— Великолепно! — искренне воскликнул он и, вскочив на ноги, принялся трясти руку игрока. Затем с гордостью, словно проведенная игроком комбинация принадлежала ему самому, он во всеуслышание объявил последний заключительный ход мастера:
   — Книжник захватывает мой Домашний Камень!
   Количество зрителей возросло. Они наперебой обсуждали ставший очевидным маневр игрока и в законченной композиции приобретшие смысл составлявшие его казавшиеся лишенными логики ходы, при которых наименее мобильная из фигур — писец убара — неожиданно вырывалась вперед и, блокируя действия наездника и высокого тарлариона противника, решала исход поединка. Никто из нас, включая и самого винодела, не мог ожидать подобного завершения, казалось, неудержимой атаки желтых.
   Винодел протянул игроку поставленную им на кон медную монету, и тот бережно положил её в карман. Я тоже вложил в ладонь старика золотой двойного веса с изображением летящего тарна, и игрок, благодарно пожав мне руку, со счастливой улыбкой поднялся на ноги. Винодел сложил фигурки в кожаный мешок игрока и помог ему надеть его на плечо. Они обменялись рукопожатием.
   — Спасибо за игру, мастер, — поблагодарил его винодел.
   Игрок поднял ладонь и прикоснулся ею к лицу парня, стараясь запомнить его черты.
   — Спасибо и тебе, — ответил он.
   — Желаю тебе удачи, — сказал парень.
   — Всего тебе хорошего, — эхом отозвался старик.
   Винодел ушел. За своей спиной я слышал обрывки разговора между кузнецом и погонщиком тарнов с зеленой повязкой на руке.
   — Все это было очень просто, — продолжал делиться своими соображениями кузнец, — даже очевидно.
   Я усмехнулся и заметил, что на лице игрока тоже появилась улыбка.
   — Вы торговец? — поинтересовался игрок.
   — Нет, — ответил я.
   — Откуда же такое богатство? — удивился игрок. — Это целое состояние.
   — Для меня это ничего не значит, — сказал я. — Разрешите мне помочь вам добраться домой?
   Игрок заколебался.
   — Вы наверняка принадлежите к высшей касте, — заметил он, — раз у вас есть такие деньги.
   — Могу я проводить вас? — снова спросил я.
   В это время, закончив обсуждение неожиданного финала поединка, к нам подошел кузнец. Это был довольно низкорослый, плотно сбитый мужчина с угловатым лицом. Он сдержанно усмехнулся.
   — Ты хорошо распорядился своими деньгами, Несущий Смерть, — заметил он и, коротко кивнув на прощание, удалился.
   Я повернулся к игроку и тут же почувствовал, что настроение его резко изменилось: он все так же стоял рядом, но теперь нас словно разделяла непреодолимая пропасть.
   — Вы — убийца? — спросил он.
   — Да, я принадлежу к этой касте, — ответил я.
   Он быстро нащупал мою руку и, вложив мне в ладонь золотую монету, развернулся и пошел прочь.
   — Подождите! — закричал я, бросаясь за ним.
   — Это ваши деньги! Вы их выиграли!
   — Нет! — воскликнул он, отгораживаясь рукой и словно стараясь меня оттолкнуть.
   Я отступил назад. Он стоял, напряженно выпрямившись, тяжело дыша, в обращенном ко мне взгляде невидящих глаз, в его лице читался переполнявший его гнев.
   — Это грязные деньги, — сурово произнес он. — Грязные! — и, снова отвернувшись, торопливо побрел по булыжной мостовой, нащупывая ногой дорогу.
   Я остался стоять посреди улицы, провожая взглядом его сгорбленную высохшую старческую фигуру и сжимая в кулаке монету — золотую, двойного веса, которая, я знал, по праву принадлежит ему.

Глава 4. КЕРНУС

   — Пусть со мной скрестит меч тот, кто лучше всех владеет этим оружием, и я разделаюсь с ним, — сказал я.
