил королевский прокурор, очень внимательно слушавший рассказ Валентины. — Его разбил паралич, и он не мог даже говорить.
Верно, однако мы с ним прекрасно понимали друг друга. К нему одному я питала доверие, но даже ему я не осмеливалась признаться в любви к Максимилиану. Впрочем, и собственный сын, не говоря уже о моей мачехе, относился к нему с пренебрежением, и я опасалась, что его влияния окажется недостаточно, чтобы избавить меня от брака с бароном д'Эпине, вообще говоря славным и добрым человеком. Поэтому свою последнюю надежду я связывала с моими бабушкой и дедушкой по материнской линии, с маркизой и маркизом де Сен-Меран. Они должны были приехать в Париж, чтобы присутствовать при составлении брачного контракта между мной и Францем д'Эпине.
Незадолго до того в Париже появился граф Монте-Кристо. Он был вхож и в наш дом. В то время я не имела ни малейшего представления, что он окажет решающее влияние на мою судьбу. Я лишь мимоходом обменялась с ним несколькими фразами, да и он почти не обращал на меня внимания. Однако я слышала, что он знаком с Максом, больше того, Макс даже считается его другом.
Добралась до нас одна только бабушка. А дедушка, маркиз де Сен-Меран, в дороге внезапно умер в страшных мучениях. Несколько дней спустя подобным же образом умерла и бабушка. Тогда я еще не знала, что они были отравлены и что какое-то время убийцей даже считали меня, полагая, что я намереваюсь вступить в права наследства. Вскоре скончался Барруа, слуга моего дедушки Нуартье, причем так же внезапно. Я слышала, что и сам дедушка заболел, но справился с болезнью. В это время в Париж приехал барон д'Эпине для подписания брачного контракта. Я не видела выхода, я думала, что потеряна для Морреля навсегда.
Положение вещей внезапно изменил случай. Франц д'Эпине уже собирался поставить подпись под контрактом, когда дедушка Нуартье велел позвать его к себе. Он признался молодому человеку, что некогда, кажется в тысяча восемьсот четырнадцатом году, убил на дуэли д'Эпине-отца. Внучка такого человека не могла стать женой д'Эпине-сына. Барон отступил.
Я была спасена, но лишь для того, чтобы стать жертвой неожиданной и опасной болезни. Дни и ночи я пребывала в состоянии полусна и уже считала, что умру. В одну из этих ночей я увидела, как в стене отворилась потайная дверь и появился граф Монте-Кристо. Что он мне говорил, я тогда почти не понимала, ибо лежала в бреду. Знаю только, он просил меня быть спокойной, что бы ни случилось.
А случилось так, что, по мнению всех, включая и Морреля, я скончалась. Очнулась же лишь в нашем родовом склепе «когда открыла глаза, увидела перед собой графа Монте-Кристо. Он сказал мне несколько утешительных слов, затем взял на руки — я была слабой и легкой, как ребенок, — и вынес из склепа. Стояла ночь. Он усадил меня в карету и доставил в свой дом, где меня встретила и выходила девушкА — настоящий ангел добра и красоты. Потом я вместе с графом отправилась на юг, на остров Монте-Кристо.
— Удивительно! Право, удивительно! — воскликнул, покачивая головой, королевский прокурор. — И там вы нашли капитана Морреля?
— Вы угадали, — подтвердила Валентина. — Потом я узнала, как все произошло. Макс, поверив в мою смерть, хотел лишить себя жизни, но граф взял с него слово сделать это не ранее определенного срока. Мне стало известно также, что в первое время граф не испытывал особого восторга, узнав о симпатии Морреля ко мне. Дело в том, что он ненавидел всю мою семью, а в особенности — моего отца. Но отчаяние Макса тронуло его сердце, и он, уже зная причину поразивших нашу семью внезапных смертей, решил спасти меня. А причина оказалась неожиданной.
Моя мачеха сделалась убийцей. Она безумно любила своего избалованного сына, а поскольку по ее линии его ожидало весьма небольшое состояние, она вознамерилась увеличить его за счет моего наследства. Однако произойти это могло только в случае, если я и все мои родственники уйдут из жизни. Поэтому она отравила моих бабушку и дедушку де Сен-Меран, а яд, который выпил Барруа, предназначался дедушке Нуартье. Наконец пришла и моя очередь умереть, и графу удалось спасти меня только благодаря тому, что он, арендуя дом по соседству, пробил дверь и видел все, что со мной происходило. Вместо яда, которым ежедневно потчевала меня мачеха, он давал мне снотворное питье, вызвавшее мою мнимую смерть. Лишь таким образом ему удалось спасти меня. Но Морреля он держал в неведении, решив подвергнуть его испытанию. Когда же Макс и в самом деле попытался лишить себя жизни, граф соединил нас.
Потом я узнала, что в нашем доме происходили и более ужасные события. Мой отец догадался, что его жена — убийца, и, чтобы не выступать ее публичным обвинителем, к чему обязывала его занимаемая должность, он подал ей страшный совет — покончить жизнь самоубийством. Она так и поступила, но отравила также их общего сына! В тот же самый день отцу предстояло вести процесс против человека, который едва не стал мужем Эжени Данглар.
— Я знаю, — вставил Фран-Карре, — против так называемого князя Кавальканти.
— Да, таково было его имя! — продолжала Валентина, пытаясь скрыть охватившее ее волнение. — В ходе процесса удалось установить, что мнимый князь Кавальканти — беглый каторжник и убийца. И не только это! Выяснилось, что он — внебрачный сын моего отца, которого тот намеревался убить сразу же после появления на свет. Спас младенца случай. Это был сокрушительный удар для отца. Он вернулся домой, обнаружил трупы жены и сына. Не выдержав потрясений, он сошел с ума.
