Это же моя мысль…
Как только Чермор подумал это, облако исчезло. Он сделал еще шаг и вступил в стену тумана. В мутной белизне проступил массивный металлический предмет. Над ним склонилась подернутая дымкой фигура.
Некрос одновременно и видел, и не видел происходящее, ему казалось, что он сам – участник событий, хотя он наблюдал за ними со стороны; все было реальным, и в то же время он осознавал, что это – его видение, навеянное остаточной магией Лабиринта. Он попал внутрь своей собственной грёзы, он видел…
Человека в набедренной повязке, склонившегося над большой наковальней. Он мускулистый, гибкий, у него лысая бугристая голова. Он рассматривает нечто, лежащее на наковальне, затем берет в руки – это обруч. Незнакомец медленно поворачивает его. Кладет обратно, хочет уйти, но вновь склоняется к обручу, вновь тянет к нему руки, мучительно медленно поднимает, собираясь водрузить на голову.
Из тумана выступает другая фигура, в полтора раза выше обычного человека, – могучий мужчина, облаченный лишь в фартук, с очень длинными черными волосами, прикрывающими ягодицы. Хотя лицо его состоит из привычных частей: носа, лба, глаз, скул, подбородка, – почему-то вместе они составляют впечатление неистового, чудовищного разума. Тот, кто стоит у наковальни, поднимает обруч, и мужчина в фартуке устремляется к нему сзади. Теперь становится виден молот в его руках, тяжелый железный брус на толстой деревянной рукояти. Все происходит бесшумно, но Некрос телом ощущает хруст кости, когда молот опускается на бритый бугристый затылок. Череп раскалывается, кожа лопается, видна черная трещина – через нее вылетает наружу нечто вроде серебристого чечевичного зернышка. Семя смерти падает и катится, подпрыгивая. Человек с обручем вскрикивает – и вновь Некрос не слышит, но ощущает звук всем телом, вместе с болью и ужасом.
Раненый отскакивает, великан с молотом что-то кричит ему, от беззвучного рева содрогаются стены. Подняв молот, он наступает, незнакомец пятится, затем разворачивается и с обручем в руках бежит прямо на Некроса. Великан преследует его. Некрос делает шаг в сторону, но не успевает: беглец врезается в чара.
Тело погружается в плоть Некроса, и тот содрогается, ощутив внутри себя чуждое сознание, ощутив новые чувства, пропитывающие его собственные. Страх перед Хозяином, ужас перед вечной жизнью, которая только что бездонной пропастью распростерлась у ног… И всепоглощающее желание оставить обруч себе, не отдавать никому, ни за что, никогда! Вот он, этот обруч, в руках Некроса Чермора – который уже не Некрос Чермор, ведь теперь…
А еще он видит перед собой Хозяина, совсем близко, видит устремленный на него взгляд нечеловеческих глаз и занесенный для удара молот. Тот ужасен, но чар понимает, что страшиться нечего, ведь теперь он бессмертен…
И хотя аркмастер стал теперь кем-то другим, в то же время какая-то часть Некроса Чермора все еще живет в нем. Пусть очень смутно, но он осознает, кем является на самом деле, а потому выхватывает из сумки хрустальную реторту, в стенки которой впаяна алмазная крошка, и швыряет ее вперед, в лицо Хозяина…
Грёза исчезла. Не стало ни Наковальни, ни Духа Кузнеца, ни его кузницы. Реторта ударилась о столб, разбилась, и мертвая ртуть потекла по камню.
С мучительным усилием вспоминая, где он находится и зачем пришел сюда, Некрос Чермор развернулся. Эдзины и Зоб стояли позади, за кругом колонн. Ощущая следы чужого сознания в своей голове, отголосок ужаса перед жизнью в мертвой бесконечности, аркмастер одну за другой стал вытаскивать из сумки оставшиеся реторты и швырять в столбы. Тот, в который угодила первая, скрипел, проседая, ртуть пузырилась, впитываясь в него, растворяя, убивая камень.
