Страница:
д. Но Великость и малость всегда далеко отстоят друг от друга. А р и с т о т е л
ь. И даже очень далеко. П а р м е н и д. Следовательно, между ними всегда что-то
есть. А р и с т о т е л ь. Есть. П а р м е н и д. Можешь ли ты указать между
ними что-либо другое, кроме равенства? А р и с т о т е л ь. Нет, только его. П а
р м е н и д. Следовательно, что обладает Великостью и малостью, то обладает и
равенством, находящимся между ними.
А р и с т о т е л ь. Это очевидно. П а р м е н и д. Таким образом,
несуществующее единое должно быть причастно и равенству, и великости, и малости.
А р и с т о т е л ь. Выходит, так. П а р м е н и д. Кроме того, оно должно
каким-то образом быть причастно и бытию. А р и с т о т е л ь. Как так? П а р м е
н и д. Оно должно быть таково, как мы утверждаем. В самом деле, если бы оно было
не таково, то мы говорили бы неправду, утверждая, что единое не существует. Если
же это правда, то, очевидно, мы утверждаем это как существующее. Или не так? А р
и с т о т е л ь. Именно так. П а р м е н и д. А так как мы признаем истинность
того, что мы утверждаем, то нам необходимо признать, что мы говорим о том, что
существует. А р и с т о т е л ь. Непременно. П а р м е н и д. Итак, выходит, что
единое есть несуществующее: ведь если оно не будет несуществующим, но что-либо
из бытия отдаст небытию, то тотчас станет существующим. А р и с т о т е л ь. И м
ей но так. П а р м е н и д. Следовательно, единое несуществующее, чтобы быть
несуществующим, должно быть связано с небытием тем, что оно есть несуществующее,
равно как и существующее для полноты своего существования должно быть связано [с
бытием] тем, что оно не есть несуществующее. В самом деле, только в таком случае
существующее будет в полном смысле слова существовать, а несуществующее не
существовать, поскольку существующее, чтобы быть вполне существующим, причастно
бытию, [содержащемуся в] <быть сущкствующим>, и небытию, [содержащемуся в] <не
быть несуществующим>, и поскольку несуществующее, чтобы тоже быть вполне
несуществующим, причастно небытию, [содержащемуся в] <не быть существующим>. и
бытию, [содержащемуся в] <быть несуществующим >. А р и с т о т е л ь. Совершенно
верно. П а р м е н и д. Итак, раз существующее причастно небытию и
несуществующее - бытию, то и единому, поскольку оно не существует, необходимо
быть причастным бытию, чтобы не существовать. А р и с т о т е л ь. Необходимо.
П а р м е н и д. И если единое не существует, оно, очевидно, связано с бытием. А
р и с т о т е л ь. Очевидно. П а р м е н и д . Следовательно, также и с
небытием, поскольку оно не существует. А р и с т о т е л ь. Как же иначе? П а р
м е н и д. А может ли пребывающее в каком-то состоянии не пребывать в нем, если
оно не выходит из этого состояния? А р и с т о т е л ь . Не может. П а р м е н и
д. Следовательно, все, что пребывает в таком и не в таком состоянии, указывает
на изменение? А р и с т о т е л ь . Как же иначе? П а р м е н и д. А изменение
есть движение; или как мы его назовем? А р и с т о т е л ь. Движением. П а р м е
н и д. А разве единое не оказалось сущкствующим и несуществующим? А р и с т о т
е л ь. Да. П а р м е н и д. Следовательно, оно оказывается в таком и не в таком
состоянии. А р и с т о т е л ь. Выходит, так. П а р м е н и д. Значит,
несуществующее единое оказалось и движущимся, так как оно претерпевает переход
от бытия к небытию [27]. А р и с т о т е л ь. По-видимому, так. П а р м е н и д.
Однако если оно не находится нигде среди существующего, так как не существует,
раз оно не существует, то оно не может откуда-то куда-то перкмещаться. А р и с т
от е л ь. Как оно могло бы? П а р м е н и д. Следовательно, оно не может
двигаться посредством перемещения. А р и с т о т е л ь. Конечно, нет. П а р м е
н и д. Оно не может также вращаться в том же самом месте, так как оно нигде не
соприкасается с тем же самым. В самом деле, то же самое есть существующее, а
несуществующее единое не может находиться в чем-либо существующем. А р и с т о т
е л ь. Конечно, не может. П а р м е н и д. Следовательно, несуществующее единое
не может вращаться в том, в чем оно не находится. А р и с т о т е л ь. Конечно,
нет. П а р м е н и д. Но единое также не изменяется и в самом себе ни как
существующее, ни как несуществующее: ведь если бы оно изменялось в самом себе,
то речь шла бы уже не о едином, а о чем-то ином. А р и с т о т е л ь. Правильно.
П а р м е н и д. Если же оно не изменяется, не вращается в том же самом месте и
не перемещается, то может ли оно еще каким-либо образом двигаться? А р и с т о т
е л ь. Да каким же еще? П а р м е н и д. А неподвижному необходимо находиться в
покое, покоящемуся же - стоять на месте. А р и с т о т е л ь. Необходимо. П а р
м е н и д. Выходит, несуществующее единое и стоит на месте и движется. А р и с т
о т е л ь. Выходит, так. П а р м е н и д. Далее, Коль скоро оно движется, то ему
весьма необходимо изменяться: ведь насколько чтонибудь продвигается, настолько
оно находится уже не в том состоянии, в каком находилось, но в другом. А р и с т
о т е л ь. Да. П а р м е н и д. Значит, единое, находясь в движении, тем самым
изменяется. А р и с т о т е л ь. Да. П а р м е н и д . А если бы оно никак не
двигалось, то никак и не изменялось бы. А р и с т о т е л ь. Конечно, нет. П а р
м е н и д. Следовательно, поскольку несуществующее единое движется, оно
изменяется, а поскольку оно не движется, оно не изменяется. А р и с т о т е л ь.
Конечно, нет. П а р м е н и д. Следовательно, несуществующее единое и
изменяется, и не изменяется. А р и с т о т е ль . Очевидно. П а р м е н и д. А
разве изменяющемуся не должно становиться другим, чем прежде, и гибнуть в
отношении прежнего своего состояния, а неизменяющемуся - не становиться [другим]
и не гибнуть? А р и с т о т е л ь . Должно. П а р м е н и д. Следовательно, и
несуществующее единое, изменяясь, становится и гибнет, а не изменяясь, не
становится и не гибнет. Таким образом, выходит, что несуществующее единое
становится и гибнет, а также не становится и не гибнет. А р и с т о т е л ь.
Несомненно. П а р м е н и д. Вернемся опять к началу, чтобы посмотреть,
получится ли у нас то же самое, что получилось только что, или другое.