Валентина закрыла лицо руками. В первую минуту даже суровый королевский прокурор не нашел что сказать. Так вот какова судьба его предшественника по службе! Какую мрачную страницу из истории парижских нравов довелось ему прочитать!
— Вы взволнованны, сударыня, — наконец сказал он. — Я не хотел этого! У меня не было намерений огорчать вас. Оставим эту тему. Вы сказали, что граф Монте-Кристо был врагом вашего отца. С чего вы это взяли? Ведь тогда граф появился в Париже впервые. Он был знаком с вашим отцом?
— Мой муж все мне объяснил, — ответила Валентина, уже успевшая немного успокоиться. — Вину за непримиримую вражду, которую граф питал к моему отцу, несет отец. Когда он служил королевским прокурором в Марселе, граф был простым моряком и собирался жениться на одной девушке. Впоследствии она вышла замуж за генерала де Морсера, того самого, что лишил себя жизни незадолго до трагедии в нашей семье. Граф — тогда его звали Эдмон Дантес — был обвинен в том, что является якобы участником бонапартистского заговора. Император в то время находился на Эльбе. Шла подготовка к его возвращению во Францию. Эдмон Дантес был невиновен. Он выступал лишь посредником, передавшим письмо, содержания которого не знал. К несчастью, послание было адресовано моему дедушке Нуартье — давнему приверженцу Наполеона, в то время как отец держал сторону Бурбонов. Отец опасался, что будет скомпрометирован, если сведения из этого письма получат огласку. Он боялся повредить своей карьере и из честолюбия решил навсегда — так он по крайней мере надеялся — упрятать молодого Дантеса в подземелья замка Иф. Отсюда и зародилась враждебность графа к моему отцу, когда после долгих лет заточения он бежал из тюрьмы и собрал — не знаю где — несметные сокровища.
— Теперь я понимаю, — сказал Фран-Карре. — Итак, граф неслыханно богат? В самом деле?
— По всему, что рассказывал мне муж, так оно и есть в действительности. Он один из самых богатых людей на земле!
— В таком случае странно, что о нем так мало говорят, — заметил королевский прокурор. — Где же он находится теперь? Ведь не во Франции же?
Поскольку имя графа уже упоминалось в связи с Морре-лем и его причастностью к Булонскому делу, любому другому такой вопрос показался бы каверзным. Но молодая женщина была слишком неискушенной в подобных делах и чересчур взволнованной своими печальными воспоминаниями, чтобы обратить на это внимание.
— Не знаю, — ответила она с прежней непосредственностью. — Если бы знала, попросила бы его что-нибудь сделать для Макса, которого он так любит.
— Откуда у вашего супруга такая огромная благодарность к графу?
— О, на это я могу вам ответить: Макс никогда не делал из этого тайны! — воскликнула молодая женщина. — Отец моего мужа был торговцем в Марселе и владел судном, на котором Эдмон Дантес служил моряком. За расположение, которое мой свекор не раз проявлял к молодому моряку, тот платил ему искренней преданностью. Ей суждено было проявиться в полной мере, когда Эдмон Дантес превратился в графа Монте-Кристо. Вы только послушайте! Отец Морре-ля находился на грани банкротства и собирался застрелиться. Слишком много несчастий выпало на его долю. Пятого сентября истекал срок уплаты по векселю на двести тысяч Франков; отца могло спасти только прибытие единственного корабля, который у него еще оставался. Но корабль затонул, спаслась только команда. Мой свекор впал в отчаяние. Макс часто мне об этом рассказывал. Он видел пистолет на столе своего отца — отец сам говорил ему о своем решении покончить счеты с жизнью. Вдруг появляется агент фирмы «Томсон и Френч» в Риме, перекупивший этот вексель, и он — вернее, незнакомый человек — дает поручение моей золовке Жюли отправиться в некий дом, где прежде жил отец Дантеса, и взять там кошелек. Так Жюли и сделала. В кошельке оказался тот вексель, но с уведомлением, что вся сумма получена. Одновременно в гавань вошел корабль, который носил то же имя, что и погибший, принадлежал господину Моррелю и был полон товаров. Мой свекор был спасен.
— Но как это стало возможно? — воскликнул королевский прокурор в недоумении. — Ведь корабль погиб.
— Граф Монте-Кристо велел построить новый. Он сам выкупил злополучный вексель и погасил его. Не ожидая благодарности, не объявляясь, он исчез. Макс снова увидел его только в Париже спустя много лет, но не узнал. Это ли не благородство и великодушие? Разве теперь не ясно, что мой муж не задумываясь, слепо исполнит все, что прикажет ему граф — спаситель его семьи и устроитель его семейного счастья?
— Да, в самом деле, — согласился Фран-Карре. — Насколько же богат должен быть этот человек? Вы упоминали об острове Монте-Кристо. Вероятно, граф сделал название этого острова своим именем. Где он расположен?
— Вблизи острова Эльба, — уточнила Валентина. — Он выбрал для своей резиденции подземный грот и великолепно его отделал. Теперь этот грот принадлежит нам, но мы бываем там редко. Это слишком далеко.
Королевский прокурор задумался. Его лицо приобрело довольное выражение, которое, впрочем, сразу же исчезло.
— А ваш дедушка Нуартье! Он еще жив? Он живет вместе с вами? — спросил он.