Последняя реторта ударилась о столб, и Чермор побежал прочь, крича: «Назад!»
Они успели достичь прохода, через который попали сюда, когда своды задрожали. Столбы плавились, превращаясь в конусы, по ним стекал камень. Некрос попятился, спиной отталкивая эдзинов глубже в проход. Последний факел погас, все погрузилось во тьму. Теперь ничто не поддерживало своды. С низким стоном они сдвинулись, не способные совладать с давлением того, что находилось наверху. Мрак разрезала полоса света, за ней протянулась вторая. Некрос упал, прикрыв голову руками. Свод обвалился.
Чар первым взобрался на кучу камней, щурясь от света – не очень-то яркого, но режущего глаза после неровного факельного освещения. Здесь был коридор, часть его просела, часть провалилась.
– Теперь быстрее, – приказал Чермор. Он выбрался на каменный пол и пошел, слыша за спиной шаги эдзинов.
Чернокожие обогнали его и побежали впереди. Шум обвала наверняка разнесся по всей Наледи, скоро сюда сбегутся местные обитатели.
Из-за поворота выскочил мужчина с мечом, и Некрос не успел приказать, чтобы его оставили в живых, – клинки чернокожих уже пронзили грудь человека.
– Подождите! – Чермор ускорил шаг, обгоняя эдзинов. Перед ним появилась старуха с ведрами. Аркмастер сбил ее с ног, она растянулась на полу, ведра со стуком покатились по полу.
– Где пленница? – прокричал Некрос в морщинистое лицо. – Девица с темными волосами, твой хозяин недавно привел ее сюда. Где ее держат?
Голова старухи тряслась, мутные глаза бессмысленно смотрели на чара.
– Гело Бесон похитил ее… – начал Некрос. Услышав знакомое имя, старуха шевельнулась, тощая рука показала назад.
Клацнул арбалет. Чермор выпрямился. Появившийся из-за угла мужчина валился на пол с болтом в груди. Зоб крюком подцепил кольцо и потянул, перезаряжая оружие. Перепрыгнув через старуху, Чермор побежал дальше, замечая, что камень теперь скрыт под тонким ледяным налетом. Стало холоднее.
Некрос бежал, по сторонам от него неслись эдзины, Тасси мчался у ног хозяина. Зоб тяжело топал следом. Коридор вновь изогнулся, и впереди возник проем.
Ледяной зал. Слева и справа вдоль стен стояли люди в клетчатых килтах, с длинными мечами на плечах. В голубом сиянии на середине помещения Чермор разглядел коленопреклоненную фигуру. Воздух дрожал от низкого гудения, стены искрились мириадами белых точек. С покатого, состоящего из перевернутых ребристых чаш купола медленно опускались ледяные сталактиты, вытягивались к полу, меняя форму и приобретая знакомые человеческие очертания.
Услышав отдаленный грохот, Риджи Ана подняла голову над подушкой. Она лежала, укрывшись одеялом до подбородка, но это плохо помогало: из-за холода девушка не могла заснуть.
Звук пришел из глубины здания. Пол дрогнул. Отбросив одеяло, Риджи вскочила, прислушиваясь. Грохот сменился низким рокотом, пол опять дрогнул – и все смолкло.
Риджи бросилась к двери; пробегая мимо зеркала, приостановилась, окинула себя быстрым взглядом, нахмурившись, провела рукой по волосам.
Выскочив в коридор, она натолкнулась на Хуго Чаттана, спешащего куда-то с озабоченным лицом.
– Что происходит? – выкрикнула Риджи.
– Пока не знаю, красавица. Что-то обрушилось.
– А где старик?
– Старик! – фыркнул он. – Ты, конечно же, имеешь в виду Гело Бесона?
– Ага. Своего… жениха.
– Я думал, он в бассейне, но там никого нет. Иди к себе и сиди тихо, – велел Хуго. – Не высовывайся.
Риджи кивнула и попятилась в комнату. Чаттан устремился дальше. Как только он исчез за поворотом, девушка, тихо прикрыв за собой дверь, побежала следом.