А р и с т о т е л ь. Хорошо, вернемся. П а р м е н и д. Итак, предположив, что
единое не существует, мы выясняем, какие из этого следуют выводы. А р и с т о т
е л ь. Да. П а р м е н и д. Когда же мы говорим <не существует)>, то разве этим
обозначается что-нибудь иное, а не отсутствие бытия у того, что мы называем
несуществующим? А р и с т о т е л ь. Да, именно это. П а р м е н и д. Разве,
называя нечто несуществующим, мы считаем, что оно некоторым образом не
существует, а некоторым образом существует? Или это выражение <не существует>
просто означает, что несуществующего нет ни так ни этак и как несуществующее оно
никак не причастно бытию? А р и с т о т е л ь. Это - прежде всего. П а р м е н и
д. Так что несуществующее не могло бы ни существовать, ни другим каким-либо
образом быть причастным бытию. А р и с т о т е л ь. Конечно, нет. П а р м е н и
д. А становиться и гибнуть не значило ли: первое - приобщаться к бытию, а второе
- утрачивать бытие, или это имело какой-нибудь другой смысл? А р и с т о т е л
ь. Никакого другого. П а р м е н и д. Но что совершенно не причастно бытию, то
не могло бы ни получать его, ни утрачиватьА р и с т о т е л ь. Как оно могло бы?
П а р м е н и д. А так как единое никак не существует, то оно никоим образом не
должно ни иметь бытия, ни терять его, ни приобщаться к нему. А р и с т о т е л
ь. Естественно. П а р м е н и д. Следовательно, несуществующее единое не гибнет
и не возникает, так как оно никак не причастно бытию. А р и с т о т е л ь.
Очевидно, нет. П а р м е н и д. А следовательно, и не изменяется никак: в самом
деле, претерпевая изменение, оно возе пикало бы и гибло. А р и с т о т е л ь.
Правда. П а р м е н и д. Если же оно не изменяется, то, конечно, и не движется?
А р и с т о т е л ь. Конечно. П а р м е н и д. Далее, мы не скажем, что нигде не
находящееся стоит, ибо стоящее должно быть всегда в
каком-нибудь одном и том же месте. А р и с т о т е л ь. В одном и том же. Как же
иначе? П а р м е н и д. Таким образом, мы должны также признать, что
несуществующее никогда не стоит на мксте и не движется. А р и с т о т е л ь.
Конечно, нет. П а р м е н и д. Далее, ему не присуще ничто из существующего:
ведь, будучи причастным чему-либо существующему, оно было бы причастно и бытию.
А р и с т о т е л ь. Очевидно. П а р м е н и д . Следовательно, у него нет ни
Великости, ни малости, ни равенства. А р и с т о т е л ь. Конечно, нет. П а р м
е н и д. У него также нет ни подобия, ни отличия ни в отношении себя самого, ни
в отношении иного. А р и с т о т е л ь. Очевидно, нет. П а р м е н и д . Далее,
может ли иное как-либо .относиться к нему, если ничто не должно к нему
относиться? А р и с т о т е л ь. Не может. П а р м е н и д. Поэтому иное ни
подобно ему, ни нкподобно, ни тождественно ему, ни отлично. А р и с т о т е л ь.
Конечно, нет. П а р м е н и д . Ну, а будет ли иметь отношение к несуществующему
следующее: <того>, <тому>, <чтолибо>, <это>, <этого>, <иного>, <иному>,
<прежде>, <потом>, <теперь>, <знание>, <мнение>, <ощущение>, <суждение>, <имя>
или иное что-нибудь из существующего? А р и с т о т е л ь. Не будет. П а р м е н
и д. Таким образом, несуществующее единое ничего не претерпевает. А р и с т о т
е л ь. Действительно, выходит, что ничего не претерпевает. Относительное и
абсолютное отрицание единого с выводами для иного П а р м е н и д. Обсудим ещ ,
каким должно быть иное, если единого не существует. А р и с т о т е л ь.
Обсудим. П а р м е н и д. Я полагаю, что иное прежде всего должно быть иным,
потому что если бы оно и иным не было, то о нем нельзя было бы рассуждать. А р и
с т от е л ь. Конечно. П а р м е н и д. Если же об ином можно рассуждать, то
иное есть другое; в самом деле, разве не одно и то же
обозначаешь ты словами <иное> и <другое>? А р и с т о т е л ь. По-моему, одно и
то же. П а р м е н и д. Разве мы не говорим, что другое есть другое по отношению
к другому и иное есть иное по отношению к иному? А р и с т о т е л ь. Говорим. П
а р м е н и д. Поэтому иное, чтобы действительно быть иным, должно иметь нечто,
в отношении чего оно есть иное. А р и с т о т е л ь. Должно. П а р м е н и д.
Что бы это такое было? Ведь иное не будет иным в отношении единого, Коль скоро
единого не существует. А р и с т о т е л ь. Не будет. П а р м е н и д.
Следовательно, оно иное по отношкнию к себе самому, ибо ему остается только это,
или оно не будет иным по отношению к чему бы то ни было. А р и с т о т е л ь.
Правильно. П а р м е н и д. Стало быть, любые [члены другого) взаимно другие как
множества; они не могут быть взаимно другими как единицы, ибо единого не
существует. Любое скопление их беспредельно количественно: даже если кто-нибудь
возьмет кажущееся самым малым, то и оно, только что представлявшееся одним,
вдруг, как при сновидении, кажется многим и из ничтожно малого превращается в
огромное по сравнению с частями, получающимися в результате его дробления. А р и
с т о т е л ь. Совершенно верно. П а р м е н и д. Итак, в качестве этих
скоплений иное есть иное по отношению к самому себе, если вообще существует
иное, когда не существует единого. А р и с т о т е л ь. Совершенно верно. П а р
м е н и д. Итак, будет существовать множество скоплений, из которых каждое будет
казаться одним, не будучи на самом деле одним, поскольку не будет единого? А р и
с т от е л ь. Да. П а р м е н и д. И будет казаться, что существует некоторое их
число, поскольку каждое из них - одно, е при том, что их много. А р и с т о т е
л ь. Именно так. П а р м е н и д. И одно в них покажется четным, другое
нечетным, но это противно истине, поскольку единого не существует. А р и с т о т
е л ь . Конечно, противно истине.
П а р м е н и д . Далее, как было сказано, будет казаться, что в них содержится
мельчайшее, однако это мельчайшее покажется многим и великим в сравнении с
каждым из многочисленных малых [членений]. А р и с т о т е л ь. Как же иначе? П
а р м е н и д. Далее, каждое скопление будет представляться также равным многим
малым [членам]; в самом деле, оно лишь в том случае представится перкходящим из
большего в меньшее, если предварительно покажется промежуточным, а это и будет
создавать впечатление равенства. А р и с т о т е л ь. Естественно. П а р м е н и
д. Далее, будет представляться, что каждое скопление имеет предел по отношению к
другому скоплению, хотя по отношению к самому себе оно не имеет ни начала, ни
конца, ни середины.
А р и с т от е л ь. Каким образом?
П а р м е н и д. А вот каким: когда кто-нибудь мысленно примет что-либо за
начало, конец или середину таких скоплений, то каждый раз перед началом окажется
другое начало, за концом останется еще другой конец и в середине появится
другая, более средняя, середина, меньшая первой, потому что ни в начале, ни в
конце, ни в середине нельзя уловить единого, раз оно не существует.
А р и с т о т е л ь. Совершенно верно.
П а р м е и и д. А все существующее, какое кто-либо улавливает мыслью, должно,
полагаю я, распадаться и раздробляться, ибо его можно воспринять лишь в виде
скопления, лишенного единства.
