– Это очень, очень интересное место, – медленно, с чувством, выговорила Риджи Ана. Слова ее приобрели зримые черты: они превратились в несколько облачков пара, которые поднялись изо рта и растаяли в чистом воздухе.
– Спустимся? – предложил Хуго.
Ухватив его за локоть, Риджи пошла вниз с некрутого склона.
Они миновали несколько приземистых бревенчатых построек. Центральное здание высилось над ними. Теперь Риджи разглядела, что это башня в форме перевернутого ведра, очень широкая у основания. Она заканчивалась примерно на середине высоты замка, неожиданно обрываясь, как если бы ее стесали гигантским топором. На круглой крыше виднелись другие строения: множество длинных башен куда меньшего размера, стоявшие так близко, что трудно было понять, где заканчивается одна покатая стена и начинается другая. Основное здание состояло из огромных, в три человеческих роста, глыб, а те, что вверху, – из камней поменьше, и на таком расстоянии их стены казались монолитными.
Риджи потянула Чаттана дальше.
– А это гордость аркмастера, – произнес Хуго, указывая на постройку из толстых бревен. Через распахнутые ворота наружу валил пар. Ощутив густой приятный запах, Риджи заглянула внутрь. Там в стойлах стояли кони, высокие мощные скакуны с голубыми гривами. Пара слуг как раз седлала одного из них.
– Конь из Бриты, – пояснил Хуго. – Готовят для чара. Хозяин собирается в небольшое путешествие.
Он махнул рукой, и девушка оглянулась. От башни спускался старик. Риджи не хотелось приближаться к Ледяному, и она потащила Хуго к стене.
От створок к отверстиям по сторонам ворот на высоте человеческого роста тянулись две цепи. На погруженных концами в лед железных стержнях висели лебедки с рычагами. Из домика возле створки выбрался стражник, поглядел на конюшню и что-то сказал. Вышли еще трое. Стражники попарно встали возле лебедок, ухватились за рычаги и налегли. Лебедки завращались, наматывая цепи, те натянулись, и с низким скрежетом ворота приоткрылись.
Раздался скрип снега под копытами. Хуго и Риджи наблюдали за тем, как чар медленно едет мимо. Поводьев не было, он держался за переднюю луку седла. Чар ссутулился и наклонил голову, глядя на шею скакуна. Не обращая ни на что внимания, Бесон проехал в узкий просвет между створками, и стражники стали закрывать ворота.
– Вот так… – пробормотал Хуго.
Девушка, отпустив его локоть, отошла на несколько шагов и остановилась, медленно поворачиваясь, рассматривая двор, замок, стену. Гладкая и высокая, наверняка выше любого здания в Форе, кроме, быть может, Универсала. И наверное, она очень скользкая, подумала Риджи Ана.
Не убежать.
Глава 17
Уже приближаясь к дому, Архивариус пожалел, что отказался от паланкина. Большую часть жизни он провел за книгами, упражняя ум, но не тело, и крепким здоровьем никогда не отличался. А в старости пешее путешествие стало для него настоящим испытанием. И все же до дома старик доковылял, хотя времени на это ушло раза в три больше, чем он рассчитывал.
Архивариус уже обосновался в Универсале. Ненадолго вернуться он решил лишь потому, что, как выяснилось, позабыл пару манускриптов, которые хотел бы иметь в Горе Мира. Конечно, там хватало книг, но далеко не все они интересовали старика, к тому же проход к дальнему архиву, где хранилось самое интересное, ныне был недоступен. Остался обходной, сопряженный с немалыми трудностями путь, а прямую дорогу завалили камнями.
Предстояло возвращаться, причем если сюда старик двигался от вершины вниз, то обратно придется идти в гору. А раз так – следовало отдохнуть.