— Он остался в нашем доме на Елисейских Полях. Я не хотела причинять ему мучения — заставлять перебираться сюда, где я живу со времени ареста мужа. Кроме того, я надеюсь, что скоро все мы вновь соберемся вместе. Я навещаю его каждый день. Он ревностный бонапартист, и я думаю, Макс примкнул к партии принца не без его влияния.
— Он принимает визиты? — спросил королевский прокурор, который воспринял важные сведения, по душевной простоте сообщенные ему молодой женщиной, с самым равнодушным выражением лица. — Я не отказался бы заглянуть разок к почтенному Нуартье.
— Думаю, это невозможно! — с сожалением ответила Валентина. — Он не в состоянии говорить, может делать только знаки глазами и не видит никого, кроме Макса и меня, не считая, конечно, маленького Эдмона.
— Жаль! Прошу засвидетельствовать ему мое почтение! — заметил королевский прокурор, вставая. — А теперь, сударыня, еще раз: употребите все средства, чтобы убедить вашего супруга назвать нам имя известного ему человека из Лондона. От этого зависят покой и счастье вашей семьи. Все дело только в этом злополучном имени! Боже мой, здесь нет никакого умысла, никто и не помышляет о том, чтобы причинить вред этому человеку, который, вероятно, находится в Лондоне. Но Палата пэров желает знать его имя, и ваш супруг поступает опрометчиво, проявляя непонятное упрямство. Прощайте, сударыня! Можете быть уверены, что я сделаю все, чтобы быть вам полезным! Засвидетельствуйте, пожалуйста, мое почтение вашим близким!
И королевский прокурор покинул молодую женщину, которая незамедлительно возвратилась к Жюли и Эмманюелю. Оба собеседника остались довольны. Фран-Карре узнал хотя и не все, что собирался, но многое. Валентина настолько была убеждена, что этот человек настоящий друг, что даже сомнения, высказанные на сей счет Эмманюелем, не могли поколебать ее уверенности.
Когда же в полдень следующего дня она возвращалась после свидания с мужем, глаза ее были заплаканы, а на сердце лежала огромная тяжесть. Моррель стоял на своем. Он сказал, что ни ей, ни кому бы то ни было другому не собирается называть фамилию известного ему лица. Он требует только, чтобы его судили в соответствии с законом.
Макс упрекал жену в том, что она так много рассказала королевскому прокурору. Короче говоря, Валентина чувствовала себя глубоко несчастной. Она поспешила к королевскому прокурору. Однако Фран-Карре не принимал.
Спустя два дня она снова поехала к мужу в тюрьму. В свидании с капитаном ей было отказано. Валентине сообщили, что дальнейшие попытки добиться его напрасны.
Эмманюель составил прошение в Палату пэров и королю. Ответа не последовало. Валентина проводила день за днем в бесконечных мучениях: никаких известий, ни строчки, ни слова от мужа!
Вскоре, правда, неизвестный передал ей короткую записку без подписи. В записке говорилось:
«Не тревожьтесь, сударыня! Скоро Ваш муж будет свободен. Порукой тому слово человека, который в большой беде был Вашим спасителем и утешителем».
Кто еще мог написать эти слова, кроме графа Монте-Кристо? У Валентины вновь появилась надежда. Однако время шло, а Моррель все не возвращался. В самом ли деле граф настолько могуществен, чтобы противостоять намерениям правительства?
XII. В ПАЛЕ-РОЯЛЕ
— Боже мой, Валентина, как ты не догадалась? — воскликнула Жюли. — Наверняка он собирается говорить с тобой о Максе!
Молодая женщина, прочитав записку, вначале сильно побледнела — возможно, оттого, что слова «королевский прокурор» напомнили ей об отце, — но потом справилась со своими чувствами и быстро поднялась.
— В таком случае мне следует с ним встретиться, не так ли? — нерешительно спросила она.
— Несомненно! — поддержал Эмманюель. — Пенелон, проводи господина королевского прокурора в гостиную. Будьте осторожны, Валентина, никогда нельзя знать, с какой целью пришел королевский прокурор. У него могут быть добрые намерения, а возможно, он хочет все разузнать о Максимилиане. Так что будьте начеку!
— Господи, я так мало знаю о том, что сделал Макс! Мне это будет нетрудно! — воскликнула Валентина.
Она передала Жюли своего Эдмона и прошла в гостиную, где навстречу ей поднялся одетый в черное господин с бледным худым лицом, со шляпой в руке.
— Госпожа Валентина Моррель? — спросил он, учтиво поклонившись.
— Это я.
— Дочь господина де Вильфора, если не ошибаюсь?
— Совершенно верно, господин королевский прокурор. Прошу вас садиться. Чему я обязана удовольствием видеть вас у себя? Подозреваю, вас привели ко мне дела моего мужа.
— Вы правы, сударыня, — ответил Фран-Карре, который целиком и полностью перенял здесь непринужденный тон и манеры истинного джентльмена. — И надеюсь, это обстоятельство извиняет мою дерзость.
— Напротив, я даже благодарна вам. Меня утешает уже сама возможность услышать что-то о моем муже. Как я узнала из газет, его нет среди обвиняемых, представших перед судом Палаты пэров.
— Его участие в этом деле незначительно. Я даже надеюсь, что он окажется в числе тех, кто отделается непродолжительным лишением свободы. Но отчасти это зависит от него самого.
— Как так — от него самого?! — спросила Валентина, обрадованная, и удивленная.