А р и с т о т е л ь. Несомненно.
П а р м е н и д. Конечно, издали, для слабого зрения, такое скопление необходимо
будет казаться единым, но с вблизи, для острого ума, каждое единство окажется
количественно беспредельным, Коль скоро оно лишено единого, которого не
существует. Не правда ли?
А р и с т о те л ь. Это в высшей степени необходимо.
П а р м е н и д . Таким образом, если единого нет, а существует иное в отношении
единого, то каждое иное должно казаться и беспредельным, и имеющим предел, и
одним, и многим.
А р и с т о т е л ь. Да, должно. П а р м е н и д. Не будет ли оно также казаться
подобным и неподобным?
А р и с т о т е л ь. Каким образом?
П а р м е н и д. А вроде того, как бывает с контурами на картине. Если стать в
отдалении, то все они, сливаясь воедино, будут казаться одинаковыми и потому
подобными. Аристотель. Конечно.
П а р м е н и д. А если приблизиться, то они оказы ваются многими и различными
и, вследствие впечатления отличия, разнообразными и неподобными друг другу.
А р и с т о т е л ь. Да.
П а р м е н и д . Так же и эти скопления должны казаться подобными и неподобными
себе и самим и друг другу.
А р и с т о т е л ь. Несомненно.
П а р м е н и д. А следовательно, и тождественными и различными между собой, и
соприкасающимися и разделенными, и движущимися всеми видами движения и
находящимися в состоянии полного покоя, и возникающими и гибнущими, и ни теми,
ни другими, и имеющими все подобные свойства, которые нам уже не трудно
проследить, если единого нет, а многое существует.
А р и с т о т е л ь. Сущая правда.
П а р м е н и д. Вернемся в последний раз к началу и обсудим, чем должно быть
иное в отношении единого, если единое не существует.
А р и с т о т е л ь. Обсудим.
П а р м е н и д. Итак, иное не будет единым.
А р и с т о т е л ь. Как же иначе?
П а р м е н и д . А также и многим, ведь во многом будет содержаться и единое.
Если же ничто из иного не есть одно, то все оно есть ничто, так что не может
быть и многим.
А р и с т о т е л ь. Верно.
П а р м е н и д. А если в ином не содержится единое, то иное не есть ни многое,
ни единое.
А р и с т о т е л ь. Конечно, нет.
П а р м е н и д. И даже не представляется ни единым, ни многим.
А р и с т от е л ь. Почему так?
П а р м е н и д. А потому, что иное нигде никаким образом не имеет никакого
общения ни с чем из несуществующего и ничто из несуществующего не имеет никакого
отношения ни к чему из иного; к тому же у несуществующего нет и частей.
А р и с т о т е л ь. Правда.
П а р м е н и д. Следовательно, у иного нет ни мнения о несуществующем, ни
какого-либо представления о нем и несуществующее решительно никак не мыслится
иным.
А р и с т о т е л ь. Конечно, нет.
П а р м е н и д. Следовательно, если единое не сущкствует, то ничто из иного не
может мыслиться ни как одно, ни как многое, потому что без единого мыслить
многое невозможно.
А р и с т о т е л ь. Да, невозможно.
П а р м е н и д. Итак, если единое не существует, то и иное не существует и его
нельзя мыслить ни как единое, ни как многое.
А р и с т о т е л ь. Выходит, так.
П а р м е н и д. Следовательно, его нельзя себе мыслить также ни как подобное,
ни как неподобное.
А р и с т о т е л ь. Конечно, нет.
П а р м е н и д. И также ни как тождественное, ни как различное, ни как
соприкасающееся, ни как обособленное, ни вообще как имеющее другие признаки,
которые, как мы проследили выше, оно обнаруживает, ничем таким иное не может ни
быть, ни казаться, если единое не существует.
А р и с т о т е л ь. Правда.
П а р м е н и д. Не правильно ли будет сказать в общем: если единое не
существует, то ничего не сущкствует?
А р и с т о т е л ь. Совершенно правильно.
П а р м е н и д. Выскажем же это утверждение, а также и то, что существует ли
единое или не существует, и оно и иное, как оказывается, по отношению к самим
себе и друг к другу безусловно суть и не суть, кажутся и не кажутся.
А р и с т о т е л ь. Истинная правда.
Феодор, Сократ, Чужеземец из Элеи, Теэтет
Ф е о д о р. Согласно с вчерашним договором, Сократ, мы и сами пришли, как и
следовало, да вот и некоего чужеземца из Элей родом с собою ведем, друга
последователей Парменида и Зенона, истинного философа.
С о к р а т. Уж не ведешь ли ты, Феодор, сам того не зная, не чужеземца, но
некоего бога, по слову Гомера который рассказывает, что боги, а особенно бог
покровитель чужеземцев, бывают вожатыми у тех, кто имеет правую совесть, чтобы
наблюдать как своеволие, так и законные действия людей? Так вот, может быть, это
и за тобою следует кто-то из всемогущих богов, некий бог-обличитель, чтобы
наблюдать и обличать нас, людей, неискусных в речах.
Ф е о д о р. Не таков нравом, Сократ, этот чужеземец, он скромнее тех, кто
занимается спорами, и представляется мне вовсе не богом, но скорее человеком
божественным: ведь так я называю всех философов.
С о к р а т. Прекрасно, мой друг. На самом деле, по-видимому, различать этот род
немногим, так сказать, легче, чем род богов, ибо люди эти "обходят города" ,
причем другим, по невежеству, кем только они ни кажутся: не мнимые, но истинные
философы, свысока взирающие на жизнь людей, они одним представляются ничтожными,
другим - исполненными достоинства; при этом их воображают то политиками, то
софистами, а есть и такие, которые мнят их чуть ли не вовсе сумасшедшими.
Поэтому я охотно порасспросил бы у нашего гостя, если это ему угодно, кем
считали и как называли этих людей обитатели его мест.
Ф е о д о р. Кого же именно?
С о к р а т. Софиста, политика, философа.
Ф е о д о р. В чем же более всего состоит твое недоумение и как ты замыслил о
том расспросить?
С о к р а т. Вот в чем: считали ли те все это чем-то одним, двумя или же,
различая, согласно трем названиям, три рода, они к каждому из этих названий
относили и отдельный род?
Ф е о д о р. По моему мнению, он не откажет рассмотреть это; не так ли,
чужеземец?
Ч у ж е з е м е ц. Это так: вам, Феодор, нет отказа, да и сказать-то не трудно,
что они признают три рода, однако дать каждому из них ясное определение, что
именно он такое, дело немалое и нелегкое.
Ф е о д о р. Воистину, Сократ, по счастливой случайности ты как раз затронул
вопросы, близкие тому, о чем мы расспрашивали его, прежде чем сюда прийти. А он
и тогда отвечал нам то же, что теперь тебе: он говорит" что об этих-то вещах
наслушался достаточно и твердо их помнит.
С о к р а т. Так, чужеземец, не откажи нам в первом одолжении, о котором мы тебя
просим. Скажи-ка нам вот что: как ты привык - сам в длинной речи исследовать то,
что желаешь кому-нибудь показать, или путем вопросов, как это, например, делал в
своих великолепных рассуждениях Парменид, чему я был свидетель, когда был
молодым, а тот уже преклонным старцем?
