Страница:
Павленко, который все это время вертелся около батареи и восторгался ее техническим оснащением, идя к себе домой, с сожалением подумал: "Вот бы нам вместо лошадей да тягачи с мотоциклами! Можно было бы смело маневрировать, появляясь в неожиданных для противника местах. Вот это было бы дело!"
Когда он поравнялся с домиком лесника, то услышал громкий голос Звонаревой, отчитывающей уполномоченного отряда.
- Опять вы бог знает как долго копались, Герасим Зиновьевич! Если бы я заранее не приехал сюда, то до утра пункт едва ли был бы развернут. С такими порядками на войне мириться нельзя.
- Это уж моя забота, сударыня. Вы хирург, и прошу в мою административную деятельность не вмешиваться, - вспылил Емельянов.
- Ваше разгильдяйство граничит с преступностью! - громила Варя Емельянова.
На крик сбежались сестры и начали успокаивать своего начальника и расходившуюся Звонареву.
- Неужели вы до сих пор все еще занимались побелкой? - подошел к ним Павленко.
- И мытьем полов также, - добавила Ира. - У меня с непривычки страшно разболелась спина, не знаю, как я завтра буду работать.
- Отоспитесь до утра, - отозвалась Звонарева, - на войне с усталостью не приходится считаться, - и с Ветровой вышла из домика.
- Боевая особочка, - кивнул Павленко вслед Звонаревой. - Скоро вас совсем загоняет, поняните мое слово.
- Зато с ней работать весело. Сама все делает: белит, моет полы, не дерет нос, держиться с нами по-дружески, - сказала Ира.
- Муженек ее совсем другого характера - спокойный, выдержанный, простой и любезный. Мне эти "двенадцатидюймовые" офицеры определенно понравились, - проговорил Боб.
- А мне приглянулся Вася Зуев, - вскользь бросила Ира.
- Он, по-видимому, слишком много о себе воображает! - заметил Борис.
- Не больше, чем вы!
Простившись с девушкой, Павленко направился ночевать на батарею. Солдаты спали прямо на земле около своих орудий, только дежурные телефонисты и дневальный коротали ночь около костра. К ним присоединился и прапорщик.
- Должно быть, скоро будет большой бой? - неторопливо спросил дневальный наводчик Солопов. - Больно много подвезли сюда всяких пушек. Даве баяли, что прибудут сюда пушки самые агромадные, какие есть в Расее.
Павленко рассказал им о гаубицах Виккерса.
- И далече они бьют? - спросил телефонист Тонких.
- На двадцать верст, снаряд весит почти пятьдесят пудов и разбивает любое бетонное перекрытие.
- Телефоны у них тоже особенные, беспроволочные, с ручкой, как на телеграфе, - сообщил Тонких. - Такой телефон всегда будет действовать: проводов нет, значит немцу нельзя и повредить, разве попадет в самый телефон.
Особенно поразил солдат привязной аэростат.
- На нем поднимешься до небес и все увидишь. Потом как вдаришт с самой большой пушки, тут немцу и прийдет конец, - мечтал наводчик.
Павленко, как всегда, внимательно прислушивался к солдатским разговорам и не перебивал их. По своей молодости он годился в сыновья большинству бородачей-запасных. Понимая это, прапорщик старался поменьше командовать и побольше советоваться с солдатами, особенно с фейерверкерами. Последних он, подчеркивая к ним уважение, неизменно величал по имени и отчеству. Это нравилось солдатам, которые ласково называли прапорщика "наш стригунок".
- Молодой он, и хочеться ему все время скакать по-жеребячему, а как до дела - нас, стариков, слухает. Подрастет, войдет в разум, геройским командиром будет, вроде нашего Кремня Васильевича, - говорили они между собой.
Незаметно летела тихая теплая ночь. Высоко поднявшись на небе, стожары начали опускаться к горизонту. Под мерный журчащий разговор солдат прапорщик уснул около костра. Солопов заботливо укрыл его своей шинелью.
- Умаялся, видать, наш стригунок-то! - проговорил солдат и подсел поближе к костру. - Теперь можно и про интересное прочитать.
Солопов вытащил из-за пазухи сложенный в несколько раз листок, развернул его, тщательно разгладил и при свете костра стал внимательно читать:
- "Товарищи солдаты! Двадцать месяцев уже продолжаеться бойня, затеянная в интересах жадных до наживы капиталистов - палачей всех стран. На полях сражений гибнут миллионы ваших товарищей, в то время как в тылу шайки бессовестных грабителей безнаказанно разоряют и обирают ваши семьи, заработанные ими трудовые гроши и составляют себе многомиллионные богатства. Они щедро платят палачам, чтобы наемкики, защищая капиталистов, вешали и ссылали в Сибирь на рудники ваших товарищей, сопртивляющихся организованному грабежу. Они наполняют тюрьмы всеми, кто оказывает им сопротивление. Расстреливают и казнят тысячи солдат, требующих конца войны. Мы не хотим больше крови, не хотим слез и горя, не хотим больше переносить ужасы войны. Товарищи, нашу кровь отдадим делу борьбы с заклятыми врагами - банкирами, заводчиками и помещиками. Отдадим свою кровь делу борьбы за свободу народа. Долой царскую монархию. Да здравствует социальная революция! Да здравствует республика! Донской комитет РСДРП (большевиков)".
Солопов еще раз внимательно прочитал листовку, аккуратно ее спрятал и решил в ближайшие дни ознакомить с ней своих единомышлеников-солдат.
- Скоро засветает. Пора будить артельщика. Пока чай согреет - уже и побудка будет, - сказал он после короткого раздумья и поднялся от костра.
А солдаты, молча глядя на костер, продолжали каждый по-своему обдумывать услышанное.
17
Первое, что увидел Кремнев на батарее, выйдя утром из своей палатки, была длинная вереница обнаженных по пояс солдат, которые по очереди подходили к Звонаревой. Она внимательно осматривала каждого из них, разглядывала белье и делала какие-то замечания почтительно слушавшему Павленко.
- Это что? - удивленно спросил капитан у своего денщика.
- Дохтурша осмотр делает, нет ли вшей или каких заразных больных.
- Я нашла ваших людей, Александр Владимирович, в полном порядке - все здоровы, хорошо кормлены, чисты и опрятны. Нет чесоточных. Приятно на них смотреть, - вместо приветствия проговоррила она.
- Разрешите узнать, почему, собственно, вас заинтересовало здоровье людей моей батареи?
- Надо знать, нет ли вблизи перевязочного пункта очагов инфекционных заболеваний, - пояснила Варя. - Позвольте мне теперь осмотреть людей на передках.
Польщенный похвалой, капитан не замедлил согласиться и пошел вместе с ней. Осмотрев ездовых, яшичных и коноводов, Варя и здесь не нашла ничего подозрительного.
