Неизвестен Автор. Семья Звонарёвых

   Нет, помогать ему Ранненкампф не будет. Пусть выворачивается сам. Право же, это будет справедливо: Ранненкампф старайся, спеши ему на помощь, а Самсонов будет пожинать лавры победы, славу себе зарабатывать. Нет уж, увольте!!! Самсонов... И фамилия неприличная для генерала. В 1-й армии, наверное, найдется сотня Самсоновых, и все - солдаты, от которых за весту онучами воняет... Нет, тысячу раз нет, он, Ранненкампф, знать не хочет Самсонова, он презирает его и, если уж говорить откровенно, ненавидит. И насколько Ранненкампфу известно, генерал Самсонов платит ему тем же.
   Ранненкампф, заложив руки за спину, прошелся по комнате и, как бы отвечая генералу Жилинскому, произнес вслух:
   - Нет,ваше высокопревосходительство, не получится у нас с Самсоновым взаимодействия. Нет, не получится!..
   Подойдя ближе к двери, он вызвал адъютанта:
   - Передайте мое распоряжение - дать отдых войскам. Два дня. Нам некуда спешить. После блестящей победы солдаты должны отдохнуть.
   13
   Не встречая особого сопротивления, русские полки 6-го армейского корпуса, входившего во 2-ю армию, согласно директиве штаба армии, продвигались вглубь Восточной Пруссии, в направлении города Бишофсбурга.
   Но русская армия двигалась вслепую, не имея представления ни о составе немецкой армии, ни тем более о ее расположении. Разведовательные сведения получали главным образом от пленных и местных жителей. Оба источника были весьма ненадежные.
   Тяжелые батареи двигались во втором эшелоне частей. Только когда корпус подошел к немецкому городку Ортельсбургу и солдаты наткнулись на укрепленные позиции немцев, командир 16-й дивизии генерал Рихтер решил использовать тяжелые пушки.
   На ровной, как стол, местности трудно было найти скрытую огневую позицию для тяжелой батареи. Выехавший на разведку Зуев отыскал небольшой овраг, откуда брали глину для кирпичного завода, расположенного рядом. Гаубицы, стрелявшие под большими углами возвышения, смогли расположиться в этом узком, с крутыми берегами карьере. Командный пункт Вася наметил на заводской трубе. Отсюда открывался широкий вид во все стороны: влево из-за леса виднелся Ортельсбург и блокпост на междуозерном перешейке. Просматривались и далекие тылы немцев, где были видны движущиеся по дорогам колонны войск и артиллерии, обозы, идущие к городку и движущиеся из города железнодорожные составы с войсками. Обнаружил Вася также и огневые позиции легких немецких батарей. Наступающая русская пехота окопалась перед немейкими укреплениями и блокпостом, который был центром обороны в Междуозерье. Это укрепление надо разрушить во что бы то ни стало.
   Ознакомившись с обстановкой, Борейко приказал Зуеву пристреляться к блокпосту на шоссе. Взрыв первого же снаряда поднял к небу огромный столб черного дыма. Пехота сразу насторожилась. Она еще не видела действия русских тяжелых батарей. Зашевелились и немцы. Для них тоже было новостью наличие у русских тяжелых орудий, ставивших под угрозу линию их укреплений.
   Несмотря на старания Зуева, прямого попадания в немецкое укрепление не было.
   - Придется выкатить пушку для стрельбы прямой наводкой, - решил Борейко.
   Но выкатить на руках тяжелое орудие было не так-то легко. Пришлось просить помощи у пехоты. С большим трудом пушку перетащили по ложбине, укрывыясь холмами и кустарниками, подвезли ближе к цели. Немцы не сразу заметили это передвижение, и артиллеристы сумели навести пушку прямо на цель. Орудием командовал Трофимов, а Борейко и Зуев с наблюдательных пунктов следили за стрельбой. Первый выстрел дал промах и бомба разорвалась где-то в районе Ортельсбурга, вызвав там пожар.
   Тут немцы заметили наконец гаубицу и начали ее усиленно обстреливать. Появились раненые артиллеристы, Трофимов был контужен и потерял сознание. Около пушки его сменил Звонарев. С артурских времен он не был под артиллерийским и пулеметным огнем и неприятное чувство страха холодом наполнило душу. Как в Артуре, неожиданно около него вырос Блохин.
   - Тряхнем стариной, вашбродь? - весело крикнул он прапорщику. Помните, как на Залитерной да литере Б нас крыл япошка? Но ничего, уцелели мы тогда! Не робь, номерки!..