Ч у ж е з е м е ц. С тем, Сократ, кто беседует мирно, не раздражаясь, легче
рассуждать, спрашивая его, в противном же случае лучше делать это самому.
С о к р а т. Так ты можешь выбрать себе в собеседники из присутствующих кого
пожелаешь: все будут внимать тебе спокойно. Но если ты послушаешься моего
совета, то выберешь кого-нибудь из молодых, например вот этого Теэтета или же
кого-то из остальных, если кто тебе по душе.
Ч у ж е з е м е ц. Стыд берет меня, Сократ, находясь теперь с вами впервые,
вести беседу не постепенно, слово за словом, но произнося длинную, пространную,
непрерывную речь, обращаясь к самому себе или же к другому, словно делая то
напоказ. Ведь в действительности то, о чем зашла теперь речь, не так просто,
как, может быть, понадеется кто-то, судя по вопросу, но нуждается в длинном
рассуждении. С другой стороны, не угодить в этом тебе и другим, особенно же
после того, что ты сказал, кажется мне неучтивым и грубым. Я вполне одобряю,
чтобы собеседником моим был именно Теэтет, как потому, что и сам я с ним уже
раньше вел разговор, так и оттого, что ты меня теперь к этому побуждаешь.
Т е э т е т. Сделай же так, чужеземец, и, как сказал Сократ, ты угодишь всем.
Ч у ж е з е м е ц. Кажется, об этом не приходится более говорить. Что ж, после
всего этого моя речь, по-видимому, должна быть обращена к тебе. Если же для тебя
из-за обширности исследования что-то окажется обременительным, вини в том не
меня, но вот этих твоих друзей.
Т е э т е т. Я с своей стороны думаю, что в таком случае я не сдамся; а случись
что-либо подобное, то мы возьмем в помощники вот этого Сократа, Сократова тезку,
моего сверстника и сотоварища по гимнастическим упражнениям, которому вообще
привычно трудиться вместе со мной.
[Первоначальные частичные определения софиста]
Ч у ж е з е м е ц. Ты хорошо говоришь, но об этом уж ты сам с собой поразмыслишь
во время исследования, вместе же со мною тебе надо сейчас начать исследование,
как мне кажется, прежде всего с софиста, рассматривая и давая объяснение, что он
такое. Ведь пока мы с тобою относительно него согласны в одном только имени, а
то, что мы называем этим именем, быть может, каждый из нас про себя понимает
по-своему, меж тем как всегда и во всем должно скорее с помощью объяснения
соглашаться относительно самой вещи, чем соглашаться об одном только имени без
объяснения. Однако постигнуть род того, что мы намерены исследовать, а именно
что такое софист, не очень-то легкое дело. С другой стороны, если что-нибудь
важное должно разрабатывать как следует, то здесь все в древности были согласны,
что надо упражняться на менее важном и более легком прежде, чем на самом важном.
Итак, Теэтет, я советую это и нам, раз мы признали, что род софиста тяжело
уловить: сначала на чем-либо другом, более легком, поупражняться в способе его
исследования, если только ты не можешь указать какой-нибудь иной,более удобный
путь.
Т е э т е т. Нет, не могу.
Ч у ж е з е м е ц. Итак, не желаешь ли ты, чтобы мы, обращаясь к чему-либо
незначительному, попытались сделать это образцом для более важного?
Т е э т е т. Да.
Ч у ж е з е м е ц. Так что же предложить нам - хорошо известное, а вместе с тем
и маловажное, но допускающее объяснение ничуть не меньше, чем что-либо важное?
Например, рыбак, удящий рыбу,не есть ли он нечто всем известное и заслуживающее
не очень-то большого внимания?
Т е э т е т. Это так.
Ч у ж е з е м е ц. Однако я надеюсь, что он укажет нам путь исследования и
объяснение, небесполезное для того, чего мы желаем.
Т е э т е т. Это было бы хорошо.
Ч у ж е з е м е ц. Давай же начнем с него следующим образом. Скажи мне:
предположим ли мы, что он знаток своего дела, или же скажем, что он в нем
неискусен, но обладает другой способностью?
Т е э т е т. Уж меньше всего можно признать, что он неискусен.
Ч у ж е з е м е ц. Но ведь все искусства распадаются на два вида.
Т е э т ет. Как так?
Ч у ж е з е м е ц. Земледелие и всевозможный уход за всяким смертным телом,
далее - все то, что относится к составному и сделанному, то есть к тому, что мы
называем утварью, а затем подражательные искусства - все это с полным правом
можно бы назвать одним именем.
Т е э т е т. Как это и каким?
Ч у ж е з е м е ц. В отношении всего, чего прежде не существовало, но что
кем-либо потом вызывается к жизни, мы говорим: о том, кто это делает,"он
творит", а о том, что сделано - "его творят".
Т е э т е т. Верно.
Ч у ж е з е м е ц. Но ведь то, что мы сейчас рассмотрели, относится по своим
свойствам именно сюда.
Т е э т е т. Конечно.
Ч у ж е з е м е ц. Итак, будем называть все это, выражаясь кратко, творческим
искусством.
Т е э т е т. Пусть будет так.
Ч у ж е з е м е ц.С другой стороны - целый ряд наук и знаний, а также искусства
дельца, борца и охотника, так как все они ничего не творят, но занимаются тем,
что отчасти словами и действиями подчиняют своей власти то, что есть и что
возникает, отчасти не позволяют этого делать другим. Наиболее подходящим было бы
назвать все эти части в совокупности неким искусством приобретения.
Т е э т е т. Да, это было бы подходящим.
Ч у ж е з е м е ц. Когда, таким образом, все искусства распадаются на
приобретающие и творческие, то к каким, Теэтет, мы причислим искусство удить
рыбу?
Т е э т е т. Разумеется, к приобретающим.
Ч у ж е з е м е ц. Но разве не два есть вида приобретающего искусства? Одно из
них - искусство обмена по обоюдному соглашению посредством даров, найма и
продажи, а другое - искусство подчинения себе всего делом или словом: не будет
ли этот последний вид искусством подчинять?
Т е э т е т. Так, по крайней мере, явствует из сказанного.
Ч у ж е з е м е ц. Что же? Искусство подчинять - не разделить ли его на две
части?
Т е э т е т. Как?
Ч у ж е з е м е ц. Причислив все явное в нем к искусству борьбы, а все тайное -
к искусству охоты.
Т е э т е т. Согласен.
Ч у ж е з е м е ц. Но конечно, было бы неразумным не разделить искусство охоты
на две части.
Т е э т е т. Скажи, как?
Ч у ж е з е м е ц. Различая в нем, с одной стороны, охоту за одушевленным родом
[вещей], а с другой - за неодушевленным.
Т е э т е т. Как же иначе? Если только существуют те и другие.
Ч у ж е з е м е ц. Ну как же не существуют? Охоту за неодушевленными [вещами],
не имеющую названия, за исключением некоторых частей водолазного искусства и
немногих других подобных, мы должны оставить в стороне, а охоту за одушевленными
существами назвать охотою за животными.
Т е э т е т. Пусть будет так.