   Крупное лицо Кернуса оставалось бесстрастным, а сам он продолжал неподвижно сидеть в кресле, установленном на каменном постаменте в фут высотой и не менее шести футов в длину и ширину. В нижней части постамента виднелись вделанные в него восемь колец для приковывания рабов.
   На нем была тонкой вязки черная накидка из шерсти одомашненного двуногого хурта, чье поголовье сильно увеличилось в окрестностях многих северных городов. Разводимые на обширных фермах под присмотром рабов, хурты легко приручались и четыре раза в год при стрижке давали обильный урожай шерсти. Насколько я слышал, Кернусу принадлежала значительная доля в прибыли, получаемой с нескольких ближайших к городу хуртских ферм. Наверное, именно поэтому его черную накидку украшали проходящие по низу две голубые и одна желтая полосы.
   Когда я заговорил, по рядам охранников пробежало легкое волнение. Некоторые из них стиснули рукояти своих мечей.
   — Лучше всех в доме Кернуса мечом владею я сам, — ответил хозяин.
   Комната, в которой мы находились, представляла собой, по-видимому, центральный зал дома. Она была довольно большой: добрых семидесяти квадратных футов, а в высоту никак не меньше пятидесяти. На стене, слева от меня, так же как и на постаменте, виднелись кольца для приковывания рабов, а выше над ними — пустые крепления для факелов. Комната была освещена, правда довольно скудно, солнечными лучами, с трудом проникающими сквозь узкие, расположенные под самым потолком зарешеченные окна, скорее походившие на крепостные бойницы. Да и сама комната во многом напоминала тюремное помещение, каким она по сути и являлась, представляя собой часть наиболее крупного в Аре работоргового дома. На шее Кернуса тускло поблескивала массивная золотая цепь с медальоном, на котором был изображен герб дома — тарн со скованными кандалами ногами. Такой же вышитый золотом герб украшал висящий на стене позади постамента громадный дорогой ковер.
   — Я пришел, чтобы предложить свой меч дому Кернуса, — сказал я.
   — Мы ожидали вашего прихода, — ответил Кернус.
   Я постарался не выдать своего удивления.
   — Насколько мне известно, — сказал Кернус, — Портус тщетно пытался нанять вас.
   — Совершенно верно.
   — Иначе, — усмехнулся Кернус, — вы не пришли бы сюда, поскольку за нашим домом никакой вины не значится.
   Это был намек на носимый мной на лбу символ смерти.
   Большую часть предыдущей ночи я провел за игрой на постоялом дворе, стерев с лица черную отметину, но наутро, проснувшись, я снова изобразил её на лбу и, наскоро перекусив куском холодного жареного боска, отправился в дом Кернуса.
   День только начинался, но рабовладелец был уже на ногах, и меня проводили к нему без лишних проволочек. По правую руку от хозяина дома расположился писец — сутулый, мрачного вида человек с настороженным взглядом глубоко посаженных глаз. На коленях у него лежала толстая кипа прошитых листов бумаги. Это был Капрус из Ара — старший учетчик дома Кернуса. Тот самый, который занимался оформлением документов на покупку Веллы и заносил данные, получаемые от медиков, тщательным образом обследующих каждую вновь приобретенную рабыню, в особый регистрационный лист, предназначенный для отправки в Административный Цилиндр, на котором внизу в качестве подписи значился снятый у Веллы отпечаток пальца.
   Процедура приобретения рабыни закончилась только после того, как девушку уже в надетом на неё ошейнике медики проверили на физическую выносливость, психические реакции, заставляя делать многочисленные приседания и доставать пальцем кончик носа, осмотрели её на предмет заболеваний и снова передали её Капрусу, который выдал ей два комплекта предназначающегося для рабынь одеяния и ввел её в курс её новых обязанностей. Таким образом, внедрение Веллы в дом Кернуса оказалось несложным, хотя я продолжал беспокоиться за её безопасность. Это была рискованная затея. Поговаривали, что Капрус состоит в дружеских отношениях с самими Царствующими Жрецами.