   - Прямой наводкой, - раздался голос Звонарева, - огонь!
   Пушка с грохотом откатилась и тотчас около немецкого блокпоста взвился огромный фонтан черного дыма и пыли. Грохот разрыва был так оглушителен, что на мгновение солдаты остолбенели.
   - Рядом с немцем! Надо чуток левее..
   Вторая бомба попала перед самым немецким укреплением, взрывной волной повредила броневой колпак. Немецкая пушка потеряла способность вращаться по сторонам и ее снаряды теперь летели не причиняя вреда.
   - Давай, пали в свет божий, как в копеечку! - хохотнул Лежнев.
   Пехота с криком "ура" снова бросилась на штурм блокпоста.
   В это время неприятельский снаряд ударил в орудие и, разорвавшись, положил на месте всю прислугу. Чудом спасся Звонарев, отошедший незадолго до этого с биноклем в сторону. Еще не понимая, что произошло, он с ужасом смотрел на изорудованные, окровавленные тела людей, с которыми он только что разговаривал и смеялся над шутками Блохина.
   "А Филя, где же Филя?" - холодея от мысли увидеть его убитым, подумал Звонарев.
   Распростертая на земле фигура Блохина вдруг зашевелилась. Охая, он поднялся и начал клясть на чем свет стоит немцев.
   Звонарев, осмотрев орудие, нашел повреждения и приказал откатить пушку в тыл.
   Когда весть о потерях в тяжелой батарее дошла до Кочаровского, он тотчас отправился под Ортельсбург, чтобы лично узнать все на месте.
   Участник японской войны в Маньчжурии, он обладал здравым умом и быстро разобрался во всем происшедшем.
   - Вы, Борис Дмитриевич, опытный артиллерист, но слишком понадеялись на подвижность наших неповоротливых пушек. Начальство приказало произвести расследование. Меня и прислали сюда для этого - пояснил Кочаровский.
   - Если начальство так трясется над тяжелыми пушками, то оставило бы их в Питере. Там они наверняка были бы целыми, - усмехнулся Борейко.
   - Остры вы на язык, господин штабс-капитан!
   Кочаровский приказал Звонареву написать подробный рапорт о случившемся в бою и указать, какие необходимы исправления.
   Воспользовавшись этим, Звонарев изложил свои соображения по переделке колес и устройства уширителей на их ободьях. Полковник внимательно выслушал прапорщика и проговорил:
   - Америку открывать изволите, господин Звонарев! Немцы давно это придумали и пользуются такими приспособлениями. Поэтому у них тяжелые пушки могут идти наравне с конницей, а не только с пехотой, по пескам и болотам.
   - Почему же тогда у нас в армии не применяют уширителей? - справился Борейко.
   - Потому что у нас, на радость нашим врагам, существует некое учреждение, именуемое Главным артиллерийским управлением, где застревают и исчезают все, часто весма ценные и важные, проекты. Не знаю, сидят ли там просто дураки или изменники. Нет там уже генерала Белого! Сидят рутинеры и чиновники! Поэтому я все беру на себя. Господин Звонарев, вы, как инженер, сумеете рассчитать и применить на практике такие уширители. Вам помогут и артиллерийские техники, которые сидят у меня в управлении, - распорядился Кочаровский.
   - Слушаюсь, все будет исполнено быстрейшим образом! - заверил Борейко.
   Уже стемнело, когда Кочаровский закончил свои дела. Отправляться в штаб было рискованно и полковник остался на батарее на ночь.
   За ужином он разоткровенничался и стал рассказывать о порядках в штабе армии:
   - Непосредственной связи штаба армии с корпусами у нас нет. Только ординарцы! Телефонного провода едва хватает до ближайших тыловых пунктов. Есть, правда, искровой телеграф с радиусом действия что-то около трехсот верст. Но им пользуются только штабы армий и корпусов, а в дивизиях их уже нет. Да и как пользуются - открытым текстом передают все распоряжения и приказы. Конечно, их принимают в первую очередь немцы! Им известны буквально все наши распоряжения. Сведения о расположении частей и получаемые нами приказы они тоже перехватывают. Короче, немцы воюют, зная все наши распоряжения, а мы, кроме слабых и путаных сведений армейской разведки, ничего не имеем. Недавно штаб Брестской крепости, находящийся в глубоком тылу, предупредил Ставку верховного командования, что он свободно принимает все радиограммы наших штабов. Так вместо благодарности он получил выговор за то, что занимается не своим делом.