Ч у ж е з е м е ц. Но не справедливо ли указать два вида охоты за животными и
ь. И даже очень далеко. П а р м е н и д. Следовательно, между ними всегда что-то
есть. А р и с т о т е л ь. Есть. П а р м е н и д. Можешь ли ты указать между
ними что-либо другое, кроме равенства? А р и с т о т е л ь. Нет, только его. П а
р м е н и д. Следовательно, что обладает Великостью и малостью, то обладает и
равенством, находящимся между ними.
А р и с т о т е л ь. Это очевидно. П а р м е н и д. Таким образом,
несуществующее единое должно быть причастно и равенству, и великости, и малости.
А р и с т о т е л ь. Выходит, так. П а р м е н и д. Кроме того, оно должно
каким-то образом быть причастно и бытию. А р и с т о т е л ь. Как так? П а р м е
н и д. Оно должно быть таково, как мы утверждаем. В самом деле, если бы оно было
не таково, то мы говорили бы неправду, утверждая, что единое не существует. Если
же это правда, то, очевидно, мы утверждаем это как существующее. Или не так? А р
и с т о т е л ь. Именно так. П а р м е н и д. А так как мы признаем истинность
того, что мы утверждаем, то нам необходимо признать, что мы говорим о том, что
существует. А р и с т о т е л ь. Непременно. П а р м е н и д. Итак, выходит, что
единое есть несуществующее: ведь если оно не будет несуществующим, но что-либо
из бытия отдаст небытию, то тотчас станет существующим. А р и с т о т е л ь. И м
ей но так. П а р м е н и д. Следовательно, единое несуществующее, чтобы быть
несуществующим, должно быть связано с небытием тем, что оно есть несуществующее,
равно как и существующее для полноты своего существования должно быть связано [с
бытием] тем, что оно не есть несуществующее. В самом деле, только в таком случае
существующее будет в полном смысле слова существовать, а несуществующее не
существовать, поскольку существующее, чтобы быть вполне существующим, причастно
бытию, [содержащемуся в] <быть сущкствующим>, и небытию, [содержащемуся в] <не
быть несуществующим>, и поскольку несуществующее, чтобы тоже быть вполне
несуществующим, причастно небытию, [содержащемуся в] <не быть существующим>. и
бытию, [содержащемуся в] <быть несуществующим >. А р и с т о т е л ь. Совершенно
верно. П а р м е н и д. Итак, раз существующее причастно небытию и
несуществующее - бытию, то и единому, поскольку оно не существует, необходимо
быть причастным бытию, чтобы не существовать. А р и с т о т е л ь. Необходимо.
П а р м е н и д. И если единое не существует, оно, очевидно, связано с бытием. А
р и с т о т е л ь. Очевидно. П а р м е н и д . Следовательно, также и с
небытием, поскольку оно не существует. А р и с т о т е л ь. Как же иначе? П а р
м е н и д. А может ли пребывающее в каком-то состоянии не пребывать в нем, если
оно не выходит из этого состояния? А р и с т о т е л ь . Не может. П а р м е н и
д. Следовательно, все, что пребывает в таком и не в таком состоянии, указывает
на изменение? А р и с т о т е л ь . Как же иначе? П а р м е н и д. А изменение
есть движение; или как мы его назовем? А р и с т о т е л ь. Движением. П а р м е
н и д. А разве единое не оказалось сущкствующим и несуществующим? А р и с т о т
е л ь. Да. П а р м е н и д. Следовательно, оно оказывается в таком и не в таком
состоянии. А р и с т о т е л ь. Выходит, так. П а р м е н и д. Значит,
несуществующее единое оказалось и движущимся, так как оно претерпевает переход
от бытия к небытию [27]. А р и с т о т е л ь. По-видимому, так. П а р м е н и д.
Однако если оно не находится нигде среди существующего, так как не существует,
раз оно не существует, то оно не может откуда-то куда-то перкмещаться. А р и с т
от е л ь. Как оно могло бы? П а р м е н и д. Следовательно, оно не может
двигаться посредством перемещения. А р и с т о т е л ь. Конечно, нет. П а р м е
н и д. Оно не может также вращаться в том же самом месте, так как оно нигде не
соприкасается с тем же самым. В самом деле, то же самое есть существующее, а
несуществующее единое не может находиться в чем-либо существующем. А р и с т о т
е л ь. Конечно, не может. П а р м е н и д. Следовательно, несуществующее единое
не может вращаться в том, в чем оно не находится. А р и с т о т е л ь. Конечно,
нет. П а р м е н и д. Но единое также не изменяется и в самом себе ни как
существующее, ни как несуществующее: ведь если бы оно изменялось в самом себе,
то речь шла бы уже не о едином, а о чем-то ином. А р и с т о т е л ь. Правильно.
П а р м е н и д. Если же оно не изменяется, не вращается в том же самом месте и
не перемещается, то может ли оно еще каким-либо образом двигаться? А р и с т о т
е л ь. Да каким же еще? П а р м е н и д. А неподвижному необходимо находиться в
покое, покоящемуся же - стоять на месте. А р и с т о т е л ь. Необходимо. П а р
м е н и д. Выходит, несуществующее единое и стоит на месте и движется. А р и с т
о т е л ь. Выходит, так. П а р м е н и д. Далее, Коль скоро оно движется, то ему
весьма необходимо изменяться: ведь насколько чтонибудь продвигается, настолько
оно находится уже не в том состоянии, в каком находилось, но в другом. А р и с т
о т е л ь. Да. П а р м е н и д. Значит, единое, находясь в движении, тем самым
изменяется. А р и с т о т е л ь. Да. П а р м е н и д . А если бы оно никак не
двигалось, то никак и не изменялось бы. А р и с т о т е л ь. Конечно, нет. П а р
м е н и д. Следовательно, поскольку несуществующее единое движется, оно
изменяется, а поскольку оно не движется, оно не изменяется. А р и с т о т е л ь.
Конечно, нет. П а р м е н и д. Следовательно, несуществующее единое и
изменяется, и не изменяется. А р и с т о т е ль . Очевидно. П а р м е н и д. А
разве изменяющемуся не должно становиться другим, чем прежде, и гибнуть в
отношении прежнего своего состояния, а неизменяющемуся - не становиться [другим]
и не гибнуть? А р и с т о т е л ь . Должно. П а р м е н и д. Следовательно, и
несуществующее единое, изменяясь, становится и гибнет, а не изменяясь, не
становится и не гибнет. Таким образом, выходит, что несуществующее единое
становится и гибнет, а также не становится и не гибнет. А р и с т о т е л ь.
Несомненно. П а р м е н и д. Вернемся опять к началу, чтобы посмотреть,
получится ли у нас то же самое, что получилось только что, или другое.
