– Любой горожанин знает о капитане Трилисте Гебе. Чем известен капитан Геб? Тем, что лично участвует во всем, а не отсиживается в караульне.
– Я не безрассуден, Архивариус. Я смел, но это расчетливая смелость – только поэтому я до сих пор жив.
– Не сердитесь, – попросил старик. – Я очень плохо чувствую себя. Боль велика, она мешает мыслить связно. Так вот, если Октон покинет Фору, здесь станет тише. Этого вы и хотите? Шаман пойман и скоро будет казнен, а если отсюда еще уберутся аркмастеры со своими раздорами…
Коридор изогнулся, расширился. У стены Трилист увидел узкий пролом. Придерживая старика, капитан шагнул к нему и заглянул – тьма скрывала обширное пространство, пещеру, расположенную в толще Шамбы. Далеко внизу вдруг зазмеился огонек, быстро метнулся в сторону и исчез. Послышалось стрекотание, потом что-то зачирикало. Возник второй огонек и тут же погас.
Капитан потянул Архивариуса дальше.
– Что под нами? – спросил он.
– Некоторые чары полагают, что в недрах Шамбы когда-то располагался Лабиринт Стихий, – сказал старик.
– Неужели? Что, где-то под нашими ногами стоит легендарная Наковальня?
– Так полагают. Я не знаю, правда ли это. Вполне возможно, что остатки Лабиринта там. Конечно, он давно разрушился…
– Я увидел внизу огни. И услышал какой-то звук.
– Что ж, ведь в Лабиринте обитали Первые Духи. Иногда они поднимались на поверхность, но главные свои дела творили внизу. Там до сих пор должны жить отголоски их силы, бездумные призраки, эхо произнесенных когда-то заклинаний…
– Что-то вроде магических отходов?
Трилист вспомнил болото вокруг башни Джудексы, в которое некромаг выливал отходы из своей мастерской, вспомнил пузыри на поверхности и то, как топь без всплеска поглотила рядового стражника Боджу. Капитан ускорил шаг.
– Почему же никто не знает про это? Я не слышал разговоров о Лабиринте. Никаких слухов, никаких толков. В Форе судачат про что угодно – про Острог, про Наледь, про Гору Мира, – но никаких разговоров о магических чудовищах под нами. Почему никто не знает о Лабиринте?
– А почему о нем не знали вы? Наледь и Острог здесь, так сказать, на нашем уровне, мы всегда можем увидеть их, пройдя несколько кварталов. Часто ли вы думаете о небе? Оно далеко, но его-то мы хотя бы видим. А подземный мир скрыт от глаз. К тому же в Форе, как вы выразились, «судачат» далеко не обо всем. Например, слышали ли вы хоть от кого-нибудь, что наша Гора Мира – лишь бледная копия истинной, величайшей Горы? Да и Лабиринт… на самом деле, я не думаю, что это – тот самый лабиринт. Скорее – лишь отражение, магическое эхо истинного лабиринта. – Вновь утомившись, старик замолчал.
– Есть другие пути вниз? – спросил Геб после паузы.
– Насколько я знаю, входов в толщу горы всего три. Один ведет от пирамиды, второй – от моего дома… Кстати, именно потому-то я и поселился в нем… Над третьим давным-давно построил свой замок один из аркмастеров. По преданию, существует еще Антилабиринт, темное подобие, в котором воплотилось все то…
Но капитан уже потерял интерес к этой теме: до сих пор он ничего не знал о Лабиринте Стихий, а значит, тот никак не влиял на жизнь Форы. Наверху были пепеляне, другие преступники, чары со своей возней, Приорат, торговцы, свары между цехами – но не легенды, пусть даже выяснилось, что одна из них лежит прямо под ногами. Тем более Архивариус не утверждал, что подземелья являются Лабиринтом, – лишь предполагал.
Они шли уже долго, Гебу казалось, что теперь вершина горы должна быть над ними. Спутник вдруг задрожал, руки слабо сжали плечо Трилиста. Капитан осторожно посадил его на пол, спиной к стене, присел на корточки, поставил лампу. Огонь ее мерцал.