Дом встретил его тишиной и холодом. Бывший хозяин пересек коридор, зашел на кухню, показавшуюся особенно неуютной из-за остывшего очага и пустых полок – приходящий слуга забрал всю утварь. Архивариус зажег лампу и, освещая себе дорогу, вошел в мастерскую под лестницей. Свет озарил игральную доску на столе, верстак, еще одну лампу, стоящую на полу под стеной. Все покрывала пыль. Старик постоял, разглядывая помещение, и поднялся на второй этаж.
В доме он провел всю сознательную жизнь, в последние годы один за другим здесь умирали его родственники. Архивариус стал бесцельно ходить от комнаты к комнате. Он понимал, что больше никогда в жизни не увидит это место, мебель, верстак в мастерской… Надо захватить игральную доску, вспомнил он. Как же так, почему он не взял ее еще тогда? Отличная дорогая доска из мамонтовой кости, набор посеребренных и позолоченных фигур…
Утомившись, старик присел на сундук в спальне. Взгляд выцветших глаз скользил по кровати, по стенам и прикрытым ставнями окнам. Архивариус увидел, что забыл запереть их, – впрочем, особой нужды в этом не было. Отдохнув, он встал, раскрыл сундук и достал две книжки в кожаных переплетах. Завернул их в прихваченный из пирамиды шелковый платок. Да, еще доска и фигуры… Сунув сверток под мышку и взяв лампу, он пошел к лестнице.
Зрение его было уже не то, что раньше, но слух все еще оставался острым, и потому приглушенный шум снизу Архивариус услышал сразу. Он замер, поставив ногу на верхнюю ступень. Запер ли он дверь, после того как вошел? Теперь старик не мог вспомнить этого. Шум повторился, хотя видимая с лестницы часть полутемного коридора оставалась пуста. Он стал спускаться, медленно переставляя ноги по ступеням. На нижней вновь остановился. Теперь ему был виден весь коридор.
Снова шум.
В мастерской, понял старик. Скорее всего – воры. Пепеляне. У них есть свои осведомители, кто-нибудь заметил, что богатый дом опустел, старые хозяева выехали, а новые пока не появились… Кто там у них сейчас главный? Кажется, Гида Чистюля погиб – значит, теперь верховодит Дарик Дар.
Когда старик нагнулся, чтобы поставить лампу на ступень, в пояснице заскрипело. Он шагнул вниз и стал медленно пересекать коридор. Теперь шум доносился сзади. Пустяки, решил Архивариус, пусть грабят. Тем более тут и взять-то нечего: все самое ценное перевезли в пирамиду. Кроме доски и фигур. Вот их жалко, набор для игры подарил сам Владыка. Да, жалко, но не настолько, чтобы из-за них…
Сзади раздались шаги. Шли двое, один тяжело и медленно, второй легко и быстро. Архивариус остановился посреди коридора, понимая, что его уже заметили. Он начал поворачиваться, его схватили за плечо и дернули. Сверток вылетел из-под мышки, ударился о стену и развернулся, книги свалились на пол, от одной оторвалась обложка.
Архивариус упал набок, все его суставы застонали, протестуя против подобного обращения. Над ним склонились две фигуры.
– Кажись, он, – произнес молодой голос.
Его схватили и поволокли – через коридор, под лестницу, в раскрытую дверь…
Столик для игры полетел в сторону, и Архивариуса бросили на спину посреди мастерской. Здесь было темнее. Старик лежал, не способный разглядеть лица двух людей, что встали над ним, – лишь очертания их фигур.
– Там, на ступеньке, лампа, – произнес тот же голос. – Принеси.
Вторая тень отодвинулась, затем вернулась. Стало светлее. Лампу человек поставил у верстака, так что свет ее лился сбоку, и по полу протянулись тени.
