Он убрал меч, стряхнул несуществующую пылинку с плеча и встал спиной к Дуку. Карла лежал под стеной лицом вниз, не шевелясь.
– Эй, уродец, подними его и приведи в чувство. Если он сейчас не сможет говорить – нарисую узор и на твоей левой щеке.
Не обращая внимания на заливающую лицо кровь, Дук вскочил. Голова закружилась, его качнуло. Ведя руками по стене, Жиото подобрался к гноморобу. Альфар равнодушно наблюдал за ним. Тюремщик ухватил карлу за плечи, перевернул на спину, оглядел и побрел к двери. Зоб отступил, Дук вышел наружу.
Раскрытые глаза гномороба смотрели в потолок. Альфар не увидел синяков – Жиото бил карлу по ребрам и спине, но не по лицу. Важно, чтобы на теле пленника не осталось повреждений, которые смогут увидеть другие гноморобы. У его соплеменников не должно возникнуть никаких подозрений, когда карла будет делать то, что ему прикажут. Альфар присел, провел пальцами по голове Гарбуша, нащупал шишку под спутанными темными волосами.
Чермор выпрямился и отступил, когда в дом ввалился Дук Жиото с ведром в руках. Он вылил взятую из колодца воду на гномороба, обхватил его под мышки и посадил под стеной. Голова Гарбуша склонилась на грудь.
– Ты и по голове его бил? – спросил Альфар.
Дук попятился от него.
– Я знаю, ты меня слышишь и видишь, – обратился Чермор к пленнику. – Мне говорили, что вы, коротконогие, самые упрямые создания в Аквадоре. Но тебе придется сделать то, что я прикажу. Уродец, подай-ка мне табурет.
Ненавидящим взглядом уставившись в затылок Альфара, Дук Жиото обошел стол, придвинул табурет и вновь отступил. Мелко дрожащие пальцы тюремщика лежали на рукояти меча. Он успел помыть лицо водой из колодца, но кровь все еще текла, заливая глаз и щеку.
Альфар сел на табурет.
– Твоя подруга жива, – произнес он. – И будет жить дальше, если ты сделаешь кое-что. Не притворяйся, ты все слышишь. Посмотри на меня.
Гномороб не шевелился.
– Смотри на меня!
Голова Гарбуша медленно поднялась. Все это время он понимал, что происходит вокруг, но до сих пор ни разу не взглянул на человека, которого привели убийцы, – и теперь увидел перед собой хорошо одетого смуглого юнца с прилизанными волосами. Тот сидел, выпрямив спину, и, расправив плечи, разглаживал тонкие черные усики.
– Отлично, – сказал Альфар и снял с пояса шелковый мешочек.
– Где Ипи? – глухо спросил Гарбуш.
– Мы отвезли ее в одно место. Ты должен…
– Откуда я могу знать, что она жива?
– Тебе ничего не остается, кроме как поверить, не так ли?
– Я хочу увидеть ее.
– Не сейчас. Вскоре мы вернем ее тебе, невредимую. А сейчас ты ответишь на мои вопросы. Потом сделаешь то, что тебе скажут. После этого мы вернем тебе Ипи. Отвечай. Владыка Октон прячется у Доктуса?
– Я хочу увидеть ее, – повторил Гарбуш.
– Увидишь. Завтра. Выбора нет, понимаешь? Или ты отвечаешь на вопросы и делаешь то, что тебе скажут, или ее убьют. Я даже не побрезгую воспользоваться помощью этого уродца. Отдам Ипи ему. А тебя убьют сейчас, и умирать ты будешь, зная, какая судьба ожидает ее…
– Если вы меня убьете, кто сделает то, что вам нужно?
Альфар пожал плечами.
– Найдется другой способ. Вышло так, что легче всего заставить сделать это именно тебя. Но если с тобой не получится… Что же, мы придумаем еще что-нибудь. Теперь отвечай. Владыка Октон прячется в вашем квартале?
– Да, – сказал Гарбуш.
– Он собирается покинуть Фору?
– Да.
– Доктус с ним?
Гарбуш отрицательно качнул головой.