– Мы не можем останавливаться надолго, – сказал Геб. – Масло заканчивается.
– Всего лишь небольшой отдых.
Архивариус прикрыл глаза. Материя на плече пропиталась кровью, правая рука висела неподвижно. Пальцы левой легко скользили по камням вокруг, ощупывали их.
– Сколько себя помню, вокруг меня всегда были стены, каменные или деревянные, – произнес Архивариус, не открывая глаз. – Я родился здесь, всю жизнь прожил в Форе. Небольшие пространства, я переходил из одного в другое… Впитывал новые сведения, и этого простора, простора знаний, мне было достаточно, потому что он казался бесконечным. Но что есть бесконечность? Понятие это слишком велико для нашего ума. Мы понимаем под бесконечностью просто нечто очень большое, не так ли? То есть нечто единичное и единообразное, пусть и огромной протяженности. А ведь на самом деле бесконечность суть безграничная разнообразность беспредельной сложности. Бесконечность бесконечностей. Простор нашего мира не безграничен, нет – но даже его я никогда не ощущал по-настоящему, вокруг всегда были стены, даже на улицах, понимаете, Трилист?
– Нет, я не понимаю, – сказал капитан, ощущая легкое недовольство. Истории старика часто были интересны, но сейчас Геб не желал выслушивать очередную.
– Что же… А вы слышали о тентра радуниц?
– Радуницы… Архивариус, нам надо идти, – Геб коснулся плеча спутника, намереваясь помочь ему встать. – Меня не очень это интересует, рассказать лучше потом…
Ладонь старика мягко оттолкнула его руку.
– Прошу, дайте мне отдохнуть. Тентра – основа раковины. Источник облаков, мускул, соединяющий створки. Далеко отсюда дно океана поднимается так, что глубина не больше человеческого роста. Мелководье занимает поверхность в сотню лиг. Там из дна растут деревья зоул. Они не слишком высоки, хотя и больше обычных деревьев, но стволы у них необычайно широкие. От верхней части длинные ветви расходятся во все стороны, образуя кроны в виде толстых блинов. Кроны эти – настоящие рощи из веток и листьев. Поверхность листьев бархатиста, покрыта мельчайшим белым ворсом, который слетает с них, образует пух, сбивается в комки. Подобно тому как дерево легче воды, пух этот легче воздуха: комья парят, соединяются, постепенно образуя облака… – голос старика перестал дрожать, но говорил он все тише. – Место это всегда озарено солнцем, там не бывает бурь, лишь легкая рябь на прозрачной воде, ведь это тентра, средоточие мира. Более легкие облака разлетаются по раковине, но большие остаются, медленно двигаясь над огромным пространством мелководья. Небольшой кусок дерева притопить легко, чем он крупнее – тем тяжелее вдавить его в воду. На больших облаках живут радуницы. Это люди, похожие на нас, только выше ростом и красивее. Племя строит там свои дома, в облачном пухе они выращивают овощи, у них есть сети, которыми они ловят заплывающую на мелководье рыбу, а по переплетениям ветвей деревьев зоул гуляют стада древесных овец, – теперь старик говорил совсем тихо, он шептал, описывая картину, которую видел под закрытыми веками. – В средоточии мира все краски ярче, зримей. Представьте это себе – озаренное солнцем, простершееся на сотню лиг мелководье, широкие приземистые деревья, кроны их – как зеленые острова, и над ними плывут облака, массивы пуха, белые холмы и низины с домами радуниц. И вокруг, капитан, лишь синий простор до горизонта, до створок раковины, океан, озаренный солнцем… – Чтобы услышать последние слова, Трилисту пришлось нагнуться к лицу спутника. Архивариус замолчал.
Геб отпрянул, решив, что он умер, но веки старика затрепетали и раскрылись.
– Только мы не увидим этого никогда, – заключил он.