   — А могу я поинтересоваться, — допытывался Кернус, — по кому вы носите этот знак черного кинжала?
   Я ждал этого вопроса и хотел поговорить с Кернусом на эту важную, хотя и опасную для меня тему, поскольку он должен был знать о цели моего прибытия. К тому же настало время приоткрыть завесу тайны над некоторыми вещами, чтобы дать им возможность выплеснуться на улицы Ара.
   — Я пришел отомстить за смерть Тэрла Кэбота, — ответил я, — воина из Ко-Ро-Ба.
   За моей спиной послышались удивленные возгласы охранников. Можно не сомневаться, что через час мое сообщение уже будет известно во всех пага-тавернах Ара, будет обсуждаться на каждом мосту, в каждом цилиндре.
   — В этом городе Тэрл Кэбот из Ко-Ро-Ба больше известен как Тэрл Бристольский, — заметил Кернус. — Вы имеете в виду именно его?
   — Да, — ответил я.
   — Мне приходилось о нем слышать, — сказал Кернус и на минуту задумался.
   Я продолжал внимательно за ним наблюдать. Он казался взволнованным, даже потрясенным.
   Двое из его охранников торопливо оставили комнату, и я услышал, как они с кем-то громко переговариваются в коридоре.
   — Сожалею об этом, — произнес наконец Кернус и поднял на меня глаза. — Думаю, не много найдется в Аре таких, кто не пожелает вам удачи в вашей черной работе.
   — Кто мог убить Тэрла Бристольского? — не удержавшись, воскликнул один из охранников, забыв даже, что Кернус вполне мог неодобрительно отнестись к тому, что он вмешивается в его разговор.
   — Его убили ножом в спину, — сказал я, — на одном из мостов поблизости от цилиндра воинов, в темноте, вероятно, в двенадцатом часу ночи, вдали от света ламп.
   Охранники переглянулись.
   — Только так это и могло быть сделано, — заметил один из них.
   Я сам остро сожалел о скудном освещении на мосту по соседству с цилиндром воинов, поскольку именно по нему в тот день прошел молодой человек, также, очевидно, из воинов, опередив меня на каких-нибудь четверть часа. Вся его вина — если это вообще можно назвать виной — состояла в том, что своим телосложением и цветом волос он показался притаившемуся в темноте убийце похожим на меня. Мы с Тэрлом Старшим, моим учителем в боевом искусстве, обнаружили его окровавленное тело, а поблизости от него заметили свисающий с фонарной решетки клочок зеленой материи, оторванной, по-видимому, от надетой на руку повязки торопливо убегавшего убийцы. Парень был мертв. Мы перевернули бездыханное тело и, увидев торчащий у него в спине нож, обменялись понимающим взглядом.
   — Ты его не знаешь? — кивнул я на убитого.
   — Нет, — покачал головой Тэрл Старший, — хотя можно с большой уверенностью предположить, что это воин из союзного с нами города Тентиса. Бедняга, — вздохнул он.
   Мы обнаружили, что карманы молодого воина остались нетронутыми. Убийце нужна была только его жизнь.
   Тэрл Старший осторожно высвободил нож. Это оказался нож для метания, напоминающий те, что используют в Аре, но несколько меньше и не обоюдоострый.
   Это было оружие, созданное специально для убийства. У самой его рукояти, как и на остальном лезвии, смешавшиеся с начавшей сворачиваться кровью виднелись белые полосы ядовитой пасты канда. По краю рукояти змеей извивалась надпись: «Я искал его. И я его нашел».
   Это был нож убийцы.
   — Каста убийц? — спросил я.
   — Маловероятно, — заметил Тэрл Старший. — Эти действуют наверняка. Они слишком горды, чтобы добавлять яд.