А р и с т о т е л ь. Хорошо, вернемся. П а р м е н и д. Итак, предположив, что
единое не существует, мы выясняем, какие из этого следуют выводы. А р и с т о т
е л ь. Да. П а р м е н и д. Когда же мы говорим <не существует)>, то разве этим
обозначается что-нибудь иное, а не отсутствие бытия у того, что мы называем
несуществующим? А р и с т о т е л ь. Да, именно это. П а р м е н и д. Разве,
называя нечто несуществующим, мы считаем, что оно некоторым образом не
существует, а некоторым образом существует? Или это выражение <не существует>
просто означает, что несуществующего нет ни так ни этак и как несуществующее оно
никак не причастно бытию? А р и с т о т е л ь. Это - прежде всего. П а р м е н и
д. Так что несуществующее не могло бы ни существовать, ни другим каким-либо
образом быть причастным бытию. А р и с т о т е л ь. Конечно, нет. П а р м е н и
д. А становиться и гибнуть не значило ли: первое - приобщаться к бытию, а второе
- утрачивать бытие, или это имело какой-нибудь другой смысл? А р и с т о т е л
ь. Никакого другого. П а р м е н и д. Но что совершенно не причастно бытию, то
не могло бы ни получать его, ни утрачиватьА р и с т о т е л ь. Как оно могло бы?
П а р м е н и д. А так как единое никак не существует, то оно никоим образом не
должно ни иметь бытия, ни терять его, ни приобщаться к нему. А р и с т о т е л
ь. Естественно. П а р м е н и д. Следовательно, несуществующее единое не гибнет
и не возникает, так как оно никак не причастно бытию. А р и с т о т е л ь.
Очевидно, нет. П а р м е н и д. А следовательно, и не изменяется никак: в самом
деле, претерпевая изменение, оно возе пикало бы и гибло. А р и с т о т е л ь.
Правда. П а р м е н и д. Если же оно не изменяется, то, конечно, и не движется?
А р и с т о т е л ь. Конечно. П а р м е н и д. Далее, мы не скажем, что нигде не
находящееся стоит, ибо стоящее должно быть всегда в
каком-нибудь одном и том же месте. А р и с т о т е л ь. В одном и том же. Как же
иначе? П а р м е н и д. Таким образом, мы должны также признать, что
несуществующее никогда не стоит на мксте и не движется. А р и с т о т е л ь.
Конечно, нет. П а р м е н и д. Далее, ему не присуще ничто из существующего:
ведь, будучи причастным чему-либо существующему, оно было бы причастно и бытию.
А р и с т о т е л ь. Очевидно. П а р м е н и д . Следовательно, у него нет ни
Великости, ни малости, ни равенства. А р и с т о т е л ь. Конечно, нет. П а р м
е н и д. У него также нет ни подобия, ни отличия ни в отношении себя самого, ни
в отношении иного. А р и с т о т е л ь. Очевидно, нет. П а р м е н и д . Далее,
может ли иное как-либо .относиться к нему, если ничто не должно к нему
относиться? А р и с т о т е л ь. Не может. П а р м е н и д. Поэтому иное ни
подобно ему, ни нкподобно, ни тождественно ему, ни отлично. А р и с т о т е л ь.
Конечно, нет. П а р м е н и д . Ну, а будет ли иметь отношение к несуществующему
следующее: <того>, <тому>, <чтолибо>, <это>, <этого>, <иного>, <иному>,
<прежде>, <потом>, <теперь>, <знание>, <мнение>, <ощущение>, <суждение>, <имя>
или иное что-нибудь из существующего? А р и с т о т е л ь. Не будет. П а р м е н
и д. Таким образом, несуществующее единое ничего не претерпевает. А р и с т о т
е л ь. Действительно, выходит, что ничего не претерпевает. Относительное и
абсолютное отрицание единого с выводами для иного П а р м е н и д. Обсудим ещ ,
каким должно быть иное, если единого не существует. А р и с т о т е л ь.
Обсудим. П а р м е н и д. Я полагаю, что иное прежде всего должно быть иным,
потому что если бы оно и иным не было, то о нем нельзя было бы рассуждать. А р и
с т от е л ь. Конечно. П а р м е н и д. Если же об ином можно рассуждать, то
иное есть другое; в самом деле, разве не одно и то же
обозначаешь ты словами <иное> и <другое>? А р и с т о т е л ь. По-моему, одно и
то же. П а р м е н и д. Разве мы не говорим, что другое есть другое по отношению
к другому и иное есть иное по отношению к иному? А р и с т о т е л ь. Говорим. П
а р м е н и д. Поэтому иное, чтобы действительно быть иным, должно иметь нечто,
в отношении чего оно есть иное. А р и с т о т е л ь. Должно. П а р м е н и д.
Что бы это такое было? Ведь иное не будет иным в отношении единого, Коль скоро
единого не существует. А р и с т о т е л ь. Не будет. П а р м е н и д.
Следовательно, оно иное по отношкнию к себе самому, ибо ему остается только это,
или оно не будет иным по отношению к чему бы то ни было. А р и с т о т е л ь.
Правильно. П а р м е н и д. Стало быть, любые [члены другого) взаимно другие как
множества; они не могут быть взаимно другими как единицы, ибо единого не
существует. Любое скопление их беспредельно количественно: даже если кто-нибудь
возьмет кажущееся самым малым, то и оно, только что представлявшееся одним,
вдруг, как при сновидении, кажется многим и из ничтожно малого превращается в
огромное по сравнению с частями, получающимися в результате его дробления. А р и
с т о т е л ь. Совершенно верно. П а р м е н и д. Итак, в качестве этих
скоплений иное есть иное по отношению к самому себе, если вообще существует
иное, когда не существует единого. А р и с т о т е л ь. Совершенно верно. П а р
м е н и д. Итак, будет существовать множество скоплений, из которых каждое будет
казаться одним, не будучи на самом деле одним, поскольку не будет единого? А р и
с т от е л ь. Да. П а р м е н и д. И будет казаться, что существует некоторое их
число, поскольку каждое из них - одно, е при том, что их много. А р и с т о т е
л ь. Именно так. П а р м е н и д. И одно в них покажется четным, другое
нечетным, но это противно истине, поскольку единого не существует. А р и с т о т
е л ь . Конечно, противно истине.
П а р м е н и д . Далее, как было сказано, будет казаться, что в них содержится
мельчайшее, однако это мельчайшее покажется многим и великим в сравнении с
каждым из многочисленных малых [членений]. А р и с т о т е л ь. Как же иначе? П
а р м е н и д. Далее, каждое скопление будет представляться также равным многим
малым [членам]; в самом деле, оно лишь в том случае представится перкходящим из
большего в меньшее, если предварительно покажется промежуточным, а это и будет
создавать впечатление равенства. А р и с т о т е л ь. Естественно. П а р м е н и
д. Далее, будет представляться, что каждое скопление имеет предел по отношению к
другому скоплению, хотя по отношению к самому себе оно не имеет ни начала, ни
конца, ни середины.
А р и с т от е л ь. Каким образом?
П а р м е н и д. А вот каким: когда кто-нибудь мысленно примет что-либо за
начало, конец или середину таких скоплений, то каждый раз перед началом окажется
другое начало, за концом останется еще другой конец и в середине появится
другая, более средняя, середина, меньшая первой, потому что ни в начале, ни в
конце, ни в середине нельзя уловить единого, раз оно не существует.
А р и с т о т е л ь. Совершенно верно.
П а р м е и и д. А все существующее, какое кто-либо улавливает мыслью, должно,
полагаю я, распадаться и раздробляться, ибо его можно воспринять лишь в виде
скопления, лишенного единства.
А р и с т о т е л ь. Несомненно.