Простившись с Кремневым, Варя вместе с Павленко направилась к батарее Борейко. Несмотря на ранний час, работа там шла полным ходом. Сам капитан руководил установкой своих огромных пушек. При помощи высоких домкратов тела орудий укладывались на лафеты, затем пушки маскировались сверху ветками и зеленой листвой. Борейко, чуть прихрамывая, ходил возле орудий. При дневном свете ясно выступали многочисленные шрамы на его лице, голове и шее. Движение левой руки тоже было явно затруднено.
- Где это так сильно изранили капитана? - спросил прапорщик.
- Давно, еще в японскую кампанию, при осаде Порт-Артура, - сообщила Варя.
- Нога, что ль побаливает? - подошла она к капитану.
- Всю ночь дергало, должно быть, к перемене погоды, - отозвался Борейко, пожимая руку Варе. - Ваш драгоценный Сережа осматривает автомашины, там и Вася.
Варя с Павленко пошли дальше.
Прибывшие ночью автомобили были тщательно укрыты под деревьями на опушке леса; даже привязной аэростат и газгольдеры вместе с походным парусиновым эллингом скрывались среди высоких вековых дубов.
- Большие, однако, они мастера маскироваться. Кто бы мог подумать, что здесь расположиться целая двенадцатидюймовая батарея! - восхитился прапорщик.
- Борейко толковый и опытный командир, но с начальством плохо ладит, и ему не дают хода, - сказала Варя. - По существу, он давно должен был бы командовать дивизионом, если не бригадой, а его держат командиром батареи. Ну, вот и мой грозный муж и повелитель. Здравствуй, Сереженька, - ласково приветствовала она своего супруга.
Звонарев, окруженный солдатами, с испачкаными в масле руками, обходил одну за другой машины, заглядывал в моторы, пробовал покрышки. Заметив жену, он расплылся в улыбке.
- Приложи к моим губам твою лапку, Варенька, а то я грязен, как черт, - ласково сказал он жене и нежно поцеловал ее руку.
Поговорив с мужем, Варя пошла с Павленко вдоль опушки леса. Через несколько шагов она наткнулась на мотоциклистов, которые усердно чистили и перебирали свои машины. К ней подошел Блохин и глубоким, чуть глуховатым баском поздоровался.
- Здравствуйте, Филипп Иванович! - крепко тряхнула его руку Варя. Покажите-ка мне ваши новые машины.
- Вот американские, развивают скорось до шестидесяти верст в час, показал Блохин.
Варя присела на землю и стала внимательно разгляывать машину, слушая пояснения солдата.
- Что хорошенького привезли нам из Питера, Варвара Васильевна? тихонько спросил Блохин у докторши.
- Привет вам от Ивана Герасимовича. Продолжайте и дальше вести вашу работу, но только осторожно, а то много товарищей за последне время попалось и топравлено кто на фронт в штрафные роты, а кто в ссылку в Сибирь! Есть литература из Питера и из Москвы. Зайдите вечером, передам. Как у вас здесь дела?
- В батарее совсем хорошо. уже с десяток человек постоянно читают и беседуют со мной на всякие политические темы - все больше о земле, есть кое-кто и в легких батареях. А вот в пехоте плохо: народ малограмотный, в бога веруют, царя чтут. Разговаривать можно с большой лишь осторожностью, - в свою очередь сообщил Звонаревой Блохин. - Связь-то с Иваном Герасимовичем как держать?
- Пока через меня, Филипп Иванович. Муженек и Борейко вам не мешают в работе? - справилась Звонарева.
- Капитан только просят быть осмотрительней. Дюже строго теперь с нашим братом поступают. Подпоручик Зуев еще молодые и без надобности свою революционность показать хотят. Вы его, Варвара Васильевна, малость к рукам приберите, чтобы он не рисковал зазря, - вполголоса предупреждал Блохин.
- Приберу его к рукам. Молод, горяч и пока неопытен, - проговорила Звонарева. - Филипп Иванович, мне можно прокатиться? - указала на мотоцикл Звонарева.
- Почему нельзя! Разве капитан заругают, так нам не впервой. Покричит и успокоиться. Сейчас выведу мотоцикл на ровное место.
Звонарева деловито повязала косынку на голове, достала из кармана автомобильные очки и, заведя мотор, легко прыгнула в седло. Проделав несколько поворотов около опушки, она весело крикнула:
- Опля! - и стремительно понеслась по лесной дороге. Ветром у нее сорвало с головы косынку, растрепавшиеся волосю развевались кудрявой гривкой, но оона продолжала лететь на предельной скорости, низко склонив голову к рулю. Через минуту мотоцикл казался уже маленькой точкой на горизонте.
- Блохин, кто это умчался на машине? - неожиданно подошел Звонарев.
- Варвара Васильевна. Хотели попробовать новый мотоцикл.
- Напрасно дал. Не справится с незнакомой машиной, поломает ее и разобьется сама.
- Никак нет, они ловкие, хорошо умеют ездить.
Треск мотоцикла раздался с противоположной стороны, и через минуту Звонарева на всем ходу остановила машину около мужа.
- Чудесно прокатилась, прекрасная машина! - восхищенно проговорила она, слезая с мотоцикла. - Надо будет приобрести себе такой мотоцикл.
От быстрой езды ее лицо раскраснелось, возбужденные глаза ярко блестели. От нее так и веяло молодостью, здоровьем и энергией.
- Ты расшибешься когда-нибудь, если будешь носиться, как угорелая.
- Что же мне, миленький делать, коль я совсем схожу с ума от света, тепла, воздуха, простора? Знаешь, я начинаю подумывать, не поступить ли мне в летную школу. Летать, надо думать, еще приятнее!
- Час от часу не легче! - послышался сзади голос Борейко. - Мало вам мотоцикла, так вы и впрямь хотите лететь на шабаш на Лысую гору. Сидели бы вы, Варенька, себе в Питере, не знали бы заботы. Что вам делать на передовой?
- Чинить после драки таких забияк, как вы, - не осталась в долгу Звонарева. - Подберите, пожалуйста, мою косынку, - обернулась она к Павленко. - Я у вас осмотрю солдат. Вы ведь не возражаете? - обратилась она снова к капитану.
- Смотрите, коль вам это доставляет удовольствие.
Когда солдаты были выстроены, Звонарева начала осмотр и сразу же наткнулась на вшивых и чесоточных.
- Полюбуйтесь на ваших грязнуль, Борис Дмитриевич! Немедленно устройте им баню, прикажите сменить белье. Через день я снова побываю у вас, - объявила она, окончив осмотр.