   Не говоря больше ни слова, мы с Тэрлом Старшим подняли мертвое тело. Я захватил свисающий с фонарной решетки зеленый лоскут. Нам повезло, и, направляясь к расположенному неподалеку дому моего отца, Мэтью Кэбота, главы городской администрации, мы в этот поздний час не встретили ни души. Затем вместе с отцом и Тэрлом Старшим мы долго обсуждали это происшествие и пришли к заключению, что неудавшаяся попытка покушения на мою жизнь — никто из нас не сомневался, что именно так это и следует понимать, — имеет определенное отношение к Сардару и Царствующим Жрецам, а также к их соперникам, которые стремятся прибрать к своим рукам весь этот мир Царствующих Жрецов и населяющих его людей. Они ни за что не откажутся от своих намерений, однако теперь, памятуя, чем обернулась для них закончившаяся чуть более года назад война Роя, вряд ли рискнут нападать в открытую, скорее предпочитая действовать скрытно, исподтишка, не останавливаясь ни перед чем. Поэтому мы решили дать возможность распространиться по городу известию, будто Тэрл Кэбот убит.
   Сейчас в центральном зале дома Кернуса воспоминания о том дне нахлынули на меня с новой силой. В конце концов я пришел сюда именно для того, чтобы отомстить за смерть безвинно погибшего человека. А ведь я до сих пор даже не знаю его имени. Он был воином из Тентиса. Оказался в Ко-Ро-Ба, городе союзников, и здесь нашел свою смерть по той лишь случайной причине, что имел несчастье быть на меня похожим.
   — А почему в Ар не пришли воины Ко-Ро-Ба, чтобы отыскать убийцу? — прервал мои размышления Кернус.
   — Это вовсе не повод для военных действий, — ответил я. — А поскольку Казрак в настоящее время уже не глава городской администрации Ара, появление воинов Ко-Ро-Ба внутри стен города едва ли было бы встречено с восторгом.
   — Действительно, — заметил один из охранников.
   — Вы знаете имя человека, которого ищете? — спросил Кернус.
   — У меня есть только это, — ответил я, вытаскивая из-за пояса обрывок зеленой материи.
   — Нарукавная повязка болельщика, — нахмурился Кернус. — В Аре таких тысячи.
   — Это все, чем я располагаю, — ответил я.
   — Наш дом, как, впрочем, и многие другие, является сторонником фракции зеленых. Но воины, состоящие на службе городской администрации, чаще поддерживают другие команды.
   — Я знаю, что дом Кернуса на стороне зеленых, — ответил я.
   — Таким образом, в вашем стремлении предложить свои услуги этому дому есть более веская причина, нежели просто желание заработать? — спросил Кернус.
   — Да, — ответил я, — поскольку здесь может оказаться человек, которого я разыскиваю.
   — Это маловероятно, — покачал головой Кернус. — Приверженцы зеленых исчисляются тысячами, их можно найти практически во всех кастах Гора. Между прочим, в их число входит сам глава городской администрации Ара, как и верховный служитель посвященных.
   Я пожал плечами.
   — Но как бы то ни было, вы желанное лицо в этом доме, — сказал Кернус. — Вы, вероятно, уже знаете, что сейчас для Ара настали довольно сложные времена и надежный меч стал хорошим приобретением. Бывают дни, когда сталь клинка дороже золота.
   Я кивнул.
   — Ну что ж, при случае я воспользуюсь вашими услугами. А пока для меня достаточно того, что ваш меч просто находится в этом доме.
   — Я в вашем распоряжении, — ответил я.
   — Вас проводят в вашу комнату. — Он сделал знак ближайшему охраннику.
   Я собрался уйти.
   — Кстати, Несущий Смерть, — остановил меня Кернус.
   Я снова повернулся к нему.