П а р м е н и д. Конечно, издали, для слабого зрения, такое скопление необходимо
будет казаться единым, но с вблизи, для острого ума, каждое единство окажется
количественно беспредельным, Коль скоро оно лишено единого, которого не
существует. Не правда ли?
А р и с т о те л ь. Это в высшей степени необходимо.
П а р м е н и д . Таким образом, если единого нет, а существует иное в отношении
единого, то каждое иное должно казаться и беспредельным, и имеющим предел, и
одним, и многим.
А р и с т о т е л ь. Да, должно. П а р м е н и д. Не будет ли оно также казаться
подобным и неподобным?
А р и с т о т е л ь. Каким образом?
П а р м е н и д. А вроде того, как бывает с контурами на картине. Если стать в
отдалении, то все они, сливаясь воедино, будут казаться одинаковыми и потому
подобными. Аристотель. Конечно.
П а р м е н и д. А если приблизиться, то они оказы ваются многими и различными
и, вследствие впечатления отличия, разнообразными и неподобными друг другу.
А р и с т о т е л ь. Да.
П а р м е н и д . Так же и эти скопления должны казаться подобными и неподобными
себе и самим и друг другу.
А р и с т о т е л ь. Несомненно.
П а р м е н и д. А следовательно, и тождественными и различными между собой, и
соприкасающимися и разделенными, и движущимися всеми видами движения и
находящимися в состоянии полного покоя, и возникающими и гибнущими, и ни теми,
ни другими, и имеющими все подобные свойства, которые нам уже не трудно
проследить, если единого нет, а многое существует.
А р и с т о т е л ь. Сущая правда.
П а р м е н и д. Вернемся в последний раз к началу и обсудим, чем должно быть
иное в отношении единого, если единое не существует.
А р и с т о т е л ь. Обсудим.
П а р м е н и д. Итак, иное не будет единым.
А р и с т о т е л ь. Как же иначе?
П а р м е н и д . А также и многим, ведь во многом будет содержаться и единое.
Если же ничто из иного не есть одно, то все оно есть ничто, так что не может
быть и многим.
А р и с т о т е л ь. Верно.
П а р м е н и д. А если в ином не содержится единое, то иное не есть ни многое,
ни единое.
А р и с т о т е л ь. Конечно, нет.
П а р м е н и д. И даже не представляется ни единым, ни многим.
А р и с т от е л ь. Почему так?
П а р м е н и д. А потому, что иное нигде никаким образом не имеет никакого
общения ни с чем из несуществующего и ничто из несуществующего не имеет никакого
отношения ни к чему из иного; к тому же у несуществующего нет и частей.
А р и с т о т е л ь. Правда.
П а р м е н и д. Следовательно, у иного нет ни мнения о несуществующем, ни
какого-либо представления о нем и несуществующее решительно никак не мыслится
иным.
А р и с т о т е л ь. Конечно, нет.
П а р м е н и д. Следовательно, если единое не сущкствует, то ничто из иного не
может мыслиться ни как одно, ни как многое, потому что без единого мыслить
многое невозможно.
А р и с т о т е л ь. Да, невозможно.
П а р м е н и д. Итак, если единое не существует, то и иное не существует и его
нельзя мыслить ни как единое, ни как многое.
А р и с т о т е л ь. Выходит, так.
П а р м е н и д. Следовательно, его нельзя себе мыслить также ни как подобное,
ни как неподобное.
А р и с т о т е л ь. Конечно, нет.
П а р м е н и д. И также ни как тождественное, ни как различное, ни как
соприкасающееся, ни как обособленное, ни вообще как имеющее другие признаки,
которые, как мы проследили выше, оно обнаруживает, ничем таким иное не может ни
быть, ни казаться, если единое не существует.
А р и с т о т е л ь. Правда.
П а р м е н и д. Не правильно ли будет сказать в общем: если единое не
существует, то ничего не сущкствует?
А р и с т о т е л ь. Совершенно правильно.
П а р м е н и д. Выскажем же это утверждение, а также и то, что существует ли
единое или не существует, и оно и иное, как оказывается, по отношению к самим
себе и друг к другу безусловно суть и не суть, кажутся и не кажутся.
А р и с т о т е л ь. Истинная правда.
Феодор, Сократ, Чужеземец из Элеи, Теэтет
Ф е о д о р. Согласно с вчерашним договором, Сократ, мы и сами пришли, как и
следовало, да вот и некоего чужеземца из Элей родом с собою ведем, друга
последователей Парменида и Зенона, истинного философа.
С о к р а т. Уж не ведешь ли ты, Феодор, сам того не зная, не чужеземца, но
некоего бога, по слову Гомера который рассказывает, что боги, а особенно бог
покровитель чужеземцев, бывают вожатыми у тех, кто имеет правую совесть, чтобы
наблюдать как своеволие, так и законные действия людей? Так вот, может быть, это
и за тобою следует кто-то из всемогущих богов, некий бог-обличитель, чтобы
наблюдать и обличать нас, людей, неискусных в речах.
Ф е о д о р. Не таков нравом, Сократ, этот чужеземец, он скромнее тех, кто
занимается спорами, и представляется мне вовсе не богом, но скорее человеком
божественным: ведь так я называю всех философов.
С о к р а т. Прекрасно, мой друг. На самом деле, по-видимому, различать этот род
немногим, так сказать, легче, чем род богов, ибо люди эти "обходят города" ,
причем другим, по невежеству, кем только они ни кажутся: не мнимые, но истинные
философы, свысока взирающие на жизнь людей, они одним представляются ничтожными,
другим - исполненными достоинства; при этом их воображают то политиками, то
софистами, а есть и такие, которые мнят их чуть ли не вовсе сумасшедшими.
Поэтому я охотно порасспросил бы у нашего гостя, если это ему угодно, кем
считали и как называли этих людей обитатели его мест.
Ф е о д о р. Кого же именно?
С о к р а т. Софиста, политика, философа.
Ф е о д о р. В чем же более всего состоит твое недоумение и как ты замыслил о
том расспросить?
С о к р а т. Вот в чем: считали ли те все это чем-то одним, двумя или же,
различая, согласно трем названиям, три рода, они к каждому из этих названий
относили и отдельный род?
Ф е о д о р. По моему мнению, он не откажет рассмотреть это; не так ли,
чужеземец?
Ч у ж е з е м е ц. Это так: вам, Феодор, нет отказа, да и сказать-то не трудно,
что они признают три рода, однако дать каждому из них ясное определение, что
именно он такое, дело немалое и нелегкое.
Ф е о д о р. Воистину, Сократ, по счастливой случайности ты как раз затронул
вопросы, близкие тому, о чем мы расспрашивали его, прежде чем сюда прийти. А он
и тогда отвечал нам то же, что теперь тебе: он говорит" что об этих-то вещах
наслушался достаточно и твердо их помнит.
С о к р а т. Так, чужеземец, не откажи нам в первом одолжении, о котором мы тебя
просим. Скажи-ка нам вот что: как ты привык - сам в длинной речи исследовать то,
что желаешь кому-нибудь показать, или путем вопросов, как это, например, делал в
своих великолепных рассуждениях Парменид, чему я был свидетель, когда был
молодым, а тот уже преклонным старцем?