Капитан был явно смущен и заверил ее, что немедленно все будет исправлено. Подхватив затем под руку мужа, Звонарева велела ему вести себя на кухню. И здесь она сделала несколько замечаний относительно грязи и мусора.
- вели, Сережа, немедленно убрать все это. - И, кивнув на прощание Борейко, пошла обратно.
Вскоре она встретила Павленко, который почтительно подал ей косынку.
- Вы, кажется, приударяете за Ирой? - неожиданно спросила она прапорщика.
- Не совсем... Мы, конечно, друзья... - запинался от смущения Павленко.
- ...Но я никаких серьезных намерений не имею, да? - закончила Звонарева. - Так и запишем и сообщим Ире. Головы девушкам кружить вы все мастера!
- Вы меня не так поняли. Я готов... Но надо, конечно, подождать конца войны. Вы только, пожалуйста, ничего не говорите Ирочке.
- Испугались, трусишка! А еще геройствовать в бою собираетесь. Так и быть - помолчу! - смилостивилась Варя.
Подходя к палатке Кремнева, они встретили сильно загорелого молодого артиллерийского капитана Бояровского, прихрамывающего на левую ногу. Он предупредительно пропустил вперед Варю и пожал руку вытянувшемуся перед ним прапорщику.
- Кто эта интересная дама? - тихо спросил Бояровский.
Прапорщик объяснил и предупредил:
- Не любит ухаживаний.
- Никогда не поверю, чтобы существовали такие женщины, - ответил капитан и вошел в палатку.
- Здравствуй, Александр Васильевич. Моя батарея стала несколько правее и сзади твоей, - сообщил он Кремневу. - Бояровский, - представился он затем Варе.
- Где расположена ваша батарея? Я завтра же произведу у вас медицинский осмотр, - объявила оторопевшему капитану Звонарева.
- У нас имеются в бригаде два врача, которые и следят за санитарным состоянием батареи, - возразил было Бояровский.
- Мне некогда их разыскивать, а с утра мы уже развернем перевязочный пункт, и я должна знать, нет ли у вас инфекционных заболеваний.
- Попал, брат, в медицинский переплет. Рекомендую сдаваться без сопротивления, - улыбнулся Кремнев.
- Я всегда рад видеть вас, мадам, у себя, - поспешил расшаркаться Бояровский.
- Я не мадам, а врач, и посещу вас не как гостья, а по делу. Прошу вас к семи часам построить людей. - и Звонарева вышла из палатки.
Вскоре подошли командиры мортирной и тяжелой батарей. Уже по дороге к Кремневу Варя успела и повидать их и договориться с ними об осмотре солдат. Оба командира были в восторге от ее решительности и энергии.
- Таких бы врачей нам побольше. Чистоты и порядка сразу бы прибавилось.
Через четверть часа к кремневской палатке подошел Борейко вместе со Звонаревым и Зуевым.
- Теперь все в сборе, не хватает только командира Кузнецкого полка, за которым стоят все наши батареи. Я думаю, мы должны с ним сообща обсудить все вопросы, связанные с предстоящими боями, - предложил Борейко.
Это предложение встретило всеобщее одобрение. За полковником отправили Павленко и в ожидании его занялись чаепитием. В центре всех разговоров было предстоящее наступление и участие в нем двенадцатидюймовой батареи Борейко. Таких орудий еще никто из присутствующих не видел, и офицеры просили после совещания подробно ознакомить их с материальной частью и техническим оборудованием батареи, на что Борейко охотно согласился.
С приходом полковника Хоменко должно было начаться совещание. Но едва полковник подошел, Борейко оглушительно рявкнул: "Смирно, господа офицеры!" - и подошел было, чтобы отдать строевой рапорт. Вдруг Хоменко радостно бросился обнимать капитана:
- Борису Дмитриевичу! Вы ли это? Опять нас с вами свела судьба! Помните Восточную Пруссию в августе четырнадцатого года, под Бишоуфсбугом это было. И теперь увиделись вновь, чему я несказанно рад.
- В первый раз вы, Михаил Игнатьевич, были капитаном и командывали ротой, а сейчас вы уже полковник, командир полка. Если, бог даст, встретимся еще через год, вы наверняка будете генералом и командиром дивизии, - весело ответил Борейко.
- Хай ему грец, генеральству! Не люблю я этих чинов, - насупился Хоменко. - Одного уважаю - нашего командуещего, генерала Брусилова. И потому верю, что это наступление будет удачным. Не зря прольеться кровь.
- За это я вас так и уважаю, дорогой Михаил Игнатьевич, - потряс руку полковника Борейко.
- Ну, давайте заседать, хотя я страшно не люблю эти занятия, пригласил Хоменко офицеров в палатку.
Борейко, как старший, коротко сообщил о расположении артиллерии на участке 408-го полка, наметил задания для каждой тяжелой и легкой батареи и попросил полковника высказаться по этому поводу.
Хоменко, поглаживая свои длинные запорожские усы, неторопливо изложил, как и в чем должна помочь артиллерия его полку в предстоящем наступлении. После небольшого обмена мнениями все было окончательно выяснено.
- Легкие батареи пробивают по два прохода в проволокес в местах, указанных полковником Хоменко. Гаубичная и тяжелая батареи громят первую и вторую линии окопов и легкие батареи противника. Я из своих двеннадцатидюймовок разбиваю наиболее прочные опорные пункты, уничтожаю тяжелые батареи немцев, - резюмировал Борейко. - Эх, нам бы сюда еще хотя бы парочку дальнобойных пушек Виккерса или шнейдеровских шестидюймовок для обстрела по дальним тылам противника! Тогда ни один немец не ушел бы отсюда.
- Поговорю со штабом дивизии, попрошу генерала Микулина помочь нам в этом, - пообещал Хоменко.
- Да вот он, никак, сам! Легок на помине, - проговорил Кремнев, показывая на трех всадников, широкой рысью направлявшихся к позиции кремневской батареи, и поспешил навстречу начальству.
Высокого роста, не по годам стройный, генерал наскоро выслушал рапорт Кремнева и вместе с ним обошел батарею, громко здороваясь с солдатами. Затем он направился к палатке, около которой стояли офицеры. Хоменко доложил Микулину о совещании и ознакомил его с принятыми решениями. Генерал быстро разобрался во всем.
- Господа, вам следует помнить, что на нашу восьиую армию возлагаеться задача - прорыв полосы укреплений противника и переход в наступление в общем направлении на Луцк - Ковель, - пояснил Микулин. Командующий фронтом генерал Брусилов придает особо важное значение именно участку сто второй дивизии, которую он считает ударной. Мы должны приложить все усилия, чтобы оправдать это доверие. Поэтому я думаю, что ваша просьба о дальнобойных орудиях будет уважена и вам придадут хотя бы две дальнобойные пушки. Общее руководство артиллерийским огнем поручаю командиру двенадцатидюймовой батареи, на которую возлагаються наиболее сложные задачи. Теперь прошу вас, капитан, показать мне ваши чудовищные пушки, - обернулся Микулин к Борейко и вышел из палатки.
