Норман Джон. Убийца Гора

   Я знал, что в Капасианских банях есть несколько бассейнов, они отличались формой, размерами, интерьером и запахом. В бассейне Синих Цветов вода была приятно прохладной, в воздухе витал аромат веминиума, синего, дикорастущего цветка, обычно встречающегося на склонах нижних пастбищ Тентиса. Стены, колонны, даже дно бассейна были украшены изображением веминиума. Бассейны и дорожки вокруг были мраморными, остальное пространство занимали травы, папоротники, иная флора. Здесь и там можно было найти отличные укромные местечки для отдыха. Хотя я и был наслышан о великолепии других бассейнов Капасианских бань: Тропического, Северных Лесов, Роскошного Хинрабиусов, но, держа в объятиях Нелу, я не желал большего и наслаждался бассейном Синих Цветов.
   — Ты нравишься мне, — прошептала она.
   Я поцеловал её и вновь устремил взгляд в потолок Я вспомнил тачака Гарольда — бассейны, несомненно, прекрасны, но не стоит забывать, что где-то рядом, в темноте, под зорким взглядом охранников в цепях томятся банные рабы — чистильщики и ремонтники, и девушки, проходящие курс обучения банных рабынь. Гарольд юношей сам был банным рабом в Тарии. Он рассказывал мне, что таких девушек, чтобы они стали более послушными, бросали в клетки к мужчинам-рабам. Я крепче прижал к себе Нелу, она взглянула на меня с недоумением.
   Нела стала рабыней в четырнадцать лет. К своему удивлению, я узнал, что она уроженка Ара и в детстве жила вместе с отцом. Он был азартным, но неудачным игроком, и после его смерти остались многочисленные долги. По горианским законам дочь была обязана оплатить их, а если она была не в состоянии сделать это, то тогда вместе со всем своим имуществом выставлялась на продажу на публичном аукционе, и выручкой погашались долги кредиторам.
   Нелу продали первой за восемь серебряных одному из кредиторов отца — владельцу общественной кухни. Стремясь получить выгоду от покупки, он заставил девочку работать на кухне посудомойкой, где она и прожила год, спя на соломе, скованная цепью. Когда тело Нелы приобрело женские очертания, хозяин взял её в Капасианские бани и сразу же, не торгуясь, получил за неё сумму в четыре золотые и четыре серебряные монеты. Начав работать в одном из бассейнов всего лишь за медную монету, через четыре года Нела стала банной рабыней бассейна Синих Цветов, стоящей один серебряный. И вот спустя несколько дней после нашей первой встречи с Нелой я лежал на толстой махровой подстилке, наслаждаясь массажем и ароматом душистых масел и трав.
 
   — Надеюсь, — продолжала Нела, растирая мое тело несколько энергичнее, чем было необходимо, — Клаудия Тентиус Хинрабия станет рабыней.
   Приподняв плечи, я повернул голову и посмотрел на нее:
   — Ты не шутишь?
   — Нет, — резко бросила Нела. — Пусть её заклеймят и наденут на шею ошейник. Пусть ей придется насильно доставлять удовольствие мужчинам.
   — За что ты её так ненавидишь? — поинтересовался я.
   — Она свободна, богата, высокого происхождения. Пусть и такие женщины узнают, каково быть закованной. Пусть потанцуют под ударами кнута.
   — Ты бы лучше пожалела её, — посоветовал я.
   Откинув голову назад, Нела расхохоталась.
   — Возможно, она невиновна, — добавил я.
   — Однажды она приказала отрезать уши и нос одной из своих рабынь лишь за то, что та уронила зеркало.
   — Откуда ты знаешь об этом?
   Девушка усмехнулась:
   — В Капасианских банях известно обо всем происходящем в Аре, — она пристально посмотрела на меня и повторила: — Надеюсь, её сделают рабыней и продадут в Порт-Кар.
   Мне стало ясно, что Нела люто ненавидит эту девицу.
   — Хинрабиусов любят в Аре? — спросил я.
   — Нет.