   — Мне известно, что в таверне Спиндиуса вы убили четырех воинов из дома Портуса. Вы заслужили четыре золотые монеты.
   Я коротко кивнул.
   — Кроме того, — продолжал Кернус, — мне известно, что вы подобрали на улице одну из моих девушек.
   Я невольно напрягся, рука сама легла на рукоять меча.
   — Какой, кстати, у неё номер? — обернулся он к стоящему рядом Капрусу.
   — Плюс четыре плюс три, — ответил писец-книжник.
   Я предвидел какое-либо упоминание о Велле, потому что маловероятно, чтобы Кернус не был осведомлен о моем с ней контакте. Поскольку в день нашей встречи она вернулась в дом Кернуса довольно поздно, я дал ей подробные инструкции по поводу того, как ей следует себя вести, подчеркнув, что ей необходимо совершенно недвусмысленно дать понять, что она жалеет и даже испытывает полное отчаяние от того, что с ней якобы произошло. В связи с этим я вовсе не был удивлен, когда книжник на память назвал Кернусу её номер. Хотя не менее вероятно, что он мог знать его довольно хорошо, поскольку Велле в основном предназначалась роль посыльной и Капрус, редко покидающий дом Кернуса, не мог не обращаться к ней с различными поручениями. Я испытывал огромное желание работать с Веллой в этом доме рука об руку, поэтому и решил сделать ставку на весьма своеобразно понимаемое рабовладельцами чувство юмора, вовсе не столь уж редкое в их среде.
   — Вы возражаете? — поинтересовался я.
   Кернус рассмеялся.
   — Вовсе нет, — ответил он. — Но наши медики установили, что она не тянет больше, чем на рабыню красного шелка.
   — Я бы очень удивился, если бы вы позволили разгуливать по улицам рабыне белого шелка, — заметил я.
   Он усмехнулся.
   — Конечно, нет, — согласился он. — Риск слишком велик. Иногда в целых десять золотых. — Он откинулся на спинку кресла. — Номер плюс четыре плюс три, — сказал он.
   — Девчонку сюда! — крикнул книжник.
   Вскоре из бокового входа в зал втолкнули Элизабет Кардуэл, Веллу. Она была одета так же, как тогда, когда я увидел её впервые у городских ворот: босая, с распущенными черными волосами, в желтой короткой тунике и желтом ошейнике. Она быстро подбежала к каменному постаменту, на котором в высоком резном кресле восседал Кернус, и упала перед ним на колени, склонившись в традиционной позе рабынь для удовольствия и низко опустив голову. Я был удивлен тому, с каким мастерством она это сделала — пробежала короткими, быстрыми шагами, на прямых ногах, почти не сгибая колен и едва отрывая ступни от пола, слегка склонив при этом голову набок и изящно разведя в стороны приподнятые и обращенные вперед ладони, — поскольку этот выход, скорее напоминающий танцевальное движение, от многих рабынь требовал длительного и упорного обучения.
   Кроме того, я знаю, насколько Элизабет все это ненавидела. Я вспомнил её на Тарианских равнинах, в землях кочевников. Там было мало женщин, равных ей по выносливости и запасу жизненной энергии, способных часами без устали бежать, держась за стремя скачущего в седле воина. Какими же оскорбительными теперь должны казаться ей представления её нынешнего хозяина об изяществе рабыни.
   — Подними голову, — приказал ей Кернус.
   Она послушно повиновалась, и по её испугу я догадался, что она впервые за все это время смотрит в лицо хозяину дома.
   — Сколько времени ты уже у нас? — спросил Кернус.
   — Девять дней, хозяин, — ответила она.
   — Тебе здесь нравится?
   — О да, хозяин, — сказала она.
   — Ты знаешь, какое наказание тебя ждет за ложь? — спросил Кернус.
   Элизабет вздрогнула. Она сложила ладони перед грудью и низко, к самому полу, наклонила голову, ожидая удара кнутом. Один из охранников посмотрел на Кернуса, взглядом спрашивая, что делать — бичевать или приковывать?