Когда генерал с офицерами подошел к месту стоянки тяжелых орудий, последние еще только устанавливались под руководством Звонарева. Солдаты поднимали тела орудий и укладывали их на лафеты, после чего начиналась сборка всей системы.
- Для того, чтобы собрать и отрегулировать такую пушку, необходимо располагать весьма солидными познаниями в области техники, - заметил Микулин.
- Поручик Звонарев по образованию инженер-механик, а подпоручик Зуев - студент четвертого курса технологического института, - доложил Борейко.
- А капитан Борейко прошел курс офицерской артиллерийской школы, добавил Звонарев.
Борейко и Звонарев подробно ознакомили генерала и остальных офицеров с устройством своих гаубиц и их баллистическими свойствами.
- Все расположенные перед нами немецкие железобетонные опорные пункты легко и быстро будут разрушены моими пушечками, - любовно похлопал капитан гаубицу.
Это сообщение привело Хоменко в полный восторг.
- О, це дило дуже гано буде! Побьемо мы нимцив начисто, не правда ли, сынку? - обернулся он к Кремневу.
- Правда, правда, батько.
Заглянув затем на кухню, Микулин остался очень доволен царившей здесь чистотой и вкусно приготовленной пищей. Тепло поблагодарив Борейко, он уехал.
- Теперь я должен договориться с вами, господа, об условных сигналах для обозначения времени начала артиллерийского огня. Три часа будут обозначаться трепожником, четыре - столом, пять - пятистенком, шесть шестигранником, семь - семисвечником. Получив такую телефонограмму, вы должны подготовить батареи к указанному сроку, - предупредил офицеров Хоменко.
- Мне приказано открывать огонь позднее всех, - заметил Кремнев. Чуть ли не в двенадцать часов дня.
- Тогда вам сообщат... не подберу нужного слова с цифрой "двенадцать", - задумался Хоменко.
- Двенадцатиперстная кишка, - подсказала подошедшая Варя.
Все засмеялись.
- Вы уж тут как тут! - с комическим ужасом проговорил Борейко.
- Да, дорогой! К вам влечет меня неведомая сила, - шутливо сказала она.
Офицеры с веселыми улыбками следили за этой дружеской перебранкой. Все направились к домику лесника.
У меня есть предложение о моральной подготовке войск к предстоящим боям, - проговорил Борейко. - Еще Наполеон говорил, что моральный фактор к техническому относится, как три к одному. Едва ли это соотношение сильно изменилось и в настоящее время.
- Я поручил офицерам разъяснить всем солдатам важность предстоящего наступления и сказать, что в случае успеха может быть закончена в этом году, - сообщил Борейко.
- Говорить с солдатами, конечно, нужно, но это, по-моему, не все. Надо, чтобы солдат повеселилься перед боем. Веселье придает русскому человеку храбрость. Скучный солдат всегда труслив. Вы, Михаил Игнатьевич, прикажите сегодня вечером поиграть полковому оркестру что-либо веселенькое, плясовое, а я у себя устрою песни, игры и пляски, - продолжал развивать свою мысль Борейко.
- В своей батарее я это обязательно проведу, - горячо присоединился Кремнев.
- Устроим, значит, общими силами полка и артиллеристов вокально-музыкально-танцевальный вечер, - согласился Хоменко.
- Я вас, Михаил Игнатьевич, приглашаю станцевать со мной гопака, обернулась Варя к Хоменко.
- Дуже старый я для цьего дила, моя кохана! Вы б узяли себе в пару моего сынка, - указал полковник на Кремнева.
- Его ждет не дождется Таня Ветрова, да и стара я для него. Тряхнем, что ли, с вами стариной, Боря? - обратилась Звонарева к Борейко, приветливо взглянув на него.
- Разве вы давно знакомы? - удивился Хоменко.
- С времен обороны Порт-Артура. Я его еще девчонкой перевязывала, этого лихого вояку. Да и не раз мы вместе отплясывали гопака на Залитерной батарее и Электрическом Утесе в минуты затишья.
- Сколько же вам лет, доню моя?
- Много, Михаил Игнатьевич, скоро тридцать стукнет, - вздохнула Звонарева.
- Больше двадцати пяти не дал бы я вам.
У домика лесника офицеры распрощались.
Из палатки, расположенной рядом со сторожкой, вышел Сологубенко. Прищурив глаза, он смотрел на залитый солнцем лес, на белоствольные, с трепещущими нежными листьями березы.
- Варвара Васильевна, разрешите по старой дружбе нарисовать вас здесь, прямо в лесу. Вы - живое аоплощение женской красоты. В моем воображении вы сливаетесь с извечной красотой природы, - сказал художник, широким жестом руки показывая вокруг.
- Терпеть не могу позировать. Уж очень это скучно. Рисуйте лучше моего муженька, он может сидеть на одном месте хоть целый день.
- Садитесь, Сергей Владимирович, сделаю набросок с вас, - предложил Сологубенко и вынес с палатки складное кресло.
Звонарев молча повиновался, поудобнее уселся в кресло.
- Сиди смирно и сделай веселое лицо, а то ты совсем сонный. Ну, улыбнись, Сереженька! - как ребенка, уговаривала мужа Звонарева.
Сеанс продолжался около получаса, и все это время Варя теребила мужа, который меланхолически отбивался от своей неугомонной супруге. Борейко вместе с Кремневым наблюдали за ними из палатки.
- Оригинальная пара, - вполголоса заметил Кремнев. - Он - воплощение невозмутимости и спокойствия, а она - живая, как ртуть.
- Противоположности, говорят, сходяться! Они понравились друг другу с первого взгляда, и вот уже двенадцать лет не могут жить один без другого, - отозвался капитан.
Борейко не стал дожидаться Звонарева и поднялся.
- Пойдем-ка, Вася, до дому, - обратился он к Зуеву, который в стороне оживленно беседовал с сестрой милосердия Ириной.
Подпоручик вытянулся и, распростившись с сестрой, последовал за Борейко.
- Прикажите принести мне пробную порцию, - распорядился капитан, когда они подошли к тяжелой батарее и направились в свою палатку.
Там Борейко достал из походного чемодана фляжку, отвинтил крышку, наполнил ее до краев, наполнил ее до краев и с видимым удовольствием выпил, закусив корочкой хлеба.
- Дозвольте зайти, ваше благородие, - спросили снаружи.
- Заходи, заходи, - узнал голос Блохина Борейко.
Солдат вошел и тотчас потянул воздух носом.