Трилист поднял его и повел дальше. Лампа почти погасла, пришлось идти медленно, чтобы не споткнуться и не упасть. Тело Архивариуса было легким, но капитан чувствовал, что устал. Летающие города над плоскими зелеными кронами, синяя вода, сквозь которое видно дно, люди на облаках… Нет, на свете не было таких мест, вся жизнь капитана Геба прошла на грязных улицах Форы.
Началась лестница, узкая и длинная, тянувшаяся вверх по наклонному туннелю.
– Зачем вы пришли в мой дом? – спросил Архивариус. Он теперь едва перебирал ногами, волочил их по ступеням, повиснув на плече капитана.
– Я собирался пригласить вас на суд. Шаман в тюрьме, вы ведь слышали, мы схватили его.
– Где он прятался? – произнес старик.
Они достигли середины лестницы. Теперь Геб видел узкую дверь вверху.
– Селение под Форой. Какая-то запутанная история, я пока не все понимаю. Наш осведомитель у пепелян рассказал, что недавно те зарезали хозяев дома на Круглой улице. Потом в Яму пришел Гело Бесон со слугой, допытывались, кто навел пепелян на тот дом. Перед этим Гида Чистюля вдруг превратился в людоволка. Гело зарубил его. А до того к Чистюле пришел человек, с которым они долго разговаривали, запершись в комнате. Надо понимать, этот человек и заплатил за убийство хозяев дома. Видимо, он же сделал так, что через некоторое время Гида стал оборотнем.
Когда они добрались до вершины лестницы, лампа погасла. Удерживая старика, капитан наклонился, чтобы поставить ее, случайно опустил на край ступеньки – и лампа покатилась вниз.
Они замерли в темноте, слушая удаляющийся звон. Когда он стих, Архивариус произнес:
– Позвольте…
Он отстранился от капитана. Раздался лязг, звяканье, шорох открывшейся двери.
В помещении за ней было так же темно. Они вошли, старик пробормотал:
– Здесь наверняка остались факелы. Вы имеете привычку носить с собой кресало? Погодите…
Вскоре свет озарил низкий потолок, еще одну дверь, пару лавок под оштукатуренными стенами. Четвертая стена складывалась из прямоугольных каменных блоков, в которых поблескивали прожилки серебристого металла.
– Мы под пирамидой, – пояснил Архивариус. – Помогите мне сесть. Хорошо. Через эту дверь можно попасть в нижние архивы. Путь наверх сейчас завален камнями, но есть еще одна дорога. Передохнем, и я выведу вас, вы попадете к подножию Универсала. Клирики пропустят вас, если вы будете со мной.
Насадив факел на торчащий из стены штырь, капитан уселся напротив старика и вытянул уставшие ноги. Позади раздался приглушенный звук, он резко оглянулся – та самая стена из камней с вкраплениями металла. Трилист приложил к ней ладонь. Поверхность еле ощутимо подрагивала.
– Что это там? – спросил капитан.
– Подвалы Универсала обширны и запутанны, – пробормотал Архивариус. – И в них обитает хомоэкус. Он охраняет то, что не должен видеть ни один человек.
– Кто обитает?
– Hominis. Equus hominis. Неважно, вы все равно никогда не встретите его. Вы говорили про человека, который побывал у Чистюли, перед тем как тот стал оборотнем.
– Да. Наш осведомитель мельком видел его. Утверждает, что у человека была темная кожа.
– Темная кожа? Выходит, его прислал Чермор?
– Почему Чермор? – удивился капитан.
– Ах да, конечно! Я слишком стар, мой ум хоть и стал вместилищем большого количества знаний, потерял остроту. Эдзины ведь немы…
– Ну да, – сказал Геб. – У них такой ритуал: ребенку вырезают язык вскоре после рождения. Эдзин никак не мог разговаривать с Гидой. К тому же пепеляне не стали бы что-то делать для Некроса, даже за большие деньги. Они же ненавидят его. Но кое-кто, кого в Форе все знают, еще в юности несколько лет провел на юге и привез оттуда чернокожих слуг.