Глава 11
Девица захныкала и замотала головой, мастер Бонзо нажал большими пальцами на ее виски – и давил до тех пор, пока она не утихла. Кузнец развел маленькие ручки в стороны, вложил кисти в захваты, которые теперь могли двигаться вдоль боковых штанг, и затянул винты.
Пришлось повозиться. По углам рамы он приспособил четыре шарнира, чтобы продольные штанги сдвигались и раздвигались, сделал новые захваты, ослабил ремни кожаного седла, изменил форму вогнутого железного ложа, куда укладывалась спина подопечного. «Подопечный» – этим словом мастер называл тех, на ком испытывал свои устройства.
Диворама лежала на двух низких козлах посередине кузницы, подопечная лежала в Дивораме. Мастер сквозь облако мушек оглядел распятое тело.
Мушек стало больше, они напоминали слой темного дыма, повисшего над рамой, – живого, звенящего дыма, – но Бонзо за многие десятилетия настолько привык, что не обращал на них внимания.
Кузнец взялся за прут, тянувшийся вдоль левой штанги, нащупал семь выпиленных в нем углублений. Каждое соответствовало определенной степени боли. Мастер подумал-подумал – и сдвинул прут так, чтобы торчащий из штанги короткий штырь указал на третье снизу.
Под седлом и ложем, за переплетением ремней, в которых, как муха в паутине, висела подопечная, сдвинулись рычаги, провернулись шестерни, что-то застрекотало, защелкало…
Ипи выгнулась, натянув ремни, тонко вскрикнула, глаза ее округлились.
Звон взбудораженных мушек наполнил кузницу. Крошечные, раньше едва различимые сущности увеличились, напитываясь соками чужой жизни, вместе с болью выходящей из тела. Все вокруг стало плоским, как нарисованная на холсте декорация. Лиловый свет приобрел янтарный оттенок и потяжелел, мутная волна медленно излилась сквозь стены и полки, сквозь горн и верстак. Тень кузнеца на полу обозначилась четче, потемнела.
Глаза Ипи закатились, так что остались видны лишь слепые белки. Дергающееся в ремнях и зажимах тело обмякло.
Звон утих, тяжелый свет схлынул, померк.
– Да что же это такое! – вскричал мастер Бонзо, возвращая прут в прежнее положение. – Вот так сразу раз – и всё? Как же я буду испытывать Дивораму на такой слабой подопечной? Надо, надо другую – но где ее взять?
Мысль о том, чтобы покинуть кузницу, разыскать молодого аркмастера и вытребовать новую девицу, не приходила Бонзо в голову. Его память не хранила картин того, что осталось снаружи, мастер провел в кузнице долгие, бесконечные десятилетия. В дальнем конце помещения имелся проход, за ним – коридор, ведущий в спальню, столовую и комнату для мытья, куда приносили чистую воду. Коридор заканчивался короткой лестницей, а она, в свою очередь, квадратной крышкой из отесанных бревен. Люк был границей мира, и что находится дальше… Нет, этого Бонзо не помнил. Люди менялись, пищу приносили новые тюремщики, вереница присланных снаружи подопечных проходила через потемневшие от копоти руки мастера, а сам он оставался таким, как прежде: время вокруг башни застыло давным-давно, в ту ночь, когда убили строителей Острога. Мастер Бонзо, найдя бессмертие в заколдованном круге пыток и чужих смертей, помнил еще Гэри Чермора, деда нынешних хозяев Острога. Вся его жизнь состояла из этих стен, горна, полок с инструментами и верстака, из тяжелого света, пропитывающего кузницу, из звука, издаваемого мушками, – и если бы когда-нибудь их звон по какой-то причине вдруг смолк, Бонзо очень, очень бы удивился.
* * *
Больше всего трупов лежало сразу за воротами, вокруг устройства, напоминающего здоровенный арбалет на треноге. В другое время Гарбуш заинтересовался бы им, но сейчас он сразу пошел дальше. Кепер и Дикси спешили следом. Каждому Гарбуш дал по два огнестрела, оставив себе три. Его оружие висело в чехлах на перевязи, и та же перевязь удерживала на спине пару топоров. Спутники засунули огнестрелы за пояса, а топоры держали в руках.