   - Немцы ведь тоже пользуются радиограммами!
   - Но все они хорошо зашифрованы.
   - Почему же наши не прибегают к шифровке?
   - Оказывается, готовясь к войне, не придумали шифра и не обучили пользоваться им искровой телеграф, - пояснил Кочаровский.
   - Это просто чудовищно! Это граничит с прямой изменой и предательством! - покраснел от возмущения Звонарев. - Да, всего можно ждать, когда у нас в верховных штабах сидят почти сплошь немцы! Они и радеют фатерланду.
   - Русские дураки, сидящие в штабах, не менее опасны, чем шпилны, отозвался Кочаровский. - Командующий нашей армией Самсонов - чисто русский человек, но тоже не понимает, почему надо шифровать все радиограммы. Не мудрено, что всякие шпионы так и вьются вокруг штаба армии.
   - Это естественно, лучших шпионов, чем наши бестолковые и глупые штабы, и придумать трудно, - заметил Борейко.
   - Дело-то в том, что и шифры мало помогают. У немцев есть специальные отделения при штабах армии, которые занимаются дешифровкой наших засекреченных приказов и донесений. Они прекрасно читают все наши распоряжения, - пояснил полковник.
   - А кто мешает нашим штабам обзавестись такими же отделениями и расшифровывать немецкие приказы? - спросил Звонарев.
   - Беда в том, что в мирное время об этом не подумали и таких шифровальщиков у нас почти совсем нет. Их надо было готовить звблаговременно. Моряки сумели создать такие группы и недавно удачно разобрали важные прказы немцев. Но у нас, в армии, этого еще нет, ответил Кочаровский.
   - Морской министр адмирал Григорович - мужик толковый! Мы с Сережей знаем его по Порт-Артуру, а Сухомлинов известен лишь как лихой гусар, почти в шестьдесят лет женившийся на двадцатипятилетней кокотке! Правда, она очень красива, - усмехнулся Борейко.
   - Говорят, она была причастна к шпионажу в пользу Австрии, когда жила в Киеве, где и поймала Сухомлинова в свои сети, - заметил Звонарев.
   - Жена военного министра - шпионка? - изумился Кочаровский.
   - А императрица Александра? Чистокровная немка. Она тоже не безупречна в этом отношении, - заметил Борейко.
   Кочаровский встал из-за стола и, поплотнее прикрыв дверь в комнату, нагнулся к своим собосодникам и шепотом проговорил:
   - Недавно в одной листовке, подброшенной в штаб армии, ее прямо называли германской шпионкой. Правда, это, конечно, социалистическая пропаганда, но все же. Солдаты всему этому очень верят и везде видят измену и шпионов, особенно, если говорить о генералах.
   - Грешным делом, я думаю примерно также, - тоже вполголоса проговорил Борейко. - Как я могу верить какому-то Ранненкампфу, если его настоящая фамилия Эдлер фон Ранненкампф - немец из немцев, а стоит во главе Первой армии? Он всеми помыслами всязан с Германией. А то возьмите нашу гвардию. Есть гвардейский конный полк. Почти все офицеры - бароны и фоны, имеющин родню в Германии. Мне рассказывали про одного из них. Это полковник барон фон Притвиц Гафрон. Его родной дядя командует Восьмой немецкой армией, находящейся в Восточной Прусии.
   - Неужели? - опять удивился Кочаровский. - Это верно, против нас немецкими войсками командует генерал фон Притвиц Гафрон. Но о его племяннике я ничего не слышал. Его надо немедленно убрать с фронта на Дальний Восток. Там он не сможет вредить нам, - горячо проговорил Кочаровский.
   - Вместо Дальнего Востока его назначили командовать одной из наших пехотных дивизий. Не мудрено, что в первом же бою она понесла большие потери, - усмехнулся Борейко.
   Наступило молчание, все собеседники были потрясены только что услышанным.
   - Как же при таких условиях воевать с немцами? - глухо проговорил Кочаровский. - Как можно рассчитывать на победу, на успех?
   - Мы, правда, всего один день стояли под Вержбаловом, но слышали там рассказы наших солдат и офицеров о боях под Шталюпененом и Гумбиненом. Ведь там, несмотря ни на что, мы вдребезги разбили семнадцатый германский корпус, который бежал с поля сражения вместе со своим командиром генералом Макензеном, считающимся у немцев выдающимся генералом, - напомнил Звонарев.