Мысли старика давно утратили юношескую прыть. Сохраняя былую ясность, они теперь ползли медленно, иногда подолгу застывали, как облака в безветренный день. Архивариус и раньше не был подвластен бурным чувствам, теперь же окончательно утратил всякий пыл. Ненависть? – ему некого было ненавидеть. Любовь? – нет, она осталась в далеком прошлом. Страх? – но зачем бояться, когда ты самый старый человек в городе и воск твоей души покрыт таким количеством отпечатков, перепутанных линий и затейливых образов, что все они, слившись между собой, лишь отягощают сознание, и ты помимо воли начинаешь ждать того дня, когда мягкие призрачные пальцы выровняют восковую поверхность и очистят ее от грязного налета. А боль? Ее Архивариус еще способен был ощущать, хотя со старостью тело стало одновременно и хрупким, и нечувствительным. Но воск его души все еще не засох – любопытство жило в старике, и он прищурился, разглядывая тех, кто схватил его.
Поначалу его внимание привлек незнакомец с лампой. Вроде бы обычный человек… Но потом старик заметил бледно-зеленый оттенок кожи, запавшие глаза и, конечно, руки. До локтей и чуть ниже они оставались нормальными, а дальше на левой был крюк, на правой – продолговатый брусок с мелкими зазубринами и заточенным концом.
Лич, с удивлением понял Архивариус, заглянув в пустые глаза. Но какой-то странный лич. Словно незавершенный, недоделанный. В его глазах мерещился слабый отблеск сознания бывшего владельца этого тела.
Откуда у пепелян лич?
Второй казался ничем не примечательным парнем. Архивариус разбирался в людях, очень уж много всяких типов он повидал на своем веку. Его всегда интересовало, каким образом характеры могут отражаться в лицах. Ведь если задуматься, все они состоят из одного и того же – лба, скул, носа, глаз. Каким образом сочетание этих частей вызывает впечатление, что этот человек добряк, а тот хитер? Однажды старику попалась книга малоизвестного восточного автора, которая повествовала как раз про различные типы лиц, выражающие различные нравы. Автор, по его словам, подверг изучению множество людей и вывел определенные закономерности: выступающий подбородок подразумевает решительность, высокий лоб – мудрость, большой тонкий нос – признак утонченности, а крупные бровные дуги говорят о склонности к насилию. Лицо незнакомца, склонившегося над стариком, не представляло собой ничего примечательного, но почему-то сочетание черт, которое это лицо демонстрировало, его невинно-самодовольный вид – все наводило на мысль о глубоко укоренившейся подлости.
– Вы понимаете, кто я? – спросил старик, пытаясь приподняться. – Лучше бы вам отпустить меня. Забирайте все, что найдете. Я пришел сюда из Универсала, там знают, куда я направился. Если в скором времени не вернусь, сюда примчатся вооруженные клирики.
Парень поставил ногу на его плечо и прижал к полу с такой силой, что кости хрустнули. Старик скривился, повернул голову, глядя на верстак у стены.
– Архивариус? – произнес незнакомец. – Ведь ты – Архивариус из пирамиды? Ну да, так тебя и описывали: волоса вылезли, кожа желтая…
Нет, они не были обычными грабителями. Эти двое пришли сюда за ним.
– Нам надобно кой-чего узнать, – продолжал между тем парень. – Ты ответишь, и тогда мы тебя отпустим.
Он врал – неумело и, кажется, не стараясь скрыть лживость своих слов.
– Что вы хотите? – спросил старик.
– Где прячется Владыка?
Вот в чем дело! Это объясняло присутствие лича. Архивариус обдумал, хочет ли он рассказать им. И решил, что не хочет, – просто из личной неприязни к тому, кто послал этих двоих.
– Зачем Чермору понадобилось знать это? – спросил он.
При упоминании аркмастера мертвого цеха парень вздрогнул. У такого типа людей недоумение быстро сменяется недовольством, а то, в свою очередь, злостью. Его физиономия являлась для старика открытой книгой. Архивариус лежал, придавленный к полу, наблюдая за сменой чувств на лице парня.
– С чего это ты решил, что нас прислал какой-то чар? – Нога сильнее прижала плечо к полу. – Где Владыка?