– Аркмастер остается? – удивился Чермор. – Почему? Ну хорошо, сейчас это неважно. Так Октон отправляется один?
– С ним летят гноморобы, – произнес Гарбуш. – Команда. Я среди них.
Теперь Альфар удивился по-настоящему:
– Летят? Что это значит? На чем вы летите?
– Ковчег. Мы называем это ковчегом. Летающий корабль. Эфироплан.
Альфар выпрямился на табурете. Они с Некросом решили, что это будет обычный хорошо охраняемый фургон… Впрочем, какая разница?
– Если ты тоже летишь, значит, должен знать, куда вы направляетесь?
Гарбуш сказал:
– Нет.
– Ипи… – напомнил Альфар.
До сих пор гномороб смотрел на его левое плечо, а теперь взглянул Чермору в глаза.
– Я не знаю. Доктус сказал, нам сообщат, уже когда мы взлетим.
Альфар встал, в раздумье прошелся по комнате. Дук Жиото, приложив к лицу какую-то тряпку, сжался в углу. Чермор развязал шелковый мешочек и положил у ног Гарбуша два предмета.
– Когда ковчег полетит?
– Если успеем все сделать – через два дня. Может, немного позже.
– Сейчас ты отправишься в свой квартал и сделаешь то, что я скажу. Вернешься сюда, ненадолго. А послезавтра вновь придешь – и тогда увидишь Ипи, целую и невредимую.
– Послезавтра? Но я не попаду на ковчег.
– Значит, выбирай, чего ты хочешь больше: улететь на нем или увидеть Ипи. Теперь слушай, что тебе надо сделать.
Хоть бока и болели, Гарбуш бежал до самого квартала. Когда гномороб промчался мимо привратника на воротах, тот долго качал головой вслед.
В большой мастерской гудели печи, стучали молотки и топоры. Возле ковчега несколько карл, вооруженных кистями с длинными рукоятками, обмазывали гуттаперчей материю надувных емкостей.
По штормтрапу он забрался на палубу. В носовой части под руководством мастера Бьёрика юные карлы из команды пытались разложить сеть.
– Гарбуш! – окликнул его добрый мастер, но гномороб побыстрее нырнул в трюм.
Он нашел укромное место за кормовой переборкой, опустился на колени и развязал шелковый мешочек. Внутри был пузырек, полный золотой жидкости, и круглый предмет с хрустальной крышечкой, под которой застыла тонкая стрелка из желтого металла. Смуглый человек назвал его «компасом» – гномороб никогда раньше не слышал такого слова.
– Юный Гарбуш! – донесся сверху голос Бьёрика.
Гарбуш положил компас, откинул хрустальный колпачок, открыл пузырек и капнул жидкостью на кончик стрелки. Закрыл колпачок и вылил остальное на пол. Жидкость растеклась по дереву пузырящейся лужицей, от нее поднялась струйка дыма. Гарбуш понюхал – никакого запаха. Лужица быстро впиталась в дерево, оставив радужное, чуть лоснящееся пятно. Гарбуш подвигал компас, и стрелка качнулась, будто наблюдая за пятном.
Спрятав компас в мешочек, карла заспешил обратно.
Возле штормтрапа стоял мастер Бьёрик.
– В чем дело, юный Гарбуш? – завопил он, когда гномороб возник перед ним. – Куда ты подевался? Я ничего не успеваю, сеть опять перепуталась, твой отец ни с того ни с сего накричал на меня, почему ты… Да что ты делаешь?!
Гномороб оттолкнул его и чуть ли не спрыгнул с ковчега, лишь в последний момент успев схватиться за перекладину штормтрапа.
Он слетел вниз и побежал через мастерскую. Бьёрик что-то вопил с палубы ковчега. Несколько гноморобов оставили работу, удивленно глядя вслед юному карле.
Получив назад шелковый мешочек, Альфар Чермор достал компас и поднял его на ладони. Под хрустальным колпачком стрелка повернулась, указывая в сторону квартала гноморобов. Альфар кивнул, убрал компас обратно, повесил мешочек на пояс и сказал Гарбушу:
– Молодец. Никто не видел, что ты делал? Надеюсь, мне не надо говорить, что ты должен молчать обо всем?