   - Победили, как всегда не наши штабы и генералы, а русский солдат и младший офицер. Как Суворов говорил, "русские всегда бивали прусских". Так и теперь произошло, - проговорил Борейко.
   - Что правда, то правда! Наш солдат чудеса может творить, если суметь к нему подойти и правильно им руководить в бою, - согласился Кочаровский. - Да, много вы мне наговорили неприятного...
   Вновь наступило молчание.
   - А знаете, господа, как вас зовут? - прервал молчание Кочаровский. Красная батарея! За ваше свободомыслие.
   - Совершенно правильно изволили заметить, господин полковник, отозвался Борейко. - Сегодня вы сами видели одно из орудий батареи, окрашенное кровью моих солдат и офицеров! Красный цвет - цвет подвигов и геройства во славу родины.
   Кочаровский удивленно вскинул глаза на штабс-капитана, который с усмешкой глядел на своего начальника.
   - Прекрасный ответ! Я его обязательно повторю, когда буду докладывать о вашей батарее генералу Самсонову. Убежден, что он будет доволен.
   14
   В последующие дни русские войска продолжали двигаться вглубь германской территории. Их встречали опустевшие хутора, селения. Жители уходили, угоняя скот и унося все, что было возможно. Оставались только цепные собаки. Голодные, одичавшие, они с лаем кидались на всех.
   Батарея Борейко находилась при 16-й пехотной дивизии и Рихтер уже называл ее своей тяжелой артиллерией. Ей была придана полурота одного из полков дивизии. Командир полка решил, что для такой цели наиболее подходит последняя рота в полку - шестнадцатая, где обычно находились самые низкорослые и малопригодные к строю солдаты. Рослые артиллеристы презрительно называли их "крупой". Командовал ротой невысокого роста, кругленький, буро-красный от загара капитан Хоменко. Он ехал на какой-то сивой кавурке, все время подгоняя своих солдат, отставших от батареи. Обливаясь потом, в промокших на спинах рубашках, пехотинцы выбивались из сил.
   Заметив это, Борейко разрешил шинельные скатки и вещевые мешки пехоты положить на лафеты орудий. С огромной радостью солдаты сбросили с себя тяжелую амуницию и сразу бодрее зашагали рядом с орудиями. Их командир поблагодарил Борейко за дружескую помощь в походе.
   - Теперь мои орлы любого немца отгонят.
   Капитан оказался разговорчивым и сообщил, что всего три недели как призван из запаса, а до того был управляющим имением в Воронежской губернии.
   - Едва успел убрать хлеб, обмолот уже начался без меня, словоохотливо рассказывал он.
   На привалах капитан Хоменко собирал оставшиеся после жатвы колоски хлеба, растирал их между пальцами. Глаза его, выцветшие и чистые, делались добрыми и печальными. Когда набиралась горстка ржаных зерен, желтых, чуть сморщенных, он опрокидывал их в рот и долго жевал, чуствуя родной привкус хлеба. Вокруг Хоменко собирались солдаты и слушали его тихие, неторопливые объяснения. За разговорами солдаты забывали о войне.
   Хотя впереди шли пехотные полки со своей легкой артиллерией и только после них, во втором эшелоне, двигались тяжелые батареи, тем не менее нет-нет да и раздавались по сторонам дороги одиночные выстрелы и над головами посвистывали неизвестно откуда прилетевшие пули.
   На ночь расположились бивуаком на окраине городка Щепанкена и выставили усиленное охранение во избежание внезапного нападения.
   Утром в Щепанкен прибыл Кочаровский. Рассказывая различные штабные новости, полковник с сокрушением поведал о вражде между Ранненкампфом и Самсоновым. Началась она еще в японскую войну.
   Теперь Ранненкампф сводил старые счеты. Он задержал на трое суток свою наступающую на запад 1-ю армию после разгрома немцев под Гумбиненом. Это дало немцам время оправиться после поражения и начать перегруппировку против 2-й русской армии.
   - Что дальше будет, трудно даже гадать, - с тревогой говорил полковник. - Где немцы, никто толком не знает! Тот же Ранненкампф заявляет, что немцы отходят к Кенигсбергу, а по агентурным сведениям, они сосредотачиваются против 2-й армии. Соседние с нами корпуса энергично наступают на север и северо-запад, а мы движемся на северо-восток. Короче, собираемся наносить удар растопыренной пятерней, а не сжатым кулаком, как это делается при любой драке.
   - Почему не используют для разведки нашу авиацию? - спросил Зуев. Немецкие самолеты постоянно летают над нами.