   Кернус отрицательно махнул рукой.
   — Подними голову, маленькая рабыня, — сказал он.
   Элизабет поспешно взглянула ему в лицо.
   — Сними одежду, — приказал Кернус.
   Не говоря ни слова, Элизабет встала и сбросила с левого плеча удерживающую тунику петлю.
   — Ты очень хорошенькая, маленькая рабыня, — заметил Кернус.
   — Благодарю вас, хозяин, — произнесла девушка.
   — Как твое имя? — спросил он.
   — Номер плюс четыре плюс три, — ответила она.
   — Нет, — сказал Кернус, — каким именем ты хочешь, чтобы тебя называли?
   — Веллой, — ответила она, — если это приятно хозяину.
   — Хорошее имя, — кивнул Кернус.
   Она покорно уронила голову.
   — Я вижу у тебя клеймо четырех рогов боска, — заметил Кернус.
   — Да, — ответила она.
   — Это клеймо кассаров, не так ли?
   — Нет, хозяин, тачаков.
   — А где же кольцо? — удивился Кернус.
   Тачакские женщины, свободные и рабыни, носят в носу тонкое золотое кольцо, маленькое и изящное, чем-то напоминающее обручальные кольца землян. Тяжеловесные боски, эти неизменные спутники народов фургонов — как кассаров, так и тачаков, — тоже носят в носу такие кольца, но значительно крупнее.
   — Мой последний хозяин Кларк из дома Кларка в Тентисе снял его, — ответила девушка.
   — Глупец, — недовольно бросил Кернус. — Такое замечательное кольцо. Это только лишний раз доказывает, что представления этих варваров о красоте и удовольствиях настолько дики, что не поддаются пониманию жителей цивилизованных городов.
   Элизабет не ответила.
   — Как-то у меня была тачакская девчонка, — продолжал Кернус. — Настоящая дикарка, но я был с ней добр, пока она не попыталась меня убить. Тогда я задушил её вот этой самой цепью. — И он показал на цепь с медальоном у себя на шее.
   — Я не настоящая тачакская женщина, — заметила Элизабет. — Я простая девушка с островов к северу от Коса. Я была захвачена пиратами из Порт-Кара и продана погонщику тарнов. Потом меня отвезли и снова продали в Тарии, а затем обменяли на двадцать босков тачакам, где мне надели кольцо и поставили клеймо.
   — А как ты оказалась в Тентисе? — поинтересовался Кернус.
   — На фургоны тачаков напали кассары, — ответила Элизабет. — Они увезли меня с собой и продали тарианам. — Она на минуту замолчала, словно охваченная тяжелыми воспоминаниями. — Позже меня продали далеко к северу от Тарии, а через год в фургоне для рабов я оказалась на осенней ярмарке под Сардаром, где меня продали дому Кларка, откуда мне вместе со многими другими посчастливилось быть выкупленной домом Кернуса из славного города Ар.
   Кернус, очевидно удовлетворенный её ответом, снова откинулся на спинку кресла.
   — Но без кольца, — продолжал он, — никто не поверит клейму с четырьмя рогами боска. — Он усмехнулся. — Тебя, моя дорогая, будут считать поддельной.
   — Простите, — пробормотала Элизабет, низко опуская голову.
   — Я прикажу кузнецу снова вставить тебе кольцо, — сказал Кернус.
   — Как пожелаете, хозяин.
   — Во второй раз это не будет так болезненно.
   Элизабет продолжала стоять молча.
   Кернус повернулся к Капрусу.
   — Она обучена? — спросил он.
   — Нет, — ответил Капрус. — Она девушка красного шелка, но почти ничего не знает.
   — Рабыня, — обратился Кернус к Элизабет.
   — Да, хозяин?
   — Выпрямись и положи руки за голову.
   Элизабет повиновалась.