   — Я увидел, что взгляд девушки устремлен куда-то вверх.
   — А что говорят о Казраке?
   — Что он был добрым главой городской администрации. Но ведь его больше нет.
   Я перевернулся на живот. Девушка вновь начала массировать мою спину. Вдыхая аромат масел, я ощущал тепло её рук.
   — Маленькой девочкой, ещё свободной, я видела однажды Марленуса, — неожиданно произнесла Нела.
   — Кого? — переспросил я.
   — Марленуса, убара убаров. Один его голос внушал благоговение.
   — Возможно, наступит день, когда Марленус вернется в Ар, — сказал я.
   — Не говори так, — испугалась Нела. — В Аре сажают на кол и за меньшее.
   — Я слышал, он на Валтае, — продолжал я.
   — Минус Тентиус Хинрабиус несколько раз посылал на Валтай сотни воинов поймать и убить Марленуса, но они так и не нашли его.
   — Почему он хочет убить Марленуса?
   — Они боятся его, — ответила Нела. — Боятся, что он снова вернется в Ар.
   — Разве такое возможно?
   — В наши дни все возможно.
   — А ты хотела бы видеть Марленуса снова в Аре? — спросил я.
   — Он был, — гордость прозвучала в голосе девушки, убаром убаров.
   Ее руки были сильны, но сейчас я почувствовал, что они дрожат.
   — Знаешь, что он сказал, когда, лишив хлеба, соли и огня, его прогнали из Ара, приказав под страхом смертной казни никогда не возвращаться сюда? — спросила она.
   — Что?
   — Даже не знаю, говорить ли тебе…
   — Ты, наверное, сама не веришь в это.
   — Я могла бы сказать тебе, что я слышала, но будет лучше, если ты не узнаешь об этом.
   — Как хочешь, — я услышал в её голосе страх.
   — Он сказал: «Я вернусь в Ар».
   — А ты хотела бы видеть его на троне? — поинтересовался я.
   Она усмехнулась:
   — Я местная уроженка. А он — Марленус, настоящий убар убаров Арской Империи!
   Я перевернулся, обнял Нелу и поцеловал. Я не стал ей рассказывать о том, что сегодня в полдень видел Марленуса в Аре.
 
   Выходя из бань, я столкнулся со старшим смотрителем, которого видел на улице, когда сражались игрок и винодел. Это был низкорослый человек с коротко подстриженными каштановыми волосами и суровой квадратной физиономией. На его рукаве красовалась зеленая повязка.
   — Вижу, теперь вы носите красную одежду воина. Она лучше, чем черная убийцы, — заметил он.
   Я не ответил.
   — Знаю, при охоте полезна маскировка, — он ухмыльнулся. — Мне понравилось, что вы дали игроку золотой.
   — Он не принял его. Сказал, это черное золото.
   — Да, это было так, — согласился старший смотритель и повторил: — Это было так.
   — Теперь мне нужно достать немного желтого золота.
   Я повернулся, чтобы уйти, и услышал:
   — Если намереваетесь пообедать где-нибудь поблизости, разрешите мне присоединиться к вам?
   Я не возражал.
   — Я знаю отличную таверну зеленых. Там неплохие закуски и вина.
   — О, я голоден и не прочь выпить, — откликнулся я, — скорее ведите меня в эту таверну.
 
   Таверна, как и Капасианские бани, находилась в двух шагах от стадиона. Называлась она просто «Зеленой таверной». Ее владельцем был плешивый красноносый парень по имени Климус. Рабыни, обслуживающие здесь посетителей, носили зеленые шелка удовольствий, столы, стены и даже занавески также были зелеными. На стенах тут и там пестрели списки рекордов тарнсменов команды, красовались портреты знаменитых наездников-победителей, выступавших за зеленых, висели седла и упряжи чемпионов прошлых лет.