Глава 18
Альфар ударил Дука Жиото кулаком с зажатой в нем плетью, и тюремщик полетел на пол.
– Лжешь! – выкрикнул младший Чермор. – Ведь лжешь же, скотина! Лампа перевернулась, начался пожар – что это за бред?!
Зоб стоял под стеной, неподвижно уставившись перед собой, Некрос молча наблюдал за происходящим.
На лице Дука Жиото возник и тут же исчез гнев. Преувеличенно громко застонав, тюремщик пополз вдоль стены.
– Ведь старик все нам сказал… – донеслось до братьев Черморов. – Он сказал: Октон прячется у Доктуса. И тут откуда-то выскочил этот стражник, он, наверное, через окно влез. Стал бросать дротики, попал Зобу в плечо и меня ранил. – Дук показал левую ладонь, обмотанную тряпицей. Лицо обратилось к братьям, по грязным щекам текли слезы. Жиото умоляюще посмотрел на Некроса, и тот приказал:
– Рассказывай дальше.
– Мы набросились на него, – прохныкал Дук. – Он отступил в мастерскую, где лежал старик, случайно перевернул лампу, захлопнул перед нами дверь, заперся. Я сказал Зобу выбить дверь, когда от крюка в ней появились дыры, через них пошел дым. Этому старикашке и стражнику все равно ведь некуда было деться оттуда, мы вышли на улицу, отошли подальше и стали ждать. Загорелся весь дом, крыша упала, все сгорело…
– А что за стражник появился там? – спросил Некрос. – Не такой ли долговязый, с худым лицом, глаза маленькие, подбородок с ямкой? Он капитан, одет побогаче, чем простой стражник…
Жиото вдруг стал биться лбом о пол, что-то шипя.
– Нек, ты же говорил, что этот слизняк и сам видел Геба возле селения? – вспомнил Альфар. – Значит, должен был его узнать. Ты послушай, как он скулит! Ну точно, так и есть, Геб и был со стариком в том доме! Эй ты, говори, там был капитан? – Жиото не отвечал, и Альфар, подскочив к нему, стал бить тюремщика ногами.
Дук сжался, прикрываясь от ударов, пополз к Некросу. Альфар в ярости прыгал над ним, топча извивающееся тело. Некрос смотрел, как тюремщик подползает к нему. Жиото обхватил чара за щиколотки, рыдая и плюясь кровью из рассеченной губы, стал целовать сапог.
Брови Некроса приподнялись, он переглянулся с Альфаром
– Погоди, Аль. Дук Жиото, а ты слушай внимательно. Он будет бить тебя, пока ты не скажешь всю правду. Вы должны были прийти туда, узнать у старика, где прячется Владыка, убить, разрезать, спрятать части в мешок, унести и закопать. Оставить только голову и принести нам, чтобы мы точно знали, что Архивариус мертв и не донесет на нас Владыке. Вместо этого ты говоришь о каком-то пожаре, капитане… Это очень плохо, Дук Жиото! Что, если капитан Геб сейчас заявится сюда, захватив всю городскую стражу? И чаров из Универсала – ведь Архивариус служил там.
– Никто не заявится, – прошептал Дук. – Они же сгорели, оба сгорели!
– Откуда ты знаешь? Ты видел трупы?
– Да… нет! Трупов не было, но ведь они оставались заперты в горящей комнате, куда же они могли деться? Они…
– Так почему ты не притащил голову, пусть даже обугленную? – подал голос Альфар, и Жиото, покрепче обхватив ноги Некроса, спрятал лицо, прижавшись лбом к сапогу. – Не зли меня еще больше, тварь! – заорал Альфар.
– Они исчезли, ваша милость! Мы заглянули в комнату, когда дверь уже прогорела и внутри все пылало, – их там не было! Никого не было, только огонь, никаких тел…
Некрос попытался высвободиться, но Жиото держал крепко. Он лежал на животе, лицом вниз, прижавшись головой к сапогам. Аркмастер кивнул брату, и тот сильно пнул Дука ногой. Тюремщик дернулся, перевернувшись на бок, прижал колени к груди. Из-под кресла выбрался Тасси, подошел к Дуку, обнюхал, хрюкнул и удалился обратно.