— Да, да, сударыня! От него самого! — ответил Фран-Карре. бросив на молодую женщину самый невинный, самый простодушный взгляд, на какой только был способен. — Позвольте мне быть с вами откровенным! Я пришел к вам не по долгу службы, а как друг, истинный друг! Надеюсь, вы согласитесь со мной, что ваш супруг поступил опрометчиво. Он спокойно наслаждался жизнью в лоне счастливой семьи, имея превосходную супругу. Зачем он пустился в политические спекуляции, зачем принял участие в авантюре, которая теперь полностью и навсегда потерпела неудачу? Ему не следовало это делать хотя бы ради вас!
— Ваши слова не лишены справедливости! — согласилась Валентина, которая с сочувствием встретила тираду королевского прокурора. — Но у моего мужа были некие святые для него обязательства, заставившие его принять сторону принца.
— Я знаю, ваш супруг был весьма откровенен с нами на этот счет. Он выполнял желание графа Монте-Кристо и передал в Лондон сумму в два миллиона. Мне кажется, речь шла о двух миллионах.
— Мне и в самом деле это неизвестно, — чистосердечно призналась молодая женщина, не подозревая, что дружелюбный господин намерен выпытать у нее все, что можно. — Однако меня удивляет, что Макс сказал вам об этом. Он имеет обыкновение скрывать от всех свое знакомство с графом Монте-Кристо.
— Ну что вы, он рассказал нам гораздо больше! — воскликнул Фран-Карре. — И был совершенно прав, потому что знает: мы желаем ему добра, а искренность всегда ведет к цели. Тем более странно, что он упорно отказывается отвечать на один вопрос, который нас весьма и весьма интересует. Речь идет об имени одного-единственного человека, к тому же совершенно незначительного. Вероятно, ваш муж дал слово чести не называть его имени, и это соображение мешает ему подумать о собственном благе и благе своей семьи. Ибо не скрою, что свободу ваш супруг получит не раньше, чем назовет имя этого человека. Поэтому я подумал о вас…
— О ком же идет, собственно говоря, речь? — испуганно спросила Валентина.
— Речь идет о человеке, которому ваш супруг вручил в Лондоне упомянутую сумму, — уточнил Фран-Карре.
— Боже мой, к сожалению, я его не знаю! — искренне огорчившись, призналась госпожа Моррель. — Как жаль!
— Действительно, очень досадно! — заметил королевский прокурор. Он понял, что обманулся в своих ожиданиях, и теперь с трудом сохранял спокойствие. — Я полагал, что вам известно это лицо. Ну что же, есть еще один выход. Если не ошибаюсь, завтра вы сможете получить свидание с мужем. Он вам скажет, что его спрашивали об этой фамилии. Употребите все свое красноречие, сударыня, чтобы побудить его отказаться от своего упорного молчания. От этого зависит многое. Скажите ему, что он не увидит вас, не увидит сына, не вдохнет воздух свободы, пока не назовет фамилию этого человека.
— Боже мой, это ужасно! — в крайнем испуге вскричала молодая женщина. — Макс так упрям, так своенравен! И мне не суждено его увидеть свободным! Он не увидит своего Эдмона — да муж просто сойдет с ума!
— Тем больше у вас оснований объяснить ему неразумность запирательства! — решительно сказал Фран-Карре. — Если он любит вас и ребенка, он назовет этого человека, с именем которого мы не связываем особенно больших планов, но оно, это имя, увы, непременное условие освобождения вашего супруга. Возможно, я мог бы и сам узнать его, поскольку проявляю к вам большой интерес. Но в таком случае мне необходимо знать, что за человек передал вашему супругу такое поручение графа Монте-Кристо. Он вам знаком?
— Господи, даже это я не в силах вам сказать! — воскликнула молодая женщина, еще больше смутившись.
— Фатальное невезение! — заметил прокурор, не в силах скрыть неудовольствие. — Выходит, не остается иного средства, кроме того, что я вам предложил. Постарайтесь завтра убедить вашего мужа назвать это злополучное имя. Приложите все усилия, возьмите с собой сына. Иначе, сударыня, — я вынужден, несмотря на свое расположение, преупредить вас, — в противном случае вы, быть может, долго не увидите мужа! Впрочем, я надеюсь, он будет благоразумным' Вы обещаете мне сделать это?
— Обещаю! — твердо заявила Валентина. — Я очень благодарна вам, господин королевский прокурор!
— Ну что же! Тогда оставим эту скучную политику, сударыня, и поговорим о других вещах. Вы знаете, какое-то время я полагал, что вас нет в живых! Я едва решился поверить вашему супругу, когда он сказал, что женат на Валентине де Вильфор, дочери прежнего королевского прокурора.
— И вы были совершенно правы, — ответила Валентина с невеселой улыбкой. — Скажу вам, что только чудо спасло меня от смерти. Еще несколько лет назад я никому бы не рассказала эту историю, но теперь стала спокойнее и в том, что тогда казалось мне ужасным, непостижимым, бесчеловечным, усматриваю волю Провидения. Вы, может быть, не знаете, что мой отец был женат дважды. Первый раз в Марселе, когда служил там королевским прокурором, на Рене де Сен-Меран. Это моя рано умершая мать. Она была богата, и по материнской линии мне досталось большое наследство. Отец женился снова, на молодой красивой женщине. От нее у него родился сын. Я со своей стороны не обрела в ней матери, и даже отец едва осмеливался мне признаться, что еще любит меня. В доме я чувствовала себя лишней, пока в конце концов по воле случая не познакомилась тайком с Максимилианом Моррелем. Официально этот молодой человек не был вхож в наш дом, однако мы нередко встречались украдкой. Но наша любовь оказалась несчастливой: я была помолвлена с другим молодым человеком, Францем д'Эпине. Отец и мачеха настаивали, чтобы я вышла за него замуж. Так что в своем доме у меня не было никакой защиты и поддержки, единственный, кто понимал меня, — это мой дедушка по отцовской линии, Нуартье де Вильфор.