Теперь смерть не пугала Гарбуша – он обходил тела, шел по лужам крови, и лицо его оставалось невозмутимым.
– Смотрите, тут некоторые одеты одинаково, – заметил Дикси. – А остальные в лохмотьях.
– Это – тюремщики, а это – те, кто напал на Острог, – пояснил Гарбуш.
Рядом горело какое-то деревянное строение, по земле стелился дым, тянуло гарью. Возле тюремщика с выпавшими из живота внутренностями Кепер прижал ладонь ко рту. Дикси держался лучше, хотя его лицо побледнело.
Сразу за воротами находилась каменная площадка, дальше начиналась плотно утоптанная темная земля. Гноморобы свернули, обходя безобразную башню со скошенной крышей, – почему-то все здания Острога, даже те, что внешне не отличались от обычных городских сараев и конюшен, несли на себе печать уродства.
За башней обнаружился длинный барак с рядом окон, слева высилась земляная насыпь, справа росли деревья. Гарбуш остановился, соображая, куда идти. Раздались приглушенные шаги, стукнула дверь. Из башни выскочил человек с мечом и кожаной сумкой в руках. Увидев карл, он остановился, сделал шаг к ним, поднимая меч, затем развернулся и убежал к воротам.
Из-за деревьев донесся шум.
– Идем в ту сторону, – решил Гарбуш.
– Почему туда? – спросил Дикси.
– Капитан стражников сказал, кузница где-то в центре. Лучше пройти здесь, чем забираться на насыпь.
Они двинулись вдоль барака. Из окон его доносилось гудение пламени. Любопытство и страх владели Кепером, происходящее и привлекало, и отвращало его. Гарбуш успел лишь сказать: «Не надо!» – а гномороб уже шагнул к бараку и, вытянувшись на цыпочках, заглянул в окно. Наверное, здесь жили обитатели Острога, какие-нибудь младшие тюремщики: вдоль стен тянулись узкие койки, в углу стоял штабель с оружием, а в дальнем конце помещения, на залитом кровью полу… Кепер отпрянул и согнулся, упираясь ладонями в стену. Его стошнило.
– Говорю же – не гляди туда! – прикрикнул на него Гарбуш, схватил Кепера за воротник и потянул дальше.
– Это ведь сад, – произнес Дикси, когда здание осталось позади.
– Парк, – поправил Гарбуш. – По-моему, люди называют такое парком. А может, и садом.
Запах гари стал слабее. Карлы вступили под кроны деревьев, посаженных ровными рядами. Лучи заходящего солнца образовывали наклонный частокол света и теней, гноморобы пошли сквозь него, слыша все более громкий шум впереди. Легкий ветер шевелил ветви, шелестел пожухлой травой.
Дикси сказал:
– Там что-то есть.
Сжимая топор в одной руке, подняв огнестрел, Гарбуш бочком двинулся вдоль ряда деревьев. Палая листва красно-желтым ковром устилала землю. От резких, ярких цветов рябило в глазах. Шум впереди стих, повисла тишина, только листья шуршали под ногами.
– Вон, я вижу! – воскликнул Дикси.
Гарбуш с Кепером пригляделись.
– Что? – спросил Гарбуш. – Я ничего…
– Да нет же, вот!
Костяная нога Дикси при каждом шаге глубоко погружалась в листья. Малец заспешил в сторону, миновал ряд деревьев и встал, показав себе под ноги. Гарбуш с Кепером пошли за ним. Дикси, зажав нос пальцами, отступил. Когда гноморобы приблизились, он тряс головой и моргал.
– Как воняет!
В земле виднелась откинутая решетка люка. Листья здесь кто-то сгреб в сторону, на голой земле лежал человек – ноги его свисали вниз. Гарбуш, стараясь дышать ртом, маленькими шажками подошел ближе и заглянул в яму.