   - Самолетов у нас фактически нет, но главное - их донесениям никто не верит! Что там можно увидеть с неба? Пустяки это, - уверял Кочаровский.
   - Ранненкампф - немец и, очевидно, боится серьезно воевать против своих сородичей, а Самсонов, по-видимому, просто плохо разбирается в военном деле и лишь случайно оказался во главе армии. Чем скорее их обоих уберут, тем будет для нас лучше, - ответил Борейко.
   - Начальником-то штаба кто у Самсонова? - спросил Звонарев.
   - Постовский. Трусоват и очень недалек, кавалерист. Про Постовского говорят, что его лошадь быстрее соображает, чем он сам, - съехидничал Кочаровский.
   Днем части 6-го корпуса продолжали движение на северо-восток по направлению к городу Бишофсбургу. По приказу к вечеру нужно было занять этот город и расположенный севернее его железнодорожный узел у селения Гросс-Бессау.
   Когда пехота подходила к Бишофсбургу, слева из леса показались конные части германцев. Для прикрытия своих полков генерал Рихтер приказал выдвинуть против конницы один из батальонов. Тяжелая батарея, шедшая в хвосте колонны дивизии, послужила главной приманкой для кавалерийской атаки. Тяжелые, малоподвижные и неповоротливые пушки казались легкой добычей для конницы. Но навстречу им уже разворачивалась рота за ротой.
   Батарею приказано было остановить, пока не будет отогнана немецкая конница. Последней в полку шла рота Хоменко. Он, как мог, торопил своих малорослых солдат, но они, перегруженные амуницией, не могли быстро передвигаться. Полковник Петерсон с бранью накинулся на Хоменко:
   - Не рота, а вшивая команда! Вы позорите мой полк, капитан! Отрешу, посажу! - исступленно орал на Хоменко Петерсон.
   Испуганные этим криком солдаты окончательно сбились с толку и, не зная, что делать, топтались на месте.
   Вражеская конница, перестроившись, быстро придлижалась. Петерсон дал шпоры коню и ускакал в тыл.
   Хоменко мгновенно оценил обстановку и приказал солдатам снять скатки и вещевые мешки. Солдаты стали сбрасывать тяжелое снаряжение прямо на землю у дороги.
   Хоменко сбежал с шоссе. Подняв над головой обнаженную шашку, он указал ею солдатам направление следовать за ним. Не прошло и минуты, как рота вытянулась в шеренгу, преграждая путь коннице немцев. Артиллеристы с замиранием сердца следили за живой лавиной, стремительно несущейся по полю на маленькие фигурки солдат. Ранее вышедшие на поле роты оказались смятыми и стремительно бежали во все стороны. Ободренные успехом, немцы ринулись на роту Хоменко, которая уже успела перестроиться в две шеренги. Первая опустилась на колени и, уперев приклады в землю, выставила штыки навстречу врагу. Вторая шеренга, вскинув винтовки, ровными точными залпами поражала надвигающегося противника.
   Хоменко бегал вдоль строя роты и, размахивая шашкой, подавал различные команды. Ни один солдат не струсил, не выбежал из рядов, мужественно встречая надвигавшуюся кавалерию.
   На флангах затрещали пулеметы. Первая шеренга конницы была мгновенно срезана огнем. Только несколько всадников доскакали до рядов пехоты и были ею приняты на штыки. Вторая волна хлынула на фланги и была срезана пулеметами, а третья, вместо атаки, поспешила повернуть коней и так же мгновенно скрылась, как и появилась.
   Только теперь остальные роты батальона начали собираться на поле битвы, подбирая раненых и убитых и брошенное в панике оружие, амуницию.
   Около самого Бишофсбурга батарее Борейко пришлось задержаться. Входить в город без пехотного охранения Борейко не решился. Поджидая отставшую пехоту, он выслал в город разведчиков.
   Вместе с подоспевшими подразделениями пехоты они приступили к поквартальному осмотру домов. Тем времени Борейко забрался на колокольню кирхи и осмотрелся. К северу от Бишофсбурга четко виднелась узловая станция Гросс-Бессау. К ней подходили воинские эшелоны. Быстро и организованно выгружалась пехота. Тут же на марше она перестраивалась в походный порядок и двигалась по направлению Бишофсбурга. Было очевидно, что германцы спешно сосредотачивают подкрепления против наступающих на север русских частей. Борейко составил донесение в штаб идущей следом 4-й дивизии и послал конного ординарца.