— Это мне известно, — заметил королевский прокурор, очень внимательно слушавший рассказ Валентины. — Его разбил паралич, и он не мог даже говорить.
Верно, однако мы с ним прекрасно понимали друг друга. К нему одному я питала доверие, но даже ему я не осмеливалась признаться в любви к Максимилиану. Впрочем, и собственный сын, не говоря уже о моей мачехе, относился к нему с пренебрежением, и я опасалась, что его влияния окажется недостаточно, чтобы избавить меня от брака с бароном д'Эпине, вообще говоря славным и добрым человеком. Поэтому свою последнюю надежду я связывала с моими бабушкой и дедушкой по материнской линии, с маркизой и маркизом де Сен-Меран. Они должны были приехать в Париж, чтобы присутствовать при составлении брачного контракта между мной и Францем д'Эпине.
Незадолго до того в Париже появился граф Монте-Кристо. Он был вхож и в наш дом. В то время я не имела ни малейшего представления, что он окажет решающее влияние на мою судьбу. Я лишь мимоходом обменялась с ним несколькими фразами, да и он почти не обращал на меня внимания. Однако я слышала, что он знаком с Максом, больше того, Макс даже считается его другом.
Добралась до нас одна только бабушка. А дедушка, маркиз де Сен-Меран, в дороге внезапно умер в страшных мучениях. Несколько дней спустя подобным же образом умерла и бабушка. Тогда я еще не знала, что они были отравлены и что какое-то время убийцей даже считали меня, полагая, что я намереваюсь вступить в права наследства. Вскоре скончался Барруа, слуга моего дедушки Нуартье, причем так же внезапно. Я слышала, что и сам дедушка заболел, но справился с болезнью. В это время в Париж приехал барон д'Эпине для подписания брачного контракта. Я не видела выхода, я думала, что потеряна для Морреля навсегда.
Положение вещей внезапно изменил случай. Франц д'Эпине уже собирался поставить подпись под контрактом, когда дедушка Нуартье велел позвать его к себе. Он признался молодому человеку, что некогда, кажется в тысяча восемьсот четырнадцатом году, убил на дуэли д'Эпине-отца. Внучка такого человека не могла стать женой д'Эпине-сына. Барон отступил.
Я была спасена, но лишь для того, чтобы стать жертвой неожиданной и опасной болезни. Дни и ночи я пребывала в состоянии полусна и уже считала, что умру. В одну из этих ночей я увидела, как в стене отворилась потайная дверь и появился граф Монте-Кристо. Что он мне говорил, я тогда почти не понимала, ибо лежала в бреду. Знаю только, он просил меня быть спокойной, что бы ни случилось.
А случилось так, что, по мнению всех, включая и Морреля, я скончалась. Очнулась же лишь в нашем родовом склепе «когда открыла глаза, увидела перед собой графа Монте-Кристо. Он сказал мне несколько утешительных слов, затем взял на руки — я была слабой и легкой, как ребенок, — и вынес из склепа. Стояла ночь. Он усадил меня в карету и доставил в свой дом, где меня встретила и выходила девушкА — настоящий ангел добра и красоты. Потом я вместе с графом отправилась на юг, на остров Монте-Кристо.
— Удивительно! Право, удивительно! — воскликнул, покачивая головой, королевский прокурор. — И там вы нашли капитана Морреля?
— Вы угадали, — подтвердила Валентина. — Потом я узнала, как все произошло. Макс, поверив в мою смерть, хотел лишить себя жизни, но граф взял с него слово сделать это не ранее определенного срока. Мне стало известно также, что в первое время граф не испытывал особого восторга, узнав о симпатии Морреля ко мне. Дело в том, что он ненавидел всю мою семью, а в особенности — моего отца. Но отчаяние Макса тронуло его сердце, и он, уже зная причину поразивших нашу семью внезапных смертей, решил спасти меня. А причина оказалась неожиданной.
Моя мачеха сделалась убийцей. Она безумно любила своего избалованного сына, а поскольку по ее линии его ожидало весьма небольшое состояние, она вознамерилась увеличить его за счет моего наследства. Однако произойти это могло только в случае, если я и все мои родственники уйдут из жизни. Поэтому она отравила моих бабушку и дедушку де Сен-Меран, а яд, который выпил Барруа, предназначался дедушке Нуартье. Наконец пришла и моя очередь умереть, и графу удалось спасти меня только благодаря тому, что он, арендуя дом по соседству, пробил дверь и видел все, что со мной происходило. Вместо яда, которым ежедневно потчевала меня мачеха, он давал мне снотворное питье, вызвавшее мою мнимую смерть. Лишь таким образом ему удалось спасти меня. Но Морреля он держал в неведении, решив подвергнуть его испытанию. Когда же Макс и в самом деле попытался лишить себя жизни, граф соединил нас.
Потом я узнала, что в нашем доме происходили и более ужасные события. Мой отец догадался, что его жена — убийца, и, чтобы не выступать ее публичным обвинителем, к чему обязывала его занимаемая должность, он подал ей страшный совет — покончить жизнь самоубийством. Она так и поступила, но отравила также их общего сына! В тот же самый день отцу предстояло вести процесс против человека, который едва не стал мужем Эжени Данглар.