   Однако нынешним вечером посетители таверны были в подавленном настроении — ни один из зеленых не вошел в число победителей гонок. Поэтому вместо состязаний в таверне обсуждалось исчезновение дочери главы городской администрации, высказывались предположения о её возможном местонахождении, дискутировалось о том, как же её можно было выкрасть при стольких охранниках. К тому же, когда это все произошло, около Главного Цилиндра не было замечено ни одного тарна, ни одного чужеземца, видели только людей, часто бывающих в цилиндре. В Аре повсюду говорили, что за всем этим скрывается какая-то тайна.
   Старший смотритель, которого звали Мипом, заказал жареного мяса боска, желтого хлеба, гороха, маслин и сыра. Я купил паги, и мы не единожды осушали и вновь наполняли кружки. Принимая во внимание касту, к которой принадлежал Мип, и глядя на его короткую кожаную куртку, кепку с зеленой кисточкой, стриженые волосы, становилось ясным, что старший смотритель не богат. Волосы стригли все работники, обслуживающие тарнов, работа у них была не из легких.
   По каким-то непонятным причинам Мип, казалось, проникся ко мне симпатией. Он очень много говорил об организации гонок, о разногласиях в этих вопросах, об обучении тарнов и тарнсменов, о планах зеленых и других команд, о выдающихся птицах и всадниках. Я и не предполагал, что узнаю так много нового.
   Когда мы все съели и выпили, Мип, похлопывая меня по плечу, пригласил посетить стойла тарнов в цилиндре, где он работал. Я обрадовался приглашению, так как никогда прежде не видел ничего подобного.
   Мы побрели по темным улицам Ара. Несмотря на мои опасения, к нам никто не пристал. Видимо, меч, висящий у меня на боку, разубедил желающих позариться на наши кошельки или жизни. В Аре редко встречались грабители, рискующие напасть на воина.
   Стойла занимали примерно одну шестую часть огромного цилиндра, где, кроме них, располагались многочисленные конторы и общежития зеленых. Здесь бережно хранились вещи, принадлежавшие истории зеленых, призы и списки рекордов, а ведь это был один из четырех цилиндров зеленых в городе. Я заметил, что мой приятель был, кажется, старшим в этих огромных стойлах, занимающих столько этажей цилиндра.
   Под крышу уходили насесты — толстые деревянные изогнутые жерди, закрепленные в стенах цилиндра. Хотя многие из них сейчас пустовали, вокруг было около сотни прикованных цепями птиц. Насколько я знал, раз в два дня, когда по стойлам не разгуливали посторонние, птицам разрешалось разминаться. Вода для питья на треугольной платформе подавалась прямо к насестам, но и на полу стояла цистерна. Пищу для тарнов, а употребляли они только мясо, вешали внизу на крюк и с помощью лебедок поднимали к насестам. Гоночные тарны ценные птицы, и смотрители не хотели, чтобы они покалечили друг друга в борьбе за добычу.
   Войдя в стойла, Мип сразу же снял с крюка кусок мяса, с соседнего взял другой и протянул мне. Гулять здесь без такой приманки было занятием весьма опасным. Ответив на приветствия, Мип начал свой обход. С ловкостью, которая могла появиться только после многих лет работы в стойлах, он карабкался по деревянным балкам, иногда не меньше сорока футов высотой, и проверял птиц одну за другой. Возможно, потому, что был слегка пьян, я последовал за ним.
   Спустя какое-то время мы оказались около одного из четырех широких открытых порталов, предназначенных для доступа свежею воздуха и приема птиц с улицы. Балка для посадки тарна выходила через проем и выступала далеко вперед от стены цилиндра, нависая над городом. Огни ночного Ара поражали своей красотой. Я выглянул наружу: крыша находилась от меня в десяти футах. Человек, если он был достаточно смел и ловок, мог спрыгнуть с крыши и, схватившись за балку, проникнуть в цилиндр. Однако великолепие ночною Ара отвлекло меня от этих мыслей. Я всегда восхищался этим городом его мостами, фонарями, светящимися окнами бесчисленных цилиндров. Тут я почувствовал, что Мип стоит позади меня. Посмотрев вниз, я покачал головой: улица, казалось, качалась подо мной. Далеки внизу два или три человека шли с факелами в руках Мип приблизился ко мне. Повернувшись, я улыбнулся ему, он отступил и сказал:
   — Ты бы лучше не стоял на краю. Там опасно.