- Что, царской слезой попахивает? - спросил капитан.
- Больно приятный запах у царских слез? Почаще бы плакал царь-батюшка, все народу жилось бы веселей.
Когда он поравнялся с домиком лесника, то услышал громкий голос Звонаревой, отчитывающей уполномоченного отряда.
- Опять вы бог знает как долго копались, Герасим Зиновьевич! Если бы я заранее не приехал сюда, то до утра пункт едва ли был бы развернут. С такими порядками на войне мириться нельзя.
- Это уж моя забота, сударыня. Вы хирург, и прошу в мою административную деятельность не вмешиваться, - вспылил Емельянов.
- Ваше разгильдяйство граничит с преступностью! - громила Варя Емельянова.
На крик сбежались сестры и начали успокаивать своего начальника и расходившуюся Звонареву.
- Неужели вы до сих пор все еще занимались побелкой? - подошел к ним Павленко.
- И мытьем полов также, - добавила Ира. - У меня с непривычки страшно разболелась спина, не знаю, как я завтра буду работать.
- Отоспитесь до утра, - отозвалась Звонарева, - на войне с усталостью не приходится считаться, - и с Ветровой вышла из домика.
- Боевая особочка, - кивнул Павленко вслед Звонаревой. - Скоро вас совсем загоняет, поняните мое слово.
- Зато с ней работать весело. Сама все делает: белит, моет полы, не дерет нос, держиться с нами по-дружески, - сказала Ира.
- Муженек ее совсем другого характера - спокойный, выдержанный, простой и любезный. Мне эти "двенадцатидюймовые" офицеры определенно понравились, - проговорил Боб.
- А мне приглянулся Вася Зуев, - вскользь бросила Ира.
- Он, по-видимому, слишком много о себе воображает! - заметил Борис.
- Не больше, чем вы!
Простившись с девушкой, Павленко направился ночевать на батарею. Солдаты спали прямо на земле около своих орудий, только дежурные телефонисты и дневальный коротали ночь около костра. К ним присоединился и прапорщик.
- Должно быть, скоро будет большой бой? - неторопливо спросил дневальный наводчик Солопов. - Больно много подвезли сюда всяких пушек. Даве баяли, что прибудут сюда пушки самые агромадные, какие есть в Расее.
Павленко рассказал им о гаубицах Виккерса.
- И далече они бьют? - спросил телефонист Тонких.
- На двадцать верст, снаряд весит почти пятьдесят пудов и разбивает любое бетонное перекрытие.
- Телефоны у них тоже особенные, беспроволочные, с ручкой, как на телеграфе, - сообщил Тонких. - Такой телефон всегда будет действовать: проводов нет, значит немцу нельзя и повредить, разве попадет в самый телефон.
Особенно поразил солдат привязной аэростат.
- На нем поднимешься до небес и все увидишь. Потом как вдаришт с самой большой пушки, тут немцу и прийдет конец, - мечтал наводчик.
Павленко, как всегда, внимательно прислушивался к солдатским разговорам и не перебивал их. По своей молодости он годился в сыновья большинству бородачей-запасных. Понимая это, прапорщик старался поменьше командовать и побольше советоваться с солдатами, особенно с фейерверкерами. Последних он, подчеркивая к ним уважение, неизменно величал по имени и отчеству. Это нравилось солдатам, которые ласково называли прапорщика "наш стригунок".
- Молодой он, и хочеться ему все время скакать по-жеребячему, а как до дела - нас, стариков, слухает. Подрастет, войдет в разум, геройским командиром будет, вроде нашего Кремня Васильевича, - говорили они между собой.
Незаметно летела тихая теплая ночь. Высоко поднявшись на небе, стожары начали опускаться к горизонту. Под мерный журчащий разговор солдат прапорщик уснул около костра. Солопов заботливо укрыл его своей шинелью.
- Умаялся, видать, наш стригунок-то! - проговорил солдат и подсел поближе к костру. - Теперь можно и про интересное прочитать.
Солопов вытащил из-за пазухи сложенный в несколько раз листок, развернул его, тщательно разгладил и при свете костра стал внимательно читать:
- "Товарищи солдаты! Двадцать месяцев уже продолжаеться бойня, затеянная в интересах жадных до наживы капиталистов - палачей всех стран. На полях сражений гибнут миллионы ваших товарищей, в то время как в тылу шайки бессовестных грабителей безнаказанно разоряют и обирают ваши семьи, заработанные ими трудовые гроши и составляют себе многомиллионные богатства. Они щедро платят палачам, чтобы наемкики, защищая капиталистов, вешали и ссылали в Сибирь на рудники ваших товарищей, сопртивляющихся организованному грабежу. Они наполняют тюрьмы всеми, кто оказывает им сопротивление. Расстреливают и казнят тысячи солдат, требующих конца войны. Мы не хотим больше крови, не хотим слез и горя, не хотим больше переносить ужасы войны. Товарищи, нашу кровь отдадим делу борьбы с заклятыми врагами - банкирами, заводчиками и помещиками. Отдадим свою кровь делу борьбы за свободу народа. Долой царскую монархию. Да здравствует социальная революция! Да здравствует республика! Донской комитет РСДРП (большевиков)".
Солопов еще раз внимательно прочитал листовку, аккуратно ее спрятал и решил в ближайшие дни ознакомить с ней своих единомышлеников-солдат.
- Скоро засветает. Пора будить артельщика. Пока чай согреет - уже и побудка будет, - сказал он после короткого раздумья и поднялся от костра.
А солдаты, молча глядя на костер, продолжали каждый по-своему обдумывать услышанное.
17
Первое, что увидел Кремнев на батарее, выйдя утром из своей палатки, была длинная вереница обнаженных по пояс солдат, которые по очереди подходили к Звонаревой. Она внимательно осматривала каждого из них, разглядывала белье и делала какие-то замечания почтительно слушавшему Павленко.
- Это что? - удивленно спросил капитан у своего денщика.
- Дохтурша осмотр делает, нет ли вшей или каких заразных больных.
- Я нашла ваших людей, Александр Владимирович, в полном порядке - все здоровы, хорошо кормлены, чисты и опрятны. Нет чесоточных. Приятно на них смотреть, - вместо приветствия проговоррила она.
- Разрешите узнать, почему, собственно, вас заинтересовало здоровье людей моей батареи?
- Надо знать, нет ли вблизи перевязочного пункта очагов инфекционных заболеваний, - пояснила Варя. - Позвольте мне теперь осмотреть людей на передках.
Польщенный похвалой, капитан не замедлил согласиться и пошел вместе с ней. Осмотрев ездовых, яшичных и коноводов, Варя и здесь не нашла ничего подозрительного.