— Я знаю, — вставил Фран-Карре, — против так называемого князя Кавальканти.
— Да, таково было его имя! — продолжала Валентина, пытаясь скрыть охватившее ее волнение. — В ходе процесса удалось установить, что мнимый князь Кавальканти — беглый каторжник и убийца. И не только это! Выяснилось, что он — внебрачный сын моего отца, которого тот намеревался убить сразу же после появления на свет. Спас младенца случай. Это был сокрушительный удар для отца. Он вернулся домой, обнаружил трупы жены и сына. Не выдержав потрясений, он сошел с ума.
Валентина закрыла лицо руками. В первую минуту даже суровый королевский прокурор не нашел что сказать. Так вот какова судьба его предшественника по службе! Какую мрачную страницу из истории парижских нравов довелось ему прочитать!
— Вы взволнованны, сударыня, — наконец сказал он. — Я не хотел этого! У меня не было намерений огорчать вас. Оставим эту тему. Вы сказали, что граф Монте-Кристо был врагом вашего отца. С чего вы это взяли? Ведь тогда граф появился в Париже впервые. Он был знаком с вашим отцом?
— Мой муж все мне объяснил, — ответила Валентина, уже успевшая немного успокоиться. — Вину за непримиримую вражду, которую граф питал к моему отцу, несет отец. Когда он служил королевским прокурором в Марселе, граф был простым моряком и собирался жениться на одной девушке. Впоследствии она вышла замуж за генерала де Морсера, того самого, что лишил себя жизни незадолго до трагедии в нашей семье. Граф — тогда его звали Эдмон Дантес — был обвинен в том, что является якобы участником бонапартистского заговора. Император в то время находился на Эльбе. Шла подготовка к его возвращению во Францию. Эдмон Дантес был невиновен. Он выступал лишь посредником, передавшим письмо, содержания которого не знал. К несчастью, послание было адресовано моему дедушке Нуартье — давнему приверженцу Наполеона, в то время как отец держал сторону Бурбонов. Отец опасался, что будет скомпрометирован, если сведения из этого письма получат огласку. Он боялся повредить своей карьере и из честолюбия решил навсегда — так он по крайней мере надеялся — упрятать молодого Дантеса в подземелья замка Иф. Отсюда и зародилась враждебность графа к моему отцу, когда после долгих лет заточения он бежал из тюрьмы и собрал — не знаю где — несметные сокровища.
— Теперь я понимаю, — сказал Фран-Карре. — Итак, граф неслыханно богат? В самом деле?
— По всему, что рассказывал мне муж, так оно и есть в действительности. Он один из самых богатых людей на земле!
— В таком случае странно, что о нем так мало говорят, — заметил королевский прокурор. — Где же он находится теперь? Ведь не во Франции же?
Поскольку имя графа уже упоминалось в связи с Морре-лем и его причастностью к Булонскому делу, любому другому такой вопрос показался бы каверзным. Но молодая женщина была слишком неискушенной в подобных делах и чересчур взволнованной своими печальными воспоминаниями, чтобы обратить на это внимание.
— Не знаю, — ответила она с прежней непосредственностью. — Если бы знала, попросила бы его что-нибудь сделать для Макса, которого он так любит.
— Откуда у вашего супруга такая огромная благодарность к графу?
— О, на это я могу вам ответить: Макс никогда не делал из этого тайны! — воскликнула молодая женщина. — Отец моего мужа был торговцем в Марселе и владел судном, на котором Эдмон Дантес служил моряком. За расположение, которое мой свекор не раз проявлял к молодому моряку, тот платил ему искренней преданностью. Ей суждено было проявиться в полной мере, когда Эдмон Дантес превратился в графа Монте-Кристо. Вы только послушайте! Отец Морре-ля находился на грани банкротства и собирался застрелиться. Слишком много несчастий выпало на его долю. Пятого сентября истекал срок уплаты по векселю на двести тысяч Франков; отца могло спасти только прибытие единственного корабля, который у него еще оставался. Но корабль затонул, спаслась только команда. Мой свекор впал в отчаяние. Макс часто мне об этом рассказывал. Он видел пистолет на столе своего отца — отец сам говорил ему о своем решении покончить счеты с жизнью. Вдруг появляется агент фирмы «Томсон и Френч» в Риме, перекупивший этот вексель, и он — вернее, незнакомый человек — дает поручение моей золовке Жюли отправиться в некий дом, где прежде жил отец Дантеса, и взять там кошелек. Так Жюли и сделала. В кошельке оказался тот вексель, но с уведомлением, что вся сумма получена. Одновременно в гавань вошел корабль, который носил то же имя, что и погибший, принадлежал господину Моррелю и был полон товаров. Мой свекор был спасен.
— Но как это стало возможно? — воскликнул королевский прокурор в недоумении. — Ведь корабль погиб.
— Граф Монте-Кристо велел построить новый. Он сам выкупил злополучный вексель и погасил его. Не ожидая благодарности, не объявляясь, он исчез. Макс снова увидел его только в Париже спустя много лет, но не узнал. Это ли не благородство и великодушие? Разве теперь не ясно, что мой муж не задумываясь, слепо исполнит все, что прикажет ему граф — спаситель его семьи и устроитель его семейного счастья?
— Да, в самом деле, — согласился Фран-Карре. — Насколько же богат должен быть этот человек? Вы упоминали об острове Монте-Кристо. Вероятно, граф сделал название этого острова своим именем. Где он расположен?