   На небе светили три луны Гора, большая и две поменьше, одна из которых почему-то называлась «Тюремной». Решив, что действительно лучше возвратиться, я подошел к насестам.
   Мип ласково поглаживал клюв одной из птиц, на вид очень старой. Это был красновато-коричневый тарн с облысевшим теменем и бледно-желтым клювом.
   — Это Зеленый Убар, — потрепав шею птицы, сказал мне Мип.
   Я слышал о Зеленом Убаре. Он был известен всем дюжину лет назад, когда стал победителем более тысячи гонок. Вспомнилось и имя его наездника, знаменитого гонщика зеленых — Мелиполуса с Коса.
   — Ты умеешь обращаться с тарнами? — спросил Мип.
   Мне припомнилось, что убийцы, как правило, были искусными наездниками, и я ответил:
   — Да, умею.
   — Я пьян, — признался Мип, продолжая поглаживать птицу. Тарн вытянул шею.
   Мне было любопытно, почему Зеленого Убара, знаменитого в далеком прошлом, не уничтожат. Можно было предположить, что его сохраняют из сентиментальности, но спортсмены и администраторы команд, по-моему, этим качеством не обладали. Тарны, становясь старыми, уже не приносили пользы, и говорили, что их, как и немощных рабов, попросту уничтожали.
   — Какая прекрасная ночь, — сказал я.
   Мип усмехнулся.
   — Для того, чтобы полетать, — сказал он и, добравшись до места, где висели гоночные седла и сбруи, снял два комплекта, один из которых бросил мне, кивком головы указав на сидящего через два насеста сразу насторожившегося коричневого тарна.
   Гоночная упряжь, как и обычная, имела два кольца для шеи птицы и седла и шесть ремней. Главное различие заключалось в длине, а значит, и в натяжении поводьев между кольцами, и в седлах в отличие от обычного, массивного, с ножнами и застежками для пленниц гоночное седло было простым и легким. Мне не сразу удалось закрепить его, тарн почувствовал неуверенность моих движений. Когда с этим все же было покончено, мы с Мипом освободили птиц от пут. Мип оседлал Зеленого Убара. Птица гордо выпрямилась, расправила крылья.
   Мы пристегнули ремни безопасности. Два узких ремня казались надежнее, чем один широкий, применяемый на обычном седле. Два ремня, пристегивающие всадника к седлу, придают ему большую уверенность. Теоретически менее вероятно, что они разорвутся одновременно, так как прилагаемые усилия распределяются между ними поровну и соответственно уменьшаются вдвое. Кроме того, с двумя узкими ремнями достигается экономия в весе. Если же принять во внимание, что соревнования в основном проводятся над сетками, то становится понятным, что главная функция ремней в гонке просто поддерживать всадника в седле, а не защищать его жизнь.
   — Не пытайся управлять тарном, пока не покинешь цилиндр, — предупредил меня Мип. — Должно пройти время, прежде чем ты привыкнешь к упряжи, — он усмехнулся. — Здесь нет боевых тарнов.
   Слегка дернув поводья, Мип вывел старого тарна из стойла, тот насторожился, черные глаза злобно засверкали. Мой тарн резко, так, что я даже вздрогнул, поспешил за Зеленым Убаром.
   Мы с Мипом забалансировали на балке вне цилиндра над городом. Как всегда, находясь на спине тарна, я был взволнован. Мип же был бодр и сосредоточен. Мы огляделись, любуясь мостами и огнями цилиндров и наслаждаясь свежестью легкого ветра. Яркие звезды и белые луны подчеркивали темноту летней горианской ночи. Мип взмыл вверх и направил тарна между цилиндрами. Я хотя и осознавал опасность полета, зная, что гоночные тарны более маневренны, чем тяжелые длиннокрылые обычные птицы, тоже слегка тронул поводья.