– Я хочу увидеть Ипи завтра, – произнес Гарбуш, сверля взглядом живот Чермора.
– А как тогда мы узнаем, что ты не опустошил пузырек где-нибудь в своих мастерских? К примеру, просто не вылил на пол? Ты ведь не поступил так?
– Нет.
– Ты сделал именно то, что тебе было сказано?
– Да.
– Я верю тебе. Но у меня есть брат, в последнее время он стал таким недоверчивым… В общем, ты получишь Ипи после того, как этот ваш ковчег взлетит и стрелка покажет нам направление.
Ни слова не говоря, Гарбуш развернулся, прошел мимо Дука Жиото, лича и караулившего на улице тюремщика. Миновав двор, он вновь побежал.
Альфар приказал Дуку Жиото:
– Приведи лошадей.
Младший Чермор не любил находиться за стенами Острога. Спеша вернуться, он исхлестал бока скакуна своей черной плетью.
В башне Расширенного Зрачка он увидел Некроса. Когда Альфар вошел, старший брат ходил по комнате от стены к стене.
– Я все сделал, – произнес Альфар с порога. – И не заставляй меня больше выезжать в город.
– А что с ним? – спросил Некрос, указывая на лицо остановившегося в дверях Дука Жиото.
Альфар покосился на тюремщика.
– Уродец, тебе задали вопрос. Говори, кто это разукрасил тебя?
Дук Жиото потупился. Кровь уже не текла, запекшаяся бурая полоса повторяла изгиб раны на щеке и вокруг глаза.
– Да, и где эта карлица? – вспомнил Альфар. – Слышишь меня, уродец? Куда ты ее дел?
– Приказал заковать в верхних камерах, – произнес Дук, не поднимая глаз.
– Нек, ты говорил, мастер Бонзо просил дать кого-то для испытаний нового устройства? Надо будет отправить девку к нему. Эй, как тебя… Дук-Уродец, теперь исчезни отсюда.
Когда тюремщик вышел, Черморы тут же позабыли о нем.
– Аль, там подземный ход, который разветвляется на три коридора! – возбужденно заговорил Некрос. – Может ли один из них быть путем в руины Лабиринта Стихий? Впрочем, неважно. Я прошел немного по всем трем – они ведут в разные стороны, один изгибается к вершине, второй опускается, третий – прямо. Помнишь историю, которая произошла, когда Бесон строил свою Наледь?
– Какую еще историю? – проворчал Альфар, опускаясь в кресло. Младший Чермор помнил ее, но не хотел потворствовать брату в его безумных планах.
– Все ты помнишь, – сказал аркмастер. – Несколько рабочих провалились, потом обнаружили пещеру, от нее вел коридор… Но Хуго Чаттан приказал замуровать вход. Это же то, что мне надо, Аль!
– Ты хочешь пробраться в Наледь под землей? – спросил Альфар Чермор устало. – Чепуха, Нек. Откуда ты знаешь, что хотя бы один из тех ходов ведет к пещере под Наледью? Под землей не получится следить за направлением. Коридор будет изгибаться, ты этого не заметишь – начнешь плутать, пока…
Некрос хлопнул ладонью по столу.
– Иди сюда, взгляни.
На столе лежал пергамент с рисунком.
– Это что? – спросил Альфар, разглядывая его.
– Подобный рисунок вырезан в камне перед входами в коридоры. Пока тебя не было, я пришел сюда, взял пергамент с чернилами, вернулся к дому Архивариуса и успел опять прийти в Острог. Перерисовал рисунок. Как по-твоему, на что это похоже?
– Ну… я бы сказал, что это похоже на план подземных ходов, – произнес Альфар после паузы.
Гарбуш бежал к своему кварталу.
Он страстно желал улететь на ковчеге. Но теперь, если он взлетит, то никогда не узнает, жива ли Ипи. А вернее, он почти наверняка будет знать, что Ипи погибла… Если ее уже не убили.