Простившись с Кремневым, Варя вместе с Павленко направилась к батарее Борейко. Несмотря на ранний час, работа там шла полным ходом. Сам капитан руководил установкой своих огромных пушек. При помощи высоких домкратов тела орудий укладывались на лафеты, затем пушки маскировались сверху ветками и зеленой листвой. Борейко, чуть прихрамывая, ходил возле орудий. При дневном свете ясно выступали многочисленные шрамы на его лице, голове и шее. Движение левой руки тоже было явно затруднено.
- Где это так сильно изранили капитана? - спросил прапорщик.
- Давно, еще в японскую кампанию, при осаде Порт-Артура, - сообщила Варя.
- Нога, что ль побаливает? - подошла она к капитану.
- Всю ночь дергало, должно быть, к перемене погоды, - отозвался Борейко, пожимая руку Варе. - Ваш драгоценный Сережа осматривает автомашины, там и Вася.
Варя с Павленко пошли дальше.
Прибывшие ночью автомобили были тщательно укрыты под деревьями на опушке леса; даже привязной аэростат и газгольдеры вместе с походным парусиновым эллингом скрывались среди высоких вековых дубов.
- Большие, однако, они мастера маскироваться. Кто бы мог подумать, что здесь расположиться целая двенадцатидюймовая батарея! - восхитился прапорщик.
- Борейко толковый и опытный командир, но с начальством плохо ладит, и ему не дают хода, - сказала Варя. - По существу, он давно должен был бы командовать дивизионом, если не бригадой, а его держат командиром батареи. Ну, вот и мой грозный муж и повелитель. Здравствуй, Сереженька, - ласково приветствовала она своего супруга.
Звонарев, окруженный солдатами, с испачкаными в масле руками, обходил одну за другой машины, заглядывал в моторы, пробовал покрышки. Заметив жену, он расплылся в улыбке.
- Приложи к моим губам твою лапку, Варенька, а то я грязен, как черт, - ласково сказал он жене и нежно поцеловал ее руку.
Поговорив с мужем, Варя пошла с Павленко вдоль опушки леса. Через несколько шагов она наткнулась на мотоциклистов, которые усердно чистили и перебирали свои машины. К ней подошел Блохин и глубоким, чуть глуховатым баском поздоровался.
- Здравствуйте, Филипп Иванович! - крепко тряхнула его руку Варя. Покажите-ка мне ваши новые машины.
- Вот американские, развивают скорось до шестидесяти верст в час, показал Блохин.
Варя присела на землю и стала внимательно разгляывать машину, слушая пояснения солдата.
- Что хорошенького привезли нам из Питера, Варвара Васильевна? тихонько спросил Блохин у докторши.
- Привет вам от Ивана Герасимовича. Продолжайте и дальше вести вашу работу, но только осторожно, а то много товарищей за последне время попалось и топравлено кто на фронт в штрафные роты, а кто в ссылку в Сибирь! Есть литература из Питера и из Москвы. Зайдите вечером, передам. Как у вас здесь дела?
- В батарее совсем хорошо. уже с десяток человек постоянно читают и беседуют со мной на всякие политические темы - все больше о земле, есть кое-кто и в легких батареях. А вот в пехоте плохо: народ малограмотный, в бога веруют, царя чтут. Разговаривать можно с большой лишь осторожностью, - в свою очередь сообщил Звонаревой Блохин. - Связь-то с Иваном Герасимовичем как держать?
- Пока через меня, Филипп Иванович. Муженек и Борейко вам не мешают в работе? - справилась Звонарева.
- Капитан только просят быть осмотрительней. Дюже строго теперь с нашим братом поступают. Подпоручик Зуев еще молодые и без надобности свою революционность показать хотят. Вы его, Варвара Васильевна, малость к рукам приберите, чтобы он не рисковал зазря, - вполголоса предупреждал Блохин.
- Приберу его к рукам. Молод, горяч и пока неопытен, - проговорила Звонарева. - Филипп Иванович, мне можно прокатиться? - указала на мотоцикл Звонарева.
- Почему нельзя! Разве капитан заругают, так нам не впервой. Покричит и успокоиться. Сейчас выведу мотоцикл на ровное место.
Звонарева деловито повязала косынку на голове, достала из кармана автомобильные очки и, заведя мотор, легко прыгнула в седло. Проделав несколько поворотов около опушки, она весело крикнула:
- Опля! - и стремительно понеслась по лесной дороге. Ветром у нее сорвало с головы косынку, растрепавшиеся волосю развевались кудрявой гривкой, но оона продолжала лететь на предельной скорости, низко склонив голову к рулю. Через минуту мотоцикл казался уже маленькой точкой на горизонте.
- Блохин, кто это умчался на машине? - неожиданно подошел Звонарев.
- Варвара Васильевна. Хотели попробовать новый мотоцикл.
- Напрасно дал. Не справится с незнакомой машиной, поломает ее и разобьется сама.
- Никак нет, они ловкие, хорошо умеют ездить.
Треск мотоцикла раздался с противоположной стороны, и через минуту Звонарева на всем ходу остановила машину около мужа.
- Чудесно прокатилась, прекрасная машина! - восхищенно проговорила она, слезая с мотоцикла. - Надо будет приобрести себе такой мотоцикл.
От быстрой езды ее лицо раскраснелось, возбужденные глаза ярко блестели. От нее так и веяло молодостью, здоровьем и энергией.
- Ты расшибешься когда-нибудь, если будешь носиться, как угорелая.
- Что же мне, миленький делать, коль я совсем схожу с ума от света, тепла, воздуха, простора? Знаешь, я начинаю подумывать, не поступить ли мне в летную школу. Летать, надо думать, еще приятнее!
- Час от часу не легче! - послышался сзади голос Борейко. - Мало вам мотоцикла, так вы и впрямь хотите лететь на шабаш на Лысую гору. Сидели бы вы, Варенька, себе в Питере, не знали бы заботы. Что вам делать на передовой?
- Чинить после драки таких забияк, как вы, - не осталась в долгу Звонарева. - Подберите, пожалуйста, мою косынку, - обернулась она к Павленко. - Я у вас осмотрю солдат. Вы ведь не возражаете? - обратилась она снова к капитану.
- Смотрите, коль вам это доставляет удовольствие.
Когда солдаты были выстроены, Звонарева начала осмотр и сразу же наткнулась на вшивых и чесоточных.
- Полюбуйтесь на ваших грязнуль, Борис Дмитриевич! Немедленно устройте им баню, прикажите сменить белье. Через день я снова побываю у вас, - объявила она, окончив осмотр.
Капитан был явно смущен и заверил ее, что немедленно все будет исправлено. Подхватив затем под руку мужа, Звонарева велела ему вести себя на кухню. И здесь она сделала несколько замечаний относительно грязи и мусора.