   Мое тело дернулось назад, я почувствовал, как в него впились ремни безопасности, и спустя мгновение догнал Мина в захватывающем дух полете.
   Огни Ара, фонари на мостах, смутно вырисовывающиеся крыши цилиндров мелькали подо мной далеко внизу.
   Внезапно Мип, изменив направление, оставил цилиндры справа и завис над стадионом, на котором днем проходили гонки.
   Сейчас стадион пустовал, толпа давно схлынула.
   Длинные многоярусные ряды белели в свете трех горианских лун. На стадионе валялось много мусора, его уберут лишь перед следующими гонками. Длинные сетки под кольцами были сняты, свернуты и лежали около стен. Лишь разрисованные деревянные головы тарнов, используемые в гонке для отметки кругов, по-прежнему торчали на своих шестах. При лунном свете песок казался таким же белым, как и разделяющие стены. Я посмотрел на Мипа. Он молча сидел на тарне.
   — Подожди здесь, — сказал он мне, сажая тарна на ограду стадиона. Я последовал его примеру.
   Я остался ждать на ограде, глядя вниз на открывающийся моему взору пустынный стадион.
   Мип на Зеленом Убаре на фоне белого песка казался темной, быстро передвигающейся точкой.
   Я увидел, как его тарн опустился на первый шест и какое-то время оставался неподвижным.
   Внезапно, резко взмахнув крыльями — я услышал их хлопанье с расстояния более двух сотен ярдов, — тарн сорвался с шеста и с приникшим к его спине Мипом со скоростью молнии достиг первого препятствия — трех больших прямоугольников, пересек их, затем так же стремительно прошел сквозь первое круглое кольцо, потом, развернувшись, сквозь второе и третье. Махая крыльями с невероятной частотой, Зеленый Убар миновал прямоугольные «кольца» с другой стороны, разделяющей стены, и, прочертив непрерывную траекторию сквозь оставшиеся круглые, сложил крылья, резко опустился на последний шест и застыл в позе победителя.
   Какое-то время они оставались там, потом тарн вновь взмыл в воздух и повернул в мою сторону. И вот уже Мип приземлился рядом со мной на высокую ограду, опоясывающую стадион.
   Он молча посмотрел вниз, затем так же молча поднял птицу в воздух. Я последовал за ним. Через несколько минут мы были уже в стойле. Мы вернули птиц на насесты, наложили на них путы, и, сняв седла и упряжи, повесили их на место. Затем, желая ещё раз ощутить прохладу и полюбоваться красотой ночи, я вновь шагнул на балку, нависающую над городом.
   — Я получил большое удовольствие, — сказал я Мипу, стоящему рядом.
   — Я рад, — отозвался он.
   Не глядя на него, я спросил:
   — Хочу тебя спросить. Если не хочешь, можешь не отвечать.
   — Слушаю.
   — Ты знаешь, я охочусь за человеком… — начал я.
   — Люди черной касты часто охотятся, — ответил Мип.
   — Я хочу спросить, знаешь ли ты, кто из зеленых был в Ко-Ро-Ба в ен'варе этого года?
   — Знаю.
   — И кто же?
   — Я. Я был в Ко-Ро-Ба в ен'варе.
   Я заметил в руке Мипа небольшой метательный нож.
   Изготовлялся он в Аре, размером был меньше южной кайвы, его лезвие сужалось к концу только с одной стороны.
   — Интересный нож, — сказал я.
   — Все старшие смотрители носят такие ножи, — поигрывая лезвием, сообщил Мип.
   — Сегодня на гонках я видел, как всадник разрезал ремни, освобождаясь от падающего тарна, — сказал я.
   — Возможно, у него был такой же нож, — теперь Мип держал нож за конец лезвия.
   Внезапно я ощутил холод ночного ветра.
   — Ты умеешь бросать такой нож? — поинтересовался я.
   — Да. Я могу поразить глаз тарна с тридцати шагов.
   — Тогда ты действительно мастер.
   — А тебе знаком такой нож? — в свою очередь спросил Мип.