– Это вроде камеры, – сказал он, вернувшись. – На одного узника. Наверное, ему туда еду сбрасывали, он там и ел и… – не договорив, гномороб уставился в просвет между деревьями, наконец замечая, что впереди есть другие решетки.
– Как же он выбрался? – начал Кепер, но Гарбуш уже пошел дальше.
Ряд земляных камер все тянулся и тянулся. Часть решетчатых люков была закрыта, часть – распахнута. Дикси рискнул заглянуть в некоторые и не увидел там узников.
– Им помогли выбраться, только я не пойму – как. Слушайте, а с какой стороны мы пришли? Гарбуш, ты помнишь? Я вроде запутался.
– Тише! Там что-то происходит.
Когда гноморобы остановились, шелест листьев смолк. Они услышали вскрик, приглушенный лязг. Гарбуш, пригнувшись, пошел на звук, Дикси с Кепером последовали за ним.
Трудно было различить, что находится впереди, ряды деревьев образовывали чересполосицу света и теней. В очередной раз попав на освещенный участок, Гарбуш остановился, глядя вдоль узкого, наполненного бледно-желтой пылью пространства. Казалось, что полоса теплого света между двумя рядами темноты тянется куда-то очень далеко, и если пойти по ней, то в конце концов выйдешь… быть может, к пологим холмам заброшенной, позабытой всеми страны, где нет ни Острога, ни трупов. Длинная тень пересекла свет, качнулась обратно. Что-то скрипнуло, и Гарбуш прищурился.
В десятке шагов впереди с ветви высокого дерева свисал человек. Он покачивался, ветвь тихо скрипела.
Ветер подул сильнее.
– Опять шумят, – прошептал Кепер.
– Там, наверное… – начал Дикси и не договорил. Раздался вопль, потом лязг. Пригибаясь, гноморобы устремились вперед.
Они пробежали под ногами повешенного, и тут парк закончился. Дальше тянулся канал, через него вел узкий мост без перил, крутой, будто радуга, протянувшаяся между берегами. Гарбуш отпрянул, когда сбоку из парка выскочил тюремщик. Откуда ни возьмись на пути его вырос безногий человек с торсом, прикрученным веревками к широкой доске. Он, выбросив руки вперед, качнулся и оказался у ног беглеца. Тот отпрыгнул, но калека уже схватил вонзенный в тележку узкий серп и полоснул им по щиколоткам тюремщика.
Из парка выбегали люди в лохмотьях, один без руки, другой одноглазый, третий безухий… Тюремщик упал на колени, калека-обрубок схватил его сзади за волосы, дернул и опрокинул на спину.
Раздался шелест, и гноморобы оглянулись. Из полосы тени выступил человек с деревяшкой вместо ноги. Увидев их, он быстро заковылял вперед, размахивая лезвием косы.
– Ходу! – Гарбуш помчался к каналу.
Он прыгнул на мост. Кепер бежал в трех шагах позади, а вот Дикси отставал: костяная нога мешала двигаться быстро. Человек-обрубок преследовал его, зажав серп в зубах, следом ковылял одноногий. Гарбуш достал огнестрел, расставив ноги, прицелился и нажал на крючок в тот миг, когда нога Дикси стукнула по доскам моста.
Рука дернулась, гномороба качнуло, но он устоял. И даже, к своему удивлению, попал – заряд ударил в живот человека на деревяшке, отбросил назад. Безногий калека метнул серп в беглецов – и одновременно Кепер запустил топор. Пробив костяную корку, серп вонзился в ногу, а топор угодил в толпу калек и опрокинул двоих. Дикси, охнув, вытащил из-за пояса огнестрел, направил на обрубка и дернул крючок.
Отдача опрокинула его на спину.
– Дальше! – прокричал Гарбуш, помогая ему встать.
Достигнув середины моста-арки, гноморобы оказались гораздо выше уровня земли. Человек-обрубок валялся в траве, шаря вокруг себя руками, пытаясь ухватиться за что-нибудь и выпрямиться. Толпа калек приближалась.