Ч у ж е з е м е ц. С тем, Сократ, кто беседует мирно, не раздражаясь, легче
рассуждать, спрашивая его, в противном же случае лучше делать это самому.
С о к р а т. Так ты можешь выбрать себе в собеседники из присутствующих кого
пожелаешь: все будут внимать тебе спокойно. Но если ты послушаешься моего
совета, то выберешь кого-нибудь из молодых, например вот этого Теэтета или же
кого-то из остальных, если кто тебе по душе.
Ч у ж е з е м е ц. Стыд берет меня, Сократ, находясь теперь с вами впервые,
вести беседу не постепенно, слово за словом, но произнося длинную, пространную,
непрерывную речь, обращаясь к самому себе или же к другому, словно делая то
напоказ. Ведь в действительности то, о чем зашла теперь речь, не так просто,
как, может быть, понадеется кто-то, судя по вопросу, но нуждается в длинном
рассуждении. С другой стороны, не угодить в этом тебе и другим, особенно же
после того, что ты сказал, кажется мне неучтивым и грубым. Я вполне одобряю,
чтобы собеседником моим был именно Теэтет, как потому, что и сам я с ним уже
раньше вел разговор, так и оттого, что ты меня теперь к этому побуждаешь.
Т е э т е т. Сделай же так, чужеземец, и, как сказал Сократ, ты угодишь всем.
Ч у ж е з е м е ц. Кажется, об этом не приходится более говорить. Что ж, после
всего этого моя речь, по-видимому, должна быть обращена к тебе. Если же для тебя
из-за обширности исследования что-то окажется обременительным, вини в том не
меня, но вот этих твоих друзей.
Т е э т е т. Я с своей стороны думаю, что в таком случае я не сдамся; а случись
что-либо подобное, то мы возьмем в помощники вот этого Сократа, Сократова тезку,
моего сверстника и сотоварища по гимнастическим упражнениям, которому вообще
привычно трудиться вместе со мной.
[Первоначальные частичные определения софиста]
Ч у ж е з е м е ц. Ты хорошо говоришь, но об этом уж ты сам с собой поразмыслишь
во время исследования, вместе же со мною тебе надо сейчас начать исследование,
как мне кажется, прежде всего с софиста, рассматривая и давая объяснение, что он
такое. Ведь пока мы с тобою относительно него согласны в одном только имени, а
то, что мы называем этим именем, быть может, каждый из нас про себя понимает
по-своему, меж тем как всегда и во всем должно скорее с помощью объяснения
соглашаться относительно самой вещи, чем соглашаться об одном только имени без
объяснения. Однако постигнуть род того, что мы намерены исследовать, а именно
что такое софист, не очень-то легкое дело. С другой стороны, если что-нибудь
важное должно разрабатывать как следует, то здесь все в древности были согласны,
что надо упражняться на менее важном и более легком прежде, чем на самом важном.
Итак, Теэтет, я советую это и нам, раз мы признали, что род софиста тяжело
уловить: сначала на чем-либо другом, более легком, поупражняться в способе его
исследования, если только ты не можешь указать какой-нибудь иной,более удобный
путь.
Т е э т е т. Нет, не могу.
Ч у ж е з е м е ц. Итак, не желаешь ли ты, чтобы мы, обращаясь к чему-либо
незначительному, попытались сделать это образцом для более важного?
Т е э т е т. Да.
Ч у ж е з е м е ц. Так что же предложить нам - хорошо известное, а вместе с тем
и маловажное, но допускающее объяснение ничуть не меньше, чем что-либо важное?
Например, рыбак, удящий рыбу,не есть ли он нечто всем известное и заслуживающее
не очень-то большого внимания?
Т е э т е т. Это так.
Ч у ж е з е м е ц. Однако я надеюсь, что он укажет нам путь исследования и
объяснение, небесполезное для того, чего мы желаем.
Т е э т е т. Это было бы хорошо.
Ч у ж е з е м е ц. Давай же начнем с него следующим образом. Скажи мне:
предположим ли мы, что он знаток своего дела, или же скажем, что он в нем
неискусен, но обладает другой способностью?
Т е э т е т. Уж меньше всего можно признать, что он неискусен.
Ч у ж е з е м е ц. Но ведь все искусства распадаются на два вида.
Т е э т ет. Как так?
Ч у ж е з е м е ц. Земледелие и всевозможный уход за всяким смертным телом,
далее - все то, что относится к составному и сделанному, то есть к тому, что мы
называем утварью, а затем подражательные искусства - все это с полным правом
можно бы назвать одним именем.
Т е э т е т. Как это и каким?
Ч у ж е з е м е ц. В отношении всего, чего прежде не существовало, но что
кем-либо потом вызывается к жизни, мы говорим: о том, кто это делает,"он
творит", а о том, что сделано - "его творят".
Т е э т е т. Верно.
Ч у ж е з е м е ц. Но ведь то, что мы сейчас рассмотрели, относится по своим
свойствам именно сюда.
Т е э т е т. Конечно.
Ч у ж е з е м е ц. Итак, будем называть все это, выражаясь кратко, творческим
искусством.
Т е э т е т. Пусть будет так.
Ч у ж е з е м е ц.С другой стороны - целый ряд наук и знаний, а также искусства
дельца, борца и охотника, так как все они ничего не творят, но занимаются тем,
что отчасти словами и действиями подчиняют своей власти то, что есть и что
возникает, отчасти не позволяют этого делать другим. Наиболее подходящим было бы
назвать все эти части в совокупности неким искусством приобретения.
Т е э т е т. Да, это было бы подходящим.
Ч у ж е з е м е ц. Когда, таким образом, все искусства распадаются на
приобретающие и творческие, то к каким, Теэтет, мы причислим искусство удить
рыбу?
Т е э т е т. Разумеется, к приобретающим.
Ч у ж е з е м е ц. Но разве не два есть вида приобретающего искусства? Одно из
них - искусство обмена по обоюдному соглашению посредством даров, найма и
продажи, а другое - искусство подчинения себе всего делом или словом: не будет
ли этот последний вид искусством подчинять?
Т е э т е т. Так, по крайней мере, явствует из сказанного.
Ч у ж е з е м е ц. Что же? Искусство подчинять - не разделить ли его на две
части?
Т е э т е т. Как?
Ч у ж е з е м е ц. Причислив все явное в нем к искусству борьбы, а все тайное -
к искусству охоты.
Т е э т е т. Согласен.
Ч у ж е з е м е ц. Но конечно, было бы неразумным не разделить искусство охоты
на две части.
Т е э т е т. Скажи, как?
Ч у ж е з е м е ц. Различая в нем, с одной стороны, охоту за одушевленным родом
[вещей], а с другой - за неодушевленным.
Т е э т е т. Как же иначе? Если только существуют те и другие.
Ч у ж е з е м е ц. Ну как же не существуют? Охоту за неодушевленными [вещами],
не имеющую названия, за исключением некоторых частей водолазного искусства и
немногих других подобных, мы должны оставить в стороне, а охоту за одушевленными
существами назвать охотою за животными.
Т е э т е т. Пусть будет так.
Ч у ж е з е м е ц. Но не справедливо ли указать два вида охоты за животными и