– Ты имеешь в виду Октона? – пробормотал Архивариус, глядя на верстак. – Но я не видел его уже множество дней.
– Я ж не спрашиваю, сколько дней ты не видел его! Я спрашиваю, где он?
Архивариус молчал.
Нога поднялась и с силой пихнул в плечо. Сердце пропустило удар. Старик молчал, продолжая смотреть на верстак. Вернее – на его левую ножку, ту, что ближе к стене.
– Зоб, тебе сказали, что делать надо? Ну так начинай, – произнес парень.
Лич наклонился, протягивая руку с крюком.
Через мгновение Архивариус понял, что ошибся, полагая, будто старое тело малочувствительно к боли. Нет, чувствительность никуда не делась – просто никогда раньше это тело не подвергалось подобному испытанию.
Он наполовину простонал, наполовину прорыдал:
– Октон ушел к Доктусу.
– Хватит пока, Зоб. Доктус? Это кто?
– Аркмастер цеха вещественной магии. Квартал гноморобов.
Плечо архивариуса превратилось в чан с кипящей смолой; рука, кожу с которой лич спиливал напильником, стала пылающей веткой. Слезы застилали глаза, стекали вдоль морщин.
Когда лич прекратил орудовать крюком, боль не отступила. Шершавые волны ее выплескивались из разодранного плеча, текли по груди, омывая сердце.
– Так Владыка у Доктуса?
– Я знаю, что Октон ушел к нему. Но я не знаю, где он сейчас.
– Не… – протянул парень брюзгливо. – Что это за ответ? Так не годится. Зоб…
Заточенный конец крюка коснулся разверстой раны, в которую превратилось плечо. Если бы Архивариус был способен сейчас на это, то закричал бы, но его подрагивающий голос оставался все так же тих:
– Да, да… Октон у Доктуса. Он не показывался в Универсале уже несколько дней. Известий от него нет. Но он ушел налегке. Он должен прятаться у Доктуса, больше негде.
– Погоди.
Лич выпрямился.
Парень надолго задумался, в то же время с интересом рассматривая плечо Архивариуса.
– Что ты еще можешь сказать?
– Это все, что я знаю.
– Все? Сейчас Зоб обратно начнет…
– Тогда я умру, – сказал старик. – Еще немного – и наступит смерть. После этого я точно ничего не скажу, понимаешь?
Парень ухмыльнулся.
– Годится. Пока что Зоб токмо тебя ковырял да кожу скоблил, а щас стешет твой локоть. Может, ты что-нибудь еще скажешь, может, нет. Все одно мы не должны оставлять тебя в живых. Зоб, давай дальше…
Лич наклонился.
Несмотря на боль, старик не утратил проницательности, он видел в глазах лича отблеск беспомощной души. Там были страх, тоска, нежелание делать то, что приходится делать. Но все равно лич повиновался. Напильник сорвал материю рукава и коснулся локтя. До комнаты под лестницей донесся стук в дверь. Инструмент уже прижался к коже и начал двигаться, сдирая ее.
– Погоди!
Они замерли, прислушиваясь. Стук повторился.
– Кто это? – шепотом спросил парень. – Ты ждешь кого-то?
– Наверное, стражники пришли проверить сохранность дома, – предположил старик.
Заведомая глупость, но незнакомец задумался. Архивариус смотрел на него. Им бы надо было затаиться сейчас, подождать, пока тот, кто стучит, уйдет. Но лич был лишен воли, а парень растерялся. И когда стук зазвучал вновь, он сказал:
– Зоб, давай в коридор, только тихо. Может, через окно кухни увидим, кто это пожаловал.
* * *
Трилист Геб постучал еще раз и шагнул от двери. Он сам не знал, на что рассчитывал, придя сюда.