— Вблизи острова Эльба, — уточнила Валентина. — Он выбрал для своей резиденции подземный грот и великолепно его отделал. Теперь этот грот принадлежит нам, но мы бываем там редко. Это слишком далеко.
Королевский прокурор задумался. Его лицо приобрело довольное выражение, которое, впрочем, сразу же исчезло.
— А ваш дедушка Нуартье! Он еще жив? Он живет вместе с вами? — спросил он.
— Он остался в нашем доме на Елисейских Полях. Я не хотела причинять ему мучения — заставлять перебираться сюда, где я живу со времени ареста мужа. Кроме того, я надеюсь, что скоро все мы вновь соберемся вместе. Я навещаю его каждый день. Он ревностный бонапартист, и я думаю, Макс примкнул к партии принца не без его влияния.
— Он принимает визиты? — спросил королевский прокурор, который воспринял важные сведения, по душевной простоте сообщенные ему молодой женщиной, с самым равнодушным выражением лица. — Я не отказался бы заглянуть разок к почтенному Нуартье.
— Думаю, это невозможно! — с сожалением ответила Валентина. — Он не в состоянии говорить, может делать только знаки глазами и не видит никого, кроме Макса и меня, не считая, конечно, маленького Эдмона.
— Жаль! Прошу засвидетельствовать ему мое почтение! — заметил королевский прокурор, вставая. — А теперь, сударыня, еще раз: употребите все средства, чтобы убедить вашего супруга назвать нам имя известного ему человека из Лондона. От этого зависят покой и счастье вашей семьи. Все дело только в этом злополучном имени! Боже мой, здесь нет никакого умысла, никто и не помышляет о том, чтобы причинить вред этому человеку, который, вероятно, находится в Лондоне. Но Палата пэров желает знать его имя, и ваш супруг поступает опрометчиво, проявляя непонятное упрямство. Прощайте, сударыня! Можете быть уверены, что я сделаю все, чтобы быть вам полезным! Засвидетельствуйте, пожалуйста, мое почтение вашим близким!
И королевский прокурор покинул молодую женщину, которая незамедлительно возвратилась к Жюли и Эмманюелю. Оба собеседника остались довольны. Фран-Карре узнал хотя и не все, что собирался, но многое. Валентина настолько была убеждена, что этот человек настоящий друг, что даже сомнения, высказанные на сей счет Эмманюелем, не могли поколебать ее уверенности.
Когда же в полдень следующего дня она возвращалась после свидания с мужем, глаза ее были заплаканы, а на сердце лежала огромная тяжесть. Моррель стоял на своем. Он сказал, что ни ей, ни кому бы то ни было другому не собирается называть фамилию известного ему лица. Он требует только, чтобы его судили в соответствии с законом.
Макс упрекал жену в том, что она так много рассказала королевскому прокурору. Короче говоря, Валентина чувствовала себя глубоко несчастной. Она поспешила к королевскому прокурору. Однако Фран-Карре не принимал.
Спустя два дня она снова поехала к мужу в тюрьму. В свидании с капитаном ей было отказано. Валентине сообщили, что дальнейшие попытки добиться его напрасны.
Эмманюель составил прошение в Палату пэров и королю. Ответа не последовало. Валентина проводила день за днем в бесконечных мучениях: никаких известий, ни строчки, ни слова от мужа!
Вскоре, правда, неизвестный передал ей короткую записку без подписи. В записке говорилось:
«Не тревожьтесь, сударыня! Скоро Ваш муж будет свободен. Порукой тому слово человека, который в большой беде был Вашим спасителем и утешителем».
Кто еще мог написать эти слова, кроме графа Монте-Кристо? У Валентины вновь появилась надежда. Однако время шло, а Моррель все не возвращался. В самом ли деле граф настолько могуществен, чтобы противостоять намерениям правительства?
XII. В ПАЛЕ-РОЯЛЕ
Это было в Пале-Рояле, в одной из потайных его комнат, ибо собравшаяся здесь компания остерегалась посторонних. В воздухе плавал сигарный дым, от пламени газовых светильников было невероятно жарко. На одном столе стояли бутылки вина и бокалы, на другом были разбросаны карты и деньги. Здесь собрались отпрыски лучших семейств Парижа — почти сплошь молодые люди и те, кто по крайней мере сам причислял себя к таковым. Ни один случайный посетитель сюда не допускался, каждый новый участник мог попасть в это общество не иначе как по рекомендации одного из завсегдатаев. Здесь играли, и играли по-крупному.
Сейчас игра на время прервалась. Одни устроились на диванах, другие стояли, разбившись на группы и обсуждая новости.
Одну из таких групп составляли четверо наших старых знакомых. Это были Люсьен Дебрэ, секретарь министерства внутренних дел, граф Шато-Рено, избравший несколько лет назад дипломатическую карьеру (от скуки, как он уверял), журналист Бошан, которого побаивались, зная его острое перо, и барон Франц д'Эпине, бывший жених Валентины, — бледный молодой человек с выразительным лицом, носившим налет меланхолии.
— Сколько же времени вы отсутствовали, д'Эпине? — спросил Бошан.
— Около года, — ответил барон.
— Ведь вы, кажется, побывали и в Африке?
— Я как раз оттуда, — сказал молодой человек. — Пытался разыскать одного из наших общих знакомых, но, к сожалению, безуспешно.
— Кого же? — вмешался Дебрэ. — Я и не предполагал, что кто-то из них отправился в Африку.