– Исчезли? – переспросил аркмастер почти ласково. – Ты уверен, Дук? Может, вы не разглядели их в дыму?
– Нет, там никого не было, – еле слышно выговорил Жиото.
Некрос прошелся по комнате, остановился перед Зобом – тот, казалось, не осознавал, что происходит рядом, ничего не видел и не слышал. Чар встал над Дуком и приказал:
– Иди во двор, помойся. Приведи в порядок одежду. Вернись в тот дом. Не попадись стражникам, они могут быть там. Если это так – дождешься ночи, хотя лучше бы тебе прийти сюда побыстрее. Обыщи то, что осталось от дома, это помещение под лестницей. Если ты ошибся, значит, найдешь там обгоревшие трупы. Тогда принеси нам две головы, капитана и старика. Если трупов нет – узнай, куда они подевались. Вернешься и расскажешь все. Тогда я прощу тебя. Мастер Бонзо недавно рассказывал, что почти закончил работу над новым, небывалым приспособлением, – ты ведь не хочешь, чтобы мастер испытывал его на тебе, а, Дук Жиото? Поэтому не пытайся сбежать из Форы. У мертвого цеха везде соглядатаи, тебя увидят, догонят, приведут сюда – тогда Альфар отправит тебя в кузницу, к мастеру. Ты все понял, Дук?
Лежа в той же позе, Жиото пробубнил нечто утвердительное.
– Тогда вон отсюда! – рявкнул Альфар.
Дук перевернулся, упираясь в пол коленями и лбом.
– Иди, – сказал Некрос.
Тюремщик с трудом поднялся, согнувшись в три погибели, проковылял к двери и вывалился из комнаты.
– Во всяком случае, он выяснил, что Владыка у Доктуса, – произнес Некрос, когда Альфар, все еще возмущенно поблескивая глазами, захлопнул дверь за Дуком. – Мы можем напасть на квартал гноморобов?
– С кем? – спросил младший Чермор. – С десятком эдзинов, что остался у меня? Или с тремя десятками тюремщиков? Это же смешно, Нек! Их едва хватает для нужд Острога. А у Доктуса – сотня карл.
– Насколько я понимаю, гноморобы не слишком хорошие бойцы.
– Значит, ты не очень-то хорошо понимаешь. Они вполне способны постоять за себя. В своих мастерских они делают оружие не хуже, а то и лучше, чем цех оружейников. Это невыполнимая задача, Нек, – справиться с карлами в их квартале. Тем более там все изрыто норами, карлы хорошо знают их, а мы не знаем вовсе.
– Раз так, надо все обдумать. Октон пошел к Доктусу не только потому, что тот его ученик и друг. Октону что-то нужно от аркмастера. Что?
– Возможно, он хочет спрятать Мир в квартале карл, зарыть в одной из нор? – предположил Альфар.
Некрос покачал головой.
– Едва ли. Любое место в Форе не годится. Легенды о Лабиринте Стихий в недрах Шамбы, возможно, и правда, но и Лабиринт не будет надежным укрытием. Октон не может позволить себе спрятать Мир где-то рядом, ему необходимо отвезти обруч подальше. Он решил, что Доктус со своими гноморобами поможет ему в этом. Если напасть на их квартал нельзя… Значит, мы должны проследить, куда Владыка повезет Мир.
Альфар потер царапину, оставшуюся на его лбу от рукояти меча Хуго Чаттана.
– А помнишь компас, который достался нам от отца? Компас и тот мешочек, что был с ним? Мы еще долго пытались сообразить, какое применение им можно найти…
Некрос задумался.
– Да, – произнес он наконец. – Мы воспользуемся им. Но как нам… Аль, у нас есть шпионы среди гноморобов?