Капитану пришлось приложить большие усилия, чтобы добиться от Приората скорого суда над Джудексой. Шаман так и не сдох после того, как его полдня волокли на веревке за лошадью. Теперь Джудекса отлеживался в тюрьме при здании суда. Она, конечно, не Острог, но тоже вполне надежна. Хотя несколько раз преступникам удавалось оттуда сбежать – и капитану очень, очень хотелось, чтобы шаман пробыл в ней недолго. Помост на площади, палач, удар топором… Каким бы сильным некромагом ни был Темно-Красный, он не сможет жить без головы.
Геб пришел, чтобы пригласить Архивариуса на суд. Он надеялся застать старика, хотя тот мог уже переехать в пирамиду, как обещал. Судя по всему, так оно и произошло. Геб постучал еще раз и уже собрался уходить, когда из-за двери донесся шум.
Капитан прислушался – в коридоре за дверью кто-то шел. Трилист придвинулся к решетке со ставнем, чтобы хозяин мог разглядеть его лицо. Но ставень так и не открылся. Шаги приблизились, смолкли. Тот, кто издавал их, остановился по другую сторону двери. Трилист открыл было рот, чтобы окликнуть старика, но передумал.
Он часто обращался к Архивариусу за советами, бывал в доме неоднократно и успел изучить походку хозяина. Шаги, которые он услышал, не принадлежали Архивариусу. И еще в них присутствовала некая странность – Трилист наконец сообразил, в чем ее суть. Звуки издавали не одна, а две пары ног.
Два человека, вставшие под дверью и слушающие, что происходит на улице? Но не отодвигающие заслонку, чтобы выглянуть и проверить, кто пришел?
На капитане был темно-коричневый кожаный дублет со стеганой подкладкой, с кольчужными кольцами на длинных рукавах. Служба приучила Геба думать быстро. Он пошел вдоль стены, глядя на окна второго этажа, в то время как пальцы дергали завязки на груди и животе. Геб распахнул дублет, под которым была дорогая перевязь – две широкие кожаные полосы крест-накрест, бронированные железными бляхами. С каждой полосы свисало по шесть петель с метательными стрелками.
Пользоваться ими Трилист научился еще в юности. Передняя кромка сходящегося к острию лезвия напоминала кинжальную, разве что имела на себе зазубрины, середина обмотана бечевой для удобного хвата, на втором конце – острие-шило.
Трилист покрепче обхватил стрелку и всадил лезвие в щель между камнями. Подтянулся, упираясь ногами в стену, вонзил вторую стрелку в следующую щель – и полез.
Ставни на окнах оказались не заперты. Архивариус отличался житейской непрактичностью и беспечностью. Впрочем, возможно, он не дорожил тем, что осталось в доме после отъезда. Насколько Трилист понял из разговора за игрой в чарик, старик не собирался возвращаться.
Очутившись в комнате, капитан спрятал одну стрелку и вдоль стены пошел к двери.
Обойдя раскрытый сундук, выглянул в приоткрытую дверь. Отсюда виднелся коридор второго этажа и верхние ступени лестницы. Капитан прислушался. Тишина. Нет, ему не почудилось, стоя на улице, он ясно услышал шаги, в доме кто-то прятался.
Снизу донесся голос, но разобрать слова Трилист не смог. Геб скользнул в дверь и стал спускаться. Он дошел до середины лестницы, когда человек в коридоре вновь заговорил. Теперь Гебу показалось, что он уже слышал этот голос когда-то раньше. Капитан присел, но опять никого не увидел. Придерживаясь за перила одной рукой, другой сжимая дротик, он начал переставлять по ступеням полусогнутые ноги. На предпоследней ступеньке поднял руку со стрелкой.