— Теперь у нашего общества короткая память, — с некоторой грустью заметил барон. — Я имею в виду Морсера.
— Да, черт побери, болтали, что он тогда уехал в Африку! — воскликнул Шато-Рено. — Бедняга! Мне было искренне его жаль. Отец мертв, состояние по глупости пошло прахом — что ему еще оставалось делать? Так вы не встретили его там, д'Эпине? Вероятно, он давно погиб или пропал без вести.
— Вероятно, — согласился барон. — Помните, господа, как однажды утром мы собрались у него, чтобы познакомиться с графом Монте-Кристо? Сейчас опять все в сборе, кроме Морсера и Морреля.
При этих словах барона пятый молодой человек, стоявший немного поодаль от нашей четверки и делавший вид, что погружен в собственные мысли и не проявляет никакого интереса к разговору, прислушался с особым вниманием.
— Да, верно, кроме Морреля! Где он? Что с ним стало? Он был славный малый! — заметил Шато-Рено.
— Моррель участвовал в Булонском деле и за это арестован, — внес ясность Дебрэ.
— Это правда? Неужели он настолько безрассуден? — Удивился дипломат.
— Тем не менее это правда; если не ошибаюсь, он всегда питал симпатии к Наполеону. Где же он познакомился с принцем? Он жил в Париже?
— Я потерял Морреля из виду, — заметил Бошан. — В последний раз я видел его на погребении той самой Валентины, на которой он потом женился.
— Как так? — испуганно вскричал д'Эпине. — Разве Валентина не умерла? Что это значит?
— Вот и видно, что вы не живете в Париже, — заметил Дебрэ. — Тогда, правда, вы были в отъезде. Говорят, Валентина была в глубоком обмороке или даже в летаргическом сне. Ходили слухи, что из этого состояния ее вывел граф Монте-Кристо.
— Удивительный человек этот граф! — покачал головой д'Эпине. — Вам известно, господа, где он закончил свой жизненный путь?
— Отнюдь, больше о нем не было ни слуху ни духу, — сказал Бошан. — Исчез он так же внезапно, как и появился, — словно метеор. Жаль, он был такой романтической личностью, что я даже намеревался заказать ему несколько романов-фельетонов в духе Александра Дюма. У него, надеюсь, нашлось бы достаточно материала.
Сейчас игра на время прервалась. Одни устроились на диванах, другие стояли, разбившись на группы и обсуждая новости.
Одну из таких групп составляли четверо наших старых знакомых. Это были Люсьен Дебрэ, секретарь министерства внутренних дел, граф Шато-Рено, избравший несколько лет назад дипломатическую карьеру (от скуки, как он уверял), журналист Бошан, которого побаивались, зная его острое перо, и барон Франц д'Эпине, бывший жених Валентины, — бледный молодой человек с выразительным лицом, носившим налет меланхолии.
— Сколько же времени вы отсутствовали, д'Эпине? — спросил Бошан.
— Около года, — ответил барон.
— Ведь вы, кажется, побывали и в Африке?
— Я как раз оттуда, — сказал молодой человек. — Пытался разыскать одного из наших общих знакомых, но, к сожалению, безуспешно.
— Кого же? — вмешался Дебрэ. — Я и не предполагал, что кто-то из них отправился в Африку.
— Теперь у нашего общества короткая память, — с некоторой грустью заметил барон. — Я имею в виду Морсера.
— Да, черт побери, болтали, что он тогда уехал в Африку! — воскликнул Шато-Рено. — Бедняга! Мне было искренне его жаль. Отец мертв, состояние по глупости пошло прахом — что ему еще оставалось делать? Так вы не встретили его там, д'Эпине? Вероятно, он давно погиб или пропал без вести.
— Вероятно, — согласился барон. — Помните, господа, как однажды утром мы собрались у него, чтобы познакомиться с графом Монте-Кристо? Сейчас опять все в сборе, кроме Морсера и Морреля.
При этих словах барона пятый молодой человек, стоявший немного поодаль от нашей четверки и делавший вид, что погружен в собственные мысли и не проявляет никакого интереса к разговору, прислушался с особым вниманием.
— Да, верно, кроме Морреля! Где он? Что с ним стало? Он был славный малый! — заметил Шато-Рено.
— Моррель участвовал в Булонском деле и за это арестован, — внес ясность Дебрэ.
— Это правда? Неужели он настолько безрассуден? — Удивился дипломат.
— Тем не менее это правда; если не ошибаюсь, он всегда питал симпатии к Наполеону. Где же он познакомился с принцем? Он жил в Париже?
— Я потерял Морреля из виду, — заметил Бошан. — В последний раз я видел его на погребении той самой Валентины, на которой он потом женился.
— Как так? — испуганно вскричал д'Эпине. — Разве Валентина не умерла? Что это значит?
— Вот и видно, что вы не живете в Париже, — заметил Дебрэ. — Тогда, правда, вы были в отъезде. Говорят, Валентина была в глубоком обмороке или даже в летаргическом сне. Ходили слухи, что из этого состояния ее вывел граф Монте-Кристо.
— Удивительный человек этот граф! — покачал головой д'Эпине. — Вам известно, господа, где он закончил свой жизненный путь?
— Отнюдь, больше о нем не было ни слуху ни духу, — сказал Бошан. — Исчез он так же внезапно, как и появился, — словно метеор. Жаль, он был такой романтической личностью, что я даже намеревался заказать ему несколько романов-фельетонов в духе Александра Дюма. У него, надеюсь, нашлось бы достаточно материала.