– Нет. Хотя за кварталом, конечно, следили. И один карла, часто отлучающийся оттуда, привлек внимание соглядатаев. Тогда я не придал сведениям особого значения, но теперь… Брат мой, брат мой! Ты выглядишь по-другому и ведешь себя не так, как раньше. Почему ты столь серьезен и угрюм? Что тревожит тебя?
Некроса тревожило многое. Изменения начались в нем после схватки с шаманом на кладбище, теперь аркмастер как бы со стороны с холодным любопытством наблюдал за самим собой. Смертный чад и музыка безумия не исчезли, их следы остались в Черморе, будто серый налет на воске его сознания – и налет этот постепенно разрастался, твердел. Некрос чувствовал, что грубое и жесткое колдовство шамана помогло ему лучше постигнуть суть некромагии, подобраться к ее глубинным истокам. Сейчас аркмастер глядел на мир по-другому. Временами ему чудилось, что он видит темные нити смерти, зачатки еще не начавшегося разложения во всех окружающих предметах и людях. Раньше он часто улыбался – хотя это никогда не была искренняя, радостная улыбка, скорее ирония или цинизм, – но теперь ощущал, что губы отказываются изгибаться соответствующим образом.
Темный налет, подобно островкам тины, расползающийся по его сознанию, и устрашал, и манил Некроса. Аркмастер хотел увидеть Риджи Ана. И в то же время он боялся увидеть ее. Риджи была источником невидимого света, который мог повредить некромагии, все глубже пропитывающей тело чара.
Размышляя обо всем этом, Некрос Чермор ничего не ответил Альфару. Приказав Зобу следовать за ним, чар покинул комнату.
Мастер Бонзо встретил их улыбкой. Облаченный в штаны и фартук, он стоял над диковинным металлическим устройством, состоящим из захватов, шипов, острых спиц, крючков, лезвий и пилочек – все это висело на больших и малых пружинах, натянутых в изогнутой раме. Еще там присутствовало кожаное седло с ремнями на пряжках и зажимные скобы для конечностей.
Лиловый свет сочился сквозь стены кузницы, в нем сновали мушки. Их стало куда больше, звеня, они клубились над новым устройством кузнеца. Бонзо положил его на деревянную станину возле подвешенной к потолку клети. Худые волосатые руки его напоминали палки, обмотанные веревками: не слишком крупные, но твердые, полные силы мышцы натягивались под кожей, за долгие годы потемневшей от навсегда въевшейся копоти.
– Чем это ты занят? – спросил Некрос.
– Я назову ее Диворама, – откликнулся Бонзо.
– Рама для девы? – не понял аркмастер.
Кузнец досадливо дернул себя за бородку.
– Нет-нет, не «дева», а «диво», что намекает на, э-э, исключительную великолепность, прекрасность и ценность данного устройства, имеющего, как вы, конечно, заметили, общий вид рамы. Но дева… Что же, не скрою, дева мне сейчас пригодилась бы. Да что говорить, молодой аркмастер, дева совершенно необходима, желательно, чтобы она была у меня уже в ближайшую ночь. – Бонзо показал на клеть. – Как видите, она пуста, а мою Дивораму нужно испытать.
– Ты скоро получишь хорошую, крепкую деву, – заверил Некрос.
– Прекрасно, прекрасно! – обрадовался Бонзо. – Крепкую и хорошую, говорите вы? Заранее предвкушаю сладость общения с ней. Думается, я останусь доволен, вполне доволен.
Еще несколько дней назад двойственный смысл этого диалога позабавил бы Некроса, но сейчас чар остался серьезен. Бонзо вполне искренне полагал, что наилучшее использование для хороших молодых дев – это сначала поместить их в висящую на цепи клеть, а после опробовать на них какое-нибудь из новых приспособлений.
– О, это ваше чудо! – произнес мастер, в облаке звенящих мушек обходя лича. – Как прошло испытание, как мой Трудяга?
Он пригляделся к напильнику, озабоченно потрогал царапину на крюке и заключил:
– Все держится крепко, не так ли?
– Что ты успел сделать? – спросил аркмастер.
Бонзо снял с рук лича инструменты и вернулся к верстаку.