   — Нет.
   Хотя внешне это никак не проявлялось, каждый мой нерв был натянут. Я знал, что Мип мог бросить нож внезапно, но надеялся успеть выхватить из ножен меч и ни на минуту не забывал, на какой высоте нахожусь.
   — Хочешь подержать его в руках? — спросил Мип.
   — Хочу, — ответил я и приготовился.
   Мип метнул нож, но не сильно, он летел прямо мне в руки, и я поймал его. Казалось, сердце мое остановилось.
   Я попробовал нож на баланс, рассмотрел лезвие, рукоятку.
   — Ушел бы ты все же с жерди. Это опасно, — посоветовал Мип.
   Я бросил ему нож, вернулся в стойло и вскоре уже возвращался в дом Кернуса.

Глава 14. ТЕМНИЦА

   Перешагнув порог дома Кернуса, я оказался в коридоре, ведущем к недавно показанной мне Хо-Ту роскошной комнате с массивной закрывающейся на задвижку дверью, в которой Кернус держал особых пленниц. С удивлением я заметил, что около двери стоят четыре охранника.
   Зайдя в свою комнату, я нашел Элизабет спящей на циновке, закутанной в репсовое одеяло. Ее ошейник был цепью прикован к кольцу.
   Все рабыни, обслуживающие гостей дома Кернуса, как правило, тщательно охранялись. Меры предосторожности обеспечивались стражниками, делающими обход. Если бы я находился в комнате, Элизабет не заковали бы, так как мое присутствие гарантировало бы достаточную охрану. Обычно ночью мы закрывались на засов и спали в объятиях друг друга. Итак, я вошел и закрыл дверь на задвижку Элизабет приподнялась, звеня цепями, и сонно протерла глаза.
   Она была одета в короткую тунику из красного шелка удовольствий, предписанную для неё как для рабыни, находящейся в обучении. Однако Вирджиния и Филлис до сих пор носили обычные платья из белого шелка и, как рассказывала мне Элизабет, по-прежнему были закованы в простые металлические ошейники. Ошейник Элизабет сменили на эмалевый красного цвета.
   Приподняв лампу, я заметил, что пол комнаты вымыт, с сундуков и шкафов вытерта пыль, шкуры почищены и аккуратной стопкой лежали на каменном ложе. Да, девушка безупречно следила за чистотой. Я почувствовал удовлетворение от того, что прекрасная мисс Элизабет Кардуэл, рабыня в доме Кернуса, обязана убирать в моей комнате. Я наслаждался домашним уютом. Раньше Элизабет опрометчиво предполагала, что рутинную домашнюю работу мы будем распределять поровну, но, надев ошейник рабыни, она с раздражением признала, что должна подчиняться моим желаниям. Забавно, что уже вскоре она стала необыкновенно покорной, отзывчивой, страстной. Подозреваю, что женщины, даже такие гордые, красивые и умные, как Элизабет Кардуэл, тайно желают, чтобы мужчины были сильными и командовали ими просто как женщинами, не оставляя права выбора, а лишь обязанность выполнять любые мужские желания.
   Я освободил Элизабет от ошейника и цепей.
   Она подозрительно принюхалась.
   — Ты опять был в банях?
   — Был.
   — В бассейне Синих Цветов? — продолжала она допрос.
   — Да.
   — Там хорошенькие девушки? — поинтересовалась Элизабет.
   — Не такие хорошенькие, как ты, — ответил я.
   — Ты — хорошо пахнущее животное, — подвела она итог и взглянула мне в лицо. — Возьми меня когда-нибудь в бассейн Синих Цветов.
   — В Капасиане много других прекрасных бассейнов.
   — Нет, ты мне ответь, возьмешь ты меня в бассейн Синих Цветов или нет? — настаивала Элизабет.
   — Возможно.
   — Ты — животное, — она улыбнулась, поцеловала меня и села на циновку. — Пока ты занимался плаванием, я беседовала с Капрусом.