В дальнем конце коридора стояли двое, фигуры их виднелись смутно. Почему он не взял с собой Вача? Топор толстяка сейчас бы пригодился. Геб прикинул расстояние и решил, что не промахнется. Его глаза привыкали к освещению, фигуры под дверью приобретали четкость. Один стоял, наклонившись, слушая, что происходит снаружи, второй – вполоборота к капитану. С этим вторым что-то было не так, в очертаниях его тела то ли присутствовало что-то лишнее, то ли, наоборот, чего-то не хватало… С такого расстояния капитан не мог понять, в чем дело.
Он не собирался выяснять, кто это, разговаривать с ними. Скорее всего – пепеляне. Может, и нет, но в любом случае эти двое пришли сюда не с добрыми намерениями. Надо спуститься ниже, достать вторую стрелку и по очереди метнуть их.
Трилист шагнул на последнюю ступень. Одновременно он понял, что не так с одним из незнакомцев. И в тот же миг ступень заскрипела.
Подошва съехала с ее края, капитан качнулся вперед, в падении бросил стрелку и растянулся на полу под лестницей. Он тут же вскочил, сунув левое запястье под дублет… Трилист Геб был левшой, и в мгновения опасности левая рука его действовала быстрее правой.
Незнакомцы – один с дротиком, торчащим из плеча, – уже бежали к нему.
Ну почему он не взял с собой Вача?! Капитан отпрянул, метнул стрелку и спиной вперед ввалился в мастерскую под лестницей. Он сдвинул засов одновременно с тем, как снаружи на дверь навалилось тело. Раздался какой-то приказ, удар, тут же второй – кривой зазубренный наконечник пробил дверь. Голос снаружи что-то забубнил. В коридоре капитан не разглядел лиц, но этот голос он слышал, причем недавно. Геб шагнул на середину помещения, разглядел отодвинутый от стены верстак. Его левая, ближняя к стене ножка была наклонена так, что верхняя часть отделилась от станины. Верстак отъехал вбок вместе с квадратным участком пола, там темнело отверстие.
В дверь ударили вновь. Трилист, подняв с пола лампу, побежал за верстак. Ноги заскользили в луже крови. Капитан склонился над отверстием и увидел земляной пол, примерно на длину человеческого роста ниже пола мастерской. Там, глядя вверх, сидел Архивариус.
– Не могу встать, – произнес старик. – Мне не дотянуться, спрыгните сюда и потяните за рычаг…
Его слабый голос едва донесся сквозь грохот ударов. В двери уже образовалось множество отверстий.
Трилист крикнул:
– Что-то ценное для вас здесь осталось?
– Что? – спросил Архивариус. – Что вы сказали?
Капитан шагнул за верстак, поднял другую лампу, разжег ее, вернулся и спрыгнул. Голова оказалась на высоте пола. Геб со всей силы швырнул одну лампу в стену, вторую отдал старику, протянул руку и дернул за «ножку». Раздался скрежет, неподалеку что-то провернулось. Геб еще успел увидеть, как по дереву растекается горящее масло, потом верстак пополз на него, и капитан присел.
Пришлось снять дублет, отрезать от рубахи рукав и затянуть плечо старика. Это мало помогло, Архивариус шатался, то и дело приваливался к земляным стенам. В конце концов Геб, одной рукой подняв лампу, второй ухватил спутника за плечи.
Они миновали земляной коридор и короткий спуск, за которым начались три расходящихся веером туннеля: два шли горизонтально, один полого тянулся вверх. Перед входами в туннели на полу был каменный квадрат, покрытый барельефом.
– Нам в тот, что посередине, – произнес Архивариус.
– А это что? – Геб указал на барельеф. – Похоже на какой-то план…
– Да, рисунок ходов. Нам он не нужен, я знаю дорогу.
Когда коридор под мастерской остался позади, капитан сказал:
– Теперь рассказывайте. Кто они?
– Один – человек с крюком и напильником вместо запястий, второй какой-то молодой мужчина… – надтреснутый голос дрожал, разобрать слова было сложно.