– Начнем с доспеха. – Вновь подступив к Зобу, кузнец нахлобучил ему на голову покатый шлем.
– Я бы не хотел перегружать этого молодца. Обычный человек может при необходимости снять с себя доспех, но для нашего дорогого Зоба это будет затруднительно. Посему я решил совместить металлические части с неметаллическими. Как я понимаю, Зоба невозможно убить, просто проткнув его, но ведь многочисленные раны – тем паче если они будут рубящими – могут привести к выпадению различных кусков плоти из тела. Возможно, вы знаете, что пластины принято закреплять на кожаной основе, однако в таком случае они могут не только смяться – хороший удар пробьет их, к тому же лучник или арбалетчик способен, метко прицелившись, попасть в места стыков. Потому я пошел иным путем: как видите, пластины спрятаны под кожей. Теперь клинок будет при ударе застревать в ней. Поглядите, аркмастер. Первое – шлем. Он сварен из железных ромбов, поверх идет кожаный колпак. В нем восемь прорезей по кругу, через них наружу выходят лезвия. Спереди выступ в форме клюва, защищающий лицо. А вот здесь у нас, смотрите-ка… конский хвост! Замечательная деталь, вы согласны? Хвост разрубить невозможно никаким клинком, я, во всяком случае, не слыхивал о подобном подвиге.
Мастер отступил, окинул взглядом лича в надвинутом до бровей шлеме, с пышным хвостом, свесившимся до плеча. Оставшись вполне довольным, Бонзо взялся за доспех.
– Теперь – ошейник для защиты шеи. Вот нагрудник, а тут у нас наспинник. Ниже полуобручи, которые позволят нашему дорогому Зобу сгибаться. Бока прикрыты сплошными пластинами вроде вон той, что на верхней части груди. Коль скоро Зоб не сам все это надевает, то правая пластина впаяна в общий, э… в общую конструкцию. Вы понимаете, молодой аркмастер? Мы имеем поддоспешник, сверху металл, снизу – покрывающую бригандину кожу – к этой-то коже я и приклепал пластины. А левая пластина присоединена к грудной створке, со спинной же ее при надевании соединяют застегнутые пряжки, да еще шнуровые завязки. И плечевая лопасть…
– Бригандина? – перебил Некрос.
– Что? – мастер Бонзо замер с приоткрытым ртом. Глаза кузнеца горели воодушевлением. – Ах, да! Бригандина – так это называется. Прошу вас, не сбивайте меня, молодой аркмастер! Что еще… да! На плечах – погоны, также приклепанные к коже изнутри. Руки и ноги – трубка из полуобручей, да еще раковины на локтях и коленях. И вот еще, вы умилитесь этой детали – кольчужные шорты. Ну и кроме того, поскольку вот эта область тела особенно дорога сердцу каждого мужа, я сделал штаны, особые штаны, оснащенные сзади вот такими выгнутыми тарелками, а здесь, посередине спереди, такой, видите, забавной железной раковиной…
Бонзо облачил лича в особые штаны, обошел, подергал с разных сторон и отступил.
– Пожалуй, и штаны, и шорты – это все же излишество, – задумчиво промолвил он. – Наш дорогой Зоб, пожалуй, не сможет теперь ходить…
В конце концов особые штаны пришлось снять, но и без них Зоб с виду стал куда шире, чем казался раньше.
– А оружие? – спросил Чермор.
– Есть и оружие!
Кузнец скрылся за горном, голос его донесся оттуда в сопровождении лязга и звона:
– Несколько сменных приспособлений, одно из них – моя гордость. Я занимался им долгое время в часы досуга, так как оно не имеет отношения к основной работе, но является увлечением… Использовались смешанные материалы, вполне упругие и надежные… По четыре желоба на каждой… Рычажное приспособление, камера велика, но не добавляет лишнего веса… Пластинчатая пружина и, главное… главное – съемный механизм!
Бонзо появился, широко расставив руки, он нес охапку разнообразных предметов, состоящих из металлических и деревянных частей.