На другой стороне прямо у моста несколько изможденных людей – Гарбуш решил, что это узники из земляных камер – склонились над кучей плоти, когда-то бывшей эдзином. Нога Дикси застучала по доскам, и к гноморобам обратились забрызганные кровью лица.
Карлы остановились, глядя то вперед, то назад. Под ними быстро текла грязно-зеленая вода. Калеки вступили на мост.
Дикси и Кепер подняли топоры, Гарбуш взял в каждую руку по огнестрелу. Он еще раз оглянулся на преследователей, затем глянул на узников. Безоружные, только один с мечом эдзина… По тому, как он обеими руками сжимал рукоять, опустив клинок к земле, становилось понятно, насколько измождены эти люди.
– Я сейчас выстрелю, – прошептал Гарбуш. – В этих, которые впереди. И сразу бежим. Ясно?
– А я топор метну, – сказал Дикси. – У меня еще один есть.
– Хорошо. Но только после того как я…
Калеки побежали, и Гарбуш, повернувшись к ним спиной, выстрелил из двух огнестрелов.
На этот раз он не рассчитал: отдача оказалась слишком сильной. Его отбросило назад, на Кепера, тот присел, чтобы не упасть, Гарбуш перелетел через него и свалился на край моста. Слыша вопли и крики над головой, гномороб попытался ухватиться за доски, но, перекувырнувшись через край, полетел вниз.
Он погрузился с головой, успев вдохнуть, и все же глотнул воды. Сильное течение поволокло его прочь. Гарбуш согнулся, содрал с плеча перевязь, задергал руками и ногами, пытаясь всплыть. Как только топоры перестали тянуть его ко дну, течение подхватило легкое тело. Гарбуша вынесло на поверхность, фыркая и плюясь, он оглянулся – дерущиеся были уже далеко. На фоне неба мелькали фигуры, сквозь плеск доносились крики, затем возникла вспышка, громыхнул выстрел. Канал стал шире, повернул – и мост исчез из виду.
Воду наполняла взвесь глины, в ней плавала тина и водоросли, какие-то зеленые хлопья, тонкие белесые корни, на поверхности качались острова пены. Трижды Гарбуша проносило под мостами-арками, несколько раз канал круто поворачивал – и все время течение было таким быстрым, а голые глиняные берега такими крутыми, что гномороб не мог выбраться.
Поток нес его к центру тюремного мирка, все дальше от внешней стены, границы, за которой тянулись городские кварталы. Теперь ничто не напоминало о том, что вокруг – Фора. На берегах возникали и быстро исчезали то длинные бараки, то кривые башни, безлистые деревья, виселицы, диковинные, уродливые здания непонятного предназначения. Некоторые горели, серый дым стелился по земле.
Поток вновь повернул, впереди возникла земляная насыпь. Солнце зашло, хотя пока еще было светло. Тень от насыпи легла на землю и воду канала.
Берега сблизились; Гарбуш решил, что теперь сможет выбраться, но сильный поток закрутил его, потянул ко дну, тут же выбросил на поверхность – и вновь поволок вниз. Вода заклокотала.
Гарбуш успел разглядеть, что канал рассекает насыпь напополам. Он стал совсем узким, берега почти сомкнулись над ним – гномороб будто очутился в земляной трубе. На мгновение стало темно, бурлящая вода устремилась вниз. Короткий водопад закончился озером; с одной стороны полукругом высилась насыпь, с другой тянулся заросший кустами пологий берег. Вынырнув, гномороб разглядел тела людей в кандалах, неподвижно лежащие на склонах насыпи среди завалов глины. Между ними валялись кирки и лопаты.