– Крюк… – Трилист вспомнил того, кто поднялся по склону холма, на вершине которого стражники нагнали фургон Некроса Чермора. Но у того человека были вилы и коса, капитан не забыл их древки, вставленные в обрубки рук и обмотанные пропитавшимися кровью веревками. С такими инструментами у человека не получилось бы пройти по городским улицам, горожане подняли бы шум и позвали стражу, но что-нибудь поменьше – к примеру, крюк и напильник – он вполне мог спрятать, сунув руки под одежду. Капитан припомнил, кто еще присутствовал тогда на вершине, и спросил:
– А этот второй – не юнец ли с противным голосом и вздорным личиком?
– Его черты не блистали благородством, – согласился Архивариус.
– Кажется, я уже видел этих двоих. Они сказали, зачем пришли? И кто, по-вашему, их прислал?
– Некрос Чермор.
Сердце старика стало пузырем горячего воздуха, сжимающегося при каждом шаге. Жгучие волны боли плескались в плече и руке, накатывали на рассудок, мешая мыслить связно. Он не был уверен, следует ли рассказывать Гебу все. Трилист – капитан городской стражи, какое отношение имеет стража к Универсалу? Никакого, если не считать того, что свои дела аркмастеры решают в городе, за спокойствие жителей которого отвечает стража.
– Некрос желал узнать, где скрывается Октон Маджигасси, – сказал старик.
Наступила тишина. Капитан тащил Архивариуса, разглядывая озаренные светом лампы стены. Туннель полого тянулся вверх.
– Так где же скрывается Владыка? – спросил наконец Геб.
– Зачем вам знать это? Что вам до дел чаров?
– В последние дни эти дела стали влиять на жизнь города. Мне следует знать все.
– Он у Доктуса, в квартале гноморобов.
– И что Владыка делает там?
Почувствовав, что еще немного, и он упадет, старик остановился.
– Надо отдохнуть. Хорошо, я расскажу вам, только дайте отдышаться.
Архивариус опустился на камни. Капитан стоял над ним, высоко подняв лампу. Когда звук их шагов смолк, наступила глухая тишина.
– Где это мы?
– Вы задаете второй вопрос, не получив ответа на первый. – Архивариус лег навзничь, уставился в потолок. Он решил, что эта рана не убьет его, но значительно сократит остаток жизни. – Вы ведь слышали, что перед смертью Владыка передает преемнику Мир? Золотой обруч, выкованный Первым Кузнецом на Наковальне в Лабиринте Стихий? Это сложный ритуал, при котором от Владыки передается и вся его сила. Но Октон не пожелал отдавать Мир никому, решил спрятать его в… одном далеком месте. Чтобы добраться туда, ему нужен ковчег, который в подземных мастерских строят гноморобы Доктуса. Аркмастеры хотят заполучить Мир. Гело Бесон, возможно, не знает, где сейчас Октон, но остальные знают. И пытаются… – С каждым словом речь старика звучала все тише, наконец он замолчал, утомленный.
– Что за ковчег? – спросил внимательно слушавший Геб.
– Насколько я понимаю, это нечто вроде летающего корабля. Эфироплан.
– Октон собирается покинуть на нем Фору? Улететь куда-то далеко?
– Вот именно.
Геб поразмыслил над этим и сказал:
– Я хочу, чтобы ему это удалось. Хотя, пока он еще здесь, чары вцепятся друг другу в глотки. Или уже вцепились? Идемте. Наверное, сейчас ваш дом горит, и эти двое не могут преследовать нас, но все равно – идемте. Куда выведет этот путь?
– В нижние этажи пирамиды, – пробормотал Архивариус, когда капитан помог ему встать. – Насколько я понимаю, вы не убили ни этого парня, ни лича?
В его голосе не было укоризны, но капитан ощутил укол самолюбия.
– Слушайте, Архивариус, – сказал он, – их двое, если бы они были обычными людьми, я бы справился. Но у одного острый крюк и напильник с заточенным концом, и вообще – это какая-то тварь, а не обычный человек.