- вели, Сережа, немедленно убрать все это. - И, кивнув на прощание Борейко, пошла обратно.
Вскоре она встретила Павленко, который почтительно подал ей косынку.
- Вы, кажется, приударяете за Ирой? - неожиданно спросила она прапорщика.
- Не совсем... Мы, конечно, друзья... - запинался от смущения Павленко.
- ...Но я никаких серьезных намерений не имею, да? - закончила Звонарева. - Так и запишем и сообщим Ире. Головы девушкам кружить вы все мастера!
- Вы меня не так поняли. Я готов... Но надо, конечно, подождать конца войны. Вы только, пожалуйста, ничего не говорите Ирочке.
- Испугались, трусишка! А еще геройствовать в бою собираетесь. Так и быть - помолчу! - смилостивилась Варя.
Подходя к палатке Кремнева, они встретили сильно загорелого молодого артиллерийского капитана Бояровского, прихрамывающего на левую ногу. Он предупредительно пропустил вперед Варю и пожал руку вытянувшемуся перед ним прапорщику.
- Кто эта интересная дама? - тихо спросил Бояровский.
Прапорщик объяснил и предупредил:
- Не любит ухаживаний.
- Никогда не поверю, чтобы существовали такие женщины, - ответил капитан и вошел в палатку.
- Здравствуй, Александр Васильевич. Моя батарея стала несколько правее и сзади твоей, - сообщил он Кремневу. - Бояровский, - представился он затем Варе.
- Где расположена ваша батарея? Я завтра же произведу у вас медицинский осмотр, - объявила оторопевшему капитану Звонарева.
- У нас имеются в бригаде два врача, которые и следят за санитарным состоянием батареи, - возразил было Бояровский.
- Мне некогда их разыскивать, а с утра мы уже развернем перевязочный пункт, и я должна знать, нет ли у вас инфекционных заболеваний.
- Попал, брат, в медицинский переплет. Рекомендую сдаваться без сопротивления, - улыбнулся Кремнев.
- Я всегда рад видеть вас, мадам, у себя, - поспешил расшаркаться Бояровский.
- Я не мадам, а врач, и посещу вас не как гостья, а по делу. Прошу вас к семи часам построить людей. - и Звонарева вышла из палатки.
Вскоре подошли командиры мортирной и тяжелой батарей. Уже по дороге к Кремневу Варя успела и повидать их и договориться с ними об осмотре солдат. Оба командира были в восторге от ее решительности и энергии.
- Таких бы врачей нам побольше. Чистоты и порядка сразу бы прибавилось.
Через четверть часа к кремневской палатке подошел Борейко вместе со Звонаревым и Зуевым.
- Теперь все в сборе, не хватает только командира Кузнецкого полка, за которым стоят все наши батареи. Я думаю, мы должны с ним сообща обсудить все вопросы, связанные с предстоящими боями, - предложил Борейко.
Это предложение встретило всеобщее одобрение. За полковником отправили Павленко и в ожидании его занялись чаепитием. В центре всех разговоров было предстоящее наступление и участие в нем двенадцатидюймовой батареи Борейко. Таких орудий еще никто из присутствующих не видел, и офицеры просили после совещания подробно ознакомить их с материальной частью и техническим оборудованием батареи, на что Борейко охотно согласился.
С приходом полковника Хоменко должно было начаться совещание. Но едва полковник подошел, Борейко оглушительно рявкнул: "Смирно, господа офицеры!" - и подошел было, чтобы отдать строевой рапорт. Вдруг Хоменко радостно бросился обнимать капитана:
- Борису Дмитриевичу! Вы ли это? Опять нас с вами свела судьба! Помните Восточную Пруссию в августе четырнадцатого года, под Бишоуфсбугом это было. И теперь увиделись вновь, чему я несказанно рад.
- В первый раз вы, Михаил Игнатьевич, были капитаном и командывали ротой, а сейчас вы уже полковник, командир полка. Если, бог даст, встретимся еще через год, вы наверняка будете генералом и командиром дивизии, - весело ответил Борейко.
- Хай ему грец, генеральству! Не люблю я этих чинов, - насупился Хоменко. - Одного уважаю - нашего командуещего, генерала Брусилова. И потому верю, что это наступление будет удачным. Не зря прольеться кровь.
- За это я вас так и уважаю, дорогой Михаил Игнатьевич, - потряс руку полковника Борейко.
- Ну, давайте заседать, хотя я страшно не люблю эти занятия, пригласил Хоменко офицеров в палатку.
Борейко, как старший, коротко сообщил о расположении артиллерии на участке 408-го полка, наметил задания для каждой тяжелой и легкой батареи и попросил полковника высказаться по этому поводу.
Хоменко, поглаживая свои длинные запорожские усы, неторопливо изложил, как и в чем должна помочь артиллерия его полку в предстоящем наступлении. После небольшого обмена мнениями все было окончательно выяснено.
- Легкие батареи пробивают по два прохода в проволокес в местах, указанных полковником Хоменко. Гаубичная и тяжелая батареи громят первую и вторую линии окопов и легкие батареи противника. Я из своих двеннадцатидюймовок разбиваю наиболее прочные опорные пункты, уничтожаю тяжелые батареи немцев, - резюмировал Борейко. - Эх, нам бы сюда еще хотя бы парочку дальнобойных пушек Виккерса или шнейдеровских шестидюймовок для обстрела по дальним тылам противника! Тогда ни один немец не ушел бы отсюда.
- Поговорю со штабом дивизии, попрошу генерала Микулина помочь нам в этом, - пообещал Хоменко.
- Да вот он, никак, сам! Легок на помине, - проговорил Кремнев, показывая на трех всадников, широкой рысью направлявшихся к позиции кремневской батареи, и поспешил навстречу начальству.
Высокого роста, не по годам стройный, генерал наскоро выслушал рапорт Кремнева и вместе с ним обошел батарею, громко здороваясь с солдатами. Затем он направился к палатке, около которой стояли офицеры. Хоменко доложил Микулину о совещании и ознакомил его с принятыми решениями. Генерал быстро разобрался во всем.
- Господа, вам следует помнить, что на нашу восьиую армию возлагаеться задача - прорыв полосы укреплений противника и переход в наступление в общем направлении на Луцк - Ковель, - пояснил Микулин. Командующий фронтом генерал Брусилов придает особо важное значение именно участку сто второй дивизии, которую он считает ударной. Мы должны приложить все усилия, чтобы оправдать это доверие. Поэтому я думаю, что ваша просьба о дальнобойных орудиях будет уважена и вам придадут хотя бы две дальнобойные пушки. Общее руководство артиллерийским огнем поручаю командиру двенадцатидюймовой батареи, на которую возлагаються наиболее сложные задачи. Теперь прошу вас, капитан, показать мне ваши чудовищные пушки, - обернулся Микулин к Борейко и вышел из палатки.