От этой мысли у Гарбуша зашумело в голове и потемнело в глазах. Нет, скорее всего пока еще она жива… Но когда ковчег взлетит и стрелка покажет направление – зачем убийцам живая Ипи? И живой Гарбуш? Почему они сказали ему вернуться в тот же дом? Чтобы привести туда Ипи? Нет, потому что дом на отшибе, вокруг нет жилых зданий, никто ничего не услышит и не увидит… Их просто бросят среди других тел в спальне, обольют маслом и подожгут. Возможно, Ипи уже убили. Возможно – нет. Если он улетит, ее точно убьют. Если останется, погибнут оба. Гарбуш бежал не останавливаясь. И громко сопел.
[1]
Начав выступление этим жизнеутверждающим прологом, трувер тут же затянул другую песенку, что-то про любовников, некоего Alberta, молодого чара холодного цеха, и дочери аркмастера цеха мясников Albe Bel Vezer – Альбы Прекрасной Внешности (капитан так и не смог понять, последние два слова тоже имя дамы или ее описание). Эта парочка, как оказалось, провела «всю ночь вместе до зари», и тут дозорный прокричал, что восходит солнце, а значит, влюбленные должны покинуть друг друга, иначе, не ровен час, заявится отец Альбы, грозный Абацит, или, чего доброго, припрутся сплетники и донесут Абациту про распутство дочери, отец же страшен во гневе и может запросто порубить чара, как рубит свиные туши… Закончил трувер куплетом о том, что низменная, земная любовь не идет ни в какое сравнение с любовью высокой и чистой, однако после подробных живописаний того, чем до зари занимались Альберт с Альбой, Трилист не нашел это убедительным.
Музыканты стали наигрывать новую мелодию, трувер затянул бодрую дансу, песенку для танца. Танцевать, однако, никто не стал – народ ждал казни, ему было не до того. Трувер тут же уловил настроение публики, нахмурил брови, придал голосу мрачность и запел песню, сочиненную вагантами, недоучившимися юнцами из цеховых школ:
Блудодейство, лиходейство, воровство, разбой и мор!..
Мир греховный! Суд верховный грозный вынес приговор.
Тлена тленней лист осенний. Навзничь падают дубы.
Не спасете бренной плоти от карающей судьбы.
Дальше капитан слушать не стал и вошел в здание суда. Трилист решил, что он фац – глупец, как ваганты называли тех людей, кто не мог раскусить их поэзию, проникнуться тонкостью созвучий и изяществом слога.
В коридорах толкались мелкие служащие и клирики, в большом зале на первом этаже расставляли лавки. Геб взбежал по лестнице, кивнул вооруженным слугам, охраняющим короткий коридор, и толкнул дверь.
Трое приосов, которым предстояло быть судьями, поджидали его. Тесть капитана, Велитако Роэл, облаченный в бархатные панталоны и кафтан из тонкой шерсти, с треугольным медальоном на тяжелой шейной цепи, стоял посреди комнаты рядом с Астакусом Геритарским. Астакус, владелец крупнейшей в городе текстильной мастерской и обширных земель на южном побережье, мужчина ненамного старше Трилиста, занимал должность Великого Приоса, главы Приората. Его длинные тонкие пальцы были унизаны перстнями, а одежда – даже богаче, чем у Велитако, хотя Геб заметил, что она не парадная, почему-то Астакус облачился в дорожный костюм. Острые загнутые носы полусапожек Великого Приоса посверкивали золотыми бляшками.
Поодаль сидел Жерант Коско, аркмастер цеха оружейников. Он облачился во все черное – множество кротовьих шкурок пошло на его куртку и штаны.
Велитако важно кивнул Гебу, Астакус Геритарский поприветствовал его сухо, а Жерант что-то долго дребезжал, выражая надежду на здоровье и благополучие капитанской семьи. Трилист слушал его вполуха.
– Садитесь, капитан, – предложил наконец Астакус. Сам он расположился за круглым столом, рядом устроился Велитако. Трилист сел напротив. Жерант отошел к окну и замер там, грея старые кости в косых солнечных лучах.
– Я ненадолго, – сказал Геб. – Старшины цехов уже собираются внизу, но не видно никого из чаров. Им отправили приглашения?