   Я сразу же стал серьезен и приготовился внимательно выслушать Элизабет. До сих пор этот высокий, сухопарый, суровый книжник не давал нам никакой информации.
   — Он сказал мне, — продолжала Элизабет, — что нашел большое количество карт и записей. Но чтобы скопировать их, необходимо много времени, а он не может оставить свои обязанности на долгий срок.
   — Карты? — спросил я. — Записки на горианском?
   — Он говорит — да.
   — Интересно, — я не стал говорить Элизабет, что ожидал, что карты будут с координатами, возможно зашифрованными, а записки — закодированными.
   — Наша задача — доставить копии в Сардар, — сказала Элизабет.
   — Ну, это нетрудно. Я могу свободно выходить из дома. Да и ты после того, как отработаешь с Капрусом и после обучения, сможешь покидать его.
   — Не думаю, что это будет так просто.
   — Не думал и я.
   Мы появились в доме Кернуса потому, что, согласно сообщениям, Капрус мог и не получить документов. И тогда мы — я как наемник, а Элизабет как рабыня дома Кернуса — постарались бы обнаружить эти документы и завладеть ими. Воин Тентиса, который был убит и так похож на меня, предоставил мне возможность появиться в Аре в облике убийцы.
   — Но, вероятно, придется очень долго ждать, может быть, месяцы, — сказал я.
   — Да, это так.
   — За это время «Другие» могут продвинуться вперед основать новые базы, создать новые сферы влияния, подготовить все для вторжения своей армии.
   Элизабет кивнула.
   — Лучшее, что мы можем сделать, — предложил я, — это переправлять материалы, которые скопирует Капрус, в Сардар частями. У меня много свободы, и я могу быть связным между Аром и горами Царствующих Жрецов.
   — К сожалению, Капрус сказал, что не передаст нам материалы, пока не скопирует их полностью, — сказала Элизабет.
   — Но почему? — я начинал злиться.
   — Он боится, станет известно, что документы поставляются из дома Кернуса. Он опасается, что в Сардаре есть шпионы, которые обнаружат, откуда присылаются бумаги, и нас раскроют.
   — Думаю, это невозможно.
   — Но Капрус думает иначе.
   Я пожал плечами:
   — Нам придется делать так, как хочет Капрус.
   — У нас нет выбора, — согласилась Элизабет.
   — Когда информация будет готова для передачи, думаю, нам придется разделиться.
   Элизабет усмехнулась:
   — Капрус, конечно же, не пожелает остаться здесь.
   Уверена, все заслуги он присвоит себе.
   — Предполагаю, Капрус из благоразумия никому не доверяет, — с улыбкой сказал я.
   — Он играет в опасные игры, Тэрл.
   Я кивнул.
   — Итак, — подвела итог Элизабет, — мы должны ждать.
   — Плюс к этому я хотел бы найти того, кто убил воина из Тентиса, погибшего на мосту в Ко-Ро-Ба.
   — Ты же даже не знаешь, кто это был, — напомнила Элизабет.
   Я взглянул на девушку так сурово, что она потупила глаза.
   — Извини, — тихо сказала она, — это только значит, что я очень боюсь за тебя.
   Я с нежностью взял её руки в свои:
   — Я знаю.
   — Сегодня ночью помоги мне, поддержи меня. Я очень боюсь.
   Я притянул её к себе и поцеловал. Она положила мне голову на плечо.
   Так и не сумев заснуть, я покинул Элизабет и надел свою тунику убийцы. Появление Марленуса в Аре заставило меня задуматься. Я знал — убар убаров пришел сюда не для того, чтобы полюбоваться гонками. Я вспомнил, что в банях Нела весьма уклончиво говорила о своем отношении к убару, хотя, несомненно, очень многое слышала в Капасиане. Возможно, в Аре существовало какое-то общество, о котором я ничего не знал. К примеру, я ничего раньше не слышал о попытках разыскать и убить Марленуса в Валтае — попытках, которые предпринимались, но не удались. Сейчас у нынешней власти Ара появилась отличная возможность обнаружить и уничтожить прежнего убара.