   Через четверть часа батарея уже открыла огонь по станции Гросс-Бессау. В бинокль было видно, какая там поднялась суматоха: солдаты, не слушая приказов начальства, вскакивали в идущие от Гросс-Бессау вагоны. Те же, кто не успевал уехать, в панике метались в поисках укрытия и гибли, настигнутые шрапнелью и осколками от снарядов. Подошедшие к станции русские части заняли Гросс-Бессау, отбросив немцев на северо-восток.
   15
   Ночью появились разведывательные части германцев, которые вышли во фланг расположенной у города 4-й пехотной дивизии. Поднялся переполох. Было приказано немедленно отправить в тыл тяжелые батареи.
   Войсковая разведка и связь по фронту были поставленны из рук вон плохо. Штаб 6-го корпуса не знал, где находятся части соседнего 13-го корпуса.
   Для уточнения местонахождения правого фланга этого корпуса были отправлены разведчики тяжелой артиллерии - Блохин, Зуев и Лежнев. Они налегке поскакали на запад, в общем направлении на Алленштейн.
   День выдался солнечный, ясный, ехать было легко, и разведчики широкой рысью продвигались вперед. На пути им встретились отдельные разрозненные части 13-го армейского корпуса генерала Клюева. Одни из них двигались на северо-запад, другие шли в тыл к Ломже. Где-то на севере и северо-западе слышалась канонада, то усиливающаяся, то затихающая.
   Немцев не было видно. Даже отдельные отряды исчезли. Все населенные пункты были брошены жителями, скот угнан, часть хуторов сожжена.
   Над головами летали немецкие "альбатросы" и "таубе".
   - Делает немец разведку. Хитер, подлец, ничего не скажешь. Сам все видит, а его не достанешь, - с каким-то злобным восхищением сказал Лежнев.
   В это время на дороге показалось несколько интендантских повозок. Они неслись вскачь и ездовые, стоя на повозках, нещадно хлестали лошадей.
   - Немец прорвался и прет сюда! - на скаку крикнули разведчикам солдаты, рукой показывая, что надо спешно поворачивать назад.
   - Вот так фунт! - произнес Блохин и все трое, без команды, повернули лошадей.
   - Куда теперь ехать? - справился Леднев. - К батарее, что ли?
   - Где ее, батарею, сейчас искать в суматохе? Проедем в Щепанкен, - по карте справился Зуев. - Кого-нибудь там найдем, а места нам знакомые недавно там были.
   Так и решили. Пришлось пробираться проселочными дорогами через лес, минуя озера и болота. Чем дальше пробирались разведчики, тем полнее вырисовывалась картина решительного наступления немцев с севера и северо-запада. В Щепанкене стало известно, что русские войска, атакованные у Бишофсбурга, начали отход в направлении на Ортельсбург.
   В Щепанкене разведчики попались на глаза генералу Рихтеру, приказавшему им во что бы то ни стало найти правый фланг 13-го армейского корпуса. По предварительным данным, он находился в районе города Пассенгейма.
   Разведчики немедленно туда отправились. Уже задолго до этого городка начали встречаться многочисленные воинские части.
   Из расспросов выяснилось, что немцы прорвались в промежуток между 6-м и 13-м армейскими корпусами и пытаются окружить последний, охватывая его с востока.
   Где находился стоявший западнее 13-го корпуса 15-й корпус, никто толком не знал. 13-му корпусу грозило окружение.
   Надо было возможно скорее отступать на юг, чтобы выйти из мешка, но все приказы штаба армии требовали ускоренного наступления на север, к Алленштейну.
   Общая растерянность и беспорядок усиливались с каждой минутой. Никакого руководства со стороны штабов корпуса и дивизии не было. Разведчики разыскали командира 13-го корпуса генерала Клюева и его штаб. В царящей неразберихе сделать это было нелегко. В одном из фольварков они наткнулись на штаб 1-й пехотной дивизии, которой командовал генерал Угрюмов. Зуев обратился к одному из штабных офицеров с просьбой указать, где находится штаб 13-го корпуса, объяснив при этом, что они посланы для связи с соседним 6-м корпусом. Это сообщение вызвало общую радость.
   - Наконец-то Благовещенский нашелся! - воскликнул штабной офицер и повел Зуева к командующему дивизией генералу Угрюмову, еще не старому, очень подвижному человеку, с утомленным и бледным лицом. Генерал подробно расспросил разведчиков, где находится 6-й корпус и что они видели по дороге. Зуев подробно доложил. Генерал заохал и закряхтел.