   — Повернись, — приказал Кернус.
   Девушка медленно повернулась, выполняя его требования. Кернус окинул её внимательным взглядом.
   — Ее уже пробовали хлыстом? — спросил он у Капруса.
   — Медик Фламиниус проводил эту проверку, — доложил Капрус. — Она показала себя прекрасно.
   — Отлично, — удовлетворенно произнес Кернус. — Можешь опустить руки, — обратился он к Элизабет.
   Та покорно уронила руки и снова застыла перед ним, низко опустив голову.
   — Пусть пройдет полный курс обучения, — сказал Кернус Капрусу.
   — Полный? — переспросил писец.
   — Да, — кивнул Кернус, — полный.
   Элизабет удивленно взглянула на него.
   На это ни она, ни я не рассчитывали, однако изменить что-либо мы были уже не в состоянии. Обучение — тщательное, утомительное — обычно занимало месяцы.
   С другой стороны, оно, вероятно, будет проводиться прямо здесь, в доме Кернуса, а кроме того, растянутое на столь длительный срок, оно чаще всего занимало не более пяти часов в день, так что проходящие его имели достаточно времени на отдых, усвоение полученных знаний и прогулки по внутреннему саду. Поэтому раз уж Элизабет была номинально включена в состав штата дома Кернуса, мы вполне могли бы найти время и на выполнение своей работы, для чего мы, собственно, и проникли в этот дом.
   — Ты не благодаришь меня? — удивленно спросил Кернус Элизабет немедленно упала на колени.
   — Я не заслуживаю столь высокой чести, хозяин, — пробормотала она.
   Кернус, усмехнувшись, указал на меня, жестом приказывая девушке обернуться.
   Едва она взглянула в мою сторону, как на лице её отразился неописуемый ужас, глаза широко открылись, а руки сами потянулись к застывшим в немом крике губам, словно она только сейчас заметила мое присутствие и это наполнило её безудержным страхом. Она была великолепной актрисой.
   — Это он! — дрожа, воскликнула она.
   — Кто? — с невинным видом поинтересовался Кернус.
   Я стал подозревать, что моя ставка на своеобразно понимаемое многими рабовладельцами чувство юмора начинает, по-видимому, приносить свои плоды Элизабет уронила голову на пол.
   — Пожалуйста, хозяин! — зарыдала она. — Это он, тот убийца, который схватил меня на улице и заставил идти с ним в таверну Спиндиуса! Защитите меня, хозяин! Прошу вас, защитите!
   — Это та самая рабыня, которую вы заставили проводить вас в таверну Спиндиуса? — сурово обратился ко мне Кернус.
   — Думаю, та самая, — согласился я.
   — Ненавистное животное! — застонала Элизабет.
   — Бедная маленькая рабыня, — притворно посочувствовал Кернус. — Он что, был груб с тобой?
   — Да! — со сверкающими от негодования глазами воскликнула она. — Да!
   Даже я не мог не признать, насколько Элизабет великолепная актриса. Пожалуй, она была столь же умна и талантлива, сколь и красива. Оставалось только надеяться, что она не переусердствует в разыгрываемой ею трагической сцене, иначе гореть мне тогда в чане с кипящим тарларионовым жиром.
   — Ты хочешь, чтобы он был наказан? — участливым тоном поинтересовался Кернус.
   Элизабет бросила на него полный благодарности взгляд и дрожащими губами, размазывая по щекам слезы, быстро запричитала:
   — Да! Да, хозяин! Пожалуйста, накажите его! Накажите!
   — Хорошо, — согласился Кернус. — Я накажу его тем, что пошлю в его комнату не прошедшую обучение рабыню.
   На лице Элизабет отразилось полнейшее недоумение.
   Кернус обернулся к Капрусу.
   — В свободное от обучения время номер плюс четыре плюс три будет следить за чистотой в комнатах убийцы, — сказал он.