Гарбуш устал, потяжелевшая одежда тянула ко дну, сердце колотилось, болела грудь. Он не сразу различил границу, где заканчивалось озеро и начинался берег – водная поверхность и земля имели одинаковый цвет. Наполненная грязью вода напоминала помутневшую от времени бронзу; она не плескалась, только вокруг гномороба возникали мелкие волны. Гарбуш проплыл мимо застывшего на поверхности трупа, зацепив ногой дно, попытался выпрямиться, но ступни погрузились в ил. Он так и не встал – добравшись до жирной, пахнущей тиной земли, пополз. Хватаясь за сухие стебли, поднялся на колени, вновь попробовал подняться, не смог и пополз дальше, разводя растения руками.
Наконец земля стала твердой, и гномороб выпрямился. Грязь облепила его со всех сторон, пропитала одежду. Ноги дрожали. Густой болотный запах не позволял глубоко вздохнуть, от него начинала кружиться голова.
Гарбуш посмотрел на озеро, на стену насыпи, завалы глины и тела людей и пошел через заросли, хлюпая сапогами в мягкой земле. Остающиеся позади следы тут же наполняла жижа. Здесь не чувствовался запах гари, не было ни огня, ни дыма, но в воздухе висел влажный туман.
Топкий берег закончился, земля стала твердой, потом ее сменил камень. Гарбуш нагнулся, провел рукой по аккуратно уложенным булыжникам, пошел быстрее. Туман поредел, из него выступил высокий силуэт. Через несколько шагов гномороб различил башню. Он побежал, спотыкаясь; достигнув площадки перед строением, остановился.
Туман исчез вовсе, но гномороб не мог толком разглядеть башню: ее окутывало темное облако. Оно висело неподвижно, но внутри что-то беспрерывно шевелилось, сновало из стороны в сторону. Подойдя ближе, Гарбуш увидел деревянный люк у основания башни. Он не мог понять, в чем тут дело, то ли зрение помутилось, то ли вблизи здания пространство и впрямь уплощается, теряет глубину?
Тонкий, едва слышный звон достиг ушей. Воздух дрожал, напитанный какой-то силой, поднимающейся из-под камней и земли. В мертвой тишине гномороб присел возле люка.
Огляделся: вокруг никого, ведущая от башни узкая дорожка, извиваясь между зарослями, исчезает в тумане. Гарбуш ухватился за скобу на люке, приподнял его и заглянул. Короткая деревянная лестница, за ней – коридор с земляными стенами, озаренный ровным светом. В стенах проемы, укрепленные деревянными рамами… Мгновение Гарбуш видел все это, а потом отпрянул, прикусив язык, распластался на камнях. Он не отличался чувствительностью, но от силы ударивших из люка миазмов скрутило живот и зазвенело в голове. Это был не запах, гномороб ощутил нечто другое: чужие чувства, бьющие из подземелья боль и страх. Гарбуш сжал голову руками, зажмурил глаза.
И услышал негромкий стук. Гномороб потянулся к перевязи, вспомнил, что ее нет, достал из сапога короткий стилет, приподнялся, занося оружие, чтобы ударить того, кто приближался к нему. По дорожке между кустов к зданию брели двое карл. Дикси тяжело припадал на костяную ногу. Лоб и правая скула Кепера кровоточили.
– Мы… – начал Дикси громко, но Гарбуш махнул рукой и показал вниз. Дикси, помедлив, кивнул. Гномороб оглядел друзей – у них были такие же, как у него, стилеты. Кепер держал огнестрел.
– Заряжен? – шепотом спросил Гарбуш.
Кепер губами беззвучно ответил: «Да».
Гарбуш открыл люк и начал осторожно спускаться. Хуже всего, если Ипи не окажется здесь, если она в какой-нибудь камере… Как же тогда ее искать?
Он спустился до середины лестницы, теперь его голова оказалась на уровне земли. Дикси присел возле люка. Миазмы боли текли навстречу, плескались в сознании. Они были невидимы, и в то же время Гарбуш ощущал их цвет – синий, с зеленоватым отливом, как у брюшка навозной мухи. Гномороб спустился еще на две ступени. Как искать Ипи, если ее здесь не окажется? По Острогу можно бродить много дней, он уже понял, насколько велика тюрьма. Оружия почти не осталось, и если…