– Нашим гонцам не удалось побеседовать ни с одним из аркмастеров магических цехов, – откликнулся Астакус. – Приглашения лишь были переданы слугам. Как видите, аркмастеры не явились, младшие чары тоже не пришли. Мы недовольны, капитан…
– Я не имею отношения к чарам, – возразил Геб.
– Речь о другом. Преступность растет. Нам сообщили, что в доме на окраине Круглой улицы вырезана семья со всеми слугами. В Пепле сгорела Яма… Впрочем, это как раз не волнует нас. Но дом Архивариуса? Он тоже сгорел.
– Знаю, – кивнул Геб.
– А сам Архивариус? Где он? Если старик погиб, Октон Маджигасси придет в негодование…
– Архивариус жив. Я лично помог ему добраться до Универсала.
Астакус наклонился вперед, положив руки на стол. Отраженный перстнями свет чуть не ослепил капитана.
– Архивариус в пирамиде? А Владыка?
– Его я не видел.
Великий Приос переглянулся с Роэлом.
– Вы уже выяснили, как сгорел дом? Это был случайный пожар или поджог? Архивариуса хотели убить?
Капитан помолчал, размышляя, говорить ли им, пожал плечами и сказал:
– Да, его хотели убить люди, присланные из Острога-На-Костях.
Три пары глаз уставились на него. Астакус, выпрямившись на стуле, провел ладонью по лицу.
– Почему вы так решили?
– Потому что я видел их.
– Видели – и не задержали? Почему?
Капитан нахмурился.
– Если бы Великий Приос тоже видел их, он бы не задавал подобных вопросов.
Астакус Гелитарский взглянул на капитана с таким возмущением, будто собрался сейчас же выгнать его со службы. Власти главы Приората хватило бы на это.
– Наше дело – управлять городом! Ваше – ловить преступников на улицах этого города. Значит, вы обвиняете Некроса Чермора в покушении на жизнь Архивариуса?
– Пока еще не обвиняю. То есть я знаю, что это он, но пока что жду. Хотя, если вы настаиваете, могу выдвинуть обвинение немедленно. Когда суд закончится и шамана казнят, соберу всех стражников и отправлюсь в Острог арестовывать Чермора. Очень сомневаюсь, что нам удастся это сделать. Хотя все может быть. В любом случае после подобного… подобного мероприятия от полицейской стражи останется едва ли треть. Скорее всего – куда меньше. И кто же будет патрулировать улицы? Приосы выделят своих слуг для этого? Я знаю, ваши дома охраняют отряды вооруженных молодцов вроде тех, что стоят здесь под дверью… Быть может, вы поделитесь с городом, Астакус?
Велитако Роэл отклонился назад так, чтобы Великий Приос не видел, и отрицательно качнул головой, давая понять капитану, что тот перегибает палку. Вот почему Трилист не любил встречи с мужами из Приората – слишком много тонкостей в разговорах, слишком тщательно надо следить за тем, что говоришь.
Астакус наконец справился с возмущением.
– Чтобы осудить аркмастера, обвинение должно быть тщательно обосновано, – заявил он. – Вам ли не знать этого, капитан Геб?
– Моих слов уже недостаточно для приосов?
– Ваших слов недостаточно для суда!
– Конечно. Но сейчас дело в другом, не так ли? Приорату не хочется ввязываться в дела чаров, вот и все. Дипломатия… – Геб презрительно скривил губы. – Кажется, так это называется?
– Архивариус не пришел в Приорат и никого ни в чем не обвинил! Насколько я понимаю, к полицейской страже он также не обратился?
– Пусть чары сами решают свои дела, – подал голос Велитако Роэл. – В начале нашей беседы Великий Приос упомянул другое. На улицах стало опасней. И это правда, капитан Геб, грабежи, насилие… В Фору приехало множество обедневших крестьян, большинство не может найти работу…
– И еще пепеляне, – подхватил Трилист. – Прямо перед тем как я вошел в это здание, мне донесли: они сходятся к Наледи. Идут по одному и по двое, чтобы привлекать поменьше внимания, разными улицами – но все к замку Гело Бесона. Не скажете ли, в чем причина?