Когда генерал с офицерами подошел к месту стоянки тяжелых орудий, последние еще только устанавливались под руководством Звонарева. Солдаты поднимали тела орудий и укладывали их на лафеты, после чего начиналась сборка всей системы.
- Для того, чтобы собрать и отрегулировать такую пушку, необходимо располагать весьма солидными познаниями в области техники, - заметил Микулин.
- Поручик Звонарев по образованию инженер-механик, а подпоручик Зуев - студент четвертого курса технологического института, - доложил Борейко.
- А капитан Борейко прошел курс офицерской артиллерийской школы, добавил Звонарев.
Борейко и Звонарев подробно ознакомили генерала и остальных офицеров с устройством своих гаубиц и их баллистическими свойствами.
- Все расположенные перед нами немецкие железобетонные опорные пункты легко и быстро будут разрушены моими пушечками, - любовно похлопал капитан гаубицу.
Это сообщение привело Хоменко в полный восторг.
- О, це дило дуже гано буде! Побьемо мы нимцив начисто, не правда ли, сынку? - обернулся он к Кремневу.
- Правда, правда, батько.
Заглянув затем на кухню, Микулин остался очень доволен царившей здесь чистотой и вкусно приготовленной пищей. Тепло поблагодарив Борейко, он уехал.
- Теперь я должен договориться с вами, господа, об условных сигналах для обозначения времени начала артиллерийского огня. Три часа будут обозначаться трепожником, четыре - столом, пять - пятистенком, шесть шестигранником, семь - семисвечником. Получив такую телефонограмму, вы должны подготовить батареи к указанному сроку, - предупредил офицеров Хоменко.
- Мне приказано открывать огонь позднее всех, - заметил Кремнев. Чуть ли не в двенадцать часов дня.
- Тогда вам сообщат... не подберу нужного слова с цифрой "двенадцать", - задумался Хоменко.
- Двенадцатиперстная кишка, - подсказала подошедшая Варя.
Все засмеялись.
- Вы уж тут как тут! - с комическим ужасом проговорил Борейко.
- Да, дорогой! К вам влечет меня неведомая сила, - шутливо сказала она.
Офицеры с веселыми улыбками следили за этой дружеской перебранкой. Все направились к домику лесника.
У меня есть предложение о моральной подготовке войск к предстоящим боям, - проговорил Борейко. - Еще Наполеон говорил, что моральный фактор к техническому относится, как три к одному. Едва ли это соотношение сильно изменилось и в настоящее время.
- Я поручил офицерам разъяснить всем солдатам важность предстоящего наступления и сказать, что в случае успеха может быть закончена в этом году, - сообщил Борейко.
- Говорить с солдатами, конечно, нужно, но это, по-моему, не все. Надо, чтобы солдат повеселилься перед боем. Веселье придает русскому человеку храбрость. Скучный солдат всегда труслив. Вы, Михаил Игнатьевич, прикажите сегодня вечером поиграть полковому оркестру что-либо веселенькое, плясовое, а я у себя устрою песни, игры и пляски, - продолжал развивать свою мысль Борейко.
- В своей батарее я это обязательно проведу, - горячо присоединился Кремнев.
- Устроим, значит, общими силами полка и артиллеристов вокально-музыкально-танцевальный вечер, - согласился Хоменко.
- Я вас, Михаил Игнатьевич, приглашаю станцевать со мной гопака, обернулась Варя к Хоменко.
- Дуже старый я для цьего дила, моя кохана! Вы б узяли себе в пару моего сынка, - указал полковник на Кремнева.
- Его ждет не дождется Таня Ветрова, да и стара я для него. Тряхнем, что ли, с вами стариной, Боря? - обратилась Звонарева к Борейко, приветливо взглянув на него.
- Разве вы давно знакомы? - удивился Хоменко.
- С времен обороны Порт-Артура. Я его еще девчонкой перевязывала, этого лихого вояку. Да и не раз мы вместе отплясывали гопака на Залитерной батарее и Электрическом Утесе в минуты затишья.
- Сколько же вам лет, доню моя?
- Много, Михаил Игнатьевич, скоро тридцать стукнет, - вздохнула Звонарева.
- Больше двадцати пяти не дал бы я вам.
У домика лесника офицеры распрощались.
Из палатки, расположенной рядом со сторожкой, вышел Сологубенко. Прищурив глаза, он смотрел на залитый солнцем лес, на белоствольные, с трепещущими нежными листьями березы.
- Варвара Васильевна, разрешите по старой дружбе нарисовать вас здесь, прямо в лесу. Вы - живое аоплощение женской красоты. В моем воображении вы сливаетесь с извечной красотой природы, - сказал художник, широким жестом руки показывая вокруг.
- Терпеть не могу позировать. Уж очень это скучно. Рисуйте лучше моего муженька, он может сидеть на одном месте хоть целый день.
- Садитесь, Сергей Владимирович, сделаю набросок с вас, - предложил Сологубенко и вынес с палатки складное кресло.
Звонарев молча повиновался, поудобнее уселся в кресло.
- Сиди смирно и сделай веселое лицо, а то ты совсем сонный. Ну, улыбнись, Сереженька! - как ребенка, уговаривала мужа Звонарева.
Сеанс продолжался около получаса, и все это время Варя теребила мужа, который меланхолически отбивался от своей неугомонной супруге. Борейко вместе с Кремневым наблюдали за ними из палатки.
- Оригинальная пара, - вполголоса заметил Кремнев. - Он - воплощение невозмутимости и спокойствия, а она - живая, как ртуть.
- Противоположности, говорят, сходяться! Они понравились друг другу с первого взгляда, и вот уже двенадцать лет не могут жить один без другого, - отозвался капитан.
Борейко не стал дожидаться Звонарева и поднялся.
- Пойдем-ка, Вася, до дому, - обратился он к Зуеву, который в стороне оживленно беседовал с сестрой милосердия Ириной.
Подпоручик вытянулся и, распростившись с сестрой, последовал за Борейко.
- Прикажите принести мне пробную порцию, - распорядился капитан, когда они подошли к тяжелой батарее и направились в свою палатку.
Там Борейко достал из походного чемодана фляжку, отвинтил крышку, наполнил ее до краев, наполнил ее до краев и с видимым удовольствием выпил, закусив корочкой хлеба.
- Дозвольте зайти, ваше благородие, - спросили снаружи.
- Заходи, заходи, - узнал голос Блохина Борейко.
Солдат вошел и тотчас потянул воздух носом.
- Что, царской слезой попахивает? - спросил капитан.
- Больно приятный запах у царских слез? Почаще бы плакал царь-батюшка, все народу жилось бы веселей.